Текст книги "Сын ведьмы. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Седых

Соавторы: В. Седых
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Ага, в штабе ею подотрутся и в сортир выбросят! – не верил в праведность системы бывалый унтер.

– Зато и не накажут никого, – стушевался перед таким напором честный поп и кивнул на толстую папку в руках писаря. – А то, судя по доносам, у вас в роте завёлся настоящий шайтан.

– Брехня – я – я, – махнул ладошкой унтер – офицер. – Один казачок шаманит помаленьку. Так то для пользы общего дела. Ещё в старину казаки так воевать умели: на врагов морок наводить, а братам раны огнём врачевать.

– Вот и поглядим на вашего казачка, – прищурился поп. – Я по окопам пройдусь, христианские души исповедую, а фельдшер в медпункте покараулит, понаблюдает за чудо – врачевателем. Семён, пробегись по всему батальону, чтобы раненых отправляли в медпункт первой роты. Говорят, тут целые катакомбы в скале вырыли.

– Да брешут люди, – скривился Берёзкин. – Так, комнатушку малую сотворили.

– Ну – ну, после покажешь бесовское творение, – бросил косой взгляд поп, заложил руки за спину и неспешной походкой направился к блиндажам на первой линии окопов.

Допрос у отца Онуфрия сразу не заладился, солдаты отвечали неохотно. На исповеди рьяно крестились, но лишнего не сказывали. Получалось: не видел никто воочию дивных подвигов чудо – богатыря Алёши Поповича. Ну, прикрылся дымовой завесой находчивый казачок, прополз в окоп, оказал медицинскую помощь раненым– ничего сверхъестественного. А что сам в пыли, как чёрт, вымазался– так для маскировки. То, что ночью дюжину австрияк в одиночку вырезал– никто в темноте не видел. Может, трупы давно там валялись. А, если и вырезал– так на то он и казак лихой. Наверняка, за линию фронта тоже ползал и расположение вражеской батареи артиллеристам показал. Однако и этот подвиг подтвердить нечем. Может, Щетинин сам батарею нащупал. А иначе, зачем всю ночь снаряды изводил, если казачок сразу цель обозначил? Щетинин, в любом случае, молодец! А казачок, выходит, и не при чём? Уличить шайтана можно было только в сотворении «чёрной комнаты» и нетрадиционной медицине.

Тут и Семён прибежал в блиндаж.

– Отец Онуфрий, там раненого в медпункт привели! – радостно улыбаясь, сообщил писарь.

– Чего весёлый такой? – удивился раздосадованный многочасовым опросом свидетелей усталый дознаватель.

– А вы идите, сами гляньте на… – Семён откровенно заржал, – «чёрную комнату».

Хитрый Семён был уверен в успехе. Пресловутую «чёрную комнату» он уже повидал, а поручение председателя комиссии выполнил весьма своеобразно. Сразу доложил командиру батальона, майору Вольдшмидту, о происках штабс – капитана Хаусхофера. Мало того, что казака второй раз лишают заслуженной награды, так хотят ещё знахаря в шаманизме обвинить. Поэтому майор приказал офицерам батальона в «грязных играх» не участвовать, и серьёзно раненых солдат немедля отправлять в полковой лазарет. А в медпункт первой роты вести только с царапинами. Позже и сам лично обещал подойти: «Подправить выводы комиссии».

Воинственный поп раздражённо распахнул входную дверь «шаманского логова» и… обмер от неожиданности. Из дальнего угла просторной белой обители на него сурово глянул святой лик иконы, подсвеченный пламенем лампады. Отец Онуфрий осторожно перешагнул порог и перекрестился на святые образа. Семён протиснулся следом, тоже осенил себя крестным знаменем, скромно умолчав, что это он сегодня установил в медпункте сей иконостас– знал, чем попа задобрить.

Онуфрий внимательно окинул взглядом высокий куполообразный потолок, только сильно вытянутый в длину. Комнату разделяло на две равные половины брезентовая штора. Сейчас она была наполовину отодвинута, и открывала спины санитара и фельдшера, склонившиеся за операционным столом. Солдат, раздетый по пояс, лежал без движений на дощатом столе. В ближней половине стоял ещё одинстол и, вдоль белых стен, расположились два ряда лежаков. В левом углу от входа устроен каменный очаг с дымоходом, в правом– занавешенные полки.

