Текст книги "Завоевание 2.0 книга 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Терников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Хан Муххамед-Гирей (сын большого друга России Менгли-Герея) расположился в лагере в 60 верстах от Москвы на реке Северке, распустив свое войско изгоном грабить и убивать. Там же к нему присоединился подошедший с войском казанский хан Сагиб-Гирей. Разосланные кругом татарские отряды проходили по многим краям, заполонив всю сельскую местность на широком пространстве пожарами. Многих людей татары взяли в полон, многих посекли. В одной только волости в Тотьме поганые иссекли шесть с половиной тысяч душ христиан. Степные дикари заставляли многочисленных русских пленных, применяя лютые пытки, собирать всяческие железные предметы. Из бревен вытаскивались гвозди, с дверей снимались петли и засовы. Все это было ценной добычей.

Как обычно, в этот трудный час русским помогли их единственные союзники: дороги и климат. Из-за отсутствия нормальных дорог (их заменяли реки, но по ним татары плавать не умели) степняки не сумели сполна воспользоваться теплым летним временем. А наступившая осень, заставляла их поторапливаться назад. Чай, малый ледниковый период наступает. Как обожравшаяся анаконда, татарское войско медленно отступало обратно в степь, уводя с собой неисчислимые караваны пленных. Никакой погони за ними не было.

Потери России в людях были неисчислимые. Из пяти миллионов населения, один миллион погиб или попал в плен. Как так можно обосраться? Не понимаю. Сейчас Португалия имеет 900 тысяч населения и держит в Индийском океане войско в 10–12 тысяч человек. И этого вполне хватает, чтобы гонять миллионы тамошних мусульман и в хвост и гриву. А там мусульмане намного развитее этих степных нищих дикарей! Как можно не побить этих несчастных 300 тысяч татарского степного населения? Да там и бить никого не надо, просто поджигай периодически летом степи со всех сторон и все, татары зимой сдохнут с голоду. Так как тогда у них наступит падеж лошадей и скота и массовое вымирание населения. И никаких набегов не будет.

Вернемся к пленным. Никто не знает, сколько всего крымцы их захватили в плен, но число это было просто огромным. Говорят, что татары захватили 800 тысяч пленных, но перед отходом перебили всех стариков и немощных, чтобы не возится с их конвоированием. Самих татар было слишком мало для такой громадной толпы. По пути пленных также не щадили, слишком их было много, всех заболевших тут же на месте убивали, всех кого нельзя было продать за дорогую цену тоже убивали, чтобы не кормить. В сентябре хан отвел войска на южную границу под Рязань, где русским представилась возможность откупить назад своих пленников.

Но выкупали только знатных. Так рязанский наместник Иван Васильевич Образцов – Хабар выкупил князя Оболенского за 700 серебряных рублей. Выкупали захваченных княгинь и боярынь. Но таких счастливцев было относительно не много, по сравнением с морем захваченных в рабство. Отдыхая, татары развлекались, насилуя пленниц: жен на глазах мужей, матерей на глазах у детей. Около 300 тысяч пленных татары погнали в тысячекилометровый марш на юг. Тех, кто отставал, без жалости убивали, и в октябре татары с богатой добычей вернулись в Крым, где их уже ожидали турецкие работорговцы.

Но и они не ожидали в этот раз такого огромного числа пленных. Часть, что сумели погрузить на корабли, хан Муххамед-Гирей продал туркам, а потом наступила зима, и портовую гавань Кафы сковало льдом.

В самом Крыму пленных было столько, что их продавали на пару мелких монет. Поговаривали, будто раба-христианина редко отдавали в обмен на что-то большее, чем обычная луковица. Часть людей погнали на рынки Астрахани, чтобы продать оттуда в Персию и Среднюю Азию. Цены на рабов обрушились, предложение во много раз превышало всяческий спрос. Чтобы не кормить огромное число рабов, крымский хан отдал десятки тысяч людей для татарской молодежи, чтобы те учились убивать не на манекенах или связках соломы, а на живых людях. Вот такие мишени для стрел или сабельных ударов. Словно зайцев щенкам. Поневоле вспомнишь, что милосердие поповское слово, и значит мусульманам оно не известно. По весне турки привели множество судов для перевозки рабов и теперь цены на русских рабов обрушились по всей Европе, Азии и Африке.

