Текст книги "Тайна Красного озера"

Автор книги: Александр Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Но на западе черным провалом зияла темень туч, иногда там вспыхивали красные отсветы молний, глухо и тревожно прогромыхивал гром. А вокруг в таинственной тишине ночи робко шептались листья деревьев, вкрадчиво перезванивали и журчали кое-где потоки воды. Изредка из лесной дали доносился одинокий тоскливый крик какой-то птицы: «Га-ах! Га-ах!»

Свет факела приподымал завесу темноты вокруг плота, проникал в черную толщу воды до самого дна; там, в мутном, загадочном полусвете, возникали заиленные камни, замытые бревна, водоросли. Вспугнутые неожиданным и непонятным явлением, рыбешки тотчас же цепенели, как только яркий луч света падал на них. Они были мелки и не привлекали внимания Пахома Степановича, застывшего с настороженной острогой. Но вот из темноты появилась рыба покрупнее – то был хариус. Свет сковал его движения. С быстротой молнии метнулась острога в воду, и Пахом Степанович поднял в воздух рыбу, трепыхавшуюся на трезубце.

– Мелочь, – равнодушно заметил таежник. – Нужно поискать заводь потише. По ночам рыба собирается туда отдыхать.

Плот заплыл в широкую заводь, образующую почти озеро со стоячей водой.

– Шибко хорошее место, – вполголоса проговорил Пахом Степанович и напряженно стал всматриваться в глубину воды, держа наготове занесенную острогу. Стремительный взмах шеста, и на илоту забился крупный ленок.

Заводь действительно оказалась удобным местом для «лучения» рыбы. Больше часу плот неслышно бороздил ее тихую поверхность. За это время Дубенцов сжег пять факелов, а на плоту появилось десятка два крупных ленков.

Возле неширокой проточки, соединяющей заводь с одним из наибольших рукавов реки, Пахом Степанович подал знак Дубенцову и Анюте, чтобы они остановили плот.

Плот замер вблизи коряги, причудливо поднявшей над водой мертвые сучья, похожие на щупальца спрута. Пахом Степанович долго вглядывался в воду и вдруг зашипел с такой яростью, с какой шипел при встрече с дикими кабанами у озера. Дубенцов и Анюта послушно замерли, напряженно вглядываясь в полумрак глубины, а таежник, изогнувшись весь, словно хищник перед прыжком, медленно заносил острогу вверх.

В первую минуту молодые геологи ничего не могли заметить в гуманной глубине стоячей воды; там лишь обозначались затонувшие бревна, покрытые илом коряги. Но вот они ясно увидели: одно «бревно» немного изогнулось, слегка взмутив воду и снова выпрямилось. Казалось, в воде ворочается какое-то чудовище. Потом неожиданно «бревно» сдвинулось с места, оторвалось ото дна и с сонливой медлительностью вышло на хорошо освещенное место.

– Бейте, Пахом Степанович! – прошептал Дубенцов, но трезубец остроги уже был под водой, молнией пронизав воздух и толщу воды. Сильно качнув плот, Пахом Степанович яростно налег на шест, давя его вниз. Видно было, что какая-то могучая сила рвет, дергает острогу в разные стороны. Вокруг вся вода была густо взбаламучена, но таежник всей своей богатырской силой держал острогу у дна.

Эта борьба продолжалась довольно долго. Наконец древко перестало дергаться, и Пахом Степанович с осторожностью стал тащить добычу наверх. Когда она всплыла, Дубенцов и Анюта прибагрили ее к плоту и вытащили из воды.

Рыба удивительно походила на бревно. Более метра длиной, она была прямая и ровная, с приплюснутой головой и тупым хвостом, с короткими и широкими плавниками.

– Фу!.. – облегченно вздохнул возбужденный таежник. – Вот так рыбка!

– Что это за рыба? – спросила Анюта.

– Таймень самый и есть, Анна Федоровна. Помните, я обещал вам добыть? И силен же!

– Пахом Степанович, дождь скоро пойдет, да и рыбы нам хватит на целую неделю, – заметил Дубенцов, – не пора ли на ночлег выбираться?

