Текст книги "Десять тысяч дней осени (СИ)"
Автор книги: Александр Мендыбаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
* * *
Артық все не приходила. Алмаз не знал, как облегчить страдания брата. Тот уже не говорил. Лишь тяжко вздыхал, а время шло. Когда дыхание прерывалось, Алмаз тревожно слушал грудь, держа наготове шприц с адреналином. Он больше не плакал. Нечем было плакать. Лишь когда запахло тошнотворной рвотой, он спешно обнял брата и сказал в самое ухо:
– Поклянись! Поклянись, что если есть хотя бы малейший выход, ты обязательно вернешься! Поклянись!
Алмазу казалось, что брат совсем не слышит. Но глаза вспыхнули, в них снова вернулась жизнь, Дархан едва заметно кивнул головой. Артық потащила брата в стену.
Три раза Алмаз поднимал баллон с хлоркой, целясь в кишащую массу. Три раза брат качал головой и Алмаз убирал баллон прочь. Когда проход в стене закрылся, Алмаз, отбросив баллон в сторону, повалился на пол и завыл как зверь.
Глава 23
Сепия. Песочный, тусклый, мертвый свет. Изуродованные стены, низкий потолок, круглые, полуразбитые лампы. Оседающая мириадами невесомых песчинок дымка-пыль. Дархан это уже где-то видел. Где-то давно. Сотни, тысячи, миллиарды дней назад. Где же? Он не видел монстра. Он лишь чувствовал до отвращения, от которого хотелось дернуться всем телом, копошащееся-кишащее влажными личинками прикосновение конечностей, что тащили его сквозь узкий коридор. Боль в животе стала меньше. А затем и вовсе пропала. Что это? Рой выскочил из него?
Дархан понял, что видит коричневое, состоящее словно из кубов и квадратов небо. Он задрал голову. Монстра не было. Дархан осторожно встал, огляделся. Где он? Неужели у ледового дворца? Мертвый, осыпающийся, словно тающий от гнета времени город. Безжизненные, искореженные здания. Цвета, которых никогда не встретишь в его мире. Отдаленно напоминают коричневый, бежевый, кремовый, бурый.
Желто-серый непроглядный туман не позволял разглядеть, что же там, в его недрах. Где же чертова Артық? Почему Рой не атакует? Раздался оглушительный звонок. Дархан, схватившись за голову, упал на колени. Звонок не прекращался, но стал тише. Звонил беспрерывной тошнотворной трелью таксофон, которого не было видно сквозь туман. Но Дархан хорошо его помнил. Серый, безжизненный с изломанной трубкой, стоял он возле железнодорожных касс, а Дархан все удивлялся, как тот сохранился за эти годы.
Ринувшись на звук, Дархан схватил трубку. Сквозь крики плач и стоны с трудом различил детский шепот:
– Она знает, она знает, она знает. Она знает, что мы тут, мы тут, мы тут, мы тут.
Нечто метнулось в желто-сером тумане. Дархан отвлекся лишь на секунду, а когда повернулся, таксофон коричневой пылью поднимался-таял, пока не исчез вовсе. Трубка тут же истлела в его руках, больно обжигая пальцы.
Дархан бросился прочь от проклятого места. Он бежал, не разбирая дороги. Лишь вблизи угадывались изменившиеся до безобразия, имеющие лишь отдаленное сходство здания проклятого города. Вновь зазвонил телефон. Теперь трель доносилась из подземного перехода на Габдуллина. И в этой сепийной полутьме ни за что бы не найти вход. Но всего пару недель назад Дархан лично забирался туда в поисках чертовой «реанимации». Схватив трубку, Дархан услышал детские стенания и уже знакомый шепот.
– Она знает, она знает, она знает, она знает. Она прячется, прячется, прячется, прячется. Спеши. Спеши. Спеши. Спеши. Время. Время. Время. Время.