В Константинополе бедствия русских продолжались. После высадки на берег их отводили в безистан, или рабский рынок, где их, подобно скоту, продававшемуся тут же, выставляли на торги. Продавцы заставляли рабов ходить туда-сюда, чтобы продемонстрировать их походку; их избивали, когда они проявляли лень или утомление, либо если кому-то казалось, будто они "симулируют". Покупателями, как правило, были спекулянты, планировавшие впоследствии снова продать свои приобретения за большую цену; и главной присказкой в этом бизнесе были слова: "Христиане сегодня дешевы", будто торговали не людьми, а акциями и облигациями.

Самых привлекательных женщин, как правило, отвозили в Константинополь, предназначая для гарема султана. Остальных заковывали в цепи и бросали в отвратительные подвалы частных домов, где они томились до тех пор, пока для них не находилась работа, либо помещали в обширные тюрьмы, которых в тот период в Стамбуле насчитывалось около десяти штук. В таких тюрьмах имелось по несколько камер, в каждой из которых можно было держать 15–16 рабов. В этих ужасных каморках могли находиться женщины и мужчины совершенно разного социального статуса – благородные и простолюдины, священнослужители и миряне, купцы и ремесленники, высокородные дамы и крестьянские девушки, одни из которых еще питали надежду, что за них заплатят выкуп, а другие не чаяли снова оказаться на свободе.

Старых и немощных отправляли продавать воду. Каждый из них, закованный в цепи, водил по улицам города ослика и разливал воду из кожаных бурдюков, притороченных к его спине. И горе было тому рабу, который в конце дня не приносил своему господину определенную сумму. Другие пекли хлеб в пекарни и спешно таскали его клиентам, ибо турки любят есть его горячим. Третьи наводили порядок в доме (ибо мусульмане ненавидят грязь), отбеливали стены, стирали одежды и заботились о детях. Четвертые относили на рынок фрукты, следили за скотом или работали на полях, иногда разделяя бремя плуга с тягловым скотом. Хуже всего приходилось тем, кто занимался тяжелым трудом, связанным с добычей строительного камня и доставкой его с гор на побережье.

Государственные рабы носили на щиколотке железное кольцо, а на ночь их закрывали в рабских тюрьмах, в то время как днем они должны были выполнять всю тяжелую работу в городе, такую как уборка, перетаскивание и добыча камня. В качестве пищи им давали по три куска хлеба в день. Некоторые были вынуждены трудиться в цепях. Нередко их ругали и били как справедливо, так и без малейшего повода, и их жизнь почти не отличалась от той, которую вели собаки. Но самым неприятным в статусе раба была не тяжелая работа или удары, а психологическое состояние – отчаяние и понимание того, что свобода недостижима, гнетущая боль, постоянно мучившая сердца гордых людей, вынужденных трудиться под зорким взглядом мерзких надсмотрщиков, самых жестоких из всех бесчеловечных чудовищ, наиболее грубых представителей рода человеческого, бича человечества, душителей всеобщей свободы, безжалостных убийц невиновных. Мрак!

А ведь число людей конечно. И на Руси теперь долго не удастся добыть рабов, пока новые людишки не народятся. А это лет десять-пятнадцать. Понятно, что в этом году татары уже на Русь не пойдут, нечего им там, на пустых пепелищах, делать. Возможно, и на Польшу не пойдут, пока еще они друзья и союзники, потерпят годик. А пойдут, наверное, в Астрахань, на волне успеха постараются восстановить единство Золотой Орды, раз Муххамад-Гирей столь победоносный полководец, и уже подчинил себе Казань в качестве вассала. Кажется, там немногочисленные астраханские татары быстро разобьют этого туземного царька и его войско, убьют самого Маххамед-Герея и заодно его наследника, и все быстро закончится. Оказалось, все крайне просто, если не валять дурака!

