Текст книги "Юнгаши"

Автор книги: Александр Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

VI

Ремонтные работы на «Галсе» шли полным ходом. Матросы и старшины хлопотали у машин и приборов, что-то разбирали, собирали, налаживали. По отсекам расползался терпкий запах гари, растревоженного металла, пакли, олифы и еще чего-то такого, что можно встретить только на ремонтирующемся корабле.

А Володька не находил себе места и не знал, чем заняться.

Поначалу он спустился в кубрик и пристроился на рундуке, который служил морякам и сундуком для хранения личных вещей, и кроватью, и диваном.

Сухов посоветовал: отлежись, дескать, немного, выспись, слаб еще. Но Володьке не лежалось, в голове роились всякие мысли, а сна не было. Перевернувшись раз пять с боку на бок, он встал и полез вверх по трапу.

На палубе ярко светило солнце, но было холодновато. Утром и то было вроде теплее, или это только показалось ему, поскольку в строю стоял, в матросской шеренге. А сейчас Володьку обдал студеный ветер с залива. Он плотнее запахнул телогрейку, опустил наушники шлема. Остановился у края борта.

Перед ним, насколько хватало глаз, расстилалось устье Невы. На искрящейся ледовой поверхности ее тут и там виднелись большие темные пятна. Были это и следы вражеских бомбардировок и обстрелов, и проталины – предвестники весеннего ледохода. Узкая тропинка вилась наискосок, с левого берега на правый. Вдали по обе стороны реки сквозь туманную дымку вырисовывались заводские корпуса. И почти никаких признаков жизни.

Постояв немного, Володька тяжело вздохнул и зашагал по палубе в корму, огибая массивную надстройку. Его тяжелые сапоги, которые он еле переставлял, гулко стучали по металлическому настилу.

На каждом шагу Володька встречал какие-нибудь неизвестные ему доселе устройства. Зачем эта скоба? Почему в палубе дырки? А что за трубки торчат наверху? Для чего нужен этот гигантский поплавок с длинным тросом? Китов ловить? А к чему эта сеть, увешанная тряпками? Корабль был до отказа напичкан загадками, и, хотя кое-что Володьке было уже знакомо, во многом он разобраться еще не мог.

У цилиндрического с загнутым верхом столбика, поставленного на возвышении, Володька задержался. Столбик оказался полым, с раструбом в верхней части и, похоже, вращающимся.

Через раструб Володька попытался заглянуть внутрь корабля.

– А-а, кандидат в юнгаши, – услыхал он позади незнакомый голос. – Осваиваешь нашу посудину?

От неожиданности Володька вздрогнул, отпрянул назад и в растерянности обернулся. Перед ним стоял невысокого роста, худой, как соломинка, совсем молодой моряк и насмешливо улыбался. Из-под распахнутого бушлата поблескивала масляными потертостями синяя роба. Матросская шапка-ушанка лихо сидела на затылке.

– Я… хотел… – несвязно пробормотал Володька.

– Да ты не тушуйся, – приободрил его матрос.

– А я… не тушуюсь, – сказал Володька.

– Вот и лады. Вова, кажись?

– Владимир, – солидно уточнил Володька.

– Измотало тебя, видать, здорово.

Володька промолчал.

– Ладно, не твоя вина. А меня Костей кличут. Тоже одни кости да кожа. А корабль надо по-другому изучать, – закончил он назидательно.

– Я… только посмотреть, – начал оправдываться Володька.

– Конечно, посмотреть хочется, – согласился Костя. – Похвальное желание. И что ты там увидел? – Он показал на раструб.

– Ничего, – понурился Володька.

– Вот именно, потому как это не подзорная труба, а вентиляционная. И помогает она лишь проветривать помещение. В данном случае машинное.

«Машинное? Это где Сухов со Степаном машину ремонтируют? Вот попасть бы туда!»

Но Володька не стал торопить события.

– А вы здесь кем работаете? – несмело спросил он своего нового знакомого.

