Текст книги "Везучий Борька"
Автор книги: Александр Гиневский
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Везучий Борька, или Два испытателя одного самолёта
У бабушки Оли за домом есть огурцовая грядка. Я её поливаю каждый день. Бабушка Оля говорит, что это мой огуречный урок. А с уроками надо справляться. Вот я и стараюсь. Только это очень трудно. Ещё бы! Вчера их поливай, сегодня поливай, завтра… А они пьют и пьют. И никак им не напиться. Хоть бы они в пустыне росли? А то ведь в нашем мокром климате. У нас ведь какой климат? Одни дожди. А бабушкиным огурцам и этих дождей мало. До того напьются, что у них на спинках пупырышки вскакивают. Я заметил, как это получается. Вот льёшь из лейки на огурец. Вода капельками на нём и остаётся. А ночью, пока мы спим, эти капельки постепенно превращаются в зелёные пупырышки. Вот так всё и выходит.
Только мне уже давно надоели эти огуречные уроки. Прямо во как!..
Вот раз иду от грядки. Иду к колодцу. Усталый. В руке лейка пустая. Вдруг!.. Навстречу мне Борька! Мой друг Борька! С командирской сумкой на боку. На руке – компас. А ведь я его не ждал. Только так… два раза во сне видел. И то не одного, а с Толькой и Вадиком.
– Борька! – кричу. – Приехал! Добрался!
– Подумаешь, в ваши Осельки добираться. Сел в электричку, глянул разок в окно и – приехал. А от станции я дорогу знаю. Да и компас вот… Штука надёжная.
– До чего же здорово! А я тут, понимаешь, один. С этими огуречными уроками. Во как надоело!
– Считай, что кончились твои мучения. Я ведь не просто показаться. С ночёвкой приехал. Так что помогу.
– Молодчина ты, Борька! Бабушка! – кричу. – К нам Борька приехал! С ночёвкой!
– Да знаю я, знаю, – отвечает бабушка с крыльца.
– Вот что, – говорит Борька, – мне бы с дороги умыться и перекусить. Я, понимаешь, провизии с собой не взял. Вот только: сумка, компас и сам. В сумке, между прочим, коробок спичек. Так… на всякий случай. А насчёт подкрепиться, думаю, приеду – так у тебя.
– Конечно! – говорю. – Какие разговоры?! Мы это сейчас, мигом!
Но бабушка Оля разворчалась:
– Перекусы надумали. Ещё не наработали, а уже за перекусы… Обед поспеет, сядете за стол, тогда и будет по-людски.
– Ну, бабушка, – говорю, – человек с дороги ведь! И умылся уже. Что ж он, зря, что ли, умывался?
– Нечего, нечего на дорогу кивать. Тоже мне, не ближний свет… – всё ещё хмурилась бабушка Оля, отрезая от буханки два здоровых ломтя. Она намазала их мёдом. Густо, от души. – Нате, – говорит, – голодающие приезжие. И только посмейте мне потом обед не съесть.
– Знаешь, Вовка, – говорит Борька, – я за город приехал. Так что пошли на улицу дышать загородным воздухом. Чтобы время даром не терять.
– Пошли.
Стоим мы во дворе у колодца. Дышим, жуём хлеб с мёдом.
– Хорошо? – спрашиваю.
– Вкусно, чего там, – отвечает Борька.
– Да-а… хорошо здесь, – говорю. – И хлеб с мёдом вкусно.
– Смотри, Вовка. Муха на мой мёд села. У, противная! Уж точно какую-нибудь болезнь на лапках принесла.
– Какая же это муха? Пчела обыкновенная.
– Пчела? А у вас и пчёлы есть?
– У нас нет. Это у соседей есть. Ты смотри с ней поосторожней.
– Зна-аю. Ишь ты, на спине тельняшечка полосатая. Сидит, подкрепляется. И правильно. Кусок большой, обоим хватит. Пчёлы, Вовка, трудолюбивые. Дай-ка я тебя, трудяга, поглажу за это. Ну-ка, ну-ка…
И Борька осторожно провёл пальцем по спине и крыльям.