– Я все хочу, Виктор Иванович, найти хотя бы одну амурскую белорыбицу, – ответил таежник– да вот все никак не попадается. Ежели река впадает в Амур, то оттуда в нее за лето может зайти верхогляд, щука, амур или сазан.

Но почему-то не попадают они.

Почти до полуночи бродил плот таинственным призраком по темным лабиринтам неизвестной реки. Пахом Степанович уже не метал острогу в каждую рыбину – добыча и без того была богатой. И лишь когда наполовину сгорел последний факел, пришлось причалить к берегу на ночлег. К этому времени стал накрапывать дождь, беспокойно зашумел лес от порывистых ударов ветра. Под кудрявыми кронами кленов разведчики выбрали укромное место для ночлега. Пахом Степанович натянул палатки.

За коротким ужином Анюта спросила старого таежника:

Каково же ваше заключение, Пахом Степанович, какая это река?

– В Амур она не должна впадать, – отвечал тот: – нет тут амурской рыбы.

– Может быть, где-нибудь на реке есть водопад, и рыба не может преодолеть его?

Дубенцов и Анюта замерли, вглядываясь в полумрак глубины, а старый таежник медленно заносил острогу вверх.

– Разве уж очень высокий, – согласился Пахом Степанович. – Ежели метра два-три, то сазан его берет. – Это такой прыгун, что бывало на корму парохода заскакивал.

– Выходит, положение наше снова далеко не завидное? – спросила девушка.

– Я не считаю его таким, Анюта, – возразил Дубенцов.

– Ей-богу, стоит попасть в такое незавидное положение, чтобы оказаться в столь интересном районе с точки зрения геологии.

– А может быть, нам пойти пешком на Амур? – спросил Пахом Степанович.

– Ни в коем случае, – решительно сказал Дубенцов. – Мы всегда успеем прийти туда, тем более, что теперь в лагере известно, что мы живы. В крайнем случае, самолет снова разыщет нас, поскольку в письме шла речь о реке.

Пожалуй, один Дубенцов лег спать в эту ночь с бодрым настроением. А по палаткам всю ночь, нагоняя тоску, скучно и однообразно барабанил унылый дождь.

Глава четвертая

Погода улучшилась. – Охота за козулями. – Царство пернатых. – Редкое зрелище. – Росомахи.

Утром погода оставалась пасмурной, моросил дождь. Но путники продолжали плавание. Сомнения и дурная погода действовали угнетающе на Анюту – она стала скучной, неразговорчивой. Невесело было и на душе у Пахома Степановича. Таежник продолжал утверждать, что лучше всего заблаговременно отказаться от реки и идти пешком через тайгу на запад, к Амуру. Только Дубенцов не утратил своего оптимизма и решимости плыть по реке. Он подбадривал своих приунывших спутников, убеждал их, что они делают государственное дело, обследуя неизвестный в геологическом отношении район, который несметно богат ископаемыми.

Вскоре дождь прекратился, тучи быстро стали подыматься, и в их разрывах нестерпимо ярко заголубело небо.

Ослепительно засияло солнце, ярко заиграли краски тайги.

Долина стала снова суживаться, река вошла в одно русло, по берегам пошли крупные обрывы и скалы.

В полдень путники увидели неподалеку впереди огромную каменную глыбу. Она когда-то откололась от крутого склона сопки и, накренившись, сползла в реку до самой ее середины, наполовину перепрудив русло. На вершине глыбы зеленели мелкие деревца и трава.

Всматриваясь в глыбу еще издали, Дубенцов вдруг воскликнул:

– Смотрите, на вершине пасутся какие-то животные!

По-моему, козули, желтые…

– Так и есть, они, – ответил посветлевший старый таежник. – Ценная животина! Вкуснее мяса не встречал.

– Давайте попробуем пострелять, Пахом Степанович, – предложил Дубенцов. – Свинина уже кончилась, а рыба быстро протухнет. Дня на два можем запастись мясом.

Тем более, что не знаем, куда нас несет река.

