Текст книги "Юнгаши"

Автор книги: Александр Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

«Полный вперед!»

На ходовом мостике было тихо и пустынно. У ветрового стекла застыл с биноклем в руках вахтенный командир. Рулевой в привычной позе стоял у штурвального колеса. Ближе всех к входу находился среднего роста худощавый моряк в кожаном реглане с меховым воротником. Несколько продольных морщин пересекали его аскетическое лицо. На голове высилась черная фуражка с белыми кантами и вышитой золотистой эмблемой. По тому, как держался и как выглядел этот человек, Марат догадался, что это и есть командир.

Гул работающих машин почти не доходил сюда. Лишь слегка вибрировали под ногами деревянные рыбины – решетчатый настил, положенный поверх металлических листов палубы. В какой-то степени это помогло Марату скрыть охватившую его дрожь.

– Товарищ командир, нарушитель доставлен! – доложил боцман и отошел в сторону, давая возможность разглядеть Марата.

– Это он, – удивленно вскинул брови командир, – нарушитель?

После невольного купания Марат выглядел еще невзрачнее, чем обычно. Глядя на его тщедушную фигуру, командир никак не мог поверить, что такой человечишко мог причинить столько беспокойства и тревоги экипажу целого судна в ответственный момент выхода в боевой поход.

– Так точно, он, – подтвердил боцман, уловив подлинный смысл командирского недоумения.

Командир поежился, словно стряхивая с себя всякие сомнения, и подошел к Марату.

– Совсем мальчишка еще, – сказал как бы про себя и подчеркнуто строго, официально спросил: – Кто такой? Откуда?

Марат, не поднимая головы, разглядывал решетчатый настил под ногами.

– Днем все у причала околачивался, – вставил боцман. – Видел я. Думал, просто так, заблудший под ногами мешается. А оно вон как вышло. Хитрый, видать.

– Хитрый, – сурово усмехнулся командир и вдруг повернулся к вахтенному: – Следовать заданным курсом. Полный вперед! – И Марату: – Так что же, молчать будем или объяснимся? Имя у тебя есть?.. А фамилия?..

Марат ликовал: полный дали. Значит, высаживать не будут. На это он и рассчитывал. Теперь можно и раскрыться.

– Марат я… Есипов.

– Ага, Марат, – удовлетворенно подхватил командир. – Хорошее имя. А сколько тебе лет?

– Шестнадцать. – Марат солидно кашлянул и поправился: – Семнадцатый.

– А чем ты докажешь, что тебе шестнадцать и ты именно Марат Есипов?

Чем он мог доказать?

– Чего? – Марат непонимающе глянул на командира из-под бровей.

– Документы у тебя есть?

И тут документы подавай. Откуда они у него?

– Были, – смело соврал Марат и стал шарить по карманам, где хранил все свои дорожные пожитки. На всякий случай шуранул за пазухой. – Совсем недавно были… А вот нет… Наверное, утонули.

Он растерянно посмотрел вокруг, словно документы его могли оказаться и где-то здесь, на мостике.

– Ага, утонули, – с готовностью повторил командир, который, видимо, другого ответа и не ожидал. – А куда ты, если не секрет, путь держишь?

Теперь это уже был не секрет, и Марат с готовностью ответил:

– В Ленинград, на Краснознаменный Балтийский флот.

– Ого! – удивился командир. – У тебя вызов или… сам по себе?

– Вызова нет. Я добровольно. – Марат бесстрашно посмотрел в глаза командиру. – Юнгой.

– Ха, видали! – Командир гневно взмахнул рукой. – Доброволец называется. А ты знаешь, что полагается за проникновение на военный транспорт без разрешения? За срыв рейса? Трибунал!.. Кто знает, может, ты вражеский лазутчик?

У Марата вдоль спины пробежал холодок, а щеки стали пунцовыми.

