355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Полежаев » Стихотворения и поэмы » Текст книги (страница 19)
Стихотворения и поэмы
  • Текст добавлен: 28 марта 2017, 15:00

Текст книги "Стихотворения и поэмы"


Автор книги: Александр Полежаев


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

118. Мечта
 
Простерла ночь свои крыле
       На свод небес червленый;
Туманы вьются по земле…
       В сон легкий погруженный,
На камне диком я сижу
       В мечтаниях унылых
И в горькой думе привожу
       На память сердцу милых.
Вдруг из-за черно-сизых туч
       Серебряной струею
С луны отторгнувшийся луч
       Блеснул передо мною.
О милый луч, зачем рассек
       Ты горние туманы?
Иль исцелить мои притек
       Неисцелимы раны?
Или сокрытые судьбой
       Поведать тайны мира?
О луч божественный, открой,
       Открой, пришлец эфира:
Или к несча́стливым влечет
       Тебя волшебна сила,
И снова к счастью расцветет
       Душа моя уныла?
Так! Я восторгом упоен
       И мыслию священной!
Не ты ли в образ облечен
       Души мне незабвенной?
Быть может, вьется надо мной
       Дух милый в виде тени,
Быть может, ивы сей густой
       Он потрясает сени.
Ах, если это не мечта
       В час полночи священный,
Носися вкруг меня всегда,
       О призрак драгоценный!
Хотя твоим полетом слух
       Мой робкий насладится,
И изнемогший, скорбный дух
       Внезапно оживится…
Но месяц посреди небес
       Облекся пеленою.
Где милый луч мой? Он исчез —
       И я один с мечтою!
 
1820-е годы
119. Провидение человеку
 
Не ты ли, о мой сын, восстал против меня?
Не ты ли порицал мои благодеянья
И, очи отвратя от прелести созданья,
       Проклял отраду бытия?
 
 
Еще ты в прахе был, безумец своенравный,
А я уже радел о счастии твоем,
Растил тебя, как плод, и в промысле святом
       Тебе удел готовил славный.
 
 
В совете вековом твой век образовал,
И времена текли моим произволеньем,
И рек я: «Появись и чистым наслажденьем
       Почти мой горний трибунал!»
 
 
И ты возник. Мое благое попеченье
Не обрекло тебя игралищем судьбе,
Огнем моих очей посеял я в тебе
       С началом жизни вдохновенье.
 
 
Из груди я воззвал млеко твоим устам,
И сладко ты прильнул к источнику любови,
И ты впивал в себя и жар, и силу крови,
       И свет мелькнул твоим очам.
 
 
И – искра божества под бренным покрывалом —
Свободная душа невидимо зажглась,
Младенческая мысль словами излилась,—
       И имя «бог» служило ей началом.
 
 
В каком великом торжестве
Перед тобой оно сияло!
Везде и всё напоминало
Тебе о тайном божестве.
На небе в солнце лучезарном
Мое величье ты читал;
Когда же с чувством благодарным
На землю очи обращал,
То всюду зрел мои деянья
Во всей красе благодеянья;
В природе зрел ты образ мой,
В порядке – предопределенье,
В пространстве мира – провиденье,
В судьбе послушной и слепой —
Мое могучее веленье.
 
 
И ты почтил во мне царя
Твоих душевных наслаждений,
И, то забывшись, то горя
Огнем приятных впечатлений,
В своей невинной простоте
Ты шел к таинственной мете.
Но между тем как грозный опыт
Твой свежий ум окаменял,
Ты произнес безумный ропот,
Ты укорять меня дерзал.
Душа твоя одета мглою,
Чело бледнее мертвеца,
И ты, терзаясь думой злою,
Уже не веруешь в творца.
«Он есть великая проблема,
Рассудку данная судьбой;
Когда весь мир его эмблема,
То наподобие Эдема
Правдивый был бы и благой».
 
 
Умолкни, гордое мечтанье!
Я начертал тебе закон,
Но для тебя ничтожен он!
О, как вели́ко расстоянье!
Перед тобою – миг один,
Я – миллионов властелин!
Когда спадут перед тобою
Покровы мудрости моей,
Тогда, измученный борьбою
Недоумений и страстей,
Ты озаришься совершенством
Неизреченной правоты
И вкусишь с праведным блаженством
От чаши благ и доброты,
Познаешь горнего участья
Дотоле скрытые плоды,
И миновавшие несчастья
Благословишь в восторге ты.
 
