Текст книги "Месть ведьмы (СИ)"

Автор книги: Александр Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

   Перед глазами Кали мелькнули и пропали косые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густые кроны вековых деревьев, заросли папорота под копытами горячих лошадей, собачий лай и азартные выкрики. И еще – гневный и испуганный взгляд девичьих зеленых глаз...

   – Долго гнались мы за той дриадой, – рассказывал меж тем кёльстерский рыцарь, не пряча взгляда. – Да только не суждено было нам тогда поймать ее да позабавиться, как мы того хотели. Спустя короткое время вырвался конь мой вперед, но поспеть за быстроногой девой я все же не мог. И вовсе неожиданно деревья расступились вдруг, явив крутой обрыв, и вожделенную мою добычу у самого его края. Но не успел я приблизиться к ней, как гневное что-то выкрикнула она, да сама прыгнула вниз.

   Казимир бросил короткий взгляд на застывшее Калино лицо.

   – А три дня спустя по дороге в замок понесла моя лошадь, – отрешенно и спокойно закончил Привратник, словно не замечая гнева своей гостьи. – Да так, что не удержался я в седле и пал обземь со страшной силой. Очнулся уж в чертогах самого Горного Короля. За глупость да жестокость мои признал он правоту проклятия дриады, да отправил сюда, вину свою искупать. Лишь смерть может освободить меня от заточения, но наперед должен я получить прощение за дела свои из уст того, в чьих жилах течет кровь дриад. А лесной народ, – впервые за рассказ Привратник криво усмехнулся, – не больно жалует подземные чертоги. Никогда мне не видать дриады, и мука моя – до скончания веков. А может, еще дольше. Сижу тут и не ведаю – что там, наверху, происходит. Может, дриады все уж давно повывелись, сколь их на свете было? А ты, – он медленно повернул голову в сторону Казимира. – Сам к Королю идешь провину свою перед подданным его раскрывать. Неужто так уверен в правоте своей?

   Комес опустил глаза. Разом вспомнились казавшиеся такими нужными облавы на нечисть, которые он проводил в землях своих, да братания с ее исконными врагами – мракоборцами. По-новому взглянул он в измученное, восковое лицо Привратника, затем поспешно перевел глаза на Калю, но не поймал ее взгляда.

   – Хуже, чем уже есть, не будет, – пересиливая себя, выговорил он. – Если отступиться, недолго проживу, да и незачем мне будет тогда жить. Как решит Король, так и будет.

   Некоторые люди, как знала Сколопендра, особенно из тех, что на свет появлялись с родовым именем и гербами, умели говорить и двигаться по-королевски, привлекая внимание самым мелким, незначительным жестом.

   Когда кёльстерский рыцарь величественно поднялся во весь рост, выглядело это так, словно перед путниками, башня за башней, вырос цельный собор, во всем своем темном великолепии.

   – Пусть будет так, – сказал Морган. Слова его заметались между стен, порождая гудящее эхо.

   Подобрав щит, рыцарь нагнулся над столом, вытягивая из ножен меч. Длинный клинок прочертил на столе глубокую царапину и гулко звякнул об пол острием. Пол пещеры гудел и содрогался, когда рыцарь подошел к дальней, залитой тенью стене. Подняв меч, Морган ударил в гранит, проводя острием сверху вниз, от потолка до самого пола, разделяя стену надвое.

   На месте удара вначале слабо, а затем, набирая силы, разгорелась узкая полоса. Со стоном, идущим из самой толщи камня, стена подалась в разные стороны, разделяясь на две створки. Изнутри пыхнуло жаром, запахом нагретой смолы и серы. Прглядевшись, шляхтич увидел слабое свечение, идущее от стен. Похоже, путникам не грозило заплутать в темноте. Штергенссон, выполнив предназначение, отступил в сторону. Меч он поставил между ног, тяжело оперевшись на рукоять обеими ладонями.

   – Путь открыт, – произнес Морган. Взгляд померк, словно рыцарь начал погружаться в колдовской сон, постепенно сковывающий члены. – Проходите.

   Сколопендра неуверенно шагнула к проходу вслед за комесом. Люди, как за время скитаний с Вольницей, убедилась Каля, порой не заслуживали доброго отношения. Но за годы, проведенные в лесах и городах, Сколопендра уяснила одну небольшую истину: всякий мог рассчитывать на понимание и прощение, заплатив за вину. Рыцарь Кёльстера провел многие столетия в забвении, утратив надежду на прощение от обиженной им дриады.

