Текст книги "Путешествие рок-дилетанта"

Автор книги: Александр Житинский

Ибо управляет поведением не искусство, а мода.

Но вот агрессивность… Может ли быть мода на нее? Думаю, что да – именно как на жизненный принцип. Эта фашиствующая мода в определенный период истории вбивалась в голову подросткам. Но я все же хочу напомнить, что популярной, официально поддерживаемой музыкой в «третьем рейхе», помимо милитаристских маршей, были слащавые, сентиментальные сладкозвучные песенки, исполняемые ангельскими голосами. Сделаем рискованную историческую подмену и попытаемся вообразить рок-музыку в Германии тридцатых годов. Была бы она принята государством и обывателем, обработанным пропагандистской машиной? Уверен, что нет!

Не так давно я читал в газете о драках – и жестоких! – подростковых «команд», объединенных фанатической приверженностью к сладкозвучным итальянским певцам. Но – разным.

Опять-таки я не обвиняю итальянских мастеров эстрады, хотя лично я к ним абсолютно равнодушен. Хочу лишь подчеркнуть, что прямые соответствия манере пения и поведения на сцене поведению в быту неправомерны.

Между тем «любящие родители», похоже, думают именно так. Но еще хуже, когда в роли «любящих родителей» выступают солидные государственные организации. Нужно прямо сказать, что Госконцерт

СССР, фирма «Мелодия» и кинопрокат во всем, что касается пропаганды зарубежной легкой музыки, занимают последовательную, но странную позицию: пропагандируется слащавое, развлекательное, явно буржуазное, замалчивается демократическое, глубокое (хотя иногда и резкое!), антибуржуазное. Посему мы прекрасно знаем АББУ и БОНИ М, но незнакомы с Бобом Диланом и Брюсом Спрингстином; мы видели «Танцора диска», но не посмотрели «Апокалипсис». Чем это можно объяснить? Только комплексом «любящих родителей», кутающих ребенка в тепленькое и удобненькое, а потом удивляющихся, почему он болеет и растет изнеженным.

От «тепленького и удобненького» в искусстве можно заболеть духовно.

Что же касается отечественной рок-музыки, то Вы совершенно верно разделяете ее на два течения: вероятно, Вы заметили, что наш «эпистолярий» обсуждает исключительно то из них, которое не связано со всякого рода коммерцией. Лишь только группа или исполнитель вступает на другой путь, они перестают меня интересовать, хотя я и не осуждаю их за это. Каждый выбирает свое.

Но никак не могу согласиться, что рок-музыка у нас – это «только музыка», ибо лишена социальных корней. Это не так, у нас просто иные корни, но они не менее глубоки.

С приветом!

Рок-дилетант.

Людмила Смирнова – рок-дилетанту

Здравствуйте, Александр Николаевич!

Решилась написать Вам письмо, наверное, потому, что Вы, как мне кажется, относитесь к тем умным и взрослым людям, которые, как это ни странно, не ненавидят молодежь.

Начну с того, что мне 21 год, я заканчиваю Институт культуры по специальности «режиссура драмы». Мой любимый поэт – Блок, любимый кинорежиссер – Сокуров, любимая рок-группа – АЛИСА.

У меня есть любимый и любящий муж – автор-исполнитель Николай Смирнов из объединения воинов-интернационалистов. Он старше меня на шесть лет и много повидал в жизни – например, войну. До недавнего времени он очень хорошо относился к Вам как к писателю, пока я не совершила большую глупость, познакомив его с Вашей деятельностью в качестве рок-дилетанта. Таким образом я пыталась, надо сказать, очень неудачно, повлиять на отношение близкого мне человека к очень близкой мне музыке.

Мой муж даже представить себе не мог, что один из немногих, с его точки зрения, «умных» писателей способен серьезно заниматься таким нонсенсом, как рок, да еще отечественный! (Справка: слово «рок» на языке моего мужа и его друзей-афганцев, занимающихся воспитанием подростков, переводится не иначе как «рак мозга».) Очень жаль, но «рак мозга», очевидно, случился и с Вами – таков был вывод. Вот я и подошла к сути больного для меня вопроса – настолько больного, что я решилась на это глупое письмо. А вопрос можно сформулировать так: действительно ли рок-музыка и поколение, возросшее на ней, – продукт длительной «мозговой кастрации», имевшей место в нашей стране на протяжении последних семи десятилетий? Может быть, это действительно так?..

