Текст книги "Противостояние I (СИ)"

Автор книги: Александр Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 21. Сергей Телюпа и Саша

Пятница, 7 апреля, 07:30 московского (12:30 иркутского) времени

Чтобы понять, что так взволновало Сергея Телюпу, нужно, наверное, вернуться на час назад и посмотреть, чем он в то время занимался.

Саша Кузнецов в сопровождении Кати Карташовой сходил на большом перерыве в буфет, после чего они с ней расстались: Катя пошла на лекцию, а Саша отправился в ректорат. Своей подруге он сказал, что тётя Марина попросила его зайти туда и забрать какое-то пришедшее на адрес ректората письмо для неё. На самом же деле Саша соврал. Ни в какой в ректорат он не заходил и никакое письмо для Марины Михайловны туда не приходило, а направился он прямиком к первому отделу. Кабинет начальника первого отдела пару дней назад занял полковник Телюпа, своей властью отправив законного хозяина кабинета в отпуск за два года.

Попросив секретаршу доложить о нём, Саша потолкался у входной двери, а когда его пригласили, зашёл в кабинет, плотно затворив за собой обе двери небольшого тамбура. Кивком поздоровавшись с Сергеем Васильевичем, Саша без приглашения присел на свободный стул рядом со столом нового хозяина кабинета и негромко начал:

– Марина Михайловна передаёт вам привет и просила передать кое-что Юрию Владимировичу. Записывайте!... – дождавшись, когда его собеседник откроет блокнот и приведёт «вечное перо» в рабочее состояние, Саша продолжил. – Первое: новую передачу «Момента истины» мы проведём не во вторник, а уже сегодня. Сразу после программы «Время» и начнём. Мы знаем, что в Москве выставлены дополнительные станции постановки помех, поэтому это будет пробная передача. Мы проведём её только для того, чтобы выявить и уничтожить все «глушилки» – как новые, так и старые. Повтор передачи сделаем, как и договаривались, во вторник. Уже набело – без «глушилок». Не думаю, что ко вторнику ваши техники успеют отремонтировать то, что я сегодня сломаю. Я буду очень обстоятельным. Обещаю! Менять придётся всё оборудование! Да! Пусть предупредят людей на станциях постановки помех, чтобы они были готовы к возникновению локальных пожаров. Сами понимаете, там вся аппаратура под высоким напряжением. Одно неловкое движение и короткое замыкание! А у меня не будет очень много времени, чтобы осторожничать. Очень уж многое мне предстоит сделать. Короче, пусть будут начеку! Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из них пострадал.

Сергей кивнул, не поднимая глаз от своего блокнота. Саша продолжил:

– На сей раз трансляцию будем вести не только на Москву и Московскую область, но и на Ленинград. Ленинградцы тоже интересуются, я узнавал. И они имеют точно такое же право знать, как и москвичи! Заодно разберусь с тамошними «глушилками». И ещё передайте, что пеленгация им ничего не даст. Их пеленгаторы будут указывать на Останкинскую башню в Москве и на локальные телевышки в других городах. Мы же должны об удобстве телезрителей подумать, верно? Чтобы не пришлось людям их комнатные и коллективные антенны перенастраивать. Так что помехи можно будет ставить, не выжидая шестидесяти секунд. И мне, и вам проще будет. Я их быстренько ликвидирую и можем расходиться по домам. Кстати, пеленгаторы я не собираюсь ломать. Пусть не волнуются. Во-первых, это имущество военное, а во-вторых, они мне не мешают.

