Текст книги "Хуторянин (СИ)"

Автор книги: Александр Извозчиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

–Цыц, почтенненький,—оценив недовольную-обиженную рожу травницы Дедал решил что пора и норов показать,—у жены под юбкой шустрить будешь. А денежку свою, что обронил случайно, подбери, вдруг потеряется.

Приказчик опешил. Охотник в крепкой, но простой и без украшений одежде вовсе не походил на богатых горожан лебезить перед которыми он привык. Пожалуй, заговори входная дверь в лавке, удивления было бы много меньше. Охотник, между тем, не торопясь аккуратно собирал с прилавка баночки и свертки с травами. Опамятовав, помощник знахарь заговорил. И первые же два слова оказались довольно заковыристые.

–Рот закрой, болезный, кишки застудишь. Это здесь тебе в задницу дуют. А я, по дремучести, могу за обидные слова и ряшку перекроить. По мне, цена тебе грош ломаный, потому как вольного охотника от грязной землеройки отличить не сумел. Живот надувать, да губы топорщить перед местными будешь. И бабушку не обижай, сам-то в лес ходил ли? А то волки любят таких мяконьких да жирных… Смотри, мне окрестные деревни обежать не трудно. Придётся потом твоему хозяину собственным дерьмо болячки почтенным да высокопочтенным лечить.

Приказчика, наконец-то, прорвало и он заорал. Потом, не прерывая вокального прессинга, ухватил стоящий за  спиной дубиноподобный посох и вытянувшись на цыпочках замахнулся на наглеца. Увы, потолок в лавке подобное не стерпел. Навершие посоха врезалось в потолочную балку и тяжеленную гладко полированную палку вывернуло из рук, да так, что второй конец врезался в далеко выпяченный подбородок. Не ожидавший этакой нескладушки воитель от целительства хрюкнул и перевалившись через прилавок и шлёпнулся на пол, поднимая клубы пыли. Крик словно обрезало. Прочихавшись от сыплющихся с потолка пыли и мусора Дедал расслышал доносившиеся с пола жалобные подвывания.

–Браво, уважаемый, не знаю, как эта милая старушка лечит, но болящие в её присутствии размножаются шустрее тараканов на грязной поварне,—хорошо одетый невысокий человечек отошёл от входной двери и обогнув перепуганную травницу и, доброжелательно улыбаясь, приблизился к охотнику.

–Купец второй гильдии Зиггер,—он церемонно поклонился охотнику и улыбнулся растерянной травнице.

–Дедал, вольный охотник,—Дедал бросил цепкий взгляд на неожиданного зрителя, но тут же склонился в почтительном поклоне. Купец мог и не представляться. Охотник узнал его сразу и тут же похвалил себя за предусмотрительность. Летом рассекая с подношениями по городу он так и не смог лично добраться до одного из богатейших купчин города, но великолепную медвежью шкуру в знак уважения послал. Хоть и пришлось почти задарма продать всяким нужным аж три оленьих. Не зря значит напомнил вчера о себе кой кому чисто по дружески… А может и трактирщик подсуетился… Такие как Эиггер по лекарским магазинам сами не ходят. Даже по самым престижным…

–Насколько вас пытался обмануть этот баран?

Вопрос прозвучал вполне доброжелательно, Дедал уловил явное злорадство в голосе и, решившись, незаметно пихнул растерявшуюся спутницу в бок.

–Снадобья не меньше тридцати серебряных стоят, а по совести, да с лечением, можно и золотой просить…

–Не части, бабушка, пять гривеней деньги не малые, а тридцать серебряных ты и в деревне без долгих поездок выручишь,—перебил ее Зиггер,—вот тебе тело болящее. Сможешь помочь? А он тебе заплатит по городским ценам. А потом я уж уговорю высокопочтенного хозяина этого тела проверить ваш товар и дать за него правильную цену.

