Текст книги "Русско-японская война, 1904-1905"

Автор книги: Александр Куропаткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

По мнению компетентных участников войны, вполне разделяемому и мною, при прочих равных условиях, чем более в части войск состояло срочнослужащих, тем тверже могла считаться эта часть для боя. Самыми надежными нашими войсками были Восточно-Сибирские стрелковые полки и бригады 31-й и 35-й дивизий, комплектованные срочнослужащими.

Действующие корпуса, пришедшие из Европейской России, как мы видели выше, были недостаточно заботливо подготовлены в России, чтобы уменьшить невыгодное для боя отношение в них срочнослужащих к запасным. Некоторые части, например, 10-й армейский корпус, прибывали на театр войны с некомплектом нижних чинов до 20 % состава и с еще большим некомплектом офицеров. В первый бой многие роты этого корпуса выступили, имея только по 30 молодых солдат и 30 старослужащих, не прошедших даже курса стрельбы, не видавших занятий всех трех родов оружия. Все остальные были запасные с большим числом старших сроков службы. Такие части войск приближались к типу войск резервных. Наконец, наши резервные войска пришли, почти не имея в своем составе кадров мирного времени, настолько они растворились в огромной массе запасных. В первых боях запасные, особенно старших сроков службы, [447] обнаруживали меньшую стойкость, чем срочнослужащие, и многие из них пользовались случаем, с разрешения начальства (вынос раненых) или без разрешения, уходить в тыл. Несомненно, что будь война национальной, поддерживай наша родина дух своих сынов, отправлявшихся на войну, а не умаляй его, наши запасные действовали бы даже в первых боях лучше, но несомненно и то, что при всех равных условиях срочнослужащие должны быть поставлены в боевом отношении выше запасных: моложе возрастом, не обзавелись семьей, не оторваны от своей семьи, когда уже считали военную службу законченной, лучше подготовлены в строевом отношении, более дорожат традициями своей части и пр. Поэтому наиболее надежным средством улучшить нашу пехоту является содержание ее в более сильном мирном составе, чем это допускалось ныне.

Состав мирного времени в сто человек, нижних чинов в роте за разными нарядами, командировками, больными, слабыми оказался настолько слаб, что в бой выходили роты, имевшие на одну треть срочнослужащих две трети запасных. По названию это были части действующих войск, а по составу они приближались, как указано выше, более к резервным, чем к действующим. Желательно, чтобы в действующих войсках число кадровых превосходило в каждой роте число запасных.

Огромные трудности и расходы, связанные с содержанием войск в мирное время в сильном составе, заставляют обращать особое внимание на улучшение состава запасных, ибо современные войны будут вестись по преимуществу (по численности) бойцами, призванными в армию на случай войны из народа.

Самое верное средство, дабы запасные шли на войну с намерением служить самоотверженно, – это общий подъем настроения всей нации при объявлении войны. Без этого подъема нации не будет такого и у запасных. Напротив, угнетенное настроение нации, как в зеркале, отразится и на запасных. Но и независимо от национального настроения есть меры, которые будут иметь влияние [448] на поднятие боевой годности запасных. Ныне связь нижнего чина, ушедшего в запас, не только со своей частью, но даже вообще с военной службой почти прекращается. Поверочные сборы слишком незначительны, часто, к тому же, по финансовым соображениям отменяются, хотя и приносят пользу, но в том размере, в каком практикуются, недостаточны. Вышедший в запас снимает с себя военную форму, не носит, за редким исключением, даже военной фуражки (придя домой, он часто дарит ее соседу или родственнику, не бывшим на службе, которые и донашивают ее), с удовольствием облекается в крестьянский или фабричный костюм, вполне считает себя вновь крестьянином, ведет хозяйство, растит детей, занимается мирскими делами. Около 40 лет тяжелеет физически. И вот при такой то обстановке его отрывают от семьи и посылают воевать в неведомую ему «арендовую» землю за непонятное ему дело. А тут еще общее нерадостное настроение кругом и щедро раздаваемые прокламации...

Очевидно, что отчужденность нашего запасного нижнего чина от армии за время пребывания его в запасе не способствовала быстрому превращению этого запасного, ставшего «мужиком», снова в солдаты. В несколько месяцев боевой школы эти запасные, правда, стали отличными солдатами, но не каждый противник даст нам это время.