– Нет, паря, проку не будет, далеко…

– Но как они очутились там? – удивлялась Анюта.– Склоны-то отвесные, а трещина между сопкой и глыбой– целая пропасть.

– Эти хоть куда залезут, чтобы только безопасное место было от хищника, – ответил Пахом Степанович. – Попробуем, паря, подкрасться к ним вон с той стороны,– вдруг живо, с азартом предложил он.

В четверти километра от глыбы они причалили к берегу. Оставив Анюту с Орланом, охотники стали карабкаться на лесистую сопку, чтобы нагрянуть на свою добычу с «тыла». Скоро сквозь редкие березы стала видна вся долина. Камень, на котором паслись козы, был хорошо виден.

Животные – их было три – стояли с настороженно вскинутыми головами и смотрели в ту сторону, где причалил плот.

Пахом Степанович и Дубенцов стали взбираться еще выше, чтобы кружным путем подобраться к глыбе. Наконец они остановились на покатом выступе. Пахом Степанович сказал вполголоса:

– Будем с двух сторон подкрадываться: ты – справа, а я – с этой стороны, так вернее прижать их.

Дубенцов неслышно и быстро спустился по косогору и очутился неподалеку от глыбы. Между деревцами на ее вершине, отделявшейся от сопки глубокой пропастью, показались козы. Геолог ползком двинулся к краю пропасти и вскоре очутился метрах в пятидесяти от животных. Козы по-прежнему стояли на месте. Маленькие красивые головы их с большими черными глазами пугливо вертелись по сторонам, длинные чуткие уши слегка шевелились, ловя звуки.

Стройные, изумительно грациозные, эти пугливые и безобидные существа пробудили в душе Дубенцова жалость. Он смог сейчас выстрелом подбить любую из козуль, но рука не подымалась. Вспомнив о том, что Пахом Степанович вот-вот должен выстрелить, Виктор решил вспугнуть животных. Нащупав сухую валежинку, он с треском переломил ее. Козули моментально повернулись к сопке. Один миг – и они разом метнулись к краю обрыва.

Поджав передние ноги и запрокинув назад головы, они, как птицы, перелетели через пропасть. Но уже прогремел выстрел Пахома Степановича, и одна из коз сникла, утратила грацию, отстав в полете от других. Она исчезла где-то перед краем пропасти, не долетев до сопки.

Удрученный Дубенцов спустился в расщелину. Козуля лежала на камнях, неуклюже свернувшись. В открытых оливковых глазах ее еще светился предсмертный испуг.

– Красавица, – сказал, подходя, Пахом Степанович и с подозрением взглянул на Дубенцова. – Сук-то нарочно сломил, Виктор Иванович?

Дубенцов смущенно улыбнулся.

– Жалко стало, Пахом Степанович, – признался он.

– Но как вы заметили?

– Сейчас замечаю. Да и то сказать, не мог ты невзначай сломать сук: ты осторожный на охоте, как кошка. Сказал бы, что не надо убивать, я бы тоже пожалел. Да только зряшная эта жалость. Не мы, так хищник растерзал бы рано или поздно…

Пахом Степанович навалил убитую козу на спину, и они стали спускаться по глинистой осыпи к реке. Снизу от подножия камня сюда долетал глухой и грозный шум воды.

Из-за скалистого утеса глыбы показался широкий водоворот.

– Местечко-то опасное, – кивнул Пахом Степанович. Они подумали вызвать сюда плот, но побоялись, что Анюта одна не справится с течением и ее утащит в водоворот. Каково же было их удивление, когда, выйдя, из лесу, они увидели неподалеку плывущий сюда плот. Девушка спокойно работала шестом. На носу плота беззаботно и доверчиво восседал Орлан, привыкший к плаванию и чувствовавший себя на плоту хозяином.

– К берегу, к нашему берегу ближе держись, Анюта! – крикнул Дубенцов. – Иначе унесет, тут сильное течение и водоворот!

Но течение уже тащило плот на середину реки, увлекая его на главный фарватер, образующий перед глыбой огромную воронку. По тому, как Анюта с излишней суетливостью стала опираться шестом то с одной, то с другой стороны, видно было, что она начинает теряться. Но потом она осмотрелась – видимо, разобралась в направлении стремнин – и быстро перебежала на носовую часть плота.