Так что, во-первых, в этот год мне нужно скупить всех, до кого я смогу дотянуться. Сейчас цена маленькая, а потом долго никого не достанешь. А чтобы организовать перевозку такого огромного числа людей, мне без своей территории на той стороне Атлантики не обойтись. Во-вторых, всяческая религия нас учит: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Так что мы имеем в наличии: многочисленные просьбы мусульман их частично перебить, а остальных обратить в рабство. Конечно, я не ангел мщения, и не могу своими мизерными силами кидаться на амбразуру, но отщипнуть у магометан немножко земли, мне сам бог велел. Так что все к одному, придется лезть туда, будет и мне и польза, и моральное удовлетворение. А много людей мне там и не понадобиться, европейцы-ренегаты пираты братья Барбаросса захватывали с двумя тысячами человек у арабов такие страны как Тунис или Алжир. Мне же лезть в самую гущу не стоит, но где-нибудь на Атлантическом побережье Марокко я просто теперь обязан очистить от неверных пару областей для себя. Больно там местечко подходящее. Да и население очень разнообразное и своеобразное.

Хотя Марокко и является мусульманским государством (что хоть как-то и объединяет его жителей), только около четверти населения страны составляют пришельцы арабы. Большинство же представлено берберами из различных племен (более правильно было бы называть их имазиген), коренным неарабским народом Северной Африки. Берберы искони проживали на территории современного Марокко и поначалу оказывали сопротивление арабскому вторжению. Однако со временем большинство коренных жителей приняли ислам и заговорили по-арабски. Среди берберов есть и горцы и жители пустынь и прибрежные жители, которые уж больно смахивают на прижившихся там финикийских колонистов. В результате постепенной ассимиляции берберов арабским населением в стране возникла весьма пестрая смесь культур, языков и стилей одежды. В Марокко широкое хождение имеют как арабский, так и берберский (его еще называют тамазигт) языки.

Прибавьте туда еще то, что среди арабской части населения много недавних переселенцев – испанских мавров, перебирающихся туда после падения Гранады, то имеем непрочное лоскутное одеяло, которое можно без труда надорвать в любом месте.

Сразу после падения эмирата Гранады охваченные отчаянием мавры покинули землю, которую на протяжении семисот лет почему-то считали своим домом, и, не желая жить под игом испанцев, пересекли пролив, отделявший Европу от Африки, где поселились в различных опорных пунктах, таких как Шершель, Оран (где было так удобно следить за испанскими галерами), в Марокко и в Алжире, о котором до тех пор вряд ли кто-то слышал. Едва поселившись в новых землях, изгнанные мавры поступили так, так же, как и всегда, – понесли набеги и грабежи в освободившуюся от их гнета страну. Они теперь не могли схлестнуться с испанцами на поле боя из-за значительно уменьшившейся численности, но на море быстрота и знание побережья позволили им совершить месть за поражения, которого они так жаждали.

В Испании у них все еще оставалось множество друзей-морисков, жаждавших помочь им в борьбе против христиан и набрать толпы белых рабов. Спустя 20 лет бесчинств покойный ныне регент кардинал Хименас захватил Оран и прижал Алжир, но теперь мавры нашли себе сильных союзников турок и в конец обнаглели. Так что испанцы посмотрят на мои действия сквозь пальцы, эти паразиты– пираты уже всех достали.

