Текст книги "Завоевание 2.0 книга 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Терников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Рубите караулы! – тихо шепнул Герхард своим товарищам– Всем могила!

И других задремавших часовых приняли на острия своих мечей и копий наши немцы, спокойно и уверенно выполнявшие свою солдатскую работу. У пушек в охране испанцы оставили свыше пятьдесят человек, половина из них безмятежно спала сном младенцев. Когда они проснулись, было уже поздно. Несколько пищальников у нас так же выстрелило, но больше половины из них сохранило свои заряды, так как уже не осталось для них целей.

Тут же, у пушек, произошел весьма забавный казус. Там находилось для охраны несколько швейцарских наемников из отряда Рудольфа Климента. Что на нашей стороне тоже есть швейцарцы, сражающиеся в самых опасных местах, они к тому времени уже знали. Когда случилась ночная заварушка, они тут же сложили два и два. Тут же раздались громкие крики: "Стойте! Мы тоже швейцарцы и не хотим воевать против своих!" Четверо наемников сдались в плен своим соотечественникам. Пока швейцарцы братались, переходя на нашу сторону, мои русские мастера лихорадочно заклепывали запальные отверстия у испанских осадных пушек. К ним по прямой бежали наши индейцы и прочие. За ними тянулись кучки испанских преследователей.

Когда индейцы пробежали мимо второго нашего отряда, вся работа была почти закончена. Заградотряду из немцев, который не позволял вырываться вперед быстрым испанским одиночкам, помогли наши пищальники, разрядившие свои аркебузы в распаленных погоней конкистадоров. Получив столь неожиданный отпор, те сразу попридержали свой темп, ожидая подмогу.

После этого второй отряд также бросился бежать обратно в крепость, с тыла прикрываемый тридцатью немцами с холодным оружием. На стенах у нас уже все было подготовлено для торжественной встречи наших отважных героев. Прожектор зажжен, пушки и фитильные мушкеты заряжены. Так что наши диверсанты вернулись в открытые ворота, а незваных ночных гостей мы отогнали частыми залпами из пушек и аркебуз. Еще одна победа! Один из наших немцев не вернулся с этой вылазки, четверо человек получили легкие ранения, но все остальные были живы и здоровы. Зато в наличии четверо пленных, которые жаждут наняться ко мне. Спешить с этим делом мы не будем, пусть испанцы уберутся для начала подальше отсюда, все же я им этим перебежчикам не очень-то пока доверяю. А так почему бы и нет? Два оклада, где еще они смогут получить?

Утро у испанцев привычно началось с того, что они стали хоронить своих умерших в братских могилах. Еще сотню злобных пришельцев можно смело минусовать. А есть еще и раненые, немного, но пару десятков точно наберется. Но главное, что сильный обстрел нашей крепости прекратился.

Испанские умельцы весь день занимались своими заклепанными осадными пушками, пытаясь клиньями пробить запальные отверстия или же просверлить их ручным коловоротом. Особых успехов пока у них не было. Да и земляные работы уже шли не так интенсивно, как раньше. Народу у врага уже меньше, да и заняты многие другими делами. Так что, кроме некоторой пальбы из небольших пушек издалека, не приносящей испанцам почти никаких дивидендов, наш покой теперь ничто особо не нарушало. Что же, мы только за!

И еще один небольшой транспортный кораблик испанцы начали разбирать на дерево и дрова. Страдают из-за отсутствия топлива рядом, а далеко им ходить лень, или же они боятся местных дикарей.

Мы же получили некоторую передышку. Я еще не подозревал, что в военных действиях наступил решительный перелом, дух испанского войска уже подорван, и вопрос о судьбе Веракруса оказался фактически решен– наша крепость выстояла.

