Текст книги "История болезни (документальная повесть) - часть первая"
Автор книги: Александр Уланов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Полуденные солнечные блики, отраженные от оконных стекол, слепят глаза. В коридоре послышался шум шагов. Дверь распахнулась. В сопровождении наших врачей, в палату вошел гость из Москвы – мужчина, лет за шестьдесят, с глубокими морщинами на лице.
Они подошли к кровати, на которой, молча, с закрытыми глазами, лежит отекший Дато.
Мама вышла из палаты, а его мама отошла ко мне. Она крепко, до побеления в кистях, держится за спинку кровати и кажется, не дышит.
Консультант, долго осматривает больного, периодически что-то спрашивая у врачей. А мама Дато напряженно прислушивается – ловит каждое слово. Затем, они направляются ко мне. Обессиленная, от нервного напряжения женщина, возвращается к сыну.
Мной овладевает совершенное спокойствие. Лежу во всей своей «красе» – пеленка откинута, рана очищена. Консультант садится рядом. Именно таким пожилым, с умными и добрыми глазами и представлял его.
– Здравствуй, молодой человек. Будем знакомиться -Смирнинский Владимир Сергеевич.
Протягиваю ему руку.
– Уланов Саша.
Он, улыбаясь, протягивает навстречу свою – крепкое рукопожатие.
– Как себя чувствуешь, Саша?
– Хорошо – спокойно смотрю ему в глаза.
– Правда хорошо? – недоверчиво и удивленно переспрашивает он.
Упрямо повторяю:
– Хорошо. Давно, без помощи мамы себя обслуживаю и спокойно хожу на большие расстояния.
– Замечательно. – Владимир Сергеевич обращается к врачам: – Пожалуйста, принесите мне стерильные перчатки. Хочу осмотреть кишечник – и снова ко мне: – Не возражаешь?
– Нет, смотрите.
Медсестра приносит резиновые перчатки и помогает ему надеть одну из них на правую руку. Она взяла другую, но он ее останавливает.
– Спасибо, достаточно одной – доктор бесцеремонно засовывает правую кисть в рану – щупает кишечник, вводит пальцы в свищи. Мне больно и тошнит. – Потерпи, Саша, я не долго. Сколько же у тебя отверстий в кишечнике?!
Отвечаю с трудом:
– Не знаю, не считал.
Владимир Сергеевич, наконец, заканчивает осмотр, снимает перчатку. Облегченно вздыхаю.
На некоторое время воцарилось всеобщее молчание. Консультант, раздумывая, напряженно смотрит на мой кишечник. Слышу удары своего сердца, спокойствие покидает.
ПОНИМАЮ – СЕЙЧАС В ЭТУ МИНУТУ, РЕШАЕТСЯ МОЯ СУДЬБА.
Напряжение нарастает. Смотрю на доктора. Он поднимает голову – наши взгляды встретились.
– Саша, хочешь со мной в Москву?
– Хочу! – горячая волна прокатилась по телу.
Все белые халаты врачей слились в одно белое пятно. Владимир Сергеевич поворачивается к ним – объясняет:
– В институте Склифосовского, работает хирург – ученик Сергея Сергеевича Юдина.Он специализируется по пищеварительному тракту. Надеюсь, Александр Анатольевич, возьмет к себе Сашу – вновь смотрит на меня и уверенно добавляет: – Собирайся!
Я не понял.
– Сейчас?
– Да! Сегодня вместе полетим на самолете. Кто тебя будет сопровождать?
– Мама.
– Хорошо. Пока администрация больницы оформит документы, думаю, два часа на сборы хватит.
– Хватит – повторяю эхом.
Доктор встает и направляется к выходу. Вслед за врачами, тенью, выходит мама Дато.
Растерянный, лежу с открытым животом, не могу осознать до конца произошедшее.
Входит мама.
– Что тебе сказали сынок? – голос ее дрожит от напряжения.
Восторженно, почти кричу:
– Сегодня с тобой летим на самолете в Москву! На сборы – два часа!
Обескураженная, она садится на мою кровать.
– Слава тебе, Господи! Но почему сегодня?
– Потому, что летим вместе с консультантом Владимиром Сергеевичем. Он меня покажет какому-то хирургу, который сможет прооперировать!
– Да, Москва не Саранск, надеюсь, там закончатся наши мучения – она встает, быстро собирает из тумбочки домашнюю посуду и оставшиеся продукты, а про себя проговаривает: « В Москве жить деньги нужны. У кого бы занять?» – она быстро уходит…
Не могу успокоиться – все происходит как во сне. В палату заходит мама Дато. По ее лицу текут слезы. Вдруг осознаю: «Своим переводом в институт Склифосовского, я обязан Дато». В одну минуту радость переполнявшая меня, угасла. Женщина с трудом доходит до сына. Садится рядом с ним на стул, нежно гладит его бледно-желтое лицо и тихо повторяет:
– Чеми сакварели бичё, чеми сакварели бичё… (груз.)
(мой любимый мальчик, мой любимый мальчик)…
Стройное тело Дато, лежит с закрытыми глазами, вытянувшись во весь рост. Он не отвечает и даже не стонет, лишь слышно его тяжелое дыхание…
В обед не ел – волнуюсь, а еще понимаю, путь в Москву долгий – перевязку в самолете не сделаешь.
Половина третьего дня. Заходит медсестра:
– Саша, готовься, через двадцать минут выезжаете.
Развязываю бинты, поворачиваюсь в постели на бок, и кишечное содержимое из раны, вываливается на грязную пеленку. Ее сворачиваю и кладу в плевашку. Всей оставшейся в банке пастой «Лассара», основательно мажу живот. На рану кладу чистую пеленку, сверху слой ваты, затем вторую и туго бинтую.
Подхожу к Дато, смотрю на когда-то красивое, а сейчас отекшее лицо парня. Опустив голову, говорю его маме:
– Извините.
– За что, генацвале? – удивляется она.
– Доктор прилетал консультировать Дато, а лечу в Москву я.
– Такая видимо наша судьба. Тебе желаю вылечиться.
– И Дато, желаю выздоровления.
Она, молча кивает головой. Оглядев в последний раз палату, выхожу.
В приемном отделении руководство больницы, провожает московского консультанта. Мои сопроводительные документы, в руках Владимира Сергеевича. Скромно сижу на той самой кушетке, где при поступлении 24 ноября 1968 года, меня осматривал первый лечащий врач, Саушев Виктор Николаевич – ждем маму.
Запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с узлами в руках, наконец, появляется она.
– Слава тебе, Господи, успела. И деньги нашла – Евсевьевы одолжили…
«Скорая» несется по разбитой дороге в аэропорт. Растопырив ноги, упираюсь в пол машины. Обеими руками крепко прижимаю живот, но все равно, кишки прыгают на каждой колдобине. Полчаса мучительной тряски, и мы останавливаемся возле одноэтажного здания. Не задерживаясь, в сопровождении сотрудника аэропорта, проходим на взлетное поле. Ровными рядами стоят «кукурузники» и большие самолеты «АН-24», а в стороне от них, замечаю маленький двухмоторный. Работник аэропорта останавливается, а доктор сворачивает к этому самолетику.
Спрашиваю:
– Владимир Сергеевич, мы на нем полетим?
– Да. Это наш санитарный самолет.
– Я еще никогда не летал.
– Боишься?
– Нет. Первый раз, и на таком красивом.
Завидев нас, летчик открывает дверь – опускает лесенку. В обшитую кожей кабину, забираемся по очереди. Доктор усаживается рядом с летчиком. Я и мама – на сплошном заднем сидении. Гудят моторы.
Летчик по рации запрашивает у диспетчера:
– Разрешите взлет?
В ответ, из закрепленного на его голове наушника, слышим скрипучий голос.
– «АН-14», взлет разрешаю.
Самолет выруливает на взлетную полосу. Смотрю в иллюминатор. Из под ног, земля убегает все быстрее и быстрее -вдруг стала удаляться.
Восклицаю:
– Мама! Мы летим!
– Летим, сынок. Дай Бог, чтобы с таким же настроением возвратились домой.
Лесопосадки, вспаханные и зеленые прямоугольные поля, овраги с речушками и дома-кубики сел, проплывают под нами. По дорогам-ниткам, медленно передвигаются подобно жукам – машины, по железной дороге гусеницей ползет поезд, а мы летим над ними. Неведомое мне ранее чувство превосходства, окрыляет.
Монотонный шум двигателей и покачивания самолета, убаюкали маму. Она, положив под голову узлы с нашими вещами, спит. Посмотрев на мирно «сопящую» мать, снова «прилипаю» к иллюминатору.
Наступили сумерки. Летим три часа – как не старался «упаковать» рану, выделения просочились. Обращаюсь к впереди сидящим:
– Скажите, нам еще долго лететь?
Владимир Сергеевич, оборачивается.
– Укачало?
– Нет. Нужна перевязка.
– Придется немного потерпеть. Подлетаем.
Действительно, впереди вижу море огней. Терплю, а пищеварительные соки «кушают» мою плоть.
Летчик, спокойно запросив посадку, вдруг кричит в микрофон:
– Какой еще круг!? У меня горючее на исходе – поворачивается к Владимиру Сергеевичу: – Не дают посадку. Занята полоса. Придется кружить.
Самолет резко накренился – прижало к двери. Мелькнула мысль: «Если откроется, полечу вниз без парашюта». Мама проснулась, одной рукой держит меня, другой ухватилась за поручень. Тревожно спрашивает:
– Падаем?
Дверь самолета закрыта надежно, и я спокойно повторяю слова летчика:
– Нет, просто кружим. Взлетная полоса занята.
Под нами ярко освещенные кварталы Москвы. Наконец, самолет выравнивается, огни посадочной полосы увеличиваются, легкая вибрация – посадка завершена.
От множества прожекторов светло, как днем. Выруливаем на стоянку, и пропеллеры останавливаются. Уши заложены, в голове не утих шум моторов, а к самолету уже подъехала «Скорая» – с удлиненной кабиной «Волга». Слегка укачало.
Девушка-фельдшер «Скорой», помогает мне и маме спуститься по установленной летчиком лестнице. Последним, выходит из самолета Владимир Сергеевич…
Мчимся по широкому освещенному проспекту, в бесконечном шумном потоке машин. Рядом мама и фельдшер. Доктор сидит впереди с водителем. Неожиданно, сворачиваем в тихий переулок.
Фельдшер констатирует:
– Приехали!
Мама интересуется:
– Куда приехали?
Девушка не без гордости поясняет:
– В институт скорой помощи имени Склифосовского.
Передо мной, двухэтажное, без цоколя обшарпанное здание старой постройки. Двери на уровне земли. Во дворике стоят несколько машин «Скорая помощь».
Заходим. В приемной отделении тихо. Владимир Сергеевич подходит к дежурной медсестре.
– Здравствуйте. Привез, Беляеву Александру Анатольевичу, уникального больного.
Живот и промежность жжет нестерпимо. Забыв приличия, без разрешения ложусь на кушетку и прошу:
– Дайте мне кто-нибудь ножницы, раствор фурацилина и пасту Лассара!
Мама, понимая мои страдания, умоляюще смотрит на медсестру, а доктор, прервав начатый разговор, подтверждает:
– Помогите ему.
Медсестра разрезает мои бинты. Я скидываю с себя «бутерброд» из мокрых пеленок и ваты. Беру поданный медсестрой флакон с раствором фурацилина и обильно поливаю им рану с окружающей изъеденной кожей.
Удивленная медсестра, стоит рядом.
– Как из концлагеря! Откуда такой «красивый»?
Жжение кожи уменьшилось, отвечаю спокойно:
– Из Саранска.
Медсестра смазывает пастой изъеденную кожу.
– А это где?
Мне обидно.
– Это, между прочем, столица Мордовии – всего 600 километров от Москвы.
Она простодушно удивляется:
– Никогда не слыхала…
Сопроводительные документы подшиты к новой «Истории болезни». Пока в ней несколько чистых листов.
Владимир Сергеевич, прощаясь, подает записку:
– Здесь мой телефон и адрес. Возникнут вопросы – не стесняйся, звони. Надеюсь, все у тебя сложится благополучно. Обязательно позвони! – доктор дружески хлопает меня по плечу и уходит.
Не сговариваясь с мамой, заворожено смотрим ему вслед. Дверь за пожилым консультантом закрылась и только сейчас осознаю: «Мы не сказали ему, даже СПАСИБО!!!»
Вслед за медсестрой выходим из приемного отделения с другой стороны здания. Идем по освещенной аллее. Оглядываюсь – мы вышли из левого крыла величественного храмового комплекса, с позолоченным куполом в центре. Подходим, к четырехэтажному из белого кирпича современному зданию. Лифт поднимает на второй этаж. Медсестра передает меня, молоденькой курносой с темными волосами девушке в белом халатике.
– Танечка! Получай для Александра Анатольевича «подарок» из Саранска.
– Откуда? – переспрашивает красивая девушка.
Обиженный, молчу, а медсестра приемного отделения, ехидно улыбаясь, повторяет мои слова:
– Из столицы Мордовии, в 600 километрах от Москвы. Таня, стыдно не знать! Принимай, и учи географию. Я пошла.
Мама, скромно стоит в стороне. Я, насупившись, рядом. Медсестра отделения приветливо улыбается.
– Не обижайтесь. У меня действительно с географией беда.
Пойдемте, я покажу ваше место.
Общая палата. Поздоровавшись с больными, усталый ложусь на указанную медсестрой кровать. Мама выходит и через некоторое время возвращается с ватой, пеленками, бинтами и раствором фурацилина.
Утомительный день, наполненный событиями, заканчивается. Мы засыпаем – я в кровати, а мама привычно рядом на стульях…
