Текст книги "Юнгаши"

Автор книги: Александр Воронцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

II

День прошел в сборах и томительном ожидании. Вечером ребята собрались в бомбоубежище.

Явилось пятеро. Колю Мехова разыскать не удалось. Мать сказала, он с каким-то отрядом моряков еще недели две назад отправился в Ленинград.

– На передовую, значит, – с завистью проговорил Федя. – Повезло Кольке.

Плотным рядком расположились на своем излюбленном диване. Помигивал огонь в железной печке, от нее приятно веяло теплом.

– Смотрите, что я принес, – сказал Юлий и вытащил из кармана браунинг.

– Вот это да! – восхищенно прошептал Лева, любуясь изящной формой и вороненым блеском пистолета.

Уши у него еще больше оттопырились, и он снова шумно потянул носом.

– Револьвер, значит? А ну, покажь. – Федя взял браунинг, повертел его в руках. – Тут что-то написано.

– Гравировка, – многозначительно сказал Юлий. – Отцовский.

– «Красному командиру А. Т. Ворожилову, – прочитал Федя, – за штурм Перекопа. РВС Южфронта. 1920 год»… Дареный, значит. Вот здорово!

– Заряжен? – поинтересовался Женя Емельянов.

– А как же! Восемь штук.

– А ты стрелять умеешь? – спросила Соня.

В школе она была самая веселая. Сейчас ее трудно узнать. Впалые щеки, острый малюсенький носик и обметанные простудой губы. И вся будто съежилась. Лишь в глазах – упрямая непокорность.

Вопрос Сони прозвучал насмешливо.

– Сумею, если нужно, – насупился Юлий, забирая браунинг.

Стрелять ему приходилось из пугача да малокалиберной винтовки. Обращаться с малокалиберкой отец научил.

– Договоримся, значит, так, – подбодрил друга Федя. – Держи оружие наготове. На всякий случай.

Не было еще такого, чтобы кто-то из них желал воздушного налета. Разрушения, пожары, кровь – кому это нужно? А в ту ночь… Да что говорить! Даже в дремоте у ребят сверлила одна мысль: «Скорее бы!» И понятно, переживали: получится ли? Ведь вражеский лазутчик мог обнаружить себя только при появлении бомбардировщиков.

Сигнал тревоги прозвучал в полночь. Сон как рукой сняло.

– Пошли, значит, ребята! – скомандовал Федя, стараясь скрыть волнение за напускной строгостью. – Печку погасить. Коптилку, значит, тоже.

Даже Лева на этот раз не отстал. Только по старой памяти чуть было не побежал на чердак.

– Куда? – остановил его Юлий. – На улицу давай.

Вынырнули из подъезда в темень и холод. Издалека нарастал гул моторов. В небо потянулись щупальца прожекторов. Ухнули вдалеке зенитки.

– Сюда, за мной! – позвал Федя. – Наш дом – второй справа.

Знакомый дом.

Три этажа, два подъезда. Просторный двор. Бывало, частенько сюда приходили. К знакомым наведывались, в гости и просто так, во дворе поиграть. А теперь дом опустел, словно вымер, окна зияли провалами.

Цепочкой вбежали во двор. Спрятались за поленницей. Женя нечаянно задел за дрова, несколько поленьев, громыхнув, рухнули на мерзлую землю.

– Тише ты, растяпа! – яростно взвился Федя. – Не шевелись.

Вообще-то, Женя всегда отличался аккуратностью и исполнительностью. Был, правда, немного неуклюжим. И обидчивым.

– Может, и не дышать? – съехидничал он.

– Значит, и не дышать! – решительно подтвердил Федя. – Замри, будто и духу твоего здесь нет. Между прочим, это, значит, ко всем относится. Внимательно смотреть за чердаком.

Бой над Кронштадтом разгорался. Все чаще палили зенитки. От их вспышек и прожекторных лучей стало светлее и даже вроде теплее. Огненные зарницы то и дело освещали мрачные, безжизненные стены домов.

Вражеские бомбардировщики упрямо лезли вперед. Где-то на западной окраине города взорвались две крупные бомбы. Небо озарилось пожаром.

– Прорвались, гады, – зло прошептал Юлий.