Несмотря на свое почти законченное высшее образование, я воспринимаю ту же АЛИСУ с какой-то «театроведческой» точки зрения, если можно так выразиться. Например, я не знаю, учился ли Кинчев сценической речи и актерскому мастерству или это дано ему от природы, но знание каких-то основных законов сцены у него, по-моему, ярко выражено. Стремление к профессионализму на рок-сцене особенно ценно, и оно, как мне кажется, способно воспитывать и подсознательно воздействовать даже на ту часть аудитории, которой абсолютно наплевать на тонкости и нюансы моего «театроведческого» восприятия.

Кстати, несмотря на свою ненависть к року, мой муж многое готов простить АЛИСЕ за то, что она несет в «толпу подонков» здоровый элемент национального чувства. Подразумеваются, прежде всего, трехцветные флажки, которыми некоторые мальчики браво размахивают на концертах. Это, конечно, приятный факт, потому как ежели мальчик взял в руки русский национальный флажок, значит, какая-то мысль в нем проснулась. С такими мальчиками легче работать в том же военно-патриотическом объединении.

На мой взгляд, Кинчев – талантливый актер, принесший на рок-сцену совершенно очаровательные черты почти забытого русского национального театра, тонко отраженные в зеркале нашего времени.

К сожалению, очень немногие профессиональные актеры – в театре ли, на эстраде – сохранили в себе хотя бы память о хрестоматийных законах системы Станиславского, в которой сконцентрировано все, чем в прежние времена славился русский театр. Здесь и чувство перспективы, и чувство меры, и чувство жанра, и богатство интонаций, не гаснущее даже в сценической скороговорке (вещь почти вымершая на нашей сцене), и поиск психологического жеста – да много еще можно говорить и перечислять! Короче, мне кажется, если бы Константин Сергеевич был жив, он, да не прозвучит это кощунственно, пожал бы своему тезке-рокеру руку.

Не знаю, может быть, все эти мои рассуждения действительно признак вырождения, дурного вкуса, заложенного в генотип? Наверное, скоро я в это поверю. А пока меня хватило на это письмо да на несколько стихотворений, которые я Вам посылаю. Просто так. Стихи-то я пишу давно, правда редко. Вот тут после концерта АЛИСЫ нашло на меня вдохновение. Ответьте мне как-нибудь, если сочтете нужным.

Не знаю, может быть, тот мир, к которому Вы относитесь с таким трепетным вниманием, в самом деле (извините!) низок и примитивен, как рисует его мой муж? В моем сознании все перемешалось, я не знаю, кому верить. Но мир, в котором живу я… В нем честные и правильные люди, делающие какие-то реальные добрые дела, в нем искренняя боль за свою страну перемешана с болью ран, полученных на настоящей войне… Я все это понимаю. Не понимаю только, почему мне так одиноко в этом правильном мире, а иногда просто страшно.

Прощайте. Извините, если понапрасну заняла Ваше время.

С уважением.

Люда Смирнова.

Рок-дилетант – Людмиле Смирновой

Добрый день, Люда!

Ответить на Ваше письмо непросто, потому как, с одной стороны, я никак не могу согласиться с аргументами Вашего мужа и его друзей и готов с ними спорить, но, с другой стороны, мне не хотелось бы способствовать духовному размежеванию в Вашей семье. Впрочем, я убежден, что любовь подразумевает взаимное уважение, а значит, муж и жена вполне могут иметь различные точки зрения на то или иное явление.

Итак, действительно ли рок-музыка и ее любители – всего лишь продукт «длительной „мозговой кастрации“, имевшей место в нашей стране на протяжении последних семи десятилетий»? Если встать на эту точку зрения, то следует признать, что «мозговая кастрация» – не знаю уж, на протяжении скольких лет – успешнее всего осуществлялась на Британских островах и в США, откуда пошел рок-н-ролл, давший начало мощному распространению рок-музыки по всему миру. О социальных аспектах рока, о влиянии на рок-музыку научно-технического прогресса много уже писали, в том числе и мы в «Музыкальном эпистолярии». На мой взгляд, зарождение и развитие этого музыкального направления – совершенно закономерный этап развития музыкального искусства в целом. Появление в нашем мире совершенно новых звучаний, электронно-технических средств, вкупе с нарастающей остротою глобальных проблем, поставивших человечество в целом перед реальной угрозой Апокалипсиса, не могло не привести к созданию рок-музыки. Иными словами, если бы рока не было, его следовало бы выдумать, поскольку в нем более всего отразилось не только состояние «пира во время чумы», но и попытка выйти из этого состояния на путях искусства.