После обеда испанцы устроили для нас новое развлечение. Вернувшийся откуда-то с севера конный разъезд привез с собой двух пленных индейцев. Может быть, испанцы нашли их в покинутой Семпоале, а может, в какой деревне поближе. Сказал же я им убираться подальше, все равно меня не послушались! Теперь будут расплачиваться за свое непослушание…

Естественно, что испанцы начали этих индейцев сразу пытать. Те громко вопили от боли. Какие-то доброхоты подбирались поближе к городским стенам Веракруса и ликующе кричали нам:

– Открывайте ворота! А то с Вами будет то же самое!

Просто какой-то театр абсурда! Сейчас, только штаны подтяну и сразу побегу ворота открывать, и, заодно, чтобы два раза не бегать, и свою голову на плаху положу, чтобы Вам не перетрудиться! Если уж логически рассуждать, то все должно происходить ровно наоборот. Это мне нужно убивать этих индейцев, потому что те, проигнорировав мои приказы, подвергли опасности сотни тысяч людей, население целой страны. Тут и на куски их разрезать мало будут!

А на месте испанцев, я бы этих индейцев не убивал, а напротив, встретил бы их как самых дорогих гостей: устроил пышный праздник с угощением, пил бы с ними на брудершафт, целовал, дарил подарки, в том числе одежду, со своего плеча. А потом с кучей даров отпустил бы, для ведения переговоров о союзе с остальными индейцами. Конечно, уже оспенные одеяла второй раз тут не сыграют, эпидемия уже прошла. Но подхватят эти индейцы еще какую-нибудь корь, или брюшной тиф, или еще какую болезнь и разнесут ее в народные массы. И в результате половина населения опять умрет! Четыреста тысяч человек! Да это будет пострашнее, чем, если бы испанцы применили против меня десяток ядерных бомб! Микробы рулят!

Так что испанцам, со стен мои люди доброжелательно советовали пойти и поцеловать этих индейцев прямо в задницы. Конкистадоры разъярились. Притащили с корабля большую плотницкую пилу и свирепствуя, начали отпиливать этим несчастным туземцам руки и ноги, и кидать отпиленные части в нашу сторону. Испанцы так разошлись, что даже когда индейцы уже скончались от потери крови, все равно распилили им туловища на несколько покрытых кровью кусков и побросали те поближе к стенам Веракруса. Как все очень чинно и благородно! Постоянно при этом они радостно кричали: "Вива Эспаньол (Да здравствует Испания)! Одного из таких энтузиастов, подогретого южным темпераментом, запачканному свежей кровью, подобно мяснику, нам даже удалось подстрелить, после чего ликование во вражеском стане порядком погасло. Но все же этим кровавым зрелищем конкистадорам несколько удалось поднять порядком упавший дух своего воинства. Ничего, уже недолго будут играть для Вас музыка!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.

Третьего августа, в день поминовения святого Степана Первомученника Иерусалимского, с утра пошел дождь. Нет, нет, никакого циклона, урагана или тайфуна. Обычный летний дождик, так необходимый для получения хорошего урожая кукурузы. Но для войны дожди это не очень хорошо. Порох отсыреет, тетивы на аркебузах ослабнут. Дождь вызвал в испанском лагере некоторое оживление, народ там забегал, засуетился, начал набиваться под навесы и в палатки. А вот для наших замыслов, дождь будет весьма кстати. Вчера испанцы уж очень больно раздухарились, прикончив тех двоих бедолаг индейцев, нужно их опять вогнать в привычное уже им состояние тоски и печали.

Так что быстро собираем отряд диверсантов-охотников и наведываемся на испанские аванпосты. Нам летний дождь не помеха. Из восточных ворот Веракруса осторожно выбралось восемь человек. Я же рассказывал, что у меня было образовано кустарное производство непромокаемых плащей? Вулканизировали мы местный каучук при помощи огня и серы, так что восемь накидок у нас в наличии были. Ушли на задание опять наемники-немцы, они пользовались у меня особым доверием из-за своего примерного поведения в самых трудных условиях, но на этот раз большинство из них держало под своими накидками взведенные арбалеты.