Но, чтобы лезть за океан, мне в первую очередь необходимо обезопасить свои владения в Мексике от испанцев. Что же, те сами виноваты, раз попались мне под горячую руку. Время терять мне с испанцами не с руки, так что предстоящее вторжение оборвется уже в самом начале, здесь же, под стенами Веракруса. Ничего, что испанцев намного больше. Русские всегда испанцев били так, что только кровавые брызги летели, и сейчас ничего не изменится. Слабы испанские доны против русского мужика, так было всегда, так будет и теперь. Как там говорил русский генерал Свиридов об испанских солдатах во время Второй Мировой Войны: "Сброд, хлюпики сопливые. Завшивели, обмораживаются, клянут тот день, когда оказались в России". А раз испанцы сопливый сброд, так пусть сидят у себя в Испании и не выеживаются, тут большой дядя будет играться. А раз они это сразу не поняли, так теперь им будет немного больно.

Конечно, всякая победа любит подготовку. Этим знанием умный человек всегда отличается от каких-нибудь тупых японских самураев, которые считали, что лучше сразу броситься в самую гущу врага. Поэтому небольшие отряды португальских моряков сейчас этих самураев учат уму разуму. Бьют в соотношении один к десяти, без всяких вариантов. Не нужно бездумно лезть напролом, размахивая клинком направо и налево. Нет, всякая атака должна быть хорошо продуманной, должна сочетаться с манёвром. Даже если ты пробиваешься через отряд врага, ты должен всё учитывать, хорошенько рассчитывать каждый свой удар с плеча, так как, нанося его, ты раскрываешься, и малейшая ошибка может стоить тебе жизни. Еще самый знаменитый из Корсиканцев Наполеон говорил: "Вдохновение – просто быстро сделанный расчет."

Вот и мне сейчас нужно многое предусмотреть. Стены города всячески укрепить, благо на побережье и известняк и ракушечник не проблема. Интересно, сколько веков понадобилось каким-нибудь раковинам, чтобы создать меловую банку толщиной в восемьсот метров, которая является основанием целого материка? Да, крепость Веракруса будет крепким орешком, разгрызть его возможно будет только очень большим молотком! За одно из известняка или же из кальцита туземцы тешут круглые ядра для моих пушек. Кальцит, когда его добывают, такой мягкий, словно мыло, его ногтями можно резать, а потом со временем на воздухе, он каменеет, как хороший бетон. Также я минирую перед городом все, что можно. Проводов для дистанционного подрыва пока еще не придумали, пороховые или нефтяные дорожки, вместе с запальными шнурами, любой дурак сразу заметит на поверхности, так что приходится рыть скрытые канавы в земле. Берег тут песчаный и болотистый, так что приходится эти канавы укреплять, а сверху уложить плетенки из веток, или камышовые маты, или же саманные кирпичи, перед тем как засыпать их обратно грунтом. И то, почти все придется мне взрывать одновременно, так как при взрыве и детонации существует риск, что запальные шнуры засыплет обвалившейся землей, и пороховые мины не сработают.

Для всех этих работ я нагнал в город со всей округи кучу рабочих индейцев тотонаков. Пусть месяц другой поработают. Сражаться они не будут, я затребовал себе только сотню воинов лучников. Половину возьму к себе, а половину оставлю местному касику. Индейцы в округе собирают ядовитые растения, убивают змей и вырезают у них ядовитые железы, готовят отравленные стрелы. Вот рецепт самого смертоносного из местных ядов. В определенные месяцы собираются личинки жуков диамфидий, живущие в песке среди корней кустов определенного вида. Личинки требуют крайне осторожного обращения. Яд содержится в грудном отделе личинки, которая измельчается и смешивается с древесным соком. Смесь наносят на стрелу около наконечника. Сам наконечник никогда не покрывают ядом, потому что если индеец поцарапает сам себя, то умрет в течение сорока восьми часов. Я и из своих городских тотонаков также полсотни лучников подготовлю, пусть в нужный момент постреляют, не все же им быть на подхвате.