Однако понимание объективных причин и неизбежности, допустим, землетрясений, еще не означает, что мы должны приветствовать подобные стихийные бедствия, не так ли?

Допустим, Ваш муж прав, говоря о «мозговой кастрации», которой мы подвергались столь долго. Не знаю, что именно он понимает под этими словами, но для меня это могло бы означать искусственные духовные ограничения, повсеместно насаждаемую идеологию, забвение национальных традиций, отказ от собственной веры, прославление фальшивого единодушия, непрестанное науськивание народа на внешних и внутренних врагов – то есть все то, чем нас щедро пичкали многие годы, превратив целые поколения в послушных болванчиков, выполняющих волю не избранного народом, но всегда правого руководства.

Если это и есть «мозговая кастрация», как выражаются Ваш муж и его друзья, то рок можно назвать ее продуктом лишь в одном смысле – в смысле ее отрицания. Рок есть лекарство от длительного застоя в мозгах, лекарство не единственное, но горькое. Я уже писал о том, что предыдущие поколения не выработали столь мощного общего инструмента в борьбе против оболванивания, каким оказался рок в руках молодежи. Мы боролись каждый за себя и в одиночку, молодые боролись уже сообща.

Но поставим вопрос жестче: не превратился ли уже рок в новый инструмент оболванивания – оболванивания вседозволенностью, всеядностью, тем же забвением национальных традиций, тем же фальшивым единодушием, но уже на другой идейной основе? Такой вывод напрашивается сам собой, когда видишь колыхающееся море молодых людей перед сценой на концертах той же АЛИСЫ.

Я против фанатизма, на какой бы почве он ни взрастал – любви к Сталину или любви к Кинчеву. И все же, согласимся, есть принципиальное отличие между тираном, раздающим «за указом указ – кому в грудь, кому в бровь, кому в пах, кому в глаз», по выражению О. Мандельштама, и артистом, несущим со сцены свою энергию, свою боль, свой талант.

И в том, что «толпа подонков», по выражению Вашего мужа и его друзей, именно так любит Кинчева, виноват не Кинчев, а Сталин. Формы любви, формы духовного единения у нас давно покинули храмы и переместились на площади, где «кто не с нами, тот против нас». Именно при Сталине были заложены в нас инстинкты площадного единодушия, слепого поклонения идолу и подавления собственной воли. Эти инстинкты очень живучи.

Что-то не вызывают у меня воодушевления и описанные Вами мальчики с русскими национальными флажками, с которыми к тому же «легче работать в военно-патриотическом объединении». Для меня это тоже внешняя, показная форма единения, это та же слепая вера и слепая любовь, которые всегда тяготеют к фашизму.

Если проснулось в тебе национальное самосознание, то устыдись прежде всего, что не знаешь святынь, не почитаешь могил, ни разу не был в храме. И все это в одиночку делается, а не в толпе. Вспомни, что русская культура, вера, самосознание зиждились на терпимости, смирении и любви. А эти размахивания флагами меня не умиляют. Вчера размахивали одноцветным красным, сегодня трехцветным – каким же завтра?

Программная песня Кинчева «Мое Поколение», которую Вы прекрасно знаете, имеет рефрен «Мы – вместе!». Я не раз наблюдал, как тусовка перед сценой выкрикивает его вместе с Кинчевым. Но я думаю, что каждый из тех, кто повторял эти слова, вкладывал в них свой смысл. Одни хотели быть вместе, чтобы набить кому-нибудь морду, доблестно сразиться с милицией, «оттянуться» и побалдеть. Другие же искали в этих словах внутреннего, духовного единения, чтобы выстоять против тотального оболванивания. И когда я пишу о роке, я именно таких людей и такой взгляд имею в виду. Почта мне говорит, что очень многие молодые люди видят в роке именно предмет духовного единения.

Вероятно, нужно заниматься с подростками «военно-патриотическим воспитанием». Но еще больше надо окультуривать эту среду, прививать навыки достойного человеческого общения, уважения к себе и другому, умения мыслить самостоятельно. Тогда они перестанут быть «толпой подонков», а станут сообществом личностей.