Тихо вышли из города, споро добрались до кастильского поста на юго-востоке. Костер там уже давно не горел, а четверо испанцев пережидали дождь, забились под навес в импровизированном шалашике. На пикеты на южном и юго-восточном направлении от города мы до сих пор ни разу не нападали (а что нам в той стороне делать?), так что мокрые завоеватели не слишком следили, что же там происходит наружи, коротая время в ожидании своей смены. Арбалеты сработали штатно, шума особого испанцы не подняли, да и шум дождя заглушал все звуки в округе. Так что моим ландскнехтам осталось только добить пару раненых. Вырезали их как овец! Затем острым тесаком всем испанцам отрубили головы и красиво расставили их вокруг потухшего кострища. После этого действия, мои немцы поспешили удалиться. Тихо пришли, тихо ушли, конкистадоры так ничего и не заметили. Так вот, теперь для испанцев возник очередной повод призадуматься над своей нелегкой судьбой оккупанта.

Летний дождь был короток, продолжался он не более полутора часов, и вот опять выглянуло летнее солнце, и запарила вся округа, превратившись в огромные турецкие бани. С земли везде поднимался тёплый пар, переливаясь и трепеща в ярких лучах света. Спины солдат начало припекать, снова безумно хотелось пить.

Испанцы в лагере тоже оживились и занялись своими делами, тем более что у них очередной повод для веселья нарисовался. Ленивые испанцы, чтобы далеко не ходить за водой, разбили свой лагерь в низине, возле реки Сан-Хуан. Теперь же из-за дождя вода в реке поднялась и затопила край лагеря. Так что кастильцы спешно занялись переездом и перевалкой грузов.

Я стоял на стене и смотрел, какие изменения произошли за день у противника. Почва тут вокруг города или песчаная или болотистая, поэтому прошедший дождик негативно сказался на вырытых испанцами траншеях, они массово начали осыпаться или оплывать. Неплохо! А скоро тут дожди пойдут как по календарю: вначале раз в неделю, а потом и раз в четыре дня. Да и ураганы начнутся…

Опять могильщики-конкистадоры роют братские могилы на импровизированном кладбище. В наличии десяток новых тел. А это еще пока кастильцы свой вырезанный пикет не обнаружили. Что же, в конце концов, я оказал испанцам услугу. Развеял некоторые иллюзии. Все же жизнь вовсе не так хороша, как принято думать. Боевые действия вчера совсем не велись. Значит ночью или раненые у них скончались, или мор у испанцев начинается. В том месте, где испанцы свой лагерь расположили среди дюн тучи москитов так и роятся. Желтая лихорадка, она же черная. Вомито негре! Так ее здесь называют. Все это тоже для меня неплохо. Здесь непривычному к жаркому климату европейцу сыграть в ящик очень просто. 1/5 в год, это в месяц получается примерно трое умерших на каждые две сотни человек.

Конечно, и у меня больные есть, особенно среди недавно прибывших русских. Уже таких набралось десятка три. Проклятым москитам до одного места и кипячение воды, и спиртовые настойки. Разносят свою заразу. Но, во-первых, у меня почти половина людей закаленная. Во-вторых, у меня для моих больных хорошие условия проживания, уход, прекрасное питание, рыбий жир все пьют (говорят, он полезный), все это позволяют организму набрать хорошую форму для борьбы с болезнью, так что умершие у меня редкость. Только один бедолага скончался, за все время пока я тут на побережье, с мая месяца. Оставшиеся у меня в городе индейцы совсем не болеют, и от местных и от европейских болезней за эти годы они уже выработали иммунитет. Кто должен был из них умереть, тот давно умер.

Да и вообще, судя по наблюдениям, у испанцев относительно бодры и веселы всего семь сотен человек. А это уже не намного больше чем у нас. По людям получается почти паритет. И как они собираются нас завоевывать? Ехали бы по добру по здорову к себе, на Карибы. Сейчас уже Нептун может сыграть партию за меня, и я тогда сумею избежать ненужных потерь. На месте испанцев я бы быстро собрался и отплыл, ловить тут уже им явно нечего. Не нужно быть большим мудрецом, чтобы этот факт понять и осмыслить.