Знаю, что это мне может плохо откликнуться, но небольшой отряд погоды не сделает, тем более, что эффект от этих действий будет скорее психологическим, чем реальным. Поостерегутся испанцы шастать по округе, если будут знать, что могут словить ядовитую стрелу. Но все равно, я предупредил касика тотонаков, что через месяц, никого из тотонаков на сто километров от Веракруса (четыре дня пути) я видеть не желаю. Кто меня не послушается, я не виноват. Буду, мол, я выпускать на свободу страшных демонов болезней, перед которыми демоны оспы, истребившие половину прибрежных индейцев, выглядят как милые и добрые невинные младенцы. Когда можно будет вернутся, я потом им сообщу, но пару месяцев индейцам придется провести на окраинах своей страны. Пусть враги-испанцы окажутся посреди безлюдной пустыни, без всякой помощи.

А что, чай эти тотонаки не сахарные, не растают. Воевать нормально они не могут, пусть, значит, бегут. С их оружием, сделанным главным образом из рыл рыбы-пилы и заостренных костей, и щитами, представлявшими собой всего лишь панцири морских черепах, это будет лучшая стратегия.

Зеленая кукуруза останется на полях, до урожая еще далеко. Индейцы свои продовольственные запасы перевезут, вещей у них немного, дома у них сущие сараи, и на них никто не польстится. А там их родственники примут, пару месяцев все вместе потеснятся, лето же, не страшно, и к урожаю в сентябре вернуться обратно, я уже со всем разберусь, все кончится, так или иначе.

Одновременно стараемся сделать еще больше пороха. Производство работает на полную мощность. Между работающими индейцами видны слоняющиеся вооруженные головорезы с всклокоченными волосами. Они почесывались от укусов вшей, размахивают своим оружием. В общем, присматривают за проводимыми работами. Это мои люди, старожилы из первой сотни, в основном немцы, закаленные в многочисленных битвах воины. Русские же старожилы, гоняют две сотни прибывших весной своих соплеменников. Учат воевать. Совсем новоприбывшие русские, из последней партии, пока проходят в курортном Медельине курс реабилитации, откармливаются, отдыхают и набираются сил, живут там "дикарями" в шалашах и палатках на фоне прекрасной природы.

Заодно я отправил туда к ним несколько хороших инструкторов, учить новобранцев стрелять из аркебуз и небольших пушек. Аркебуз и мушкетов у меня всего 80 штук, пушек пару десятков я свез в город и на южный мыс, где построен небольшой земляной форт. Еще имеется в наличии четыре десятка арбалетов. Маловато оружия на пять сотен человек. Но учить бывших крестьян обращаться холодным оружием на уровне профессиональных военных за короткий срок бесполезно. Конечно, на стенах при штурме и они смогут себя показать, но пусть лучше у меня будет непрерывный конвейер стрелков. Снайпер выстрелил, а ему сзади напарник уже заряженное ружье подает, а другие люди их заряжают. А если убили стрелка, то оружие берет второй номер, а потом третий. Так же и с пушками, готовим запасные команды. Свободные от этих занятий люди будут носить алебарду или пику, лишним ничего не будет.

Так что основной упор в предстоящей войне на огненный бой и пороховые мины. Авось, героизма проявлять не придется. А испанских жителей Веракруса я отправляю вглубь страны. Часть совсем немощных и подозрительных личностей уйдет во Фронтеру, а оставшиеся закроют для меня перевалы на Восточном Сьерра Мадре, под присмотром моих доверенных людей. Так что, ловушка захлопнется.

Из других новостей: Алвец отплыл с Торресом на Ямайку. С Торресом я расплатился и привлек еще к перевозкам русских, но теперь уже в ноябре. Деньги будут, начеканим из своего серебра, хоть ныряй в них. Так что ждем… ждем Алвеца, ждем обратно эскадру Кристобаля, а потом ждем испанское войско. К тому времени все так уработаются, что встретят пребывающих испанцев, как наступление череды веселых праздников.