Прибыв 9 месяцев тому назад в глухую деревню и проживая в ней безвыездно, я наблюдал наших запасных, возвратившихся с войны. Первоначально в марте, апреле и мае, тотчас по возвращении с войны, они ко мне являлись большими партиями. Были случаи, что строились взводы, выравнивались, приветствовали по-военному, стояли в папахах и частью в шинелях. Смотрели молодцами – солдатами. 9 месяцев тяжелой крестьянской работы быстро обратили их снова в крестьян. Теперь они приходят ко мне и с делом и без дела, но вместо приветствий по-военному все чаще снимают шапку и называют «барином». [449]

В Японии матери считали себя опороченными, если их сыновья оказывались по физическим недостаткам негодными идти на войну, а ко мне приходило большое число баб искренно благодарить за то, что я «пожалел» их сыновей и мужей и назначил их не в бой, а в транспорты, лазареты и пр.{61}, благодарили за то, что они вернулись целыми.

В Японии, Германии и в других странах стараются воспитывать народ в патриотическом духе, возбуждают еще в детях любовь к своей родине, гордость ею. В Японии, как указано выше, все школы всемерно создают и поддерживают воинственное настроение учащихся и практикуют их в военном деле. В Японии, Германии и других странах поощряется в народе образование разных патриотических обществ, поощряются все виды физического спорта, не боятся сотни тысяч ружей отдавать в руки населения для практики в стрельбе и пр. Мы всего этого не делаем, да и боимся делать, ибо нам всюду мерещатся политические и сепаратные цели подобных обществ при попытках возникновения их у нас. Относительно патриотического настроения в наших школах пока сделано слишком мало. Рознь между школами церковными, земскими, министерскими ухудшает дело. Ученики высших учебных заведений давно уже занялись вместо науки политикой. Все русское давно бранится. Военная служба считается не почетной. Маленький пехотинец, перегруженный, в дурно сидящем некрасивом мундире, пыльный и часто грязный, скорее возбуждает у прохожих чувства сожаления, чем чувства гордости своей армией. А между тем именно от боевой работы этих маленьких армейских пехотинцев зависит целость государства. При малых отпусках денежных средств мы недостаточно опрятно содержим своего солдата на службе, а отправляя в запас, даем [450] ему такую одежду, которою он пощеголять перед своими односельчанами и соседями, конечно, не может.

Как же при этих условиях мы хотим, чтобы наш запасной в несколько дней обратился в воинственного солдата?

Очевидно, что только при глубоком переустройстве нашей школы и реформах в жизни нашего простого человека, которые имели бы целью вместе с увеличением достатка привить ему сознательную любовь к родине, гордость ею и глубокое сознание необходимости всем жертвовать для нее, мы получим в запасном не только сознательного, но и одушевленного высоким чувством бойца за родину.

Достижение этих результатов не может зависеть от деятельности Военного ведомства. Это последнее поэтому обречено на принятие для улучшения контингента запасных лишь таких мер, которые могут иметь результаты второстепенного значения. Но и они важны. Перечислим те из этих мер, которые нам представляются наиболее неотложными.

Дисциплина армии есть основное условие для правильной и победной работы армии на войне. Но поддерживать эту дисциплину в армии, если народные массы утратят страх перед властями и, наоборот, власти будут бояться вверенных их заботе людей, составляет дело почти невыполнимое: ныне сроки службы коротки, а порядки и беспорядки, при которых живет нация, отражаются и в войске. А между тем для улучшения запасных прежде всего необходимо напрягать все усилия, даже при той неблагоприятной общей обстановке, в которой мы живем, для поддержания самой строгой дисциплины в армии. Нельзя допускать, чтобы не солдат боялся своего офицера, а наоборот. Ныне более расшатывает нашу дисциплину привлечение в разных видах армии к политической борьбе. С одной стороны, армию развращают пропагандой, с другой – чинов армии, вместо занятия военным делом, привлекают чуть ли не к постоянной полицейской службе, к подавлению разных беспорядков и не только военных бунтов, где без содействия верных [451] войск нельзя, но и в таких случаях, где должны справиться полиция и жандармы. Офицеров привлекают к деятельности в полевых судах по осуждению, расстрелу и вешанию политических и иных преступников. Такая деятельность армии вызывает возбуждение против нее населения, а в армии, несущей жертвы убитыми и ранеными, озлобление не только против тех, которые стреляют в солдат, но и против офицеров, которые заставляют солдат стрелять по гражданам. В результате дисциплина расшатывается. Что же унесет с собой солдат, уволенный в запас, если 2—3 года службы он главным образом будет в разных видах «поддерживать порядок», грозя своим оружием, а часто и пуская его в ход?

