Текст книги "Русско-японская война, 1904-1905"

Автор книги: Александр Куропаткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Дальнейшее возрастание нашей торговли с Персией возможно прежде всего лишь в том случае, если населению Персии будет обеспечено внутреннее спокойствие. [65]

Покорением туркмен 20 лет тому назад мы обеспечили Персии спокойное развитие населения Хорасанской провинции. Ныне мы пожинаем плоды победы над Геок-Тепе, ибо наш торговый оборот только по Хорасану уже составляет 10 млн руб. в год. Несомненно поэтому, что и в будущем на нашей обязанности лежит оказать в случае надобности содействие персидскому правительству к водворению спокойствия в соседних с ним местностях Персии.

Таким образом, нашими наиболее настоятельными задачами в Персии в настоящее время являются поддержание спокойствия в пограничных с нами местностях и занятие господствующего положения на северных рынках Персии».

7) Продолжением персидской границы на востоке в Средней Азии служит граница наша с Афганистаном, продолженная в новейшие времена. Граница эта протяжением 1888 верст следует на запад до р. Амударьи вдоль пустыни, а далее вдоль серьезной преграды – р. Амударьи. Поэтому граница эта является весьма надежной и хорошо обеспеченной.

Простираясь на запад до границы Персии и на юг и восток до Белуджистана и английских владений в Индии, Афганистан занимает горный массив Гиндукуша и его многочисленных разветвлений и охватывает площадь 490 кв. верст с населением 5—6 млн жителей, которые по племенному составу могут быть разделены на афганские (56 %) и неафганские племена (44 %).

Находясь между нашими владениями в Средней Азии и индийскими владениями Англии, Афганистан давно уже стал предметом исканий последней с целью утверждения в нем своего исключительного господства. Боясь наших попыток проникновения в Индию, Англия зорко следила за нашим движением в Средней Азии и уже в 1873 г. добилась соглашения с нами, по которому, отказавшись от вмешательства в дела Бухары, выговорила с нашей стороны отказ от вмешательства в дела Афганистана. С тех пор англичане значительно расширили свои владения на границах Афганистана, а отчасти и в его пределах. Но по мере [66] удаления от р. Инд, вместо большого спокойствия на границе они встречают все большие затруднения, и ныне положение их на границе является тревожным и ненадежным. Собственно же Афганистан не только не стал их достоянием, но под 20-летним энергичным управлением Абдурахмана окреп, усилился и ныне представляет самостоятельное государство с сильной военной организацией, однако враждебной как к нам, так и англичанам.

За этот же период с 1873 г. мы значительно расширили свои владения в Средней Азии, завоевали ханство Кокандское и Туркмению, покорили хивинцев и обратили Хиву во внутренний рынок, и хотя не присоединили владения Бухары, но, прорезав ее железной дорогой и включив ее в свою таможенную линию, достигли полного в ней господства. Продвинув таким образом свои пределы до Персии и Афганистана и установив пограничную черту по указанным естественным линиям, мы имеем в них ныне хорошее обеспечение и пользуемся на границах как Персии, так и Афганистана полным спокойствием.

«Сравнивая успехи, достигнутые с 1873 г. нами и англичанами в Средней Азии, мы с основанием можем считать свое положение более спокойным, прочным и определенным. Поэтому менять это положение на худшее и неопределенное не в наших интересах. Между тем если бы мы, не довольствуясь настоящими границами, тем или другим способом присоединили к себе часть владений Афганистана, наше положение изменилось бы к худшему. Ввиду тяготения к нам неафганского населения, естественным представлялось бы присоединить к нам Чар-Вилает и Гератскую провинцию. Мы получили бы свыше 2 млн новых подданных, в большинстве трудолюбивых и искусных земледельцев, провели бы границу по Гиндукушу, что составляло предмет мечтаний многих русских людей, и присоединили бы к своим владениям знаменитый Герат, пункт, несомненно, имеющий большое стратегическое значение. Выгоды на первый взгляд кажутся несомненными, но при ближайшем изучении сего вопроса осуществление такой задачи сопряжено [67] с большими трудностями в настоящем и может создать нам угрозу в будущем. Прежде всего, рубежи географические не совпадают в Афганистане с границами этнографическими. Поэтому нам пришлось бы, проводя границу по хребтовой линии Гиндукуша (местами трудноопределяемой), захватить в свои пределы часть племен афганского происхождения и в то же время оставить за чертой вне наших пределов племена, родственные перешедшим к нам племенам неафганским. Это создает ряд затруднений. В то время как жители долин, земледельцы, узбеки и таджики, вероятно, покорятся нам без сопротивления, жители гор, даже неафганского происхождения, будут бороться за свою свободу с ожесточением. Даже после покорения их мы, как ныне англичане, не были бы покойны. На новой нашей границе постоянно происходило бы волнение, горцы с афганской стороны начали бы нападать на нашу границу, как нападают на английскую. Потребовались бы новые экспедиции. В конце концов, подобно англичанам, у нас явилась бы необходимость исправления границ и в новых захватах, пока мы не сошлись бы своими границами с английскими. Прибавим сюда огромные расходы, которые потребуются на устройство края, администрацию, проведение дорог, устройство укреплений, многочисленные войска, расходы на экспедиции и пр. Наконец, надо принять в расчет, что население афганского Туркестана и Гератской провинции, видящее в нас ныне средство освободиться из-под ига афганцев, может переменить свое настроение к нам, если мы захватим это население в свои руки. В результате может оказаться, что вместо соседей, расположенных к нам дружественным образом и готовых в минуту необходимости быть нашими союзниками, мы получим не вполне надежных подданных, требующих военной охраны».