Отец Онуфрий поковырял носком сапога серую каменную крошку на полу, но пыль, будто приклеенная, не шелохнулась. Очевидно, перемешали с цементом и уложили… идеально ровным слоем! Стены и потолок тоже были идеально выровнены и чисто побелены. Онуфрий подошёл к стене и мазнул ладошкой побелку. Известь, смешанная с мелом, не испачкала руки, словно в смесь клея добавили!

– Семён, нож дай, – присел возле каменного очага поп.

В комнату вошёл Берёзкин и победно обвёл руками помещение:

– Ну, и где вы тут «чёрную комнату» видите!

– Сейчас, поищем, – взяв у писаря складной ножичек, разложил лезвие дотошный поп.

Онуфрий стал, натужно пыхтя, сверлить остриём ножа стену возле очага. Белая облицовка поддавалась усилию с трудом, но всё же настырному попу удалось проковырять воронку до самого природного камня. На срезе были видны рыжие следы спрессованной, а потом обожжённой глины. Также чётко обозначились тонкие верхние слои чёрной копоти и белой побелки.

– Ну, закоптили штукатурку, когда подсушивали, – пожал плечами унтер – офицер. – Так забелили же потом всю черноту. Зря глупые люди слух про «чёрную комнату» пустили.

– Выходит, что зря, – хмыкнув, встал в полный рост отец Онуфрий. – А что там, насчёт шаманских огненных камланий? Печкин, доложи результаты наблюдений!

Печкин отошёл от операционного стола. Глаза у фельдшера выпучились, дыхание спёрло от волнения. Семён заботливо зачерпнул водичку из бака, поднёс кружку Печкину.

– Во, даёт казачок, – жадно отхлебнув воды, выдохнул фельдшер. – Такого шаманства я ещё не видывал.

– Да ты губами не плямкай, толком говори! – раздражённо прикрикнул на взволнованного фельдшера поп.

– У солдата ранение плеча. Пуля, видать, рикошетом прошла. Но рана глубокая.

– Да ты мне про шамана рассказывай! – взял Печкина за грудки отец Онуфрий.

– Так казак рану не обрабатывал, – Печкин смутился и поправился – традиционным способом. Он временную повязку снял и рукой прямо поверх раны провёл. Так кровь остановилась, будто артерию пережали, а кожа вокруг раны чистая стала, ажно розовая, как у младенца. А грязь и запёкшуюся кровь шаман с руки стряхнул, словно сухую пыль. Потом зажигалку поднёс и на пламя ладонью махнул. Огонь сперва, будто волна, слегка всю кожу омыл, а затем казак открытым пламенем прямо по ране прошёлся, до черноты кровь закоптил.

– И солдатик от боли не визжал?! – сурово нахмурил брови отец Онуфрий, поражённый жестоким зверством эскулапа.

– Так казак его усыпил, – пожал плечами фельдшер и пояснил – Без наркоза. Одним взглядом.

– И слова никакого бесовского не сказал? – допытывался поп.

– Только по – змеиному прошипел: «Спи – и – и…»

– Ты, Печкин, и по – змеиному разумеешь? – ехидно усмехнувшись, встрял в допрос Берёзкин.

– Так он по – русски сказал, – стушевался фельдшер. – Только уж больно страшно прошипел. Я сам чуть не окаменел. Зачаровал казак солдатика, одним колдовским словом в бесчувственного истукана превратил.

– Эх, Печкин, то не чары, – махнул рукой на фельдшера отец Онуфрий. – В просвещённой Европе это называется– гипнозом. Тоже, своего рода, дьявольское наваждение, но церковью сие действо гонению не подвергается. Да и на Руси, за такое чародейство, знахарей на кострах не жгут. И раны очистительным пламенем издревле омывали, вот только секрет этот не многие ведают. Редкого казачка нам в полк занесло. – Онуфрий надолго задумался, а потом вынес окончательный вердикт – Добрый знахарь.

– Так и казак добрый! – подхватил тему Берёзкин. – Два раза как Георгиевский крест заслужил, а не дают!

– И не дадут, – тяжко вздохнул отец Онуфрий и пригласил всю честную компанию присесть за стол. – Алексей, если перевязку закончил, подходи ближе! Пока офицеров нет, посплетничаем.