Армия может и обязана сделать энергичное усилие, чтобы подавить смуту, уничтожить каждое открытое сопротивление, вернувшись затем к своей нормальной деятельности. Но если такая деятельность приобретает хронический характер, если армия видит бессилие правительственной власти даже при помощи войск водворить порядок, то в ряды армии неизбежно проникает сомнение в целесообразности своей деятельности и сомнение относительно своих начальников.

По тому, что доходит до меня со стороны, кажется, тяжелая задача, выпавшая на долю нашей армии, приходит к концу, и порядок начинает водворяться в великой России. Дай Бог, чтобы это скорее случилось, ибо иначе армия наша будет идти не к улучшению, а к ухудшению.

При нормальных условиях наши заботы в армии должны клониться к тому, чтобы нижний чин, уволенный в запас, прибыл в свою родную деревню или город хорошо дисциплинированным, знающим дело, при котором состоял, гордящимся частью, в которой служил, уважающим начальство, которое им командовало.

Надо затем принять меры, чтобы за время пребывания в запасе он не утрачивал связи с армией и не забывал быстро того, чему его в армии научили. Одним из средств к тому служит в других армиях территориальная система, при которой запасные сохраняют до конца [452] связь с частями войск, где служили. Эта система в полном объеме для нас неприменима, но частичное, даже довольно обширное применение этой системы и у нас мне представляется вполне своевременным. Одной из больших выгод этой системы будет служить то, что запасные попадут при объявлении мобилизации в те же части войск, в которых служили и в мирное время. Они не будут чужими, скорее сольются с срочнослужащими. С другой стороны, они будут известны и составу сверхсрочнослужащих фельдфебелей, унтер-офицеров и офицерскому составу. В бою такие нижние чины, как земляки, будут сильнее держаться один другого и, что тоже важно, каждый из них в случае недостойного поведения будет знать, что товарищи принесут весть об этом и на его родину. Конечно, у нас в России эта система встретит и затруднения. Части, территориально тесно связанные с населением, восприимчивее к его судьбе, чем части случайного состава. Нижние чины, набранные из известной местности, при подавлении беспорядков в этой местности могут заколебаться быстрее, чем чины другой части. Были отмечены у нас в печати и другие прискорбные случаи: унтер-офицеры, строго относившиеся к нижним чинам, при увольнении их в запас просили, чтобы их не отправляли в одном и том же вагоне с их бывшими подчиненными, которые грозились тотчас по увольнении в запас расправиться с ними. Такая расправа при нашей распущенности и грубости нравов может быть перенесена и в деревню, куда прибудут при территориальной системе и бывшие начальники и бывшие подчиненные.

За время пребывания в запасе необходимо запасным чинам чаще напоминать, что они еще солдаты, чем мы это делаем теперь. Необходимо устанавливать уездные сборы запасных для нескольких учений в своем уезде в наиболее свободное от полевых занятий время (различное в различных местностях). Наши уездные воинские начальники, ныне, главным образом, занятые канцелярской работой, должны быть ближе поставлены к запасным, которые должны видеть в них своего начальника, [453] советника и заступника. Ныне отношения слишком канцелярские.

Что особенно важно, это разделение еще в мирное время запасных не только по годам службы, но и по категориям. Необходимо, по моему мнению, образовать три категории: по увольнении с действительной службы первые два года считать нижних чинов в бессрочном отпуску, заставлять их носить военную форму и быть постоянно готовыми к призыву на службу по частной или по общей мобилизации, а запасных последних двух сроков службы иметь на особом счету и комплектовать ими при мобилизации тыловые учреждения, госпитали, хлебопекарни, парки, этапные войска, транспорты и пр.

