Текст книги "Андрей Тимофеевич Болотов – выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833"

Автор книги: Александр Бердышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Второе доказательство имеется в тех же записках Андрея Тимофеевича. Рассказывая о своих приятельских отношениях с Г. Г. Орловым (в годы военной службы), он упоминал, что Орлов дал ему дружеское прозвище «болотенько». Орлов вряд ли употребил бы это слово с ударением на первом .слоге. В то же время с ударением на втором слоге оно звучит с ласковым оттенком, на что обращал внимание Андрей Тимофеевич.

Сомнения надо было рассеивать. Наиболее надежным казалось найти прямых потомков по мужской линии.

Безрезультатные поиски продолжались долго, но все же в конце концов счастье улыбнулось мне: я нашел прямых родственников Андрея Тимофеевича, которые не только знали свою родословную вплоть до великого предка, но и хранили семейные реликвии, связанные с ним и его детьми. Это прежде всего потомки по дочери Андрея Тимофеевича – Анастасии, вышедшей замуж на Петра Ивановича Воронцова-Вельяминова,– прапраправнучки Ольга (1895 г. рождения) и Анастасия (1903 г. рождения, в замужестве Георгиева), проживающие в Москве.

Анастасия Павловна, хорошо помнящая своего деда – Алексея Павловича (правнука Андрея Тимофеевича, 1843—1913). сказала, что в его семье (а также в семье ее отца, 1865—1948) фамилию всегда произносили с ударением на втором слоге, что дедушка очень сердился, если кто-то называл их Болотовыми.

И наконец, Анастасия Павловна показала еще одно, весьма убедительное доказательство того, что фамилию Болотовых нужно произносить с ударением на втором слоге. В ее семье хранится ценная реликвия – рукописная (в переплете) книга дочери Андрея Тимофеевича – Анастасии, написанная ею собственноручно. В эту книгу Анастасия Андреевна переписывала наиболее интересные места из прочитанных книг. На титульном листе книги рукою Анастасии Андреевны написано: «Списано из разных книг Настасьею Болотовою». А вот на переплете уже переплетчиком вытиснено:

«Настасьи Балотовой» (прописными буквами). Даже будучи малограмотным человеком, переплетчик не написал бы «Балотовой», если бы ударение падало на первый слог. Как известно, в московском говоре безударное «о» произносится как «а», чем и была вызвана ошибка переплетчика.

Подобного же типа ошибку допустила и теща Андрея Тимофеевича – Мария Абрамовна Каверина. В рукописном отделе библиотеки им. Салтыкова-Щедрина (Ленинград) в фонде 89, единица хранения 106, 1801 г. имеется ее письмо от 28 октября внуку – Павлу Андреевичу. В этом письме имеются такие строки: «Мысленно целую вас и милою Катенку и Сашенку [орфография Кавериной] и Николая Балотова». Как видите, опять Балотова. Одну и ту же ошибку допускают разные люди. Почему? Потому, что пишут, как говорят. А вот если бы фамилия была Болотов, они бы этой ошибки не допустили. О письме Кавериной мне любезно сообщил прапрапраправнук Андрея Тимофеевича по сыну Павлу – Андрей Леонидович Толмачев, проживающий в Москве. Он весьма интересуется биографией своего далекого предка и ведет активный поиск в архивах нашей страны всего, что связано с ним и его ближайшими родичами.

Совсем недавно я нашел еще одно подтверждение тому, что в XVIII в. фамилия Болотов произносилась с ударением на втором слоге. В книге С. П. Жихарева есть такой текст: «Послание Марина к Капнисту как раз напоминает эпистолу воспитанников Университетского пансиона к пансионному эконому Болотову „О пользе огурцов", забавную пародию превосходной эпистолы Ломоносова к Шувалову „0 пользе стекла"» [¹⁵ Жихарев С. П. Записки современника. М.; Л.: Academia, 1934 Т. 2. С. 454.]. Начало письма Ломоносова широко известно: «Неправо о вещах те думают, Шувалов, которые стекло чтут ниже минералов». Воспитанники пансиона спародировали эти слова следующим образом: «Неправо о вещах те думают, Болотов, которы огурцы чтут ниже бергамотов». Из этого шутливого обращения ударение в фамилии определяется совершенно четко, на втором слоге.