Между тем дно становилось все глубже: шест сначала наполовину, потом почти весь скрылся в воде. Однако девушка теперь не терялась, и плот все больше отворачивал с главной стремнины к берегу. Наконец, под одобрительные возгласы Пахома Степановича и особенно Дубенцова Анюта подвела плот к берегу метрах в пятидесяти от водоворота. Возбужденное лицо ее разрумянилось, шляпа съехала на затылок, девушка сияла от радости.

– Еще два-три таких экзамена, и ты станешь заправским плотогоном, – смеялся Дубенцов.

– Да, если угодно знать, я нисколько не испугалась вашего водоворота, – ответила задорно Анюта. – Мне уже хотелось пустить плот туда, да пожалела вас, – высоковато было бы вам перелезать по расщелине. Да и берег там не знаю какой…

– Ишь, как расхрабрилась!

– Не все же вам, природным дальневосточникам, отличаться, – смеялась девушка. – А какая хорошенькая! – воскликнула она, увидев козулю. – Зачем вы ее убили!

– Тайга не для вегетарианцев, и мы не в музее изящных искусств, – внушал ей Дубенцов. – Какая разница – мы ее убили или растерзал бы ее кровожадный хищник.

При этих словах геолога Пахом Степанович искоса посмотрел на Дубенцова и тихонько улыбнулся в бороду.

Охотники быстро освежевали козу, часть мяса отдали Орлану, остальное завернули в лопухи и забрали с собой.

Плот снова закачался на потоках. Его очень быстро понесло к водовороту, прямо к стене утеса. Метра за два от каменной стены неведомая сила стала поворачивать его и кренить. В таком положении он вдруг устремился к камню, еще сильнее накренившись, но три шеста с силой уперлись в обрыв. Путники стали проталкиваться в сторону фарватера. Борьба продолжалась недолго – течение вдруг рвануло плот и помчало его прочь от воронки вокруг утеса. Он стремительно пронесся по узкому проходу вдоль каменной глыбы и вскоре оказался на спокойном, ровном и тихом потоке далеко от глыбы, где река снова стала шире.

Незадолго до обеденной остановки, когда рока шла в лесистой неширокой пойме, глухое рычание Орлана заставило всех насторожиться. Неподалеку вскочили два изюбра, лежавших в траве у берега. Красновато-бурые крупные олени с ветвистыми рогами, на миг вскинув головы, вдруг сорвались с места, поняв опасность, и в мгновение ока исчезли в чаще. Они так легко и грациозно мчались, что охотники, любуясь ими, забыли о своем оружии.

В этом месте долина реки Безымянной имела особенно живописный вид. На дне ее лежала неширокая пойма, вероятно давно уже незатопляемая и потому покрытая крупным лиственным разнолесьем. Река имела одно русло, но сильно петляла. Кое-где попадались большие заводи, образовывались полуостровки. Склоны сопок по бокам долины почти везде были обрывисты, с огромными скалами. Их разрезали бесчисленные распадки-ущелья, из которых бежали в Безымянную ручьи. Видимо, здесь были хорошие кормовые места для дичи, потому что она стала попадаться на каждом шагу. То и дело с заводей подымались стаи крикливых цапель. В одном месте со скалы поднялись два орла-белохвоста. Расправив могучие крылья, они долго кружили над рекой, сопровождая плот.

В одной из заводей путники увидели несколько выводков утят. Расправив еще не окрепшие крылья и быстро работая лапками, утята изо всех сил старались убежать от плота по течению реки. Впереди них бежали матерые кряквы, не решаясь оставить на произвол судьбы свое потомство. Позади этого убегающего табуна кипела и пенилась вода. Но вот плот стал настигать птиц. Один миг – и весь табун исчез: утята ушли под воду. Несколько минут они не показывались совсем. И только когда плот ушел довольно далеко, они стали по одному выныривать позади плота.