Улучшение запасных может быть достигнуто только улучшением жизненных условий всего населения. От Военного ведомства будет зависеть отпускать их в запас настолько основательно подготовленными, чтобы они не забыли своей в сущности не особенно хитрой науки и за время пребывания в запасе. Военному же ведомству необходимо будет принять меры, дабы и во время пребывания в запасе освежались эти сведения более энергично, чем это делалось за неотпуском денежных средств до настоящего времени.

Выше, в 6-й главе, было выяснено, что, начав войну с Японией, мы в то же время признавали необходимым по отсутствию политической подготовки к войне быть по возможности во всеоружии на западной границе. Поэтому в состав войск действующей против Японии армии было назначено слишком большое число резервных войск. Второй к тому причиной служило недостаточное знакомство с материальными и, главное, с духовными силами нашей армии. Наши отборные по комплектованию офицерами и нижними чинами войска – три гвардейских и три гренадерских, всего шесть дивизий – оставались дома в то время, как вновь сформированные корпуса из резервных войск двигались на подкрепление армий. Выше было указано, что по разным причинам не было принято мое предложение мобилизировать направляемые к нам подкрепления [454] тотчас после Св. Пасхи. Их мобилизовали месяцем позже. К нам в Маньчжурию полки эти прибыли совершенно еще не сплоченными, не обученными, мало знакомыми с новой винтовкой, не прошедшими курса стрельбы, не проделавшими тактических занятий со всеми родами оружия. Даже войска 6-го Сибирского армейского корпуса, отбывшие лагерный сбор, не получили для совместных занятий с ними ни одного орудия, ни одного эскадрона или сотни. В 4-м Сибирском корпусе, готовившемся к войне в наиболее благоприятных условиях, лишь один Омский полк учился с артиллерией, и то старого образца, а действовали в бою с новым образцом, конницы же почти не видели. Если прибавить сюда случайный состав начальствующих лиц, малую спайку между собой офицерского состава, почти отсутствие должной тактической подготовки, большое число запасных старших сроков службы, наконец, общее нерасположение к войне и отсутствие военного одушевления, будут вполне ясны причины, почему в первых боях некоторые части из резервных войск не выказали достойной стойкости, а другие части, хотя и действовали храбро, но крайне неумело.

Войска 4-го Сибирского корпуса с первых же боев заслужили в армии хорошую репутацию. Причины тому были: 1) отличный состав нижних чинов – суровых сибиряков, сильных телом и духом, лучше других нижних чинов понимавших, из-за чего мы воюем на Дальнем Востоке, 2) удачный подбор начальствующих лиц, начиная с командиров полков, 3) храбрость офицерского состава и 4) относительно большее, сравнительно с другими частями войск, время для обучения и спайки.

Но и резервные войска, прибывшие из Европейской России, получив боевую закалку, в последующих боях вели себя доблестно. Достаточно вспомнить действия в сражении под Мукденом полков 71-й и 54-й дивизий, а также полков 55-й и 61-й дивизий.

Но этот результат пришел поздно и стоил многих жертв. На Европейском театре участь кампании будет решаться с большей быстротой, чем в Маньчжурии. Первые [455] бои через короткое время после объявления войны будут иметь решающее значение. Наши резервные войска, при обстановке Русско-японской войны (одноколейная дорога), могли бы за несколько месяцев сплотиться и явиться на театр войны более подготовленными, чем явились в действительности. При европейской же войне через самое короткое время после объявления мобилизации они должны быть перевезенными в район военных действий. Мы сделали ошибку, сформировав резервные войска в отдельные корпуса. Они принесли бы, по моему мнению, больше пользы, войдя в состав других корпусов третьей дивизией или отдельной бригадой. Этим была бы исправлена и наша корпусная организация, слишком громоздкая для 24-батальонного состава.

При сильных корпусах и, в особенности, наличности отдельных бригад, не сведенных в дивизии и корпуса, уменьшилось бы перемешивание войск в бою.