– Неправда это, не лазутчик я… И рейса не сорвал… А в воду упал случайно… У меня папа в Ленинграде служит.

– Ну вот и до папы добрались, – произнес командир. – Ладно, завтра решим, что с тобой делать. А пока, – обратился он к боцману, – в машинное отделение его. Обогреть, обсушить, накормить. И уложить спать.

– Есть в машинное, – козырнул боцман.

– И глаз не спускать, – тихо, чтобы не слышал Марат, добавил командир. – Утром в Осиновце передадим в береговую охрану.

– Ясно, – с готовностью подтвердил боцман. – Разрешите идти?

– Идите.

Машинное отделение обдало Марата клубами пара и теплом. Приятно пахло горячим металлом и еще чем-то неуловимо знакомым, согревающим. И успокаивающим.

Все произошло так, как наказывал командир. Марата обсушили, накормили и, закутав в старую матросскую шинель, уложили спать у теплого трубопровода. Он быстро согрелся и, довольный таким оборотом дела, уснул, убаюканный рокотом паровой машины и мерным покачиванием судна.

Проснулся Марат от внезапно наступившей тишины. Машина не работала. Не было вибрации, характерной для движения судна. Лишь чуть покачивало.

«Прибыли в порт», – сообразил Марат.

На металлической платформе, представлявшей как бы второй этаж машинного отделения, разговаривали двое.

– Парнишку-то разбудить? – спросил один.

– Пусть спит пока, – ответил другой. – Некогда сейчас возиться с ним. Авралить надо. После разгрузки, как приказано, сдадим в охрану.

Марата будто шилом кольнуло: «В охрану».

Сон как рукой сняло.

Когда моряки ушли, он осторожно, стараясь не шуметь, встал. При свете тусклой лампочки, горевшей под самым подволоком – так на кораблях потолок называется, – торопливо оделся, обулся. Свою самодельную постель уложил так, чтобы создавалось впечатление, будто здесь спит человек.

По крутому трапу, озираясь и прислушиваясь, вылез на верхнюю палубу. И сразу окунулся в студеную мглу. В темноте едва проглядывали контуры кормовой надстройки и трубы, груды зачехленных грузов. Крупинки снежного заряда роились в воздухе – Марат ощутил на лице их торопливые уколы.

За надстройкой по левому борту слышались голоса и шум передвигаемых тяжестей.

Марат прокрался на левый борт и спрятался под брезентом между ящиками. Отсюда удобно было наблюдать за происходящим.

Транспорт стоял бортом к причалу и разгружался. Люди двумя цепочками, как тени, сновали по широкой сходне, перекинутой с палубы на берег.

Как и накануне, разгрузкой распоряжался знакомый Марату боцман. Его громоздкая фигура несколько раз мелькнула совсем рядом.

– Теперь отсюда берите, – басовито командовал он грузчикам, роль которых выполняла вся команда транспорта и десятка два портовых рабочих. – Бочки можно скатывать. А это оставим для крана.

– И-и-эх, взяли! Еще раз, взяли!.. Ходом, по-о-шел!..

– Майнай, майнай!

Марат, уже слышавший и видевший все это в новоладожском порту, быстро сориентировался в обстановке.

– Теперь можно проскользнуть, – сказал он себе, когда боцман зачем-то спустился в трюм, а у сходни стала собираться группа людей с явным намерением сойти на берег.

Никем не замеченный, Марат выбрался из-под брезента и, сделав вид, что участвует в выгрузке, сошел на причал.

Волнение сдавливало грудь. Вот она, земля, до которой он добирался столько дней и ночей. Теперь ничто не заставит его уйти отсюда.

Двигался Марат не спеша, чтобы не вызвать подозрений излишней торопливостью. Но не успел он отойти от сходни и на тридцать метров, как грозный окрик остановил его:

– А ты зачем тут трешься?