Но самое любопытное случилось наблюдать нашим путникам под вечер. Сопки здесь разошлись полукругом, образовав котловину, похожую на воронку от исполинского взрыва. Перед входом в котловину в русло реки вдавался высокий полуостровок, поросший густой травой. По берегу его бегали какие-то животные. Они мелькали в траве, показывая лохматые бурые спины. Плот причалил к берегу, чтобы лучше разглядеть, что происходит на полуостровке.

– Давайте-ка на этот утес, – показал Пахом Степанович и первым полез на него. – Сильно не высовывайтесь, заметят, – сказал он, когда все были на вершине камня.

Перед ним была сцена, которую не доводилось раньше наблюдать даже такому бывалому таежнику, как Пахом Степанович.

Полуостровок соединялся с материковым берегом узким песчаным перешейком. Видимо, гонимые гнусом или спасаясь от хищников, сюда забрели четыре кабарги. Но здесь их настигли две росомахи. Они удивительно распределили роли: одна осталась на перешейке, преградив путь для отступления кабарожек, другая охотилась за ними на полуострове.

Толстой лохматой росомахе никак не удавалось настигнуть кабарожек. Хищница старалась загнать хотя бы одну из них на перешеек. Тонкие и грациозные кабарожки, почти вдвое меньше козули, но еще более подвижные, делали головокружительные прыжки и птицами метались по полуостровку. Вот росомаха отбила одну из них от стада, прижала ее к воде, кабарга тревожно бросилась на песчаную косу, но дальше – вода. Заметавшись в панике, она едва не угодила в лапы росомахи, но вдруг с такой стремительностью сделала скачок вверх, что хищница не успела даже повернуться, как кабарожка перелетела через нее. Росомаха на минуту остановилась – видимо, отчаявшись в своих попытках поймать добычу. Кабарожки столпились на краю полуостровка, пугливо озираясь. Хищница снова устремилась на них, и охота возобновилась.

– Почему они не прыгают в воду? – взволнованно спрашивала Анюта.

– Нельзя, росомахи лучше их плавают, – ответил таежник.

– Освободите их, Пахом Степанович, – просила девушка.

– Уж я и сам думаю. Бей ту, паря, которая на перешейке, – сказал таежник Дубенцову, – а я сниму эту.

С приятным чувством возмездия взял Дубенцов на мушку хищницу, сидящую на перешейке. Дым от двух выстрелов закрыл на секунду все перед глазами, но со скалы удалось разглядеть, как кабарожки сначала заметались по полуостровку, в одно мгновение перелетели перешеек и скрылись в лесу. Росомахи остались там, где их настигли пули.

По просьбе Анюты разведчики по пути остановили плот у полуостровка, чтобы взглянуть на росомах. Старый таежник питал острое отвращение к этим хищникам.

– Подлее животины нет в тайге, – говорил он. – Самая прожорливая, самая шкодливая подлость. Если бы она не пожирала детей у сохатого, изюбра, козули да кабарги, сколько бы этого полезного зверя наплодилось в тайге!..

Росомаха на перешейке лежала, откинув пушистый хвост и вытянув короткие толстые ноги. Бурая, лохматая, с белыми пахами, она напоминала крупную собаку, и в то же время в ней было какое-то сходство с медведем.

Вокруг нее распространялось острое зловоние, и Пахом Степанович отказался снимать шкуру со зверя.

В этот день они проплыли еще лишь два-три километра. По берегам Безымянной пошли очень интересные обнажения, и плот то и дело приставал к берегу, геологи записывали свои наблюдения, составляли геологическую карту пройденного пути. Однако в этот день ничего интересного не было найдено. Находки ожидали их впереди, а до того Безымянная уготовила разведчикам довольно неприятный сюрприз.

Глава пятая

Перекаты. – Безымянная в ущелье. – На волоске от гибели. – Последние пороги.

Едва проплыли наши путники с километр от места ночлега, как долина Безымянной стала сильно суживаться.Стиснутая скалами, река стремительно несла свои воды.Повсюду в пене торчали обточенные водой камни, острые обломки скал. Перед путниками лежала нескончаемая цепь перекатов. Грозно шумели стремнины и водовороты. Но больших уклонов на перекатах не было видно, и разведчики пустились по бурному потоку.