– Стаями летают, – вздохнул Лева. – Придумать бы такой снаряд, чтобы одним… всех сразу.

Он сердито хлюпнул носом.

– Смотри, ребята, – взмахнул рукой Женя. – На нас летит.

Все невольно повернули головы в ту сторону, куда показывал Женя.

На большой высоте в свете трех прожекторных лучей сверкал крестик бомбардировщика. Со всех сторон к нему тянулись разноцветные трассы снарядов и пуль. Вокруг самолета беспокойными бабочками порхали огоньки разрывов. Но он не сворачивал с курса, явно стараясь пробиться к гавани, где стояли боевые корабли.

– Неужели не собьют? – с досадой сказала Соня.

– Не каркай, собьют, – уверенно заявил Федя. – Не подпустят.

От волнения он даже забыл добавить свое обычное «значит».

И тут раздался истошный вопль Левы:

– Ракета! Ребята, ракета!

О бомбардировщике мигом забыли. С удивлением и испугом уставились на крышу дома. Над ней на темном фоне неба яркой красной полосой светился, быстро угасая, след сигнальной ракеты.

– Откуда? – взвизгнул Федя.

– Из слухового. – Лева показал на чердачное окно над ближайшей лестничной клеткой.

– Женя – в штаб! – распорядился Федя. – Доложить капитану. Остальные – за мной!

Он первым нырнул в подъезд.

Лева, Юлий и Соня кинулись за ним. Лева прихватил по дороге валявшиеся у крыльца железные щипцы.

Вверх по лестнице бежали, перемахивая через две ступеньки. Мигом взлетели на площадку третьего этажа.

– Куда торопитесь, пацаны? Неужто «зажигалка» на чердак попала? – остановил их негромкий голос.

На лестничной площадке у открытой в квартиру двери стоял мужчина. Лет сорока, высокий, грузный. В расстегнутом полушубке, брюках армейского образца, хромовых сапогах. На голове – серая кубанка.

Из прихожей тускло светила коптилка. Юлий разглядел: на лице незнакомца недобрая настороженность.

«Почему я его не знаю?» – с досадой на себя подумал Юлий. До войны он бывал в этом доме, приходил к своему дружку Киму Портнову и знал многих жильцов. Правда, в опустевший дом могли вселиться и другие. Но что-то Юлия беспокоило.

А Лева обрадовался.

– Дядя, помогите! – взмолился он с ходу. – На чердаке ракетчик!

– Не вопи! – осадил Леву Федя и вырвал у него щипцы. – И так слышно.

– А что? – оторопело попятился Лева. – Я ничего…

– Молчи, – толкнул его в бок Федя и, звякнув щипцами, выдвинулся вперед.

Незнакомец растерянно улыбнулся, сунул руку в карман полушубка.

– Что вы, пацаны! Какие тут ракетчики! У нас, в Кронштадте? Померещилось вам. – Голос его звучал ровно, убедительно. – Я живу здесь, услышал бы.

«Здесь живет, а одет, как в поход собрался, на ночь глядя…» – продолжал размышлять Юлий.

На всякий случай он незаметно нащупал в кармане рукоятку браунинга.

– Мы сами видели, – виновато высунулся из-за Феди Лева. – Ракету видели. Красная-красная…

– Да замолчи ты… – Соня потянула Леву за рукав.

– А мало ли сейчас стреляют? – Незнакомец, о чем-то раздумывая, искоса оглядывал ребят. – Но… если так… я… минутку.

Он вдруг повернулся к двери, намереваясь уйти в квартиру.

– Надо задержать, – шепнул Федя Юлию.

– Понял, – ответил Юлий и достал браунинг. – Стой! Ни с места!

Короткий ствол браунинга уперся в спину незнакомца.

Федя со щипцами наперевес загородил вход в квартиру.

Незнакомец неохотно остановился.

– Вы что, пацанье, ошалели? – спросил сердито. – Своих не узнаете?

– Проверить надо, – твердо сказал Юлий. – Руки вверх!

Снизу из подъезда послышались выкрики, топот ног.

– Сюда! Скорей! – Ребята узнали голос Жени. – Тут они.