В работе время пролетает незаметно. Прошло две недели. С ярко-синего неба без единого облачка ослепительно светит солнце. Воздух казался совершенно неподвижным и будто вязким. Город забит горами продовольствия и амуниции. Пороха в арсенале столько, что боюсь, что сами ненароком взлетим на воздух. Дрова и сосуды с нефтью загружены во все кладовые. По утверждениям императора Франции Наполеона: "Один нечестный бухгалтер, страшнее армии неприятеля". Так что приходится лично заниматься учетом и контролем.

Вернулся Алвец, он привез немного оружия и товаров для обмена с туземцами. Что же денег я ему не давал, так что многого от него не ждал. Теперь деньжата прибыли с избытком, все рудники уже работают на полную мощность, как и литейщики индейцы. Пресс тоже не простаивает, так что денег чеканится все больше и больше. Мистер Дональд Трамп отдыхает. А также Рокфеллер и Билл Гейтс. Все упаковывается в большие мешки и караванами носильщиков доставляется в Веракрус. Пока еще в этой стране полная идиллия, безо всякой охраны. Кому оно нужно и куда потом бежать? Надеюсь, что все это мы сумеем загрузить на вернувшиеся корабли Кристабаля. Надо ли говорить, что со всеми местными кредиторами я давно рассчитался, и все довольны, что выручили меня, так как неплохо наварились на этом деле. Даже индейцы тотонаки, товаров для обмена за их золото и серебро они получили достаточно, и даже с горкой.

Теперь мы все ждем, кто придет первым: Кристобаль или испанцы? Как учил нас А. Эйнштейн время относительно, недавно оно неслось вскачь, а теперь медленно ползет, как улитка. Все основные работы мы сделали, порох изготовили, припасы привезли, испанцев из города всех отправили, русских из Медельина привезли, и теперь готовимся сесть в осаду. С нами будут находится пара сотен индейцев тотонаков, в основном из местных слуг, из них полсотни женщин. Надо же кому-то молоть кукурузу и печь лепешки тортильи? Но пока народу маловато, европейцев всего четыре сотни. Периодически отправляю вокруг гонцов, прогонять окрестных индейцев прочь, прямо говорю, кто останется, тот погибнет. Не испанцы прикончат, так я потом прибью, за непослушание. Богу перечить последнее дело, и потоп и огонь в моем арсенале имеется. Самая большая трудность – обеспечить эвакуацию столицы тотонаков (людей жары) Семпоалы, расположенной в 30 километрах от Веракруса. Но дело движется.

И вот на исходе первой декады июля я заметил входящую в гавань тройку каравелл. Свои или чужие? Глаз привычно ловит знакомые очертание флагманского корабля Кристобаля "Линды" (Прекрасной). Но почему я вижу всего три судна, из пяти ушедших в плавание? И где же "Андалусия" моего младшего брата Диего?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Знойное летнее солнце раз за разом посылала в атаку волны жара, обрушивая их на большой Карибский остров. Этот остров местные индейцы таинос (в переводе "хорошие") называли Гаити – "Холмистый", а испанцы Эспаньола – Маленькая Испания. Заморские пришельцы чувствовали себя здесь как дома. Тут повторился обычный сценарий, но в быстром темпе: истребление индейцев, превращение их в рабов, жестокость, огонь, кровь, насилие; поиски золота и резня – и так без конца. На юге острова, среди зоны саванн, в устье небольшой реки Осамы, раскинулась столица острова – город Санто-Доминго, основанный в 1498 году Барталамеу Колумбом, одним из братьев мореплавателя.