Но, не едут. Все же у них пока еще не все плохо. Две сотни моряков находятся на кораблях. Какой никакой, а резерв. Опять же из-за своих больших потерь за короткое время испанцы не испытывают никаких проблем с продовольствием. То что они с собой привезли, то смогут надолго растянуть. Может быть и до середины сентября, особенно, если число людей у них будет постоянно уменьшаться. Да и смысл им ехать ни с чем? Клан Кортесов во главе с Нуньесом слишком много вложил в эту экспедицию, и теперь им грозит банкротство. Кадровые войска, конечно, ждут обратно в Европе, там война требует постоянно притока новых солдат. Но так как тут все привыкли к огромным расстояниям, то раньше декабря своих воинов в Испании не ожидают. Правда, это время рассчитано на покорения всей страны, в том числе самого Мехико, но запас времени у испанского командующего маркиза Серральво еще есть.

Что же, придется опять мне толкать этих глупых испанцев сапогом под задницу, в верном направлении.

Побеседуем с пленными швейцарцами. Может быть, зашлю сегодня ночью одного добровольца из их числа, агитировать оставшихся немцев к переходу под мои знамена. Наемник рискует своей жизнью, а когда ему не платят, то он без сожаления бросает своего нанимателя. Думаю, эти швейцарцы получили в Испании только аванс, а тут с ними рассчитывали расплатиться из захваченной добычи, которой не имеется в принципе, а у меня деньжата есть. Кроме того, на войне подлости не существует, все подводится под понятия военная хитрость. На этом мы и сыграем. Этим бравым ребятам, не понятно ради чего находившимся в далекой Америке в составе чужих армий, не потребуется много времени, чтобы найти общий язык между собой.

А у меня и так мои швейцарские наемники уже второй год трубят. Нанимали их в Италии в конце мая, пока перебрались в Испанию, пока там собрались, да подготовились, пока переплыли Атлантику. В августе прошлого года мы были уже здесь, в Веракрусе, и вот уже год непрерывных войн. А денег мои наемники уже скопили себе достаточно, чтобы на Родине прожить безбедно лет пять. К тому же потери среди них есть, небольшие, но постоянные, а деньги интересны лишь тем, что ты можешь их потратить, будучи живым. Так что следующей весной, как минимум, половина из них уедет. А тут им будет замена из молодых, да голодных. И ехать никуда не надо, все рядом.

Следующее утро испанский командующий генерал-капитан Андалусии Хуан Хавьер Кастаньос-Арагорр-Урьёсте-и-Олавиде де Солано, маркиз дель Серральво встретил невесело. А чему было радоваться? За ночь в испанском лагере умерло еще восемь человек. Кроме того, как только что доложил ему, постоянно кланяясь, пожилой денщик из солдат Лючиано, ночью дезертировали оставшиеся швейцарцы во главе со своим командиром Рудольфом Климентом. Все девятнадцать человек! И даже как-то забрали с собой всех своих больных и раненых! Как вообще такое возможно? Вот тебе и пресловутые "супернадежные швейцарцы!"

Теперь щеголеватого маркиза было трудно узнать в этом потухшем и даже несколько похудевшем человеке. Некогда роскошный камзол маркиза запылился и истрепался, сапоги покрывали засохшие брызги грязи, круглое лицо пожелтело. Вдобавок маркиза мучил сильный понос, изматывающий его силы. Питьевая вода была плоха, в войсках началась эпидемия дизентерии. С самого утра маркиз ничего не ел, а только пил по глоточку крепкого вина из большого серебряного кубка. Порошки, которые ему прописал военный лекарь, совсем не помогали.