Еще в 1878 г., т. е. 27 лет тому назад, занимая должность офицера Азиатской части Главного штаба, я был убежденным приверженцем идеи о необходимости мирной, совместной с Англией работы России в Азии и противником всяких наступательных планов к стороне Индии. [68]

В 1885 г., когда после столкновения с афганцами на Кушке наши отношения с Англией стали весьма натянутыми и мог произойти разрыв с нею, мы готовились собрать в Средней Азии армию на случай, если бы Англия объявила нам войну. Я был предназначен для занятия должности начальника штаба этой армии, но тогда же на совещаниях под председательством генерала Ванновского открыто высказал мнение о необходимости мирного соглашения с Англией. При этом я заявил, что интересы России и Англии на Азиатском материке тождественны, ибо как нам, так и англичанам приходится считаться со стремлением побежденных нами народностей свергнуть иго победителей. Что поэтому было бы гораздо естественнее нашему войску в Средней Азии подать помощь Англии в борьбе с местным населением, чем двигаться к Индии с целью поднять это население против Англии.

Занимая с 1890 по 1898 г. пост начальника Закаспийского края, я принимал все меры к поддержанию спокойствия на афганской границе и, добившись проведения железнодорожной ветви до Кушки, доказывал необходимость соглашения с Англией, дабы соединением железных дорог Индии с Туркестаном положить конец соперничеству Англии и России на афганской границе.

Заняв пост военного министра, я продолжал проводить идеи мирного соглашения с Англией, и поэтому изложение во всеподданнейшем докладе военного министра взгляда на афганскую границу закончил в 1900 г. следующими строками:

«Дозволю себе высказать убеждение, что соединение сети индийских железных дорог с нашими среднеазиатскими, от Чамана через Кандагар, Герат и Кушку, создаст путь мирового значения. Этот путь послужит в будущем к мирному разграничению сфер влияния в Афганистане между нами и Англией и обеспечит сближение между обоими государствами на почве взаимных интересов, если Англия откажется от своей политики всюду ставить препятствия на наших путях.

Глубоко убежденный, что овладение в XX веке Индией составит несчастье и непосильную тяжесть для России, я в [69] то же время признаю естественным и желательным установление настолько дружественных отношений с Англией, чтобы в случае волнения против Англии в Индии мы были бы на стороне англичан. XX век должен принести с собой тяжелую борьбу в Азии христианских народностей против нехристианских. Для блага человечества необходимо, чтобы в этой борьбе мы были в союзе с христианской Англией против нехристианских племен Азии».

Мнения мои относительно китайской, корейской и японской границ ввиду их важности приведу из моего доклада 1900 г., где то представляется возможным, дословно.

«Начиная от Памира и почти до берегов Великого океана, на протяжении 9111 верст, мы граничим с Китаем.

Китай занимает обширную площадь 9 600 000 кв. верст и имеет до 400 млн жителей, так что по количеству населения он на первом месте среди всех государств земного шара. Огромная масса населения Китая исповедует буддизм, около 20 млн магометан и около 1 150 000 христиан. Торговые обороты наши с Китаем, постепенно возрастая в последние 10 лет, с 31 млн руб. в 1888 г. достигли в 1897 г. 45,6 млн.