Острая боль пронзила его плечо. Стремительно обернувшись, Дархан заметил, удалявшуюся Артық. Поморщившись, он осмотрел рану. Резаная, неглубокая. Почему она его не убила? Боится? Боится, что Рой вылетит из мертвого тела? Значит будет терзать по кусочкам, заставит истекать кровью и мучиться от ран. Рой говорил про время. Артықу достаточно дождаться, пока оно выйдет. Рой вернется к себе и тогда Артық покончит с ним навсегда. А потому надо искать, искать, пока не поздно. Дархан ринулся в густой желто-серый туман.
* * *
Это была долгая, изнуряющая гонка, больше похожая на пытку. Дархан искал ее, искал в этом призрачном макете – городе. Искал в подвале, где хранилась «реанимация», искал на базаре, искал в интернате, где убил несчастную Гоху, искал в больнице у кресла, где приносили в жертву несчастных. Напрасно. Артық не пряталась в одном месте. Она все время перемещалась, старалась ранить, чтобы ослабить.
Иногда Дархану удавалось обернуться. Тогда Рой, начинавший шевеление, причинял ему тяжелую боль, но Артық отступала. Иногда она все же успевала нанести раны. Они были подлыми. Всегда со спины. Чем-то острым. Похожим не то на узкую длинную косу, не то на саблю. Раны не убивали его, но изматывали.
Здесь почему-то не было стекол. Лишь в здании госбанка, где-то на чердаке нашлось-показалось крохотное слуховое окошко. Постоянно озираясь по сторонам, Дархан с трудом залез туда и вышиб ногой стекло. Вынув один из осколков, он тут же приставил его к горлу. Снова раздалась трель звонка. Телефон оказался в одном из кабинетов на четвертом этаже. Дархан поднял трубку.
– Так нельзя. Так нельзя. Так нельзя. Ты не сам. Ты не сам. Ты не сам. Ты не сам. Она. Она. Она. Она. Торопись. Торопись. Торопись. Торопись.
Чертыхаясь, Дархан отбросил стекло в сторону. Новая напасть. Даже если он принесет себя в жертву, это не поможет. Ну что ж. Он доберется до этой мрази, покончит с ней раз и навсегда.
* * *
Часы на его руке сошли с ума. Стрелки жили своей беспорядочной, легкомысленной жизнью. То вращались с дикой скоростью вперед. То крутились назад. Иногда и вовсе останавливались. Здесь, в мире Артықа, мерзкой сепийной копии города-призрака, они не имели никакого значения. От ран, а возможно и Роя внутри Дархану становилось все хуже. Он уже не мог как прежде бежать, едва заприметив что-то странное в тумане. Он с трудом брел вперед, все чаще придерживаясь за горячие стены домов.
Трудно было выдумать более неласковое, отвратительное и чуждое всему живому место. Хотелось верить, что это не загробный мир. Не дай Аллах здесь остаться. Дархан и сам не знал, верит ли в Аллаха. В городе-призраке сложно было представить, что Аллах существует и допускает такое. Здесь же, в этом мраке, среди безлюдных улиц тот город призрак казался чем-то живым, обитаемым. Прежняя же, давно забытая жизнь и вовсе виделась раем.
Дархан шел и беседовал с Творцом. Называл имена своих детей, вспоминал о прошлом. Никто ему не отвечал, но Дархану непременно хотелось выговориться. Он даже ничего не просил. Лишь размышлял.
Дзынь! Ужасное лезвие пронзило его со спины. Падая, Дархан с трудом успел разглядеть скрывающуюся в тумане Артық. Рана была тяжелой. Трудно стало дышать. Чего это она? Не рассчитала сил? Промахнулась? Ведь Рой сейчас вылетит и… Время! Жуткая догадка обожгла его изнутри. Кончилось время! В животе горело, заполняя нутро звериной тупой болью. Но нет… там, внутри все еще обжигал тысячами угольками союзник-Рой. Значит надо спешить. Надо во что бы то ни было добраться до врага.
