Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Александр Полежаев

 
Был когда-то город славный,
Властелин земли и вод;
В нем кипел самодержавный
И воинственный народ.
В пышных мраморных чертогах
Под защитою богов
Или в битвах и тревогах
Был он страшен для врагов.
Степи, горы и долины
И широкие моря
Покрывали исполины
Двухстихийного царя.
И соседние владыки,
И далекие страны́
Перед ним, как повилики,
Были все преклонены.
Багряницею и златом
Он роскошно их дарил
И убийственным булатом
В страх и ужас приводил;
Подавлял свирепой тучей
Он судьбы чужих племен…
Кто не знал тебя, могучий,
Знаменитый Карфаген?..
 

Июль 1837

В<асилию> А<лексеевичу> Б<урцов>у

Honny soit qui mal у pense.

Montaigne [105]105
  Да будет стыдно тому, кто дурно подумает об этом. Монтень (фр.). – Ред.


[Закрыть]

 
Надолго вихорь света,
Как бурная река,
Уносит от поэта
Любезного стрелка!
Быть может, невозвратно?
Что делать!.. Так и быть!..
Меж тем я буду жить
Надеждою приятной,
Что некогда, шутя,
От скуки на досуге
Иль так, в веселом круге,
Он вспомнит про меня
И скажет: я когда-то
Проказника знавал
И помню, что проклятый
Мне что-то написал.
А я ему богатый,
Какой-то полосатый,
Огромнейший колпак
В знак памяти оставил
И живо помню, как
Меня он позабавил,
Любуясь, как дурак,
На шелковый колпак!
 

1

ОН

 
             Не черные тучи
             Висят над скалой;
             Не вихорь зыбучий
             Взвился над землей;
             Не сокол могучий
             Летит с облаков
             Стрелою гремучей
             В толпы воробьев.
             Нет! Буря не воет…
             И вихорь не роет
             Горячей земли.
             Всё тихо, покойно,
             И дивно, и стройно
             В небесной дали.
             Но что ж изменилось
             В природе вещей?
             Не чудо ль явилось
             Для робких очей?
             То в поле выходит
             Roi de la chasse,[106]106
  Король охоты (фр). – Ред.


[Закрыть]
             И в ужас приходит
             Весенний бекас!..
             То муж сановитый,
             Стрелок знаменитый,
             Гусар отставной,
             Привыкший к победам,
             К бутылке, к обедам
             И к воле лихой.
             Скучая без славы,
             Любя старину,
             С жильцами дубравы
             Ведет он войну.
             Он долго не метит:
             Лишь глазом заметит —
             Спускает курок…
             И птица у ног.
       Не знает ни тьмы, ни денницы
             Великий стрелок.
       Не видя поднявшейся птицы,
       Он слышит лишь крыльев полет,
Прицелился, грянул – и жертва падет.
             Едва появился
             Лесной удалец,
             Он – паф! – покатился!
             Он – хлоп!.. и конец!
             Как солнце в огромном
             Хаосе миров,
             Блистает он в скромном
             Хаосе стрелков,
             Предво́дит их сонмом,
       Как муромский витязь Илья.
             А те лишь зевают
             И грустно считают
             Свои пуделя.
 

2

ОНИ

 
Куда ж, скажите мне, мятежною ватагой
      Вы собрались, мои друзья?
      Зачем, упитанные влагой
      Живого Вакхова ручья,
Вы с поприща котлет, бифштекса и ростби́фа,
С улыбкой вандала и наглостию скифа,
      Накинув ружья на плеча,
      Вдруг поднялися сгоряча,
      Схватили яростно патроны
    И, застегнув на шпензерах крючки,
В сажень величиной надели сапоги
      И кожаные панталоны?
      О, что за грозный, страшный вид!
      Он вестник будущего боя!
      Провинциальный сибарит
      Преображается в героя!
      Везде тревога и содом:
      Борзых и гончих завыванье,
      Лакеев брань, и ко́ней ржанье,
      И шум, и крик, и всё вверх дном!..
      Пустеют барские палаты,
      Конюшни, кухни, домы, хаты.
      «Сюда! – кричат конфедераты,
      Накинув шапки набекрень.—
      Настал, настал великий день!
      Сегодня мы себя покажем…
      Злодея Б<урцов>а накажем
      И всеторжественно докажем,
      Что он отнюдь не великан,
      Что мы вобьем его в болото,
      Что он над М<уромом> не пан
      И, наконец, не царь охоты!..»
      Так демон зависти и мщенья
      Раздора пламень раздувал
      И своенравно ополченья
      На подвиг бранный вызывал!
      Так некогда сычи и совы,
      Поднявшись ночью из дупла,
      Хотели массой бестолковой
      Напасть на сонного орла.
      Но он могучими крылами,
      Приосани́вшись, размахнул —
      И где с летучими мышами
      Пернатых витязей аул?
      Так точно Васеньку сбирались
      Другие мыши погребать!..
      Сперва шутили и смеялись,
      Потом хотели отпевать,
      Но кот лукавый зорким глазом
      Окинул их исподтишка,
      Расправил лапищи и разом
      Передушил их в два прыжка!..
 