Но у простых деморализованных солдат положение было намного хуже. Уже было почти три сотни заболевших. Наличествовал полный букет из болезней: желтая лихорадка, черная рвота, кровавый понос. Учитывая еще почти три сотни раненых, для ведения войны людей почти не оставалось, и боевые действия почти прекратились сами собой. И чего тогда здесь продолжать находиться в лагере, который превратился в огромный лазарет? Семь сотен обескровленных и измученных людей едва хватало, чтобы ухаживать за ранеными, готовить еду, ходить в караулы и на аванпосты, посылать кавалерийские разъезды по округе, да иногда стрелять в направлении противника из небольших пушек, не принося ему никакого видимого вреда. Довольно часто, уцелевшие молодые солдаты без сил падали на землю, проклиная своих офицеров и эту ужасную страну, куда их привели, непонятно зачем.

Все земляные валы и траншеи испанцы забросили, а десяток мастеров неторопливо ковырялись с заклепанными осадными пушками, обещая через неделю вернуть хотя бы одну из них в строй. А что будет с его войском за эту неделю, думать абсолютно не хотелось.

Впереди же наступает сезон ураганов, все сообщения с большой землей прервутся, а испанская армия останется без приюта и провизии, имея вокруг земли дикарей-каннибалов, а под боком крепость неверных. Да и тут, на берегу, попасть под ураган приятного мало. По Карибам испанцы знали: когда "эль норте" (северный ветер) дует в полную силу, он валит заборы, срывает крыши со зданий, а корабли – с якорей, унося их в открытое море. Здесь, в дюнах, вздыбленный ветром песок может содрать кожу с открытых частей тела. Короче говоря, быть застигнутым здесь "эль норте" – дело гиблое.

Что делать, было в принципе понятно. Ждать у моря погоды, убивать время. А вот кто виноват? Вопрос был интересным, и маркиз собирался просветить кого надо в Испании на этот счет. Список виновников у маркиза получился не маленьким.

Во-первых, главный виновник, конечно, это был старый маразматик Фонсека, отправивший маркиза сюда, на край света. Потерял деньги, так и ехал бы сам, маркиз же был в этом абсолютно не виноват. Нет, стартовала эта мутная экспедиция, вместе с Нуньесом. Во-вторых, Франциско Нуньес, который просто даром ест свой хлеб. Большего ничтожества маркизу давно не приходилось видеть. Понятно же, что самого маркиза не должно интересовать, каким образом должны выполняться его приказания. На это всегда есть подчиненные. Маркиз Серральво же ясно отдал приказ: "Взять город!" И кто же теперь виноват, что этот прямой приказ до сих пор не был исполнен?

Конечно же, Нуньес и его родня! А кто же еще? Покойный неудачливый Ортега, который умудрился сложить голову при первом же штурме и оставивший маркиза без всякой помощи? Этот дезертир Климент, для отряда которого в Аудиенции Санто-Доминго не нашлось денег? Кстати, а эти святые отцы тоже виноваты! Сказано же было: "удвоить войско маркиза!" И что? Где этот хваленый фланговый удар, если единственный укрепленный город на побережье приходится осаждать самому маркизу с половиной армии! А что делает на севере этот Гарай? Гоняется за голыми дикарями? Отличное занятие, маркиз тоже вот двоих поймал и наказал и что теперь? Да этот Гарай просто такой же дезертир! Таковы эти великие и трагические случайности, зачастую мелкие, но всегда по своим последствиям сопоставимые с бесконечностью, которую никто не в силах постичь! О, бремя судьбы, о, злой рок!

Несомненно все эти мудрые мысли нужно было записать и потом поспособствовать, чтобы их донесли через "камарилью" (комнатку, коморку, в которой собирается тесный кружок друзей) до ушей Его Королевского Величества, сеньора Карлоса, когда де Солано вернется, чтобы "потереться лицом о монаршее стремя". Сам маркиз сражался как лев, и если бы не действия всех этих предателей, то несомненно он бы вернулся со славной победой! Но теперь приходилось организовывать совещание военного совета, чтобы определить, что теперь делать? Сражаться или спасаться бегством?