   Каля отпустила руку Казимира, уже стоявшего у самых врат.

   – Морган Штергенссон, – встав напротив рыцаря, сказала она, – наказание твое было справедливым. Вижу, будь у тебя возможность исправить жестокий поступок, ты бы удержал коня и товарищей своих от травли лесной девы. Мудрость, рыцарь, приходит с годами, только вот власти над временем и прошлым не дано никому. Ты долго служил Горному Королю, – прибавила Сколопендра, кладя руку поверх латной рукавицы, сжимавшей меч, – пришла пора отпустить твою запертую душу. Я, Калина, дочь Эолинда, прощаю тебя.

   Привстав на носки, Сколопендра протянула руку, пригибая голову рыцаря к себе.

   – Ступай с миром, – прошептала она, касаясь губами бледного, холодного лба, даря последний, почти невесомый, поцелуй.

   Морган вздохнул. Сколопендра улыбнулась в гаснущие темные глаза, отпустила стиснувшую её кисть руку рыцаря. В ладонь скользнула гладкая, холодная рукоять меча. Штегерссон улыбнулся, накрывая её пальцы, сомкнувшиеся на металле.

   Доспехи Привратника пронизали тончайшие белые лучи. Окутали высокую, неподвижную фигуру с ног до головы, наполняя пещеру ослепительным, холодным светом.

   Казимир заслонился рукой, но и, закрыв глаза, все еще видел объятую колдовским пламенем фигуру стража.

   Когда же оба, и шляхтич и разбойница, смогли открыть глаза, и привыкнуть после света к полутьме, о рыцаре Кёльстера напоминал лишь забытый на столе золотой шлем.

   – Пойдем штоле, комес, – оглядев опустевшую пещеру, проговорила Каля. – Меч возьми, тебе подойдет, а мне своего клинка хватит.

   Пройдя в ворота, они остановились, вглядываясь в бархатистый сумрак. Под ногами скрипел мелкий белый песок, стены, испещренные блестящими слюдяными и кварцевыми крошками, образовывали широкий проход, теряясь дальше, чем путники могли видеть.

   – Держись рядом, – велел Казимир, сжимая меч бывшего Привратника. Оружие оказалось удобным, хотя и тяжелее, чем те клинки, которыми обычно пользовался шляхтич. – Идем.

   Сколопендра хмыкнула, проходя вслед за Казимиром. Сколько времени им предстояло плутать по тоннелям и пещерам, она не знала. Знала только, что Горный Король не легенды и не сказки, а значит, когда-нибудь дорожка, убегающая в гранитное царство, приведет их к владыке меловых чертогов. Если только...

   За спиной путешественников врата захлопнулись с оглушительным грохотом. Грохот разнесся далеко вокруг, порождая рокочущий, басовитый звон. Казимир помрачнел.

   – Вот гадство!– Выругалась Сколопендра, стискивая рукоять клинка и встревожено озираясь. – Теперь, почитай, все обитатели горы знают о нас.

   – И теперь, бросив свои дела, они спешат сюда? – Хмыкнул Казимир, не пряча, впрочем, захваченного у Привратника меча.

   – Могет быть, что так и есть, комес, – серьезно ответила полудриада, бросив в его сторону быстрый взгляд.

   – Одно радует, – нервно вглядываясь в темноту, сгущавшуюся впереди, пробормотал комес. – Теперь мы точно знаем, что идем в правильном направлении, если только этот... Морган нам не солгал. Хотя спроси меня, хочу ли я сейчас попасть на прием к Горному Королю – ни один ответ мой не будет искренним.

   Каля промолчала, настороженно ступая по мягкому песку. После всего, что удалось видеть и слышать в пещере наказанного рыцаря, ей самой тревожно было идти к владыке нечисти. На совести шляхтича были десятки, если не сотни убитых нечистых тварей, что вряд ли могло понравиться их повелителю. Вполне возможно, Горный Король мог снять заклятие ведьмы, а взамен наложить такое, в сравнении с которым муки Моргана Штергенссона показались бы благом.

   Но назад пути уже не было.