3

ЗАГОВОРЩИКИ. ОХОТА

 
Уже по небу разливалась
Багряноцветная заря,
Природа тихо пробуждалась,
В сребре и золоте горя,
Когда холмы, леса, болота,
В хаосе шумных голосов,
Узрели вдруг царя охоты
Между завистливых врагов.
С челом открытым, величавым,
Любуясь зеркалом ружья,
Перед собранием лукавым
Он шел как вождь и судия.
Всегда на брань идти готовый,
Владыка долов и полей,
Он видел происки и ковы
Своих обманчивых друзей.
Но, улыбаясь равнодушно,
На них без страха он смотрел
И лишь в душе великодушной
Об их безумстве сожалел.
Но вот огромная ватага
Уже рассыпалась в лесах
И взволновалася, как брага
В полузамазанных чанах.
И господа и их лакеи
Преважно заняли посты;
Скрывают их, как батареи,
Колоды, кочки и кусты.
Собаки бешеные рыщут
Вокруг болот, пугая дичь;
Псари бранятся, скачут, свищут.
Везде призывный гул и клич!
 

 
Вот раздается выстрел первый!
Сильнее тысячи громов
Он раздражительные нервы
Потряс невольно у стрелков.
«Ведь это он! – в оцепененье
Один другому говорит.—
Клянусь, бекас на положенье
Не поднялся́ и уж убит!
Смотри, смотри… Опять наметил…
Ужель и этот упадет?..
Ах, варвар!.. Так его и встретил…
А черт легавый и несет!»
Скрывая горестное чувство,
«Тут важного нет ничего,—
Бормочет третий про него,—
Одно лишь счастье без искусства».
– «Да, разумеется», – весь хор,
Приосанившись, возглашает.
А он меж тем, от этих ссор
Вдали, смеется да стреляет
И всем толкам наперекор
Суму исправно набивает.
И между тем часы бегут,
Всё занимательней охота.
Давно с измученных текут
Ручьи убийственного пота,
А толку нет… Позор! Беда!
Громят, расстреливают небо…
Не знают, как, не знают, где бы
Им приютиться от стыда.
Иной несчастный в полоумье
Ягдташ свой щепками набил;
Другой в отчаянном раздумье
Пять рюмок водки проглотил.
А тот без совести лакея
Совсем невинного бранит;
Сам промах дал и, не краснея,
Слугу безмолвного винит,
Клянется небом и землею:
«Не я стрелял, а мой слуга!»
Слуга же бедный, чуть не плача,
Твердит: «Что делать! Неудача!
Немного дрогнула рука».
 

4

СЛЕДСТВИЯ ОХОТЫ. БОЛЬНОЙ. ОБЩЕЕ УНЫНИЕ

 
В лесах дремучих, в чистом поле
Гуляет витязь удалой,
И, повинуясь грозной доле,
Дергач, и тетерев глухой,
И дупельшнеп, и куропатка,
Кулик и рябчик молодой —
Всё исчезает без остатка
Перед десницей роковой.
Бессмертной славою покрытый
И с полновесным ягдташом,
Перед завистливою свитой
Мелькает он с своим ружьем.
Ему предшествует победа!
За ним – досада и раздор!
Где он, там робкая беседа,
Где нет его, там шум и вздор!
Хотите ль знать, как у соседа
Об нем заводят разговор:
«Сам черт в ружье его двуствольном
Нашел квартиру и сидит,
И нас в упрямстве своевольном
Без сожаления стыдит.
Все наши козни, вероломства
Ему нимало не вредят.
Оценит строгое потомство
Его деяний пышный ряд,
Неимоверными хвалами
Его осыплет навсегда,
А мы с своими пуделями,
Как петербургская орда
Поэтов с белыми стихами,
Мы канем в Лету, господа!
Зачем же завистью напрасной
Себя мы будем очернять,
И почему б единогласно
Печальной правды не сказать?
Он – царь охоты?.. Согласимся!
Обуха плеть не перебьет…
И, право, лучше помиримся
С таким злодеем без хлопот!»
 