Несколько первых перекатов плот миновал благополучно. Правда возле одного большого камня глубина помешала воспользоваться шестами, а рулем невозможно было своевременно отвернуть плот в сторону. Стремительное течение потащило плот на камень. Анюта, научившаяся действовать рулем, взяла его из рук Пахома Степановича.

Мужчины схватились за шесты, чтобы предотвратить надвигающийся удар. Но тревога оказалась напрасной: течение само повлекло плот в сторону, мимо камня.

Однако главная опасность поджидала путников впереди. Долина реки, суживаясь все более, превратилась скоро в ущелье. Перекатов не стало, так как уровень воды в реке, стиснутой отвесными обрывами, поднялся так высоко, что шесты едва доставали дна. Скорость течения катастрофически увеличилась. И тут-то Безымянная подготовила нашим путникам сюрприз.

То, что открылось их взору, могло внушить страх самому мужественному сердцу. Круто изогнувшись, ущелье почти наполовину сузилось, зажав реку между отвесными стенами головокружительной высоты. Вода с ревом входила в горловину и дальше за поворотом делала не крутой, но довольно высокий спад. Но прежде чем попасть на спад, мощный стремительный поток ударялся в стену правого берега. У подножия обрыва дыбился залом из множества коряг, гнилых бревен, кустов тальника, где-то сорванных водой и принесенных сюда. Перед заломом был огромный водоворот, в котором вода гудела и пенилась, пучилась и проваливалась. А далее, вырвавшись из-под залома, она мчалась по спаду, беснуясь, словно разъяренный зверь.

Остановить плот было уже невозможно: берега отвесно опускались в воду. Лишь кое-где виднелись обломки скал.

О том, чтобы возвращаться назад, не могло быть и речи: преодолеть течение не было никакой возможности. Оставался единственный выход – спускаться по течению, идя на риск.

Чем ближе плот подплывал к горловине, тем яснее становилась грозная обстановка. Но как только взору открылся весь изгиб, все сразу заметили, что под левым берегом перед спадом образовалась как бы заводь. Вода ходила здесь по кругу более или менее спокойно, отражаясь от залома под правым берегом. Следовательно, залом можно было миновать. Но для этого надо было вовремя оторваться от быстрого потока в фарватере, прибиться к левому берегу, чтобы попасть в заводь. Здесь, преодолевая легкое противное течение, идущее по кругу между заломом и левобережной стеной, можно пробраться вдоль обрыва в трех-четырех метрах от залома, и хотя дальше начинался уклон, видимый простым глазом, он уже не казался таким опасным, как водоворот у залома.

Анюта и Дубенцов молча взглянули на Пахома Степановича. Таежник мрачно смотрел вперед.

– Пахом Степанович, командуйте, – предложил Дубенцов.

– Будем прибиваться к левому берегу, – проговорил Пахом Степанович. – Мы с тобой, Виктор Иванович, будем орудовать шестами с правого борта, Анна Федоровна – на руль. Гни до отказа влево. Без моей команды ничего не делать.

Без большого труда они подогнали плот к левому берегу. До поворота осталось метров тридцать-сорок. Течение все усиливалось. Вода в заломе гудит, сотрясая воздух.

Кажется, что дрожат даже скалы. Левый берег, под которым идет плот, становится гладким – ни одного выступа, за который можно бы зацепиться. Течение начинает все сильнее оттаскивать плот от берега на фарватер. Шесты едва достают дна.

– Держи-и-и!.. – гремит голос таежника.

Он мрачен и весь напряжен. Метр-другой – и шесты не достают дна. Анюта, закаменевшая у руля, бессильна что-либо сделать. До залома осталось меньше двадцати метров. Расстояние между плотом и левым спасительным берегом быстро увеличивается – плот идет к залому…

– Пахом Степанович! – кричит Дубенцов. – Разрешите мне в воду! Попробую руками провести плот вдоль берега вброд!

– Валяй, паря! Я сам хотел, да ты попроворнее. Прыгай быстренько, я подам тебе шест, попробуешь подтянуть нас.

В один миг Дубенцов очутился у берега. Вода ему чуть выше пояса. Еще одна секунда, и плот уйдет дальше, но Пахом Степанович успел протянуть шест, и Дубенцов крепко вцепился в него. Некоторое время сильное течение тащит плот и самого Дубенцова. Горная вода холодна, как лед. Ноги и все тело Дубенцова дрожат от напряжения. Все отлично понимают: ступи он один шаг от берега, и его поглотит глубина…

Геолог не мог больше стоять на ногах: течение подбивало их. Тогда он лег в воду и одной рукой намертво вцепился в подводный камень, а другой закаменел на конце шеста. Наступила решающая секунда. Дубенцов, кажется, скорее был готов разорваться надвое, нежели выпустить из рук шест, а стало быть и плот.

– Тяни! Тяни, сколько есть сил! – подбадривал его могучий голос Пахома Степановича. – Тяни, наша берет!

И плот действительно подается к берегу. Вот он все ближе, ближе. Течение сносит его, но сила Дубенцова уже преодолела силу воды. Он уже может переступать, находя достаточно устойчивости. Наконец плот у обрыва. Пахом Степанович застремил конец шеста в трещину в каменной стене.

– Ну, силен же ты, паря!.. – одобрительно и возбужденно говорит он. – Каменная прямо рука у тебя!

– Постоим, Пахом Степанович, пусть Виктор отдохнет, – предложила Анюта. – Он, наверно, совсем закоченел, вон какие синие губы…

– Верно, нужно маленько постоять, шест крепко держится в трещине, – согласился таежник. – Залезай, паря, на плот. Замерз?

– Жарко, Пахом Степанович, – отвечал Дубенцов, залезая на плот и дрожа всем телом.

Только теперь Анюта, влюбленно оглядывая друга, заметила, что у Дубенцова не только синие губы, но и бледное лицо, глаза налились кровью и лихорадочно поблескивали. Он некоторое время сидел молча, глядя кудато в пустоту.

– Тебе плохо, Витя? – спросила девушка, склонившись к нему. – На тебе лица нет.

– Очень перепугался, Анюточка. Думал, уже все пропало. Понимаешь, если бы плот попал в эту пучину под заломом, его могло бы легко перевернуть, а вас затянуть под коряги. Я никогда в жизни не испытывал такого леденящего страха…

Он взял ладонь девушки, которую она приложила к его лбу, крепко пожал ее своими цепкими, загрубелыми пальцами. Смуглое, осунувшееся как-то вдруг, его лицо стало румянеть, сделалось свежее.

– Черт бы ее взял, эту Безымянную! – выругался он.

– Нет, теперь уж шабаш! Если благополучно проскочим эту горловину, то так опрометчиво не будем пускаться. Будем просматривать путь в подозрительных местах, по крайней мере, на километр вперед. Это хорошо, что здесь нет водопада, а если бы водопад?.. Ни взад, ни вперед. Вот о чем, наверное, предупреждали нас в письме!

До залома оставалось еще метров десять.

– Багор бы нам, – рассуждал Пахом Степанович, внимательно рассматривая путь. – Вон вверху удобные выступы. Цеплялись бы за них и, глядишь, пробрались бы под этим берегом.

– А давайте мой топорик прикрутим к концу шеста, – предложил Дубенцов. Будете цепляться пяткой, а я буду вдоль берега идти и тащить плот. Авось, не оторвет нас.

– Пожалуй, это верно. Держи-ка плот.

Он передал шест Дубенцову, а сам быстро привязал рукоятку топора к концу другого шеста. Сейчас же таежник и испытал это приспособление. Получилось неплохо.

– Настоящий багор! – воскликнул он весело. – Когда голова есть на плечах, никакое лихо не страшно! Ну, отдохнул, паря? Пошли!