Перед Маратом стоял пожилой боец с винтовкой за плечом. За ним – второй, чуть помоложе. Оба с неприступно суровыми лицами, с повязками на рукавах.

«Патруль береговой охраны», – догадался Марат. Он остановился, соображая лихорадочно, как выкрутиться из создавшегося положения.

– Я… – Он глотнул воздуха и остался с открытым ртом, не зная, что ответить патрульному.

– «Я» – это последняя буква в алфавите, – назидательно сказал патрульный. – А что за этим «я» скрывается, еще надо посмотреть. Не видишь разве: запретная зона здесь. Значит, посторонним находиться запрещено.

Только теперь Марат разглядел неподалеку столб с прибитой к нему фанерной дощечкой, на которой было крупными буквами неровно написано: «Запретная зона, проход воспрещен».

– А я не заметил, простите, дяденька, – оторопело заговорил Марат. – Не хотел я… Ищу вот…

– Ишь ты, ищешь? – хитро прищурился патрульный. – Видали мы таких. Что потерял-то? Вчерашний день, что ли?

Марат промолчал, сказать ему действительно было нечего.

– Так я… посмотреть хотел…

– «Посмотреть», – передразнил патрульный. – Нашел театр. А ну, марш отседа!

Только этого Марату и требовалось.

– Ясно, – обрадовался он. – Ухожу.

Он сорвался с места и бегом припустился по дороге. Туда, где шли тяжело груженные машины.

– И чтоб духу твоего здесь не было! – крикнул ему вдогонку патрульный и для надежности погрозил кулаком.

Марат ликовал. «Полный вперед!» – скомандовал он себе и что есть духу, без оглядки продолжал бежать до тех пор, пока не исчезли из вида контуры портовых построек.

«Здравствуй, папа!»

К старинному, красного кирпича, дому незаметно пристроившемуся среди других домов неподалеку от площади Труда, Марат подходил с трудно сдерживаемым волнением. Короткий ленинградский день был на исходе. Ощущение тревоги и боли за судьбу родного города, нараставшее в нем на последних километрах пути, обострилось до предела. Пустынные улицы, жестокие следы войны, видимые повсюду, озабоченные взгляды редких прохожих заставляли его, несмотря на усталость, ускорять шаги.

Он вспомнил, какими были эти улицы в то, далекое теперь, довоенное время. Деловое оживление в людском потоке, звон трамваев и гудки автомобилей. А праздники! Разве можно забыть их? Как-то, когда. Марату еще и десяти лет не исполнилось, отец сводил его на морской парад. Тот день запомнился ему на всю жизнь. Марат зачарованно смотрел на строй кораблей, украшенных флагами расцвечивания. «Смотри, сынок, любуйся, – сказал отец, положив руку на плечо сына. – И знай: морская служба у нас в почете. Может, и тебе такая же дорога выпадет». Именно тогда Марат впервые ощутил желание стать моряком.

Вспомнились и напутственные слова отца при расставании почти год назад: «Поезжай, тебе надо подрасти и выучиться. Да и матери кто-то должен помочь».

И вот он вернулся. А что все же скажет отец? Обрадуется, наверное… Ну и что – без спроса? Он теперь взрослый, почти совершеннолетний.

«Лишь бы папа был на месте, он все устроит, – думал Марат. – Мой папа все может».

Отца Марат любил. Крепко, по-сыновьи. И гордился им. Гордился тем, что отец служит на флоте. Именно так говорят истые моряки: на флоте. Перед войной он командовал кораблем, новым эсминцем. Потом стал начальником важного учреждения, какой-то специальной морской части. Марат знал, где она размещается, потому что оттуда его с матерью увозили в эвакуацию. Ему очень хотелось быть похожим на отца, быть продолжателем его дела.

В том, что отец обрадуется появлению своего любимого сына, Марат не сомневался. Беспокоило лишь то, что в Ленинград он прибыл без разрешения. Своевольно поступил, нарушил наказ отца, хоть и из благих побуждений. От этого на душе был неприятный осадок. Но благородство помыслов, ради которых он совершил это нарушение, как-то сглаживало вину. И Марат надеялся, что все кончится благополучно.