 
Так, наконец, в печали слезной
Один из тружеников рек,
Когда с охоты бесполезной
Пришел домой и занемог.
И тихо вкруг его постели,
Занявшись жирным пирогом,
Друзья усталые сидели
В молчанье мрачном и немом.
Они сидели. Пот кровавый
С их лиц нахмуренных бежал,
И каждый важно, величаво
Свою бутылку осушал.
«Ну что ж, друзья? Ведь справедливо? —
Нахмурясь в очередь свою,
Сказал больной красноречивый.—
Скрепите исповедь мою!
Она, поверьте, благородна
И не унизит никого!
К чему упорствовать бесплодно?
Примите лучше всенародно
Сознанье сердца моего.
Простилось с вами, о заботы,
Мое горячее чело!
Склонись пред ним: он – царь охоты,
Мне сердце вещее рекло».
 

 
Умолк. Как воин в лютой сече
На щит расколотый упав,
Или торжественное вече
Новогородцы потеряв,
Или свирепые медведи,
Рыкая жалостно в цепях,
Вздохнули грустные соседи
При этих пагубных словах.
«Увы! Увы! – сказал протяжно
Один задумчивый герой.—
Я вижу сам, борьбе отважной
Конец приходит роковой.
Погибла древняя свобода
Дремучих муромских лесов,
И из великого народа
Республиканцев и стрелков —
О, верх плачевный униженья! —
Растут, исходят поколенья
Немых бесчувственных рабов.
Как Бруты смелые, напрасно
За вольность родины прекрасной
Мы не щадили наших сил.
Но Б<урцов>, цезарь самовластный,
Пришел, увидел, победил!..
Где наши подвиги и слава,
Где милый равенства закон?
Одна осталась нам забава:
Стрелять кукушек и ворон!»
– «Увы! Увы! О горе, горе! —
Повсюду громко раздалось.—
Какое гибельное море
Над нами быстро разлилось!..»
 

5

УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРОРОЧЕСТВО И ВИДЕНИЕ. СМЕРТЬ ЕГО. УЖАС ЗРИТЕЛЕЙ

 
А между тем больной кончался
И отходил уже во мглу,
И пот холодный разливался
По бледному его челу;
Слабел заметно тихий голос…
И вдруг поднялся дыбом волос,
И он, как будто бы пророк,
В жару неистовом изрек:
«Где я? Где я?.. Какие тучи
Над головой моей висят?..
В моей груди – огонь кипучий…
В моей душе – свирепый ад!
Я вижу, вижу ряд ужасных,
Ряд изумительных картин!
Среди охотников несчастных,
На злаке муромских долин,
Среди болот непроходимых,
Между лесов необозримых,
Возник какой-то исполин…
О, верьте, я не очарован!
Мое виденье – не обман!
Броней железной не окован
Фантома гибельного стан…
Он не доспехами стальными,
Он не оружием велик…
С очами каре-огневыми,
Причесан он á la[107]107
  Наподобие, как (фр.). – Ред.


[Закрыть] мужик…
В венгерке с черными шнурами,
С ружьем блестящим за спиной,
С кавалерийскими усами,
С полугишпанской бородой,
С улыбкой гения и славы,
Отважный, ловкий, молодой,
Как царь охоты величавый,
Стоит он, светел и румян,
Рассеяв зависти туман!..
Но что?.. Упала предо мною
Завеса будущих времен!
Мой светлый взор не омрачен
Непроницаемою мглою…
Я вижу ясно… Это он!..
О бог великий, бог правдивый!..
То он!.. И что же?.. Перед ним
Толпою бледной, нечестивой
Мы, окаянные, стоим!..
И он величественно страшен,
А мы – в отчаянье смешном.
Венком лавровым он украшен,
А мы – зеленым лопухом!..
Друзья! Свершилось!.. Умираю!..
Внемлите гласу моему.
В последний раз вам завещаю
Повиновение к нему…
Смотрите!.. Вот!.. О други, братья!..
Он здесь!.. Смотрите!.. Вот он!.. Вот!
С его охотничьего платья
Кровь бекасиная течет…
По раменам его играют
Струи каштановых кудрей…
Ружье и пояс украшают
Две пары жирных дупелей…
Прости! Помилуй… Царь охоты!»
И вдруг несчастного постиг
Припадок яростной зевоты,
И, искажая бледный лик,
Прильпе к устам его язык…
Прильпе?.. Но взор его блудящий
Какой-то ужас выражал,
И вдруг, поднявши перст дрожащий,
Он им на что-то указал,
Как будто вымолвить, страдалец,
Он что-то дивное хотел,
Всё дико, пристально смотрел…
Зевнул протяжно, захрапел…
И в воздухе недвижный палец,
Остановясь, окаменел.
Восстали витязи… У мощных
Мороз по коже пробежал,
И их испуганный кагал,
Как рой видений полунощных,
От трупа хладного бежал.
 