Когда я уже счел розыски, связанные с произношением фамилии Андрея Тимофеевича, законченными и ударение на втором слоге доказанным, эта история неожиданно получила продолжение: нашлись его родственники, также хорошо знающие свою родословную и хранящие семейные реликвии, но произносящие фамилию с ударением на первом слоге. Было от чего прийти в изумление. Самое невероятное заключалось в том, что вновь обнаруженные родственники не были «седьмой водой на киселе» по отношению к Андрею Тимофеевичу, а вели свое происхождение от родного брата его отца – Матвея Петровича Болотова. В семье Елизаветы Александровны Болотовой (1912 г. рождения), прапрапраправнучки Матвея Петровича (по ветви Матвей—Михаил—Андрей—Николай—Александр-Александр), проживающей в Ленинграде, хранятся оригинальные и весьма интересные материалы, имеющие прямое отношение к Андрею Тимофеевичу, в том числе один из рукописных томиков его известных автобиографических записок. В личной беседе Елизавета Александровна и сообщила мне, что их род не Болотовы, а Болотовы, причем ей хорошо известно, что и дедушка ее был Болотов.

Каким же образом и когда произошло смещение ударения в фамилии? Более или менее вероятно лишь одно: Матвей Петрович, Михаил Матвеевич и Андрей Михайлович были Болотовы. Ведь они жили в одно время с Андреем Тимофеевичем, их усадьбы находились в непосредственной близости друг от друга, между их семьями происходило тесное общение. Поэтому невозможно представить такую ситуацию: фамилия Андрея Тимофеевича и двоюродного брата имеет разное произношение, но он об этом ни разу не упоминает в своих записках. С другой стороны, по утверждению Елизаветы Александровны, ее дедушка Александр Николаевич уже был Болотов. Стало быть, смещение ударения произошло в период жизни Николая Андреевича. Чем оно было вызвано – сказать трудно. Может быть, пока люди жили в деревне и занимались сельским хозяйством, они не считали зазорным фамилию Болотов. Потомкам же их, переселившимся в город, связь фамилии с «болотом» показалась не совсем приличной для дворянского рода, и они переменой ударения сделали ее, как им думалось, более благозвучной.

А вот почему исчезла фамилия Болбтовых и сейчас встречаются Болотовы, по-видимому, более или менее достоверно предположить можно, проанализировав генеалогические ветви по линии Андрея Тимофеевича п его двоюродного брата Михаила Матвеевича. Как известно, в России по существующему порядку фамилии переходят к последующим поколениям, как правило, по мужской линии. Поэтому чем больше в роду сыновей, тем надежнее сохраняется фамилия. У Андрея Тимофеевича из взрослых детей был лишь один сын Павел. У него, несмотря на многочисленное семейство, род продлили лишь Алексей и Михаил. У Алексея был один сын и один внук, сыновья Михаила потомства не оставили. Таким образом, род Болотовых из поколения в поколение уклонялся в женскую сторону и в результате потомство с этой фамилией уменьшилось.

Другое дело род Болотовых. У Николая из 6 детей было 5 мальчиков, у его сына Андрея – все пять детей мальчики, у внука Александра – из 5 детей четыре мальчика, у правнука Алексея – то же самое: из 5 детей четыре мальчика.

Распространение фамилии с ударением на первом слоге привело к тому, что сейчас очень трудно привить людям правильное произношение фамилии Андрея Тимофеевича.

Сейчас многие считают, что ударение менять не следует. Все привыкли к такому произношению, пусть оно и остается. Однако это несправедливо по отношению к памяти великого человека. Знать правильную его фамилию и употреблять другую нелепо, тем более что многие люди пока еще вообще не знают Болотова и правильное произношение его фамилии не составит для них никакого труда.

Приближается юбилейная дата ученого – 250-летие со дня его рождения. Надо полагать, она будет отмечена на самом высоком уровне. И в первую очередь необходимо восстановить правильное произношение фамилии нашего замечательного земляка.

В заключение хочу обратиться к читателям: если среди вас найдутся Болотовы, знающие своих предков (чем дальше, тем лучше), не откажите в любезности сообщить автору. Заранее выражаю вам свою самую искреннюю признательность.

Письмо Раменскому: реальность или вымысел?

В связи со сказанным о необходимости раскрытия «белых пятен» в жизни и творчестве А. Т. Болотова большой интерес представляет оригинальная публикация М. Маковеева «Обратить в пользу для потомства» [¹⁶ Новый мир. 1985. № 8. С. 195—212.], касающаяся известной учительской династии Раменских. Речь р ней идет об Акте комиссии Ржевского гороно, в котором в 1938 г. по поручению Наркомпроса РСФСР был описан семейный архив Раменских. В числе прочих документов в Акте полностью приводится письмо А. Т. Болотова основателю мологинской ветви (село Мологино Ржевского района Калининской области) учителей Раменских – Алексею Даниловичу Раменскому.

Редакция «Нового мира» сопроводила публикацию вступительным замечанием, подчеркнув, что документы, «до сих пор неизвестные науке, представляют – при условии их подлинности – огромный общественный интерес». Поскольку архив Раменских, хранившийся в Ржевском краеведческом музее, погиб в грозные годы Великой Отечественной войны 1941 —1945 гг. и проверить подлинность приводимых в Акте документов путем сличения их с оригиналами нельзя, редакция совершенно справедливо утверждала: «Остается один путь проверки подлинности копий, представленных в документе,– путь научного анализа».

Однако несмотря на довольно четкую позицию редакции относительно необходимости предварительной проверки подлинности исторических материалов, М. Маковеев в своем предисловии к публикации, по– видимому, только на основании этого письма А. Т. Болотова А. Д. Раменскому, но уже без всяких оговорок, более того, весьма утвердительно пишет, что Болотов, «как оказалось», бывал в доме Раменских в Мологине.

Таким образом, читатель, недостаточно знакомый с биографией А. Т. Болотова, может принять это утверждение М. Маковеева за достоверный факт.

Более 40 лет занимаюсь я изучением жизни и творчества А. Т. Болотова. Что можно сказать на основании известного мне об Андрее Тимофеевиче по поводу упомянутого письма? Откровенно признаюсь: не сразу пришел к определенному выводу. Есть в письме такое, что заставляло не раз возвращаться к нему и снова перечитывать. Многое в нем заставляет верить в его подлинность. Во всяком случае, человек, написавший письмо, хорошо знал то время, события, связанные с А. Т. Болотовым и упоминаемыми им людьми, причем в таких деталях, которые могли быть известны только самому Болотову или людям, очень хорошо знакомым с его дневниками. Таковы, например, упоминание в письме о посещении Болотова Н. И. Новиковым в 1791 г., рассуждение о том, что Новиков «жив, хотя имел несчастие повредиться в разуме». Соответствуют действительности сообщаемые в письме даты событий: профессор Московского университета И. Г. Шварц действительно умер в 1784 г., посещение Болотовым Радищева в 1797 г. могло в самом деле состояться, поскольку именно тогда Радищев вернулся из ссылки в свое имение Немцово.

В письме чувствуется стиль А. Т. Болотова, его манера обращения к собеседнику, встречаются особо любимые им обороты и слова.

И тем не менее есть в письме детали, вызывающие большие сомнения в его подлинности. Не могло быть в письме Болотова таких выражений, как, например, «по агрономическим вопросам», «из агрономических вопросов» (тогда слово «агрономия» и его производные еще не были в употреблении в России). Никогда не пользовался Андрей Тимофеевич словом «природа», всюду у пего фигурирует «натура». Недоумение вызывают словесные обороты: «Ваша методика обучения...», «...передайте, пожалуйста, привет...»

Довольно странно выглядит для Болотова его подпись в письме: «С глубочайшим уважением к Вам Андрей Тимофеевич Болотов». Я подобной подписи не встречал, хотя просмотрел массу его писем. Или, скажем, есть в письме строки: «Как я уже соизволил Вам написать...» Не мог такое допустить Болотов. Этикет вежливости XVIII в. предписывал употребление этого глагола по отношению к собеседнику, но никак не к собственной персоне: например, «Вы соизволили мне сказать» и т. п.

Конечно, эти сомнения нельзя рассматривать в качестве доказательств, достаточно убедительно отвергающих подлинность письма. Во-первых, у А. Т. Болотова был отвратительный почерк, так что ничего удивительного не было, если составители Акта вместо слов, имевшихся в подлиннике, употребили совсем другие. Во-вторых, если редакция «Нового мира» и М. Маковеев «по взаимному согласию» сочли возможным «некоторые места Акта подвергнуть незначительным исправлениям», то почему этого не могли сделать составители Акта в отношении подлинных документов?

Само по себе письмо при всех его внутренних противоречиях не вызвало бы у меня желание вступить к дискуссию, если бы оно не шло вразрез с тем огромным фактическим материалом,' который имеется, если можно так выразиться, на противоположной стороне системы Раменский—Болотов, т. е. в архивах Болотова. Причем если на одной стороне (Раменский) – только копия единственного документа, то на второй (Болотов) – множество подлинных материалов, и в первую очередь его дневники и опубликованные на их основе знаменитые записки «Жизнь и приключения Андрея Болотова».