Незнакомец начал медленно поднимать руки, но вдруг стукнул локтем Юлия – тот упал – и кинулся на Федю, пытаясь прорваться в квартиру. В руке у него блеснул пистолет.

– Держи его! – истошно заорал Федя и замахнулся щипцами.

Незнакомец вскинул пистолет, но Лева тут же бросился на него, вцепился в руку. Прозвучал выстрел. Пуля, звякнув, ударилась в стену. В лестничный пролет посыпалась штукатурка. Теперь уже и Соня, и быстро вскочивший на ноги Юлий бросились в схватку. Ребята буквально повисли на незнакомце, обхватили его, не позволяя вырваться.

В этот момент на площадку, тяжело дыша, вбежали несколько военных моряков с винтовками наперевес. Следом, прихрамывая, торопился капитан Данилов.

– Стой! Прекратить свалку! – раздался властный голос капитана.

Ребята расступились. Незнакомец, растерянно озираясь, выпрямился, опустил пистолет.

– Безобразие, – выдавил сквозь зубы.

– Кто такой? – сухо спросил капитан, направив на незнакомца луч карманного фонаря.

– Живу здесь. – Незнакомец кивнул на открытую дверь и кашлянул в кулак. – Понимаете, мальчишки шум подняли, я вышел… А они драться полезли.

– Врет он, не так было, – взорвался Федя, но капитан жестом остановил его.

– Я был вынужден защищаться, – развел руками незнакомец.

– Ладно, разберемся, – спокойно сказал капитан. – Но придется пойти с нами.

– А может, здесь разберемся? – Незнакомец явно надеялся, что его отпустят.

– Оружие пока сдайте. – Капитан отобрал у незнакомца пистолет, затем обратился к ребятам: – А вы, мальцы, марш по домам да зря людей не пугайте.

На следующий день Федю Столярова и его друзей снова пригласили к капитану Данилову. На столе стояли большой флотский чайник и несколько кружек. На блюдечке лежало пять маленьких кусочков рафинада.

– Молодцы, ребята, большое дело помогли сделать, – сказал капитан, разливая по кружкам крутой кипяток. – Жаль, нечем вас угостить. Погрейтесь хоть кипяточком.

Не дожидаясь повторного приглашения, ребята разобрали кружки. Сдержанно сопя и чмокая, отхлебывали горячую воду. Чтобы не обжечься, дули на нее, сложив губы трубочкой, а пили небольшими глотками, с частыми остановками. Сахар осторожно держали двумя пальцами и, стараясь продлить удовольствие, откусывали мизерными порциями. Соня свой кусочек вообще есть не стала, а незаметно спрятала. Решила, видно, отнести домой.

Громче всех хлюпал Лева.

С наступлением холодов нос у него будто совсем расклеился и не давал своему хозяину покоя. «Тебе закаляться надо, – сказал ему как-то Федя. – Тоже мне лев». – «А у львов тоже насморк бывает, – без обиды ответил Лева, – я сам видел, в зоопарке». Федя только рукой махнул: чего с него взять, несмышленыш.

Капитан, чтобы не смущать ребят, прятал взгляды. Потом, кашлянув в пригоршню, вышел из-за стола и без всякой надобности открыл дверцу шкафа, покопался в нем.

Первым закончил чаепитие Федя. Он бережно положил в рот последнюю крупинку сахара и, высоко задрав голову, опрокинул кружку вверх дном, единым махом опорожнил ее. Затем облизал пальцы, солидно кашлянул и вытер рукавом губы.

– Спасибо, Пал Иваныч, – сказал с достоинством.

Юлий, раза два лизнув сахар, аккуратно, не таясь, завернул его в бумажку и положил в карман. Дома его ждали голодные мать и сестренка. Кипяток выпил до капли.

– Спасибо.

– Спасибо… Спасибо… – повторяли ребята, возвращая кружки на стол.

– На здоровье. – Капитан вновь подошел к столу, сел, сочувственно спросил: – Согрелись немного?

– Вкусный чай, – за всех ответил Федя и после небольшой заминки спросил: – Пал Иваныч, а как он… ну, тот, который диверсант, значит… как он ракету пустил? У него же ничего не было. Мы потом весь чердак обшарили, ничего не нашли.