Я совсем не коснулся больного вопроса о взаимосвязи взглядов Вашего мужа с его жизненным и военным опытом. Это тема отдельного разговора. Уважая опыт «афганцев» и страдания, которые выпали на их долю, я все же хочу заметить, что сами по себе они еще не являются гарантией правильности их жизненных взглядов и установок. Я уверен, что, занимаясь с подростками, они делают доброе дело. Но эффективность их работы была бы больше, если бы они не отвергали музыки поколения, а пытались извлечь из нее то гуманное, доброе, конструктивное и светлое, что в ней, видит Бог, есть.

С уважением. А. Ж.

Глава 7
Момент истины

В феврале 1987 года РД отметил скромный пятилетний юбилей своего официального пребывания в звании рок-дилетанта. Точнее, ему напомнил об этом самиздатовский ленинградский журнал «РИО», который начал издаваться в конце восемьдесят шестого года под редакцией Андрея Бурлаки.

Вот что там было написано:

Рок-дилетанту – 5 годиков!

Мальчик твердо встал на ноги, с интересом смотрит вокруг, многое примечает, хотя порой толкует все уж больно по-своему. До всего ему есть дело, но это тоже хорошо. Недавно он узнал, что кроме нашего Общего Дома есть и другие, ничем не хуже. Время идет, пора подумать о выборе профессии! Редакция «РИО» совершенно искренне поздравляет Александра Николаевича Житинского с пятилетием его «Записок рок-дилетанта». Столь долгий и устойчивый интерес автора к своему детищу заставляет предположить, что ему, как и нам, этот герой дороже даже, чем Снюсь, Арсик, Пирошников и даже Петя Верлухин! Ура!

Это шутливое признание заслуг было очень дорого РД, ведь всего пять лет назад практически все читатели, мало-мальски сведущие в роке, встретили его «Записки» либо насмешливо, либо враждебно. Даже замечание Бурлаки о том, что РД «толкует все уж больно по-своему», не обижало, поскольку самый глубокий интерес и нешуточные знания о роке, которые он приобрел за этот период, все равно не могли сделать его человеком иного поколения. Это был своеобразный промежуточный финиш, заставивший РД задуматься: что же делать дальше? Тщеславие его было удовлетворено, упорство вознаграждено; он доказал, что человек, обладающий иным историческим опытом, способен врубиться в рок, полюбить его, сделать частицей своего духовного существования. На этом можно было с чистой совестью ставить точку и возвращаться к литературным героям, отмеченным Бурлакой, чтобы умножить их ряды.

Редактор «РИО» еще не знал о последнем литературном персонаже, рожденном Автором, иначе непременно включил бы его в список. Речь идет о главном герое романа «Потерянный дом, или Разговоры с милордом» – Евгении Викторовиче Демилле. Роман уже был закончен, но лишь готовился к публикации в журнале «Нева». Однако «коготок увяз – всей птичке пропасть». Под птичкой в данном случае подразумевается Автор. Между ним и РД состоялась серьезная внутренняя беседа, в результате которой Автор понял, что РД не намерен уступать ему дорогу и желает двигаться дальше, тем более что «РИО» предлагал ему «подумать о выборе профессии».

Последующая деятельность РД знаменовалась началом практических акций на ниве рок-музыки, которые, наряду с продолжающейся просветительской работой, открывали неограниченную перспективу душевной занятости.

Именно тогда забрезжила мысль об учреждении самостоятельного издания о рок-музыке – журнала или альманаха, приложения к «Авроре», чего-то такого, о чем раньше и мечтать было нельзя.

Здесь уместно вспомнить о молитве Курта Воннегута (см. главу «Мера компромисса»), то есть о соотнесении желаний с возможностями. На чем основывались желания?

