Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Александр Полежаев

49. Ахалук

 
Ахалук мой, ахалук,
Ахалук демикотонный,
Ты работа нежных рук
Азиатки благосклонной!
Ты родился под иглой
Атагинки чернобровой,
После робости суровой
И любви во тьме ночной.
Ты не пышной пестротою —
Цветом гордых узденей,
Но смиренной простотою —
Цветом северных ночей —
Мил для сердца и очей…
Черен ты, как локон длинный
У цыганки кочевой,
Мрачен ты, как дух пустынный —
Сторож урны гробовой.
И серебряной тесьмою,
Как волнистою струею
Дагестанского ручья,
Обвились твои края.
Никогда игра алмаза
У могола на чалме,
Никогда луна во тьме,
Ни чело твое, о База,—
Это бледное чело,
Это чистое стекло,
Споря в живости с опалом,
Под ревнивым покрывалом —
Не сияли так светло!
Ах, серебряная змейка,
Ненаглядная струя —
Это ты, моя злодейка,
Ахалук суровый – я!
 

1832 или 1833

50. Раскаяние

 
Я согрешил против рассудка,
Его на миг я разлюбил:
Тебе, степная незабудка,
Его я с честью подарил!
Я променял святую совесть
На мщенье буйного глупца,
И отвратительная повесть
Гласит безумие певца.
Я согрешил против условий
Души и славы молодой,
Которых демон празднословий
Теперь освищет с клеветой!
Кинжал коварный сожаленья
Притворной дружбы и любви
Теперь потонет без сомненья
В моей бунтующей крови.
Толпа знакомцев вероломных,
Их шумный смех, и строгий взор
Мужей значительно безмолвных,
И ропот дев неблагосклонных —
Всё мне и казнь, и приговор!
Как чад неистовый похмелья,
Ты отлетела наконец,
Минута злобного веселья!
Проснись, задумчивый певец!
Где гармоническая лира,
Где барда юного венок?
Ужель повергнул их порок
К ногам ничтожного кумира?
Ужель бездушный идеал
Неотразимого разврата
Тебя, как жертву каземата,
Рукой поносной оковал?
О нет!.. Свершилось!.. Жар мятежный
Остыл на пасмурном челе:
Как сын земли, я дань земле
Принес чредою неизбежной;
Узнал бесславие, позор
Под маской дикого невежды,—
Но пред лицом Кавказских гор
Я рву нечистые одежды!
Подобный гордостью горам,
Заметным в безднах и лазури,
Я воспарю, как фимиам
С цветов пустынных, к небесам
И передам моим струнам
И рев и вой минувшей бури.
 

1832 или 1833

51. Цыганка

 
Кто идет перед толпою
На широкой площади́,
С загорелой красотою
На щеках и на груди?
Под разодранным покровом,
Проницательна, черна,
Кто в величии суровом
Эта дивная жена?..
Бьются локоны небрежно
По нагим ее плечам,
Искры наглости мятежно
Разбежались по очам,
И, страшней ударов сечи,
Как гремучая река,
Льются сладостные речи
У бесстыдной с языка.
Узнаю тебя, вакханка
Незабвенной старины:
Ты коварная цыганка,
Дочь свободы и весны!
Под узлами бедной шали
Ты не скроешь от меня
Ненавистницу печали,
Друга радостного дня.
Ты знакома вдохновенью
Поэтической мечты,
Ты дарила наслажденью
Африканские цветы!
Ах, я помню… Но ужасно
Вспоминать лукавый сон:
Фараонка, не напрасно
Тяготит мне душу он!
Пронеслась с годами сила,
Я увял – и наяву
Мне рука твоя вручила
Приворотную траву…
 

<1833>

52. Призвание

 
В душе горит огонь любви,
      Я жажду наслажденья,—
О милый мой, лови, лови
      Минуту заблужденья!
Явись ко мне – явись как дух,
      Нежданный, беспощадный,
Пока томится, ноет дух
      В надежде безотрадной,
Пока играет на челе
      Румянец прихотливый
И вижу я в туманной мгле
      Звезду любви счастливой!
Я жду тебя – я вся твоя,
      Покрой меня лобзаньем,
И полно жить – и тихо я
      Сольюсь с твоим дыханьем!
В душе горит огонь любви,
      Я жажду наслажденья,—
О милый мой, лови, лови
      Минуту заблужденья!
 

<1833>

53. Сон девушки

Чего не видит во сне 13-летняя девушка?

 
      Скучно девушке с старушкой
Длинный вечер просидеть наедине,
      Скучно с глупою болтушкой
Песни петь о незабвенной старине.
      Спится бедной за рассказом
      О каком-то колдуне,
      И над слухом, и над глазом
      Сон зацарствовал вполне.
      Вот уснула – и виденья
      Под Морфеевым крылом
      Разнесли благотворенья
      Над пылающим челом.
      Видит дева сон мятежный,
      Плод томительных годов,
      Тайный отзыв думы нежной:
      Трех красивых женихов.
      Юны, пламенны и страстны,
      К ней приближились они,
      Просят трое у прекрасной
      Ласки девственной любви!
      Пышет пламень сладострастья
      В соблазнительных очах,
      Ропот неги, ропот счастья
      Замирает на устах.
      Бьется сердце у Нанины,
      Труден выбор для души:
      Женихи, как три картины,
      Миловидны, хороши…
      Наконец невольной силой
      К одному привлечена,
      Говорит она: «Мой милый,
      Я тебе обречена!»
      Поцелуй любви трепещет
      На счастливце молодом…
      Вдруг струистый пламень блещет,
      Загремел подземный гром,
      Всё исчезло… Засверкало
      Что-то яркое в углу,
      Зашумело, зажужжало,
      И, как будто наяву,
      Перед ней козел рогатый,
      Старец с книгою в руках
      И петух большой, мохнатый,
      В красно-бурых завитках…
      Обмерла моя Нанина,
      Нет защитника нигде…
      «Пресвятая Магдалина,
      Не оставь меня в беде!..»
      ………………………………………
 

 
      Снова молния сверкнула,
      Призрак пагубный исчез…
      Дева – «Ах!» Открыла очи —
      Вкруг постели тишина;
      Лишь над ней во мраке ночи,
      Как туманная луна,
      Шепчет бабушка седая
      Что-то с книгой и крестом:
      «Пробудись, моя родная!
      Ты в волнении живом:
      Соблазнил тебя лукавый
      Окаянною мечтой…
      Призови рассудок здравый
      В помощь с верою святой;
      Мне самой мечтались прежде
      И козлы, и петухи,
      Но не бойся – верь надежде —
      Нам они не женихи».
 

<1833>

54. Степь

 
Светлый месяц из-за туч
Бросил тихо ясный луч
       По степи безводной.
 

 
Как янтарная слеза,
Блещет влажная роса
       На траве холодной.
 

 
Время, девица-душа,
Из-под сени шалаша
       Пролети украдкой,
 

 
Улови, прелестный друг,
От завистливых подруг
       Миг любови краткой!
 

 
Не звенит ли за холмом
             Милый голос?
 

 
Не сверкнул ли над плечом
             Черный волос?
 

 
Не знакомое ли мне
             Покрывало
 

 
В благосклонной тишине
             Промелькало?
 

 
Сердце вещее дрожит,
Дева юная спешит
       К тайному приюту.
 

 
Скройся, месяц золотой,
Над счастливою четой,
       Скройся на минуту!
 

 
Миг волшебный пролетел,
             Как виденье,
 

 
И осталось мне в удел
             Сожаленье!
 

 
Скоро ль, девица-краса,
             От желанья
 

 
Потемнеют небеса
             Для свиданья?
 

<1833>

55. Окно

 
      Там, над быстрою рекой
      Есть волшебное окно,
      Белоснежною рукой
      Открывается оно.
 

 
      Груди полные дрожат
      Из-под тени полотна,
      Очи светлые блестят
      Из волшебного окна…
 

 
      ……………………………………
      ……………………………………
 

 
      И, склонясь на локоток,
      Под весенний вечерок,
      Миловидна, хороша,
      Смотрит девица-душа.
 

 
Улыбнется – и природа расцветет,
И приятней соловей в саду поет,
      И над ручкою лилейной
      Вьется ветер тиховейный,
            И порхает,
            И летает
      С сладострастною мечтой
      Над девицей молодой.
 

 
Но лишь только опускает раскрасавица окно —
Всё над Тереком суровым и мертво, и холодно́.
 

 
      Улыбнись, душа-девица,
      Улыбнись, моя любовь,
      И вечерняя зарница
      Осветит природу вновь!
      Нет! Жестокая не слышит
      Робкой жалобы моей
      И в груди ее не пышет
      Пламень неги и страстей!
Будет время, равнодушная краса:
Разнесется от печали светло-русая коса!
 

 
      Сердце пылкое, живое
      Загрустит во тьме ночной,
      И страдание чужое
      Ознакомится с тобой;
      И откроешь ты ревниво
      Потаенное окно,
      Но любви нетерпеливой
      Не дождется уж оно.
 

<1833>

56. Демон вдохновенья

 
Так, это он, знакомец чудный
Моей тоскующей души,
Мой добрый гость в толпе безлюдной
И в усыпительной глуши!
Недаром сердце угнетала
Непостижимая печаль:
Оно рвалось, летело вдаль,
Оно желанного искало.
И вот, как тихий сон могил,
Лобзаясь с хладными крестами,
Он благотворно осенил
Меня волшебными крылами,
И с них обильными струями
Сбежала в грудь мне крепость сил,
И он бесплотными устами
К моим бесчувственным приник,
И своенравным вдохновеньем
Душа зажглася с исступленьем,
И проглаголал мой язык:
«Где я, где я? Каких условий
Я был торжественным рабом?
Над Аполлоновым жрецом
Летает демон празднословий!
Я вижу – злая клевета
Шипит в пыли змеиным жалом,
И злая глупость, мать вреда,
Грозит мне издали кинжалом.
Я вижу будто бы во сне
Фигуры, тени, лица, маски:
Темны, прозрачны и без краски,
Густою цепью по стене
Они мелькают в виде пляски…
Ни па, ни такта, ни шагов
У очарованных духов…
То нитью легкой и протяжной,
Подобно тонким облакам,
То массой черной стоэтажной
Плывут, как волны по волнам…
Какое чудо! Что за вид
Фантасмагории волшебной!..
Все тени гимн поют хвалебный;
Я слышу страшный хор гласит:
„О Ариман! О грозный царь
Теней, забытых Оризмадом!
К тебе взывает целым адом
Твоя трепещущая тварь!..
Мы не страшимся тяжкой муки:
Давно, давно привыкли к ней
В часы твоей угрюмой скуки,
Под звуком тягостных цепей;
С печальным месячным восходом
К тебе мы мрачным хороводом
Спешим, восставши из гробов,
На крыльях филинов и сов!
Сыны родительских проклятий,
Надежду вживе погубя,
Мы ненавидим и себя,
И злых и добрых наших братий!..
Когтями острыми мы рвем
Их изнуренные составы;
Страдая сами – зло за злом
Изобретаем мы, царь славы,
Для страшной демонской забавы,
Для наслажденья твоего!..
Воззри на нас кровавым оком:
Есть пир любимый для него,
И в утешении жестоком,
Сквозь мрак геенны и огни
Уста улыбкой проясни!
О Ариман! О грозный царь
Теней, забытых Оризмадом!
К тебе взывает целым адом
Твоя трепещущая тварь!..“»
              И вдруг: и треск,
              И гром, и блеск —
              И Ариман,
              Как ураган,
              В тройной короне
              Из черных змей,
              Предстал на троне
              Среди теней!
              Умолкли стоны,
              И миллионы
              Волшебных лиц
              Поверглись ниц!..
       «Рабы мои, рабы мои,
Отступники небесного светила!
       Над вами власть моей руки
От вечности доныне опочила,
       И непреложен мой закон!..
Настанет день неотразимой злобы —
Пожрут, пожрут неистовые гробы
И солнце, и луну, и гордый небосклон:
Всё грозно дань заплатит разрушенью —
       И на развалинах миров
Узрите вы опять по тайному веленью
Во мне властителя страдающих духо́в!..»
              И вновь и треск,
              И гром, и блеск —
              И Ариман,
              Как ураган,
              В тройной короне
              Из черных змей,
              Исчез на троне
              Среди теней…
       Всё тихо!.. Страшные виденья
       Как вихрь умчались по стене,
       И я, как будто в тяжком сне,
Опять с своей тоской сижу наедине!
Зачем ты улетел, о демон вдохновенья!..
 

1833

57. Иван Великий

 
Опять она, опять Москва!
Редеет зыбкий пар тумана,
И засияла голова
И крест Великого Ивана!
Вот он – огромный Бриарей,
Отважно спорящий с громами,
Но друг народа и царей
С своими ста колоколами!
Его набат и тихий звон
Всегда приятны патриоту;
Не в первый раз, спасая трон,
Он влек злодея к эшафоту!
И вас, Реншильд и Шлиппенбах,
Встречал привет его громовый,
Когда с улыбкой на устах
Влачились гордо вы в цепях
За колесницею Петровой!
Дела высокие славян,
Прекрасный век Семирамиды,
Герои Альпов и Тавриды,—
Он был ваш верный Оссиан,
Звучней, чем Игорев Баян!
И он, супруг твой, Жозефина,
Железный волей и рукой,
На векового исполина
Взирал с невольною тоской!
Москва под игом супостата,
И ночь, и бунт, и Кремль в огне —
Нередко нового сармата
Смущали в грустной тишине.
Еще свободы ярой клики
Таила русская земля,
Но грозен был Иван Великий
Среди безмолвного Кремля.
И Святослава меч кровавый
Сверкнул над буйной головой,
И, избалованная славой,
Она скатилась величаво
Перед торжественной судьбой!..
Восстали царства, пламень брани
Под небом Африки угас,
И звучно, звучно с плеском дланей
Слился Ивана шумный глас!..
И где ж, когда в скрижаль отчизны
Не вписан доблестный Иван?
Всегда, везде без укоризны
Он русской правды Алкоран!..
Люблю его в войне и мире,
Люблю в обычной простоте,
И в пышной пламенной порфире,
Во всей волшебной красоте,
Когда во дни воспоминаний
Событий древних и живых
Среди щитов, огней, блистаний
Горит он в радугах цветных!..
Томясь желаньем ненасытным
Заняться важно суетой,
Люблю в раздумье любопытном
Взойти с народною толпой
Под самый купол золотой
И видеть с жалостью оттуда,
Что эта гордая Москва,
Которой добрая молва
Всегда дарила имя чуда,—
Песку и камней только груда.
Без слов коварных и пустых
Могу прибавить я, что лица,
Которых более других
Ласкает матушка-столица,
Оттуда видны без очков,
Поверьте мне, как вереница
Обыкновенных каплунов…
А сколько мыслей, замечаний,
Философических идей,
Филантропических мечтаний
И романтических затей
Всегда насчет других людей
На ум приходят в это время?
Какое сладостное бремя
Лежит на сердце и душе!
Ах, это счастье без обмана,
Оно лишь жителя Монблана
Лелеет в вольном шалаше!
Один крестьянин полудикий
Недаром вымолвил в слезах:
«Велик господь на небесах,
Велик в Москве Иван Великий!»
Итак, хвала тебе, хвала,
Живи, цвети, Иван кремлевский,
И, утешая слух московский,
Гуди во все колокола!
 

1833

58. Отрывок из послания к А. П. Л<озовском>у

 
И нет их, нет! Промчались годы
Душевных бурь и мятежей,
И я далек от рубежей
Войны, разбоя и свободы…
И я без грусти и тоски
Покинул бранные станицы,
Где в вечной праздности девицы,
Где в вечном деле казаки;
Где молоканки очень строги
Для целомудренных невест;
Где днем и стража и разъезд,
А ночью шумные тревоги;
Где бородатый богатырь,
Всегда готовый на сраженье,
Меняет важно на чихирь
В горах отбитое именье;
Где беззаботливый старик
Всегда молчит благопристойно,
Лишь только б сва́рливый язык
Не возмущал семьи покойной;
Где день и ночь седая мать
Готова дочери стыдливой
Седьмую заповедь читать;
Где дочь внимает терпеливо
Совету древности болтливой
И между тем в тринадцать лет
В глазах святоши боязливой
Полнее шьет себе бешмет;
……………………………………………
Где безукорая жена
Глядит скосясь на изувера,[50]50
  Изувер – почетное титло, которым величают иногда закоренелые старообрядки русских воинов.


[Закрыть]
……………………………………………
……………………………………………
Где муж, от сабли и седла
Бежав, как тень, в покое кратком,
Под кровом мирного угла
Себе растит в забвенье сладком
Красу оленьего чела;
Где всё живет одним развратом;[51]51
  Частые необходимые сношения казаков с горцами служат невольною причиною беспорядков, происходящих иногда в станицах. Кому неизвестны хищные, неукротимые нравы чеченцев? Кто не знает, что миролюбивейшие меры, принимаемые русским правительством для смирения буйства сих мятежников, никогда не имели полного успеха; закоренелые в правилах разбоя, они всегда одинаковы. Близкая неминуемая опасность успокаивает их на время, после опять то же вероломство, то же убийство в недрах своих благодетелей… Черты безнравственности, приведенные в сем отрывке, относятся собственно к этому жалкому народу.


[Закрыть]
Где за червонец можно быть
Жене – сестрой, а мужу – братом;
Где можно резать и душить
Проезжих с солнечным закатом;
Где яд, кинжал, свинец и меч
Всегда сменяются пожаром
И голова катится с плеч
Под неожиданным ударом;
Где наконец Кази-Мулла,
Свирепый воин исламизма,
В когтях полночного Орла
Растерзан с гидрой фанатизма,
И пал коварный Бей-Булат,[52]52
  Бей-Булат – важное лицо в истории горских революций.


[Закрыть]
И кровью злобы и раздора
Запечатлел дела позора
Отважный русский ренегат…[53]53
  Каплунов – беглый русский солдат, прославивший себя в горах разбоем и непримиримой ненавистью к соотечественникам.


[Закрыть]
И всё утихло: стон проклятий,
Громов победных торжество,—
И село мира божество
На трупах недругов и братий…
Таков сей край от древних лет,
Свидетель казни Прометея,
Войны Лукулла и Помпея
И Тамерлановых побед.
 

1833

В АЛЬБОМ Ф. А. КОНИ (ЧТО НАПИСАТЬ, ЕЙ-ЕЙ, НЕ ЗНАЮ…)

Что написать, ей-ей, не знаю —

Девиц и женщин не терплю,

Лишь душу, чувство уважаю,

И ум я искренно люблю…

1834

ОПРАВДАНИЕ МУЖА

Берег сокровище! Но льзя ли сберечи,

Когда от оного у всех висят ключи?

<1833>

ОТВЕТ НА ВОПРОС ПУШКИНА

Прошли все юности затеи,

И либеральные идеи

Под верноподданным кнутом.