Через минуту, к компании подсел виновник переполоха, и мудрый поп поведал своё видение проблемы.

– Первого Георгия не дадут, потому, что тогда надо признать промах в планировании наступления. И кому – то ответить за гибель казачьего эскадрона, что прямо под пулемётный огонь завели. А за успешный прорыв обороны противника, многие офицеры уже получили высокие награды. Ведь, исходя из статистики, потерь понесли мало. Поэтому проще про казака вообще забыть, иначе возникнут неудобные вопросы.

– Ну, ладно, старую медаль уж никак не выжилим, – отмахнулся Берёзкин. – А с второй – то, что не так?

– По – твоему выходит, что вся полковая разведка не смогла обнаружить «летучую батарею», а один сопливый казачок– всех обскакал? – склонив голову набок, взглянул унтер – офицеру в глаза отец Онуфрий.

– Да-а, честь многих офицериков заденем, – почесал затылок Берёзкин. – Уж тогда казака, точно, в разведчики переведут и на «убойное» задание пошлют. Поквитаются с выскочкой.

– А оно тебе надо, Алексей? – положил руку на плечо казаку отец Онуфрий. – Ты же не душегуб, тебе, парень, милее солдатские жизни спасать, чем чужие головы рубать.

– Рубать я хорошо обучен, но… – Алексей опустил глаза, – смысла в этой войне не вижу. Лучше уж я людей спасать буду… Сколько смогу…

– Смысла в войне солдату искать не положено, – сурово отчитал полковой священник. – Царь батюшка за всех думает… Кстати, остался ещё один вопрос: что за бесовские книжки ты по ночам читаешь? Солдаты на исповеди сказывали: про диких нехрестей, которые кожу с головы врагов сдирают и сим подвигом бахвалятся.

– Так, то приключенческий роман про индейцев, – Алексей встал и принёс книгу. – Вот, официальное издание, в столичной типографии печаталось.

– Верно, цензурой одобрено, – почитал выходные данные книги поп. – Но, всё же, чтиво бульварное.

– Так не устав же нам солдатам на досуге читать?! – возмутился Берёзкин. – А газет свежих в роту не подвозят. Только в штабе новости и читают. Вот и смута по окопам идёт. Не понять, за что воюем, за что жизни кладём?

– Газету я вам в роту посылать лично буду, – пообещал полковой поп, ему – то экземпляр первому всегда приносили. – Но вы же бумагу сразу на самокрутки пустите.

– Знамо дело, пустим, – покрутил пальцами кончик усов унтер – офицер, – но сперва зачитаем всей роте. Алексей у нас теперь каждый вечер будет лекции проводить. И, коли вы батюшка, газетки не подвезёте, то будем бульварное чтиво слушать.

– Да вас уже от этой заразы не отучишь, как и от курева, – безнадёжно махнул рукой поп. – Главное, чтобы политическими книжками не баловали.

– Про индейцев интереснее, – радостно заверил Берёзкин. – Солдаты теперь вечера ждут, как кавалер барышню на свидание.

– А я вот так обеда жду, – рассмеявшись, похлопал по объёмному животу отец Онуфрий.

– Так это мы мигом организуем, – вскочил с лавки Берёзкин.

– У нас и с собой кое – что припасено, – улыбаясь, достал из медицинской сумки две бутылки Печкин. – Самогоночку я казаку проспорил, а коньячок, Роман Васильевич велел распить всей комиссией, чтобы санитара строго не судили– дюже уважает его наш доктор.

– Ну, раз так, то и мы уважим, – огладил ладонью бороду отец Онуфрий. – Берёзкин, дуй за снедью, да не скупись! А мы тут с Семёном обтекаемый отчёт состряпаем. Чтобы ни вашим, не нашим. Мол, факты, указанные в доносах, являются народным творчеством. А касательно одиночного разведывательного рейда по тылам противника, достоверных данных не обнаружено. Хотя Георгия казак не получит, зато и зла от штабных не огребёт.

– Не до жиру, быть бы живу, – ободряюще пихнул дружка локтем в бок Семён.