«Папа поймет меня, – размышлял он, ощущая прилив сил от того, что цель была близка. – Он будет гордиться своим сыном, как я горжусь своим отцом».

С такими мыслями Марат подошел к знакомому зданию. В подъезде его остановил часовой. Немолодой уже матрос с винтовкой в руке без удивления, скорее сочувственно посмотрел на измученного, неумытого и голодного, основательно оборвавшегося мальчишку. Появление таких ребят в ту пору не было здесь в диковинку.

– Чего тебе, чумазый? – невесело спросил часовой. – Здесь прохода нет, топай дальше.

«Эх, не сообразил, – подумал Марат, досадуя на свою недогадливость. – Надо было где-то умыться и привести себя в порядок. Поторопился».

Но отступать было некуда.

– Мне папу, – смущенный холодным приемом, пролепетал Марат.

– Папу? – удивленно переспросил часовой. – Вот чудик заморский. Другие кушать просят, а этому папу подавай. Первый раз такое слышу.

– Он здесь должен быть, – как можно тверже сказал Марат.

И с ужасом подумал: «А вдруг его уже нет? Перевели куда или заболел, мало ли что на войне бывает…» От этой мысли защемило в груди.

– Постой, постой, – смягчился часовой. – Может, ты и впрямь… Может, хоть фамилию назовешь?

– Есипов фамилия, – воспрянул духом Марат и совсем уверенно добавил: – Капитан второго ранга Есипов.

– Есипов? – Часовой сразу подтянулся. – Капитан второго ранга?.. Так это же наш начальник… – Он запнулся, боясь сказать лишнее.

– Точно, он, – обрадованно подтвердил Марат.

– Ничего себе! – Часовой вскинул свободную руку и передвинул шапку со лба на затылок, выразив тем самым высшую степень удивления. – Это что же… Выходит, капитан второго ранга Есипов – твой папа?.. А ты… – Завершить фразу он не решился.

– Его сын! – охотно завершил Марат.

– Маратом зовут?

Марат утвердительно кивнул.

– Как же, слыхивали… Так ведь ты в Башкирии должен находиться, в эвакуации.

– А нахожусь здесь, – твердо сказал Марат, немного недовольный затяжкой разговора.

Ему не терпелось увидеть отца.

– Ну, дела! – засуетился часовой. – Погоди-ка, сей момент доложу. – И потянулся к трубке висевшего на стене корабельного телефона.

Через минуту Марат, пробежав по мраморным ступеням на второй этаж, оказался перед красивой, красного дерева, дверью с табличкой: «Командир части». Он на мгновение остановился, отдышался, словно перед прыжком, и взялся за узорную бронзовую ручку.

Когда Марат отворял дверь, навстречу ему из кабинета выскочил озабоченный капитан 3 ранга. Под мышкой он держал папку для бумаг.

– Входи, орел! – Капитан 3 ранга уступил Марату дорогу и с деланным восхищением улыбнулся: – Ну, ты даешь, братец!

Марат шагнул через порог и сразу увидел отца. Тот шел ему навстречу из глубины просторного, скромно обставленного кабинета. Прежде всего он заметил, что отец сильно изменился. Вроде вырос, стал выше и худощавее. И только форма по-прежнему ладно и аккуратно сидела на нем. На кителе поблескивали эмалью два ордена Красного Знамени.

– Здравствуй, папа! – почти крикнул Марат, задыхаясь от волнения.

– Здравствуй, Марат! Здравствуй, сынок!

Отец с ходу обнял сына, крепко прижал к груди и на несколько секунд замер. Потом он одним движением отстранил Марата и, держа за плечи вытянутыми руками, посмотрел ему в глаза.