6

КОНЕЦ ВРАЖДЕ. ТОРЖЕСТВО ЦАРЯ ОХОТЫ. ДОЛГИОС. СЛАВА

 
Откуда шум, откуда клики
В веселой Муромской земле?
Какие радостные лики,
Какие светлые enflé[108]108
  Enflé – техническое выражение в кругу одного веселого общества.


[Закрыть]
Сидят без горя, без заботы
За преогромнейшим столом…
И между ними царь охоты
С своим торжественным челом…
Шато-марго и дрей-мадера,
Душистый гейцих, ве-се-пе[109]109
  V. С. Р. – марка шампанского «Veuve Cliquot Ponchartrain»


[Закрыть]
И всё, что кончится на е,
Как благодатная Венера
Или безумная холера
Гуляет в дружеской толпе.
«Messieurs![110]110
  Господа! (фр.). – Ред.


[Закрыть] Товарищи, синьоры,
Маркизы, фоны, господа! —
Гласит веселая орда.—
Отныне скука и раздоры,
Междоусобия и споры
От нас сокрылись навсегда!
Сейчас, сейчас на этом месте
Воздвигнем дружеству алтарь,
И все, не изменяя чести,
Речем торжественно, без лести,
Что Б<урцов> гений наш и царь!
Да, уж давно леса, болота,
Созданья умные и тварь
Давно сказали: он наш царь,
Другого нет царя охоты!»
– «Он царь двуствольного ружья!
Он властелин коростеля,
Он самодержец куропатки,
Он богдыхан перепелов,—
Кричит полсотня голосов.—
Никто, никто ему перчатки
Не смеет бросить из стрелков.
Ура! Ура! Герой Василий!
Прости, что мы до этих пор
Тебя, как должно, не почтили!
Забудь наш бедный загово́р!»
И вдруг с улыбкою приветной
К нему собранье потекло,
И пышно лавр зеленоцветный
Украсил гордое чело.
«Он твой! Он твой! Его делами
Ты, о Василий, заслужил
За то, что воздух пуделями,
Подобно многим, не кормил!
Другого Б<урцов>а в подлунной
Мы не увидим, не найдем…
И верь, на лире многострунной
Твои деянья воспоем!
Ура! Ура!» И хор избранный,
Немного спиртом обуянный,
Лихую песню затянул,
И витязь, лавром увенчанный,
Едва в восторге не уснул!
Но кто, свирепый, долголикий,
Как тень, покинувшая мглу,
Бросая взор угрюмый, дикий,
Стоит задумчиво в углу?
Кто этот муж, который, грозно,
Повеся голову и нос,
Глядит так важно и серьезно
На светлый пир?.. То – Долгиос!
Не имя предков благородных
Себе в наследье он стяжал…
Он сам в число мужей свободных
Господской милостью попал.
Но, бич зверей и птиц ужасный,
Прославясь гибельным ружьем,
До этих пор единогласно
Считался первым он стрелком.
Подобный крепостью Немвроду,
Но побежденный и без сил,
Свою охотничью свободу
Еще он дорого ценил.
Внушенью зависти послушный,
Безумной местию горя,
Не мог он видеть равнодушно
Венка болотного царя.
Итак, в слепом ожесточенье
И с ерофеичем в руке,
Стоял печально в отдаленье
В широком синем сюртуке.
И в этот миг, как фальконетом,
Импровизаторским куплетом
Был уничтожен, поражен…
О боже! Что услышал он?
«Погибла слава Долгиоса!
Он потерялся, оробел,
С кровавой пеною из носа
Стоит в углу и почернел».[111]111
  Экспромт, сказанный Долгиосу одним из членов стрелкового общества.


[Закрыть]
Он это слышит!.. Страшно блещет
Зеленый огнь в его очах…
Как вальдшнеп, бьется и трепещет
Большой стакан в его руках…
И наконец, от злобы воя,
Кляня вселенную, как бес,
Из ненавистного покоя
Он с ерофеичем исчез…
Ликуй теперь, победоносец!
Хвала тебе, дубровный царь!
Ты, как великий ружьеносец,
Соорудил себе алтарь!
Пройдут века… Исчезнет слава
Наполеоновых побед,
Но ты, к бессмертью величаво
Ты проложил огромный след.
Умрут и лесть и вероломство,
Как ядовитый василиск,
Тебе ж правдивое потомство
Воздвигнет вечный обелиск…
Твоих соперников накажет,
Сорвет покров туманный с глаз
И временам грядущим скажет:
«Il fut roi, mais de la chasse!»[112]112
  «Он был король, но… охоты!» (фр.). – Ред.