  ***

   Спустя совсем короткое время каменный проход, по которому они шли, стал расширяться. Свет, идущий от стен, усилился. Да и сами стены трудно было бы назвать теперь каменными. По мере того, как путники двигались вперед, гранитные породы светлели, медленно переходя в мраморные, а после и вовсе приобрели вид толстого стекла. Казалось, комес и разбойница шли по бесконечному коридору диковинного дворца. Иногда им казалось, что они видели застывших в стекле диковинных зверей и даже людей, но в неясном свете трудно было сказать, так оно было на самом деле, или глаза их видели то, чего не было. Лишь единожды на пути им довелось наткнуться на человеческие останки какого-то воина. Неведомый человек сидел у самой стены, склонив голову на грудь. Сохранившиеся длинные волосы, скрывавшие истлевшее лицо, были светлыми. Комес присел рядом, осторожно потянув круглый шлем из высохших рук. Кожаная его подкладка была изрезана словно бы какими-то буквами.

   – «Я, Главка Остроглазая, подло заколота в спину моим товарищем Якубом Диким за...» – Казимир вгляделся в неровные завитки и пожал плечами.

   – Что это за язык? – Без особого интереса спросила Каля, рассматривая кости древней воительницы.

   – Юринский. На нем написано большинство старых свитков из библиотеки моего отца. По истории тактики и стратегии, – пояснил рыцарь, укладывая шлем на коленях давно почившей женщины. – Но эта дева – не юринянка. Судя по доспеху и оружию, она из мифических полянок или, как их звали сами юриняне, стратиоток. Стратиотки, – отвечая на удивленный взгляд Кали, продолжил он, – жили к югу от моих земель, у побережья Горького моря как раз семьсот или восемьсот лет назад. Юринянские историки много писали о них диковинного. Дескать, девам сим не сиделось на месте, потому сел и городов не строили, а жили пастушьей жизнью – куда скот, туда и они. Знатные были у них стада. Некоторые пишут, без мужиков они жили, но были у них мужики, доподлинно известно, что были. Но войны ли случались, или иные дела приходилось решать, права голоса мужи на их советах не имели, да войсками командовать не допускались.

   Сколопендра заинтересовано уже хмыкнула, обойдя усопшую воительницу с другой стороны.

   – Справные бабы, – решила она, разглядывая висевшую в волосах стратиотки медную бирюльку. – И че, как воевалось-то им?

   – Ладно воевалось, – комес оперся на меч, перенеся вес своего тела на одну только ногу, давая отдых второй. – Тому и упоминания частые в военных свитках о них. Стратиотки – то юринское слово, по-нашему это воительницы будут. Спасу не было, когда эти кочевницы на конях своих степных налетали. Даже юринский строй их не держал...

   – И какой леший ее сюда-то принес? – Каля по-девичьи вздохнула, отходя. – За мужиком своим, небось, пришла, а он ее и того, как надобность в ей отпала... Ножиком в бок и...

   – Навряд она за ним пришла, – покачал головой комес, вслед за Калей оставляя позади древние кости, и утомленно вышагивая далее по стеклянному коридору. – Скорее – она его сюда привела. А что произошло меж ними, про то мы уж не узнаем...

   Коридор кончился неожиданно. Перед путниками открылся большой грот, свод которого поддерживали диковинные колонны. Если приглядеться, становилось понятно, что колонны эти не были рукотворными, а получились от слияния слюдянистых сосулек, вдоволь свисавших с потолка и растущих из пола. Однако, вопреки обычному, в пещере по-прежнему было тепло.

   Через несколько десятков шагов грот обрывался обширной пропастью, протянувшейся от стены до стены насколько хватало глаз. Через пропасть на другую сторону вел на вид нетвердый полупрозрачный мостик, состоявший, казалось, из той же слюды, что и колонны. Подойдя к нему вплотную, путники переглянулись.

   – Должно быть, это испытание в смелости, – предположил Казимир, заглядывая в пропасть. Но мостик он не смотрел. – Ты, может, и перейдешь, а меня он не выдержит. Вот на что хочешь поспорю.

   Сколопендра присела у основания мостика, скептически осмотрела единственный путь на другую сторону, и щелкнула пальцем по полупрозрачной поверхности.

   Дзынннньь...

   Каля скривилась, точно от зубной боли. Хрустальный перезвон стих, оставив ощущение дрожащих вот тьме крошечных голубых колокольчиков. Из чего бы ни строили мостик, звучал тот лучше, чем выглядел.

   – Глядится крепким, – уверенным тоном произнесла Каля. Голос её звучал ровно и нагловато, как раз так, чтобы укрепить в сумасбродной мысли саму Сколопендру и не дать Казимиру почувствовать подвоха. – Вертаться все одно некуда, смекаешь, комес? Воротца-то захлопнулись. Нам теперь, – поднялась на ноги Каля, – токмо вперёд! Я первая пойду, ежели что...

   Казимир пожал плечами, глядя на ступившую на полупрозрачный мостик Калю. В случае чего, его ожидала участь несравненно более неприятная, чем краткий и губительный полет в бездну.

   «Впрочем, – подумал комес, заглядывая через край в чернильную бездну за краем, – всегда остается выбор между мечом и дном где-то там, далеко».

   Возврата назад, как знал шляхтич, не было.

   – А оно не так...страшно...как на...первый...взгляд!

   Раскинув руки, Сколопендра продвигалась над пропастью, опасливо нашаривая пред собой дорогу носком сапога. Глубоко под ней клубилась непроглядная тьма, впереди, между выгибавшихся горбом сосулек теплился неяркий свет. Казимир стоял на другом краю пропасти, вцепившись в рукоять меча. Взгляд его был прикован к Сколопендре, словно бы комес пытался поддержать спутницу.

   – Под ноги не гляди! – Крикнул Казимир, прикладывая руку к вискам. В ушах шумело от прилившей крови, в затылке пульсировала тупая боль. Каля прошла уже большую часть пути, заставив шляхтича переживать так, словно каждая новая пядь грозила неожиданной каверзой. Казимир места себе не находил, едва не мечась по краю, точно раненый зверь.

   – Тьфу ты, дурень, – выругалась Сколопендра, застывая на мостике. Взгляд неотвратимо норовил сползти на сапоги, а затем ниже, туда, где дно можно было лишь угадать или представить. – Хто тебя за язык тянул, комес?

   За те считанные мгновения, которые Сколопендра провела на мосту, балансируя руками, Казимир успел передумать с сотню разных мыслей. В большинстве из них главенствовал дикий визг и свист ветра в ушах. И еще острые, похожие на драконьи зубы, камни, поджидающие далеко на дне.

   – Слышь, комес, – позвала Каля, вынося вперед левую ногу. Подбитый гвоздиками каблук выскреб из мостика тоненький скрип. – Говорят, ежели долго глядеть в бездну, бездна начинает глядеть на тебя.

   – Ну и как? – Криво усмехнулся Казимир, борясь с бешено стучавшей кровью в висках.

   – Глядит, зараза.

   Комес хмыкнул, расслабляя пальцы на мече. Сколопендра подчас бесила его почище колючки в подошве, но впридачу к неуемному языку, обладала неистребимой самоуверенностью, с легкостью принимая события, заставлявшие Казимира хмуриться и впадать в гнев. Прогулка над бездной, как подозревал комес, для Кали стала еще одним интересным приключением.

   – Хоп!

   Спрыгнув на твердую землю, Сколопендра обернулась, помахала рукой и отвесила Казимиру поклон.

   – Переходи, – подбодрила она. – Мостик крепкий. Здеся больша на веру, видать, уповали. А тут вон дыришша в стене, – оглядевшись по сторонам, прибавила Каля. – Не иначе, лаз в другой зал. Дуй на мою сторону! Главное, под ноги-то не смотри, шляхтич, – заботливо посоветовала Сколопендра Казимиру, прилаживающему на поясе меч. – Пущай бездна хоть истаращиться вся!

   Как дался путь между выгнутым куполом потолком пещеры и далекой, заинтересованной тьмой на дне, Казимир почти не помнил. Взгляд все норовил вопреки желанию хозяина уткнуться в пронизанный тонкими светлыми жилками материал мостика. Волосы на затылке Казимира встали, словно в грозу, и слабо шевелились, пока шляхтич шел самый долгий путь в своей жизни, вперив остекленевший взгляд в приплясывающую от нетерпения Сколопендру.

   – Никогда больше, – сцепив зубы, выдохнул Казимир, приобнимая бросившуюся ему на шею Калю. Разбойница улыбнулась, смахнула пальцем прозрачную капельку, ползущую по виску шляхтича, и нетерпеливо обернулась.

   – Не так и страшно было, – презрительно усмехнулась она, спихивая через край кусочек мрамора, случайно отыскавшийся в песке, покрывшем и эту часть пещеры. Белый комочек исчез в темноте; разбойница навострила слух.

   Ничего не произошло.

   Усмешка медленно сползла с губ Сколопендры, брови изогнулись дугой.

   – Дна там штоле нет? – Пробормотала она, вставая на колени и заглядывая за край провала.

  ***

   БУМ!

   Казимир схватился за меч. Вскочив на ноги, Сколопендра обернулась к темному проходу в стене, стискивая собственный клинок обеими руками.

   Первым налетел ветер. Промозглый, полный запахов сырой земли, глиняных карьеров и старой ветоши. Потянуло холодом. Песок под ногами спутников завихрился в крошечные смерчи, брызнул во все стороны.

   Из прохода в стене выметнулся целый вал скачущих, катящихся, гомонящих сущеста. Выкатившись в пещеру, клубок распался. Существа вытянулись в цепь перед разбойницей и комесом, разглядывая тех с не меньшим интересом, чем противная сторона.

   Кого тут только не было. Многоглазые, мохнатые, зубастые и беззубые, с тремя, четырьмя и целым венчиком лап под толстым туловищем.

   Первым, кого углядел Казимир, был длинный жирный червяк с огромными выпученными глазами по обеим сторонам белесой головы. Туго натянутая кожа переливалась радужными разводами, вызывая резь в глазах. Рядом с червем, упираясь в землю раскоряченными хлипкими ручками, возилась гадина, напомнившая комесу недавнего василиска на ярмарке. Тот же широкий, полный зубов рот, приплюснутая голова, и ярко-алый мясистый гребень, свисавший с головы чудища на яростно блестящий глаз. Задних ног, как заметил шляхтич, у гада не было; вместо них взбивал песок короткий, закрученный спиралью хвост.

   Каля плотнее прижалась к комесовому плечу, вглядываясь во второй, более темный и пока безмолвный ряд созданий. Те пока не спешили, молча разглядывая непрошенных гостей, и эта неторопливая уверенность очень не понравилась разбойнице.

   – Ктотакойктотакойктотакой? – Заверещала шестилапая гадина, выпрыгивая вперед и косясь на Казимира фиолетовой плошкой на месте глаза. У создания оказалось плотное, пятнистое тело, куцый хвост и круглая ушастая голова на короткой шее.

   Над первым рядом шипящих монстров, поверх разномастых голов, вытянулась длинная суставчатая нога. Следом показались еще семь, прочно уткнувшихся в песок. Сколопендра половчее перехватила рукоять меча, глядя, как следом за ногами последовало гибкое, длинное тело создания, здорово смахивающего на девятилапый подсвечник. Две задние ноги, поддерживали равновесие, пока передние лапы, снабженные длинными кривыми когтями, ощупывали пол.

   – Энто кого же к нам занесло?

   Сколопендра мысленно застонала. Цокая копытцами, рядом с «подсвечником», перепрыгнув притихших чудищ, выскочил мужчина в драной шкуре. Нижняя, густо заросшая мехом часть, с крупными черными копытами, принадлежала козлу. Выше пояса шел человеческий торс, поросший курчавым каштановым волосом. Такая же кудрявая, нечесаная борода покрывала подбородок и щеки козлоногого. На голове, выдаваясь на две ладони из буйной шевелюры, выглядывали небольшие крученые рожки. Пухлые румяные щеки были похожи на яблочки, в прищуренных зеленых глазах плясали искорки.

   – Козерог, – пробормотала Каля, глядя на ухмыляющегося получеловека. Девятилапый зашипел, распахивая полную волнистых пластинок пасть.

   – Человеки, – хохотнул козерог, оборачиваясь к волнующимся рядам, и выбивая копытами звонкую дробь из пола. – Чего пожаловали? Али жить наскучило?

   Казимир стиснул губы, глядя на темные, настороженные ряды монстров. В Сечи отродясь таких не видали, а тех, что темными тенями маячили на заднике первого ряда, он и представить не мог.