– Не за награды воюю, – кивнул Алексей, радуясь, что всё так обошлось. На будущее, он решил свои подвиги больше не афишировать. Осторожнее надо себя вести в обществе– это сыну ведьмы сто раз ещё крёстный отец говаривал. Жаль, юношеский гонор не всегда советам старших следует.

На столе за занавеской зашевелился раненый солдат. Алексей помог встать, накинуть гимнастёрку.

– Благодарствую, сынок, – поклонился санитару в пояс пожилой солдат. – Кабы в нашей роте такой чудодей объявился, мы бы кажный божий день на такого молились. Ведь боль, как рукой сняло, и в теле кровь бурлит, будто литр самогона проглотил, и ноги сами в пляс готовы пуститься.

– Лучше бы вам, отец, до блиндажа быстрее дотопать, – заботливо проводил его до дверей санитар. – Скоро чары шаманские развеются, боль вернётся. Она для выздоровления тоже полезна. Только мёртвое тело боли не чувствует, живое– страдать должно, тогда лучше бороться будет.

– Мудрые слова глаголишь, – ухватился за бутылку армянского коньяка священнослужитель и страждущим взором глянул, в поисках сосуда, на занавешенные полки. – Только вот, Алексей, про шаманские штучки лучше не упоминай. Печкин, выпроси у Роман Васильевича толстую книжку по медицине. Пусть санитар словам правильным подучится.

– Анестези – и – я, – подняв указательный палец, поведал научное название применённых полевым шаманом чар грамотный Печкин.

– Да я же согласный учиться, – открыто улыбнулся молодой паренёк. – Давайте мне книжек, умных да побольше.

В этот момент в дверь вошёл поручик Ширков и комбат Вольдшмидт.

– Книжек мы, на сей раз, с собой не прихватили, – развёл руками поручик, явив взору две бутылочки «беленькой», – но скучать уважаемой комиссии не дадим.

Все за столом встали, младшие по званию вытянулись в струнку.

– Рад приветствовать вас, отец Онуфрий, в наших краях, – подошёл ближе и поздоровался со священником за руку майор.

– И вам здравствовать, Николай Евгеньевич, – крепко пожал ему ладонь батюшка.

– С чем пожаловали к нам, отец Онуфрий?

– Ой, да пустое, – засмущался добродушный поп. – Всё суета мирская, зависть да наветы напрасные. Ужо я со всеми грешниками разобрался, правду от кривды отделил. Сейчас Сёма доклад пёрышком начеркает, и можно отдохнуть душой и… телом.

– Почитать сию реляцию дадите? А то подпоручик Щетинин там свой палаш о камни точит.

– Извините, Николай Евгеньевич, но мы до офицерской чести дел не имеем, – замахал руками председатель комиссии. – Нам поручено лишь про казачка вашего всё доподлинно разузнать.

– И каков результат?

– А ничегошеньки не найдено, – развёл руками поп. – Чист, как агнец божий. Никаких грехов нет, но и фактов подвигов не обнаружено.

– За старое поминать не будем, – нахмурился майор. – А за дела последних дней, разве награда не полагается?

– Ежели бы рядовой офицера спас, тогда да-а… – пожал плечами отец Онуфрий. – А простых солдатиков санитар может пачками спасать– награды не дождётся. И в уничтожении батареи его заслуги не видно.

– Ну, ладно– значит, сама взорвалась, – всё понимая, невесело усмехнулся майор.

– Щетинина не обидят, – положа руку на крест, заверил поп и подмигнул. – Про казачка забудут.

– Поручик Ширков, в другой раз, подвиги нашего казачка протоколом оформляйте с подписями свидетелей. А лучше, вообще, фотографируйте, иначе штабным клеркам не докажете.

– Алексей обещал, что больше не будет, – рассмеялся поручик. – Всем: вольно! Офицеры и священнослужители– за дальний стол, рядовые и унтера– за ближний.

– Семён, ты отчёт пока накорябай, а я с господами офицерами пока разговор начну… душевный, – прихватил с собой армянский коньячок отец Онуфрий.

Тут и запыхавшийся Берёзкин вбежал с двумя корзинами заготовленных вкусняшек. Одну разгрузил на офицерский стол, другую опрокинул за свой. Гранёные стаканы выкатились первыми.

Семён скосил глаз на мутное содержимое бутылки Печкина, достал из пухлой папки заранее исписанную бумагу, черкнул дополнительно пару строк и отправился за подписью к отцу Онуфрию. Тот бегло прочитал текст, макнул перо в подставленную писарем чернильницу и размашисто подписал бумагу. Затем протянул майору ознакомиться. Офицер прочитал, улыбнулся и, хлопнув сообразительного писаря по плечу, подал Семёну бутылку водочки.

– Вот теперь и до вечера задержаться можно, – поставил добытый трофей на солдатский стол писарь.

– Мне лишь чуток в стакан плесните, чтобы было чем чокнуться, – засмущался молодой казачок. – Не изводите зря полезный продукт. Заговорённый я, не берёт меня отрава.

– Так и не порадуешься? – огорчился за товарища Берёзкин.

За столом зазвучали удары стекла о стекло, «огненная вода» опалила глотку, но душу согрела.

– Знаю я, чем друга побаловать, – спохватился Семён и достал из почтовой сумки купленную в городе книгу. – Вот, индейца «Виннету» поймал.

– Эх, лучше бы продолжение «Последнего из могикан» нашёл, – жадно выхватил из рук писаря приключенческий роман Алексей. – А то я солдатам уже начал его читать.

– Ну, ты же конкретно не сказал, каких «индейцев» на базаре первыми ловить, – рассмеялся книголов. – Ничего, всех разыщу!

– Семён, ты бы ещё мне самоучитель индейского языка достал, – попросил Алексей.

– Да на кой он тебе сдался? – пожал плечами Семён. – Романы же на русском писаны.

– Эх, Сеня, мечтаю я после войны в Америку уплыть, – обнял друга за плечи молодой казак и, со всей серьёзностью, разъяснил – Обижают там бледнолицые индейцев, заступиться бы надо.

– Заступничек, ты эту войну сперва выиграй, – рассмеялся над юношеской мечтой фельдшер и, внезапно загрустив, добавил – Или, хотя бы, выживи.

– А я вот, верю, что наш Алёша Попович и в Америке ещё жару даст! – восторженно поддержал бредовую идею Семён, пьяно икнул и махнул рукой – Записывай меня первым добровольцем в свой отряд. Берёзкин, айда с нами за море – океан, мир поглядим– себя покажем.

– Эк, вас, молодёжь, развезло после «первой», – мотнул головой бывалый унтер. – На Америку, богатыри, замахнулись. Правильно, вон, Печкин, говорит: сперва с немцем сдюжьте

– Да мы с Алёшкой– всех победим, – категорично взмахнул рукой, словно шашкой невидимой голову врагу снёс, расхрабрившийся писарь. – Печкин, наливай своей самогонной борматухи!

– Семён, не части, закусывай лучше, – притормозил богатыря Берёзкин. – Боезапас у нас небольшой, а продержаться до вечера надо.

И процесс пошёл своим чередом.

За офицерским столом пили чинно, глаголили размеренно. Начальству «терять лицо» было никак нельзя. Но и гулять подчинённым не мешали. Офицеры обсуждали тяжёлое положение на фронте– война принимала затяжной характер.

А вот за солдатским столом оптимизм перехлёстывал через край. Молодые мечтали о дивных заморских странах. Семён, оказывается, до войны и в фотоателье успел поработать. Обещал теперь запечатлеть красоты чужой земли в художественной фотографии. Вот только денег чуток на фотоаппарат подкопит, ну, и, само собой, до «энтой Америки» доберётся. Однако на корабле его укачивает– предлагал лететь на дирижабле. Алексей модных городских журналов не читал, и про дирижабли слышал впервые. Семён, хоть и хотел казаться знатоком, но сущность летательного аппарата объяснял весьма путано. Зато доподлинно знал (слышал разговор в штабе), что на линии фронта появился разведывательный немецкий дирижабль. Сбить его с ружья нельзя, даже с пушки не достать– высоко гад в небе парит. Летает и русские позиции фотографирует. Вот бы сбить «энту штуковину», там шёлка в его оболочке столько, что можно мануфактурную лавку на базаре открыть. А ещё, можно разжиться фотоаппаратом с отличной увеличительной оптикой– мечта!