Пчеле не понравились эти Борькины нежности. Она сердито зажужжала и отползла в сторону.
– Не трогай ты её, – говорю. – Оставь в покое.
– Что ж я, по-твоему, приехал пчёл обижать? – сказал Борька.
И снова погладил пчелу.
Ей, видно, надоел Борькин палец. Она села ему на лоб. Прямо над бровью.
Борька так и застыл.
– Сидит? – спрашивает.
– Сидит. Мёд кушает. Там у тебя капелька как раз.
– Ну вот! – обрадовался Борька. – Выходит, не зря за город съездил. Дикую пчелу приручил.
Он прошёлся взад-вперёд.
– Ну как? Сидит?
– Сидит.
– Совсем мы с ней подружились. Надо же! Такая маленькая и такая умница.
И тут Борька качнулся, будто его прошили из пулемёта. Но не упал. Даже не вскрикнул. Только выронил кусок хлеба с мёдом.
Лицо его стало белым, как чистая тарелка для супа. А глаза превратились в кружочки. В круглые кнопочки. Как у звонков на дверях. И в этих Борькиных кнопочках не было никакого взгляда.
Я испугался.
– Борька! – кричу. – Ты жив?!
– Не знаю, – отвечает замогильным голосом. – Кажется, укусила она меня…
– Да не укусила, а ужалила! Это собаки кусаются.
– Мне теперь всё равно, – вздохнул Борька. – Лучше всё же бы собака. Потому что кусаются только. злые собаки…
И пока Борька заговаривался, голова у него раздувалась.
Она стала похожей на старый чайник с вмятинами. А шишка над бровью была уже не шишка, а носик этого чайника. И куда-то совсем подевался один глаз.
Борька потрогал шишку и вдруг сказал с радостью:
– Хорош-шо! Замечательно!
– Борька, чего ж хорошего?!
– Молчи! Ничего ты не понимаешь. Бинт у вас найдётся? Простой аптечный бинт.
– Наверно, найдётся.
– Та-ак, хорош-шо… Пусть шишка подрастёт. Потом забинтуете меня, и я – поехал.
– Куда поехал?! Ты что, заговариваешься! Пошли скорее к бабушке!
– Не ори. Сяду в электричку и поеду. А к бабушке мы ещё успеем.
– Какая электричка?! Ты же к нам с ночёвкой приехал!
– Ну кто же знал, что так получится.
– А я тебя, дурака, во сне видел! Как ты ко мне приезжаешь.
Но Борька не слышал меня. Наверно, он и слух потерял. Только говорить ещё мог.
– Войду, говорит, – в электричку. Весь забинтованный. Мне сразу место у окна уступят. Раненому лётчику кто ж не уступит? Любой уступит. Лётчику-испытателю…
– Какому лётчику?! – кричу. – Какому испытателю?! Ты что мелешь?!
Борька посмотрел на меня молча. Единственным глазом. Посмотрел, будто хотел сказать: «Эх ты-ы. Бестолочь, а не друг…»
– Да пойми ты, Вовка, – вздохнул он. – Я на самолёте летел. На совсем новом. Испытывал его. Понимаешь?..
– На самолёте? Испытывал?..
– Ну да! Лечу, значит, на новейшем самолёте. И вдруг – бац! Сломался мой самолёт. Мотор испортился. Падаем. С жуткой скоростью. Что делать?
– На парашюте выпрыгивать!
– На парашюте?.. Что ж, по-твоему, – закричал на меня Борька, – новейший самолёт разбивайся, а я на парашюте, да?!
– А как же тогда? Врезаться в землю?!
– Сам врезайся… Пробую починить самолёт в воздухе. Не выходит. Вдруг вижу: впереди внизу большое поле, с картошкой. Уже совсем близко. «Нет, – думаю. – Мы ещё повоюем…» И направляю самолёт из последних сил на это поле…
Борька замолчал.
– Ну?! – кричу. – Сели?!
– Сели.
– Молодец, Борька!