Этот остров, был уже не тем земным раем, что когда-то открылся взору Колумба. Хотя еще по-прежнему зеленели кроны высоких деревьев и лучи ласкового солнца, падая сквозь их листву, источали волшебный свет, присущий только тропикам, а море в этих широтах приобретало чарующий лазурный цвет, но традиционный мир аборигенов был уже уничтожен до основания. По примеру мусульман Испании, побежденных в ходе Реконкисты, индейцы должны были размещаться в энкомьендах, другими словами, препоручались испанским управляющим, которым в обязанности вменялись их защита и обращение в христианство. Энкомендеро должен был также обеспечить экономическую рентабельность полученного поместья. Пятая часть доходов, – собираемая главным управляющим, – направлялась королю, в королевскую казну, которая вечно была пуста. Саванны вокруг города были быстро распаханы и теперь тут выращивали сахарный тростник, вывезенный с Канарских островов. Обращенные индейцы умирали со страшной силой и теперь их в все большей мере заменяли чернокожие рабы негры, привезенные из Африки.

В глубине острова еще продолжали сопротивляться редкие индейцы. Продолжалось восстание Энрикильо, сына касика сьерры Баоруко. В детстве Энрикильо воспитывался святыми отцами, францисканцами Санто-Доминго, обучившими его читать и писать по-испански. Став касиком после смерти своего отца, он претерпел столько унижений от испанцев, что, в конце концов, поднял мятеж в 1519 году. Это восстание, стало лебединой песней племени морибондов, но испанцы медленно, но верно, уничтожали очаги мятежа в глубине гор и джунглей острова.

Но на побережье было все спокойно. На правом берегу реки Осамы, которые испанские "гамбусинос" – золотоискатели уже полностью освободили от золота, раскинулся город-красавец Санто-Доминго. Конечно, окраины города, впрочем, как и других городов, занимали грязные фавеллы, где прозябала жалкая беднота, жизни которой постоянно уносили малярия, дизентерия, лихорадка и недоедание, но белокаменный центр сразу внушал достойные мысли о силе и богатстве. Форт для защиты города, центральный собор, губернаторский дворец– все сверкало белым камнем. За материалом далеко ходить было не надо, так как Санто-Доминго вырос на богатых залежах мадрепоровых кораллов. Да и другие дома, расположенные на центральных улицах, одна из которых шла вдоль реки Осамы– Лас-Дамас, а другая – дель Конде была проложена перпендикулярно первой, были застроены красивыми каменными зданиями – мощными замкообразными сооружениями из ослепительно белого ракушечника с гладкими и строгими стенами.

Губернаторский дворец, выстроенный Диего Колумбом, сыном великого мореплавателя, был воплощением нового стиля: элегантности и открытости. Впрочем элементы мавританского стиля "альказар" также ощущались в его изящной архитектуре. Его фасад выходил на главную площадь города гармоничной галереей из пяти сводов, которая повторялась и на втором этаже, в удачно выдержанных пропорциях; стойки балконных перил и украшения крыши оживляли дворцовый комплекс, вызывая игру света на белом камне губернаторского дворца.

В одной из комнат дворца, страдая от невыносимой жары, располагался приезжий испанский военачальник, генерал-капитан Андалусии Хуан Хавьер Кастаньос-Арагорр-Урьёсте-и-Олавиде де Солано, маркиз дель Серральво. Резная мебель из белого лимонного дерева, обтянутая светлой дорогой материей, придавала этой комнате необыкновенно светлый, веселый и уютным вид. На вид Хуану де Солано было лет пятьдесят. Сразу бросался в глаза роскошный камзол генерал-капитана, богато изукрашенный золотым шитьем, белый кружевной воротник с тонким ажурным плетением напоминал об огромном труде фламандских мастериц, а пояс, охватывающий далеко не осиную талию де Солано являлся настоящим образцом ювелирного искусства. На обширной груди Хуана де Солана на огромной золотой цепи покоился орден Святого Якова Калатравского.

Этот полководец олицетворял собой всю мощь огромного государства, милостью Божьей, превосходившего любое другое государство Запада, его огромный флот, превосходивший флоты всех этих государств, вместе взятые, и сильных и отважных воинов, натренировавших свои дарования в постоянных успешных войнах. "Одна вера, одно устройство, одни законы, одни мнения" – таков был девиз Испании в это время. Другим – "врагам испанской нации и святой веры" остается только к этому как-то приспосабливаться!