* * *
– Папа! – Олжик бежит к Дархану по нагретому полуденным зноем асфальту летнего парка. Дархан разводит руки, чтобы его поймать…
– Папочка! – Милая мордашка дочурки сплошь измазана липким мороженным. Камилка держит ламу за пестрые вожжи…
– Милый! – Дамира, такая молодая и красивая, в сливочном платье, в каком увидел ее впервые на рок-концерте. В тот вечер оба были немного пьяными, немного сумасшедшими и целовались, пока Дархан не проводил ее до входа во двор. Дальше она не пустила. А он бы и не позволил себе ничего лишнего…
– Сынок, —ласковое лицо матери, столько раз приходившей к нему во снах…
– Эй, старший! – суровый голос отца…
– Дареке, собака, собака… – маленький Алмаз прячется за брата, а к ним со всех ног бежит соседская псина…
Калейдоскоп из милых сердцу лиц, добрых воспоминаний, нежности, разрывавшей сердце пополам, прервался не терпящим возражений голосом военврача Реквавы:
– Держаться! Зубами за воздух держаться, младший сержант! Ты меня слышишь⁈ Это приказ!
Прекрасные картины прошлого испарились. Снова эта тысячу раз проклятая сепия, ненавистный макет и мост. Дархан осмотрелся. Он лежал неподалеку от моста. Что за мост⁈ Тот самый, где жители растерзали медсестру. Ну что ж. Он сдохнет там, где сдохла она. И если есть жизнь после смерти, то он, обратившись в призрак, станет преследовать ее бесконечно. Он доберется. Он непременно доберется до моста! Больше она никому не причинит вреда.
* * *
Дархан со всей силы потянулся рукой, хватаясь за раскаленный асфальт. Невероятным усилием воли двинул вперед свое тело. Еще. И еще. И снова вперед. Как там командовал Реквава? Держаться! Зубами! За воздух! Вперед!
А вот и мост. Кишащий силуэт явился сразу. Лишь смутно он напоминал человека. Дархан вспомнил тварь из степи, вспомнил ту, что тянула, его привязанного к стоматологическому креслу, в стену. Из шуршащей массы показалось из зависло над ним узкое окровавленное лезвие. Дархан упрямо полз вперед. Лезвие, дзынькнув, пронзило его плечо. Артық наслаждалась его муками. Знала о страшной опасности и наслаждалась.
И это было противнее всего. Сейчас она изрежет его, скроется в чертовом тумане, даст истечь кровью. Нет, Дархан не умрет, но больше не сможет сделать и шагу. А она будет наслаждаться. Наслаждаться, как и те, что растерзали ее тут же, на этом проклятом мосту. Рой покинет мертвое тело. Но к тому времени она будет далеко. Рой не разыщет ее здесь, как не смог сделать это там за долгие годы. Время выйдет. Рой вынужден будет исчезнуть. Тогда она вернется в город и прикончит оставшихся. Пора. Пора уходить. Но как же, черт возьми, хочется мстить.
Дархан нашел в себе силы перевернуться на спину. Артық почти скрылась в тумане, но заметив улыбку, ненавистный и давно уже недоступный ей признак человеческого счастья, обезумила от лютой ярости и бросилась к нему. Всего удар. Всего один удар и она отлетит в туман, спрячется, схоронится, переждет.
Коса, разрезав плотный душный воздух, вонзилась в живот. Пора улетать. Но Дархан из последних сил крепко схватился за лезвие. Артық, рассекая мышцы на его ладонях, царапая кости, пыталась вынуть косу, и, кажется, дело пошло на лад. Но…
… Рой уже рвался наружу. Он окутывал Артықа плотным белым облаком. В молочной дымке Дархан заметил искаженные злобой и ненавистью лица несчастных детей. Они отчаянно кричали, плакали, стенали, утягивая Артықа в сторону городского кладбища. Там, облако, поднявшись высоко в небо, с силой рухнуло, навсегда унося ненавистную Артық с собой. И последнее, что услышал Дархан – крик беды и отчаяния бывшей медсестры, навсегда погубившей свою душу.
Дархан в последний раз глянул на квадратное желто-сепийное небо, опустил свои изрезанные руки и погрузился в темноту.