– Теперь следующее, – нахмурился он. – Погодите писать. Сначала послушайте... Поскольку в Загорске на вторник намечены очень серьёзные мероприятия по противодействию, как то: блокирование с помощью внутренних войск всех ведущих к Лавре улиц; блокирование проходов в саму Лавру; снайперы на крышах высоких зданий; лавки с выпечкой, дефицитной колбасой и водкой; духовой оркестр; армейские агитационные громкоговорители и прочая лабуда – я сразу перехожу к плану «Б». Вы должны будете передать Андронову следующее: вот теперь пишите! Идея раздать участвующим в оцеплении солдатам боевые патроны и принесение нескольких из них в жертву снайперам, с целью вызвать беспорядочную ответную стрельбу по горожанам, хороша, но очень уж бессовестна. Я понимаю Смыслова. Он хочет таким бесчеловечным способом свалить вину за беспорядки на нас с Мариной Михайловной, одновременно замазав нас кровью и развеяв сложившееся мнение о нас, как о людях добрых. Ход хитрый, но у него ничего не выйдет, потому что мы о нём знаем. Насчёт снайперов он сегодня будет разговаривать с руководством ГРУ Генштаба, но не факт, что сумеет договориться, и не факт, что даже если руководство согласится выделить для этой цели пару – тройку своих спецов, те согласятся стрелять по солдатам. А я непременно вмешаюсь и помогу этим офицерам принять правильное решение. Они в конце концов нормальные люди, чтобы просто так убивать ни в чём не повинных людей. Да и не военное время сейчас, чтобы опасаться ответственности за неисполнение приказа...

Он опустил глаза, вздохнул и продолжил:

– У этих двоих – я имею в виду Смыслова и Пельше – состоялся разговор тет а тет, в результате которого они пришли к единому мнению. Оба согласились с тем, что исходящая от нас для существующего в стране строя угроза перекрывает любые возможные выгоды от нашего с ними сотрудничества. Они заблуждаются и в том, что фантазируют о каком-то будущем сотрудничестве, и в том, что мы можем представлять хоть какую-то угрозу для простых людей. Мы с Мариной Михайловной боимся прозевать ещё какую-нибудь подлость с их стороны, поэтому вынуждены будем прямо сегодня вывести их из игры. Уложу на больничную койку на пару недель и того, и другого. Если будут артачиться и не оставят попытки уничтожить или скомпрометировать нас, я перейду к более жёстким мерам. Прошу вас объяснить Андронову всё это. Он должен понимать, что происходит, и попытаться объяснить логику наших действий Брежневу. Ему, кстати, тоже пора уже определиться...

Он остановился на пару секунд, потом вздохнул и продолжил:

– И ещё одно... Юрий Владимирович должен будет предупредить Брежнева о том, что если тот примкнёт к мнению Смыслова и Пельше, то также моментально окажется на больничной койке. Подходящие болезни у всех троих уже имеются. Ничего нового придумывать не нужно. Всё будет выглядеть совершенно естественно. Ни один врачебный консилиум не усомнится! Обычное обострение течения ранее найденной болезни. Если они и дальше будут вести себя как упрямые ослы, с больничных коек они уже не поднимутся. Медицина не всесильна. Буду они у меня с интервалом раз в неделю отправляться к праотцам! Неделю буду давать, чтобы скорбящий народ с предыдущим именитым покойником успел проститься. Страна месяц подряд по телевизору один «Танец маленьких лебедей» смотреть будет! Нам с Мариной Михайловной надоело! Не понимают по-хорошему, будем действовать по-плохому. Вашего начальника я не трогаю, потому что он в этом конфликте занял верную позицию.

Саша неожиданно вспылил:

– Неужели так трудно понять, что мы тоже люди, и что их проблемы со здоровьем нас совершенно не волнуют?! За ними и без того лучшие врачи Союза присматривают и лечат их! Идиоты...

Он помолчал немного, успокоился и продолжил:

– Теперь следующее. Завтра вечером дочери Марины Михайловны возвращаются домой. Они совершенно не в курсе происходящего, и какую роль мы с Мариной Михайловной в этих событиях играем, поэтому любую слежку за ними я буду рассматривать как подготовку похищения или покушения на их жизнь! То же самое касается и Антоши Успенской в Сергиевом Посаде. Юрий Владимирович знает, о ком я говорю. Так вот, предупредите его, что в случае неповиновения, я буду калечить топтунов и уничтожать тех, кто давал им задание на слежку. Постарайтесь убедить его в серьёзности моих намерений. Мне не хотелось бы лишнюю кровь проливать, но для нас и для человечества в целом на кону стоит слишком много, чтобы всерьёз задумываться о судьбе десятка – другого ваших сотрудников.