– Что молодец?.. Крыло у самолёта при посадке отломилось. И колесо одно… куда-то закатилось. Да и я вот… Видишь?.. Хорошо, колхозники прибежали. Вытащили из кабины меня, забинтовали. Говорю им: «Надо мне на электричку. В Ленинград надо. Доложить командованию».
Борька потрогал пухлую щёку.
– Пора ехать. Доложить командованию надо.
Вот ведь оказывается как!
– Послушай, Борька, – говорю, – а у тебя в самолёте нашлось бы ещё одно место?
Борька подумал немного.
– Смотря для кого.
– Понимаешь… Для меня, Борька…
Борька помолчал.
– Для тебя?.. Для тебя нашлось бы.
Тут я вспомнил про свой кусок хлеба с мёдом. Смотрю на него, а на нём ни одной пчелы. Хоть бы одна какая-нибудь пчёлочка под рукой оказалась. С жалом, конечно.
Мазнул я себя мёдом по лицу и забегал по огороду. Гоняюсь за пчёлами, подкрадываюсь к ним, а толку никакого. Я уж из сил выбился.
– Брось, Вовка, – говорит Борька. – Ничего у тебя не получится. Невезучий ты. А ещё потому, что нарочно хочешь…
– Невезучий?! Да ты погоди! Вот увидишь!
– Некогда. Пора ехать. А хочешь, поехали вместе. Докладывать.
– Соображаешь, что говоришь?! Будем докладывать, а командование скажет: «Молодцы, что посадили самолёт. Можно и по ордену выдать, раз вы такие смелые. Только странно, один израненный весь, а второй нет. Как же это, дорогие лётчики-испытатели, получилось у вас?..» Что ж, прикажешь мне незаслуженный орден получать?
– Да, верно, Вовка. Придётся мне одному. Ладно, пошли. Поможешь мне раны забинтовать.
– Батюшки! – всплеснула руками бабушка Оля. – Борька?! Эк тебя разнесло! Да и на один глаз окривел. Где ж это тебя угораздило? Стряслось как?..
– Он, бабушка, – говорю, – с самолётом падал.
– Чего-чего?! А не с сарая ли, часом, сверзился?
– Да мы на сарай и залезть не успели! А вообще-то это его пчела.
– То-то оно и видно. Я человек старый, меня на самолётах этих ваших не проведёшь.
– Бабушка Оля, вы, пожалуйста, забинтуйте меня как следует, – говорит Борька. – Ну, как раненых на войне забинтовывали. Только лекарств никаких не надо, хорошо?
– Какие лекарства, господь с тобой! Мы тебя по-своему, как в старину лечили.
– И бинтов не жалейте, ладно? Чтобы, знаете, побольше…
– Хорошо, хорошо. Намотаю, что не голова, а кочан капустный будет. Помалкивай только, коли раненый.
Бабушка забинтовала Борьку, и он сказал:
– Ну всё. Спасибо вам, колхозники. Пора мне на электричку. Пока.
– Э-э, постой, постой, колхозник. Тут я командую. Какая ещё электричка? – строго сказала вдруг бабушка. – Я тебе покажу «пока»! Пчела, видите ли, его укусила, так он со страху бежать надумал! Я тебе убегу без обеда-то!..
– И вовсе не бежать. И вовсе не со страху, – нахмурился Борька. – Со страху люди трясутся. А я, смотрите, стою себе совершенно спокойно. Просто раненый лётчик. И всё.
– А ну марш за стол, балаболка раненая! Кому говорю?!
Да-а, с бабушкой Олей не поспоришь. Она такая.
А после обеда она прямо насела на нас.
– Теперь вы у меня покрутитесь, – говорит. – Как миленькие. Всё вам будет: и пароходики, и самолётики, и паровозики…
И как пошли огуречные, капустные, дровяные уроки. Только успевай поворачиваться. До самого ужина.
Поужинали. Бабушка захотела снять повязку с Борькиной головы, но он заорал:
– Не надо!
– А чего не надо, когда голова у тебя давно выправилась, – сказала бабушка.
– Как выправилась? Не может быть!
