Текст книги "История болезни (документальная повесть) - часть первая"
Автор книги: Александр Уланов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Виктор Николаевич стал редко заходить к нам в палату. Перевязки делает мама, когда ее нет – делаю сам. Кожа на животе по краям раны, воспалена, плотная и в эрозиях. Спасает паста «Лассара» – шпателем штукатурим ей эрозии. Защиты хватает на три-четыре часа. Темная литровая с большим горлышком банка пасты заканчивается за два-три дня. Капельницу подключают через день – чему я очень рад. Мне жалко медсестер. Вены на руках «спрятались» и когда медсестра попадала иглой в нее с третьей попытки – это удача. Руки от кистей до локтей цветут «радугой» от рассасывающихся кровоподтеков. Постоянно лежу на спине.
В области крестца, выступающих в тазовых костях, и вдоль позвоночника, образовались болезненные пролежни. Мама периодически поворачивает на бок, обрабатывает их раствором фурацилина и смазывает той же пастой «Лассара», кожу спины протирает камфорным спиртом, а я пеленкой придерживаю свои внутренности – боюсь вывалятся.
В таких хлопотах день проходит незаметно.
Время к обеду. В палату входит заведующий отделением Иван Никифорович. Посмотрев на меня, обращается к маме:
– Вот что, мамаша. Мы переводим Сашу во второе хирургическое отделение.
Удивленная мама встает со стула ему навстречу.
– А как же операция?
– Не волнуйтесь! Придет время, Саша окрепнет и Иван Ильич его прооперирует. Наше отделение – это «чистая» хирургия. Во втором, лежат больные с заболеваниями, которым не требуется срочная хирургическая помощь. Мы вас и так держали у себя более двух месяцев. Больше не можем, извините! – врач вышел из палаты.
Долгое гнетущее молчание, прерывает мама
– Будем обживать новое место.
Возмущаюсь:
– Давно бы прооперировали и выписали из больницы, а им вздумалось переводить!
Она собирает вещи – готовится к переезду.
– Сколько с тобой терпели, сынок, столько не осталось.
В другом отделении, может, быстрее на поправку пойдешь. Окрепнешь, наберешься сил и Иван Ильич зашьет твой живот.
– Скорее бы!
В палату въезжает каталка…
Второе хирургическое отделение также на втором этаже, но в другом крыле здания. В новой палате резкий запах гноя и семеро больных, из них двое – мои ровесники. Свободная кровать от двери справа. Напротив лежит парень с загипсованной ногой, рядом с ним белокурая лет сорока женщина. Он стонет и просит ее:
– Сходи к медсестре. Пусть сделает укол. Очень болит!
– Только что ходила. Она сказала, нельзя так часто принимать обезболивающее – привыкнешь. Потерпи, медсестра придет через пол часа.
Мама укладывает в тумбочку принесенные с собой личные вещи и перевязочный материал, но не выдерживает и спрашивает:
– Скажите, что с мальчиком?
Женщина живо отзывается:
– Нога у Вити очень болит. Еще в сентябре, перевернувшись на мотоцикле, сломал ногу. В рану на месте перелома попала грязь и кость воспалилась. В двух местах ногу прооперировали – удалили гниющие осколки. Сейчас в другом месте опухла нога, видимо снова будут вскрывать гнойник. Ничем помочь ему не могу.
Мама сочувствует.
– Жалко мальчика, очень жалобно стонет.
Подошла медсестра со шприцем в руке. После укола Витя притих и в палате воцарилась тишина.
От кровати, стоявшей возле ближайшего окна, припрыгал на одном костыле ко мне второй ровесник. Упирается он на костыль и правую ногу в кожаном ботинке, а левая, в шерстяном носке, не достаёт до пола сантиметров пятнадцать. Общая полнота, округлые плечи и мягкие черты лица делают его похожим на девушку.
– Добрый день! Меня зовут Коля – звучит девичий голос.
Мама отходит в сторону, пропуская его ко мне.
– Проходи Коля, ближе к Саше. Познакомьтесь.
Парень подпрыгивает и протягивает свободную от костыля правую руку. Пожимаю пухлую кисть.
– Ты давно в больнице?