На совет в шатре командующего испанским войском собралось не так уж много людей. Присутствовали: Франциско Нуньес со своим верным кузеном Франсиско де лас Касасом (Родриго де Пас тяжело болел и не смог присутствовать) от лица Эстремадурского клана, адмирал эскадры Родриго Квинтеро, представлял интересы моряков, Франциско Писарро и Диего де Альмагро были от лица присоединившихся на Карибах местных добровольцев, плюс тут были выжившие к этому времени кадровые армейские офицеры – два капитана Хирон и Наварро и один молоденький лейтенант Мендоса.

Председательствовал на военном совете самолично маркиз Серральво, у которого еще более перекосило шею, чем обычно.

– Доколе? – сердито вопрошал маркиз, изложивший свое видение ситуации, в которой он, как чистый агнец, был принесен в жертву, в результате гнусного предательства всех окружающих – Лично мне легче было бы погибнуть в бою, чем покрыть себя таким несмываемым позором, но я вынужден подчиниться обстоятельствам!

Этими словами и закончил маркиз Серральво свою печальную речь с горделивым смирением, обычно присущим людям неоспоримого достоинства, считающих себя непонятыми гениями.

Возможно где-нибудь при дворе, в Вальядолиде, такая точка зрения имела бы успех, но здесь в колониях, нравы были более простыми и демократичными. Тут вполне мог в любой момент разразиться бунт или мятеж, если кто-то считал, что он будет лучшим командиром, чем назначенный свыше начальник. Слишком уж далеко отсюда до Испании! Но и вешали тут таких персонажей тоже без особой канители.

Выступление маркиза потонуло в возмущенных возгласах всеобщего негодования. Маркизу послышалось, что тот же Писарро явственно высказался по его поводу в выражениях типа: "напыщенный осел" и "мешок с дерьмом" и "Время советов давно прошло. Беспокоиться ни о чем, кроме сражения". Но сегодня маркиз на время смерил свою благородную гордость, сделав вид, что пропустил эти гнусные слова мимо своих ушей. Сейчас еще не время и не место. А позже он непременно сведет счеты с этим свинопасом!

На совете спорили долго, предлагали разнообразные фантастические варианты, но в результате никакого решения так и не было принято.

Как огорченно вынужден был констатировать факты в заключении Франциско Нуньес:

– Противник бьет из бойниц так, что солдаты доведены до крайности. Воевать некем и нечем, а прочь нам идти бесчестно! Такого позора испанское оружие еще не видело; мы воевали мы целые царства и торжествовали великие победы, а теперь несем стыд от горсти незначительных подлых людишек.

А на следующий день пять кораблей, на которых находилось сто пятьдесят матросов и сам адмирал Родриго Квинтеро, "храбрый рыцарь", самовольно уплыли с утренним приливом. Маркизу же передали письмо, в котором адмирал в весьма витиеватых выражениях уведомлял командующего, что находиться тут постоянно он не обязан, а поскольку овладеть крепостью в ближайшее время дело невозможное, то потому он отплывает обратно в Санто-Доминго с важными донесениями для Аудиенции и также за подмогой.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

После бегства части испанских кораблей теперь с нашими врагами у нас по людям установился устойчивый паритет, если не сказать более. Но мы по-прежнему не форсировали события. Три дня мы изматывали нашего противника внезапными ночными и даже дневными вылазками. Испанцев мы в них немного щипали, но без особого результата, существенных потерь они не понесли, впрочем, как и мы.

Теперь испанское войско постоянно было на стороже, караулы были усилены и удвоены. Солдаты даже спали в доспехах. Но, число заболевших у них все так же постепенно прибавлялось. В осадной армии нарастала тревога, среди солдат ползли нелепые слухи о стотысячных армиях жестоких каннибалов, идущих на подмогу осажденным, из далеких глубин континента. Командиры, как могли, увещевали солдат успокоиться. Измотанные испанцы не хотели дожидаться и проверять эти слухи – с них хватило. Постоянные поражения плохо сказывались на моральном духе воинов, и даже старые, закаленные в боях конкистадоры отказывались сражаться.