До войны с Японией мы не подготовляли в мирное время организации резервных войск в корпуса, но для формирования резервных дивизий все было подготовлено. По моему мнению, нет нужды формировать резервные войска не только в корпуса, но даже в дивизии, и выгоднее будет придать им организацию отдельных бригад 8-батальонного состава и назначить таковые частью в состав армии, а оттуда в состав корпусов или оставлять вне корпусной организации. Вместе с пехотой должны мобилизироваться резервная артиллерия, резервные саперные войска и резервная конница. Каждая резервная бригада в 8 батальонов{62}, в 8 тысяч штыков, должна будет получить по две батареи 12-орудийного состава, одну роту саперов и один резервный эскадрон или сотню казаков.

Эти самостоятельные резервные бригады по мере формирования их надлежит направлять в состав армий. Такая организация дает возможность употреблять войска резервные для второстепенных целей, не расстраивая [456] действующих войск. Отпадает и необходимость приискивать начальников дивизий и корпусов для резервных войск и формировать громоздкие для них штабы.

В главе 6-й в числе причин наших неудач в войне с Японией было указано малое в веденных нами боях число штыков в наших ротах сравнительно с японскими. Число батальонов у нас часто было большее, чем у японцев, а число штыков меньше. Происходило это от многих причин, в числе которых главными были: некомплект частей, даже еще не бывших в бою, с которым они прибывали в состав армии, несвоевременное пополнение убыли убитыми, ранеными, заболевшими, значительное число нижних чинов, хотя и числившихся строевыми, но с разрешения начальства находившихся вне боевых линий и, наконец, вынос раненых строевыми нижними чинами. Кроме того, за отсутствием организованных войск для тыловой службы, значительное число офицеров и нижних чинов было командировано из частей войск для этой службы. Штабы, управления, транспорты, госпитали, парки, интендантские учреждения требовали большое число чинов. В результате, как указано выше, боевой элемент армии составлял лишь 50—70 % всего числа чинов, находившихся на довольствии.

Для уменьшения различных нарядов от действующих войск необходимо заблаговременно создать кадры для войск тыловой службы (войска сообщения) и необходимо обеспечить быстрое пополнение убыли в войсках из состава запасных войск, прочно организованных и тесно связанных с действующими войсками. Каждый действующий полк должен иметь свой запасной батальон.

Затем для увеличения боевого элемента, сравнительно с общим числом ртов и в особенности для увеличения числа штыков, необходимо увеличить боевой состав наших рот с 220 до 250 штыков в роте (считая в том числе и унтер-офицеров). Но имея по штатам 220 штыков в роте, мы в действительности никогда не могли вывести в бой даже 200 штыков в роте. Поэтому, усиливая состав роты [457] до 250 штыков, надо принять меры, чтобы эти 250 человек действительно могли идти в бой.

По существующим штатам{63} в пехотном армейском полку числится 3838 строевых и 159{64} нестроевых нижних чинов, итого 3997. Общее число строевых дает по 235 штыков в роте, но в это число включено 35 музыкантов, 33 барабанщика, 1 горнист, 3 полковых каптенармуса, 1 фельдфебель нестроевой роты, 5 обозных унтер-офицеров и, кроме того, еще 240 человек, по 15 на роту, назначаемых для хозяйственных надобностей и прислуги. За исключением этих чинов остается строевых 3520, что дает по 220 штыков в роте. Но в действительности, на основании боевого опыта, выяснилась необходимость допустить из числа этих 220 строевых нижних чинов значительный расход, неизбежный даже в том случае, если бы разрешения на таковой не последовало.

Особенности Маньчжурского театра войны вызывали такие расходы людей, которые на Европейском театре не потребуются вовсе или потребуются в меньшей степени. Так, в Маньчжурии войскам приходилось иметь, кроме форменного обоза, еще вьючный, что вызвало расход людей в полку до 50 человек{65}. В полках приходилось иметь большие гурты скота, что для ухода за ними и для охраны вызвало расход в 24 человека. Резаков скота в полку имелось 9. В каждой роте было заведено по два-три ослика, которые, ничего не стоя казне, несли большую и полезную службу по перевозке воды, подвозу патронов и пр. Служба этих осликов была так полезна, особенно по подвозу в стрелковую цепь патронов и воды, что я признаю полезным завести их и в войсках Европейской России. В каждой роте при осликах назначался один рядовой. [458]

В полках числилась масса офицеров, в том числе лечившихся и вне театра войны. Многие раненые взяли с собой казенную прислугу. Поэтому расход на казенную прислугу доходил до 100 человек и более. При охотничьих командах были сформированы особые вьючные обозы для перевозки патронов и продовольствия, которые вызывали наряд в 13 человек от полка. Но и за исключением части этих расходов, ограничиться положенными по штату 15 человеками на роту для всех хозяйственных надобностей нельзя.