– Как?.. – Капитан помедлил, сурово наморщил лоб. – Очень просто. Ракетницу мы в соседнем дворе обнаружили, он ее через слуховое окно выбросил. А дверь в пустую квартиру открыл для маскировки. Действовал самоуверенно, нагло, но везде оставил следы. Он бы и с вами разделался, да мы вовремя подоспели… Ну да ладно, кончим об этом. Другие вопросы есть? Может, просьбы?

– Разрешите? – поднялся Юлий. – А можно нам на боевой корабль?

– Это как же? – не понял капитан.

– Чтобы воевать, значит, – поддержал друга Федя.

Разговор об этом между ними велся давно.

– Ишь ты… – Капитан потер складки на лбу. – На корабль?.. Воевать… Морская форма вам нравится?

Он с каким-то новым любопытством оглядывал ребят, словно перед ним вдруг оказались незнакомые еще люди.

– Мы не подведем, – под общее одобрение добавил Федя.

Насчет формы он умолчал. Конечно, и форма имела значение.

Синий воротничок, бескозырка, тельняшка – кому это не понравится? Однако главное было в другом.

И капитан, кажется, понял, почему именно сейчас, в военное время, влекло их море, корабли.

– И кем же вы хотите быть на корабле? – хитро прищурился он.

Ребята растерянно переглянулись. Действительно, кем?

– Юнгами, – уверенно подсказал Юлий.

Он только на днях перелистал «Морской словарь» из отцовской домашней библиотечки и нашел там это заветное слово – юнга. И сразу запомнил его толкование: «Юнга – подросток, исполняющий на корабле обязанности матроса и обучающийся морскому делу».

– Юнгами? – Капитан что-то прикинул в уме. – Хорошо, я узнаю… Посоветуюсь… Думаю, получится… Не завтра, конечно, не сразу, но добьемся… А пока – что ж? – по домам. – Он снова перешел на деловой тон. – Вечером, как обычно, прошу выйти на дежурство. Придется пока подежурить.

– Есть, – дружно поднялись ребята.

Вскоре они уже шагали по улице. Было светло и морозно. Обильный снег, предвещая затяжную зиму, ложился на землю плотным белым покрывалом.

Издалека, с залива, доносился орудийный гул.

III

Море, сколько раз на него ни гляди, всегда разное. В зависимости от времени года, а часто и от времени суток оно меняет цвет и нрав. Его причуды – диво дивное. То оно светлое и приветливое. А то темное, беснующееся. То ласково плеснет теплыми брызгами, а то с размаху начнет бить леденящими ладонями волн. И тогда только успевай поворачиваться.

Сегодня море чужое, холодное. Хочется уйти от него, спрятаться. Но разве это возможно? Юлию даже двигаться нельзя. Он лежит на носу бронекатера, у среза форштевня, и до боли в глазах всматривается в монотонно наплывающую, бурлящую поверхность воды. А нет ли там какой опасности? Вдруг на пути – мина? Прозеваешь – поминай как звали. Ни от тебя, ни от всего корабля ничего не останется. Таковы суровые законы войны.

У катерников это называлось «мокрая вахта».

Вообще, вахта – дело ответственное, серьезное. В Корабельном уставе, многие статьи которого Юлий еще в Школе юнг выучил наизусть, вахта определяется, как особый вид дежурства на кораблях. Даже в обычных условиях вахта требует непрерывной бдительности и безотлучного пребывания на посту. А тем более в боевом походе, в штормовую погоду, в условиях обледенения.

Юлий знал, что это будет. Не он первый, не он последний становился на «мокрую». Но все же, когда полчаса назад боцман катера Агейчиков открыл сверху люк машинного отделения и, перекрывая шум двигателей, позвал: «Юнга Ворожилов!», Юлию стало не по себе. По спине у него пробежал холодок.

Выдержит ли?

Однако привычка к дисциплине сработала безотказно.

– Есть! – с готовностью откликнулся Юлий.

– Пора на вахту, – коротко бросил Агейчиков, загадочно улыбнувшись. – Шевелись бодрее!

– Понял, – не придав значения боцманской улыбке, ответил Юлий.