<1833>

59. Имениннику

 
Что могу тебе, Лозовский,
Подарить для именин?
Я, по милости бесовской,
Очень бедный господин!
В стоицизме самом строгом,
Я живу без серебра,
И в шатре моем убогом
Нет богатства и добра,
Кроме сабли и пера.
Жалко споря с гневной службой,
Я ни гений, ни солдат,
И одной твоею дружбой
В доле пагубной богат!
Дружба – неба дар священный,
Рай земного бытия!
Чем же, друг неоцененный,
Заплачу за дружбу я?
Дружбой чистой, неизменной,
Дружбой сердца на обмен:
Плен торжественный за плен!..
Посмотри: невольник страждет
В неприятельских цепях
И напрасно воли жаждет,
Как источника в степях.
Так и я, могучей силой
Предназначенный тебе,
Не могу уже, мой милый,
Перекорствовать судьбе…
Не могу сказать я вольно:
«Ты чужой мне, я не твой!»
Было время – и довольно…
Голос пылкий и живой
Излетел, как бури вой,
Из груди моей суровой…
Ты услышал дивный звук,
Громкий отзыв жизни новой —
И уста, и пламень рук,
Будто с детской колыбели,
Навсегда запечатлели
В нас святое имя «друг!»
В чем же, в чем теперь желанье
Имениннику души?
Это верное признанье
Глубже в сердце запиши!..
 

30 августа 1833

На Лубянке, дом Лухманова

60. Гальванизм, или Послание к Зевесу

 
Le monde est plein de
trompeurs et de trompés.
 

N. M. [54]54
  Мир полон обманщиков и обманутых. H. М. (фр.). – Ред.


[Закрыть]

 
Итак, узнал я наконец
Тебя, Зевес самодержавный![55]55
  Замечание:
Итак, узнал я наконецТебя, Зевес самодержавный!и проч.  Это шуточное стихотворение написал я экспромтом в то время, когда один известный и опытный медик после долгого, неутомимого старанья возвратить мне слух, потерянный от сильной простуды, решился испытать надо мною силу гальванизма и я в первый раз почувствовал благотворное действие этого электричества.
  Более полутора года я страдал почти совершенною глухотою и терял уже надежду на излечение, но гальванизм, искусно и осторожно приноровленный к моей болезни, возвратил мне слух в два месяца.
  Никогда не забуду благородного медика, который посвятил свои глубокие познания пользе человечества, и уверен, что голос мой повторяется тысячами голосов людей, обязанных ему нередко самою жизнью.


[Закрыть]
Узнал, что мир – большой глупец,
А ты – проказник презабавный!
 

 
Два металлических кружка
Да два телятины куска
С цепочкой медной за ушами —
 

 
Вот тайна молний и громов,
Которыми, как чудесами,
Ты нас стращал из облаков.
 

 
Гальвани с мертвою лягушкой
В лаборатории своей
Нам доказал, что ты людей
Всегда считал одной игрушкой!
 

 
Сын праха, слабый и глухой,
Под руководством гальванизма
Едва ль, Зевес почтенный мой,
Я не сойду до атеизма!
К чему мне ты? Я сам Зевес!
 

 
Перуны, молнии и громы
Мне без обмана и чудес
Теперь торжественно знакомы!
Огонь и блеск в моих очах,
И гром и треск в моих ушах!
 

 
Я весь – разгульный шум Содома
И мусульманский вертоград,
С тех пор как дивный препарат
Из мяса, шелку и металла
Уснувших сил моих начала
 

 
Электризует и живит
И всё вокруг меня нестройно,
Разнообразно, беспокойно,
Но гармонически звенит!
 

 
Итак, Зевес, мое почтенье!
Тебе я больше не слуга!
Я сам велик – еще мгновенье…
И – вознесусь на облака!
 

 
Тогда, как вздорного соседа,
Тебя порядочно уйму,
А молодого Ганимеда,
Орла и Гебу отниму.
 

После 1833

61. «Судьба меня в младенчестве убила…»

 
Судьба меня в младенчестве убила!
       Не знал я жизни тридцать лет,
Но ваша кисть мне вдруг проговорила
       «Восстань из тьмы, живи, поэт!»
И расцвела холодная могила,
       И я опять увидел свет…
 

Июль 1834

62. Божий суд

 
Есть духи зла – неистовые чада
       Благословенного отца;
Удел их – грусть, отчаянье – отрада,
       А жизнь – мученье без конца!
 

 
В великий час рождения вселенной,
       Когда извлек всевышний перст
Из тьмы веков эфир одушевленный
       Для хора солнцев, лун и звезд;
 

 
Когда творец торжественное слово
       В премудрой благости изрек:
«Да будет прах величия основой!» —
       И встал из праха человек…
 

 
Тогда ему, светлы, необозримы,
       Хвалу воспели небеса,
И юный мир, как сын его любимый,
       Был весь – волшебная краса…
 

 
И ярче звезд и солнца золотого,
       Как иорданские струи,
Вокруг его, властителя святого
       Вились архангелов рои!
 

 
И пышный сонм небесных легионов
       Был ясен, свят перед творцом
И на скрижаль божественных законов
       Взирал с трепещущим челом.
 

 
Но чистый огнь невинности покорной
       В сынах бессмертия потух —
И грозно пал с гордынею упорной
       Высокий ум, высокий дух.
 

 
Свершился суд!.. Могущая десница
       Подъяла молнию и гром —
И пожрала подземная темница
       Богоотверженный Содом!
 

 
И плач, и стон, и вопль ожесточенья
       Убили прелесть бытия,
И отказал в надежде примиренья
       Ему Правдивый Судия.
 

 
С тех пор враги прекрасного созданья
       Таятся горестно во мгле,
И мучит их, и жжет без состраданья
       Печать проклятья на челе.
 

 
Напрасно ждут преступные свободы:
       Они противны небесам,
Не долетит в объятия природы
       Их недостойный фимиам!
 

8 июля 1834

Село Ильинское

63. К Е…… И…… Б……й

 
        Таланты ваши оценить
        Никто не в силах, без сомненья!
        Возможно ли о том судить,
        Что выше всякого сужденья?
        Того ни с чем нельзя сравнить,
        Что выше всякого сравненья!
        Вы рождены пленять сердца
        Душой, умом и красотою,
        И чувств высоких полнотою
    Примерной матери и редкого отца.
 

 
        О, тот постигнул верх блаженства,
        Кто вышней цели идеал,
        Кто все земные совершенства
        В одном созданье увидал.
        Кому же? Мне, рабу несчастья,
        Приснился дивный этот сон —
        И с тайной силой самовластья
        Упал, налег на душу он!
        Я вижу!.. Нет, не сновиденье
        Меня ласкает в тишине!
        То не волшебное явленье
        Страдальцу в дальней стороне!
        Не гармоническая лира
        Звучит и стонет надо мной
        И из вещественного мира
        Зовет, зовет меня с собой
        К моей отчизне неземной!..
        Нет! Это вы! Не очарован
        Я бредом пылкой головы…
        Цепями грусти не окован
        Мой дух свободный… Это вы!
    Кто, кроме вас, творящими перстами,
Единым очерком холодного свинца —
Дает огонь и жизнь с минувшими страстями
        Чертам бездушным мертвеца?
 

 
    Чья кисть назло природе горделивой
    Враждует с ней на лоске полотна
        И воскрешает прихотливо,
    Как мощный дух, века и времена?
 

 
        Так это вы!.. Я перед вами…
        Вы мой рисуете портрет —
    И я мирюсь с жестокими врагами,
    Мирюсь с собой! Я вижу новый свет!
 

 
        Простите смелости безумной
        Певца, гонимого судьбой,
        Который после бури шумной
        В эмали неба голубой
    Следит звезду надежды благосклонной
И, сча́стливый, в тени приветливой садов
        Пьет жадно воздух благовонный
        Ароматических цветов!
 

11 июля 1834

Село Ильинское