На основании бывшего опыта полагаю необходимым допустить следующий расход людей на каждый полк, кроме штатных нестроевых (159 человек){66}, которых и не вводить в расчет боевой силы полка:

ротных писарей – 16

артельщиков – 18

при офицерской кухне – 4

кашеваров – 18{67}

резаков и караульщиков скота – 12

при офицерских лошадях – 27

обозных при охотничьей команде – 13

инструкторов (при оружии и патронах) – 4

санитаров – 128

для охраны обозов – 48{68}

к ротным осликам – 16

казенной прислуги – 80

фельдфебелей нестроевой роты – 1

обозных унтер-офицеров – 5

конных ординарцев – 20

музыкантов – 35

барабанщиков – 33

запасных на случай заболеваний и ранений – 13

Итого: – 491 [459]

Все эти чины необходимо перечислить в нестроевые. Прибавляя к ним 159 нестроевых, определенных штатом{69}, мы получим, что нестроевой элемент одного четырехбатальонного пехотного полка составит 650 человек. Все эти чины должны быть вооружены и быть готовы к боевой службе в передовых линиях или в обозе.

Значение пулеметов настолько определилось, что оставлять нашу армию без пулеметов нельзя. Но пулеметы должны быть переносимы на людях, а не составлять ездящие батареи, трудно маскируемые. По моему мнению, необходимо иметь на каждую роту один пулемет. Для носки пулемета и патронов к нему придется назначить по 6 (вооруженных ружьями) нижних чинов. Всего пулеметная команда полка потребует 100 человек (считая и 4 запасных). Равно и охотничьи команды дали нам такую большую службу, что и в будущих войнах необходимо иметь пешие и небольшие конные охотничьи команды в полку. Для сих команд надо определить по 200 человек на полк. Наконец, за исключением всех этих расходов, силу каждой роты надо определить в 250 штыков, что даст на полк 4000 штыков, таким образом, сила полка определится в 5000 человек, в том числе:

строевых в 16 ротах – 4000

охотничьи команды – 200

пулеметная команда – 150

нестроевых – 650

Итого: – 5000

Полки в настоящее время имеют: 3838 строевых и 159 нестроевых, итого 3997 человек, т. е. прибавка на каждый полк составит в 1003 человека.

Прибавим к сему расчету, что хотя по существующему штату и полагается в полку 3838 строевых, что дает по 245 штыков в роте, еще имеются, кроме 69 музыкантов, барабанщиков и горниста, 3 полковых каптенармуса, [460] фельдфебель нестроевой роты и 5 обозных унтер-офицеров. А за исключением 15 человек на каждую роту для хозяйственных надобностей нестроевой элемент каждого полка и по существующему штату складывался так:

собственно нестроевых – 159

музыкантов, барабанщиков и горнист – 69

полковых каптенармусов – 3

фельдфебелей и обозных унтер-офицеров – 5

для хозяйственных надобностей – 240

Итого: – 475

Определяя общее число нестроевых в 650 человек, я таким образом прибавлю к расходу, допускаемому существующим штатом, 174 человека. Эти добавочные чины, считая в их числе и санитаров, в действительности в строй не выводились. Таким образом, прибавка боевого элемента в полку 5000 состава против существующего выразится следующим образом:

прибавка по 30 штыков на роту (вместо 220 по 250) – 480

охотничьи команды – 200

пулеметная рота – 150

Итого: – 830

Такая прибавка заметно усилит боевой состав войск сравнительно с существующим.

В начале войны армия наша в составе своем имела незначительное количество пулеметов. Между тем японцы, оценив всю силу пулемета, быстро ввели в своей армии его и широко снабдили войска. То же делала и наша армия. Уже с лета 1904 г. в армию стали в значительном числе прибывать пулеметные роты и команды. Система пулеметов не удовлетворяла тактическим данным: 1) легкости и 2) удобству применения к местности.

Необходимо выработать такой тип пулемета, который бы переносился на руках даже в передовой цепи.