[Закрыть]
 

1837

ПЕРЕВОДЫ

 
Владыко щитов,
Мечей сокрушитель
И сильных громов
И бурь повелитель!
Война и пожар
В Арвене пылают,
Арвену Дунскар
И смерть угрожают.
Реки мне, о тень
Обители хладной!
Падет ли в сей день
Дунскар кровожадный?
Твой сын тебя ждет,
Надеждою полный.
И море ревет,
И пенятся волны;
Испуганный вран
Летит из стремнины;
Простерся туман
На лес и долины;
Эфир задрожал,
Спираются тучи…
Не ты ли, Кормал,
Несешься могучий?
 

 
Тень
Чей глас роковой
Тревожить дерзает
Мой хладный покой?
 

 
Морни
Твой сын вопрошает,
Царь молний, тебя!
Неистовый воин
Напал на меня —
Он казни достоин…
 

 
Тень
Ты просишь…
 

 
Морни
                    Меча!
Меча твоей длани,
От молний луча!
Как бурю во брани
Узришь меня с ним:
Он страшно заблещет
На пагубу злым;
Сын гор затрепещет,
Сраженный падет —
И Морни воздвигнет
Трофеи побед…
 

 
Тень
Прими – да погибнет!..
 

<1825>

Тихо, мрачно над водою,

Море бурное молчит,

Смотрит кормчий вдаль с тоскою,

Вод равнина всюду спит.

Ветры веять перестали,

Мертвый, страшный вкруг покой,

В беспредельной синей дали

Взор не встретится с волной.

1825

Разносятся тучи,

Туман исчезает,

И ветры могучи

Шумят на водах.

«Пловцы, веселее!

– Торопится кормчий.—

Скорее, скорее!

Волной нас качает,

Земля к нам несется,

Уж берег в глазах».

1825

1

 
Луна плывет на небесах,
      Сребрится берег Лоры;
В туманных диких красотах
      Вдали чернеют горы.
Умолкло всё… Окрестность спит,
      Промчалось время бо́ев:
В чертогах Альвы не гремит
      Оружие героев.
 

2

 
Как часто звездные лучи
      Из туч в часы ночные
Сребрили копья и мечи
      И панцири стальные,
Когда, презревши тишину,
      Пылая духом мести,
Летел сын Альвы на войну —
      Искать трофеев чести!
 

3

 
Как часто в бездны этих скал,
      Веками освященных,
Воитель мощный увлекал
      Героев побежденных!
Быстрее сыпало тогда
      Свой блеск светило ночи,
И муки смерти навсегда
      Смежали храбрых очи.
 

4

 
В последний раз на милый свет
      Из тьмы они взирали,
В последний раз луне привет
      Изобразить желали.
Они любили – им луна
      Бывала утешеньем;
Они погибли – им она
      Отрадой и мученьем…
 

5

 
Исчезла слава прежних лет
      И сильные владыки,
И замок Альвы, храм побед,—
      Добыча повилики.
В забвенье сладостных певцов
      И воинов чертоги,
И бродят лани вкруг зубцов
      И серны быстроноги.
 

6

 
В тяжелых шлемах и щитах
      Героев знаменитых,
В пыли висящих на стенах
      И лаврами обвитых,
Гнездится дикая сова
      И ветр пустынный свищет;
На поле битв растет трава
      И вепрь свирепый рыщет…
 

7

 
О древний Альва, – мир тебе,
      Ничтожности свидетель!
Со славой отдал долг судьбе
      Последний твой владетель.
Погас его могучий род!
      Нет ужаса народов!
И звук мечей не потрясет
      Твоих железных сводов.
 

8

 
Когда зажгутся небеса,
      Расстелятся туманы,
И гром, и вихри, и гроза
      Взбунтуют океаны,—
Какой-то голос роковой,
      Как бури завыванье
Иль голос тени гробовой,
      Твое колеблет зданье.
 

9

 
Оскар, вот твой медяный щит,
      Воюющий с грозами,
Носясь по воздуху, звучит
      Над альвскими стенами!
Вот твой колеблется шелом
      На тени раздраженной,
Как черной нощию, крылом
      Орлиным осененный.
 

10

 
Ходили чаши по рукам
      В рождение Оскара;
Взвивался пламень к облакам
      Веселого пожара:[113]113
  Бритты имели обыкновение зажигать дубы в дни празднеств.


[Закрыть]
Владыка Альвы ликовал
      В кругу своих героев,
И бард избранный воспевал
      И гром и вихри боев.
 

11

 
Ловец пернатою стрелой
      Разил в стремнинах ланей,
И рог отрадный боевой
      Сзывал питомцев браней.
Призывный рог пленял их слух,
      И арфы золотые
Восторгом зажигали дух,
      Как девы молодые.
 