Офицеры и полковой священник слышали, конечно, шумные споры за соседним столом, однако грёзы лихих молодцов не рушили. Кто знает, как завтра жизнь сложится? Может, за порогом уже «старуха с косой» поджидает? Пусть юноши резвятся, без веры в светлое будущее тяжко им будет воевать. Скорой победы офицеры уже не ждали.

Зато у сына ведьмы глаза разгорелись огнём. Выходит, на Земле не только один он умеет летать без крыльев? Надо бы расспросить офицеров подробнее о хитрой конструкции дирижабля. А лучше бы самому, вблизи, на чудо немецкой мысли посмотреть.

Может, и не только поглядеть?..

Глава 10. Дирижабль мечты

После уничтожения вражеской батареи, артиллерийские обстрелы позиций пехотного батальона прекратились – работы у санитаров поубавилось. Алексей обжился в каменном приюте и возобновил занятия по тренировке физической силы тела и по мысленному управлению силой гравитации. Полевой шаман натаскал в «пещеру отшельника» тяжеленных каменных валунов и каждое утро по несколько часов жонглировал «гирями без ручек».

Алексей изменял гравитационное поле, поднимая пудовые камни в воздух и заставляя кружиться у себя над головой. Сын ведьмы учился точно дозировать своё воздействие на каждый камень в отдельности. Сначала он, изменяя вектор силы, заставлял один тяжеленный валун подняться в воздух и плавно двигаться по окружности. Затем добавлял в колдовской хоровод второй камень, следом третий, четвёртый, пятый…

Сквозь толстую лицевую стену медпункта Алексей не мог видеть, что творится снаружи, но вот дощатая входная дверь «колдовскому взгляду» – не преграда. Казак вовремя замечал появление чужаков в пустом шатре перед входом и быстро опускал камни на пол. Брал их по очереди в руки и подкидывал к высокому потолку. Пока, правда, у него получалось жонглировать, без колдовства, только тремя каменными «гирями». Но физические нагрузки развивали молодое тело атлета и создавали хоть какое – то оправдание его чудовищной силе.

Конечно, сын ведьмы мог просто уменьшить вес камней и шутя жонглировать «облегчёнными» предметами. Но ему необходимо развивать мышцы, упражняясь с отягощениями, а не только учиться владеть гравитацией, меняя её знак и направление. Поэтому колдовской хоровод парень чередовал с обыкновенной атлетической гимнастикой.

За дверью обозначился приближающийся контур толстенького человека.

Сын ведьмы медленно, бесшумно опустил валуны на пол.

Человек подошёл на цыпочках к входу, прислонился головой к двери – подсматривает в щёлочку. Колдовское зрение не позволяло увидеть наглую морду шпиона, но Алексей догадался, кто пришёл:

– Что в дырочку зыришь, заходи в хату, Семён!

– А как ты догадался, что я пришёл? – приоткрыв дверь, просунулась внутрь удивлённая физиономия полкового писаря.

– Подошвами сапог шаркаешь по гравию шумно. Наши солдаты в ботинках не так шуршат, – нашёл логичное объяснение своему колдовскому взгляду казак – разведчик.

– Ну, ты силён! – ввалился в обитель отшельника Семён и с порога порадовал: – А я тебе знатную книжку принёс.

– Это хорошо, а то мы с солдатами вечером второй роман про индейцев дочитали. Еле растянул до конца недели.

– Ну, теперь только газеты читать будете. Я в город лишь в воскресенье поеду, на ярмарку.

– А новая книжка?

– Она не каждому интересной будет, – интриговал друга Семён.

Полковой писарь снял с плеча почтовую сумку с письмами, поставил на лавку у стены и нырнул вглубь. Алексей подошёл ближе и, ухватив за шкирку, приподнял одной рукой в воздух почтальона.

– Покаж, что притащил.

– Отпусти, злыдень! – взвизгнул дружок и кинул в лицо богатыря книгой.

Алексей ловко поймал посылку, уронил почтальона на пол и нетерпеливо развернул обёрточную бумагу. В руках оказался довольно увесистый потёртый фолиант. Бегло полистав страницы, Алексей разочаровано воскликнул:

– Так она же на иностранном языке!

– Ага, на настоящем индейском, – одёргивая помятую гимнастёрку, хитро подмигнул Семён. – Мне букинист её за банку тушёнки уступил.