Наши пулеметы, высокие, громоздкие, со щитами, скорее напоминали облегченную пушку. [461]

Несоответственность конструкции, трудность применения к местности и создали мнение, что пулеметы на позиции должны сводиться в пулеметные батареи и располагаться так же укрыто, как и артиллерия. Мнение это в высшей степени ошибочное.

Громадная огневая сила пулеметов требует размещения их по боевым участкам на важнейших пунктах или в штурмующих колоннах небольшими группами. С целью же использовать их силу в случае надобности на все дистанции, пулеметы при наступлении должны сопутствовать передовым цепям, а при обороне располагаться в боевой части. Существовавшая организация пулеметных рот, группировавшая пулеметы в крупные соединения, не удовлетворяла вышеизложенным тактическим требованиям.

Пулеметы должны быть приданы полкам по расчету 4 пулемета на батальон.

Главной мерой по увеличению боевого элемента в наших войсках надлежит признать сильное развитие запасных войск и придание им такой организации, при которой тотчас после веденных боев, а при затяжке боя, как то было в прошлую войну, и во время боев части войск могли бы получать укомплектования офицерами и нижними чинами. Каждый пехотный полк должен иметь свой запасной батальон. Каждый такой батальон желательно формировать с объявлением мобилизации в 40 % боевого элемента полка, т. е. 1600 человек, непрерывно обучаемых, из коих на театре военных действий необходимо иметь отделение каждого запасного батальона в 10 % боевого состава, т. е. в 400 человек. Эти 400 человек, соединенные в одну роту, и должны составлять запасную роту такого-то полка, непрерывно пополняемую. При каждой дивизии эти роты, соединенные вместе, образуют запасный батальон в 1600 человек для немедленного пополнения убыли в полках дивизии. Все заболевшие и раненые, оставленные на театре военных действий, должны перечисляться в этот батальон и туда же поступать по выздоровлении. [462]

После больших боев этот запас окажется недостаточным, и потребуется подвоз укомплектований с главной базы.

Подобным же образом должно быть обеспечено поддержание боевого состава и других родов оружия.

Убыль среди нестроевого элемента значительно меньше (главным образом, от болезней), но и для пополнения этой убыли необходимо иметь готовый запас, отличный от пополнения боевого элемента, а именно, составленный из старших сроков запасных и частью из выздоровевших раненых и больных строевых, кои окажутся малопригодными для службы в строю{70}.

Из опыта прошлой войны с полной ясностью выказалась особая важность быстрого укомплектования частей войск после боев. Японцы и достигли этого, чем имели перед нами большое преимущество. Число батальонов было больше у нас, а число штыков – у них. Такое укомплектование для нас было бы важнее подвоза подкреплений, ибо могло в большой мере усилить нас. Достаточно сказать, что располагая, например, пятью воинскими поездами в сутки, мы могли подвезти корпус с обозами, парками лишь в 20 дней, что усилило бы нас примерно на 25 000 штыков. За тот же самый период, подвозя только укомплектования, мы могли подвезти 90 000—100 000 человек (нет обозов, артиллерии, конницы). При огромных наших потерях таяла лишь пехота; артиллерия, парки, транспорты, учреждения и заведения – все это оставалось. Число орудий на 1000 штыков оказывалось несоразмерно велико. Обозы огромны. Оставшиеся в корпусах 10 000—11 000 штыков обращались как бы в прикрытие артиллерии, парков, обозов{71}. [463]

К тыловым войскам я на основании опыта войны отношу: этапные войска, железнодорожные войска, дорожные рабочие команды (для грунтовых дорог), команды телеграфные, моторные, войска обозные разных наименований. Все эти категории войск должны подчиняться начальнику военных сообщений. Кроме того, в тылу находится большой личный персонал в заведениях, учреждениях и складах всех полевых управлений. Эти чины определены в значительной степени существующими штатами, и я их касаться не буду.

Отсутствие у нас подготовленной организации тыловых войск, при их настоятельной необходимости, повело к формированию их за счет боевого элемента пехоты. Начальники войск при этом жаловались на большой расход людей на тыловую службу, а начальники, ведавшие тыловой службой, жаловались на недостаточность назначенных в их распоряжение сил для успешной службы в тылу{72}.