12

 
«О будь, невинное дитя,—
      Пророчил старый воин,—
Могущ, бестрепетен, как я,
      Будь Ангуса достоин!
Да будут девы прославлять
      Копье и меч Оскара,
Да будет злобный трепетать
      Оскарова удара!»
 

13

 
Проходит год – и снова пир:
      У Ангуса два сына;
И весел он при звуке лир,
      И радостна дружина.
Копье ли учит их метать —
      Их дикий вепрь трепещет,
Стрелу ли меткую пускать —
      Никто верней не мещет.
 

14

 
Еще младенцы по летам,—
      Они в рядах героев:
По грозным, пагубным мечам
      Их знают в вихре боев.
Кто первый грянул на врагов?
      Чьих стран герои эти?
То цвет Морвеновых сынов,
      То Ангусовы дети.
 

15

 
Чернее вранова крыла,
      С небрежной красотою
Вокруг Оскарова чела
      Власы вились волною;
Их ветр вздымал на раменах
      Угрюмого Аллана.
Оскар был месяц в облаках,
      Аллан – как тень тумана.
 

16

 
Оскар, с бестрепетной душой,
      Чуждался зла и лести;
Всегда волнуемый тоской,
      Аллан был склонен к мести.
Оскар, как искренность, не знал
      Притворствовать искусства;
Аллан в душе своей скрывал
      Завистливые чувства.
 

17

 
С блестящей утренней звездой
      В лазури небосклона
Равнялась гордой красотой
      Царица Сутгантона.
И не один герой искал
      Супругом быть прекрасной,
И к деве милой запылал
      Оскар любовью страстной.
 

18

 
Кеннет и царственный венец
      Приданым к сочетанью,
И в думе радостный отец
      Внимал его желанью;
Ему приятен был союз
      С коленом Гленнальвона:
Он мнил посредством брачных уз
      Соединить два трона.
 

19

 
Я слышу рокоты рогов
      И свадебные клики,
И сонмы старцев и певцов
      Ликуют вкруг владыки;
Летают персты по струнам,
      Пылает дуб столетний,
И ходит быстро по рукам
      Стакан отцов заветный.
 

20

 
В одеждах пышных и цветных
      Герои собралися,
И в Альве песни дев младых
      И цитры раздалися.
Кипит в сердцах восторг живой:
      Все пьют веселья сладость —
И Мора, в ткани золотой,
      Таит невольно радость.
 

21

 
Но где Оскар? Уж меркнет день,
      Клубятся в небе тучи;
Покрыла лес и горы тень…
      Приди, ловец могучий!
Луна лиет дрожащий свет
      Из облака тумана;
Невеста ждет – и нет их, нет,
      Оскара и Аллана.
 

22

 
Пришел Аллан, с невестой сел
      И в думу погрузился.
И вот отец его узрел:
      «Куда Оскар сокрылся?
Где были вы во тьме ночной?»
      – «Гоняя лютых вепрей,
Давно расстался он со мной
      В кустах дремучих дебрей.
 

23

 
Гроза ревет; быть может, он
      Зашел далёко в горы:
Ему приятней зверя стон
      Руки прелестной Моры».
– «Мой сын, любезный мой Оскар! —
      Вскричал отец унылый.—
Где ты? Где ты? Какой удар
      И мне и Море милой!
 

24

 
Скорей, о воины-друзья,
      Обресть его теките,
Спокойте Мору и меня:
      Оскара приведите!
Ступай, Аллан, – ищи его,
      Пройди леса, долины…
Отдайте сына моего
      Мне, верные дружины!»
 

25

 
В смятенье все. «Оскар, Оскар!» —
      Взывают звероловы,
И грозно вторит им удар
      В подне́бесье громовый.
«Оскар!» – ответствуют леса,
      «Оскар!» – грохочут волны,
И воют буря и гроза —
      И все опять безмолвны.
 

26

 
Денница гонит мрак ночной,
      Свод неба прояснился:
Проходит день, прошел другой —
      Оскар не возвратился.
Приди, Оскар! – невеста ждет,
      Ждут девы молодые;
И нет его – и Ангус рвет
      Власы свои седые.
 

27

 
«Оскар, предмет моей любви!
      Оскар, мой светлый гений!
Ужели ты с лица земли
      Нисшел в обитель теней?
О, где ты, сына моего
      Убийца потаенный?
Открой его, открой его,
      Властитель над вселенной!
 

28

 
Быть может, жертва злобы, он
      Лежит без погребенья
И труп героя обречен
      Зверям на расхищенье;
Быть может, змий в его костях
      Белеющих таится
И на скале Оскаров прах
      Луною серебрится.
 

29

 
Не с честью он, не в битве пал,
      Но от руки поносной;
Сразил могучего кинжал —
      Не меч победоносный.
Никто слезой не оросит
      Оскаровой могилы
И славы холм не посетит
      В час полночи унылой.
 