   Зато знал, что с таким количеством гадов не совладать ни ему, ни Кале.

   – Нет, – отвечая на смешливый взгляд козерога, ответил Казимир, вскидывая голову и заслоняя Сколопендру спиной. – Не о жизни а о суде пришел просить. Я ищу Горного Короля.

   Возмущенное шипение и угрожающий вой прокатились по пещере, многократно отразившись от зазвеневших сосулек на потолке. Где-то в бездне с грохотом обрушился невидимый камень.

   – Ай, порадовал! – Хлопая себя по волосатым ляжкам, расхохотался козерог. – Ты? К Королю?

   Согласный хор квохтанья мелких монстров стих так же быстро, как и начался. Вдалеке, сотрясая пещеру, ударило один, затем другой раз. Жирно блестящие тела раскатились в разные стороны, оставив на пятачке перед мостом двух людей, посерьезневшего козерога и переминающегося с лапы на лапу «подсвечника». Последний, не смотря на обилие ног, в конечностях не путался, даже умудрялся перебирать когтями по полу в каком-то нетерпеливом, частящем ритме.

   Громовые удары стали ближе. Теперь пол сотрясался все чаще, сосульки с потолка роняли крошечные кусочки породы.

   Сколопендра попятилась, глядя на крупного, широкоплечего чуда, с трудом протиснувшегося в пещеру.

   Вмиг посветлело, так что комес прищурился, вглядываясь в пришельца.

   Тот выглядел как очень крупный человеческий мужчина. Огромная, горящая нестерпимым рыжим огнем борода, укрывала широченную бочкообразную грудь. Блестящая гладкая лысина блестела капельками пота. Грязная тряпица, намотанная на бедра, едва прикрывала толстые, похожие на столбы, ноги с широкими семипалыми ступнями. Остро запахло потом, кислым вином и чесноком. Под боком, прижав к себе похожей на окорок рукой, рыжебородый держал маленькое, безволосое существо, в первый миг принятое Казимиром за ребенка.

   – Вот так встреча! – Гаркнул здоровяк, сверля Казимира крошечными, заплывшими жиром глазками. – Уа-ха-ха!

   Свита подобострастно захихикала. Обернувшись к подземным жителями, гигант осмотрел ряды. То, как создания сжимались под его взглядом, лучше всего показало, кто хозяйствует над всеми остальными.

   – Это кто такой? – Глянув на побледневшую Калю, украдкой шепнул Казимир. Сколопендра сглотнула, опуская меч острием книзу.

   – Полтердук, – быстро отозвалась она.

   – Кто?

   – Рубезаль, – озадачила новым, незнакомым названием Сколопендра. – Скарбоник. Тож не слыхал? Кобольда разновидность. Его еще кнакером кличут.

   Казимир помрачнел. О кобольдах слыхал он и от отца, и в книгах читал. Особенно от кнакеров страдали шахтеры, работавшие на землях выжских комесов. Говорили, чаще всего кнакера можно встретить в штольнях да шахтах. Жаловали они и развалины, пропасти поглубже да потемней, внутри скал, всяческие гроты, пещеры.

   «Там, где кобольд обретается, – говаривали старые шахтеры, – наверняка в земле богатства сокрыты: золото самородное, руды, меловина, соль либо каменное масло, сиречь нефть».

   Впервые Казимир видел живого рубезаля. Поглядев на толстую, грубую кожу, укрывавшую кобольда не хуже доспеха, шляхтич перевел взгляд на собственный меч. Глубоко под горами, окруженный чудищами, комес мог разве что воткнуть себе в живот лезвие, избавив монстров от жестоких забав с еще живой добычей.

   Козерог, процокав мимо многолапой чудины, по-свойски толкнул кобольда мозолистым локтем в бок. Тот обернулся, смерил комеса злым взглядом, и нагнулся над полом, спуская с рук создание, прижимавшееся к его боку.

   – Брось железку, – велел кнакер. – И ты, девка, тож брось.

   Сколопендра колебалась с десяток ударов сердца. Тонкий серебряный клинок чуда чуяли издалека, недобро поглядывая на светлый металл в руках разбойницы.