– Что – то дёшево? – подозрительно прищурил глаз грамотный казак.

– Так не интересуется никто в этой местности испанским языком, вот и лежит макулатура в лавке пустым грузом. Один проезжий иностранец, почитай, уж полвека назад, в трактире заложил за карточный долг.

– А нахрена мне испанская книга? – недоумённо пожал плечами казак.

– Интеллигентный лавочник сказал, что все индейцы сейчас говорят на языке колонизаторов – испанцев. Вот и надо тебе учить их язык.

– Так в Америке, вроде, англичане и французы сейчас хозяйничают.

– То в Северной, там индейцев ещё в прошлом веке истребили или в резервации загнали, – поведал знаток (он всё у интеллигента разузнал, зря банку тушёнки Семён никогда бы не отдал). – А в Южной Америке живут миллионы настоящих индейцев. И для них испанский язык, как родной. Вот я для тебя и добыл пособие – самоучитель.

– Может, ты и прав, – смутился убедительным речам казак, но, опять перелистав пожелтевшие страницы, возразил «учёному» другу: – А как же я буду учить индейский язык, если самоучитель написан на иностранном языке.

– Так пособие написано наполовину на французском, а его поручик Ширков уж точно знает. Уверен, он тебе не откажет в переводе. Да поручик и сам мне намекал, что мечтает в Южной Америке побывать. Николай Васильевич тоже фотографией увлекается, мы с ним договорились вместе в кругосветное путешествие махнуть.

– Да-а, вы неделю назад хорошо… махнули, – стукнул двумя пальцами по горлу Алексей. – Аж до Америки договорились.

– Душевно тогда посидели, – мечтательно закатил глазки Семён. – Хорошо, что Берёзкин подсуетился, добавки принёс. Почитай, до полуночи гуляли… Кстати, помнишь: о дирижабле тогда спорили?

– Помню. Я потом расспросил господ офицеров о чудном аппарате. Оказывается, это воздушный шар, заполненный лёгким газом. А в гондоле под ним расположен двигатель, вращающий лопасти пропеллеров.

Алексей задумчиво уставился в потолок.

– Мне технические подробности не интересны, – нетерпеливо отмахнулся ладошкой коммерсант. – Ты разузнал, как летающую мануфактурную лавку сбить? Может, полковой пушкарь, что присоветовал?

– Щетинин сказал, что для этого надо специальный лафет для орудийного ствола сгородить, для вертикальной стрельбы. Ещё, снаряды шрапнельные добыть. Но, всё одно, не попадём – высоко гад летает. Тут надо: или целой батареей одновременно палить, или стрелять из пушки пулемётными очередями.

– Эх, зря я спешил, – раздосадовано вздохнул писарь.

– А что – появился супостат на горизонте? – встрепенулся казак, заинтересованно уставившись на собеседника.

– Вчера соседний участок фронта фотографировал. В штабе сказывали: срочная телеграмма пришла, чтобы, по возможности, маскировали позиции артиллерии от воздушного разведчика. Может, сегодня к нам пожалует. Я надеялся на наших пушкарей, думал: добудем трофей и разделим по – братски. Эх, хотя бы шёлковый лоскуток урвать!

– Не горюй, Сёма, не всё ещё потеряно, – хлопнул хозяйственного друга по плечу казак. – Может, дирижабль… сам нам на голову свалится.

– С чего бы? – недоверчиво прищурил глаз Семён.

– А сегодня погода нелётная, – подмигнул казак.

– Да вроде, ясный денёк, – не согласился Семён. – С чего ты взял, что не лётная?

– Не забывай – с шаманом споришь! – напустил суровости во взгляд казак. – И в ясный день молнии, иногда, случаются.

– Ну, если пошаманить, как следует, то всякое может произойти, – поёжился писарь. О сыне ведьмы всякие слухи в полку ходили, и, как подозревал Семён, не без причины.

Алексей быстро оделся, накинул кожаные ремни портупеи на плечи, поправил на боку ножны с шашкой, проверил застёжку на кобуре револьвера.

– Ты, никак, дирижабль шашкой рубать собрался? – издевательски заржал писарь.

– Надо же чем – то кусок шёлка отрезать, когда дирижабль с небес на ёлки сверзится, – легонько щёлкнул дружка пальцами по носу Алексей.

– Ты это, там, побольше режь, – сразу посерьёзнел коммерсант. Кто этих шаманов разберёт, может, и правда, сын ведьмы редкое заклятье знает? – А молния оболочку шара не сожжёт?

– Не бойся, для тебя что – нибудь останется, – толкнул дружка к выходу казак. – Бери свою суму, пойдём к поручику.

Они вдвоём отправились в штабной блиндаж. Семён передал поручику письма для солдат и пакет из штаба, а Алексей отпросился в увольнительную. Только, когда вдвоём выехали с позиций батальона, разделились: Семён поехал в штаб полка, а Алексей пешком направился на хутор за лесом, куда однажды отвёл раненого коня.

Там место было уединённое, чуть углубиться в заболоченный лес, и можно устроить засаду на дирижабль. Но главное – у крестьянина Алексей взял напрокат овчинный тулуп, валенки, варежки и шарф. Он уже ранее поднимался в облака и знал, какой жуткий холод царит в глубине неба. А за дирижаблем, видно, ещё и погоняться придётся, аппарат быстро летает.

На этот раз контрразведка фронта не подвела, немецкий дирижабль появился этим вечером. Алексей заметил тёмный силуэт издали. Сын ведьмы увидел его не глазами, а своим особым колдовским зрением. Оно не было цветным, но, на фоне блеклых, размазанных по небу, серых водяных масс, дирижабль выделялся ярким чёрным пятном. Алексею иногда трудно было различать однородные по составу материи предметы, если они не двигались, но движущуюся цель он улавливал с очень большого расстояния. Это ему легко удавалось даже на пересечённой местности, что уж говорить о пустом небесном просторе. Алексей зафиксировал приближение врага, как только тот высунулся из – за горизонта. Сын ведьмы вспорхнул с верхушки сосны и полетел над самыми кронами деревьев вглубь леса. Достаточно удалившись от позиций обеих воюющих сторон, сын ведьмы свечой взмыл из центра болота ввысь. Затем раскинул в стороны руки, изображая толстого летающего пингвина, и стал по восходящей спирали кружить над лесом, постепенно всё больше набирая высоту.

Дирижабль летел ниже облаков, готовый в любой момент, если появится вражеский аэроплан, скрыться в спасительном тумане. Но для съёмки позиций русской армии желательно было лететь пониже. Поэтому капитан летательного аппарата выбирал компромиссную высоту. В капсуле разведывательного дирижабля располагалось три человека. Пока пассажир – оператор проводил съёмку через нижний обзорный иллюминатор, капитан и механик вели наблюдение в бинокль за левой и правой воздушной полусферой, опасаясь чужих аэропланов.

То, что враг подкрадётся к дирижаблю снизу – не ожидал никто. Оптика оператора была настроена на удалённый план. Немец не придал значение промелькнувшей перед объективом кляксе – птица пролетела.

Алексей надолго у входной двери не задержался. Бешеный ветер мотал шарф, закрывающий его лицо, лишь глаза были видны в щели между шерстяной тканью и мохнатой чёрной папахой.

Алексей «увидел», сквозь тонкую фанеру стен капсулы, силуэты трёх врагов. Приложил ладонь в тёплой варежке к замочной скважине двери. Язычок замка не выдвинут, дверь заперта изнутри лишь массивной накладной задвижкой. Воздействуя гравитацией на запирающую полосу, сын ведьмы отодвинул её в сторону и резко распахнул дверь.

Вместе с резким завывающим порывом ветра в помещение влетел мужик в валенках, овечьем тулупе, чёрной папахе и с закутанным до глаз шарфом лицом! Ко всем этим несуразностям, тулуп был затянут кожаными ремнями портупеи, и с одного бока болтались ножны с казачьей шашкой, а с другого примостилась кобура револьвера.

Дверь с шумом захлопнулась. Гул ветра смолк. Даже размеренный рокот мотора показался мёртвой тишиной.

Капитан воздушного судна сделал неосторожное движение рукой к кобуре пистолета.

Дикий казак взмахнул рукой. Немец даже не успел заметить, когда выпорхнула шашка из ножен, и острым кончиком клинка перерубила его офицерский ремень.