30

 
Оскар, Оскар! Закрыл ли ты
      Пленительные взоры?
Правдивы ль Ангуса мечты
      И вышнему укоры?
Погиб ли ты, сын милый мой,
      Души моей отрада?
Сдружися, смерть, сдружись со мной,
      Небес благих награда!»
 

31

 
Так старец, мучимый тоской,
      Излил свое волненье,
И чужд душе его покой,
      И чуждо утешенье;
Повсюду, горестный, влачит
      Губительное бремя,
И редко дух его живит
      Целительное время.
 

32

 
«Оскар мой жив», – он льстит себя
      Надеждою приятной
И снова мнит: «Несчастен я,
      Погиб он невозвратно».
Как звезды яркие во мгле
      То меркнут, то пылают,
Печаль с отрадой на челе
      У Ангуса сияют.
 

33

 
Текут за днем другие дни
      Чредою постоянной,
И кроют будущность они
      Завесою туманной.
Плывет луна, проходит год.
      «Оскар не возвратится»,—
И реже старец слезы льет,
      И менее крушится.
 

34

 
Оскара нет – Аллан при нем:
      Он дней его опора;
И тайным пламенным огнем
      К нему пылает Мора.
Подобный брату красотой
      И дев очарованье,
Привлек он Моры молодой
      Летучее вниманье.
 

35

 
«Оскара нет, Оскар убит,
      И ждать его напрасно,—
Стыдливо дева говорит,
      Сгорая негой страстной.—
Когда ж он жив, то, может быть,
      Я – жертвою обмана;
Люблю его, клянусь любить
      Прелестного Аллана».
 

36

 
«Аллан и Мора! Год один,—
      Им старец отвечает,—
Продлите год: погибший сын
      Мне сердце сокрушает!
Чрез год и ваши, и мои
      Исполнятся желанья:
Я сам назначу день любви
      И бракосочетанья…»
 

37

 
Проходит год. Ночная тень
      Туманит лес и горы;
И вот настал желанный день
      Для юноши и Моры.
Пышнее на небе блестит
      Светило золотое;
Быстрей во взорах их горит
      Веселие живое.
 

38

 
Я слышу рокоты рогов
      И свадебные клики,
И сонмы старцев и певцов
      Ликуют вкруг владыки;
Летают персты по струнам,
      Пылает дуб столетний,
И ходит быстро по рукам
      Стакан отцов заветный.
 

39

 
В одеждах пышных и цветных
      Герои собралися,
И в Альве песни дев младых
      И цитры раздалися.
Забыта горесть прежних дней;
      Все пьют блаженства сладость,
И средь торжественных огней
      Таит невеста радость.
 

40

 
Но кто сей муж? Невольный страх
      Черты его вселяют;
Вражда и месть в его очах
      Как молнии сверкают.
Незнаем он, не Альвы сын,
      Свирепый и угрюмый,
И сел от всех вдали один,
      Исполнен тяжкой думы.
 

41

 
Окрест рамен его обвит
      Плащ черный и широкий;
Перо багровое сенит
      Шелом его высокий.
Слова его – как гул вдали,
      Как гром перед грозою;
Едва касается земли
      Он легкою стопою.
 

42

 
Уж полночь. Гости за столом,
      Живее арфы звуки,
И кубок с дедовским вином
      Из рук летает в руки.
Желают счастья молодым,
      Поют во славу Моры;
Стремятся радостные к ним
      Приветствия и взоры.
 

43

 
И вдруг, как бурная волна,
      Воспрянул неизвестный,
И воцарилась тишина
      И трепет повсеместный.
Умолк веселый шум речей
      И свадебные клики,
И страх проник в сердца гостей,
      И Моры, и владыки.
 

44

 
«Старик, – сказал он, – вкруг тебя,
      Как звезды вкруг тумана,
Пируют верные друзья
      И славят брак Аллана.
Я пил за здравие сего
      Счастливого супруга,
Пей ты за здравье моего
      Товарища и друга!
 

45

 
Скажи мне, старец, для чего
      Оскар не разделяет
Веселья брата своего?
      Зачем не поминает
Никто при вас о сем ловце?
      Где Альвы украшенье?
Зачем не здесь он, при отце?
      Реши мое сомненье!»
 

46

 
«Оскар где? – Ангус отвечал,
      И сердце в нем забилось,
И в золотой его бокал
      Слеза из глаз скатилась.—
Давно, мой друг, Оскара нет:
      Где он – никто не знает;
Лишь он один на склоне лет
      Меня не утешает».
 