   – Бросай! – Рявкнул кобольд. Огненная борода встопорщилась, под потолком опасно закачалась толстая сосулька. – Ну!

   – Ну! – Пискнул уродец, копошащийся в ногах у кнакера.

   Серебряный клинок звякнул о камни, откатываясь в сторону. Следом, чуть помедлив, полетел и меч Казимира.

   – Спокойно, – нашаривая ладонь комеса и не сводя с полтердука напряженного взгляда, прошептала Каля.

   Кобольд широко ухмыльнулся, показывая крупные лошадиные зубы. Уперевшись в пол тонкими ручками, крошечный уродец заковылял в сторону Казимира, злобно поглядывая на того снизу вверх. Раздутый живот, тощие кривые ножки и вытянутую головёнку покрывала редкая рыжеватая шерстка, придавая созданию схожести с маленькой злобной обезьянкой.

   Подковыляв к шляхтичу, уродец широко расставил ножки, и задрал голову, кося яростно пылающими глазками.

   – Дурак! – Хихикнул он, кривясь и паясничая. – Меч потерял! Дурак! К Королю пошел, одно горе нашел! Сидел бы дома, дурак!

   – Спокойно, – глядя перед собой, прошептала Сколопендра. Пальцы, стиснутые Казимиром, нещадно ломило.

   Козерог, сложив на груди руки, снисходительно улыбался. Свита с одобрительным шипением и пощелкиванием следила, как беснуется маленькая тварь, осыпая ноги Казимира ударами слабых кулачков.

   – Без железяки своей ничего не можешь.

   Повернувшись спиной к шляхтичу, уродец уперся ручками в пол, поерзал задом и, скорчив печальную мину, испражнился на сапоги комесу, заляпав его по самые голени зловонным пометом.

   На миг лицо комеса стало настолько страшным, что усмешки на харях тех чуд, что поближе, даже сделались не такими уверенно-гадкими. Однако, ценой неимоверного внутреннего усилия, рыцарь совладал с собой. Улыбнувшись, он шагнул в сторону, пристукнув каблуком о каблук. Прищуренные его глаза с насмешкой оглядели существо у его ног.

   – Ежели вот сие – из свиты Горного Короля, – ни к кому не обращаясь, вполголоса проговорил Казимир, чуя, как от его улыбки сводит скулы. – То такая свита не делает чести вашему владыке.

   Крошечный чуд с гадкой ухмылкой растянул тонкие губы, высунул язык, и набрав полный рот слюны, метко плюнул в комеса. Смердящие капельки слюны забрызгали доспех на груди Казимира.

   – Трус, – захихикал уродец, виляя задом и подмигивая комесу.

   Казимир выпустил Калину ладонь, скрестив руки на груди. Уродца у своих ног вниманием он не удостаивал.

   – Я пришел, – глядя в глаза рыжебородому кобольду, ровно и раздельно проговорил он. – Просить справедливого суда у Горного Короля, повелителя всех нечистых тварей, земных и подземных.

   Старший над чудами усмехнулся, недобро оглядывая рыцаря с головы до ног.

   – Не решу никак, смел ты, или глуп, – прогремел он погодя. – Про тебя все у нас наслышаны, каждый знает. Жалятся, что рука твоя дюже тяжелая, да крови на ней многовато будет. Так это или нет, а ну, покажи? Что пялишься? – насмешливо добавил он на непонимающий взгляд комеса. – Руку, говорю, покажи. Ту, которой держишь меч.

   Бросив короткий взгляд на побелевшую от тревоги Калю, Казимир протянул правую руку ладонью к кобольду. Словно темная молния мелькнула в воздухе, и комес дернулся, едва удерживаясь от вскрика. Из прокушенной насквозь ладони обильно потекла яркая кровь. Ближайшие к нему монстры резко подались вперед, не спуская жадных глаз с теплых алых капель, падающих в песок. Стиснув зубы, Казимир опустил руку и повторно обратился к старшему.

   – Шутки шутить вы, я вижу, горазды, – едва справляясь со своим лицом, чтобы не скривить его, резче обычного сказал он. – Но я пришел к Горному Королю и без аудиенции отсюда не уйду.

   – Ты так и так отсюда уже не уйдешь, – вмешался козлоногий, в отличие от всех остальных, кося глазами не на Казимира, а на Калю. – И девочка твоя с нами останется. Нравится тебе здесь, милая?