Они основывались на любви и долге. За эти пять лет РД успел попросту полюбить рок настолько, что уже не мог жить, чтобы не узнавать новости, не ходить на концерты, не слушать новые записи. Его ухо научилось различать стили и направления, его душа могла теперь отличить подделку от настоящей музыки. Показателен пример с группой НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС. Как раз в то время, в конце восемьдесят шестого года, РД получил от Сергея Фирсова, держателя фонотеки рок-клуба, несколько новых записей (РД в то время все активнее формировал свою фонотеку и начинал знакомство с иногородним роком). Среди этих записей, пришедших без всяких аннотаций и пояснений, был и альбом неизвестной РД группы НАУТИЛУС (без ПОМПИЛИУС) под названием «Разлука». РД начал слушать этот альбом в полной уверенности, что перед ним продукция московского НАУТИЛУСА, походя обруганного Сашей Старцевым в его отчете о фестивале рок-лаборатории. «Эпигоны МАШИНЫ…» Но звучала песня за песней, и РД ощущал, что не только не видит никакого эпигонства, но и ему эти песни очень нравятся. Когда дошло до «Ален Делон говорит по-французски…», РД завизжал от восторга и бросился звонить Фирсову. «Сережа, по-моему, вы мне записали совершенно прекрасный альбом. Что это за группа? Откуда она?» – «Это НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС из Свердловска, – ответил Фирсов. – Не обольщайтесь, Александр Николаевич, таких групп очень много».

Дальнейшие события показали, что обольщался все же Сережа Фирсов, ибо весной – летом восемьдесят седьмого года популярность НАУТИЛУСА и его «Разлуки» подскочила от нуля до гигантской величины, все песни альбома стали хитами, а лидер группы Вячеслав Бутусов занял место среди «звезд» первой величины.

Конечно, с НАУ трудно было ошибиться, хотя поначалу те же Старцев и Барановская, которые впервые услышали «Разлуку» у РД, встретили ее настороженно – слишком далеко было «богатое», великолепно аранжированное звучание группы от «бедных», скупых звучаний ленинградской школы рок-музыки. Для адептов ленинградского рока не было более страшного обвинения, чем обвинение в «попсухе». Однако, вникнув в тексты, все в конце концов признали за НАУТИЛУСОМ принадлежность к року.

Иногда РД проверял свои первые впечатления, демонстрируя свои находки Гребенщикову, чьему чутью невозможно было не доверять. Так однажды он принес Борису запись доселе никому не известной группы ЭНИГМА из Ленинграда – студийного дуэта молодых инженеров, записывающих альбом за альбомом в домашней студии. Несмотря на любительское качество записи, песни ЭНИГМЫ пришлись весьма по душе РД своим жизнерадостным веселым стебом, удивительной злободневностью (музыканты брали избитые газетные темы: «интенсификация», «ускорение», «перестройка» – и доводили их до абсурда, причем не мрачного и злого, а насыщенного юмором), замечательными по мелодике музыкальными темами. Чего стоила, например, такая трогательная, щемящая душу песенка с удивительно красивым мелодическим рисунком:

 
Они приходят ко мне без стука
И говорят, что они из месткома,
И что их всех одолела скука,
И что их выселили из дома.
А я не знаю, куда их развешивать
И как их всех доводить до кипения,
Периодически перемешивать —
На это нет и не будет терпения…
 

БГ охотно признал достоинства ребят из ЭНИГМЫ.

Однако кроме интереса и любви к этому новому для себя музыкальному жанру РД все более и более начинал испытывать чувство долга. Все чаще ему на стол ложились письма, подобные следующему:

Уважаемый рок-дилетант!

Пишут Вам постоянные читатели «Музыкального эпистолярия». Вы помогли нам разобраться в настоящей музыке, и если бы не «Аврора», мы бы не знали, что происходит в данный момент в нашем роке. Мы живем в провинции, и до нас все очень долго доходит.

После «тяжелого рока» на нас нашел советский панк рок и авангард. Но больше «панка» нам по душе АКВАРИУМ. Мы каждой клеткой нашего организма чувствуем музыку АКВАРИУМА и тексты БГ. Нам по пят надцать лет, и мы играем в панк группах, но у нас мечта – создать свою акустическую команду. Мы просто не нашли ребят, которые умеют играть на скрипке, виолончели, арфе, и поэтому у нас нет возможности играть в этом стиле.

Привет АКВАРИУМУ и всем молодым критикам.

От имени группы – Широких Федор. г. Коряжма Архангельской обл.

Читая такие письма, РД и впрямь на минуту чувствовал себя «молодым критиком», но главный кайф был не в этом. Письма из провинции показывали, что вдали от рок-н-ролльных центров «Аврора» часто оказывалась единственным источником информации об отечественном роке, а следовательно, «Музыкальный эпистолярий» не был уже частным делом РД. Лавине поп-музыки и разливанному морю «тяжелого металла» следовало создавать хоть какую-то альтернативу, воспитывая молодых меломанов на примерах высокой гражданственности и духовных исканий, которыми отмечены лучшие образцы нашей рок-музыки.