Глава 24
Цык-цык-цык-цык-цык-цык-цык. Сквозь непроглядную тьму слышался знакомый с детства звук. Да-да. Железный цыпленок. Алмазу его вручили за лучший рисунок. Первая такая важная награда. Цыпленка он подарил Дархану. Почему? Потому что Дархан схлопотал воспаление легких, потому что температура была за сорок, потому что кто-то из родни бездумно ляпнул, что не выживет. И как не жалко было расставаться с ярким заводным цыпленком, но старшему брату он был явно нужнее. Протащив контрабандой цыпленка в комнату брата, Алмаз завел его нехитрым ключом и поставил на стул, рядом с лекарствами. Цыпленок скакал по кругу, клевал невидимый корм и это, несомненно, должно было вылечить брата.
Нечто теплое, невероятно нежное, от чего хотелось бесконечно улыбаться и плакать разливалось позади Дархана. Вот бы плюхнуться туда, словно в мягкую перину и ни о чем не думать. Дархан заметил исходящий свет – изумрудный, ласковый, такой родной. Голос, самый добрый в мире, так похожий на мамин, тихо произнес:
– Не время.
И наступила тишина.
* * *
Пахло горелым. Дархан хотел открыть глаза, но стало так больно, что он тут же сомкнул их покрепче.
– Пей! Пей-пей-пей-пей!
Что-то теплое, сладкое и противное полилось ему в глотку. Жидкость стекала по подбородку, замочила майку. Кто-то заботливо промокнул намокшие шею и грудь салфеткой.
– Меда ему дай.
В рот Дархану всунули полную ложку ненавистного с детства меда.
– Давай-давай. Это и за папу, и за маму. И за дядь Еркена. Он со своими ребятами полгорода перерыл.
* * *
Дархан шел на поправку. Раны, причиненные Артықом в мире сепии, больше походили на стигматы. Кровоточили, приносили страдания, но постепенно затянулись, словно их и не было. И все же на целых две недели он выбыл из строя.
Тех, кого Артықранила в городе, повезло меньше. Если кто и выжил, то нуждался в помощи, лекарствах и уходе. Потому-то Алмаз и спал по четыре часа в сутки.
Дядь Еркен восстановил порядок, но людей осталось катастрофически мало. О работе и производстве не могло быть и речи. Все, кто мог ходить, помогали раненым. Запасов почти не осталось.
Впервые за эти дни Дархан встал без посторонней помощи. Пошатываясь от боли, вышел в коридор. С трудом добрался до лестницы. Там его подхватил дядь Еркен и один из бойцов-закировцев. Несмотря на протесты, вернули в палату.
– Почему никого не послали за подмогой?
Дядь Еркен печально ответил.
– Послали. Три последние машины. Никто не вернулся.
– Убиты? Артық?
Дядь Еркен пожал плечами.
– Мы не знаем. Но Артықа нет. С тех пор никто не пострадал, – дядь Еркен вздохнул, – мало нас очень.
Боец с задором сказал:
– Роя тоже нет. Опасность миновала. Ждем, когда поправятся раненые. Соберем оружие, припасы, лекарства и двинемся отсюда.
Вечером пришел Алмаз. Дождавшись, когда их оставили вдвоем, Дархан спросил:
– Наш мотас на ходу?
Алмаз кивнул головой.
– Готовь, давай. Завтра же уезжаем.
Алмаз подошел к окну. Посмотрел на стремительно погружающийся в сумерки город.
– Брат. Ты меня тоже пойми. Эта тварь весь город изрезала. Нас тут пара сотен осталась. Немного, но на всех раненых лишь я да двое недосанитаров.
– Ты собираешься тут навечно поселиться?
Алмаз подошел к брату, сел рядом. В медицинском халате, исхудавший, заросший щетиной он казался каким-то чужим. Но это был несомненно его брат. Его Алмазик.
– Не собираюсь. Но без меня всему хана. Да и ты бы нам пригодился. Мы уже потеряли три машины. Добрались ли они, что с ними – я не знаю. Потому и отдам наш мотас дядь Еркену. Он поедет за помощью. А ты с ним. Вдвоем – больше шансов прорваться.
* * *
Все было готово к отъезду. Ожидалось, что Дархан и дядь Еркен домчат до первого полицейского поста, запросят подмогу. Дархан тепло обнял брата.
– Я сейчас. Пару-тройку часов. Не больше. Готовь людей к эвакуации. Продержишься?
Алмаз улыбнулся.
– Как-то все эти годы держались.
На выезде из города дядь Еркен попросил остановить моцык.
– Пузырь не держит что-то в последнее время. Не глуши мотор. Отолью, вернусь.
Дархан ждал десять минут. Пятнадцать. На двадцатой, вытащив автомат, пошел к кустам. Дядь Еркена не нашел, зато увидел клочок бумаги, прижатый камнем. Сбросив камень, поднял бумагу, где размашистым почерком было написано: «Я там нужын. Ниабисудь».
Вернувшись к мотоциклу, Дархан отправился в путь один. Дядь Еркен прав. Сейчас каждый человек на счету. А такой как он – за дюжину потянет. Он ехал по раскаленной степной дороге и всматривался вперед в ожидании опасности. Где же его сгоревшая машина? Может проскочил? Дархан все ехал и ехал. По его расчетам давно уже должна была появиться стела с орлом. Но и стелы не было. Раздалось привычное, такое родное завывание сирены. Закрякал мегафон.
– Зеленый мотоцикл! Вправо примите! Зеленый мотоцикл! Остановитесь!
Останавливая мотас, Дархан думал о двух вещах: почему опять бирюзовый цвет зовут зеленым. Второй же была мысль об автомате, что лежал в коляске ничем не прикрытый, да еще и с полным магазином. А это уже серьезно! Лишь после вспомнилось, откуда и зачем он едет и что с ним приключилось.
Дархан слез с мотоцикла и побежал в сторону старшего лейтенанта, который тут же расстегнул кобуру. Дархан поднял руки вверх.
– Старлей, послушай. Помощь нужна. Срочно. Там город. Люди. Раненые.
Полицейский, отдав честь, представился и затребовал права.
– Да нет у меня прав. Ну прошу тебя. Хочешь, вместе смотаемся. Тут километров двадцать, не больше.
Полицейский что-то проговорил в рацию. Тут же ему на подмогу вышел тот, что сидел за рулем. Приблизился к напарнику.
– У нас тут неадекват. На солях что ли. Уважаемый, в машину пройдемте.
Дархан, чтобы не накалять ситуацию сел в машину, на заднее сиденье. Полицейские заставили его дунуть в алкотестер. Сами же удивились результатам.
– Ребят. Умоляю, там помощь нужна. Раненые. Я вас прошу, подбросьте. Вместе проедем. Тут километров двадцать. По этой же трассе.
Полицейские повернулись. Уважаемый. Какие еще двадцать? Там вода. Водохранилище. Море – по местному.
– Что⁈
Дархан выскочил из машины. Пошел обратно, держась за голову. Старлей рванул за ним.
– Старлей, будь человеком. Дай телефон. Умоляю. Позвонить надо. Прошу тебя.
– Уважаемый. В машину сядьте. Вы же туда хотели? Вот и подбросим.
Дархан быстро прыгнул в машину. Полицейский, круто ее развернув, рванул в обратном направлении. Дархан все пытался рассказать о своей сгоревшей машине. Его не слушали. Впереди и вправду показалась большая вода. Как? Ведь он только что оттуда.
– Мы не по той дороге едем. Там стела была. С орлом.
– Уважаемый. Какая стела? Какой орел? Здесь лет тридцать, как море.
Второй, обернувшись, сказал более дружелюбно.
– И стела имеется. Из воды только орел торчит.
– НЕ-Е-Е-ЕТ!
Дархан так сильно кричал, что полицейские остановили машину, долго смотрели на него. Дархан, открыв дверь, выскочил из машины, подбежал к самой воде. Упал на колени, стенал и плакал. Старлей все пытался утащить его к машине, но ничего не получалось. Вдвоем они все же подняли Дархана. Таща его по берегу, один из полицейских сказал:
– Вон твоя стела.
Дархан понуро уставился на каменного орла. Орел вцепился в полузатопленный водой гранитный огрызок – верхушку стелы.
* * *
В опорном пункте, сделав необходимые анализы, и убедившись, что Дархан не пьян и не под веществами, докопались за отсутствие прав. Но, обновив базу, увидели и права. Предъявлять было нечего. Предложили отвести до мотоцикла. Тут вспомнили, что нет шлема. Дархан потребовал выписать штраф, потому что ни мобилы, ни денег с собой не было.
– Мы мотоцикл до выяснения заберем. Вы подождите до шестнадцати сорока. У меня смена закончится, я вас до поселка подброшу. Оттуда на автобусе уедете.
– А можно позвонить?
Полицейские посмотрели на Дархана. Не хамил, не выпендривался, права не качал. Со штрафом согласился. А то, что ни сотки, ни денег не оказалось, они и без него знали. Старший протянул сотку.
Звонил Дархан Рине, а если точнее – Халитову Ренату Гарифовичу, полковнику полиции и другу юности. В те далекие дни были они крепко дружны, слушали хорошую музыку и мечтали стать прокурорами. Рина и стал, потом перебрался в МВД, где быстро пошел на повышение. Теперь же Рина занимал генеральскую должность и от заветной звездочки отделяла его самая малость. Раз в две недели летал в столицу на доклад к замминистра и впервые за многие годы Дархан звонил ему по службе.
Ренат Гарифович, вникнув в суть, ничего не ответил. Лишь пообещал встретить лично, а где – не сказал. Через минуту у старшего зазвенел телефон. Что ему говорили, осталось тайной, но после этого старший, усадив Дархана в машину, помчал его в поселок.
– Майор, а мотоцикл мой где?
Ведущий машину полицейский лишь пожал плечами.
– Наши, наверное, забрали. Не переживайте, вернут. Нам поскорее в поселок надо. Вас там подбросят.
Несколько раз Дархан пытался дозвониться до жены или отца, но все было бесполезно. Перед въездом в поселок полицейский, покосившись на Дархана, сказал:
– Не для протокола конечно – говорят, они там целый город затопили. Раньше море еще глубже было. Мы с отцом с лодки рыбачили. Катамараны вдоль берега стояли. И катера.
* * *
В поселке Дархана ждала областная «патрулька», на которой повезли его в далекие дали, несмотря на ночь и разбитую трассу. В пути остановились лишь раз, перекусить в придорожной лагманной. Дархан выпил чаю, но к наваристому домашнему лагману так и не притронулся. Там же, поймав связь, дали и позвонить. Дамира взяла с четвертого раза.
– Алло? Алло?
– Да. Кто это?
– Дамира. Это я, Дархан. Я жив. Со мной все хорошо.
На том конце повисла долгая пауза.
– Ты на время смотришь?
– Дамира?..
– На время, говорю, смотришь? Почти час ночи. Мы спим уже.
– Где?
– Ты пьяный там что ли? Прикалываешься? И вообще, где тебя носит? Обещал на пару дней. Тебя нет четвертые сутки. На лодке обещал детей покатать. Сам с ними будешь разбираться.
– Дамира! Дамира! Я…я… я вас всех очень люблю…
– Дети, кстати, у отца. Сам же свой шанс упустил, – Дамира игриво засмеялась.
– У отца⁈ – Дархан пропустил заманчивое сообщение мимо ушей, – Ты детей с больным…
Дамира рассмеялась.
– Ну, во-первых, не таким уж и больным. У него – ремиссия. А во-вторых, я же не одних их оставила. Алмазик с ними. И с папой.
– Алмазик⁈
– Дорогой, с тобой точно все в порядке? Ты мне не нравишься…
– Погоди, Дамира, ответь мне, как там появился Алмазик?
Дамира гоготнула.
– Мне-то откуда знать. Твой же братишка. Появляется всегда, когда его не ждут. Сейчас опять куда-нибудь уедет.
– Дамира! Держи его там! Никуда не отпускай! Прям сейчас такси бери, езжай к отцу. Алмаза задержи! И это – пусть сюда позвонит. На этот номер! Ты все поняла⁈ Ты все поняла⁈
– Аха… разбежалась. Сейчас трусы надену и сразу к отцу…
– Дамира, это не смешно! Делай, как я тебе сказал! – Дархан заметил, что ужинающие полицейские с подозрением смотрят на него.
– Алло! Алло! – но Дамира то ли отключила трубку, то ли связь опять пропала. Дархан звонил отцу, но тоже не смог дозвониться.
* * *
Они летели на бешеной скорости. А Дархану все казалось, что плетутся, как черепахи. Дархан все звонил близким, но они почему-то были недоступны. У въезда в город их встретила черная тонированная служебка Рената Гарифовича. Рина лично встретил Дархана. Отутюженный, словно парадный мундир, дымчатые очки. Он всегда так одевался, Дархан и не помнил Рину другим. Крепко обнялись, сели в служебку. Водитель вел быстро, но ни разу не нарушил и сиреной не пользовался – еще одна фишка Рената Гарифовича.
Дозвониться до супруги не удалось и с Рининого номера. Обиделась что ли? Он отстучал смс «Телефона нет, звони на этот, как проснешься. Алмаза никуда не отпускай. Муж». Почти сразу пришел ответ: «Я у отца. Еще раз наорешь, спать будешь с плюшевым тюленем. p.s. Олжас толкнул Камиллку на диван. Сломали Алмазу очки».
Дархан, вернув Рине сотку, начал смеяться от счастья. Тот, рассказывавший, как в Боровом словили метровую щуку, улыбнулся и сам. Посмотрел на Дархана, снова улыбнулся.
– Ты че?
– Рина, у тебя сколько раз очки ломались?
– Так и не вспомнить. Раза три, наверное.
– А мой братишка… у него очки бесконечно ломаются.
Рина, поправив очки, спросил:
– Не пойму, а что смешного? Ты знаешь, сколько они стоят? Есть такие, что и за пятьсот штук торгуют.
Дархан похлопал друга по руке.
– Ты не представляешь, брат, какое это счастье жить там, где можно их купить. Даже за пятьсот штук.
* * *
Ренат Гарифович наотрез отказался подниматься, сославшись на срочные дела. Не врал. Он и так подарил другу целое утро. Клятвенно пообещали друг другу увидеться с семьями до конца этого месяца. На том и расстались. Дархан летел в квартиру, перепрыгивая через несколько ступеней. Первыми его встретили зареванные Олжас и Камиллка. Судя по всему, бой был весьма неплох. Не став слушать их взаимных жалоб, Дархан стиснул детей и целовал то одну, то другого, пока не пришла Дамира, которой тоже досталась своя порция поцелуев.
Алмаз сидел в туалете, Дархан начал ломиться, пока не услышал суровый голос отца:
– Да дай ты ему оправиться. С отцом, как я вижу, ты и здороваться не желаешь. Эх, плохо я тебя воспитал.
Дархан крепко обнял исхудавшего отца. Долго хлопал по тощей спине.
– Тоже мне, развел тут сантименты. Иди лучше, брата встречай.
Алмаз, нелепый и такой родной, с изломанными очками, не знал, за что на него льется такая откровенная благодать. Когда, наобнимавшись, Дархан все же отстал, Алмаз сказал:
– Мне тут, это… работу в одном городишке предложили. С отцом хотел перетереть. Ну и с тобой.
Дархана бросило в холодный пот.
– Где⁈
– В Чехии. А я чешского не знаю. Но и здесь вакансия есть, – неожиданно он ткнул пальцем в Дархана, – только разберусь без вас. Решение за мной. Это понятно⁈
– Понятно-понятно, – Дархан смеялся от счастья, – я тебе такое расскажу, братка. Только давай сначала в оптику заедем. Очки тебе купить хочу.
Александр Мендыбаев
© «Десять тысяч дней осени».
25.5.2025 года