Они теряли сознание из-за полученных ран и от перенесенных болезней, их волосы и бороды были спутаны, их неухоженные латы заржавели, они не уделяли себе должного внимания и выглядели так, как любой на их месте, кто на протяжении долгого времени не ложился спать, не взяв с собой оружие.

На третий день после частичного бегства кораблей, нам все же довольно удачно удалось обстрелять испанский сторожевой пикет, и заманить погоню на зарытые ночью бочонки с порохом, которые нам счастливо удалось запалить и взорвать, пока разгоряченные испанцы не сообразили, что к чему. Вот это было уже что-то: восемь убитых врагов и шестеро раненых, почти столько же сколько испанцы потеряли за все остальные наши наскоки. У нас тоже имелся один убитый и трое раненых за этот же период.

Чаща весов медленно и верно качнулась в нашу сторону. Теперь преимущество было уже у нас. Испанцы это тоже быстро поняли, и осада частично была снята. Все пикеты и дозоры вокруг города отошли обратно в укрепленный лагерь. Яркий жест отчаяния! Также были отозваны из окрестностей и кавалерийские разъезды, теперь было понятно уже и для самых недогадливых, что испанцы приготовились к эвакуации, причем этот момент наступит со дня на день. Мы готовились обрушиться на испанский арьергард, когда половина войск нашего врага погрузится на свои корабли. Нужен был хороший завершающий удар, чтобы поставить жирную точку в этой войне, подобно тому, как искусный пиротехник заканчивает праздничный салют фейерверком из ракет. Понимал это со всей очевидностью и наш потрепанный противник.

Вначале он небольшими партиями грузил на корабли своих больных и раненых. Скоро это заметили простые солдаты и внезапно запаниковали. Необъяснимый ужас вдруг охватил всех! Вся людская масса в единый момент бросилась к шлюпкам, в испуге, что их могут при грядущей эвакуации забыть на берегу. Это был спонтанный порыв, захлестнувший толпу людей, который невозможно было предусмотреть. Он оказался неожиданным как для нас, так и для самого испанского командования.

Мы спешно выводили свои войска из города, готовясь атаковать, когда первая партия испуганных сеньоров уже плыла к своим судам. Около сотни человек. Еще около полутора сотен матросов находилась на кораблях и около двухсот пятидесяти раненых и заболевших частями удалось погрузить на суда (небольшими партиями) за прошедшее время. На берегу в приступе безумной паники, иррациональной и роковой, теснилось и бесновалось около восьми сотен испанцев, из которых почти половина были ранеными и больными. То, что они увидели выходящее из южных ворот Веракруса наше грозное и беспощадное войско, численностью в пятьсот пятьдесят человек, (вместе с индейцами лучниками), плюс к ним полсотни туземных слуг с тремя легкими фальконетами и прочим боезапасом, эту панику только усилило необычайно. Бессмысленные действия испанцев напоминали мне мучительные конвульсии смертельно раненного великана с заранее предсказуемым исходом. Так начиналась знаменитая Веракруская Катастрофа!

Сотни полторы испанцев все же взялись за оружие, чтобы дать нам отпор, сдержать нас на время эвакуации, остальные только теснее сбились в толпу на берегу, в ожидании своих шлюпок. Так же испуганные дети стараются покрепче прижаться к матери. Но нам потери тоже не к чему. Обстреливаем этих испанцев издали, постоянно и конвейерным методом.

– Пехота пошла. Залп! – раздаются рядом командные крики.

Почти тридцать испанцев, как подкошенные, сметенные густой россыпь свинцовых шариков, валятся на горячую землю. Но из второй шеренги уже передаются новые заряженные мушкеты, из рога пороховницы мгновенно подсыпается свежий порох на полку и подносится запальный фитиль… Следует новый залп, а потом еще и еще. Ведется непрерывный огонь на подавление всяческого сопротивления.