– Приехал, значит?

Спросил так, словно не верил, что это произошло, и не знал, как поступить дальше.

– Приехал, – упавшим голосом произнес Марат, почувствовав, что наступает решающий момент.

– Ну что ж… – Отец отпустил плечи Марата, повернулся и не спеша направился к столу, стоявшему в конце кабинета у окна. – Проходи, садись. Давай поговорим.

Марат медленно направился за ним, стараясь предугадать, что его ожидает. Внутренне он недоумевал. Как же так, сразу – официальный разговор?

Все эти две недели, пока Марат находился в дороге, он не раз представлял себе во всех подробностях встречу с отцом. Ему казалось, что прежде всего отец поведет его домой и какое-то время они побудут вместе, одни.

И вот нате – официальный тон, сухое «поговорим».

О том, что разговор будет нелегким, Марат догадался по строгому, незнакомому ему доселе блеску в глазах отца. Приветливые и радостные в начале встречи, они вдруг стали непроницаемо холодными, суровыми, отчужденно колючими.

Это не предвещало ничего хорошего.

Усевшись на кончик стула по другую сторону широкого стола, Марат покорно ждал, что скажет отец. На душе у него было тревожно.

«Хорош орел, – подумал с горечью, досадуя сам на себя. – Цыпленок!»

С большим трудом он держал себя в руках.

Что значит воевать?

Дальнейшее происходило как в плохом сне.

– Как чувствует себя мать? – спросил отец после небольшой паузы.

– Нормально. – Марат, дожидавшийся этого вопроса, старался сохранять спокойствие. – Работает. И по хозяйству тоже… Забот много.

Он вдруг представил, как мать, возвратившись с работы в тот день, не дождалась сыра. Как она сама сходила в сарай и принесла охапку дров. А печку, наверное, топить не стала, потому что ей было не до того: мысли о пропавшем сыне не давали покоя.

– Ты ее одну оставил?

– Одну. – Марат уставился на окно, перекрещенное белыми бумажными полосами. – Соседи там, хозяева.

– И ничего ей не сказал?

Марата больно кольнул этот вопрос. Будто он совершил что-то ненормальное, противоестественное.

– Так… она бы не отпустила. Я ей записку оставил.

– Наверное, считаешь, что поступил правильно? – Голос отца звучал все суровее, отчужденнее.

– Конечно, – без тени сомнения подтвердил Марат. Он уже переборол себя.

Тут ему показалось, что отец скрипнул зубами.

– А что дальше собираешься делать?

Неужели ему непонятно?

– Как что? – Марат удивленно вскинул голову. – Воевать. Я хочу сражаться против фашистов, защищать Родину. Вместе с тобой… со всеми…

Подспудно в нем поднималась обида.

– Воевать?.. – Отец чуть заметно скривил губы. – И как ты это себе представляешь?

Марат считал, что воевать может каждый. Стоит захотеть – и воюй себе.

– Очень просто, – убежденно ответил он. – Запишусь добровольцем в моряки… юнгой… И… буду воевать.

– Действительно просто, – усмехнулся отец. – Совсем просто это у тебя получается, сынок. А точнее, упрощенно. Захотел… записался… Прямо Юлий Цезарь: пришел, увидел, победил.

В речи отца звучала ирония.

О Юлии Цезаре Марат слышал. Так же как об Александре Македонском, о Суворове. А больше всех ему нравился Василий Иванович Чапаев, герой гражданской войны. И матрос Железняк, про которого песня сложена.

Но реплика отца чем-то смутила его. Ведь Марат не собирался командовать. Он хотел идти в бой рядовым. А на каждом корабле для рядовых работы хватает. Если же потребуется, и на суше он сможет. Ничего хитрого: взял винтовку, крикнул «ура!» и – вперед. Стреляй в противника без передышки. Стрелять ему приходилось. Правда, не из настоящей боевой винтовки, а из пневматического ружья. И в тире. Но на поле боя он сможет.