   – Отведите нас к Королю, – вмешалась Сколопендра, поймавшая взгляд козерога, и оттого почти вжимаясь в рыцарский бок. – Никто из вас не может чинить суд над человеком. Никто, кроме Короля!

   – А мы не будем судов чинить! – Издевательски вмешался уродец, до того тщетно подпрыгивавший в попытках достать до края Казимировой кольчуги. – С ним и без суда все ясно! Да и с тобой тоже, раз ты с ним! Порвать обоих!

   – Порвать! Порвать!

   Чуда запрыгали, заухали, надвигаясь на отступивших людей. Комес резко обернулся – его меч исчез под лоснящимися и мохнатыми тушами. Клинок Кали все осторожно обходили стороной, но добраться до него можно было только сквозь несколько рядов чудинских тел. За спинами комеса и разбойницы была пропасть, к которой и теснили их все распалявшиеся хозяева пещеры. Заступив собой Калю, рыцарь выхватил левой рукой запоясный нож.

   – А ну, тихо! – Рявкнул кобольд прежде, чем рыцарский нож, описав полукруг, успел вонзиться в чье-то кольчатое брюхо. – Все назад! Порвать его всегда успеется. А только девка права – суд чинить может только Повелитель. А мне шибко охота посмотреть, к чему он присудит вот этого. С чего нам удостаивать его такой милости – дарить быструю смерть? Чем заслужил?

   – И девка, девка его – загляденье, – почти промурлыкал козлоногий, не сводя с Кали жадных глаз. – С ней-то тоже надо что-то решать!

   Кобольд дернул рукой. Чуда расступились, расчистив проход между ним Казимиром.

   – Попадешь ты к Королю, – пророкотал старший над чудами, еще раз смеривая рыцаря долгим оценивающим взглядом. – Сам жду не дождусь, когда то произойдет.

   Вложив два пальца в рот, рубезаль оглушительно свистнул. Свита раскатилась, распрыгалась в стороны, встав двумя полувеерами по бокам от кобольда. Многолапый зверь-подсвечник, стуча когтями, вскарабкался на стену, распластался по камню, беззвучно раззевая пластинчатую пасть.

   В лазе зашелестело. Звук шел такой, словно кто-то, сложив пополам пергаментный свиток, быстро натирал край о край. Сколопендра потянула носом. Пахло жженой на костре смородиной, кислым творогом и еще чем-то непонятным, отчего в носу начинало печь, а на глаза наворачивались слезы.

   Шуршание стало громче. Из прохода показалась круглая лоснящаяся голова с тяжелыми жвалами. Следом со стены соскользнуло укрытое ярко-вишневым хитиновым панцирем ленточное тело. Шуршание стало оглушительным. Сотня крепких когтистых лапок под брюхом так быстро перебирали по полу, что временами казалось, будто зверь покоится на дрожащем красном мареве.

   У Казимира дрогнули уголки губ. Каля-разбойница смотрела на гигантскую многоножку как зачарованная, упустив возможность сказать нечто подобающее случаю.

   Просеменив мимо кобольда, чудина, едва не свернувшись на узком пятачке в кольцо, разминулась с частью свиты, и замерла неподалеку от рыжебородого, покачивая тяжелой, лобастой головой.

   – Ну-ка, комесок, – уперев толстенные ручищи в бока, осклабился кобольд, – подь сюды. Да не дрейфь, забижать не стану. Путь до Короля неблизкий, ноги себе сотрете, прежде чем до чертогов доберемся. Уж не знаю, отчего вы, людишки, – притворно-заботливо вздохнул кнакер, – такие малохольные. Ну, кому говорят – иди!

   Вблизи вонь кнакера оказалась такой плотной, что на ней без труда можно было процарапать ножом любые буквы. У комеса в глазах защипало, стоило ему неосторожно вдохнуть густой винный дух, смешанный с первобытным, тяжелым запахом самого кобольда. Хоть у Казимира и шла кругом голова, он старался не поворачиваться к рубезалю спиной. Когда кто-то намного выше и способен одним ударом ладони придать телу неестественную плоскость, приходится терпеть вынужденные неудобства, натягивая на лицо равнодушную маску. Настолько равнодушную, насколько позволяет дурнота.