 
Но ропот не умолк в душе ожесточенной:
Ты жаждешь до времен узреть великий день
И дивный вертоград, всевышним насажденный,
       Где никогда ночная тень
       Не омрачит святую сень.
 
 
Безумный! Малый свет и темнота ночная —
Вожатые к нему. Надейся и иди,
Природу и меня постигнуть не дерзая;
       Подобно ей, мои пути
       Слепой покорностью почти!
 
 
Открыл ли я земле законы управленья?
Свирепый океан, великий царь морей,
Окован навсегда десницею моей,
       И в час урочного явленья
       Он силой бурного стремленья
       Наводит ужас потопленья
       И снова хлынет от степей.
И – тень моих лучей в лазури необъятной —
Узнал ли этот шар закон моих путей?
Куда б он полетел без помощи моей?
       Кончая подвиг благодатный,
       Улыбкой тихой и приятной
       Не обещает он обратно
       Заутра радужных огней.
 
 
И царствует везде порядок неразрывный:
Я утром возбужу вселенную от сна,
И вечером взойдет сребристая луна.
       И вот Из тишины пустынной
       Она на голос мой призывный
       Стремится с легкостию дивной —
       И ночи мгла озарена.
 
 
А ты, прекрасное творенье,
Кого создал для неба я,
Ты впал в ужасное сомненье
О мудрой цели бытия.
Ты, человек и царь вселенной,
Дерзнул роптать – и на кого?
Ты смел в душе ожесточенной
Хулить владыку своего!
Я твой владыка – благодетель,
Моя святая добродетель
Тебя спасает и хранит,
Я твой незыблемый гранит.
Не мнишь ли ты, что в мраке ночи
Я беззаботно опочил?
О нет! Внимательные очи
Я с действий мира не сводил.
Моря в волнении суровом,
Летучий прах и ветров стон —
Всё движу я великим словом,
Всему в природе есть закон.
Иди с светильником надежды
За провидением вослед,
Ты не умрешь, смыкая вежды:
Тебе за гробом новый свет!
И знай: правдиво провиденье,
В его путях обмана нет.
Зари румяной восхожденье,
Природы целой уверенье
Твердят о нем из века в век —
Один не верит человек!
Но брось, о смертный, безнадежность;
Моя родительская нежность
Твое сомненье постыдит
И за безумное роптанье
Свое преступное созданье
Любовью вечной наградит.
 
1820-е годы
120. Бонапарте
 
Есть дикая скала на лоне океана…
С крутых ее брегов, под ризою тумана
Приветствует тебя, задумчивый пловец,
Гробница мрачная, обмытая волнами;
Вблизи ее лежат обросшие цветами
       Разбитый скипетр и венец…
 
 
Кто здесь? Нет имени!.. Спросите у вселенной!
То имя начертал булат окровавленный —
От скифского шатра до нильских берегов —
На бронзе, на груди бойцов ожесточенных,
В народных племенах, в мильонах изумленных
       Пред ним склонявшихся рабов.
 
 
Два имени векам переданы веками,
Но никогда ничье громовыми крылами
Не рассекало мир с подобной быстротой;
Нигде ничья нога сильнее не врезала
Следов в лицо земли – и грозную сковала
       Судьба над дикою скалой!..
 
 
Вот здесь его дитя шагами измеряет,
Враждебная пята гробницу попирает,
Громовое чело объято тишиной,
Над ним в вечерней мгле жужжит комар ничтожный,
И тень его один внимает гул тревожный
       Волны, летящей за волной.
 
 
И мир тебе, о прах великого героя,
Ты цел и невредим в обители покоя!
Глас лиры никогда гробов не возмущал,
Всегда таила смерть убежище для славы.
Ничто не оскорбит удел твой величавый:
       Тебе потомство – трибунал!..
 
 
Твой гроб и колыбель сокрыты в мгле тумана,
Но ты как молния возник из урагана
И, безыменный муж, вселенную сразил.
Так точно славный Нил, под Мемфисом глубокий,
В Мемноновых степях струит свои потоки
       Еще без памяти, без сил.
 
 
Упали алтари, разрушилися троны;
Ты миру даровал победы и законы,
Ты славой наречен над вольностью царем —
И век, ужасный век, который местью грянул
На царства и богов, перед тобой отпрянул
       На шаг в безмолвье роковом.
 