– Болен остеомиелитом три года. А сейчас лег ненадолго. Оформляю документы на переосвидетельствование инвалидности, да заодно заказал спец.обувь. На правую ногу сшили хорошо – он присев на стул, показывает свой ботинок: – А левый, с высокой подошвой, отдал обратно доделывать – не подошел.
С интересом рассматриваю грубо сшитый с высоким голенищем ботинок.
– Коля, а что такое остеомиелит?
Снисходительная улыбка отражается на его добром лице. Он, оперевшись на костыль, встает и кричит соседу напротив:
– Витя! Саша не знает, что такое остеомиелит!
С соседней койки доносится раздраженный голос.
– Лучше вообще не знать!
Николай вновь садится на стул и приподнимает левую штанину пижамы – оголяя всю короткую ногу до трусов. На укороченном бедре, видны множественные глубокие рубцы заросших ран.
– Остеомиелит – это воспаление кости. Я упал с лошади, хотел научится скакать верхом, как наши деревенские ребята. Теперь, как видишь, скачу с костылем.
Мама с интересом наблюдает за нами. Смущенный, продолжаю расспрашивать.
– А почему у тебя бедро такое короткое? Длина кости должна же остаться прежней? – он опускает штанину.
– Объясняю: воспаленная кость гниет, во время операции хирурги чистят ее, удаляя гнилые осколки – секвестры. Мне четыре раза под наркозом чистили бедренную кость и каждый раз выбрасывали эти секвестры – поэтому и бедро стало коротким. После операций и от заживших свищей остались рубцы.
– Понял, а мои свищи в кишках сами не заживут, их нужно обязательно зашить, но почему-то врачи не торопятся.
– Дырки в кишках – это ерунда. Обязательно зашьют, главное тебя боли не беспокоят. Видишь, как Витька мучается и у меня также раньше болело…
Очищая свой «ворчащий» живот от накопившихся выделений, размышляю: «Пройдет какое-то время, Иван Ильич зашьет мои свищи, закроет отверстие в животе, и я буду полноценным парнем, а Николай с Витькой так и останутся хромоногими инвалидами». Мне их жалко…
4 февраля 1969 год.
Утро. Мама разносит стулья на которых спала, наводит в палате порядок – ждем обхода лечащего врача. Входит молодой спортивного телосложения с бакенбардами доктор. Мама, ответив на приветствие, выходит в коридор. Поздоровавшись со всеми, он подошел ко мне и тихим, спокойным голосом говорит:
– Здравствуй, Саша! Я, Василий Данилович – твой лечащий врач. Доктор снимает пеленку с моего живота, долго изучающе смотрит на рану и вздохнув продолжает: – Да, раньше мне такое видеть не приходилось – врач собирается уходить, но его останавливаю:
– Василий Данилович, мне операцию в этом отделении сделают? И когда?
Он возвратившись, садится на стул.
– Где и когда, ответить не смогу, но твой организм еще не готов выдержать такую сложную и длительную по времени операцию. Все зависит от тебя!
– Как от меня? – от удивления приподнял свою голову.
– Больше кушай и занимайся гимнастикой.
– Какой гимнастикой?
– Для начала поворачивайся на бок и попытайся сесть.
– А кишки разве не выпадут?
– Не выпадут. В том и проблема, что после перитонита. У тебя все петли кишечника спаялись соединительной тканью, превратив его в один ограниченный в движении комок. Понял?
– Понял! С сегодняшнего дня буду готовиться к операции.
– Молодец!
Перевариваю полученную информацию, а Василий Данилович разговаривает с Виктором – моему соседу сегодня предстоит операция. Будут вскрывать гнойник и чистить бедренную кость, в месте нового очага воспаления.
Николай не осматривается – нет необходимости. Он не отвлекаясь, режет ножницами открытки для изготовления шкатулок. Готовые, стоят на подоконнике его кровати.
Следующий больной – детдомовский пятилетний Миша. На днях ему вскрыли постинъекционный абсцесс. Поступил он из детского терапевтического отделения, где лечили его от воспаления легких.
Миша стоит на кровати и хлопая ресницами, доверчиво смотрит, черными как угольки глазами на доктора. Василий Данилович, достает из бокового кармана халата фонендоскоп. Мальчик быстро поднимает фланелевую рубашку до самого подбородка и высунув язык, широко открытым ртом, глубоко и часто дышит.
Николай бросает свое занятие, а Виктор, на время забыв о боли в ноге и предстоящей операции, улыбается.