Та же почта (а в месяц РД получал порядка 40–50 писем от читателей) показывала, что именно через рок-музыку шло приобщение молодого слушателя к классической музыке, литературе, театру. Для элементарного понимания текстов того же БГ, Майка, Шевчука, Кинчева, Армена Григоряна из московского КРЕМАТОРИЯ требовался некий уровень культуры, ибо в них полно было ссылок на литературные, исторические, религиозные реалии. Ничего подобного не предлагала эстрада; молодой человек, вкусивший услады электропопа, мог до старости повторять за взъерошенными болванчиками пошлейшие и банальнейшие сентенции.

Итак, любовь и долг определяли желание, которое надобно было соразмерить с возможностями.

Внутренняя возможность продолжения деятельности на новом уровне проистекала из того количества связей, которыми оброс РД за период рок-дилетантства. Он был более или менее близко знаком с ведущими ленинградскими командами, с некоторыми из их лидеров поддерживал дружеские отношения. Он знал или был знаком практически со всеми работающими в роке журналистами и критиками, получал многие самиздатовские рок-журналы, в изобилии выпускаемые по стране. Вокруг «МЭ» сложилось ядро критиков и журналистов, исповедующих те же общие принципы, что и РД, – любовь к живой музыке, нелюбовь к музыкальной коммерции, определенные общественно-политические взгляды. Наконец, за годы занятий роком РД накопил некий авторитет, у него сложился свой имидж, не вызывавший более отвращения у молодых рокеров и их поклонников. Все чаще и чаще в адрес РД приходили катушки и кассеты с магнитной лентой, на которой были записаны программы музыкантов – с просьбой дать отзыв.

Все эти внутренние возможности развития обещали, что дело будет не безнадежным.

Однако внешние возможности до поры до времени были чрезвычайно ограничены. Речь идет об идеологической монополии государства. Для того чтобы открыть собственное издание, требовалось своротить горы, как минимум, иметь на сей счет постановление Совмина СССР и разрешение ЦК партии.

Лишь в последние годы начало что-то меняться в этой области. РД надеялся, что к тому времени, когда у него на руках будет материал для будущего издания, появятся и новые возможности.

А пока он занялся консолидацией сил, задумав несколько акций, осуществленных «МЭ» в 1987–1989 годах. О них мы расскажем позже.

Что сказать о самом РД, каким он вступил в новый этап своей деятельности? Конечно же, рок наложил отпечаток на все формы его жизни. С некоторым удивлением РД обнаружил, что сфера его общения за последние пять лет совершенно изменилась. Она резко помолодела. Подавляющее большинство людей, с которыми встречался, беседовал, путешествовал и отдыхал РД, были на 12—

25 лет младше его, но это обстоятельство больше не вызывало в нем терзаний. Он все меньше ссылался в публикациях на свой увеличивающийся возраст, что приводило иногда к забавным курьезам: РД вздрагивал вдруг, вскрывая очередное читательское письмо, где какой-нибудь юный фан обращался к нему на «ты», считая, по всей видимости, РД своим ровесником.

Как говорится, «за что боролись, на то и напоролись».

Это «бегство в чужую молодость» привело к тому, что РД стал гораздо меньше участвовать в делах и заботах собственных сверстников. Литературные баталии, возникшие благодаря перестройке, не то чтобы не волновали его, но происходили где-то в другом измерении. Обрушившаяся на страну историческая правда не вызывала столь бурной реакции, как у многих коллег: да и то сказать, потрясение открывшимися фактами злоупотреблений, жестокостей и репрессий было пережито РД гораздо раньше – в шестидесятые – семидесятые годы, когда читались и Солженицын, и Платонов, и «Доктор Живаго». Как это ни странно, теперь РД смотрел на все это глазами молодого поколения: об этом следовало помнить, но жить все равно нужно было сегодняшними и завтрашними заботами. Если сказать честно, гораздо больше, чем публикации Набокова, Замятина, Войновича и других, РД интересовало, как отражается новое время в песнях молодых групп, в публикациях музыкального самиздата.

С другой стороны, было крайне любопытно, каким предстает интересующее его явление рок-культуры в средствах массовой информации, на радио, телевидении и в кино.

Несколько материалов «МЭ» (некоторые из них по техническим причинам не появились в печати) было посвящено этим проблемам.