– Я-то? Костя хитро прищурился. – Не работаю, а служу. Минером. Кумекаешь?

Володька слыхом не слыхивал о такой специальности.

– Нет, не знаю, – откровенно признался он.

– Оно и понятно: сухопутный ты еще человек, насквозь и даже глубже. Темнота в морском деле. – Костя явно старался задавить Володьку своим превосходством. – Хочешь, я тебя просвещать буду?

– Хочу, – охотно согласился Володька.

– Тогда слушай. – Костя принял позу, в которой еще совсем недавно наблюдал старшину-инструктора учебного отряда, и наставительно начал: – Минер – это корабельный специалист по минам и тралам. Мины – это вид морского оружия, служат для подрыва кораблей противника, а тралы – для борьбы с ними.

– Тоже с кораблями? – не понял Володька.

– А ты еще и с завихрениями в мозгах, – с досадой вздохнул Костя. – Тралы служат для борьбы с минами, а не с кораблями. Что такое суп с клецками, знаешь?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Володька заморгал глазами.

– Самый вкусный суп, – тоскливо выдавил он. – Мама до войны часто варила.

И почему-то вспомнил еще о клейком супе, которым Трофимыч угощал его на прощание.

– «Мама», «варила», – передразнил Костя. – Чудик стоеросовый. У тебя только жратва на уме. – При этих словах Костя стыдливо отвернулся и шевельнул кадыком. – Теперь весь Финский залив – суп с клецками. Это условно так называется. Вроде прозвища. Потому как напичкан минами наш залив в данный момент, – он помедлил, подбирая подходящее слово, – очень густо. Самых разных конструкций. И вдоль, и поперек, и по глубине.

Костя завершил свою тираду выразительным жестом, показав, как мины-«клецки» располагаются в балтийском «бульоне».

– А вот это и есть тралы? – продолжал любопытствовать Володька, ткнув пальцем в странную сеть над кораблем.

Костя посмотрел на Володьку так, будто тот с неба свалился.

– Ну ты даешь! Сетка это, маскировочная. Чтобы сверху, с самолета, корабль не засекли. А тралы… – Костя по-хозяйски осмотрелся. – Они из разных частей состоят. Вон тот большой поплавок видишь?

Володька утвердительно кивнул.

– Буй это, важная деталь.

– А это что за штука? – Володька показал на стоявшее рядом сложное устройство.

– Эта? Хитрая штука, – охотно продолжал разъяснять Костя. – «Депрессор» называется. Служит для… – Он замялся, почесал затылок под шапкой. – Впрочем, ты сколько классов кончил?

– Шесть, – охотно сообщил Володька, – в седьмой перешел.

– Ничего, грамотный, – одобрил Костя. – Комсомолец?

– Нет еще… Не успел… – Володька виновато уперся взглядом в палубу. – Но я готовился.

– Готовился? – Костя пронзил его своими насмешливыми глазами. Видимо, членство в комсомоле имело для него особое значение.

– Готовился, – упрямо подтвердил Володька, гордо вскинув голову.

– Это хорошо, – оживился Костя. – Значит, ты по всем статьям для службы на корабле годишься… А что касается тралов, их у нас много. Потому наш корабль и называется «тральщик». То есть тралящий, вылавливающий мины…

– Тральщик, – задумчиво повторил Володька новое для него слово, в котором было что-то загадочное и привлекательное.

– По имени «Галс», – уточнил Костя.

– Тральщик «Галс», – постарался запомнить Володька.

И подумал, что корабль, на котором плавал юнга-капитан из книги Жюля Верна, по сравнению с тральщиком «Галс» безнадежно устарел.

– Тебе пахать или бороновать приходилось? – спросил вдруг Костя.

– Нет, – откровенно сознался Володька.

– А мне приходилось, – с нескрываемым превосходством сказал Костя. – Я в колхозе трактористом работал. Поля у нас на Тамбовщине как море. И работа очень похожа на траление: пашешь и пашешь, из конца в конец… – Он мечтательно зажмурился.