Озабоченное лицо боцмана скрылось, люк захлопнулся.

Юлий спешно начал одеваться.

Прямо на робу натянул стеганые ватные брюки и телогрейку. В сапоги намотал по два слоя портянок. Поверх телогрейки надел капковый бушлат: он не только греет, но и утонуть не даст, в случае чего. Шерстяной вязаный подшлемник почти целиком скрыл лицо, осталась только прорезь для глаз. На подшлемник нахлобучил матросскую шапку, связав наушники под подбородком.

«Как чучело», – насмешливо подумал, почувствовав себя грузным и неповоротливым. С трудом пролез через люк и выбрался на верхнюю палубу.

Здесь гулял студеный ветер, поблескивали ледяные брызги. Корабль с борта на борт переваливался, волны то и дело окатывали палубу.

На тросах и стойках леерного ограждения, установленного вдоль бортов, на орудиях и надстройках образовалась наледь. А на палубе – что-то вроде катка.

«На коньках бы!» – мелькнула озорная мысль.

До бака – носовой части верхней палубы – добирался в сопровождении боцмана. Там комендор Виктор Тодорский уже ждал их. Его-то Юлий и сменил.

Тодорского пришлось вырубать изо льда, так его приморозило. Потом боцман утащил Виктора волоком – сам он двигаться не мог. Юлию напомнил:

– Не забудь привязаться.

– Не забуду, – ответил Юлий, стараясь не выдать охватившей его робости.

И остался один на своем ответственном посту. На посту вахтенного-впередсмотрящего.

К срезу форштевня – самой крайней по ходу корабля части бака – подполз на четвереньках.

Свободный конец троса, прикрепленного к поясу, набросил на кнехт – специальное приспособление для крепления концов, прежде всего причальных, – намотал несколько раз и завязал крепким морским узлом. Потом лег на палубу животом вниз, лицом по ходу корабля. И, забыв обо всем, стал наблюдать.

Задача у экипажа бронированного малого охотника – так назывался корабль, на котором после окончания Школы юнг служил Юлий Ворожилов, – была простая: патрулировать отведенный район Финского залива, чтобы вовремя заметить появление вражеских кораблей. У впередсмотрящего задача узкая: пока катер несет дозор, в оба смотреть по курсу. И замечать все, что встретится на пути. Щепку не пропустить.

Первая же волна окатила Юлия с головы до ног. За ней – вторая, третья. Не сразу вода пробилась сквозь одежду. Но пробилась, и довольно скоро. Ужалила колючими иглами кожу, еще не остывшую от тепла машинного отделения, и стала разливаться холодом по всему телу.

В груди снова заныло: «Выстою ли? Продержаться надо час. Целый час!»

И вот уже полчаса минуло. Юлий втянулся в однообразный ритм плавания. Впереди все то же – бурлящая, переливающаяся поверхность воды.

Рябь перед глазами. Качка выматывает до тошноты. От въедливой морской соли выступают невольные слезы.

Сколько еще осталось?

На миг обернулся. Позади мутно поблескивала оледенелая, мокрая поверхность рубки. Она будто под двойной броней – железной и ледовой.

Над рубкой – фигура командира, старшего лейтенанта Гринева. Он, как изваяние, стоит по пояс высунувшись из рубочного люка, и тоже смотрит вперед. На его осунувшихся щеках – капли воды. Капюшон меховой куртки покрыт изморозью.

Чем-то он напоминает сказочного Деда Мороза. Только гораздо серьезнее и величественнее.

А рядом с командиром – Федя Столяров. Да, тот самый, с которым Юлий полтора года назад в Кронштадте помогал капитану Данилову диверсанта ловить. Федя теперь тоже стал юнгой, сигнальщиком. Поэтому и на вахте он там же, где командир, – в боевой рубке. Из двадцати трех членов экипажа юнг двое: Юлий и Федя. Бывалые матросы зовут их юнгашами, иногда салажатами. Но держатся они – и в повседневной службе, и в бою – на равных. Сами так себя поставили.

Взять хотя бы сегодняшний случай. Юлий сам на «мокрую вахту» напросился. Боцман предупреждал: тяжело будет. Не зря он иронически улыбался. Ну что ж, а другим разве легко? Тому же командиру? Он часто на Юлия посматривает. Взгляд у старшего лейтенанта проницательный. И любопытствующей. Будто спрашивает: «Держишься?» Да и Федя наверняка что-то в этом духе прикидывает. Ну и… не то сочувствует, не то завидует.

И Юлию хочется обоим им ответить: «Не беспокойтесь, выстою я эту вахту. Мне даже интересно, как все получится».

Но он слизывает с губ горько-соленую влагу и отворачивается. И мысленно повторяет: «Главное – увидеть мину как можно дальше… Как можно дальше… Дальше…»

И смотрит вперед – на пляшущие космы волн. Форштевень режет их, разбрасывает по сторонам. И волны, плеснув в скулы катера, зло отскакивают, пенятся, плюются ледяными брызгами. Кажется, эти брызги замерзают на лету.

А может, и не кажется. Они и впрямь замерзают. Вот уже брючины приморозились к палубе. И капковый бушлат не оторвать. Боцман опасался, что смоет его. Нет, не смоет. Примерз – не пошевелиться. Надо хотя бы руки оставить свободными. Руками сигнал при необходимости придется подавать. Голос могут не услышать.

Гудят моторы, их шум теряется за кормой, в пенном буруне кильватерного следа. Мотористам сейчас жарко, душно. Подвахтенный Юлия комендор Свириденко – через полчаса ему на смену – спит в кубрике. Он в данный момент самый счастливый человек. Наверное, родную Полтаву во сне видит. Боцман Агейчиков у своего крупнокалиберного притулился, не двигается. Бдительный он, смотрит на все стороны. Мало ли чего, самолет или корабль противника выскочит откуда-нибудь, прозевать негоже. Боцману тоже не сладко, но все же его не так обильно окатывает водой.

Всех трудней сейчас ему, юнге Юлию Ворожилову. Мокни, замерзай, хоть плачь, если сможешь, но держись. И смотри вперед, поскольку ты впередсмотрящий. Как можно дальше смотри. И не проморгай чего-нибудь.

А мысли невольно возвращаются в прошлое. В осень и зиму сорок первого – сорок второго года, в Кронштадт. Вспомнилось, как патрулировали улицы затемненного города, дежурили на крышах домов, гасили немецкие «зажигалки». Как за ракетчиком вражеским охотились. Капитан Данилов выполнил обещание. Когда залютовали морозы и пришел голод, Павел Иванович добился зачисления Юлия Ворожилова, Феди Столярова и Левы Морозова в учебный отряд Балтфлота. С тех пор стали они по-настоящему военными. А зовутся юнгами. Прошли курс военно-морских наук, выдержали экзамены. И были направлены на боевой корабль. Вот на этот самый, на бронированный малый охотник под номером 519, на носу которого лежит сейчас Юлий.

Правда, здесь только двое. Лева плавает на тральщике. Он тоже, как и Юлий, моторист. Недавно весточку прислал. Пишет, что гланды у него совсем зажили. Будто их и не было. «Значит, морская закалка на пользу», – заметил по этому поводу Федя. От своего «значит» он так и не избавился.

А Женя Емельянов погиб при артобстреле. Еще той же осенью.

Соня все-таки эвакуировалась. Мать у нее расхворалась, и отправили ее на Большую землю по Ладоге. Там через озеро ледовая трасса проложена. Обещала Соня письмо прислать, да почему-то молчит. В последний раз они виделись в январе сорок второго. Всю ночь просидели на своем диване в бомбоубежище. Там, конечно, было теплее и уютнее. Но возвратиться туда он бы не согласился. Даже сейчас.

Мысли, воспоминания… А море и ветер продолжают свирепствовать. На теле, кажется, нет уже места, куда не добралась бы колючая вода. Холодная, а обжигает. И ледовый панцирь все растет и растет. Сжимает, словно рыцарскими доспехами. Видел он такие в Эрмитаже, когда отец его в Ленинград возил. И как только рыцари воевали в них?

Главное – не пропустить мину. Проклятая это штуковина. Попробуй ее заметь, если она чуть над водой высовывается. А вода бурлит, клокочет. Может, эта самая мина вот за тем гребнем скрывается.