Травница быстро закивала, а вот охотник продолжал смотреть на доброхота с оценивающим прищуром. Купец второй гильдии время свое просто так тратить не будет, но и мухлевать по мелочам, словно приказчик из грязной лавчонки, ему не с руки. Но… требовался поступок. И он решился. Короткий подшаг, резкий удар ногой и приказчик взвыл, очнувшись от дикой боли в сломанной ноге. Зиггер выказал крайнее удивление, но промолчал, лишь вопрошающе уставился на охотника. И Дедал понятливо зачастил:

–Прошу прощения, высокопочтенный Зиггер, оступился по неловкости посреди этого развала. Так помочь спешил, что чуть собственных ног не лишился. Ну да Богиня с ним, вижу теперь, что не помрёт. Да и не мрут такие, прости меня, Богиня, Этот хухрик столь рьяно пытался оградить своего хозяина от общения с известной тому травницей, что был готов заплатить полновесный серебряный рент за товар в котором ни уха ни рыла. Сколько же он торгует себе в карман сбывая товар мимо хозяина? Ну да за ради Богини поможем. Люди ж мы, не звери. Заодно и тушкой для настоящей проверки побудет,—охотник порылся в стоящей на прилавке сумке и вытащил еще один горшочек,—от сердца отрываю. Этим бабушка брата моего родного на ноги поставила. Хорошее снадобье, дорогое, да быстрое и о-о-очень сильное. Но, за ради пробы, уступлю по цене обычного.

И покивав понимающему взгляду собеседника, закончил:

–У нас очень хорошая травница, высокопочтенный Зиггер, она даже мне, тупому охотнику,—улыбнулся в ответ на понимающий смешок собеседника,—смогла объяснить, что знать где, когда и какие травки да все прочее самое нужное и редкое искать, дорогого стоит. А уж как всё это в дело по уму пустить, чтоб самое-самое получилось… То, что для самых важных людей. Потому как мало его завсегда. А где ж деревенской бабке таких людей знать…

Дедал.Примерно 2981 год от явления Богини.

Оставлять хитрую бабку одну Дедал не решился и задержался в Рейнске почти на неделю, пока изувеченная нога приказчика не стала лучше прежней. Высокопочтенный Зиггер и вправду оказался богатым купцом и далеко не последним жителем столицы вольного пограничного края. После выздоровления приказчика высокопочтенный главный городской лекарь до встречи с грязным охотником и тупой деревенской лекаркой-шарлатанкой не снизошел, хоть и жалобу за нападение подавать не стал. И дела закупочные повел с ровней—высокопочтенным Зиггером. Дедал не возражал потому, как платил купец щедро, не гневил Богиню. Охотник подозревал, что в их договоре честолюбивого купца интересовали интересовали совсем не деньги, но глубоко Дедал не полез, ему и без городского гадючника вполне хватало жизненных сложностей. Старая карга оказалась права, ее снадобья рвали с руками. Небольшие кожаные кошельки с серебром весили куда больше маленьких глиняных горшочков с драгоценными мазями и эликсирами. Но и охотник не ошибся. Бабка так и осталась никем. Зиггер признал только Дедала. Впрочем, знахарке за ее травяные сборы, эликсиры и снадобья теперь перепадало намного больше. А уж самые сильные зелья Дедал и вправду отсыпал золото. Да и в Рейнск ее товар уже не дважды в год попадал, а куда как чаще и в большем количестве.

В родной деревне сена, зерна и прочей сельхозвалюты, что несли травнице за лечение, хватало и ей, и Дедалу с семьей. Охотник не отказывался от продуктов, производя частичную мясо-молочную конвертацию. Покупать у деревенских за деньги он не желал. Покупал на ярмарке запас хлеба на чёрный день, но и без того на двоих вполне хватало. Ещё и бабку со своего огорода подкармливал. Лизка так и жила рабыней у знахарки. Позлобствовав в вволю, та действительно принялась девку учить. Дедал только посмеивался, но следил за учением жёстко хоть и не мешал жене подкармливать дитятко.

Дедал.Примерно 2983 год от явления Богини.

Через два года Лизка от непосильного труда и прочих мерзостей рабского существования начала округляться и набирать красоту и предаваться девичьим томлениям. Несколько раз тишком убегала на деревенские посиделки, пока не сцепилась из-за очередного прыщавого кавалера с двоюродными сестрицами. Разобиженные девки мигом нажаловались на наглую рабыню мамке, а та с утреца высказала ненавистной сношеннице всё, что думала об их непутёвой семейке. Мамаша ринулась вырывать волосья старой карге, но ни старой, ни малой в усадьбе не оказалось. К ужину, когда они вернулись из леса, накал страстей поутих и обошлось без рукоприкладства.