Как известно, Андрей Тимофеевич в течение всей своей жизни вел подробные записи всего сделанного им и произошедшего в его жизни. Не оставлял он без внимания ни одного нового знакомства, особенно если человек был духовно близок ему и научные интересы их совпадали. О всех таких людях мы находим довольно подробные упоминания в «Записках». Так же обстоятельно фиксировал Андрей Тимофеевич все свои поездки за пределы Дворянинова и Богородицка.

И вот, зная этот биографический фон, попробуйте объяснить: почему Болотов ни разу в своих дневниках и «Записках» не назвал фамилии Раменского, Радищева, Петрова, Шварца, Юрьева, почему он не описал, как это делал в отношении всех других своих поездок за пределы постоянного местожительства, посещение Мологина и Немцова? Хотя в письме Раменскому, которое фигурирует в Акте, все упоминаемые в нем люди аттестуются как близкие Андрею Тимофеевичу.

В самом деле, уже в первых строчках письма Болотов огорчается перерывом в «дружеской переписке» с адресатом – А. Д. Раменским. Обратите внимание: речь идет не об единичном письме, а о переписке. Кроме того, Болотов обнаружил свою оплошность, «просматривая записи протекших времен своих», т. е., по– видимому, встретил запись, касающуюся А. Д. Раменского. Почему же ее пет в действительности?

О посещении его Н. И. Новиковым А. Т. Болотов рассказывает в своих «Записках» довольно подробно. Но содержание разговора при той встрече по «Запискам» совершенно непохоже на то, о котором говорится в письме. Такое расхождение в описании одного и того же события не свойственно Андрею Тимофеевичу.

Далее. В письме И. Г. Шварц упоминается со словами «наш друг». Но каждому, кто знаком с деятельностью Шварца, очевидно, что это явное недоразумение, Шварц не мог быть другом Болотова по той простой причине, что являлся одним из руководителей масонского общества, а Болотов как огня боялся близости с масонами. Эта боязнь, как известно, пробежала «черной кошкой» между Болотовым и Новиковым, помешав их более тесному сближению. И если дружеские отношения с Новиковым поддерживались на деловой основе, благодаря совместной работе по изданию «Экономического магазина», то о дружбе со Шварцем не могло быть и речи.

Противоречат идеологии и морали Болотова его высказывания в письме о А. Н. Радищеве. Убежденный монархист и апологет крепостного права, вряд ли пошел бы он на такое сближение с вольнодумцем, чтобы ради этого совершить специальную поездку в другую губернию. Есть и еще одно свидетельство тому, что Радищева в числе близких Болотову людей не было. В «Памятнике протекших времен» (1875. Ч. II С. 28) есть параграф «Государь освобождает некоторых важных заключенных», в котором Болотов, рассказывая о распоряжении Павла освободить политических заключенных, ведет речь о Н. И. Новикове, но ни одним словом не упоминает Радищева. Редактор издания вынужден был сопроводить текст Болотова следующим примечанием: «Между прочим – Радищева, сосланного в Сибирь за издание своего Путешествия из Петербурга в Москву».

В письме А. Т. Болотов просит А. Д. Раменского передать привет хозяину Мологина А. М. Юрьеву, упоминая о знакомстве с ним еще по петербургскому периоду своей жизни. Между тем ни в одном из биографических документов сведений об этом знакомстве не имеется.

Таким образом, содержание письма А. Т. Болотова А. Д. Раменскому, зафиксированного в Акте, не подтверждается довольно обширным биографическим материалом Болотова, как опубликованным, так и рукописным. Тем самым мы обязаны отвергнуть его подлинность. Поскольку экспертиза установила подлинность Акта, следовательно, в подлинности должно быть отказано самому письму. Каким образом в архиве Раменских оказался этот удивительный документ, кто его автор, какие цели преследовались при его написании – этого, по-видимому, никто никогда не узнает. С утратой архива Раменских исчезла и возможность раскрытия гайпы.

Строгая же историческая паука должна признать:

1. Знакомства и переписки А. Т. Болотова с А. Д. Раменским не было, так же как не было и его посещения Мологина в Тверской губернии.

2. Не имели место также знакомство Болотова с А. Н. Радищевым и поездка его в Немцово Калужской губернии.

3. И. Г. Шварц не был не только другом А. Т. Болотова, но и его знакомым.

Дорожить прошлым

Оценивая положительно все работы по восстановлению незаслуженно забытого имени А. Т. Болотова, с горечью приходится констатировать, что сделанного еще явно недостаточно. Публикации о Болотове пока что не производят должного действия, они существуют как бы сами по себе, не вынуждая авторов учебных пособий и монументальных работ по биологии и агрономии при изложении материала обращаться к наследию замечательного ученого. По-прежнему, вспоминая прошлое, многие авторы забывают рассказать о мыслях и научных исследованиях А. Т. Болотова, предпочитая привести побольше иностранных фамилий, что как будто бы свидетельствует о их более высокой эрудиции.

Приведем лишь несколько примеров. Каждый из трех томов «Помологии» Л. П. Симиренко[¹⁷ Симиренко Л. П. Помология. Киев: Акад. с.-х. наук, 1961. Т. 1; 1962. Т. 2; 1963. Т. 3.] снабжен солидным списком ученых, имена которых упоминаются в тексте. И вот в этом обилии имен не нашлось места А. Т. Болотову, хотя его можно по праву считать отцом помологии. Его замечательный многолетний труд[¹⁸ Болотов А. Т. Избр. соч. М.: МОИП, 1952. С. 241—277.] был создан за несколько лет до выхода в свет (1799) помологической системы немецкого ученого Диля, который официально считается основателем помологии.

Хороший сборник под названием «Картофель»[¹⁹ Картофель. М.: Колос, 1970. 376 с.], в отличие от других изданий подобного рода, содержит довольно обширный исторический раздел, в частности историю распространения картофеля в России. В нем рассказывается даже о малоизвестном наставлении Медицинской коллегии по возделыванию картофеля, уже упоминавшемся нами. Но в книге нет ни одной строки о работах А. Т. Болотова по картофелю. А ведь биологическая сторона размножения, выращивания и использования этой культуры в те времена в основном была разработана именно им.

Московский университет сделал полезное дело, издав многотомный труд по физиологии сельскохозяйственных растений. Десятый том посвящен плодовым растениям. В статье А. С. Кружилина[²⁰ Физиология сельскохозяйственных растений. М.: Изд-во МГУ, 1968. Т. 10. С. 82—99.] довольно подробно рассматривается проблема совместимости и несовместимости тканей в процессе прививки и роль биохимического состава растений. Автор оперирует лишь данными исследований 40—60-х годов нашего столетия. Между тем у А. Т. Болотова есть интереснейшая работа «О неспособности сладких яблонь принимать прививку», где впервые в истории науки описывался факт несовместимости тканей при прививке и указывалась причина этого явления (содержание сахара в соке растений). Вероятно, А. С. Кружилину следовало бы рассказать об этой работе.

Если авторы и обращаются к научному наследию А. Т. Болотова, то зачастую делают это неряшливо. Например, в учебнике «Земледелие» [²¹ Воробьев С. А., Выров Д. И., Тыликов А. М. Земледелие. М.: Колос, 1977. 480 с.] есть ссылка на его работу по обоснованию выгонной системы земледелия. Но в списке литературы название статьи и издательство сборника указаны неверно.

Рассматривая проблему восстановления имени А. Т. Болотова в истории отечественной науки, нельзя не коснуться проблемы истории сельскохозяйственной науки вообще. Сельское хозяйство – одно из древнейших занятий человечества. За длительные годы своего существования оно накопило богатейший опыт по возделыванию растений. Еще не зная существа многих биологических закономерностей, древние земледельцы создали такие замечательные сельскохозяйственные растения, как пшеница, кукуруза, сахарная свекла, подсолнечник, капуста, огурцы, морковь, яблоня, груша и др. Из поколения в поколение безвестные селекционеры улучшали сорта растений, и в результате их работы мы получили такие шедевры народной селекции, как прославленные на весь мир сорта мягкой и твердой пшеницы, псковские льны, кряжевые ярославские клевера, яблоко-антоновку, владимирскую вишню и др. К сожалению, многие из этих шедевров уже исчезли: одни в силу естественных причин, другие – в результате пренебрежительного отношения к прошлому.

Богатейшее наследие заключено в литературных памятниках, в старинных книгах и журналах. Достаточно сказать, что первое русское научное общество – «Вольное экономическое», основанное в 1765 г., просуществовавшее 150 лет, почти все эти годы издавало научный сельскохозяйственный журнал «Труды Вольного экономического общества». Сто лет функционировало Московское общество сельского хозяйства и также издавало свой журнал (под разными названиями). Деятели русской сельскохозяйственной науки вносили большой вклад в развитие отечественной науки. Однако этот вклад до сих пор не оценен в должной мере.

Не странно ли, что в нашей стране можно найти книги по истории любой науки, кроме сельскохозяйственной? Даже история деятельности Вольного экономического общества, несмотря на всю ее продолжительность и значимость, до сих пор не получила должного освещения.

По-видимому, настало время решительно покончить с недооценкой истории русского сельского хозяйства и науки о нем и восстановить ее в правах в полной мере, как она того заслуживает.