– Но ведь воюют мальчишки, – убежденно стал защищаться Марат. – Воюют, я знаю.

– Воюют, – согласился отец, – да не все.

Он встал из-за стола, прошелся по кабинету вдоль стены, на которой висел портрет Ленина, и вернулся на место.

– Словом, слушай, что я тебе скажу. По-мужски, начистоту.

При этих словах Марата передернуло. Ему было знакомо это «начистоту». Был у них с отцом однажды такой «мужской разговор». Тогда Марат пятый класс заканчивал. Завершался учебный год, а он с мальчишками повадился на Неву бегать, на речных трамвайчиках кататься. Двоек нахватал, мог на второй год остаться. На всю жизнь ему тот разговор запомнился.

– Слушаю, папа, – покорно согласился Марат.

Ему казалось, что отец в конце концов все же правильно оценит благородный порыв своего сына и поддержит его.

Но отец потребовал:

– Ты сегодня же поедешь обратно в Башкирию.

Это было так неожиданно, что у Марата невольно вырвалось:

– Зачем?

– Продолжишь учебу, будешь помогать матери. Пойми, она одна там.

«Пойми?» А его нужно понять? Отец должен понимать сына?

– Никуда я не поеду. – Марат упрямо набычился. – Я останусь в Ленинграде.

– Что ты будешь здесь делать?

– Поступлю на корабль, буду сражаться с фашистами.

Неужели не ясно? Балтфлот – его мечта. Он твердо решил стать моряком. Не для того он две недели добирался из Башкирии в Ленинград, чтобы ни с чем вернуться обратно.

– Нет, ты уедешь, и немедленно, – настаивал отец. – Иначе…

С каждым словом гнев его усиливался.

Что иначе? Силой его не заставят, а сам Марат никуда теперь из Ленинграда не уедет. Его уже много раз пытались задержать. Не вышло.

Не выйдет и сейчас.

– Я никуда не поеду, – повторил Марат. – Не буду я отсиживаться в тылу. Я надеялся… думал, ты поможешь мне… А ты…

Он дерзко, с гневным вызовом посмотрел на отца и встал из-за стола.

– Помочь? В чем? – Отец тоже встал, подошел вплотную к сыну. – Попасть на Балтфлот? Да как это можно? Ты погляди на себя. Какой из тебя моряк? Недоучка, несмышленыш… «Хочу воевать, не хочу отсиживаться». Нахватался громких слов. А что ты можешь? Бить врага не просто. Нужны знания, умение обращаться с техникой. А тебе корабельную швабру доверить нельзя.

Слова отца больно ранили Марата.

– Ладно, – не выдержал он, – ты хочешь, чтобы я ушел? Я уйду… я сам…

Марат резко повернулся и побежал к выходу.

Он знал, испытал уже: без отцовской поддержки ему будет тяжело, очень тяжело.

Ну и пусть! Все равно он добьется, самостоятельно добьется того, к чему стремится.

Тяжелая упрямая дверь не поддавалась. И Марат в бессилии прислонился к ней. Сжавшись в комок, втянув голову в плечи, он еле сдерживался, чтобы не заплакать.

Отец с тревогой смотрел на сына. Приступ гнева проходил, и он старался уяснить случившееся. Конечно, оба они погорячились. А надо спокойно разобраться во всем. По существу, что Марат сделал плохого? Ничего. Наоборот, стремления его естественны. Как же теперь поступить? Оставаться непреклонным и продолжать настаивать на своем? А если Марат действительно уйдет?

Эта мысль обожгла сознание. Потерять сына? Нет, только не это! А может, все-таки помочь ему?

Отца словно что-то подтолкнуло. Он сделал шаг, потом второй и вдруг бросился к сыну.

– Постой, Марат! – выкрикнул он с отчаянием и, оторвав его от двери, уже спокойнее и тише добавил: – Не торопись, давай обсудим все еще раз.