Заперев за мамашей калитку, бабка постояла что-то прикидывая, потом повернулась к понурой девке:

–Шагай на конюшню, животное.

Та молча повернулась и побрела развязывая на ходу платье. Обычно старуха звала её по имени но наказывая звала только так. В конюшне, в которой давным давно кроме старой клячи жили две коровы, десяток овец, а в самом углу хрюкали два подсвинка, было уже темно и вошедшая травница далеко не сразу рассмотрела притулившуюся в углу голую девку. Слёзы не разжалобили, скорее рассердили ещё сильнее. Бабка с каким-то остервенением и руку совсем не сдерживала. Уже после пятого удара в голове все плыло и мешалось, а вскоре темнота конюшни и вовсе сменилась полной тьмой…

Очнулась уже поздним утром. Спина, ноги, задница саднили и взрывались болью от каждого неловкого движения. Попыталась подняться и услышала звон… Так и просидела на цепи седмицу, пока истерзанное тело оживало. Обихаживала скотину. Из конюшни выходила только на цепи и под надзором за водой и варевом для скота да выволакивала на волокуше из старой облезлой шкуры навоз до компостной ямы. Старуха не обращала на рабыню внимания, лишь пнула, когда та сразу после порки попыталась заговорить.

А потом Лиза увидела только что вернувшегося с охоты отца…

–Ну что? Понравилось в хлеву жить, да из общего с подсвинками корыта жрать?—помолчал. Не дождавшись иного, кроме отчаянного мотания головой, ответа понимающе хмыкнул:

–Можешь говорить как человек, животное. И рожу подними. Глаза твои бесстыжие видеть хочу.

Стоящая на коленях Лиза несмело подняла лицо:

–Я всё поняла…—запнулась, помедлила и решительно закончила,—отец.

–Хм. Так таки всё и всего-то за седмицу?!

–Да, отец,—второй раз почти забытое слово далось легче.

–Ладно. Через два часа вернусь, чтоб конюшня блестела. И сама до скрипа вымойся.

–Спасибо, отец.

–Рано благодаришь. Вот когда я тебе шкуру плетью до мяса спущу, чтоб навсегда запомнила то, что сейчас поняла, тогда и спасибкать будешь.

После первой в своей жизни порки плетью девка отходила более седмицы. Могла бы и раньше оправиться, но злобная бабка через день мучила её едкими мазями, от который путались мысли и нещадно пекло не только спину, но и всё тело…

В очередное утро вынырнула из ставшего привычным полусна-полубезпамятства от того, что травница безжалостно мяла и щипала спину. Сквозь сонную пелену расслышала насмешливый голос Дедала.

–Ну вот, а то разахалось, что снадобье самое новейшее, самое лучшейшее, а испытать не на ком…

–Я там пару хороших эликсиров собрала кости сращивать…

–Язвишь, старая. Зря, припрёт, так и кости сломаю. Но пока и без неё найдётся кому…

Когда щипки прекратились, Лиза незаметно для себя провалилась в забытьё и голоса растворились. Уже перед обедом её грубо растолкала травница.

–Остаёшься, Лизка, вместо меня. Я с Дедалом уйду на седмицу аль поболее. Наших деревенских пользуй, но с осторожностью, а к дальним не лезь. Не сдохнут, чай, до моего возвращения, а и сдохнут, беда не великая.

Пока сползала с кровати, да осторожно умывалась над стоящей на лавке широкой кадушкой донёсся хлопок входной двери. Внезапно правую руку словно ударило чем. Постояла приходя в себя и набираясь смелости. Потом осторожно, едва касаясь тела вновь провела ладонью по гладкой словно у малого ребёнка коже спины и заливаясь слезами грохнулась на пол.

Отсутствие ставшего за последние годы привычным ошейника обнаружила уже после обеда…

Дедал.Примерно 2985 год от явления Богини.

Вскоре после памятной порки Лиза уже вовсю пользовала всё окрестное население. Несмотря на молодость к ней обращались охотнее. Святоши деревенских травниц и знахарок не жаловали, но это была своя, здешняя. Выросшая на глазах. Ей просто по деревенски тупо верили. За пару лет девка действительно научилась лечить. Недуги просто нюхом чуяла. Бабкины снадобья применяла лучше её самой. Дедал не на шутку опасался бабьей грызни, но старая грымза неожиданно чуть ли не на два месяца уехала в небольшую деревню прижившуюся в Дальнем Лесу. Вернулась довольная и загадочно улыбаясь утащила охотника в мойню и гордо выложила на лавку небольшой фиал.

–Вот за это высокопочтенный Зиггер выложит не меньше ста гривеней. За сколько его продаст главный городской лекарь я даже боюсь подумать.

–Чегой-то ты раздухарилась, как бы плакать не пришлось. Тебя там уже и не вспомнит никто, а вспомнит, так хрен найдёт. Моя же тушка у них всегда на глазах. А потому сначала меня убеди, а золото потом считать будем.

–Убедить говоришь…—бабка внезапно тряхнула головой одновременно сдёргивая с неё плотный старушечий платок… Густейшая грива иссиня чёрных волос с завораживающим шелестом развернулась и диковинным плащом укрыла смеющуюся женщину до пояса.

–…?!

–Эликсир на крови оборотня,—сквозь нарочитое безразличие слышалось нешуточное ликование.

–Истинного?!

–Истинных больше не нет. Если они хоть когда-то существовали. Я двадцать лет  искала состав нейтрализующий проклятие крови оборотня-полукровки. Пока это лучшее. Им нельзя увлекаться, но в нужных дозах эликсир серьёзно задерживает старение всего организма и вылечивает всякие мелочи вроде старческой близорукости, глухоты, ну и, специально для нас горемычных, полностью омолаживает волосы, ногти и… зубы.

Дедал только и мог, что хмыкать и восхищённо мотать головой. Внезапно он резко скользнул широченной ладонью вдоль морщинистой шеи знахарки и одним привычным движением накрутил на неё волосы заставив бабу запрокинуть голову. Затем медленно, нарочито причиняя довольно сильную боль, медленно подтянул к себе волосы вместе с закусившей верхнюю губу хозяйкой. Хищно ощерившись, зарылся носом в неимоверной чёрной роскоши и глубоко втянул в себя воздух… Замер на долгую сотню ударов сердца. И лишь потом неохотно отстранился не выпуская сладостную добычу. Женщина едва слышно застонала.

–Сколько фиалов я должен влить в твою пасть, чтоб отодрать как последнюю шлюху в этой самой мойне?! Даже если ты после этого сразу же сдохнешь!

Женщина осторожно потёрлась затылком о мужскую ладонь, потом резко погрустнев, осторожно высвободила шёлковую роскошь.

–Увы. Эликсир не может повернуть годы вспять, но…—улыбка стала несколько жалкой,—он очень сильно замедляет старение. Этот фиал на три-четыре года… В зависимости от состояния пациента. Больше нельзя, кровь полукровки опасна, при слишком большой концентрации проклятие не удержать и тогда смерть покажется даром богини.

Она помолчала, потом быстрым привычным движением спрятала волосы.

–Уговор, покупателям скажешь, что эликсир на крови истинного оборотня. Святоши не распознают. Да никто не распознает. Даже я. И тайну изготовления эликсира я не открою даже тебе. Скажу только одно, но зато самое сложное и опасное. Для изготовления десяти-двенадцати фиалов необходим сильный здоровый мужик от двадцати до тридцати пяти лет, а лучше… баба.

–Девственница?!

Знахарка насмешливо помотала головой.

–Нет, но здоровая и лучше из тех, которых хочется отодрать… Зато хранить фиал можно десятки лет. Нужна только темнота.

Больше травница в деревню не приезжала…

В глубь Дальнего Леса Дедал заезжал редко, обычно на день пути. На одной из знакомых полянок, в одном из десятка оговоренных заранее тайников забирал снадобья, оставлял мешочки с монетами. Раз пятнадцать отвозил в маленькую сторожку людей. Там же, ясным летним днём пришпилил арбалетным болтом к почерневшей бревенчатой стене любопытного соседушку. А нечего по чужим захоронкам лазить, да сдуру с вооруженным боевым арбалетом охотником в "кто скорее" играть. А запрет на боевые арбалеты, он для дурных землероек. Хороший охотник лук-однодеревку лишь для виду таскает. Это игрушка только на птицу и кроликов годится. В лесном схроне у серьезного добытчика по тяжелому зверю всегда боевой арбалет найдется, а то и пара. Бил навскидку, но с умом. Тяжёлая железка практически отрубила придурку правую руку. Пришлось перетягивать его верёвкой-опояской. Это был единственный раз когда вместе с нежданно увеличившейся посылкой оставил письмо с уверением полнейшей безопасности.

Вернувшись с охоты, Дедал ночь отдохнул, а днем, после завтрака, навестил вдову. Мелочь ейную из избы выгнал, уселся по-хозяйски на самую широкую лавку и бросил к ногам обмершей от дурных предчувствий бабы мужнин сапог. Легкий тычок и баба, раззявившая для горестного крика рот, лишь беззвучно дергает грудью, пытаясь втянуть внезапно затвердевший воздух. Дедал зло смотрел на жадную, тупую курицу, угробившую собственного мужа. Он то только нажал на спуск хорошо отлаженного орудия смерти. Направил его на  вора-подглядчика и привычно вдавил скобу.

Эта тупая грязная скотина полгода кормилась с его рук вместе со спиногрызами и мужем-неумехой, деревенским посмешищем. Зимой эта придумка показалась Дедалу хорошей. Курица сама не летает, а баба без надзору не живет, да еще и на сносях, не дело, когда хозяйство неделями без мужского пригляда на плечиках четырнадцатилетней девчонки. Старшенького просить, что козла в огород пускать без привязи, итак норовит каждый чужой медяк сосчитать.

Он тогда также, только с охоты пришел. Обмылся, кружечку пива пригубил, отдохнул… Сейчас бы… да что с бабы толку, когда пузо на самый нос лезет. Вздохнул и пошел до недавно заглянувшей в старую усадьбу травницы, поспрошать, что нужно да мясца свежего отнести, Лизка потом, как разделает, сбегает—договорятся, но свежак—дело такое. Там и встретил эту суку стоялую, все лыталась, на бедность травнице жалилась, детишек просила в долг полечить. А чем отдавать, коль в хлеву окромя голодной коровы даже сена нет… Хитрая бабка увидела охотника, захлопотала, забегала. Мясо с поклоном приняла, деньги деньгами, а внимание лестно. Подмигнула смутившейся бабе, да захлопотала на кухне, свежатина ждать не будет. Дедал и чухнуть не успел, как уже сидел в полной тёплой воды невысокой но огромной, сам мастерил, кадушке, а соседка хлопотала вокруг ласково да нежно  натирая его усталое тело мягкой тряпичной мочалкой, да старательно прижималась демонстрируя свои голые прелести. "Отстрелявшись", там же, в мойне и обговорил все.

Сосед на чужом дворе появлялся лишь в отсутствие хозяина, баба тоже не сверкала лишнего, основные обязательства в отличие от дополнительных выполняла тишком в "опробованной" уже мойне. Трудилась старательно, с огоньком. Дедал не раз ловил ее, ждущий чего-то взгляд, но новизна свежей бабы давно прошла, жена благополучно разродилась пацанчиком. Супруга дурой не было, да и не скрывался Дедал от домашних особо. Сразу после родов сунулась в мужнину постель, но мимо. Дедал в городе понаслушался что да как. Поревела, поскандалила, огребла вожжами на конюшне, дождавшись очередного приезда травницы пожалилась… и заткнулась. Хитрая, много пожившая, старуха быстро образумила и напомнила, что мужа умная баба домом да лаской держит.

–Так, значится, решила, сука стоялая.

Едва отдышавшаяся баба упала на колени и зажав ладонями рот, со страхом, уставилась на мужика.

–Вечером в усадьбе жду… на конюшню, поговорим, как ты дальше жить будешь…

Пришла, хватило мозгов. Послушно разделась, улеглась. Вожжами отходил от души, отлил холодной водой, поставил на колени и принялся вдалбливать то, что напридумывал за день.

Через неделю мужики, что рубили лес на новой делянке, нашли у маленького ручейка разбросанные мелкие кости, да разодранные волками сапоги. Дело житейское, кому какая судьба лишь Богине ведомо, но ей угодно милосердие, не простит, коль пропадет семья без кормильца. Обычно таких бедолаг, если нет близких родственников, решением деревенского общества отдавали "под пригляд" справным хозяевам до вступления старшего мальчика в семье в возраст мужчины. Желающих поиметь на халяву какое никакое хозяйство и бесплатных батраков в придачу хватало, особенно если еще и земелька имеется, а мальчишечка и помереть случайно может. Со старостой сладили. Соседка на колеях выползала-выплакала, да и не захотел старый паук с охотником и молодой знахаркой ссориться, предпочел откуп зерном в закрома. Старшенький увеличению арендного надела на тех же условиях только обрадовался. Жена против вечной батрачки-рабыни-наложницы возражать не посмела. Знать ничего не знала, но бабьим своим умом поняла, что той даже младшей женой стать не светит, так грелка постельная за еду да скупую ласку. А гнать или замуж отдавать теряя землю, дурных нема.

А мужичонка пошёл впрок. Его хватило всего на три порции. Зато каких! Теперь это были серебряные флаконы с темным тягучим эликсиром. Если бы Дедал мог заглянуть в будущее узнал бы, что за всю жизнь продал всего пятнадцать таких флаконов. Ещё пару припрятал в счёт своей доли, но так и не успел ни использовать, ни продать. Потому и не узнал, почему купец не пискнув платил за них впятеро. По сто пятьдесят золотых заплатил высокопочтенный Зиггер за каждый, а на старом заброшенном кладбище появилась коммунальная могила на четверых. Очень уж много любопытных на белом свете, жаль, что не все они подходили по возрастным категориям… От щедрот Травницы и Дедалу перепало столько, что на свою долю он мог бы скупить всю родную деревню вместе с толстым гнусливым старостой. Вот только герцогскому серву жизнь перемен не обещала и деньги были целы, пока о них не знали приспешники Владетеля.

А следующий год полыхнул великим набегом. Родная деревушка, милостью Богини, оказалась в стороне, но половина засеянных полей вытоптали лошади степняков. Жизнь понеслась испуганной кобылицей.

Драка с кочевниками за огромный полон.

Захват новых земель.

Великая Война.

Образование коронного Хуторского края вобравшего, кроме новых земель, изрядный кусок приграничья ранее входящего в герцогство Эрньи.

Дедал повзрослел, поумнел, заматерел. Добытое мясо и шкуры в послевоенные годы резко скакнуло в цене. Вот только охотиться стало сложнее—у земли появился жадный и хитрый хозяин. Неприметный, даже кочевники в Великий Набег прошли мимо городишки, что мнил себя столицей приграничного Края. А после войны Рейнск стал столицей нового, куда большего и, главное, королевского края. Но приехавший из центральных областей высокопочтенный Литар, купец и простолюдин, что по родству и знатности герцогу д'Эрньи и в подметки не годился, зажал приграничную вольницу ежовыми рукавицами. Как грибы росли хутора и деревни на новых землях.

Королевский указ объявил разрешил многоженство, дал право сервам носить любое боевое оружие ближнего боя. Дедал рванул в Рейнск. Очень хотелось бежать прямо в канцелярию, но взращенная в последние годы осторожность направила ноги к высокопочтенному Зиггеру. Шёл от него куда медленнее и не в канцелярию, а в знакомый трактир, где всегда ждала комната и неплохая жрачка. Без изысков, но как и раньше за спасибо. Впрочем Дедал не забывал отдариваться. Там он и засел раскинув настороженные сети, словно паук в долговременной засаде.

Через две недели в деревню въехал целый караван из трех добротных повозок. Переднюю, открытую и самую нагруженную, легко тащила пара огромных волов, остальные везли невысокие мохнатые, но ладные лошадки, кроме того, за каждой неспешно шлёпала привязанная к задку слегка худоватая от дальней дороги, но явно породистая корова. Управляемые Дедалом волы остановились у закрытых ворот. Богатый караван сгрудился у ворот. Ошалевшая от удивления Лиза бегом вылетела на улицу и бросилась отвязывать уставших коров. Ее мать замерла на крыльце растерянно глядя на сидящих на козлах женщин. Дедал соскочил с первой повозки одним грозным взглядом заставил жену захлопнуть рот на полусогнутых выскочить за ворота. Подвел ее ко второй крытой повозке и, ткнув пальцем в сидящую на в глубине усталую женщину, жёстко приказал:

–Покажи дом моей младшей жене.

Вечером он утащил перепуганную жену в усадьбу травницы и макнув пару раз в кадушку с прохладной водой заставил успокоиться. Когда женщина полностью пришла в себя, вновь загнал её в ступор важнейшими новостями.

–Эта баба вдова "героя, спасшего столицу и государство". У неё четыре девки. Наш милостивый король Моран I ради скорейшего заселения и благоденствия нового края жаловал таким как она пахотные земли, право на построение хутора и, самое главное, ей и её семье полную свободу.

–Что!!!

Женщина судорожно обхватила себя трясущимися руками, но тело так и ходило ходуном. Неожиданно она отчаянно вскочила на лавку и перевалившись через край деревянной лохани выдала просто королевский бульк. Дедал кинулся за ней и ухватив за волосы  одним движением выдернув сумасшедшую утопленницу, вывесил её тушку на стенке огромной лохани. Чуток помедлив задрал голову повернув к себе лицом.

–Уже неделю ты и Лизка не герцогские и даже не коронные или королевские сервы, а члены семьи совершенно свободного простолюдина. Моей семьи и все вы принадлежите только мне. Наш милейший староста может засунуть свои мерзкие загребущие ручонки в задницу своей толстомясой жене-коровище. Теперь у меня имеется собственный, хоть и не построенный ещё, хутор  и двадцать пять гектаров пахотной земли от душки Морана I. Ещё около сотни я арендовал пока можно. Всё это на дергову кучу лет освобождено от налогов. Ещё король снабдил нас маленькой толикой денег на строительство, тяглом, скотом и прочими вовсе не мелкими мелочами. Хоть и навесил за это немалый долг.

Женщина несколько раз широко, но совершенно беззвучно открывая рот хватанула воздух, потом сильно изогнувшись выскользнула из мужниных рук, рухнула на колени, прижалась к его ногам обхватив их с неженской силой и глубоко вздохнув громко расплакалась.

Растроганный охотник стоял неподвижно и только осторожно гладил жену по промокшим волосам пока она не успокоилась. Впрочем, головы он не терял и рассказал только то, что посчитал нужным. А различия и умолчания имели важнейшее значение. Во-первых, землю он не арендовал, а полностью выкупил. Точнее её купил купец второй гильдии Зиггер, поскольку у безвестного охотника-серва просто не может быть столько денег. И подарил охотнику. Ну а дарственную на всё составил и заверила нотариус которого купец искренне считал своей собственностью, а Дедал уже года два держал на прочнейшем крючке. Во-вторых, не желая даже перед Зиггером раскрывать все свои капиталы, Дедал купил на треть меньше чем мог и хотел, да ещё ради безопасности треть земли купил якобы в долг, за вполне терпимые, но обидные проценты. Третье касалось его лично. Травница, которую теперь называли не иначе как Лесной Ведьмой, не ошиблась. Эликсиры действовали безупречно. За пару лет охотник заматерел и теперь ему можно было дать от двадцати пяти до сорока пяти. Но переводить столь ценное и редкое лекарство на баб он не собирался, поскольку был абсолютно уверен, что любая из них если и не проболтается, то уж изрядно затянувшуюся молодость скрывать не станут. Была и ещё одна, не менее важная, причина. И жена, и наложница уже изрядно поднадоели. Новый же брак и вовсе имел чисто деловую основу. Баба отчётливо понимала, что без сильного мужика ей на хуторе не выжить. Рабы и подёнщики без сильной руки быстро сядут хозяйке на шею. Дедал желая законного богатства и свободы не сомневался, что лет через пять без свежей бабы взвоет от тоски даже если жёны останутся вечно молодыми. В башке крутились всевозможные нелепицы, пока он не узрел своих новых дочек. Хитромудрый Моран I назначил передачу наградного имущества только наследникам "героев, спасших столицу и государство", беря в жёны падчериц  одну за одной Дедал без особых проблем мог избавляться от надоевших жён. Имущество неизменно оставалось в его руках.

Беготня, подарки через Дедала и лично один на один, наконец, благосклонное знакомство с самим Высокопочтенным Литаром не только превратили к середине осени красивые бумажки с королевскими печатями и тривиальные желтые кругляши в крепкий хутор недалеко от реки, на возвышенности в Далеком Лесу, но и создали Дедалу весьма солидное реноме.

До середины весны немалое семейство жило в деревне, благо вместе с жильём травницы Дедал мог распоряжаться тремя неплохими усадьбами. Как только земля отмерзла охотник нанял всех деревенских мужиков на строительство внешнего частокола и за седмицу до начала вспашки, на хуторском плато появился второй по счёту огороженный надёжной стеной огромный кусок земли. Первую небольшую, но тёплую времянку Дедал сложил сам и сразу же принялся за вспашку огорода.

"Осмотрел он землю и понял, что сделал всё хорошо"(c). Посмотрел ещё раз и обалдев увидел, что все его девять баб словно муравьи расползлись по свежевспаханному огороду. Бывшая наложница нежданно-негаданно схлопотала статус младшей жены. Это оказался самый простой и дешёвый способ выдернуть хоть и дурную, но покорную и работящую бабу из деревни вместе со щенками. На хуторе рабочие руки на вес золота, да и пацанчик оказался не глуп и вполне сознательно заглядывал в рот сводному брату.

27.04.3003 от явления Богини.Утро.Окрестности хутора Речной

Сон вернулся на перепуганный хутор лишь под утро, потому все кроме рабов продрыхли почти до обеда. Светило ломилось в окна и Дедал завозился не находя удобного положения. Рядом зашевелилась Лима, его пятая официальная жена. Бабкины снадобья своих денег стоили. В свои под шестьдесят Дедал так, практически, и не изменился. Тот же матёрый мужик размытого, от тридцати до сорока пяти, возраста. И не только выглядел—бабы не жаловались, они выли и пищали. Дочери его второй жены-переселенки, мал-мала-меньше, пришлись весьма к месту В своё время он их не удочерил, потому—вырастали, становились законными женами. Старшая уже родила, но опять дочерей. Отпускать девок в чужую семью, отдавать их в чужие руки бывший охотник не собирался. Дурная баба как не старалась, больше родить не смогла, приходилось ждать первого пацана-наследника от ее девок.  Лишать семью хутора охотник, ставший овцеводом, не собирался. Ему ещё жить и жить, а раз так, то наследником может стать уже его внук.

–Лимка, буди оболтусов. Надо, вокруг хутора погулять.

Девка соскочила с лавки, мелькнув голой задницей натянула платье и юркнула в низенькую дверь. Дедал встал вслед за ней, неспешно потягиваясь надел штаны и рубашку, зевнув, подошел к стоящей на лавке у двери кадушке с водой. Постоял тупо глядя на кадушку и, наконец-то, зачерпнув воду глиняной кружкой, напился. В сенях раздался шум и топот. Входная дверь распахнулась и в комнату шумно ввалились оболтусы—два старших, сына Дедала. Один первой жены, второй приёмный от бывшей наложницы. Веселые незамысловатые ребята. Обычно они пропадали на пастбищах, охраняя и обихаживая огромную папашину отару. Три тысячи овец это много, это очень много. Свора громадных пастушьих собак неплохо гоняла и охраняла хозяйское стадо, но чтобы стричь и прясть шерсть, делать сыр, принимать окот и прочее, прочее приходилось содержать целое стадо прожорливых рабов. А говорящие животные гораздо глупее овец. Самый занюханный раб подвержен греху мечтаний. В отличие от овец, они не способны смириться с волей Богини, что назначила им жить и работать на благо Хозяина. Приходиться постоянно держать ухо востро.