 
Ты грозного числа врагов не устрашался,
Ты с призраком, вторый Израиль, состязался,
И призрак изнемог под тяжестью твоей;
Возвышенных имен могучий осквернитель,
Ты с слабостью играл, как демон-соблазнитель
       Играет с чашей алтарей.
 
 
Так, если старый век при факеле могильном
Терзает, рвет себя в отчаянье бессильном,
Издавши вольный крик в заржавленных цепях,—
То вдруг из-под земли герой неблагодарный
Встает, разит его – и ложь, как сон коварный,
       Падет пред истиной во прах!
 
 
Свобода, слава, честь – мечты очарованья —
Гремели для тебя, как бранные воззванья,
Как отзыв роковой воинственной трубы,
И слух твой, языком невнятным пораженный,
Внимал лишь одному волнению вселенной
       И воплю смерти и борьбы!..
 
 
И, чуждый прав людей, надменный, величавый,
У мира одного ты требовал – державы!
Ты шел… И пред тобой везде рождался путь,
И лавры на скалах пустынных зеленели!
Так меткая стрела летит до верной цели,
       Хотя б сквозь дружескую грудь.
 
 
И никогда фиал минутного безумья
С чела не разгонял державного раздумья;
Ты пурпура искал не в чаше золотой;
Как воин на часах, угрюмый и бессонный,
Ни вздоха, ни слезы, ни ласки благосклонной
       Ты не дарил красе младой.
 
 
Войну, тревогу, стон, лучи зари багровой
На копьях и мечах любил твой дух суровый,
И только одного товарища в боях
Лелеяла твоя десница громовая,
Когда, широкий хвост и гриву воздымая,
       Он бил копытом сталь и прах.
 
 
Не равный никому гордыней равнодушной,
Ты пал без ропота, судьбе твоей послушный;
Ты мыслил… И презрел и зависть, и любовь!
Как царственный орел, могучий сын эфира,
Один всевидящий ты взор имел для мира,—
       И этот взор был: смерть и кровь!
 
 
Внезапно овладеть победной колесницей,
Вселенную потрясть могучею десницей,
Попрать одной ногой трибунов и царей,
Сковать ярмо любви из зависти коварной,
Заставить трепетать народ неблагодарный,
       Освобожденный от цепей!
 
 
Быть века своего и мыслию и жизнью,
Кинжалы притупить, рассеять бунт в отчизне,
Разрушить и создать всемирные столпы,
Под заревом громов, надежды неизменной
Оспорить у богов владычество вселенной…
       О сон!.. О дивные судьбы́!..
 
 
Ты пал однако, пал – на пиршестве великом,
И плащ властительный ты на утесе диком
Увидел наконец растерзанный врагом —
И рок, единый бог, в которого ты верил,
Из жалости сажень земли тебе отмерил
       Между могилой и венцом.
 
 
О, если б я постиг глубокие мечтанья,
Ужасные плоды того воспоминанья,
Которое тебя покинуть не могло!..
На доблестную грудь бездейственные руки
Ты складывал крестом, и тягостные муки
       Мрачили грозное чело!
 
 
Как пастырь на брегу реки уединенной,
Завидя тень свою в волне одушевленной,
Следит ее вблизи и в недрах глубины —
Так точно на скале, печальный и угрюмый,
Ты гордо вызывал торжественною думой
       Дни величавой старины,
 
 
И, радуя твои внимательные взоры,
В роскошной красоте текли они как горы,
И слух твой утешал их ропот вековой,
И каждая волна, блестящую картину
Раскинув пред тобой, скрывалася в пучину,
       И ты летел за ней душой.
 
 
Вот здесь ты на мосту, в огне, перед громами;
Там степи заметал враждебными чалмами;
Там стонет Иордан, узрев тебя в волнах;
Там горы подавил стопой неодолимой;
Там скипетр обменил твой меч непобедимый,
       А здесь… Но что за чудный страх?
 
 
Зачем ты отвратил испуганные очи?
Бледно твое чело!.. Скажи, во мраке ночи,
Что бурная волна к стопам твоим несет?..
Не тяжкой ли войны печальные картины,
Не кровью ли врагов обмытые долины?
       Но слава, слава всё сотрет.
 