Прослушав грудную клетку мальчика, доктор кладет фонендоскоп в карман, а Миша, оттолкнувшись от сетки кровати в полете опускает штаны и приземляется животом на матрас с голыми ягодицами.
Николай с Витей тихо смеются, а Василий Данилович, не ожидавший такого кульбита, серьезно выговаривает ему:
– Миша, больше так не делай. Не хватало еще, тебе ногу сломать.
Мальчик виновато смотрит на врача и молчит.
Доктор, осторожно отрывает от детской ягодицы приклеенную пластырем повязку – смотрит и вновь приклеивает ее на место.
– Пойдем, Мишаня, на перевязку – берет мальчика за руку и вместе выходят из палаты…
Виктора увезли на каталке в операционную. Мама снова рядом.
– Сынок, что тебе сказал врач?
– Нужно поворачиваться на бок и пробовать садиться.
– С таким животом?!
– Василий Данилович объяснил, что кишки не выпадут.
– Я боюсь!
– Мам, пока я физически не окрепну – операцию делать не будут! Надо двигаться...
Опираясь на локти, немного приподнимаю таз, а мама, бинтом закрепляет пеленку к животу. Убираем из-под моих согнутых в коленях ног подушку, и поворачиваюсь на правый бок. Левой рукой прижимаю пеленку к животу. Страшно! Но желание сесть сильнее. Мама одновременно одной рукой опускает мои ноги, другой поднимает мое туловище. Помогаю ей свободной правой рукой.
Сижу! Гулкие удары сердца замедляются, в глазах темно. Сваливаюсь на подушку. Мама быстро закидывает мои ноги на кровать.
– Ой, сыночек! Рано еще.
В голове прояснилось, поворачиваюсь в привычное свое положение на спину. Некоторое время молчим – оба расстроены.
Прерываю молчание:
– Мам, принеси мне из дома экспандер – это резиновое колесико для тренировки кистей. Братья знают…
8 февраля 1969 год.
Виктор, после перенесенной операции все время молчит. Николай, получив из мастерской второй ботинок, осторожно ходит по палате без костылей – привыкает к своей долгожданной обуви.
Мишу вчера выписали. За ним пришла воспитатель из детского дома. Прощание получилось трогательным. Он подходил к каждому из нас, доверчиво смотрел в глаза и после небольшой паузы с глубоким чувством говорил:
– До свидания!
Все были искренне растроганны вниманием маленького мальчика. А моя мама, крепко обнимая его, даже прослезилась.
– Прощай, Михаил! Будь счастлив!
Тихий час. Мимо проходит Николай. Прервав чтение книги, с удивлением вижу, как он босиком без обуви, опираясь на большой палец укороченной ноги, не хромая выходит из палаты. Продолжаю читать. Минут через пятнадцать, медсестра с моей мамой заводят его обратно и укладывают на кровать.
Медсестра улыбаясь, обращается тихим голосом к нам:
– Колю не будите, он спящим во сне ходил.
Отложив книгу, стараясь как можно тише, шепчу Виктору:
– Колька «лунатик»!
– Он и раньше так ходил – угрюмо отвечает Виктор.
Мама, с трудом сдерживая улыбку, рассказывает:
– Коля сходил в туалет, затем зашел в женскую палату и пытался лечь в постель к девушке. Она, испугавшись, выбежала в коридор. Медсестра сразу поняла – он спит.
– Тетя Феня! Это вы про кого рассказываете? – послышался сонный голос Николая.
Мама, несколько смутившись, отвечает:
– Про тебя, Коля!
Встреваю в разговор:
– Ты сейчас ходил без костыля и без обуви – совсем не хромал.
– Ладно, врать то! – удивляется он.
Витька со своей кровати ехидно подтверждает.
– И раньше так ходил, а сегодня решил к девушке пристроиться. С ней же приятней спать, чем одному.
Николай смутился и покраснел. Мама его успокаивает.
– Ничего страшного не случилось. Ты меня извини, Коля, что я об этом рассказала.
– Тетя Феня, думаю в отделении и так все знают. Не верится – неужели я смог без костыля и ботинок ходить – даже не хромая…
17 февраля 1969 год.
Кистевой экспандер не выпускаю из рук. Самостоятельно поворачиваюсь на бок. Пролежни на спине и тазовых костях практически зажили, но иногда стал странно просыпаться:
«Вижу палату, окружающие предметы и спящих людей, а тело обездвижено, мне не подчиняется. Страшно. Хочу кричать, но голос отсутствует. Мысленно напрягаюсь – заставляю себя окончательно проснуться. Охватывает отчаяние – тут просыпаюсь по-настоящему».
Сегодня привиделось совсем необычное.
Мама, протирая влажным полотенцем мое лицо, говорит:
– Саша, у тебя какой-то странный взгляд и лицо бледное!
С трудом прихожу в себя.
– Было странное видение.
– Расскажи, сынок, сон.
– Это не сон, мам, а видение! Проснулся – в палате сумерки. Вижу тебя, спящую на стульях, а надо мной в воздухе невесомый ангел с лавровым венком в руках. Он бесшумно опускается и надевает его на меня. Страха не было, просто удивился. Все видел наяву.
Мама смотрит мне в глаза.
– Это Саша, знак свыше. Ты обязательно вылечишься…
Ближе к вечеру, мама привела ко мне парня в больничной пижаме, возрастом чуть старше меня.
Что-то есть в этом крепком скуластом юноше, скромно стоящем возле мамы, знакомое. Приветливо улыбаюсь.
– Саша, Леня – сын моего двоюродного брата Григория.
Продолжая улыбаться, протягиваю ему руку:
– Получается ты мне двоюродный племянник? – Леня несколько сконфуженно протянул свою.
В моей памяти, молнией, воскресли события прошлого лета:
«Футбольная команда рябят из поселка Вейсэ, в которой был я, играла с футболистами села Шугурово, а на воротах у них стоял вот этот парень.
Возник конфликт. Забитый в его ворота гол, шугуровская команда не хотела засчитывать. По их мнению, игрок нашей команды, забивший этот мяч, находился в офсайде. Спор перешел в обоюдные оскорбления, а затем и в драку. Я благоразумно наблюдал за заварухой со стороны – обе деревни родные».
Ленька осторожно пожал мою худую руку. По его настороженному взгляду понял, он меня узнал.
– Хорошо, что мы с тобой друг другу морды не набили – с эрзянским акцентом, сказал он.
Рассмеявшись, соглашаюсь:
– Раньше бы познакомились!
Мама слышит наш разговор, но не понимает о чем.
– Так вы знакомы?
Отвечаю:
– Знакомы, но не близко.
Ленька, освоившись, спокойно спрашивает:
– А ты почему к нам не заходил? Твой брат Коля, несколько раз у нас гостил.
– У бабушки в Вейсэ жил, а в Шугурово у всех родственников большие семьи – не хотелось стеснять.
– Зря! Для родных у нас всегда место найдется. Как вылечишься, обязательно к нам заходи.
– Зайду. А ты здесь, с чем лежишь?
– В правом легком обнаружили жидкость. Будут откачивать.
Мама вытаскивает из тумбочки апельсин и подает ему:
– Ленька, ярцак (Ленька, ешь)
– А карман (Не буду)
– Мекс? (Почему?)
– Монь уж андымись (Меня уже угощали). Сон пек ризаня (Он очень кислый)
– Те ульнесь лимон (То был лимон)
Мама отчищает апельсин и падает его Леньке. Он с недоверием, осторожно пробует и удивляется.
– Да, тантий (Да, вкусный). Мон городса васеньтеге, а велесэ апельсинт и лимонт, а касыть. (я в городе впервые, а в деревне апельсины и лимоны, не растут)
– И городсо, а касыть – раматано базарсто (И в городе не растут – покупаем на базаре).
Ленька доедает апельсин и сморит на меня.
– У нас, Сашка, все продукты вкуснее – молоко, яйца, картошка, в лесу ягоды, на лугу щавель и опята. Ты картошку жаренную, с луговыми опятами ел?
– Да! – у меня слюнки во рту потекли
– Когда в деревню в следующий раз приедешь, мы с тобой на рыбалку сходим. На берегу уху сварганим – пальчики оближешь. А апельсины и лимоны – это баловство для городских.
28 февраля 1969 год.
Леньке откачали шприцем из плевральной полости жидкость и направили лечиться в туберкулезный диспансер.
Коле оформили документы на инвалидность и выписали из отделения.
Виктор, ходит прихрамывая по палате и тоже готовится домой на амбулаторное лечение.
Усердно сжимаю резиновое кольцо – тренирую мышцы рук и ежедневно пытаюсь самостоятельно сесть.
В палату быстрым шагом зашел Василий Данилович. Обращается маме:
– Пожалуйста, уберите все лишнее. Будет общий обход. Заведующая, Мария Васильевна, приведет к Саше консультанта – московского профессора.
Торопливо отчищаем рану, покрываем ее чистой пеленкой. Мама укладывает в тумбочку перевязочный материал, а домашние вещи, аккуратно запихивает под кровать. Сама выходит из палаты.
Тишина – все ждут общий врачебный обход.
Первой входит, семеня ногами, низкого расточка старушка – заведующая вторым хирургическим отделением. За ней степенно шагает высокого роста, пожилой представительный мужчина – московский профессор. Следом небольшая группа врачей, и все останавливаются у моей кровати. Мария Васильевна, быстрым движением откидывает мое одеяло, затем срывает пеленку и дребезжащим старческим голосом, обращается к профессору:
– Убедитесь сами, это то, о чем мы Вам докладывали.
Московский консультант с интересом рассматривает мой дырявый урчащий кишечник и заключает:
– Давайте все же попробуем!
Заведующая обращается к моему лечащему врачу:
– Василий Данилович, скажите медсестре, пусть доставит приготовленный для профессора перевязочный материал.
Через минуту подкатывают, знакомый по первому отделению, столик на колесиках.
Мария Васильевна отходит в сторону, а консультант садится рядом на стул, надевает резиновые перчатки. Заметив мой напряженный взгляд, успокаивает:
– Не бойся мальчик, это будет совсем не больно.
Профессор берет со столика перчатку из толстой резины и засыпает в нее серый похожий на цемент порошок. Трясет –порошок оседает в пальцах перчатки. Затем обращается к врачам:
– Подойдите кто-нибудь ко мне – подходит Василий Данилович. – Подержите перчатку.
Доктор держит ее, а профессор каждый палец перчатки обвязывает ниткой и отрезает их ножницами. Получившимися резиновыми пробками, он поочередно затыкает мои кишечные свищи и фиксирует их марлевым бинтом, пропущенным через поясницу. Затем осматривает проделанную им работу и обращается к врачам:
– Примерно так необходимо закрывать свищи кишечника и больной со временем наберет вес. Он накрыл рану пеленкой, встал и направился к выходу. Все пошли за ним, кроме Марии Васильевны и Василия Даниловича. Они продолжили обход больных нашей палаты. Осмотрев за пол часа моих соседей, вновь подошли ко мне.
Мария Васильевна, осторожно сняла пеленку с моей раны. Бинты намокли и обвисли, а вылетевшие из свищей «профессорские пробки» лежали на недовольно фыркающем кишечнике в центре раны.
Заведующая вздыхает и с сарказмом говорит:
– Учить, каждый горазд – поворачивается к Василию Даниловичу. – Выбросить это все, а что видите – профессору ни слова. Нам ссорится, с москвичами не надо.
Мария Васильевна продолжая ворчать, уходит.
Василий Данилович берет ножницы и разрезает мокрые бинты, затем пинцетом все собирает и выбрасывает в плевашку.
– Саша, не расстраивайся. Со временем тебе свищи зашьют без экспериментов. Главное больше ешь и двигайся.
– Уже сижу, а встать не могу. Ноги не разгибаются. – доктор пробует разогнуть ближнюю к нему ногу. Морщусь. – Больно!
– Ничего страшного. Ты ноги постоянно согнутыми держишь, поэтому сухожилия потеряли эластичность.
– Мне так удобно и одеяло не пачкается.
– За одеяло не переживай, растягивай сухожилия…
8 марта 1969 год.
Открываю после сна глаза. Первая мысль – сегодня мамин праздник. Как ее поздравить? Ничего оригинального в голову не приходит. Не хочется опять попасть впросак, как в третьем классе:
«Моя первая учительница – Баклашкина Раиса Федоровна в канун 8 марта велела всему классу принести поздравительную открытку, кусок картона и ножницы:
– На уроке труда будем делать подарки для ваших мам.
Дома оторвал обложку от ненужной мне книги и в киоске купил самую красивую открытку. В школе под руководством учительницы, сделал подставку для открытки и старательно написал поздравление. Когда ученики закончили свои работы, Раиса Федоровна сказала:
– Незаметно поставьте открытку на видное место. Ваша мама, прочитает ее и будет рада.
Так и сделал. Утром, когда мама была на кухне, положил картонную рамку с открыткой в ее комнате на стол.
Братья, по очереди подходили к маме и поздравляли с праздником, а я в другой комнате ждал радостного восклицания по поводу моего подарка. К своему удивлению услышал недовольный голос мамы:
– А Саша, почему не поздравляет?
Обиженный, подбегаю к ней и говорю:
– Мама! Я все написал на открытке!
Она в ответ:
– Вот вырастишь, будешь жить далеко, пришлешь мне поздравительную открытку – я буду рада. А пока вы со мной, хочу слышать поздравления вашими голосами.
Опустив голову, пробубнил:
– Поздравляю тебя с праздником – 8 марта! – после не большой паузы все же напомнил: – Я очень старался. Думал, ты будешь рада.
Мама улыбнувшись, принесла из своей комнаты открытку и прочитала ее вслух:
– Спасибо, Саша! – затем прижала нас всех к себе и сказала: – «Вот теперь поздравили все».
В палате тихо. Возникло непреодолимое желание: «Сегодня должен встать на ноги!». За неделю растянул сухожилия мышц и связки в коленных суставах, ноги выпрямились.
Приехала мама, заученно говорю ей:
– Поздравляю тебя с международным праздником 8 марта! Спасибо мама за все, что ты для меня делаешь!
– Да, без меня ты бы пропал. Дом забросила, остальные дети без присмотра, но деваться некуда. Тебе я сейчас нужнее – голос у мамы грустный, не праздничный.
– Мам, давай сегодня попробую встать на ноги.
Она разволновалась.
– Не дай Бог упадешь. Слаб ты еще, сынок.
Отступать не хочу, бинтами крепко привязываю к животу пеленку.
Сам осторожно сажусь и держусь за край кровати.
– Поднимай – мама стоя берет меня руками за грудную клетку и медленно поднимает. Ноги мои трясутся мелкой рябью, но не сгибаются. Я в восторге:
– Отпускай!
Она расслабляет руки. Стою… Колени подгибаются, но мама успевает подхватить. Тяжело дыша, опускаюсь на кровать.
Радостный возглас мамы:
– Слава тебе Господи! Встал! Это мне твой подарок на 8 марта. Спасибо, сынок!
16 марта 1969 год.
Воскресенье. Послеобеденное время. В палате тихо. Больные отдыхают, кто-то лежа читает книгу.
От нечего делать, придирчиво осматриваю свое тело. Руки – плети, худые бедра, видны ребра – живой обтянутый кожей скелет:
« В нашем классе я считался самым сильным из ребят. Был еще один крепкий мальчик – Сашка Фирсов. Одноклассники, несколько раз стравливали нас померяться силами, но мы оба под разными предлогами отказывались – не хотели нарушать паритет».
Пришла мама, а с ней Валерка Лазарев с фотоаппаратом. Он вместе с сестрой Тамарой увлекается фотографией. Почти все фотоснимки в нашей семье – их работа. Валера в школе учится хорошо, после окончания десятого класса собирается поступать в университет. Лазаревы жили в нашем доме на втором этаже – над нами, но год назад переехали на новую квартиру.
Раскладывая принесенные с собой вещи, мама поясняет:
– Собиралась к тебе ехать, Валеру встретила. Он захотел тебя навестить.
Валерка подходит ближе.
– Здравствуй, Саша. Давай сфотографирую.
– Зачем? Я такой худой…
– На память. Вылечишься – будет что вспомнить.
– И без фотокарточки не забудется. Ладно, «щелкай».
Мама просит:
– Подожди Валера, я Сашу причешу – она поправляет подушку, покрывает белой чистой простынью мой живот и расчесывает волосы.
«Фотограф», устанавливает на фотоаппарате выдержку, наводит диафрагму.
– Прошу улыбочку.
Улыбаюсь. Звучит щелчок – зафиксировано.
Спрашиваю у мамы:
– Как думаешь, какой мой вес?
– Не знаю. Когда начнешь ходить – взвесимся. Здесь недалеко в коридоре весы стоят.
– Давай сегодня!
– Что тебе вдруг «приспичило»?
– Все равно, надо учиться ходить. Ну давай сегодня! Валерка поможет.
Он соглашается:
– Тетя Феня, конечно помогу.
Мама недоверчиво машет головой:
– Смотри сам. Если дойдешь?
Пеленку закрепляю на животе, плотнее обычного. Желание выйти из палаты приводит в трепет, руки от волнения трясутся. Одетый в полосатую больничную пижаму, держусь за спинку кровати.
Распахнув дверь, мама подходит ко мне.
– Ну что, сынок, пойдем потихонечку.
Перекидываю свою руку от спинки кровати на плечо мамы и делаю первый шаг. Она придерживает меня со спины. Валерка рядом.
Иду! Передвигаю ноги по пол ступни за шаг.
Вот и долгожданный коридор. Свет весеннего солнца, бьющего из окон, слепит глаза, а в легкие поступает, гуляющий по длинному коридору, свежий воздух. Осматриваюсь. У противоположной стены, не много в стороне, стоят стандартные медицинские весы.
Подходит дежурная медсестра.
– Саша, ходишь? Молодец!
Мама вся в напряжении, но довольная.
– Решили взвеситься. Можно?
– Да, конечно.
Валера, придерживает меня за плечо, помогает дойти, а затем и встать на весы. Медсестра передвигает гирьки по мерной линейке. С трудом балансирую на колеблющихся весах.
Мама держит руки на весу рядом – страхует от возможного падения. Наконец гирьки установлены на цифре с моим весом. Медсестра качая головой произносит:
– 27 кг. 200г.
Опечален.
– Когда то было 60 кг.
Мама вновь успокаивает.
– Были бы кости, а мясо нарастет…
1 апреля 1969 год.
У школьников закончились весенние каникулы. С тем что остаюсь на второй год, смирился – ничего не поделаешь, так сложились обстоятельства.
Последнее время много читаю. Книги беру у пожилой библиотекарши, которая ежедневно развозит их в ящике на колесиках. Читаю в основном то, что она предложит.
Некоторые произведения особенно запомнились. У Максима Горького «Буревестник»: «Над седой равниной моря, ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник, черной молнии подобный».
«Беглец» М.Ю.Лермонтова: «Все родные погибли в сражении, но мать посылает обратно в бой единственного спасшегося сына – честь человека ставится выше самой жизни»
Не смог до конца дочитать любовные приключения Дон Жуана, описанные Байроном – скучно.
Принял близко к сердцу повесть В. Титова «Всем смертям назло»: «Герой произведения морально выстоял, потеряв при травме обе руки».
Дочитывал рассказ А. Толстого «Русский характер», где красивая девушка, объясняется в любви и верности танкисту с обожженным до неузнаваемости лицом – по моим щекам потекли слезы.
Но больше всего поразило стихотворение Э. Багрицкого «Смерть пионерки»:
«Валя, Валентина,
Что с тобой теперь?
Белая палата,
Крашеная дверь.
Говорить не можешь,
Губы горячи
Над тобой колдуют
Умные врачи…»
Поэт писал произведение в 1932 году, но это все про меня и мою маму:
«Двери отворяются
(Спать, спать, спать)
Над тобой склоняется
Плачущая мать:
Валенька, Валюша!
Тягостно в избе
Я крестильный крестик
Принесла тебе…
Не противься ж, Валечка!
Он тебя не съест
Золоченный, маленький
Твой крестильный крест…
Красное полотнище
Вьется над бугром
«Валя, будь готова!»
Восклицает гром…
Тихо поднимается
Призрачно легка
Над больничной койкой
Детская рука
«Я всегда готова» –
Слышится окрест
На плетенный коврик
Упадает крест…»
Несколько раз прочитал стихотворение, затем переписал его на тетрадный листок и спрятал.
Пусть каждый из нас остается со своим мировоззрением…
12 апреля 1969 год.
В апреле 1961 года после полета Юрия Гагарина, как и все мальчишки, хотел стать космонавтом, а в апреле 1969 года мечтаю стать просто здоровым пацаном, с обычным как у всех, животом.
После тихого часа, пришла навестить двоюродная сестра Рая – из-за разницы в возрасте она старше меня на шестнадцать лет зову ее, тетя Рая.
Рая заходит в палату, осматривается и увидев меня, приветливо улыбаясь, садится рядом на стул.
– Вот и я наконец до тебя добралась, Саша.
«Мои родители первыми из родственников в декабре 1954 года перебрались на жительство в Саранск. За ними в город потянулись дети маминого старшего брата Прокофия и старшей сестры Марии – «Сырэ патяй».
Рая – вторая по возрасту дочь дяди Прокофия, приехав в Саранск, девятнадцатилетней девушкой, некоторое время жила у нас, пока не переехала в общежитие. Затем, вместе с вернувшимся из армии мужем Дмитрием, на окраине нашего поселка из бесхозных досок построили времянку. Прожив несколько лет в местном «Шанхае», наконец получили квартиру» …
– Здравствуйте, тетя Рая.
– А мамы нет?
–Она поехала домой, а я и без нее справляюсь – показываю рукой на заполненную грязной ватой – «плевашку» и «утку» с мочой.
Рая изменилась в лице.
– А почему санитарка не убрала?
– Мама вечером уберет.
Сестра резко встает, и оставив сумку с гостинцами, с озлобленным видом, быстро выходит из палаты. За дверью слышится ее громкая ругань. Возвращается с красным лицом, следом заходит смущенная санитарка.
Санитарка ворчит:
– За ним мама убирает.
Рая возмущается:
– А у вас, что – руки отсохнут?
Недовольная санитарка, забрав с пола плевашку и «утку» уходит, а разгоряченная Рая снова садится на стул.
– Все на мою тетю свалили.
– Тетя Рая, не ругайтесь. Здесь все к нам хорошо относятся.
– Сама вижу, как они «хорошо» относятся – за полгода, не могут вылечить.
Не совсем успокоившись, она раскладывает на тумбочке принесенные продукты, а я мысленно нахожусь в Шугурово – в ее родном доме.
«Младший брат Раи, Митя – мой ровесник. Он и его сестра Маша живут с родителями. Остальные дети дяди Прокофия и его жены – тети Веры, закончив школу уехали из села. Дом у дяди большой, стоит он на берегу речки по которой стаями плавают их гуси и утки, а в хлеву корова, теленок, телка и овцы. За домом сад и огород соток на тридцать. Под кронами яблонь и вишен стоят десяток ульев, в которых гудят пчелы. После работы в колхозе дядя вечерами еще валяет из овечьей шерсти валенки своей семье и на заказ.
Когда ссорился с бабушкой Оксей в Вейсэ, то убегал в Шугурово и некоторое время жил в их доме. Митькины домашние обязанности были мне в радость. Вместе с ним пригоняли гусей и уток с речки, и для скотины рвали вдоль пшеничных и ржаных полей красивые голубые васильки. Еще, терками для картофеля, ухитрялись из под берега ловить мелкую рыбу. Рыбой кормили котят. Они жадно ее ели и мяукали:
– Мало, мало…»
– Тетя Рая, Вы почему из деревни уехали? Мне у вас нравилось.
– Саша! Ты был гостем, на лето отдыхать приезжал. А жизнь в деревне тяжелая и нет нормальных бытовых условий. Работа в поле, уход за скотиной, заготовка дров и сена на зиму – целый год в заботах. Однажды с отцом поехали в лес за дровами. Он в стороне рубит деревья, а я веткой отгоняю от лошади «гнус». Слышу рядом что-то затрещало – оглянулась, а передо мной морда лося с огромными рогами. Так испугалась, что этот страх и сейчас помню. Вот придет твоя мама, ты еще у нее спроси, почему вы переехали из Вейсэ в Саранск.
– Спрошу. Вам повезло, а я еще ни разу в лесу лося не видел…
22 апреля 1969 год.
Рано утром, еще до прихода врачей, приехал папа. Не поздоровавшись со мной, он вызвал маму из палаты. Через минуту она вернулась, собрала свои вещи и быстро ушла, оставив меня в недоумении.
Необычное поведение родителей встревожило, но ненадолго. Вспомнил, что сегодня день рождения В.И Ленина – в этот день в школах «октябрят» принимают в пионеры. Нахлынули воспоминания.
«В течении всего третьего класса, учительница Раиса Федоровна, почти каждый день говорила:
