Текст книги "Бандиты в белых воротничках. Как разворовывали Россию"

Автор книги: Александр Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Цена раскаяния – 2 миллиона долларов

Понимая, насколько проблематично обеспечить возврат «беглых» капиталов, следователи стараются убедить мошенников по доброй воле возместить причиненный ими ущерб. Как ни странно, иногда это удается. Один из любителей фальшивых авизо, который к моменту ареста успел переправить деньги в Сингапур, добровольно – в обмен на изменение ему меры пресечения и под честное слово следователя, что тот будет хлопотать о снижении срока наказания, – вернул 2 миллиона долларов. Деньги проделали сложный маршрут из Сингапура в США, из США на счета московской фирмы, оттуда – на депозитный счет МВД. Характерно, что все эти операции предприниматель организовал, не выходя из камеры.

Больше всего следователи волновались, что суд не примет во внимание добровольную помощь бизнесмена. А такое вполне могло случиться: российское уголовное право не предусматривает так называемую сделку с правосудием – документально оформленный договор между обвинением и обвиняемым, где оговариваются обязательства обеих сторон. По мнению генерала Титарова, с введением у нас этого института возврат денег мог бы значительно упроститься.

К счастью, история с раскаявшимся бизнесменом закончилась благополучно: суд вынес обвинительный приговор, но с отсрочкой исполнения наказания. Однако далеко не все надеются на благородство отечественной Фемиды. Например, расследуя дело Ангелевича (аферы Монтажспецбанка), сыщики получили данные о его заграничных счетах, в частности в Швейцарии. Сделали запрос, – и пришел ответ: счета обнулены. Вероятно, опытный банкир позаботился о том, чтобы в случае форс-мажора доверенные лица имели возможность его деньги обналичить. И сделали это оперативнее, чем правоохранители с их волокитой по утверждению международных запросов о правовой помощи.

Процедура возврата средств могла быть ускорена, если бы в западных странах у МВД были свои представители – офицеры связи. Пока они работают лишь в нескольких российских посольствах: в США, Англии, Бельгии, Болгарии, Польше и на Кипре. В 1998 году офицер связи появился и в Израиле.

Последнее весьма актуально: израильтяне весьма неохотно расстаются с переправленными к ним капиталами. Так, суд Иерусалима признал Григория Лернера виновным в хищении нескольких десятков миллионов долларов из российских банков. Однако, о возврате денег в Россию речь на суде даже не заходила. (Подробнее об этом мы рассказали в главе «Григорий Лернер: жизнь и тюрьма».)

И здесь мы подходим к главной проблеме. Дело в том, что большинство стран, где прячут деньги аферисты, на самом деле вовсе не обязаны отвечать на наши запросы и тем паче возвращать деньги. Потому что с государствами, которые мы в свое время относили к «капиталистическому лагерю», за все годы «либеральных реформ» наши руководители так и не удосужились заключить договора о правовой помощи. А без таких договоров помощь в возврате средств может оказываться только по доброй воле и за какие-то ответные услуги. А может и не оказываться.

Генерал Титаров считает, что чем быстрее мы заключим такие двухсторонние соглашения, чем детальнее в них будет прописан механизм возврата денег, чем полнее в нем будут учтены интересы потерпевшей стороны (например, может быть включен пункт, что судебные издержки не должны покрываться за счет потерпевших), тем быстрее будет запущен механизм реального возврата «беглых» капиталов.

Парадокс еще и в том, что гораздо легче отыскать где-нибудь на Сейшелах похищенные у нас деньги, чем найти в России ответственных за их возврат. Казалось бы, – коль скоро возврат происходит по решению суда, именно он должен контролировать исполнение. Это было бы, кстати, более понятно иностранцам. Но в реальности у наших судов нет даже средств для перевода многостраничного приговора на язык той страны, куда он должен пересылаться. В итоге судьбу похищенных средств приходится отслеживать все тем же милицейским следователям, – если, конечно, у них хватает на это сил и времени.

С другой стороны, в Генпрокуратуре есть Международно-правовое управление, отвечающее за внешние сношения. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что оно ведает исключительно выдачей преступников и денег из России. Экстрадицию в обратном направлении курируют сразу три подразделения Следственного управления Генпрокуратуры. Но их специалисты только помогают готовить необходимые документы, – а вовсе не отвечают за возврат средств.

Но, похоже, эта ведомственная разобщенность никого не волнует. Наши политики лишь на словах проявляют интерес к сообщениям о незаконно вывезенных и оказавшихся на заграничных счетах миллиардах долларов. На деле же российские власти предпочитают вести переговоры не о взаимной правовой помощи, а об односторонних финансовых инъекциях.

Счета предержащие

Исключение, ставшее правилом

Как известно, понятие коррупция произошло от латинского слова corruptio (подкуп) и означает преступление, заключающееся в прямом использовании должностным лицом прав, связанных с его должностью, в целях личного обогащения. В энциклопедическом словаре, дающем такое толкование, речь идет о каком-то одном, конкретном преступлении. При более широкой трактовке этого слова говорят о явлении, о недуге, в той или иной степени поразившем бюрократические элиты всех стран и наций. Но в любом случае речь идет о некоем позорном отклонении от нормы, о чем-то таком, что существует наряду со здоровым, нормальным, естественным. Об исключении из правил.

Не то в России. Здесь коррупция не разъедает государственную систему, а, скорее, является сутью этой системы. Здесь коррупция не альтернатива – но основа основ, не опухоль на теле – но само тело, не препятствие на пути общественного развития – но само средство производства. Точно так же, как российская армия не может существовать без дедовщины, – поскольку дедовщина является тем китом, на котором наша армия стоит, необходимым условием ее существования, – так и государственная система нашей страны немыслима без того, что на Западе называют коррупцией. Шестеренки отечественной экономики вертятся исключительно за счет бесконечных «смазок» – открытия ответственным людям заграничных счетов, строительства особняков, приобретения роскошных лимузинов…

Нет, здесь не отдельные случаи подкупа, не круговая порука нескольких взяточников, – но прочно выстроенная система перераспределения материальных ресурсов страны. Система, при которой параллельно существуют два равновеликих финансовых потока: один – направленный на удовлетворение неограниченных потребностей бюрократической прослойки, другой – на нужды всего остального населения. Первый поток – шумный и полноводный, второй – постоянно находится на гране пересыхания. Возможно, его и вовсе бы перекрыли за ненадобностью, и все вокруг окончательно превратилось бы в пустыню, – однако мудрая часть обитателей оазисов понимает, что по целому ряду причин этого делать нельзя. Забастовки, голодовки, журналистские разоблачения – все это, конечно, мешает жителям оазисов окончательно расслабиться, заставляет идти на маленькие жертвы.

Иногда эти жертвы минимальны. Иногда и вовсе близки к нулю. Если пресловутые потоки рассматривать как совокупность большого числа бюджетных ручейков, то некоторые все-таки поддерживают в каком-то более-менее приличном состоянии (например, выплаты пенсий), но многие откровенно и беззастенчиво перекрывают. Например, строительство жилья за госсчет. По поводу адресатов бесплатной раздачи квартир ни у кого никаких сомнений нет – независимо от того, что именно записано в законе о бюджете.

Жилье для новых русских чиновников

Документы, о которых пойдет речь, принес мне один уволенный сотрудник Центробанка. То, что вытекало из этих бумаг, было настолько поразительным, настолько не вписывалось в мои тогдашние представления о технологиях бюджетного финансирования, что сперва я отнесся к ним, мягко говоря, с подозрением. Решил перепроверить, получить комментарии у специалистов. В двух экземплярах отксерил всю эту папочку и отнес в две солидные инстанции – в думский комитет по бюджету и в Счетную палату, к аудитору, контролирующему деятельность Центробанка. Потом потянулись бесконечные недели моего ожидания.

Я педантично в условленный день звонил к депутату и аудитору, и всякий раз их секретари отвечали: «на совещании», «заняты», «обедают», «позвоните завтра». Потом депутат, – а это была Оксана Дмитриева, представительница уважаемого мною «Яблока», – стала чиновницей, перешла на работу в правительство. А ответственная сотрудница Счетной палаты ушла в декретный отпуск.

После этого мне оставалось довериться только результатам самостоятельного расследования. Единственным плюсом было то, что речь шла не о каких-то заморских счетах, но о вполне конкретном, кирпичном, многоэтажном воплощении того, что мы назвали особым, специфическим для России, перераспределением материальных ресурсов страны…

По закону строительство жилья за счет государства может вестись исключительно в рамках федеральной программы «Жилище». Это означает, что бесплатное или субсидируемое жилье должны получать ликвидаторы чернобыльской аварии, беженцы, северяне, переезжающие «на материк», военные и милиционеры (работающие и уволенные в запас). Возведение какого-либо иного жилья федеральный бюджет не предусматривает. Оговаривается, правда, что капвложения могут также производиться по указам и правительственным постановлениям – но в порядке исключения.

В реальности на выполнение программы «Жилище» денег практически не выделяется. «Финансирование – нулевое, – сообщил мне в сентябре 1998 года глава думского комитета по проблемам Севера Борис Мисник. – В этом году по закону о бюджете на строительство жилья для северян и жилищные субсидии должны были выделить около 1,3 миллиарда рублей. Не выделили ни рубля. В том году – около 1 триллиона (старыми). Дали только 150 миллиардов – и то не живыми деньгами, а зачетами и векселями».

Между тем жилые дома за счет госказны активно строятся. В основном в Москве, в ее Юго-Западном округе (там, говорят, чище воздух). На Мичуринском и Балаклавском проспектах, на улицах Удальцова и Гарибальди. Строят, как правило, иностранцы, и за валюту (то есть для наших граждан дополнительные рабочие места не создаются). Ультрасовременные 20–24-этажные здания, с квартирами улучшенной планировки; однокомнатные – 80 кв. м, двухкомнатные – 100 кв. м и т. д.

Здесь не справят новоселье ни офицеры, ни северяне. Ведомственная принадлежность тех, кто получит (или уже получил) вожделенные ордера, известна. Это сотрудники Управделами президента, аппарата правительства, Минэкономики, Миннаца, Госкомстата.

Ничего подобного в бюджете не предусмотрено. То есть заложенного в закон о бюджете финансирования нет вовсе, и наоборот – те деньги, о которых законодатели не договаривались, – проливаются золотым дождем. Как же это технически осуществимо?

Вся хитрость в том, что обеспечивать и контролировать прохождение денег на бюджетное жилье должно одно ведомство, а занималось этим до последнего времени совсем другое.

Еще с 1992 года все платежи должны были идти через Федеральное казначейство, однако по каким-то причинам в течение пяти лет оно не могло вступить в свои законные права. Его функции взяло на себя подразделение Центробанка под названием «Отдел долгосрочного кредитования инвестиционной деятельности».

Как пояснили мне знающие люди в ЦБ, именно в этот отдел стекались все бумаги из Минфина и Минэкономики с предписаниями выделить деньги на тот или иной объект. Визировать эти документы сотрудники отдела должны были, лишь удостоверившись, что все законно: финансирование идет в рамках программы «Жилище», в соответствии с текущим бюджетом, после согласования с заинтересованным ведомством. Но, во-первых, четкого алгоритма проверки не было. Во-вторых, значительная часть предписаний не имела ничего общего с программой «Жилище», а указанные в них суммы явно не укладывались в лимиты, заложенные в бюджет. «Внепрограммная часть», «сверхлимиты» – такими странными терминами пестрели письма руководителей Минэкономики (Евгения Ясина, Якова Уринсона и их замов) и прикрепленные к ним платежки из Минфина.

Кое-где делались ссылки на указы и постановления, – но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что в них ничего о жилье не говорилось или документов с такими выходными данными вообще не существует.

«Нет денег», – из месяца в месяц отвечали ликвидаторам и северянам. Одновременно с этим 215 миллиардов рублей выделялось для нужд Управделами президента (сперва говорилось, что для реконструкции Кремля, потом оказалось – для строительства жилья); 12 миллиардов – самому Минфину для покупки квартир на Мичуринском проспекте; 2,5 миллиарда – на закупку трех квартир для Миннаца, Минэкономики и Госкомстата; 4,5 миллиарда – Управделами президента «для расчистки плеса» в Завидове; 19 миллиардов – Миннацу и Минэкономики для начала строительства дома по Балаклавскому, 18; 20 миллиардов – аппарату правительства на дом по Удальцова, 3 (с очень смешной формулировкой «на начало строительства и проектно-сметную документацию», – но если нет еще ни проекта, ни сметы, то как можно выделять деньги на «начало строительства»?). Все это – только небольшая выборка за несколько месяцев 1995–1996 годов из пачки документов, которые волею судеб оказались в верхнем ящике моего стола.

Все операции проводились через «нужные» фирмы. Характерный пример – строительство дома по Балаклавскому проспекту, сметной стоимостью около 15 миллионов долларов. Перед тем как отправить деньги финской строительной фирме, их прокрутили через банк «Стратегия». Небольшое финансовое учреждение, известное только тем, что его возглавлял брат Якова Уринсона.

Сотрудники отдела долгосрочного кредитования понимали, что предписания выделить средства на жилье для чиновников – абсолютно незаконны. Но послушно ставили свои визы (за этим зорко следила бессменная начальница отдела Лариса Нешина). Отказ означал как минимум потерю премий и всевозможных пособий, достигавших нескольких тысяч долларов. Кроме того, на работу в этот отдел брали в основном немосквичей, обещая помочь с жильем. Впрочем, одна из сотрудниц пыталась сопротивляться и отправила несколько докладных руководству, в том числе Сергею Дубинину. Она писала, что ее отдел по сути превратился в карманный банк для обитателей «Белого дома». Реакции не последовало.

И все же компетентные органы узнали об этих странных операциях. По поручению Генпрокуратуры проверкой оперативных данных о незаконном строительстве занялись борцы с экономическими преступлениями МВД России. Однако до возбуждения уголовного дела не дошло.

Как уже говорилось, автор поначалу отнесся к этим документам с определенной долей скепсиса. Для проверки информации было решено выехать на объекты – увидеть все собственными глазами. И запечатлеть на фото. Долго мы с фотокорреспондентом плутали по московскому юго-западу – и никак не могли отыскать обозначенные в бумагах адреса. Оказывается, все дело было в хитрой чиновничьей кодификации. В документах обозначался так называемый технический адрес – реально не существующий. Для чего нужна была подобная конспирация, понять мне так и не удалось. Но здания, о которых шла речь, были видны издалека: эти ультрасовременные громадины резко отличались от окружающих построек. Стандартные коробки-девятиэтажки казались утлыми лачугами по сравнению с чиновничьими башнями.

Но больше всего меня поразило другое. Эти новостройки я посетил в самый разгар августовского-сентябрьского кризиса. Казалось, вся страна в параличе, все счета зависли, валюты нет, рублей нет, заводы и фабрики окончательно встали – и вот-вот остановится метро. А здесь, в этих странных уголках Москвы, ничего подобного не ощущалось. Наоборот, возведение многоэтажек шло полным ходом, можно сказать, рекордными темпами. Никакого кризиса, никакого простоя, никакого долларового дефицита.

Здесь все может окончательно развалиться, остановиться, уйти в небытие. Но их ручейки никогда не пересохнут, их оазисы никогда не растворятся в пустыне.

Мы поименно вспомним всех…

Когда лидер думской фракции «Яблоко» Григорий Явлинский обмолвился о том, что высшие эшелоны российской власти поражены коррупцией и что министерские портфели стали объектами купли-продажи, он сказал, по большому счету, банальность. Никакой Америки он не открыл. Тем удивительнее был невероятный скандал, разразившийся после его даже не заявления, а замечания. Все члены правительства дружно обиделись. Многие политики выступили с контрзаявлениями. «Что вы имеете в виду, г-н Явлинский? Назовите конкретные фамилии!»

Требование было бессмысленным, но провокационным. Бессмысленным – потому что разоблачать и поименно перечислять коррупционеров должны не лидеры депутатских фракций, а руководители правоохранительных органов. Но тот факт, что они этого не делают, – тот факт, что по сути ни один из министров федерального уровня не предстал перед судом, – вовсе не означает, что там, наверху, все чисто и нет ни хищений, ни махинаций, ни лихоимства.

С другой стороны, стоило Явлинскому назвать конкретные фамилии, как уже на него подали бы в суд, – а то и привлекли бы к уголовной ответственности за клевету. Раз суда над самыми высокопоставленными коррупционерами нет, таковыми их считать нельзя, а называть вслух их имена – просто опасно. Замкнутый круг?

Явлинский все-таки нашел выход. Не он, но его соратники направили в правительство депутатский запрос, в котором все известные им факты, намекающие на коррумпированность членов правительства (только действующих членов – о бывших уже не говорили), были изложены в форме вопросов. То есть никто ничего не утверждал, – а просто спрашивал. Сразу после такого хитроумного приема все разговоры о популизме Явлинского стихли. Что касается ответов, то на них никто особенно и не рассчитывал. Действительно, ничего вразумительного «яблочникам» не ответили. Но пообещали разобраться. Разбираются до сих пор.

«Список Явлинского», вероятно, войдет в историю как одна из редких и отчаянных попыток сказать о коррупции в стране, где ее «не замечают» не потому, что ее нет, – но потому, что она повсюду и во всем. Лицом к лицу лица не увидать.

Мы решили составить свой список, более расширенный. Вспомнить не только членов правительства Примакова, – но высокопоставленных чиновников из всех российских правительств, начиная от Силаева и Гайдара.

Здесь необходимо сказать несколько слов о принципах подбора – точнее, выбора имен и фактов. Понятно, что о российской коррупции можно говорить бесконечно, можно рассматривать ее вдоль и поперек, по вертикали – то есть во всех 89 субъектах Федерации – и по горизонтали: начиная от РЭУ и муниципалитета – и заканчивая аппаратом президента. Мы будем рассматривать только самый верхний слой и только в пределах Садового кольца.

Мы ограничили сферу своего интереса только первой – исполнительной ветвью власти. Нас интересуют только высокопоставленные члены правительства – вице-премьеры, министры, заместители министров, помощники министров – и приравненные к ним высокопоставленные сотрудники президентской администрации. Все они приводятся с теми должностями, в которых они трудились в зените своей карьеры, – хотя сейчас следовало бы писать их должности с приставкой «экс».

В нашем списке нет имен президента и председателей правительства – не потому, что в печати было мало фактов об их нечистоплотности, об их сомнительных приказах и распоряжениях, – но потому, что они отвечают за деятельность всех своих подчиненных. То есть все сведения, портящие репутацию высокопоставленных чиновников, автоматически портят репутацию глав государства и правительства.

В списке нет имен Анатолия Чубайса и его соратников из Мингосимущества – жизни и творчеству этих замечательных деятелей посвящена в данной книге отдельная глава. Как и высокопоставленным сотрудникам так называемых силовых структур. Нет и Министерства обороны – о генералах, их счетах и дачах, я уверен, еще будет написана не одна книга. К настоящему же моменту уголовные и судебные процессы над людьми в лампасах еще в самом разгаре.

Среди «подозрительных», портящих репутацию чиновника сведений в данном случае отобраны только те, что наиболее доказательны, или те, что в свое время послужили основанием для возбуждения уголовного дела, а в отдельных случаях – и для ареста чиновника. Как уже говорилось, ни в одном из перечисленных эпизодов дело до суда не дошло, – а если и дошло, то на скамье подсудимых всякий раз оказывались более мелкие сошки.

Наконец, мы бы попросили обратить особое внимание на безглагольную форму изложения этих фактов и сведений. Мы не беремся утверждать, что чиновник совершил нечто аморальное или предосудительное. Мы говорим лишь о том, что была в его жизни некая темная, странная история, бросившая тень на его репутацию. Пропала из госказны очередная порция бюджетных средств. А кто прежде всего виноват и каким должно быть наказание – это уже вопрос органов правоохраны.

Итак, предлагаем ознакомиться со следующим списком.