– Вот Фома неверующий. Да ты сними бинт.
Борька подумал, подумал.
– Ладно, – говорит, – снимайте осторожно. Посмотрю.
Сняли.
Борька потрогал голову.
– А где моя шишка?! – орёт.
– Шишка ему нужна! – рассмеялась бабушка. – Попроси Вовку, он тебе живо шишку наставит. По-дружески…
– Вот вы смеётесь, бабушка Оля, – обиделся Борька, – а мне ехать надо. Что ж я, не забинтованный, что ли, поеду?..
– Опять ты про своё «поеду». Давай снова забинтую, и езжай себе!
– Езжай… Люди мне место в электричке уступят, а я, оказывается, вовсе не раненый…
– Заладил: раненый, не раненый… – нахмурилась бабушка. – А ну шагом марш спать! Ведь устал от работы да шишку на лбу таскаючи целый день!
Заснули мы с Борькой как убитые.
Утром выхожу во двор к умывальнику. Мимо Борька бежит.
– Куда? – спрашиваю.
– В огород. Пока ты моешься, я на вашем загородном воздухе парочку физических упражнений сделаю.
– Давай-давай, – говорю. – Здесь просторно, есть где размяться.
Только я вытерся, Борька идёт. Идёт, едва ноги переставляет. Наверно, не парочку упражнений сделал, а побольше. Да ещё, наверно, очень утомительных. Уж Борька придумает. Только что это?..
Смотрю на Борьку, а у него голова вроде чайника. И на лбу шишка. Большая. Розового цвета.
– Борька! – кричу. – Опять?! Пчела, да?!
– Какой там пчела. Ты лучше скажи: какой дурак грабли бросил у сарая? В траве лежали.
– Сам же вчера их тащил, на место ставил.
– Сам?.. – задумчиво переспросил Борька. – Я, понимаешь, прыжки делал. Прыгал, прыгал. Вдруг ка-ак треснет по лбу. Аж цветные пятнышки в глазах закачались. Не сразу и разглядел, что грабли это…
От зависти меня так и зашатало.
– Эх, Борька, до чего же ты везучий, – говорю. – Теперь в электричку сядешь. Поедешь командованию докладывать…
Велосипедный сыщик
Вадику купили велосипед. Двухколёсный. Он вытащил его на улицу и стал стоять около него, будто не знал, что делают с велосипедами. Радоваться надо, а он стоит такой несчастный.
Мы как увидели Вадика с велосипедом, так все и побежали к нему.
– Новый? – спросил Толька.
– Не видишь, что ли?
– Ну что же ты на него смотришь?! – сказал Борька. – Садись и поезжай.
– Поезжай-поезжай… А если я не умею?!
– Ха-ха-ха! Посмотрите на этого неумеку! Велосипед есть, а он не умеет! – кричал я на всю улицу.
– Чего хохочешь?! – сказал Вадик. – Сам-то умеешь?
– Я-то?!
– А то кто?!
– Да мне знаешь как?! Как чихнуть! Вот как.
Вадик немножко повеселел:
– А-ну, чихни! Посмотрим, как ты чихаешь.
Ребята расступились. Я схватился крепко за руль. Поставил ногу на педаль. «Ну, – думаю, – сейчас оттолкнусь другой ногой, закину её, сяду на седло и… помчусь. На трёхколёсном-то я ещё в детстве катался. Подумаешь, одного колеса нет. Тоже мне…»
Я оттолкнулся, закинул ногу и… полетел. На землю. Вместе с закинутой ногой.
– Ха-ха-ха! – смеялся Толька. – Великий наездник шмякнулся с коня!
– Хо-хо-хо! – смеялся Борька. – Укротитель велосипедов под велосипедом!
Только я не смеялся и Вадик.
Вадик подскочил ко мне. Поднял велосипед и стал рукавом вытирать руль.
– Ты знаешь кто, Вовка?.. – говорит.
Я и сам знал, кто я, но промолчал.
– Ты, Вовка, трепло и хвастун! Вот ты кто. Больше велосипеда никому не дам. И так чуть весь не переломали.
Мы стояли вокруг Вадика и его велосипеда. Рассматривали руль, колёса, раму и седло. И звонок. Блестящий звонок нам очень понравился.
Вадик разрешил нам всем по очереди в него позвонить. И мы звонили, будто мчались на огромной скорости.
– Вот это звонок! С таким звонком не пропадёшь! – сказал Борька.
– Ещё бы, – сказал Вадик.
А Толька говорит:
– Ребята! Я придумал! Пусть Вадик сядет на велосипед, а мы все окружим и будем держать его, чтобы он не свалился. А он постепенно поедет. А?!
Нам всё это очень понравилось.
Мы посадили Вадика и поехали. Вернее, пошли.
Вадька вцепился в руль и вытаращил глаза. Будто перед его носом вырос столб и он в него сейчас врежется. Он даже педалями забыл крутить. Он просто сидел и боялся. Наверно, потому, что сидел высоко.
– Ты чего педалями не крутишь?! – просипел от натуги Борька.
– Ведь мы уже устали тебя тащить! – пропыхтел Толька.
И когда мы совсем устали, мы упали. Упал и велосипед. Вместе с Вадиком. Прямо на нас. Хорошо, что на нас. А то бы руль опять поцарапался.
Мы поднялись. Отдышались. Вадик осмотрел велосипед. На нём было всё чудесно – только старые царапины.
Оказалось, Вадик тоже устал, хоть и сидел. И теперь мы посадили на седло Тольку. Мы его немного протащили, мы даже устать не успели, как он закричал:
– Отпустите! Отпустите меня! Я сам!..
– Нельзя его отпускать! – кричит Вадик. – Он брякнется, как Вовка!
Но тут как-то так получилось, что мы его не то отпустили, не то он сам вырвался. Смотрим, а наш Толька крутит педалями и его не догнать. Руль только чуть-чуть виляет.
Мы сначала бежали за Толькой и кричали: «Ура!» Но потом отстали.
А Толька повернул за угол и исчез.
Ждём его, ждём – нет его. Как сквозь землю провалился. Что делать? Пошли искать.
Вадик и говорит:
– Вдруг он на большую дорогу выехал? На проспект. И под машину попал…
– Ох, и попадёт ему дома! – говорит Борька.
– А мне, думаете, не попадёт?
– Тебе-то за что?
– Как за что?! От моего велосипеда, может, один звонок останется.
– Заладил: мой велосипед, мой велосипед… Тут человек, может, погиб, а он за велосипед трясётся!
– Кто погиб?! – сказал чей-то голос.
Мы даже не сразу поняли чей.
Оборачиваемся: парень стоит. Здоровенный толстый верзила. В очках. И глаза за очками очень строгие.
На боку у парня сумка. Из сумки торчит бумага, трубочкой свёрнута.
Ну и голосок у него! «Бу-бу-бу!..» – страшный такой, будто не человек, а огромный пароход перегруженный. Я даже немножко затрясся. А Вадик побледнел.
Парень посмотрел на меня. И прямо проткнул своим строгим взглядом. Насквозь.
– Так кто погиб?..
– Т-толька по-по-по… – говорю.
– Сам ты по-по-но!.. Завёл, как попугай! – толкает в бок меня Борька. – Может, он живёхонький! Катается себе, а ты!..
– Тихо! пробубукал парень, а потом: – Кхэ! – сердито кашлянул и полез в сумку.
Достал записную книжку, карандаш.
– Выкладывайте всё по порядку и начистоту, – говорит. – Кто расскажет толково?
Тут Вадик приободрился:
– А с чего это мы должны вам всё выкладывать?
Парень покосился на Вадьку, но Вадька не вздрогнул.
– Да, – говорим, – с чего?
– Значит, так, – сказал парень. – Зовут меня Бенджамин. Можете звать попросту Бедж. Так будет короче.
Я посмотрел на Вадика, Вадик на меня. А Борька на нас с Вадькой. Мол, Тольку надо искать, а тут какой-то Бедж… Да ещё с пароходным голосом.
– Кхэ! – сердито кашлянул этот Бедж. – Вам повезло. Я профессиональный сыщик.
– Сыщик?!
Борька так и остался стоять с открытым ртом. А у Вадика на голове чёлка приподнялась веничком.
– Есть специалисты по пропавшим картинам, – продолжал Бедж, – есть – по пропавшим стиральным машинам, есть – по портфелям системы «дипломат». И так далее, конечно. Я – специалист по велосипедам и велосипедистам. Короче, велосипедный сыщик. Ну?.. Так кто будет давать толковые показания? – И он постучал карандашом по записной книжке.
– Я, – говорит Борька.
И начал рассказывать.
А этот Бедж – записывать.
– Так, – приговаривает. – Короче! Про то, как Вовка шлёпнулся, ты уже третий раз сообщаешь. Короче надо! Давай приметы. И покороче.
– Какие приметы?
– Во что был одет, как выглядел пропавший.
Борька рассказал.
– А рубашка чисто-белая? – переспросил Бедж.
– Нет, кажется…
– Вспомнил! У него, знаете, на рубашке лодочки с парусами были нарисованы! Синие лодочки, – сказал Вадик.
– Кхэ! Да это же яхты!
– Конечно, яхты!
– Очень важная деталь. Молодец, – и хмурый Бедж потрепал Вадьку по голове. – А из тебя может вырасти неплохой специалист по пропавшим яхтам. Кстати, какого цвета глаза были у Толяна?
Мы переглянулись. Никак нам было не вспомнить Толькины глаза. Надо же! Какого же они цвета?..
– Кхэ! Глаза бывают цвета жареного миндаля, зелёно-бутылочного, морской волны, расплавленного свинца, генеральской шинели и чёрные, как цыганская ночь, – сказал Бедж.
– Они у него зеленоватые были, – говорю.
– Так и запишем: зелёно-бутылочного. Всё! – Бедж захлопнул записную книжку. – Где тут ближайший узел связи?
– Почта?
– Не плохо бы почту, но обойдёмся и телефонной будкой.
– А зачем нам будка?
Бедж сердито посмотрел на Вадьку. Покачал головой:
– А я-то думал, из тебя вырастет сыщик…
– Ничего из него не вырастет, – говорю. – Вон будка!
– Спасибо. – И он зашагал к телефону-автомату.
– Бедж, а нам что?
– А вам, – обернулся он, – не отставать от меня.
Мы побежали.
Бедж бочком втиснулся в будку.
– Понаставили тесных скворечников… Старому сыщику не развернуться… – проворчал. – Эй, ассистенты, держите дверь открытой, а то мне тут кислорода не хватит!
Мы дружно навалились на дверь. У неё была очень тугая пружина, но мы держали.
Бедж снял трубку.
– Дежурный по управлению?.. Докладывает Бедж. Ничего, ничего. Отдыхать буду на пенсии… Да, конечно. Терентьев Анатолий. Возраст – ранневесенний. Особые приметы. Нос средней курносости. Волосы цвета пшеницы молочно-восковой спелости, глаза – зелёно-бутылочного… На белой рубашке синий рисунок: изображены яхты класса «Дракон». Да, конечно. Объявляйте всесоюзный. Да, да. Приступаю к работе на месте. Нужен Бронетанк. Что?! На задании!.. Вот чёрт! Да я без него, как лётчик без самолёта! Легко, сидя в креслах, говорить «справишься». Ладно, доложу. Всё. – И он сердито бросил трубку на рычаг.
Он вышел весь потный. Посмотрел на часы.
– Кхэ! К месту происшествия! Быстро!
– А куда это, Бедж?
– Туда, где вы последний раз видели пропавшего.
– А-а!..
– Понятно!
Бедж шёл тяжёлыми шагами. И быстрыми. Мы едва поспевали.
– Бедж, а танк нам не вышлют? – спросил запыхавшийся Вадик.
– Нет. Только не танк, а Бронетанк.
– А он бы нам пригодился?
– Очень.
– Для чего?
– Для успешного проведения поисковой операции.
Мы все посмотрели на Беджа, но у него было такое лицо, что спрашивать его больше не хотелось.
– Пришли, Бедж.
– Вот здесь мы держали в последний раз велосипед, а Толик в последний раз на нём сидел.
– Потом он ка-ак рванётся!
– И поехал, и поехал! Сам.
– Мысли надо излагать короче, – сказал Бедж, оглядевшись по сторонам.
Он вырвал из блокнота чистый листок. Положил его на асфальт и постучал по нему кулаком. Перевернул листок. Долго и внимательно рассматривал его. Потом дал посмотреть нам.
Мы увидели пыльные кружочки и чёрточки.
– Ясно, – сказал Бедж. – Судя по отпечаткам, машина марки «Орлёнок».
– Верно!
– Только у нас не машина, а велосипед.
– Велик у нас, Бедж.
– Велики относятся к классу машин. Ладно… Пойдём по следу вашей машины.
Мы шли и всё нагибались над дорогой, рассматривали след.
– Бронетанк бы сюда… – приговаривал Бедж. – Ему бы только понюхать эту бумажку. Одной ноздрёй… В два счёта имели бы Толяна и машину велик марки «Орлёнок».
– Бедж, – сказал Вадик, – а разве бывают такие бронетанки, которые нюхают отпечатки?
И вечно этот Вадька сунется куда не надо. Бедж остановился, строго взглянул на него.
– На свете есть один Бронетанк. Единственный и неповторимый. Кхэ! Это – гениальный пёс!..
– Пёс?!
– Значит, это собака?!
– Да. Служебно-розыскная. Бронетанк – гордость нашего управления. И моя личная гордость. Я сам его воспитал.
Бедж снял очки и протёр глаза платком.
– Без него я, как… как яркий фонарик без батарейки, – сказал он. – Ладно. Не будем терять светлое время.
Мы обходили десятиэтажный дом, как вдруг Бедж остановился и потянул носом воздух.
– Чуете?
– Нет.
– Чем пахнет, Бедж?
– Жжёной резиной. Да-а… Бронетанк бы учуял за версту…
Бедж сделал ещё три шага, нагнулся.
– Вот, – показал.
Мы увидели жирный след, короткую чёрную полоску. Я потёр её пальцем. От пальца запахло резиной.
– На этом месте, – сказал Бедж, – с Толяном случилось дорожное происшествие…
– От Толяна тут ничего не осталось, – сказал Борька.
– Если бы его на «скорой» увезли, остался бы велик, – сказал Вадик. – А тут и велика не осталось!
– Только и думаешь о своём велике!
– Ладно вам! Бедж, а с Толяном-то что?..
Бедж ещё раз взглянул на жирный след.
– Пока могу сказать одно: он жив. Не видно ни обрывков одежды, ни пятен крови…
Мы все так и вздохнули.
Бедж вдруг поднялся. Огляделся по сторонам. Тихо пробубукал:
– Откроете дверь вон той парадной. Видите?
– Видим.
– Войдёте. Только без шума у меня… Всё.
Мы так и сделали.
И сразу за дверью натолкнулись на Тольку. И велик оказался здесь, под лестницей.
– Толька!
– Живой! С велосипедом!
– А мы его ищем! Если бы не Бедж, не нашли бы! А Вадик:
– Постой, Толик. Ты чего спрятался?
– Так… хмуро отвечает.
– Нет, ты говори! Тут, понимаешь, с ног сбились. Мучаются, ищут его, а он в парадной прохлаждается!..
Толька помолчал немного, вздохнул.
– Я тут упал, – говорит грустным голосом, – и звонок от руля… видишь, отвалился…
– Я так и знал, что ты что-нибудь да сломаешь! – закричал Вадик.
– Подумаешь, звонок, – говорю. – Пустяки! Весь-то велосипед целый!
Мы с Борькой разозлились на Тольку. Ведь теперь Вадик, конечно, никому больше не даст велика.
И пока мы злились и ругались, подошёл Бедж. Он потянул меня за рукав, отвёл в сторонку. Даёт «двушку».