Сын обернулся, увидел озабоченное лицо отца. Что-то в нем переменилось.

– Чего? – всхлипнул Марат.

Он вдруг с новой силой почувствовал, насколько близок и дорог ему этот человек, его отец.

– Погоди, не горячись. – Голос отца звучал мягко. – Ну ладно, пусть будет по-твоему. Воевать так воевать…

Он сделал паузу, уводя Марата от дверей в глубь кабинета.

– А скажи: какая специальность тебя больше всего привлекает?

– Морская, – выпалил Марат.

– Это понятно, – согласился отец. – Но у моряков бывают разные специальности. Рулевой, сигнальщик, комендор, радист, электрик, моторист – тьма-тьмущая специальностей. Надо выбрать одну. И овладеть ею в совершенстве. На «отлично».

Марат задумался.

Действительно, как это он не сообразил? Без специальности ведь ничего не получится.

– А можно выбирать… эту самую… специальность? – неуверенно спросил он.

– Не можно, а нужно, – подтвердил отец.

– А изучать… прямо на корабле? – допытывался Марат.

Он с надеждой смотрел на отца.

– Нет, сын, на корабле изучать поздно. На корабле воевать надо. И набираться опыта. А получают специальность в учебном отряде; есть такое заведение на флоте.

– Все-все?

– Все матросы без исключения.

– Значит… – Марат не решался закончить фразу. – Сначала в учебный отряд?

Вообще-то, об учебном отряде он слышал и раньше, но ему казалось, что в военное время, когда враг у ворот города, все происходит гораздо проще.

– Выходит, так, – облегченно вздохнул отец. – Кстати, в нынешнем году там организовано специальное подразделение для таких неистовых, как ты. Называется «рота юнг». Там мальчишки готовятся стать моряками. И форма у них морская, только ленточки на бескозырках завязываются бантиком. Но это временно, пока учатся. Хочешь туда?

У Марата перехватило дух. Вот здорово – рота юнг. Он будет юнгой!

– А сражаться с фашистами пустят?

– Конечно, обязательно. Для этого и учат: защищать Родину, бить врагов. Значит согласен?

– Согласен.

– А матери сегодня же напишем письмо. Она там, наверное, с ног сбилась, разыскивает тебя.

Последнюю фразу отец произнес с грустью, но укора в его словах Марат уже не почувствовал.

Идти домой им не пришлось. Как выяснилось, квартира, в которой жили Есиповы, была полностью разрушена во время недавнего артиллерийского обстрела. В нее угодил крупнокалиберный снаряд. Отец жил в служебном кабинете, здесь же оставил и сына.

Весь вечер Марат сочинял письмо матери. В подробности вдаваться не стал, сообщил только, что вернулся в Ленинград, встретился с отцом и поступает в юнги. И что надеется в скором времени попасть на боевой балтийский корабль. В заключение написал: «Обещаю тебе, мама, с честью выполнить свой долг, тебе не придется краснеть за меня». И подписался: «Твой любящий сын Марат».

Спать улегся на железной койке, стоявшей в углу отцовского кабинета. Отца куда-то срочно вызвали. Монотонно отдавался в ушах мерный стук метронома в репродукторе, похожем на большую черную тарелку. Несколько раз тишину ночи нарушали отдаленные выстрелы зениток.

Несмотря на усталость, Марат долго не мог заснуть. Свернувшись калачиком, он немигающими глазами смотрел в темноту. Снова и снова всплывали в памяти подробности его далекого путешествия. Потом ему привиделось бурное море, красавцы корабли, разрезающие острыми форштевнями пенные гребни волн. То и дело вспыхивали сполохи артиллерийских залпов. А он, Марат, в матросской форме стоял на ходовом мостике у штурвала и, не спуская глаз с компаса, старался удержать свой корабль на заданном курсе.