– А мины как затраливают? – Володька решил все выяснить до конца. – Как рыбу, бреднем?

– Похоже, – согласился Костя. – Только имеется одна существенная разница. Мины имеют обыкновение взрываться, поэтому их после вытраливания уничтожают.

– Как?.. Сразу?.. – удивился Володька.

– Немедленно, – подтвердил Костя. – Берут и… – Он вдруг осекся и быстро закруглился: – Ну, об остальном в другой раз, а то многовато получается.

Поспешность, с какой Костя завершил свой «урок», объяснилась просто. К ним подошел грузный пожилой моряк с четырьмя узкими нашивками на рукавах бушлата. Володька узнал его по усам, на утреннем построении этот моряк стоял рядом с командиром.

– Просвещаете мальца, Слизков? – спросил подошедший у Кости.

– Здравия желаю, товарищ боцман! – бодро гаркнул Костя, ухитрившийся одним махом застегнуть все пуговицы на бушлате и кинуть ладонь к виску. – Так точно, просвещаю.

– И как успехи? – Этот вопрос боцман обратил не только к Косте, но и к Володьке.

– Да… получается вроде. – Костя растерянно развел было руками, но быстро снова вытянул их по швам. – Усваивает помаленьку.

Володька, смущенно склонив голову, промолчал.

– Помаленьку, – крякнул боцман. – Ну-ну, добро… А на клотик за чаем еще не посылали его?

О клотике Володька знал из книг: так называется верхушка корабельной мачты.

– Не успел, – откровенно сознался Костя. – Не дошли еще до этих параграфов. Вы помешали, товарищ боцман.

– Неудобное время для балагурства выбрали, Слизков, – недовольно поморщился боцман. – Люди делом занимаются, а вы… – Он раздосадованно махнул рукой.

– Морская наука… – попытался оправдываться Костя.

– Знаю я вашу науку. Зубы заговариваешь мальчонке. А ему внимание требуется, забота и помощь.

– Ему-то? – осклабился Костя, кинув на Володьку. – Я ж и говорю… Поможем, он понятливый.

Весь вид Кости Слизкова как бы свидетельствовал: перед вами – корабельный умелец и неутомимый служака. И Володька не понимал, за что боцман отчитывает симпатичного бравого моряка. «Придирается», – подумал сочувственно. Но боцман не придирался. Он хорошо знал Костю Слизкова. Снова смерив обоих – и Костю, и Володьку – добродушным взглядом, завершил разговор так:

– Словом, запомните… На палубе зря не болтаться. Вы, Слизков, займитесь своим делом. Что там у вас на сегодня? Подготовка трального вооружения? Вот и готовьте… А вы… – Боцман обратился к Володьке и, глянув на него сверху вниз, решил, видимо, что называть такого маленького на «вы» еще рановато. – А ты… Как бишь тебя?

– Владимир, – подсказал Володька, постепенно смелея.

Боцман понимающе улыбнулся.

– Так вот, Владимир… – Он чуть наклонился к Володьке. – Тебе специальное задание: спускайся в кубрик и лежи, отогревайся, приходи в себя. У тебя же зуб на зуб не попадает. А насчет морской науки… Вернется командир из штаба – тогда и порешим.

Часа два пролежал Володька в томительном ожидании, прислушиваясь к биению собственного сердца и к каждому звуку на корабле. До него доносились какие-то стуки, скрипы, гулкие шаги по металлическому настилу палуб, отрывочные голоса.

Пообвыкнув, он начал вспоминать. Хорошо было до войны. Однажды летом семья Чистяковых ездила в деревню на озеро Селигер. Володька с отцом ходил к истоку Волги – маленькому роднику, увенчанному деревянной башенкой.

Вспомнилась мать, ее добрая улыбка, заботливые руки.

Потом стали мерещиться тревожные сирены, взрывы, завывания пурги. Пробираясь через сугробы, он везет на санках завернутое в байковое одеяло окоченевшее тело матери.