Наш вывоз, несмотря на огромную границу, ничтожен, но надо надеяться, что проведение железной дороги через Маньчжурию с ветвью к Порт-Артуру изменит этот невыгодный ныне для нас торговый баланс в нашу пользу{12}. [70]

Несмотря на двухвековые сношения наши с Китаем, несмотря на чрезмерное протяжение границы в 9000 верст, она ни разу не была нарушена военными действиями, и число войск, содержимых в Сибири, было до сих пор крайне незначительно. Прочным обеспечением границы всегда считалось миролюбие китайцев вообще, а на всем пространстве к западу от р. Амур, кроме того, и существованием преград – высоких гор и обширных степей за ними и отсутствием солидарности между Китаем и подвластными ему ближайшими к нам народами.

Занятие нами Уссурийского края вызвало создание новых войск для его обеспечения. Наконец, Японо-китайская война и последующие за нею события вынудили к принятию дальнейших и притом быстрых мер к усилению наших войск.

Японо-китайская воина несомненно доказала крайнюю политическую слабость Китая, с одной стороны, и большую силу и энергию населения Японии – с другой. Событие это имеет огромное значение в делах востока Азии.

Имея с Китаем столь длинную пограничную черту, Россия, естественно, не могла остаться равнодушной к совершившейся перемене. Япония заявила намерение овладеть Кореей – нашей соседкой. Россия силой событий временно вынуждена была установить как бы протекторат над нею. Дело окончилось соглашением – Корея объявлена независимой и по наружности предоставлена самой себе. Но этим Россия не ограничилась. За серьезную услугу, оказанную Китаю в борьбе его с Японией, Россия выговорила себе по экономическим соображениям право провести железную дорогу от Забайкалья через Маньчжурию на Владивосток и, как ближайшее последствие этой меры, признала необходимым добиться уступки части Ляодунского полуострова (Квантун) с портами: Порт-Артур и Дальний{13}. [71]

Столь активная политика заставила снова увеличивать наши войска на востоке передвижением подкреплений из Европейской России, даже путем некоторого ослабления нашего положения на западе{14}.

Несмотря на более активные действия с нашей стороны и совершившийся захват в сфере нашего влияния всей Маньчжурии, надлежит признать, что мы ныне вполне довольны нашей государственной границей с Китаем, и изменение этой границы, например, присоединением к территории России тех или других частей Маньчжурии, представляется вполне нежелательным.

На крайнем западе граница наша, следуя по высоким отрогам Тянь-Шаня, является настолько обеспеченной природной силой, что хотя население соседней здесь Кашгарии и родственно жителям нашего Восточного Туркестана, но менять границу было бы невыгодно. Далее, к северу, граница искусственно рассекает бассейн р. Или, отчасти также населенный одноплеменниками. Присоединение плодородной Кульджи, сильным бастионом выдвинутой на восток, было бы довольно выгодно, так как не только бы весьма облегчило защиту наших владений, но и угрожало бы китайским. Но выгоды эти далеко не так значительны, чтобы из-за них портить наши отношения с Китаем. Далее, на всем протяжении до Маньчжурии граница, пролегая по окраине Монгольской пустыни, достаточно обеспечена как местными условиями, так и недостатком связи Китая с этой его окраиной. Наконец, на крайнем востоке, в Маньчжурии, граница наименее обеспечена, а с проложением через Маньчжурию железнодорожного пути, кратчайшим образом связывающего Уссурийский край с Забайкальем, она является и наиболее тревожной. [72]

Относительно положения этой китайской провинции между Амурским краем на севере, Уссурийским на северо-востоке и Квантунским полуостровом на юге естественно вызывает вопрос: как нам поступить с этой провинцией в будущем? Искать присоединения к нам Маньчжурии было бы совершенно невыгодно, не говоря уже о том, что такой захват одной из важнейших провинций Китая нарушил бы вековые мирные отношения наши к этому соседу – он повел бы за собою массовое поселение маньчжуров на нашей территории и, между прочим, по Амурскому и Уссурийскому краям, еще слишком бедным русским населением. Слабые русские поселения были бы потоплены нахлынувшими волнами желтой расы. Восточная Сибирь сделалась бы вполне нерусской. Между тем надо признать, что только русское население этой окраины составляет и будет составлять впоследствии вполне надежный элемент.