Мы организуем чудовищный огненный вал, сметающий все на своем пути. Нам противостояло тоже небольшое количество стрелков – около сорока, остальные были вооружены холодным оружием, но они были буквально за пару минут сломлены огнем наших ста пятидесяти аркебуз и мушкетов и сотни арбалетов и быстрым темпом начали отступать, охваченные животным ужасом откатываться по направлению к своим товарищам. Все испанские козыри оказались побиты! Это был кошмар! Коллапс! Испанские шлюпки уже шли обратно, готовясь принять следующую партию беглецов, так что часть людей, охваченных паническим страхом, бросилась вплавь к ним навстречу, чтобы точно занять свое место на шлюпках.

Пользуясь тем, что сопротивление испанских стрелков практически прекратилось, мои лучники индейцы подошли поближе и начали осыпать мечущуюся по берегу толпу тучей отравленных стрел. Слуги индейцы спешно устанавливали на позиции для залпа свои фальконеты. Оставшиеся здоровыми кастильцы увидев это, пришли в полное отчаяние и в конец обезумели: полторы сотни из них бросились по мелководью к шлюпкам, а две сотни, оставим своих больных и раненых нам на милость, бросились форсировать речку Сан-Хуан, показав себя замечательными пловцами и распугав всех оставшихся там еще аллигаторов, чтобы убраться подальше от нас, и выиграть время. Испанская армия развалилась натрое. Это была фатальная ошибка! Не больше полусотни боеспособных конкистадоров оказались зажаты на берегу между своими ранеными и больными, эти несчастные оказались беспощадно истребляемы нашими пищальниками, а также пушкарями и стрелками-индейцами. Там творилось настоящее месиво! Убитые рядами падали, на раскаленный песок пляжа, кропя его своей кровью, и не подавали никаких признаков жизни.

Тем временем, прибывшие шлюпки переполнились людьми и взяли курс обратно, к испанским судам. Безжалостное избиение продолжалось до тех пор, пока оставшиеся испанцы не запросили пощады. Это положило конец их страданиям. Сдалось нам только сто сорок человек, из их числа сто двадцать были больны или ранены. Полная капитуляция! Побросавшие оружие некогда грозные конкистадоры стояли, исподлобья поглядывая по сторонам, как затравленные звери. Им гарантировали жизнь, что было весьма щедро по нынешним временам. Испанских мертвецов нам потом пришлось без разбора свалить в глубокие канавы, лишь слегка присыпав их землей. А наши врачи будут работать, не покладая рук, помогая этим пленным.

Несколько испанцев утонули при своем бегстве в бухте, обессилив и не сумев добраться до своих судов или занять места в шлюпках. Две сотни вполне здоровых беглецов, в числе которых, как я позже узнал, было и почти все руководство этой неудачной экспедиции, без устали убегало, стараясь увеличить расстояние между нами. Так они добежали, никем не преследуемые и гонимые вечным позором, прямиком до северного мыса, откуда их вывезли шлюпками на испанские корабли. Мы погоню за ними организовывать не стали, отпустив их восвояси, так как испанская эскадра начала бомбардировку нашего берега. Хотя большинство корабельных пушек было вывезено на сушу и досталось нам в качестве боевых трофеев, но и оставшихся вполне хватило, чтобы вынудить нас благополучно отойти в сторону. Но я был и так вполне удовлетворен таким исходом дела.

Постреляв бесполезно в течение часа, в течение которого испанцы провели эвакуацию с северного мыса своих незадачливых вояк, испанские корабли снялись с якоря и маневрируя потянулись к выходу из бухты. Треть своих судов (чтобы не оставлять их нам) испанцы просто затопили прямо в бухте, подорвав на них пороховой заряд, так как они оказались не востребованы. Людей нынче отбывало намного меньше, чем прибыло сюда три недели назад. Финиш. Полный триумф! Осада Веракруса благополучно закончилась! Испанское вторжение на юге отбито!