– Двести пятьдесят – пятьдесят – ноль пять. Телефон управления. Слетай-ка, звякни.
– Есть! – говорю.
– Доложишь коротко и ясно: Терентьев найден. Всесоюзный розыск отменить. Повтори номер телефона.
Я повторил.
Бедж щёлкнул меня слегка по затылку.
– Дуй!
Я помчался.
Звоню.
– Дежурный по управлению?.. Терентьев найден. Всесоюзный розыск отменить. Нет, это не Бедж… Так… хороший помощник. Ага, ассистент… Передадим. Обязательно. Справились. Только нам туговато пришлось без Бронетанка.
– Сожалею, – ответил дежурный, – но Бронетанк занят на другом, не менее ответственном задании, – и повесил трубку.
Я – назад.
Прибегаю – ни Беджа, ни велика.
– Где он?! – спрашиваю ребят.
– Уехал, – отвечают спокойненько.
– Как уехал?!
– Как, как!.. Сел на Вадькин велик и поехал.
– Да ты не волнуйся, он на десять минут. По срочному велосипедному делу. По другому.
– И звонок увёз, – добавил Толька.
– Тут ему, – говорю, – из управления благодарность от лица службы.
– Приедет, и передашь. А забудешь, так я передам, – говорит Борька.
Смотрим: какой-то парень несётся на велосипеде. Прямо на нас. И вовсю звенит звонком.
– Ур-ра! – закричал Толька. И так и бросился под колёса. – Звонок починен! Видите?! Звонок-то починен!..
Парень на полном ходу соскочил с седла.
Мы даже не сразу сообразили, что это Вадькин велик.
– Вот ваша машина. Бедж не подходил?
– Нет ещё.
– Ну, подождём.
– Ему тут благодарность из управления, – говорю. – От лица службы.
– У него таких благодарностей полные карманы, – отвечает парень.
Я его никогда не видел, а голос показался знакомым. Очень даже. А-а!.. Да ведь это же дежурный по управлению! Куда я звонил!..
– Вовка! Чего рот разинул?! – толкает меня Толька. – И ты, Борька! Держите велик. Шины подкачаем.
Качаем по очереди. Вдруг поднимаю голову – Бедж. Идёт рядом с какой-то женщиной. И с ними тот… из управления.
– Опять ты к детворе липнешь, – пробубукала женщина. – Я тебя спрашиваю: когда это кончится? Ведь сессия на носу. Достукаешься, выкинут тебя из института. Ой, достукаешься, Вася…
– Ну что ты, мама… Не надо, прошу тебя… Ты преувеличиваешь…
Я страшно удивился, что это Бедж так говорит. Его было просто не узнать. Какой-то совсем другой, убитый горем человек. Он даже похудел немножко. И сгорбился. Будто у него в сумке лежали не тетрадки и бумага трубочкой, а михеевские гири.
Они уже прошли мимо.
Бедж уходил. Его мама всё посматривала на него сердито, всё ворчала недовольно, и я прямо не знал, что делать, как ему помочь. Ведь нельзя, чтобы человек уходил вот такой вот… Да ещё, может, мы его больше никогда и не увидим…
И я крикнул:
– Бедж!
Он не сразу обернулся. А когда обернулся, развёл руками.
– Бедж сделал своё дело, – сказал. – Бедж может уходить, – совсем не весело сказал.
– Постой, Бедж!
– А мы как же?! – закричали ребята.
Всей кучей, вместе с великом, мы так прямо и потащились к нему.
– Стойте! Стойте! – кричал Вадька. – Дайте хоть насос отвинтить!
И тут Бедж будто вспомнил про нас. Он вдруг улыбнулся.
А когда он снял очки, мы все увидели, какое у него большое и круглое лицо. И на его таком большом, круглом лице всё улыбалось: и глаза, и губы, и даже ямочка на подбородке.
Он взмахнул рукой.
– Спешу, – сказал своим старым сыщицким голосом. – Короче, телефон управления у Вовки в голове. До новых встреч, подрастающее поколение!