Наплыв китайского населения в Приамурский край, несомненно, может поднять культуру этого края и обратить пустынные местности в цветущие. Но этим путем свободные земли были бы заняты нерусским элементом, между тем мы должны охранять каждую десятину в Сибири для русских, ибо в течение XX столетия Сибирь неизбежно должна обратиться в страну с огромным населением.

Необходимо помнить, что в 2000 г. население России достигнет почти 400 млн. Надо уже теперь начать подготавливать свободные земли в Сибири, по крайней мере для одной четвертой части этой цифры.

Поэтому предпочтительнее, чтобы Маньчжурия осталась составной частью Китая. Но отказываясь от присоединения Маньчжурии, мы должны употребить все старание на возможно полное экономическое подчинение этой провинции. Проводя через ее пределы участки столь важных для нас железнодорожных путей, как Забайкалье – Владивосток и Порт-Артур, мы должны принять все меры к совершенной прочности в ней нашего положения.

Отказываясь одновременно от каких бы то ни было других приобретений за счет Китая, можно признать, что [73] по отношению к этому государству политика наша, казалось бы, должна ставить себе целью в ближайшие годы: 1) не допускать увеличения и усовершенствования в Китае, особенно северном, вооруженных сил, не допускать в северной части иностранных инструкторов; 2) развивать возможно больше экономические и торговые сношения первоначально в северных провинциях и 3) избегать, сколько возможно, столкновений в Китае с европейскими нациями, для чего, ограничиваясь сферой северного Китая, отказаться от железнодорожных предприятий южнее Великой стены и в особенности в долине Янцзы.

На последних 16 верстах мы граничим с Кореей. Корея имеет площадь в 180 000 кв. верст и имеет не менее 11 млн жителей, исключительно корейцев, среди которых насчитывается лишь от 2 до 10 000 китайцев, 45 000 – 55 000 японцев и до 300 человек европейцев{15}.

Положение Кореи, подвластной то Китаю, то Японии, а с 1897 г. благодаря соглашению между последней и Россией признанной самостоятельной, таково, что вызывает необходимость крайне осторожной политики. В присоединении Кореи мы не нуждаемся, но ни в коем случае не можем допустить утверждения в ней энергичной Японии или какого-либо другого государства. Слабая, независимая Корея под нашим протекторатом – вот лучшее для нас со временем решение корейского вопроса.

Установление немедленно протектората в Корее не только вызвало бы большие расходы сил и средств, но могло бы вовлечь нас в преждевременную войну. А потому здесь, как в Персии и в Северном Китае, следовало предаться систематичной и неустанной работе над постепенным мирным, но твердым экономическим овладением края. Занятие и прочное укрепление нашего положения на [74] Квантунском полуострове и окончание дорог, разрезывающих Маньчжурию, составляет серьезный шаг вперед в этом важном деле, которое составляет задачу будущего. В настоящее время мы совершенно еще не готовы к сколько-нибудь активной роли в Корее и должны всеми мерами избегать столкновения из-за корейских дел с Японией.

В стремлении овладеть корейским рынком (хотя только экономически и политически) мы неизбежно встретим энергичный отпор со стороны Японии. С этой державой, по всей вероятности, нам придется уже в начале XX в. иметь вооруженное столкновение, если таковое не будет заблаговременно отстранено».

Из сделанного самого краткого обозрения границ наших видно, что на протяжении 17 000 верст Россия соприкасается с 9 государствами, и на всем этом протяжении она не нуждается в изменении своих границ. Вывод в высокой степени успокоительный, ибо представляется вполне вероятным, что если бы Россия, довольствуясь своими границами, занялась в XX в. только упрочением приобретенного ею путем тяжких усилий и жертв в XVIII и XIX столетиях положения, то опасность войны с соседями была бы устранена. Для настоящего поколения, действительно, такой образ действий России был бы совершенно необходим, так как жертвы, принесенные коренной Россией по расширению ее пределов, и жертвы, приносимые еще и ныне коренными местностями России для устройства и обороны окраин, так велики, что не могли не отразиться на слишком медленном экономическом росте собственно русского населения. Окраины наши живут за счет центра России и поэтому пока еще не усиливают, а ослабляют Россию. Между тем живущему поколению предъявлена такая масса требований по устроению во всех видах и обороне всех настоящих пределов России, что вынести одновременно и бремя новых внешних предприятий может оказаться совершенно не по силам этому поколению. [75]