Из метельной пелены выплыло морщинистое лицо Трофимыча, и очень далекий голос позвал: «Где ты, Володенька? Трудно мне одному-то с ящиками управляться».

Разбудил Володьку сильный грохот. Он открыл глаза. Прислушался. Наверху гремели взрывы, корпус корабля содрогался. Звенели тревожные сигналы, надрывался динамик: «Боевая тревога! Боевая тревога!..» Глухо хлопнула крышка люка, по железным ступеням трапа простучали чьи-то ботинки.

И опять ахнул взрыв.

«Артобстрел, – догадался Володька. – Снаряды совсем рядом ложатся».

Уже трое суток он не слышал взрывов так близко.

Мигом вскочив, Володька натянул сапоги, телогрейку, схватил буденовку. На трапе споткнулся, но не упал. С трудом открыл тяжелую металлическую дверь и вывалился на палубу. Ошалело осмотрелся.

Метрах в пятидесяти от корабля на набережной оседало облако серой пыли. И уже слышался дикий посвист, предупреждающий о приближении нового снаряда. Он с шипением пролетел над кораблем и разорвался на середине Невы, взметнув к небу крупные осколки льда и фонтан воды. По обшивке звякнули осколки.

Володька инстинктивно пригнулся и кинулся было к сходне, переброшенной с корабля на берег, но зычный голос остановил его: «Стой! Назад!»

Володька замер на месте и в недоумении уставился на сёредину мачты, где был пристроен динамик. Голос раздавался оттуда.

– А? – испуганно вскрикнул он.

«Назад, в кубрик! – подтвердил динамик. – Бегом! И нос больше не высовывать».

Было ясно: он нарушил какое-то корабельное правило. Володька, не раздумывая больше, юркнул обратно в дверь. Рукоятка запора не поддавалась, пришлось повиснуть на ней, чтобы наглухо закрыть вход. По трапу скатился кубарем, телогрейка и сапоги смягчили удар. Уселся на рундук и притих, с трудом унимая дрожь. Бессильная ярость охватила его. Почему он все время вынужден бегать или сидеть, притаившись, Как загнанный зверек? Ведь может он что-то делать, как все? А что он может? Почти ничего. Неужели он и впрямь такой беспомощный?

Обстрел длился около получаса. Вокруг «Галса» все грохотало и дребезжало. Володька несколько раз порывался вскочить и убежать куда глаза глядят. Но он сдерживал себя и сидел в кубрике, прислушиваясь к тому, что происходит наверху.

К счастью, ни один снаряд не попал в корабль. Не было и серьезных повреждений от осколков.

После отбоя тревоги Володька облегченно вздохнул: пронесло. А тут подоспел обед, кубрик наполнился моряками. Пришли и Сухов со Степаном. Знакомый Володьке матрос Костя Слизков принес большой бачок вкусно пахнущей похлебки. Корабельный кок приготовил ее, не обращая внимания на обстрел.

– Налетай, братва! Вова, тебе специальное приглашение требуется? А ну, подвигайся к столу.

Володька робко подошел, бережно взял из рук Слизкова миску с дымящимся супом и пристроился на кончике скамьи. Но есть почему-то не хотелось. В голове буравчиком сверлила мысль: «Растерялся, бежать пустился… Опозорился, как последний трус… Теперь уж на корабле ни за что не оставят. И правильно сделают…»

– А ты чего? – подтолкнул его Костя. – Поторопись, не отставай от коллектива.

И Володька, опомнившись, лихо заработал ложкой.

После обеда он поднялся на палубу, прошел в самый нос корабля, на бак, и долго смотрел на панораму Невы, на строгий силуэт родного города. Весеннее солнце и редкая тишина располагали к раздумью.

На душе у Володьки было муторно. Он вспомнил об отце, о матери, о том, как хорошо жилось им до войны. И опять вернулся мыслями к своим бедам и тревогам. Почему другие – тот же Костя Слизков или Сухов со Степаном – чувствуют себя уверенно, в любой момент знают, что им делать, как вести себя? Значит, чего-то ему не хватает, в характере, видимо. А чего?

– По дому скучаешь? – прервал его размышления чей-то голос.

Володька обернулся. Рядом, попыхивая «козьей ножкой», стоял Корытов. Тот самый матрос – рулевой, кажется, – который вчера вместе с Суховым и Степаном доставил его на «Галс». Да и на Фонтанке он был с ними тоже.

– Думаю, – боясь показаться необщительным и несерьезным, солидно ответил Володька.

– О чем, если не секрет?

– Обо всем. – В детали Володьке вдаваться не хотелось.

Корытов затянулся, выпустил изо рта облачко табачного дыма.

– Зря ты солидность на себя напускаешь, – сказал вроде сочувственно и в то же время с иронической усмешкой. – Переживаешь, поди, свои невзгоды.

– А чего мне переживать? – продолжал ерепениться Володька.

– Да хотя бы давешнюю тревогу, – усмехнулся Корытов. – Как ты хотел с корабля сигануть.

Володька удивленно поднял брови.

– А вы?.. – Он не знал, что подумать.

– Точно, видел, – весело подтвердил Корытов. – И команды тебе тоже я подавал. Дежурным был, естественно, соблюдение порядка обеспечивал.

– Я не знал, – промямлил Володька.

Он словно бы просил прощения.

– Само собой, тебе не доложили, – согласился Корытов, пуская вверх новое облачко. – Только ты не очень вини себя. По первости со всяким случиться может. Главное – верный вывод сделать. А тревог в твоей жизни еще ой сколько будет. Еще натренируешься.

– Конечно, натренируюсь, – ухватился за подходящее слово Володька. – Я ведь под обстрелом много раз был. Там, в городе. – Он кивнул в сторону видневшихся на берегу построек.

– В городе, на берегу, – одно, а на корабле – другое, – назидательно заметил Корытов. – Здесь главное – не суетиться. По тревоге надо действовать быстро, но без поспешки, точно делать то, что тебе положено.

– Понятно, – согласился Володька. – А я как-то растерялся.

– Ничего, это пройдет, – успокоил его Корытов. – Освоишь специальность корабельную, суть обязанностей опять же познаешь – и все пойдет как надо. Будет тебе легко и просто.

Корытов весело, по-свойски, похлопал Володьку по плечу.

А Володька после этого разговора словно преобразился. Он чувствовал себя так, будто побеседовал по душам с хорошим другом. Будто сил у него прибавилось и от сердца отлегла томившая его тяжесть.

VII

Капитан-лейтенант Приходько вернулся из штаба под вечер. Отдав кое-какие распоряжения, касающиеся в основном хода ремонтных работ, он собрал экипаж в кормовом кубрике – самом большом помещении корабля. Позвали и Володьку, из чего можно было предположить, что будет решаться вопрос о его судьбе.

Так оно и оказалось.

– Так вот, товарищи, – начал Приходько, – по поводу нашего утреннего разговора на построении, о мальчонке, который случайно попал к нам. – Он сделал паузу и обвел взглядом напряженно притихший кубрик. – Я доложил командованию суть дела, и нам разрешено принять его в свой экипаж.

По кубрику прокатился шумок, будто все облегченно вздохнули. Кто-то выкрикнул:

– Правильно!

– Вот это здорово!

Многие посмотрели на Володьку, который сидел понурившись, ни жив ни мертв, втянув голову в плечи, боясь пошевелиться.

Капитан-лейтенант поднял руку.

– Прошу внимания, – спокойно попросил он, и кубрик снова затих. – Разрешено… при одном условии. Команда корабля должна взять его на свое обеспечение.

У Володьки кольнуло под ложечкой.

– Как это – на обеспечение? – послышалось из дальнего угла.

– Очень просто, – разъяснил Приходько. – Ни одного грамма продуктов сверх положенного по штату нам сейчас выделить не могут. И придется нам содержать мальчонку на своем иждивении, то есть выделять ему часть нашего пайка. Думаю, все понимают обстановку, которая сложилась в Ленинграде с продовольствием.

– Уж чего не понять, каждый день чувствуем, – пробасил боцман.

– Зачислить его в штат! – выкрикнул Костя Слизков.

– В штат нельзя, – сказал Приходько. – Он несовершеннолетний.

– Был бы совершеннолетний – его и без нас бы зачислили, – сказал Сухов.

– Верно, – поддержал Приходько. – Тогда бы и весь разговор ни к чему… – Он выдержал паузу. – Так какие будут предложения?

В кубрике словно плотину прорвало. Лавиной со всех сторон обрушились голоса:

– Принять на общий котел!

– Зачислить!

– Ложкой меньше, ложкой больше – какая разница?

И лишь одинокий выкрик – опять из дальнего угла:

– Не принимать, самим есть нечего! Да и негоже мальцу на корабле околачиваться. Погибнет – кто отвечать будет?

– Тише, товарищи! – опять поднял руку Приходько. – Давайте по порядку. Кто хочет слова?

– Разрешите мне? – поднялся с передней скамьи боцман.

– Конечно, – поддержал его Приходько и громко объявил: – Слово боцману, секретарю партийной организации корабля, товарищу Титову… Давай, говори, Иван Фомич.

Боцман вышел вперед, встал лицом к собранию и начал:

– Сложное, конечно, положение. И дело не только в пайке. Много ли мальцу надо? Наша команда – я уверен – никогда не откажется помочь голодающему, тем более ребенку.

– Верно, Фомич, – поддержал боцмана Сухов.

– Я говорю это, прежде всего, от имени коммунистов, но уверен: и беспартийные от моих слов не откажутся, – продолжал боцман.

– И комсомольцы тоже, – дополнил Костя Слизков.

– Но есть другая сторона. – Боцман потеребил кончик уса. – Нам скоро в море выходить, в бой. А там, известно, всякое может случиться. И поэтому мы прежде всего должны взвесить такой вопрос: имеем ли мы право рисковать его жизнью?

– Сам-то как думаешь, Фомич? – спросил молчавший до этого Степан.

На какой-то миг его взгляд остановился на едва заметной фигурке Володьки, словно потонувшей в глубине кубрика.

Будто почувствовав этот взгляд, Володька еще больше съежился, покорно ожидая решения. В то же время где-то внутри у него все больше крепло желание остаться на корабле.

Моряки в напряжении ожидали, что ответит Иван Фомич на прямой вопрос Сухова. К мнению парторга на корабле прислушивались, во многих делах, особенно морального плана, оно оказывалось решающим.

– Сам-то? – Боцман привычно провел ладонью по усам. – Во-первых, думаю… А куда такой малец без нас денется? В городе голод, смерть по домам гуляет. Опять же обстрелы, бомбежки.

– Справедливо говоришь, Фомич, – снова поддержал боцмана Сухов. – В городе тот же фронт. Погибнет мальчишка ни за понюшку.

– Значит, – подвел итог боцман, – не можем мы в такой ситуации выбросить его на улицу. У многих из нас свои дети есть, понимаем, что к чему. Словом, будь это мой сын, я оставил бы его при себе.

– Так-то оно, конечно, надежней, – вставил Степан.

– Это во-первых, – продолжал боцман. – А во-вторых… – Тут он поискал глазами Володьку и, увидев его, улыбнулся. – Во-вторых, пусть он сам скажет, что ему больше по душе. Перед всем экипажем.

– Вот это верно, пусть скажет… – послышалось сразу со всех сторон. – Ему решать… Говори, не стесняйся!

– Ну что ж, правильное предложение, – согласился Приходько. – Скажи, Володя Чистяков, свое слово.

В кубрике стало тихо. Все головы, как по команде, повернулись к Володьке. На лицах немой вопрос: «Ну как ты, что теперь скажешь нам?»

У Володьки зарябило в глазах. Наступал решающий момент, от которого зависела, может быть, вся его судьба. Он и представить себе не мог, что вернется в свою опустевшую, промерзшую квартиру на Фонтанке. Нет, он останется здесь. Ему так необходима поддержка этих сильных и мужественных людей. Он вместе с ними будет сражаться против фашистов.

Обо всем этом Володька и хотел сказать, но язык, как назло, не слушался его. Он стоял онемевший, ошарашенный, будто скованный.

– Не робей, Вова, – подбодрил его Костя Слизков – он сидел поблизости.

– Говори, не стесняйся, – добавил и Сухов, – здесь чужих нет.

И волнение улеглось, Володька ощутил вдруг радостный подъем. Ему захотелось раскрыть перед новыми друзьями всю свою душу, сказать им сердечное «спасибо». И главное – пообещать, что не подведет их, не обманет надежд, если они оставят его у себя.

– Я… – Володька проглотил подступивший к горлу комок. – Прошу… оставить меня на корабле. Обещаю… – Каждое слово давалось с трудом, но Володька говорил все тверже, увереннее. – Не подведу, буду вместе с вами сражаться за Родину.

Как торжественную клятву давал.

– Здорово! – воскликнул Костя.

Гул одобрения прокатился по кубрику.

– Вот это по-нашему, по-матросски.

– Добрый балтиец из паренька выйдет.

– Зачислить его в команду, нечего волынку тянуть!

Одобрительные выкрики слышались со всех сторон.

– Ну что ж, коли так, – перекрывая шум, сказал Приходько, – ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы принять Володю Чистякова в состав команды нашего корабля на общий кошт, поднимите руки… Та-ак, кажется, все… А вы чего, мичман Довгань? Против?

До сих пор механик мичман Довгань тихо сидел в сторонке и, казалось, со всем, что происходит, полностью согласен. Но теперь он нехотя поднялся, пожал плечами, негромко сказал:

– Воздерживаюсь я… Мне пайка не жалко, не подумайте чего… Только негоже это – мальчишку на боевой корабль. Не выйдет из этого толку.

По кубрику прокатился встревоженный шепот.

– Ну вот, – развел руками Приходько, – а я-то думал, в машинную группу его определим.

– Не получится в машинную, – упрямо стоял на своем Довгань. – У нас техника сложная, дело тяжелое и ответственное. А посмотрите на него: не потянет он.

Володьку будто в холодную воду окунули.

Он враз как-то сник, осунулся и, растерянно озираясь, выжидал, чем все кончится.

– Разрешите мне, – встал со своего места рулевой Корытов.

В экипаже «Галса» Корытов слыл человеком неразговорчивым и даже скрытным. Его желание выступить вызвало шумок удивления.

– Прошу, товарищ Корытов. – Приходько жестом подбодрил матроса, одновременно призывая присутствующих соблюдать тишину.

– Вообще-то, дело ясное, – несмело начал Корытов. – Юнга на корабле завсегда сгодится. Мало ли что, подспорье, а то и замена. Тем более у нас недокомплект. А научить новичка не так уж трудно, он, видать, смышленый. – Корытов приветливо улыбнулся Володьке. – Словом, поручите юнгу мне. Обещаю подготовить из него толкового матроса-рулевого.

– Вот это дело… Самое подходящее… Доверить!.. – раздались голоса.

– Ну что ж… – Любил командир это свое «ну что ж» и на сей раз обратился с ним непосредственно к Володьке. – Не возражаешь? Хочешь на рулевого учиться?

Неожиданным был такой поворот, но Володька искренне ему обрадовался.

Учиться на рулевого, самому управлять кораблем – какой мальчишка откажется от подобного предложения?

И улетучилась боль, исчезла неуверенность. Володька вскочил, взъерошенный, взволнованный, и восторженно крикнул:

– Я согласен, согласен!

Он готов был броситься к Корытову и крепко обнять его, но воздержался. Побоялся показаться чересчур навязчивым.