47

 
«Лишь он один тебя забыл…—
      С улыбкою ужасной
Свирепый воин возразил.—
      А, может быть, напрасно
Ты плачешь каждый день об нем,
      И нам бы о герое
Беседовать как о живом
      В пиру, при шумном рое.
 

48

 
Наполни кубок свой вином,
      И пусть он переходит
Из рук в другие за столом:
      Оскара он приводит
На память любящим его.
      Я всем провозглашаю:
За здравье друга моего
      Оскара – выпиваю!..»
 

48

 
«Я пью, – ответствовал старик,—
      За здравие Оскара!»
И загремел всеобщий крик:
      «За здравие Оскара!»
– «Оскар в душе моей живет,—
      Сказал старик, – как прежде,
И если жив он, то придет:
      Я верю сей надежде».
 

50

 
      «Придет иль нет, но что ж Аллан
Не пьет вина со мною
      И держит полный свой стакан
Дрожащею рукою?
      Зачем, скажи, Оскаров брат,
      Зачем сие смущенье?
Иль ты не можешь и не рад
      Исполнить предложенье?
 

51

 
Какой тебя волнует страх?
      Мы пили – не робели!»
И быстро розы на щеках
      Аллана помертвели,
Течет с лица холодный пот,
      На всех взор дикий мещет,
К устам подносит – и не пьет,
      И в ужасе трепещет.
 

52

 
«Не пьешь, Аллан! Прекрасно, так!
      Любви весьма нелестной
Ты показал нам явный знак! —
      Воскликнул неизвестный.—
Я вижу: хочешь честь воздать
      Геройскому ты праху,
Но на челе твоем печать
      Не радости, а страху».
 

53

 
Аллан неверною рукой
      Пред воином грозящим
Подносит кубок круговой
      К устам своим дрожащим…
«Я пью, – сказал, – за моего
      Любезного Оскара…»
И кубок пал из рук его,
      Как будто от удара!
 

54

 
«Я слышу голос: это он —
      Братоубийца злобный!» —
Раздался вдруг протяжный стон
      И вопль громоподобный.
«Убийца мой!» – отозвалось
      По всем концам собранья,
И с страшным гулом потряслось
      Стремительно всё зданье…
 

55

 
Померк румяный свет огней,
      Загрохотали громы,
И стал незрим в кругу гостей
      Чудесный незнакомый,
И отвратительный фантом
      В молчании суровом
Предстал, одеянный плащом,
      Широким и багровым.
 

56

 
Из-под полы огромный меч,
      Кинжал и рог блистают,
И перья черные до плеч
      С шелома упадают;
Зияет рана на его
      Груди окровавленной,
И страшны бледное чело
      И взор окамененный.
 

57

 
С приветом хладным и немым
      На старца он взирает
И, взор осклабив, перед ним
      Колено преклоняет;
И грозно кажет на груди
      Запекшуюся рану
Без чувств простертому среди
      Друзей своих Аллану.
 

58

 
Вновь громы в мрачных облаках
      Над Альвой загремели;
Щиты и латы на стенах
      Протяжно зазвенели,
И тень в ужасной красоте,
      Одеянная тучей,
Взвилась и скрылась в высоте,
      Как метеор летучий.
 

59

 
Расстроен пир; собор гостей
      Умолк, безмолвен, в страхе!
Но кто – не Ангус ли? Кто сей
      Поверженный во прахе?
Нет, дни владыки спасены:
      Он жить не перестанет,
Но дни Аллана сочтены:
      Он более не встанет…
 

60

 
Без погребенья брошен был
      Убийцей труп Оскара,
И ветр власы его носил
      В долине Глентонара.
Не в битве жизнь окончил он,
      Не мощною рукою,
Венчанный славой, поражен,
      Но братнею стрелою.
 

61

 
Как в летний зной увядший цвет,
      Он пал, войны питомец!
Ему и памятника нет!..
      Ужасный незнакомец,
Никем не узнанный, исчез!
      Другое привиденье,
Как было признано, – с небес
      Оскарово явленье!
 

62

 
Прошли твои златые дни,
      Невеста гроба, Мора!
Не узрят более они
      Им пагубного взора!
Живи, снедаема тоской,
      Печальна и уныла;
Взгляни сюда: сей холм крутой —
      Алланова могила.
 

63

 
Какие барды воспоют
      На арфе громогласной
И поздним летам предадут
      Конец его ужасный?
Какой возвышенный певец
      Возвышенных деяний
Возложит риторский венец
      На урну злодеяний?
 

64

 
Пади, венок поэта, в прах!
      Ты – не награда злобе:
Одно добро живет в веках,
      Порок – истлеет в гробе!
Напрасно жалости злодей
      У менестреля просит:
Проклятье брата и людей
      Мольбы его разносит.
 

<1826>