Но рост России весьма велик, и в течение XX в. население России может близко подойти к 400 млн душ. Может ли государство с таким огромным населением довольствоваться существующими границами, или в XX в. должны быть решены Россией дальнейшие исторические задачи, и в чем эти задачи будут заключаться? Такой вопрос я ставил себе и при представлении доклада в 1900 г. Я признавал естественным для России в течение XX в., не расширяя своих пределов ни в Европе, ни в Азии, задаться целью найти выход в теплые моря: внутреннее Средиземное и открытые круглый год выходы в Великий и Индийский океаны. Но относительно трудности и опасности для нас задаваться такими целями в докладе 1900 г. значится:

«Как ни законны наши стремления владеть выходом из Черного моря, владеть выходом в Индийский океан, владеть выходом в Великий океан, но эти задачи настолько глубоко затрагивают интересы почти всего мира, что, преследуя их, мы должны готовиться к борьбе с коалицией из Англии, Германии, Австрии, Турции, Китая и Японии. Этим державам страшен не самый факт движения России к тому или другому из вышеуказанных выходов, но те последствия, какие будут вытекать, если движение удастся. Овладение Босфором и выход в Средиземное море поставит нас в возможность решительно действовать в египетском вопросе, дабы сделать Суэцкий канал международным. Выход к Индийскому океану создаст для Индии постоянную угрозу. Но самое главное, что должно устрашать наиболее культурные народы Европы и Америки, снабжающие весь свет произведениями своих фабрик и заводов, это вступление России с ними в борьбу на рынках всего света. Держа в своих руках железнодорожные линии, связывающие Великий океан с Балтийским морем, и имея щупальца в Босфоре, Индийском и Великом океанах, Россия с ее неисчерпаемыми естественными богатствами может создать грозную промышленную конкуренцию державам всего мира».

При том огромном росте вооруженных сил, которого достигли перечисленные нации, очевидно, что ни в XVIII, [76] ни в XIX столетии мы не встречали тех трудностей и опасностей, с каковыми неизбежно встретились бы при войнах в XX столетии за выходы к теплым морям.

Силы настоящего поколения могли бы оказаться и недостаточными для достижения целей, необходимых только последующим поколениям. Мало того, рассмотрение соотношения сил наших и наших вероятных противников могло привести к выводу, что живущему в России поколению не только не по силам выполнение новых задач, необходимых для 400-миллионной России, но именно ныне, вследствие большей сравнительной боевой готовности наших соседей, весьма затруднилось даже удержание в целости пределов России.

По этому важном вопросу в моем докладе 1900 г. значится:

«За последние 50 лет военные силы и средства наших соседей настолько возросли, а готовность Германии и Австрии к наступлению в наши пределы настолько выше нашей, что никогда еще за всю историю России наша западная граница не подвергалась такой опасности и защита ее не требовала таких жертв и напряжения, как ныне, если вспыхнет европейская война.

Соотношение наших сил на турецкой границе тоже не стало более благоприятно, чем было в начале XIX в., особенно ныне при вмешательстве в турецкие дела германцев. Оборона Кавказа затруднилась.

На афганской границе мы тоже имеем ныне сильного противника, по организации и вооружению несравненно более равного нашим войскам в Туркестане, чем было в начале XIX столетия. Возможность вторжения в наши пределы афганских войск вполне возможна, почему оборона Туркестана тоже затруднительна.

Только обширный Китай не имеет ныне военной силы, которая могла бы угрожать серьезно нашим владениям в Приамурском крае или на Квантуне. Но взамен ослабленного Китая выросла Япония, силы которой могут составить опасных противников нашим войскам на Дальнем Востоке до подвоза к ним достаточных подкреплений. [77]

Тем не менее, несмотря на трудность обороны границы в 17 000 верст, несмотря на огромное развитие вооруженных сил у наших соседей, по-видимому, возможно предположить, что если бы мы задавались только внутренними задачами по обороне настоящих пределов России, то противники наши не решились бы напасть на нас, настолько трудности победить Россию на ее территории огромны и очевидны».

Таким образом, изучение сил и средств наших ближайших соседей привели меня к выводу, что наша западная граница находится еще в небывалой в истории России опасности в случае европейской войны, и что поэтому главное внимание Военного ведомства в первые годы нового столетия должно быть обращено не на внешние препятствия, а на усиление нашего военного положения на Западе. [78]