Дубенцов спрыгнул снова в воду и потащил плот вдоль обрыва. Пахом Степанович помогал ему, цепляясь пяткой топорика за выступы камней. До залома оставалось не более пяти метров, когда Дубенцов взмахнул руками и скрылся под водой. Испуганный происшедшим, Пахом Степанович упустил выступ из-под пятки топорика. Плот остался на воле течения. Он уже был на краю заводи, которая медленно кружилась между заломом и обрывом левого берега. В этом месте течение как раз шло от обрыва к фарватеру, ударяющемуся в залом. И когда плот потащило туда, вынырнул Дубенцов.

– Дна нет! – крикнул он.

– Залезай на плот, бери шест! – кричал Пахом Степанович. – Все за шесты! Толкайтесь к залому!

Дубенцов вмиг очутился на плоту, и все разом уперлись шестами в левый берег, направляя плот к залому. В эту минуту лишь Пахом Степанович понимал смысл этого маневра. Плот двинулся поперек заводи, к залому. Но он нацеливался не выше большого водоворота, а ниже, где виднелась боковая стремнина, направляющаяся мимо залома. Попасть на эту стремнину и таким образом миновать большой водоворот и залом – в том был расчет старого таежника.

Боковая стремнина подхватила плот и секунду тащила на залом. Три шеста нацелились в эту сторону, готовясь оттолкнуться от коряг. Но этого уже не потребовалось.

Стремнина понесла плот возле самых коряг, и залом остался позади. Кипящие потоки на самом крутом спаде реки с головокружительной быстротой помчали путников прочь от опасного места.

– Молодцы! – горланил Пахом Степанович, бросаясь к рулю.

Плот теперь шел по спокойному течению, но река снова сделала поворот, и впереди показалась новая цепь перекатов. Среди них виднелись пороги. Долина расступилась, берега реки стали пологими.

Неподалеку от перекатов путники решили пристать к берегу. Пахом Степанович и Дубенцов забрались на ближайший утес, чтобы осмотреться. Цепь перекатов оказалась не длинной, она вся была на виду. Но она изобиловала порогами и камнями, поднимающимися над водой.

– Маленько попыхтеть придется, – сказал Пахом Степанович Дубенцову. – Главное, не наскочить бы на подводный камень или на корягу. У нас, паря, есть веревка.

Мы с Анной Федоровной, однако, пойдем по берегу, а ты будешь командовать на плоту.

Вернувшись к плоту, они укрепили на нем все имущество так, чтобы в случае сильного крена ничего не упало в воду. Пахом Степанович привязал к корме плота длинный шнур, на который в свое время привязывал мерина, и они с Анютой были готовы идти по берегу бечевой. Анюта с тревогой посмотрела на Дубенцова, когда он всходил на плот, вооружившись шестом.

Плот отошел от берега. Течение подхватило его и, как струну, натянуло шнур. Упираясь ногами в сыпучий, отполированный щебень берега, Пахом Степанович и Анюта медленно пошли вперед. Дубенцов проворно орудовал шестом, не давая плоту ни слишком удаляться от берега, ни приближаться к нему.

Начались перекаты. Путники медленно преодолевали их один за другим. Дубенцов ловко лавировал между камнями, подавая команду отпускать или придерживать плот.

Но вот показался первый порог. Геолог лег на плот я крикнул, чтобы дали полную слабину шнуру. Получив свободу, плот ринулся к порогу и, словно пробка, перескочил через него – вода даже не перелилась поверх плота. Этот способ был применен при преодолении и остальных порогов, и вскоре цепь перекатов и порогов осталась позади.

Дальше долина стала, как и прежде, широкой и прямой. Безымянная текла спокойно в просторной пойме.

Путники остановились на обед – все сильно проголодались, борясь всю первую половину дня с опасностями.

Но молодым геологам первая половина дня принесла не только опасности. Дубенцов и Анюта в одно и то же время за обедом заговорили об интересных породах в районе перекатов и особенно у залома, где они видели типичные контактовые роговики, многочисленные дайки аймитов, граниты, какие-то сильно метаморфизованиые эффрузивы.

На совете за обедом было решено использовать вторую половину дня на геологическую рекогносцировку этого района. Тем временем Пахом Степанович решил починить плот, который изрядно порастрепало на порогах.