– И последнее... Марина Михайловна просила передать, что ещё не поздно дать задний ход. Она по-прежнему готова принять извинения и приостановить исполнение всех угроз на тех же самых условиях. То есть, если будет гарантировано, что нас раз и навсегда оставляют в покое! У неё будут и другие условия, но она расскажет о них при личной встрече с Леонидом Ильичом и Юрием Владимировичем. Встречаться с другими она не видит смысла.

Сергей молча кивнул, стенографируя в рабочий блокнот Сашины слова. Поднял на него глаза, понял, что продолжения не будет, перелистнул на три страницы назад и по пунктам повторил всё, что было сказано. Когда он дочитал до конца, Саша кивнул:

– Да, правильно, всё именно так и передайте.

– Я немножко не понял. Ты сегодня собираешься повторить передачу от 7-го апреля или это будет новая передача?

– Новая, конечно! Зачем повторяться? Людям скучно будет.

– А о чём она? Или это секрет?

– Да нет, не секрет. – Саша смешливо фыркнул, – Какие у нас могут быть секреты от руководства страны? Записывайте! В общем разделе мы сегодня поговорим об ошибках и перекосах в финансировании и снабжении регионов Советского Союза. Какие республики сколько дают в общий котёл, и сколько они из этого котла черпают. Покажем прилавки магазинов в периферийных городах России и для сравнения в прибалтийских республиках и республиках Закавказья. Примерно понятно?

Сергей кивнул, не поднимая на него глаз. Он быстро писал.

– Угу, понятно, – пробормотал он, – Это может стать бомбой...

– Угу, может. Вообще-то, все эти данные имеются в открытой печати. Они взяты из ежегодных статистических сборников. Просто мы постарались сделать их понятными для всех. Посмотрим, что после этого запоют руководители некоторых союзных республик, которые считают, что Москва выделяет на их обеспечение и развитие недостаточно средств!

– Всё?

– Нет, не всё. Будет и вторая часть, которую мы назвали «Семейный альбом». Решили завести такую вот постоянную рубрику. Партийных начальников много. У них есть жёны, дети, близкие и дальние родственники, но о них никто не говорит. Это несправедливо по отношению к ним самим, да и советским людям интересно будет узнать немного об их жизни. Чем они живут, как живут, не нуждаются ли в чём-нибудь, понимаете? Сегодня решили поговорить о детях Леонида Ильича. Он в последние дни что-то очень уж тормозит. Нужно подтолкнуть его к принятию решения. В этом нам поможет его дочка. Точнее, не она сама, а рассказ о ней, о её мужьях, о её знакомых и о некоторых особенностях её личной жизни. Я думаю, простым гражданам Советского Союза будет очень интересно. Особенно женщинам.

Сергей усмехнулся на это. Доводилось ему слышать о поведении Галины Леонидовны. Довольно легкомысленная она особа. Легкомысленная и импульсивная. Опасная смесь для того, кто находится на виду.

– Каких знакомых ты имеешь в виду? Я о некоторых слышал...

– Разных. Их у неё многие десятки. Она не всех из них по именам помнит. Мы хотим на нескольких примерах показать, как легко и просто решаются очень сложные вопросы и делаются стремительные карьеры, если ты лично знаком с дочерью Брежнева или хотя бы с теми, кто относится к её окружению. Поучительные истории, смею вас заверить! Думаю, Леониду Ильичу тоже интересно будет посмотреть и послушать. Он далеко не всё про свою гиперактивную дочурку знает! Ох, не всё! Вот мы все вместе посидим и посмотрим.

– Угу... Теперь всё?

– Да, всё. Только ещё одно. Если кому-нибудь придёт в голову, что наступление это лучший способ защиты, то я мигом докажу ему обратное. В случае с нами это точно не сработает! Так вот, если такая оказия случится, я тут же забываю обо всех договорённостях и обещаниях и начинаю злодействовать уже без оглядки на чьи-либо жизни или здоровье! Уверяю, мало при этом никому не покажется!

– Понятно. Слушай, Саша, эта информация очень срочная и важная. Где я смогу тебя найти, если потребуется?

– Я буду дома. Прямо от вас и пойду. Придётся последние две пары пропустить. Мой телефон у вас имеется. Если они там решат, что настала пора договариваться, пусть Юрий Владимирович или Леонид Ильич звонят мне домой напрямую. Мы вместе и решим, как поступить.

***

Саша действительно ушёл домой, но не напрямую, как обещал. Решил, что особо торопиться некуда, и зашёл в деканат лечебного факультета. Там он для начала разыграл небольшую сценку перед секретаршей декана Зинаидой Константиновной. Ещё в коридоре сделал скорбное лицо, во время разговора держался за живот, а на её вопрос – что с ним? – ответил, что у него после посещения столовой разболелся желудок, и поэтому он отчаливает домой лечиться домашними средствами – раствором марганцовки, кипячёным молоком и специальным травяным сбором, который его знакомые собирали в Приморском крае.

Всё это было проделано только для того, чтобы получить возможность обменяться парой слов с Лидочкой Милославской – юной помощницей Зинаиды Константиновны и по случайному совпадению дочерью её родной сестры, то есть племянницей. Кстати, всем на первом курсе лечфака известно, что у этих двоих малолеток роман. Кто-то посмеивается над ними, но кое-кто и завидует. Впрочем, Саша не добился, чего хотел. Лида выслушала его торопливый шепоток, бросила на тётю Зину взгляд, вздохнула и помотала своими кудряшками:

– Не могу! У меня ещё полно дел. Уходи, Кузнецов, не мешай! А то мне здесь до ночи сидеть придётся.

Саша коротко оглянулся на Зинаиду Константиновну, вжикнул молнией своей папки, которую он иногда в институт вместо портфеля таскает, и достал из неё чёрный парик.

– Смотри! – негромко сказал он, протягивая парик Лидочке, – Спрячешь свои кудряшки под этот парик и тебя от Мирей Матье будет не отличить.

Ну это уж слишком! Лидочка тут же оторвалась от пишущей машинки, развернулась к нему и выхватила парик из его руки.

– Где взял? – коротко спросила она, вертя его в руках и пытаясь понять, где у него перед, а где зад.

– Знакомый из Москвы прислал. Примерь.

– Для кого прислал? – Лидочка вскочила со стула и помчалась в дальний угол приёмной, где у них с тётей Зиной оборудован уголок с зеркалом.

– Для тебя, для кого же ещё?

Тётя Зина тоже подошла к зеркалу, посмотреть, как сидит паричок. Спросила её, зачем он ей. Вместо неё ответил ей Саша.

– Лидочка хочет выступить на институтском конкурсе «Алло, мы ищем таланты». У неё отлично получается имитировать голос Мирей Матье. Да и свой собственный голос очень красивый. Это я предложил ей с паричком выступить. Ведущий объявит: «А теперь – несравненная Мирей Матье! Встречайте!» – и Лидочка выбегает на сцену. Или, наоборот, достойно выходит. Уверяю вас – будет фурор! Может, отпустите её пораньше? Я сегодня в доме последний день один. Завтра сёстры возвращаются. Могли бы с ней как следует порепетировать...

Тётя Зина вздохнула, пригладив ей паричок сзади.

– Сегодня не получится. Дел действительно много. Шагай домой один. Ты, я вижу, не так уж сильно болен, коли о пустяках думать можешь.

Сашка тут же скривился от боли и схватился рукой за живот. Вот ведь артист! Говорит, боль у него не постоянная, а какая-то «мерцающая».

– Вот вы напомнили, и тут же снова заболело. Пойду я, пожалуй...

Глава 22. Разговор со Старой площадью

08-30 МСК (13-30 Иркутского)

Правильно говорят: всё, что ни делается, делается к лучшему. Если бы Лидочку отпустили, и она пошла за Сашей, то непременно встретилась бы возле саниного дома с Настей Микоян. Это одноклассница Веры Ненашевой. Они познакомились с ней на обкомовской даче, куда Вера пригласила своих школьных друзей, а также их двоих. Встречу Вера организовала по совету своей бабушки Аполинарии Михайловны. Они все там даже ночевали.

Так вот, Настя. Она пришла к дому на улице Герцена к четырём вечера, с полчаса гуляла вверх и вниз вдоль железной дороги, потому что ей никто не открыл. Там, на улице, её и встретил вернувшийся из института Саша. А уже через час случайный наблюдатель, заглянувший в одно из двух больших окон в зале этого дома, нашёл бы её удобно устроившейся на диване с бокалом какого-то красного вина в руках.

На стоящем рядом с диваном столе откупоренная бутылка зелёного стекла без этикетки, два бокала с красным вином, ваза с крупными яблоками и начатая плитка шоколада. Кроме того, на столе имеется телефонный аппарат шнур от которого убегает в прихожую. В комнате работает большой чёрно-белый телевизор, показывающий пустой кабинет генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, на экран которого время от времени бросает взгляды хозяин дома.

***

А началось так. Саша отворил калитку, посторонился пропуская во двор, зашёл сам, выглянул на улицу, посмотрел направо и налево, за шиворот затащил выбежавшего на улицу рысёнка во двор, закрыл калитку и запер её на массивный железный засов. После этого повернулся к ней. Она уже сидела на корточках, рассматривая рысёнка. Тот жался к Сашиным ногам и тянул шею, принюхиваясь к ней.

– Смотри-ка, не боится тебя... – пробормотал Саша, сверху вниз глядя на них.

– А других боится?

– Взрослых. Детей не боится. Он тебя, похоже, за ребёнка принял. Какой у тебя рост?

– Не знаю точно... Осенью было метр сорок девять. А у тебя? Ты очень высокий.

– Почти сто семьдесят, – скромно потупился он. – Точнее, сто шестьдесят семь. Я смотрю, ты сегодня без очков? Не постоянно носишь?

– Постоянно носила, но у меня что-то с глазами случилось. Близорукость куда-то пропала. Не знаешь, как такое возможно? Я, собственно, из-за этого пришла.

Надо заметить, что зрение исправил ей Саша (прямо во сне исправил), но Насте он об этом ничего не сказал. Вообще никому не сказал, даже Марине Михайловне. Одним своим поступком на вечеринке у Веры Настя сильно удивила его, и он решил устроить этакое негласное соревнование – кто кого удивит сильнее.

– Пойдём в дом? Или ты спешишь?

– Да нет, не особенно. Пойдём.

Сегодня на ней красивая юбка «шотландка» ниже колен, модный батничек нежного, розового цвета и симпатичная тёмно-синяя кофточка со стоячим воротничком и на молнии. Всё новенькое, всё отлично сидит. Папа в феврале в командировке в Минске был. Оттуда всё это привёз. Тётя Бася – мамина средняя сестра – для неё всё это покупала, хотела посылкой отправить, а тут у папы командировка нарисовалась. Они с мужем в самом Минске живут. Папа у них останавливался.

Саша помог ей раздеться и предложил гостевые тапочки. Подбирал самого маленького размера, но всё равно получилось не очень. У неё тридцать четвёртый, а самые маленькие тапочки у них были тридцать шестого. Это всегда проблема, когда в гости идёшь. Хорошо, что у него нашлись лишние шерстяные носки. Их он ей вместо тапочек выдал.

Повёл её к себе в комнату. Сначала постояли у окна, поболтали. Сашка начал с того, что заставил её по очереди поднять верхнее и опустить нижние веки на обоих глазах. Сам прислонился спиной к подоконнику так, что они с ним почти одного роста стали, расставил ноги, велел ей встать между ними, лицом к свету из окна, взял её руками за виски и приблизил её лицо к своему так близко, что они чуть ли носами не касались. Это ему понадобилось, чтобы рассмотреть роговицы и заглянуть в глазное дно. Ей пришлось руками в подоконник упираться, чтобы не упасть на него.

Посмотрел он, посмотрел, отпустил виски, положил вместо этого руки ей на плечи и говорит:

– Ничего не вижу. По-моему, у тебя с глазами всё в полном порядке.

Красивый он всё же парень. Она сглотнула пересохшим горлом, а Саша чуть стиснул пальцами её плечи и улыбнулся:

– Чего-то хочешь?

Она плечиками пожала:

– С чего ты взял? Да, хочу! Пить хочется. Пошли попьём?

– Вина хочешь? – он всё ещё не отпустил её.

Стоит, глядит ей прямо в глаза, а у неё в груди от этого взгляда огонь жидкий плещется. Даже руки с подоконника убрала, прислонилась к нему, а руки ему на грудь переложила. Прямо как во время танца. И пить сильно хочется и не хочется отрываться от него. Так бы и стояла дальше.

Сашка ухмыльнулся:

– Не жарко тебе? Кофточка, юбка шерстяная, рейтузы. Может разденешься?

Она снова сглотнула всухую:

– Это не рейтузы, а колготы. Мне не жарко, спасибо...

– Ух ты, шерстяные колготки? Где достала?

– Папа из Минска привёз. У меня там тётка с дядей живут. А зачем тебе?

– Мне не нужно. Я о таких уже слышал. Хотел для Лидочки достать, но у местных барыг такие пока что не водятся.

– Ты знаком с барыгами?

– Ну да, а что здесь такого? У кого сейчас можно достать приличную одежду, чтобы не фабрики «Большевичка»? Только у фарцовщиков и у барыг. На тебе сегодня тоже ничего отечественного нет. Польша и Чехословакия.

– Ну да, правильно. Нравится?

– Угу, очень симпатично. Особенно если ты кофточку снимешь и в одной рубашке останешься. У нас тут тепло.

– Угу, сниму... Пусти! – Сашка усмехнулся и отпустил её.

Она отошла к кровати и расстегнула молнию кофты. Огляделась, куда бы её повесить. Не хотелось на кушетку бросать. Увидела стул, на котором высилась стопа книг, подошла, отодвинула его немного от стены и повесила кофточку на его спинку. Сашка подскочил, собрал все книги со стула и отнёс на письменный стол. Отошёл к двери, обернулся и сказал:

– Пойду вино открою. Приходи в зал, когда будешь готова.

***

Вышла в зал, остановилась в дверях. Саша уже всё приготовил. На столе две открытые бутылки. Одна пол-литровая, бесцветного стекла, с пёстрой этикеткой. Эта бутылка начатая. В ней янтарного цвета напиток. Как потом выяснилось – очень ароматный портвейн. Вторая бутылка какого-то тёмного стекла. Кажется, зелёного. В ней тёмно-красное Бордо десятилетней выдержки. Как Сашка сказал – коллекционное вино. Врёт, наверное, но вино и в самом деле хорошее. Ароматное и вкусное.

Сам Сашка возится возле телевизора. Переключает каналы туда сюда. Оглянулся на неё, облетел взглядом и снова к телевизору отвернулся. Сказал громко:

– Устраивайся, где тебе удобно. Я сейчас!

Нашёл какой-то канал, который какой-то кабинет показывал, и остановился на нём. В прихожую убежал. На экране людей не видно и всё неподвижно: стол, пять или шесть телефонов в правом углу стола теснятся, слева на самом краю стопка кожаных на вид папок. Верхняя с довольно большим гербом – кажется, Советского Союза – и какой-то надписью. Непонятно, что там написано, потому что папка лежит вверх ногами и видно её не сверху, а сбоку, под очень острым углом.

Сашка из прихожей вернулся с телефоном. Он у них на длинном шнуре. Бормочет: «Мне позвонить могут...», – и телефон на стол ставит. Потом взглянул на неё и спрашивает: «Выбрала уже, какое вино будешь?»

– А ты какое?

– Сухое, – и повторил. – Могут позвонить. Нужно, чтобы голова светлой оставалась.

– А кто позвонит?

– Брежнев или Андронов.

– Всё шутишь?

– Угу, шучу. Так какого тебе?

– Давай тоже сухого. Молдавское или грузинское?

– Нет, ни то, ни другое. Французское. Бордо десятилетней выдержки. Пей осторожно, оно хоть и сухое, но довольно крепкое...

– Где достал?

– Тёте Марине из Москвы друзья целый ящик прислали.

Она подошла к столу и наблюдала за тем, как он вино в бокалы наливает. Потом подал ей один, сам второй взял, и они чокнулись. Отпила глоточек. Действительно, не грузинское и не молдавское. Очень вкусное вино. Саша ещё один глоток отпил, а сам от неё взгляда не отводит. Хотел что-то сказать ей, но не успел, потому что на столе, совсем рядом с ними, длинно и тревожно зазвенел телефон! Междугородняя!

***

Сашка вскочил с дивана, трубку снял и важно так говорит:

– Да, Кузнецов! С кем разговариваю? – а сам на экран телевизора смотрит. Она тоже туда посмотрела и усмехнулась. Оказывается, там уже не так пусто, как вначале было. Знакомые всему миру брови! Леонид Ильич собственной персоной! Оказывается это его кабинет телевизионщики зачем-то показывают. Сидит он в большом кресле за столом, возле уха трубку белого телефона держит, и губы его беззвучно шевелятся. Она на Сашу взгляд перевела, а он, оказывается, на неё пристально смотрит. Немножко смутил он её этим взглядом. Отвернулась она к окну, а тут Саша начал говорить:

– Нет, позвать не могу, но передам, – потом помолчал и пожал плечами. – Не знаю... Она же женщина. Они просто так из дома не выходят. Им нужно сначала одеться в походящую случаю одежду, причесаться, может, маникюр сделать, макияж там какой-нибудь... – снова замолчал, слушает собеседника. Полное ощущение, что он действительно с Брежневым разговаривает, потому что когда у Брежнева губы шевелятся, Саша молчит. И наоборот. Тут Саша снова рот открывает, оглянулся на неё через плечо и говорит:

– Через полтора часа примерно мы сможем быть у вас...

– Нет, только вы и Юрий Владимирович! С другими она встречаться не станет...

Он помолчал ещё, потом насупился и сердито отвечает собеседнику:

– Ответственность за это лежит целиком на вашей стороне! Марина Михайловна предупреждала вас о последствиях нарушения договорённостей? Предупреждала! Что вас не устраивает? То, что мы вслед за вами перестали их соблюдать? Себя в этом вините! Наш договор именно вы начали нарушать! А с сегодняшнего дня ситуация ещё больше осложнилась, потому что нам стало известно о разговоре Смыслова в Генштабе. Ну, вы должны быть в курсе: о выделении нескольких офицеров – разведчиков для организации кровавой провокации в Загорске. Не в курсе?...

Он замолчал. Насупившись послушал своего собеседника, потом скривился, как от кислого, и сердито ответил:

– Да плевать мне на ваши тайны! Захочу, и завтра же здесь, в Иркутске, телевизионную передачу о Смыслове и о его делишках в 30-х и 40-х годах организую! С фотографиями, с магнитофонными записями и документами из архивов. В большинстве своём наши сограждане считают самыми кровавыми тиранами советской истории Ежова и Берию, а мои знакомые моментально докажут всем, что большая часть народа была репрессирована именно такими вот негодяями, как ваш Смыслов, или же с их доносов. Они-то и были самыми кровавыми и беспринципными тварями! Вы лучше не злите меня, мой вам совет, если не хотите массовые беспорядки в Сибири получить! Учтите, Марины Михайловны со мною рядом нет. Успокаивать меня и контролировать мои действия пока что некому! И ещё одно учтите: мы с Мариной Михайловной почувствовали исходящую от вас угрозу. А это очень опасно – угрожать нам. Смертельно опасно! Вы ещё дышите только потому, что нам ваша смерть пока что не нужна! Помните об этом и не забывайте. Как только найдём подходящую замену...

Замолчал, постоял с каменным лицом, послушал и выдохнул. Проворчал в трубку:

– Ладно, остановимся на этом. Марина Михайловна знает о моём отношении к вам ко всем, поэтому просила долго с вами не разговаривать. С нею будете договариваться...

Разговор на этом не завершился. Саша ещё довольно долго стоял, слушал своего собеседника и хмурился, потом вздохнул и спокойно ответил:

– Нет, без меня Марина Михайловна с вами встречаться не станет. Я уже говорил: мы вам больше не доверяем. У нас сложилось впечатление, что вы все там люди бесчестные. Не только ваш Смыслов... – помолчал недолго, отодвинув от уха трубку, из которой доносилось возбуждённое кваканье, потом поморщился и говорит. – Не орите! На меня это не действует! Если не хотите, чтобы я при встрече присутствовал, то я даю Марине Михайловне отбой. Пусть дальше загорает, купается и общается с приятными людьми. Ей это гораздо больше нравится, чем в резиновых сапогах по стройкам мотаться и ругаться с прорабами. Короче, выбирайте – или со мной, или никак...

– Успокойтесь и прекращайте орать. Я же говорю: на меня это не действует. Вы нам с нею никто! Если вы до сих пор ещё не поняли, что вокруг вас происходит, и с кем вам довелось столкнуться в нашем лице, то мне вас искренне жаль. Хочу напоследок предупредить... – он помолчал пару секунд, выслушал какой-то вопрос от своего собеседника и кивнул. – Да, именно об этом! Так вот: мы в курсе, что вчера поздно вечером у вас состоялась встреча с неким Сергеем Сергеевичем Ивановым. Именно из-за тех слов, которые были вами сказаны, вы и лишились остатков доверия с нашей стороны. Сразу скажу, что, скорее всего, вы лишились не только этого, но и столь мощного и удобного союзника, как этот Иванов и стоящая за ним организация. Я знаю, как он был настроен после разговора с вами, и о чём он будет говорить со своими товарищами. В конце концов, они служат не вам лично. Он убеждён, что ваша теперешняя позиция по отношению ко мне и к Марине Михайловне противоречит этим интересам и ведёт страну в хаос. Скорее всего, вы потеряли возможность как-то связаться с ними навсегда, потому что они перейдут в режим автономной работы. С чем вас и поздравляю!

Она взглянула на экран телевизора. Там Брежнев сидит, курит сигарету, хмурится, но сам трубку от уха не отводит. Оба они молчат – и Саша, и он. Она уже поняла, что Саша каким-то чудесным образом действительно с самим Брежневым разговаривал и даже на равных ругался с ним. Почему-то это её не очень и удивило.

Загадочный он парень! Вспомнить хотя бы тот его фокус с камнем, который он на даче у Веры показал. Не фокус это был, а что-то гораздо более серьёзное. Она в тот день вечером, когда домой от Саши вернулась, с родителями за ужином разговаривала, рассказала о нём и о его фокусах, и папа объяснил ей, как он это проделал. Сказал, что она просто не заметила, как он к камню чёрную шёлковую нить приклеил, которая другим своим концом на его одежде закреплена была. Этот, мол, фокус известный. Говорит, не напрасно он попросил убрать со стола свечи. Если бы они оставались на столе, вы бы все, говорит, эту нитку отчётливо увидели.

Звучит логично, но не было никакой нитки. Она тот камень с расстояния пятнадцати сантиметров рассматривала, но не это главное. Главное состояло в том, что камень этот в воздухе медленно вращался, и ось его вращения не совпадала с вертикалью, а вообще в сторону кресла была направлена. Она даже на обеденном столе с помощью вилок и ножей изобразила. Папа ей, конечно же, не поверил. Посмеялся только. Говорит – не может такого быть. Это вы, наверное, с вино немного переборщили. Он у них, конечно, очень умный – доктор технических наук и на авиационном главным конструктором работает, – но объяснениям его она в этот раз не поверила...

Саша нарушил молчание первым. Откашлялся тихонько и говорит в трубку:

– Мне всё ясно. Вы рассчитывали запугать Марину Михайловну в моё отсутствие. Она это тоже понимает и считает, что вы для серьёзного разговора уже не годитесь. Просила передать вам, что с завтрашнего дня мы приступаем к более активным действиям, и уже без оглядки на вас или на кого-нибудь другого из вашего окружения. Мы начинаем трясти систему! Она рекомендует вам взять отпуск и уехать куда-нибудь подальше, а ещё лучше быстренько передать власть кому-нибудь, кого не жалко.