Мороз иголками впивается в лицо Юлия. И кажется, всего его пропитало едкой водяной пылью. На губах соленая горечь. А он не отрываясь смотрит вперед.

«Увидеть как можно дальше… Дальше…» Ничто другое для него сейчас не имеет значения.

Ведь он впередсмотрящий. Единственный из всего экипажа. Из двадцати трех моряков – один, кто может предупредить о надвигающейся беде. «Особый вид дежурства… требует непрерывной бдительности…»

Большая на нем ответственность.

«Увидеть дальше… Как можно дальше…» – сверлит в мозгу.

И Юлий увидел ее.

Мина показалась всего на какой-то миг. Выскочила из-за крутой волны, угрожающе сверкнула мокрыми рогами, шершавой чугунной спиной и скрылась за набежавшим валом.

– Мина!.. Прямо по курсу! – истошно крикнул Юлий, обернувшись к рубке.

И сразу ему стало ясно: ни командир, ни сигнальщик не услышали его.

«Что же ты, Федя, друг! – с досадой подумал Юлий. – Хоть бы ты…»

И он снова увидел мину. Она мелькнула в бурлящей пене метров на двадцать ближе, чем в первый раз. Корабль шел прямо на нее. Еще минута – и… Юлию показалось, что беда уже неминуема.

Что предпринять? Может, у него пропал голос? Да нет же, ветер, буря… Надо собраться с силами и обязательно поднять тревогу.

– Мина по курсу!!! – в неистовом отчаянии прокричал он и предупреждающе замахал руками.

И тут же почувствовал рывок. Юлия словно кто-то дернул и потянул за борт. Но крепко повязанный на поясе конец троса удержал его.

А катер будто завертелся на месте. Он резко сбавил скорость. И, вдребезги разбивая скулой встречную волну, начал стремительно разворачиваться вправо.

«Дали задний ход и отвернули, – сообразил Юлий. – Значит, они услышали… приняли мой сигнал! Они тоже заметили… Но где же мина?»

Да, где мина? Вахтенный ни при каких обстоятельствах не должен забывать о своих обязанностях. Эта мысль обожгла сознание.

Одним всеохватывающим взглядом Юлий окинул поверхность воды перед катером.

Мина оказалась слева, совсем рядом, в каких-нибудь десяти метрах от борта. Она уже не пряталась – открыто катилась по склону волны прямо на корабль. И расстояние до нее быстро уменьшалось.

– Мина слева! У борта! – не совсем по-уставному доложил Юлий.

И опять обернулся, замахал руками.

Рядом стоял Агейчиков. Когда он появился, Юлий не заметил, но один вид могучей фигуры боцмана наполнил юнгу радостью.

– Держись, братишка! – пророкотал Агейчиков, перекрывая все шумы. – Сейчас мы ее утихомирим.

Юлий по привычке рванулся, хотел встать, но так и остался лежать распластанный у ног боцмана.

Проклятый мороз – намертво приковал к палубе!

– Там она. – Юлий вытянул вперед руку, указывая на пляшущую в воде мину.

– Вижу, – спокойно ответил Агейчиков. – Подстрахуешь меня. Держи крепче!

Боцман подал Юлию страховочный трос, другой конец которого был обмотан у него вокруг пояса.

«Что он хочет делать? – в недоумении подумал Юлий. – Неужели… за борт?»

– Есть, – заученно прохрипел он, принимая конец троса.

Трос был скользкий, мокрый, вырывался из рук. Для надежности Юлий намотал его на ладонь. И с опаской следил за приготовлениями боцмана.

– Да не смотри ты на меня так, будто на погибель провожаешь, – буркнул боцман, присев на корточки. – Не беспокойся, все очень просто. Главное – не упустить момент.

Но Юлий еще не понимал, о каком моменте идет речь. Тревога не сходила с его лица.

Ход корабля заметно замедлялся, однако нос продолжал катиться вправо.

Море, безразличное ко всему, по-прежнему неистово плескалось, и на палубу катера то и дело накатывались потоки воды. Они достигали рубки и там, столкнувшись с броней, взмывали вверх, рассыпались брызгами, замерзавшими на лету.