 
Загладит всё она – всё, кроме преступленья;
Но перст ее, но перст… Он кажет жертву мщенья —
Труп юноши в крови!.. И мутная волна
Несла его, несла и снова возвращалась,
И, будто судия, к убийце обращалась
       С ужасной повестью она!
 
 
А он, как заклеймен печатью громовою,
Он быстро закрывал чело свое рукою,
Но кровь из-под руки прозрачно и светло
Являлась и текла струей неукротимой;
Багровое пятно, как царской диадимой,
       Венчало бледное чело.
 
 
И вот, тиран, и вот за это вероломство
Восстанет на тебя правдивое потомство:
Кровавого пятна ничто не истребит!
Ты выше и славней соперника Помпея,
Но кто, скажи мне, кто и Мария-злодея
       В тебе невольно не узрит?..
 
 
И умер наконец ты смертию народной,
Уснул, как селянин на пажити бесплодной,
Без платы за труды, с притупленной косой!
Мечом вооружась, как будто для осады,
У вышнего просить суда или награды
       Явился ты с твоей рукой.
 
 
В последние часы, болезнью изнуренный,
Один с своим умом пред тайной сокровенной,
Казалось, он искал чего-то в небесах;
Невнятно лепетал язык его суровый,
Хотел произнести неведомое слово,
       Но замер голос на устах!..
 
 
Окончи – это бог, владыка тьмы и славы,
Царь жизни и смертей! Он силу и державы
Вручает и назад торжественно берет!..
Ответствуй… Он один поймет непостижимых;
Он судит и казнит царей несправедливых,
       Ему рабы дают отчет.
 
 
Но гроб его закрыт!.. Он там уже… Молчанье!
Пред богом на весах добро и злодеянье!..
Он там!.. С лица земли исчез великий муж!..
О боже, кто постиг пути твоих велений?
Что значит человек? Увы, быть может, гений
       Есть добродетель падших душ.
 
<1833>
ИЗ ПАНАРА121. Песня
 
            Как смешон,
            Неумен
            Муж ревнивый,
            Неучтивый!
            Как хотеть
            Завладеть
            Лишь ему
            Одному
            (Без причины)
            И рукой,
            И душой
            Половины!
            Хоть сердись,
            Хоть бранись,
Коль захочется Амуру,
            То жена,
            Сатана,
Изомнет твою фризуру!
Будешь горестно рыдать,
Будешь лоб свой проклинать,—
            Но напрасно!
Не найдешь себе утех
И услышишь только смех
            Повсечасный.
Станут дыбом волоса,
Коль споют тебе в глаза
Песенку такую,
Хитрую и злую:
            Как смешон,
            Неумен
            Муж ревнивый,
            Неучтивый!
            Как хотеть
            Завладеть
            Лишь ему
            Одному
            (Без причины)
            И рукой,
            И душой
            Половины!
 
<1829>
ИЗ ГЮГО122. Лунный свет
 
В вода́х полусонных играла луна.
Гарем освежило дыханье свободы;
На ясное небо, на светлые воды
Султанша в раздумье глядит из окна.
Внезапно гитара в руке замерла,
Как будто протяжный и жалобный ропот
Раздался над морем!.. Не конский ли топот,
Не шум ли глухой удалого весла?
Не птица ли ночи широким крылом
Рассе́кла зыбучей волны половину?
Не дух ли лукавый морскую пучину
Тревожит, бессонный, в покое ночном?..
Кто нагло смеется над робостью жен?
Кто море волнует?.. Не демон лукавый,
Не тяжкие весла ладьи величавой,
Не птица ночная!.. Откуда же он,
Откуда протяжный и жалобный стон?
Вот грозный мешок!.. Голубая волна
В нем члены живые и топит, и носит,
И будто пощады у варваров просит…
В водах полусонных играла луна.
 
<1833>
123. Гимн Нерона

Nescio quid molle atque facetum.

Horac [114]114
  Не знаю: нечто изнеженное и насмешливое. Гораций (лат.). – Ред.


[Закрыть]

1
 
Друзья! Не мудрым угрожает
Тяжелой скуки длинный час!
Вам пир роскошный предлагает
Нерон и консул в третий раз,
Нерон, владыка полумира,
В руках которого гремит
Перун и греческая лира,
Животворящая гранит.
 
2
 
Услышьте голос мой призывный!
Нет, никогда и слух и взор
Не услаждали вы так дивно,
Паллас и милый Агенор!
Ни эти шумные обеды,
Где наш Сенека заседал
И чаши дружеской беседы
Вином фалернским наполнял.
 