А вот лицо маркиза дель Серральво никого не могло повергнуть в священный трепет, хоть и внушало некоторое уважение своей показной серьезностью; остроты и каламбуры, на которые, этот генерал был большой мастер, он разрешал себе лишь в тесном кругу друзей-аристократов. Внешне же генерал был низеньким, толстым, апоплексического сложения человеком. Он то и дело нюхал новомодный табак из золотой, усыпанной бриллиантами табакерки, со стороны казался очень добродушным, но на самом деле был хитер как лиса, удивительно хладнокровен и страшно скуп.

Впрочем, в седле он с детства держался молодцом, а в его манерах и осанке сквозил тот налет особой светской учтивости, какой неизменно отличались все испанские Цезари и Помпеи… К этому времени он уже имел за плечами немало славных дел, хотя умопомрачительная быстрота его карьеры – в эти времена, впрочем, не редкая – и внушала кое-кому большие подозрение. Уже в детском возрасте, двенадцати лет от роду, он был офицером и командовал ротой; в двадцать восемь был произведен в подполковники, а в тридцать три стал полковником. Таков обычный путь у богатых и знатных людей.

И при этом все свои звания он получил на паркете королевского дворца, а не в действующей армии. С юных лет он служил, то у одного военачальника, то у другого, стараясь, по возможности, не становиться под знамя, явно враждебное интересам его семьи. Правда, понюхать пороха ему довелось позднее, в прошлом тысяча пятьсот двадцать первом году, когда под началом командующего Фернандо де Авалоса, в числе самых именитые представителей благородных семейств Испании, Генуи, Неаполитанского королевства, Рима, Виченцы, Падуи, Савойи и Сицилии, генерал Хуан Солано дрался в Италии, где и был тяжело ранен в шею. С тех пор он держал голову, слегка склонив ее на левый бок.

Писал же наш герой так красиво, что его могла бы поучить любая курица, а уж об орфографии в его писаньях и говорить было нечего. Таковы были прелести домашнего образования.

Генерал-капитан был раздражен и очень недоволен. Во-первых, по просьбе этого прохвоста, старого осла, епископа Бургоса Хуана Родригеса де Фонсеки, председателя особого Совета Кастилии по вопросам управления Индиями, его отправили сюда, на край света, в дикую глушь, чтобы выяснить судьбу денег и золота из мексиканских сокровищ, которые этот напыщенный остолоп, умудрился потерять. Вот уж подфартило, так подфартило! Разве это путешествие не потерянное для службы и карьеры время? К тому же обидно было сознавать, что Фонсека уже мало что значит, скоро король сам вернется в Испанию и дни епископа на высоком посту уже сочтены. Но пока приходилось подчиняться этому ничтожеству. Как же, Мать Святая Церковь поручает тебе крайне важное дело!

Во-вторых, эта экспедиция была неофициальная, частное дело, (семья прежде всего) и ему приходилось согласовывать общие вопросы с этом голодранцем и мятежником Франсиско Нуньесом, который к тому же приволок с собой свою многочисленную родню, в лице Родриго де Паса и Франсиско де лас Касаса, не питающих ни малейшего уважения к придворным лизоблюдам. А это было крайне обидно для щепетильного к вопросам чести маркиза дель Серральво. Он хотел командовать и править здесь безраздельно и самовластно.

Хорошо, что хотя бы королевские войска, приданные к экспедиции, подчинялись непосредственно маркизу. Тысяча человек! Правда, хороших солдат было не так уж много, что поделаешь, война в Европе идет полным ходом. Полсотни первоклассных наемников швейцарцев, под командованием капитана Рудольфа Климента, еще четыре сотни послуживших испанских солдат, половина из которых вернулась в строй после ранений, под руководством подполковника Хуана де Ортеги, и остальные – молодые новобранцы, отправленные в западные колонии для вящей славы короля и католической церкви.