3
 
Ни вечера, когда Аглая,
В галере легкой и цветной,
Пленяла нас, полунагая,
Своей волшебною красой!
Ни цирк воинственно-мятежный,
Где сонмы гнусные рабов
Встречались с смертью неизбежной
Между когтями диких львов.
 
4
 
Ко мне! Мы с верху этой башни
В огне увидим целый Рим!
Что зубы тигра! Пламень страшный,
Как самый ад, неодолим!
Я образую цирк широкой
Между семи священных гор,
Где озарится в тьме глубокой
Весь Рим, как светлый метеор!
 
5
 
Так – мира сильный обладатель
Досуг печальный усладит!
Так – землю он, как бог-каратель,
Перуном грозным поразит!
Но время! Гидра огневая
Шумит торжественным крылом,—
И вот, хребет свой извивая,
Зарделась в сумраке ночном.
 
6
 
Смотрите! Вот, она не дремлет!
И блеск и дым – ее бойцы!
И будто с ласкою объемлет
Она и стены и дворцы.
О, для чего мои лобзанья,
Как пламень серный, не горят,
Не могут в душу лить страданья,
Не пожирают – не мертвят?
 
7
 
Внемлите голосу молений
И воплю старцев и детей!
Смотрите: бледные как тени
Они мелькают средь огней!
Колонны, двери золотые
Трещат, колеблются, падут
И в волны Тибра голубые
С рекою бронзовой текут.
 
8
 
И гибнут в лавах бесконечных
Порфир, и мрамор, и гранит —
И вас, о статуи предвечных,
Победный пламень не щадит!
Руководим моею волей,
Он всё до хижин обоймет,
И аквилон в широком поле
Останки Рима разнесет.
 
9
 
Прости, надменный Капитолий!
Нерон сказал – и совершит!
Вот арка Силлы! Грозной доли
Теперь она не избежит!
Пылают портики и храмы,
Весь Рим! Властительный Зевес,
Ужели эти фимиамы
Не достигают до небес?
 
10
 
И что пророчества Сивиллы,
И где судьба семи долин?
Она сказала: «Вражьи силы
Тебя возвысят, исполин!
О Рим, удел твой – бесконечность!
Ты сын бессмертья и веков!»
Друзья мои! Вся эта вечность
Продлится несколько часов!
 
11
 
Прекрасны пламенные воды!
Тебя я понял, Герострат!
Повсюду вас, мои народы,
Они, как змеи, окружат!
Освободите от короны
Мое горящее чело!
Венок мой свежий, благовонный
Золой и пеплом занесло!
 
12
 
Окровавле́нные одежды
Вином душистым обольем!
Одни безумные невежды
Облиты кровью за столом!
В высоких, сильных наслажденьях
Забудем злобную игру
И станем жить не в сожаленьях,
Но в упоенье на пиру!
 
13
 
Я наказую Рим державный!
Я омрачу его звезду!
Он жертвы робкие бесславно
Приносит Зевсу и Христу!
Что ж алтарей не воздвигают
И мне, властителю рабов,
Когда вседневно умножает
Число героев и рабов!
 
14
 
Я уничтожу Рим – и, смелый,
Восстановлю его опять!
Но христиане!.. Копья, стрелы
Должны их всюду поражать!
На смерть их всех – на поруганья!
Они зажгли великий Рим!
Гей, раб мой! Где благоуханья?
Мне запах дыма нестерпим!
 
<1837>
124. Пир духов

Hic chorus ingens

… lolit orgia.

Avienus. [115]115
  Здесь громадный сонм… устраивает оргию. Авиен (лат.). – Ред.


[Закрыть]

 
Смотрите, как над черными стенами
Сокрытого во мгле монастыря
Дрожит луна неверными лучами,
Как будто страх невольный затая.
Дух полночи коснулся диких башен
И, овладев чугунным языком,
Двенадцать раз, торжественен и страшен,
Пронес свой гул в безмолвии ночном.
Грохочет он в пространстве необъятном,
Звучит, ревет протяжно этот гул,
Как ярый лев под острием булатным,—
И наконец, ослабленный, уснул.
Внимайте! Где? Откуда эти стоны
И вопль и вой? Какой ужасный вид:
Гранитный дом, верхи его, колонны
И весь он, весь блистанием облит;
И вспенилась, и бьет вода святая,
Как белый ключ в сосуде вековом,
И между тем как лава огневая
Везде кипит в мерцанье голубом,—
Рыданья, свист, неистовые клики
Со всех сторон внезапно раздались…
И злых духо́в торжественные лики
Из вод и гор в обитель принеслись!
Волшебницы, вампиры, змеи, гномы,
Чудовища – исчадья Сатаны,
Гремящие скелеты и фантомы,
И мрачные безбожия сыны,
Лукавые, как адские обманы,
С таинственной тиарой на челе,
В магических покровах некроманы,
И сонмы ведьм, проклятых на земле,
И демонов клубящиеся волны —
Сквозь трещины и окон и дверей
В священный дом, пустынный и безмолвный,
Внеслись как вихрь при зареве огней!
Вот Люцифер, их грозный повелитель;
В порфире он, в короне золотой,
И на алтарь святыни, осквернитель,
Он наступил преступною пятой.
О ужас! Вот их хоры загремели
На месте том, где бодрствует сам бог:
Рука с рукой, стремясь к нечистой цели,
Они сошлись, как бездна и порок…
Как смерть и грех… и демонские пляски
Вдруг начались!.. По очереди глаз
Встречает их кружащиеся маски,
Все дивные в полночный этот час.
Смотря на них, представить смело можно,
Что самый ад, рассея вечный мрак,
Вращает здесь с орги́ею тревожной
Свой пагубный и страшный зодиак.
Все в цепь одну свилися неразрывно,
И Сатаны услышан глас призывный!..
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
Хор демонов
Безобразною толпой,
Без порядка и разбора,
В кликах радостного хора
Мы забудем век позора,
О наш царь, перед тобой!
Это время – время мира,
И багровая порфира
На плече твоем средь пира
Блещет райской красотой.
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
О, стекайтесь же на пир,
Наши сестры, наши братья,
Заклейменные печатью
Громогласного проклятья,—
Здесь другой, отрадный мир!
Вы, суровые мегеры,
Без надежды и без веры,
Бросьте темные пещеры
И почтите свой кумир!
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
Приноситесь же сюда,
Торжествуйте вместе с нами:
Карлы с козьими ногами
И с кровавыми устами
Гробовыходцев толпа!
Вы, седые кровопийцы,
Заговорщицы, убийцы,
Что не мчат вас кобылицы
Без узды и без седла?
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
И сатиры, и козлы,
И русалки молодые,
Соблазнительницы злые,
Бросьте волны голубые,
Бросьте темные углы.
И кагалом беспокойным,
Разноцветным и нестройным,
Воспоем хвалу достойным
Нашей демонской хвалы.
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
Пусть же в грозный этот час
Проповедник волхвованья
Воскурит благоуханья
Не блюстителю созданья,
Отвергающему нас,
Но владыке нашей жизни,
Аду – ярости отчизне,
Где в огне и в укоризне
Луч бессмертья не угас!
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
И могущий Сатана,
Издеваясь над святыней,
Полон мести и гордыни,
Произносит как в пустыне
Здесь ужасные слова.
Взор отчаянья он мещет,
Но не бледен, не трепещет
Перед книгою, где блещет
Имя: вечный Егова!
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
И, восставши из гробов,
С жизнью новой и тревожной,
Пусть хулит неосторожно
Дух лукавый и безбожный
Веру дедов и отцов.
И под ризою священной,
Блеском ада озаренной,
Пусть смеется дерзновенно
Над создателем миров.
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
Вас заметит Сатана!
Вы тяжелыми руками
Непонятными чертами
Начертите между нами
Слово тьмы: Абракарда́!
Птицы ночи и боязни,
Прилетайте же – не казни,
Но веселью, но приязни
Эта ночь посвящена!
 
 
И мерные звуки их тяжких шагов
Тревожат унылый покой мертвецов.
 
 
Вот знамение чудес,
Вот и клятва роковая:
Пусть невинная, святая,
С сей поры душа живая
Не достигнет до небес!
Но чтоб луч надежды ясной
Для отшельницы прекрасной
В мраке вечности ужасной
Потерялся и исчез!
 
 
Заря осветила туманное зданье,
Сокрылись виденья и сонмы духов!
Опять воцарились и сон и молчанье,
Ничто не тревожит покоя гробов.
 
<1837>

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю