Текст книги "Суперфрау из ГРУ"

Автор книги: Александр Колпакиди

Соавторы: Виктор Бочкарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

В конце концов, Иоганн нашел себе комнату у одной немецкой супружеской пары. Дела их шли неважно, хозяева постоянно ругались друг с другом из-за материальных трудностей. «Вот и у нас была бы такая же жизнь», – думала Урсула, навещая Иоганна.

Ей комната не годилась. Для установки передатчика требовалась отдельная квартира. Что же делать, неужели транжирить деньги и снимать виллу? И тут, осмотрев одну из вилл, которая принадлежала родственнику генерала Чжан Сюэ-ляна, она в последний момент обратила внимание на небольшой каменный садовый домик. Слуга заулыбался и объяснил:

– Там жила любовница хозяина. Хозяин приходил к ней по подземному ходу, который соединяет виллу и дом…

– Ведь твой хозяин уехал? Значит, никто не подумает, что я его любовница, и моя репутация вне опасности. Могу я осмотреть домик?

Слуга долго искал нужный ключ. Наконец, нашел, и Урсула, поднявшись по каменным ступенькам, обнаружила за входной дверью три маленькие комнаты, обшитые деревянными панелями. Под домом была расположена кухня, помещение для слуг и выход в подземный коридор. Отопления, ванны и туалета не было (туалет располагался на улице, купались в чане). Зато входную дверь охраняли два каменных изваяния зверей.

Домик показался Урсуле вполне подходящим, хотя потолок был несколько низковат для устройства антенны. Слуга написал генералу в Пекин, и тот ответил согласием. За тридцать марок в месяц Урсула могла поселиться в домике. Там была тахта, которая стала ей кроватью. Остальную мебель она выбрала на вилле. Для Миши купили детскую плетеную мебель, приобрели и железную печурку. На письменном столе из тикового дерева она, как и везде, где жила, поставила фотографию озера Шлахтензее.

Квартира оказалась удачной и вполне подходила для работы. Помещения для слуг располагались под домиком, в подвальном этаже. Она закрывала дверь, и никто не мог внезапно войти к ней, никто не мог и заглянуть в окно, тем более что на ночь окна изнутри закрывались жалюзи. Участок с домом отделялся стеной от немецкого клуба, ветви высоких тополей нависали над двором.

Сразу после прибытия кресла с трансформатором Иоганн начал собирать передатчик – марки «Хартлей», с тремя шкалами переключений. Он оказался чересчур громоздким, и разбирать его каждый раз было невозможно. Кроме выпрямителя с громоздким трансформатором и больших радиоламп, в него входила еще и толстая медная труба, которую Иоганн согнул вокруг пивной бутылки. В то время одни катушки занимали больше места, чем весь передатчик десять лет спустя. Для передачи Урсула приспособила две линейки: нижнюю бронзовую с китайскими иероглифами и верхнюю деревянную с катушкой из-под ниток. В отверстие катушки был ввернут винт, и она служила ключом. При работе ключом винт касался бронзовой линейки. Один провод присоединялся к ключу, другой – к линейке. Каждые две-три минуты ключ к шифру менялся. Урсулу занимало: что означает надпись на линейке. Как оказалось, там было написано: «Кто познает мудрость понятий «смысл» и «жизнь» во всей их глубине – проживет пятьсот лет».

Передатчик они спрятали в сундук, который Урсула привезла с собой из Шанхая. Сверху положили доску, а на нее – одежду. Сундук по своим размерам как раз помещался под письменным столом, который Урсула взяла с виллы. Стол был очень большой и тяжелый, и сундук большой и тяжелый, окованный металлическими обручами, с надежным замком. Впрочем, сундук имелся в каждой семье и поэтому нисколько не привлекал внимания – хотя при основательном обыске передатчик, конечно, без труда обнаружили бы. Но они считали, что при уровне развития секретных служб города Мукдена этого хватит.

Еще до установления передатчика Урсула встретилась с сотрудником одной советской организации. Он был горбат, с прической ежиком. Она передала ему зашифрованную информацию и получила также зашифрованный ответ. Как оказалось, это был тот самый человек, которого Центр, еще до ее отъезда из Москвы, просил узнать, есть ли в Мукдене синолог по имени Фукс.

В то время шифр, которым пользовалась Урсула, отличался от системы, описанной Максом Кристианом в книге «Доктор Зорге радирует из Токио». В качестве второго ряда складываемых цифр они использовали фразы из одной книги, буквы которой переводили в цифры в заранее обусловленном порядке. Первой информацией от Урсулы стало сообщение о неудавшейся встрече с Ли, и к неодобрению Иоганна добавилось недовольство Центра. Это было первое самостоятельное задание, и разведчики его не выполнили.

Из своей квартиры Урсула дважды в неделю выходила на связь. Впрочем, информацию она передавала не каждый раз, но все равно надо было выходить в эфир, чтобы принимать сообщения. Если возникали помехи, то связь возобновлялась в следующую ночь. Потом, уже когда Урсула вернулась в Москву, ей сказали, что радистка она хорошая – передачу ведет в хорошем темпе и безошибочно. Зато плох был сам передатчик – слишком слабый и несовершенный. Несмотря на то, что их партнер находился не в Москве, а во Владивостоке, связь все время прерывалась. Она то и дело прекращала передачу, чтобы спросить: «Ты меня хорошо слышишь?» – получала отрицательный ответ, и все приходилось начинать сначала. То же самое получалось и с приемом. Так что даже небольшая по объему ночная работа затягивалась на долгие часы. Иной раз по две ночи подряд она билась над приемом информации. После этого тут же приходилось заниматься дешифровкой, так как долго хранить зашифрованную информацию было запрещено. А в семь утра просыпался Миша…

При такой работе была большая опасность, что их запеленгуют – это было очень большое везение, что передатчик так и не был обнаружен. Впрочем, как вспоминает Урсула, «мне некогда было каждый раз переживать опасную ситуацию, в которой я находилась – больше забот доставляли помехи в работе.» Впрочем, с самого начала ей свойственно было бесстрашие.

«Если работа шла гладко, настроение у меня было хорошее, – пишет она о том времени. Мой дом с закрытыми окнами походил на крепость. Свет в комнатах был затемнен, лишь узкая его полоса, достаточная для чтения и письма, падала на стол – все остальное погружалось во тьму. В соседней комнате крепко спал Миша. Город спал, и лишь я бодрствовала и посылала в эфир сообщения партизан, а во Владивостоке их принимал красноармеец.

Часто бывали и такие ночи, когда я проклинала печь и царящий в комнате холод. Я сидела за столом в тренировочном костюме, закутанная в одеяло и в перчатках, срезанных на концах пальцев, передавала в эфир сообщения по азбуке Морзе. Над домом пролетали самолеты. Когда-то они меня засекут? Какие-то мгновения я надеялась, что партнер не выйдет на связь – так хотелось забраться в теплую постель. Но ведь все равно в следующую ночь все должно повториться». [13]13
  Рут Вернер. Соня рапортует. М., 1979. Стр.115.


[Закрыть]

Всего из Мукдена Соня провела 240 радиосеансов…

Работа

Через две недели она опять поехала в Харбин. Снова ожидание у кладбища – и снова никаких результатов. В третий раз отправился Иоганн, и смог сам убедиться в том, что Урсула все делала правильно, потому что китаец опять не пришел. Только потом они узнали, что Ли испугался задания. Он должен был возглавить уже существующую группу – таким образом, они потеряли целую группу. Впрочем, могло быть хуже – по крайней мере, он никого не выдал. Ведь он много знал о своих товарищах – их подлинные имена, семейное положение, место будущей работы. Много из того, что он знал, было лишней информацией. Потом Урсула учтет это – она никогда не сообщала ничего лишнего о себе и ни о чем не спрашивала своих коллег.

В Мукдене находился представитель советской военной разведки, для которого Урсула осуществляла связь с Центром. По ее рассказам, это был человек среднего возраста, небольшого роста, щуплого телосложения, он не бросался в глаза – хотя, конечно, среди массы китайцев был заметен. Человек он был спокойный и уравновешенный. Но основным заданием Урсулы и Иоганна была работа с партизанами.

Партизаны сконцентрировали свои действия на принадлежащих японцам железнодорожных линиях на территории Маньчжурии. Довольно часто им сопутствовал успех – они неоднократно разрушали железнодорожную сеть, блокировали транспортные перевозки, пускали под откос военные составы. Партизанских групп становилось все больше, увеличивалась их численность. Среди них были постоянные отряды, которые базировались в горах и лесах, наподобие наших партизан, действовавших против гитлеровцев в годы войны. Урсула с Иоганном сообщали Центру о планах боевых групп и результатах их работы, передавали отчеты о фактическом положении дел и настроениях, информировали о новых интересных личностях в партизанском движении.

Впрочем, они больше имели дело с партизанскими отрядами иного рода. По наблюдениям Урсулы, эти партизанские группы не были постоянными соединениями. Рабочие, крестьяне или служащие – члены групп – вели обычную жизнь, собираясь вместе лишь на несколько часов или дней для военной подготовки или боевых операций. Но и в этом случае собиралась не вся группа. Полный ее состав знал только командир. Такая форма партизанской борьбы была в то время в Китае очень распространенной.

Советские разведчики должны были не только руководить деятельностью групп. Одной из главных их задач было снабжение партизан взрывчаткой. Партизаны пользовались самодельными взрывчатыми веществами. Иоганн и Урсула обходили в Мукдене аптеки и магазины, покупали различные химические вещества, каждое из которых само по себе не представляло опасности, но в соединении образовывало взрывчатое вещество. Они умудрялись раздобывать серу, соляную кислоту и другие химикалии. Однажды с ними произошел забавный случай. Им необходимо было купить такой компонент, как аммониумнитрат. Как обычно, они просто пришли в магазин и спросили, есть ли он в продаже. Иоганн не говорил по-китайски, поэтому Урсула пошла с ним, взяв с собой Мишу – такая семейная пара выглядела гораздо менее подозрительной. Урсула не слишком хорошо говорила по-китайски, поэтому разговор закончился и комично, и удачно:

– У вас есть аммониумнитрат? – спросила она на своей плохом китайском с самым беспечным видом.

– Конечно. Сколько вы хотите приобрести? – продавец отвлекся от какой-то возни под прилавком.

Молодая женщина заколебалась – сколько взять? Килограмм или больше? «Откуда продавцу знать, зачем он мне нужен? Этот препарат используют в сельском хозяйстве, причем в немалых количествах», – подумала Урсула.

– Будьте добры, десять фунтов, – попросила она.

Торговец кивнул, ушел в глубину лавки и принес… центнер. Он понял ее неправильно! Довольные, Урсула и Иоганн отвезли покупку домой на подводе. Сами они приготовлением взрывчатки не занимались, это делали партизаны. Теперь этот центнер следовало отправить по назначению, что было еще более рискованным делом, чем покупка.

Наиболее близким и важным для них сотрудником в тот момент был Фэн Лак. Высокого роста и крепкого телосложения, он отличался чувством собственного достоинства, как и многие другие выходцы из Северного Китая. Он запомнился Урсуле как спокойный, серьезный и дружески расположенный к ним человек. Серьезность сочеталась в нем с сердечностью и уважительным отношением к разведчикам. Встреча Урсулы и Фэна произошла в Мукдене или Андонге – большом городе неподалеку от границы с Кореей, где он жил с женой и двумя маленькими детьми. Фэн всегда носил китайское платье и, кроме шляпы, на нем ничего европейского не было. В их новых товарищах по борьбе вообще не было ничего европейского. И тут на первый план вышла та проблема, которой не было в Шанхае.

И Фэн, и другие товарищи, с которыми разведчикам приходилось иметь дело, говорили только по-китайски. А Урсула в последнее время забросила занятия китайским языком и многое успела забыть. Чтение и письмо ей теперь давались с трудом, да и в устной речи она не всегда могла правильно выразить свою мысль по-китайски. Чтобы переписываться с китайскими товарищами, она придумала такой прием: передавала им тетрадь со списком слов, которые помнила. И при передаче информации партизаны использовали только эти слова. Но Урсуле было все равно тяжело. Ведь и свои сообщения к партизанам с указаниями Центра или Иоганна она должна была составлять с помощью своего скудного словарного запаса. Иоганн был ей не помощник – он не знал языка вообще. Урсула предложила ему подучиться китайскому, но, видимо, у него не было способностей к языкам или они были очень слабыми. Так что Урсуле пришлось рассчитывать только на себя и всерьез взяться за изучение языка.

– Я должна как можно быстрее выучить слова и выражения, – твердо заявила она.

Днями и ночами Урсула зубрила, вспоминала грамматику. Помогал ей местный парень, который каждый день после обеда посещал школу (в Китае с его иероглифической системой письма даже китаец может учиться языку всю жизнь). Они соревновались в быстроте написания иероглифов. Урсула немного подкармливала своего «учителя», а он готовил им китайские блюда. В письме к родителям она хвасталась: «Сейчас я уже могу написать и прочитать шестьсот иероглифов. Произнести же могу еще больше. Те, кто знает больше двух тысяч иероглифов, слывут синологами и немного чокнутыми. Окружающие полагают, что я уже подошла к этой черте». Теперь при каждой встрече товарищи получали от нее записку с новыми словами, которые она успела заучить. Когда Урсула уезжала из Китая, она могла прочесть и написать примерно тысячу слов. У Миши дела шли лучше. У мальчика было много китайских друзей, и его словарный запас был таким же, как у нормального местного четырехлетнего ребенка.

Почти все окружающие Урсулу китайцы ненавидели японских захватчиков. Когда ее «учитель» китайского лучше узнал Урсулу, то признался, что только крайняя бедность его семьи заставила его давать ей уроки. «Но почему?!» – спросила его пораженная женщина.

– Потому что на конверте вашей фирмы стоит «Маньчжоу-Го». Это название дали стране японцы, мы ненавидим его. Я вижу, что вы хорошо, тепло относитесь к Китаю, вы хотите иметь здесь друзей. Но, если у вас будет такой конверт, вы никогда их не приобретете.

– Что же делать? Мне самой не нравится это название, но ведь покупатели моих книг – японцы, и с этим приходится считаться… – объяснила она, радуясь, что может не вдаваться в подробности своей деятельности и одновременно не обманывать бедного китайца. А все попытки обучить китайскому языку Иоганна так и окончились неудачей.

– Китайский язык основан не на алфавите, а на иероглифах. Различные иероглифы произносятся одинаково, но с различной интонацией, – в который раз твердила ему Урсула. Но все без толку. Даже для нее с ее способностями к языкам это представляло сложность. В итоге, чтобы избежать недопонимания, приходилось, вопреки общепринятым нормам работы в условиях подполья, записывать информацию и передавать эти записки через связных. Полиция японских оккупационных войск часто обыскивала китайцев, но другой возможности в тот момент не существовало.

С Фэном и другими товарищами Урсула встречалась на какой-либо улице. За то короткое мгновение, пока длилась встреча, они могли обменяться лишь парой слов, и почти ничего не знали друг о друге. Они делали одно дело, опасное как для китайцев, так и для европейцев, однако для китайцев опасность была большей. Их часто обыскивали. Как-то раз Урсула видела облаву – она только что рассталась с Фэном. Полицейские блокировали улицу, все китайцы должны были стоять на месте с поднятыми руками. Урсула встретилась глазами с Фэном и особенно остро почувствовала не только грозящую ему опасность, но и унижение, которое он испытывал. Она тревожилась за Фэна – она только что передала ему очередную записку. Что, если ее найдут? Полицейские сразу поймут, что написана она не китайцем. Однако полицейские искали оружие и не обратили внимания на клочок бумаги. В тот же день Фэн забрал из ее квартиры тот самый центнер аммониумнитрата – теперь он знал и ее адрес.

Встречаясь не только с Фэном и его товарищами, Урсула попадала в разные ситуации. Представление о конспирации у китайских партизан было просто умопомрачительное. Однажды встреча с другим руководителем группы состоялась в Гирине, местечке, расположенном в пятистах километрах от Мукдена, и, по сравнению с этой встречей, харбинское кладбище было просто идеальным местом свидания.

Гирин – это железнодорожная станция, не очень оживленная. Кроме Урсулы, с поезда здесь не сошел ни один иностранец! Как и было договорено, она молча последовала за ожидавшим ее китайцем. Он нанял рикшу – разведчице пришлось последовать его примеру. Обе коляски минут сорок катились по ухабистой песчаной дороге, тучи пыли обволакивали «путешественников», но не могли, к сожалению, спрятать их от чужих взглядов. Судя этим взглядам, здесь уже много лет не бывало ни одного европейца, не говоря уже о европейской женщине. Все головы поворачивались в ее сторону, все глаза пристально изучали ее лицо. Наконец, коляски остановились перед бедной лачугой. Вокруг столпились люди, их удивлению не было предела. Они с хозяином дома сели и стали беседовать, жена партизана подала чай. Это называлось конспиративной встречей – Урсуле хотелось и плакать и смеяться одновременно. Гостеприимство – это замечательно, но как ей теперь передать взрывчатку? Этот партизан был смелым и надежным товарищем, но вот такие были у него представления о нелегальной встрече…

Кроме помощи партизанам и связи с Центром, Урсуле приходилось вести и обычную для европейской женщины жизнь, «быть на виду». Как и в Шанхае, в Мукдене она вела двойную жизнь – конспиративная работы маскировалась обывательским существованием. В 1934 году фашизм еще не проник глубоко в жизнь немецкой колонии в Китае. Ее приглашали на прием к германскому консулу, она могла посещать немецкий клуб. Даже среди знакомых из этой среды Урсула пыталась найти людей, которые не благоволили к нацистам и проявляли интерес к Китаю. Само собой разумеется, что ее новый статус торговца книгами и подруги представителя фирмы по сбыту пишущих машин не шел ни в какое сравнение с ее положением в Шанхае – там она была женой пользующегося уважением архитектора управления английского сеттльмента. Однако Урсулу повсюду принимали довольно приветливо, в частности, в немецком клубе. Небольшой отдушиной было время, проведенное с доктором Фуксом, с которым Урсула познакомилась еще три года тому назад в Патайхо, и который тогда очень понравился Рольфу и ей. Сейчас он преподавал в Мукдене в японской школе и время каникул проводил в путешествиях. В 30 лет он говорил на двенадцати языках, и всегда был всегда готов развлекать Урсулу рассказами о чем-нибудь новом и интересном… Был среди ее хороших знакомых и бельгийский архитектор, недавно приехавший в Мукден из Женевы. До этого он долго жил в Париже и восемь лет в Лондоне. По стилю жизни и образу мыслей он был близок к Иоганну с Урсулой, и они быстро нашли общий язык. Входил в их компанию и Мацумото, очень красивый японец, с которым она познакомилась еще в Шанхае.

В письме к родителям она описывала свое времяпрепровождение «а-ля светская дама». «С архитектором я играю в теннис и танцую. С Фуксом мы едим китайские блюда и совершаем совместные вылазки за город. С Мацумото я хожу в кино. Врач со своей супругой бывают у меня в гостях. Для всех самое большое удовольствие – это бывать у меня, поскольку я живу в милом смешном домике, располагаю чудесным набором грампластинок и хорошим молодым поваром. Мое счастье, что женское общество я вкушаю, так сказать, в суммарном виде, то есть за чаепитием или в клубе, где я скромно и терпеливо улыбаюсь два часа кряду, которые на это отводятся…» [14]14
  Рут Вернер. Соня рапортует. М., 1979. Стр.120.


[Закрыть]

Впрочем, она охотно променяла бы всех своих знакомых женского пола на Изу и Агнес. С мужчинами было тоже не все так просто. Так, милейшему Мацумото они не доверяли еще в Шанхае. Она воспринимала общение с ними как тренировку: быть настороже, но так, чтобы он этого не заметил…

«Все мы живем на круглой земле»…

А японцы в это время начали застраивать захваченные земли. В Мукдене возникали новые кварталы. В центральной части города строили гигантские правительственные здания. Авиационные и вновь проложенные железнодорожные линии пересекали Маньчжоу-Го. Началась и экономическая агрессия, японские товары заполонили города и деревни. Европейские фирмы не выдерживали конкуренции, в результате за два года 60 процентов европейских магазинов разорилось.

Китайцам в эти годы приходилось трудно. Одна часть территории Маньчжоу-Го была затоплена, другая – поражена засухой. В результате политики Японии и природных явлений китайцы были обречены на голод. Все труднее стало отделять партизан от бандитов. Банды, нападавшие на богатые деревни, водились в горах Маньчжурии, партизаны прятались там же. Японцы называли партизан бандитами, для них все были на одно лицо.

По своему полному энтузиазма характеру Урсула, конечно, не могла ограничиться одним Мукденом. Разумеется, она изучала и более отдаленные районы, а, с другой стороны, посещала и крупные города. Два или три раза она ездила с книгами в Фушун – индустриальный центр Маньчжурии, где добывали уголь и нефть. Она постепенно осваивалась в новой роли книгопродавца, в письмах к родителям всячески демонстрировала деловую активность, чтобы успокоить их, напуганных ее разрывом с Рольфом.

Урсула не стремилась использовать в работе своих наиболее интересных покупателей в Мукдене и в Маньчжурии, которые, несомненно, располагали ценной информацией. Лишь иногда она со своими книгами посещала чиновников, военных или представителей промышленных кругов, не стремилась устанавливать и контакты с японцами. Все же время от времени возникала возможность получить доступ к таким сведениям, о которых разведчики информировали Центр. Но это обычно это происходило случайно.

Она научилась находить общий язык с китайцами, и не только с коммерсантами или интеллигенцией. Во время одной поездки за город Урсула и Иоганн встретили китайских солдат, служивших в японской армии. Шел дождь, и они зашли в маленькую лавку на краю маленькой деревни, где было около двадцати домов. В лавке торговали сигаретами, соевыми конфетами и жестяными канистрами. В глубине комнаты, на кровати, сидели трое солдат, один из них играл на скрипке. Облокотившись на прилавок, стоял старый хозяин, два низкорослых парня сидели на полу.

В то время иностранцы были редкими гостями в этой глуши. Иоганна с Урсулой пригласили присесть на кровать, все с любопытством разглядывали женщину. Солдаты заговорили первыми:

– Ты русская или англичанка? – спросили они.

– Я немка, – покачала головой Урсула.

– Немцы – люди умные. У немцев самые хорошие винтовки, – меланхолично произнес один из солдат.

– Китайцы могут только есть и спать, читать и писать они не умеют, – добавил другой.

– Есть ли в этой местности бандиты? – спросила Урсула, пытаясь расшевелить сонных людей.

– Нет, сейчас идет уборка маиса, так что «хунхузам» [15]15
  Хунхузы («краснобородые») – так в Манчжурии называли бандитов.


[Закрыть]негде прятаться, – последовал ответ. Затем, несколько оживленнее, – А ты знаешь, что Чжан Цзо-лин в свое время также был бандитом?

Старший по возрасту солдат, игравший на скрипке, засмеялся: – Чжан Цзо-лин был краснобородым еще в те времена, когда был маленький и не имел бороды. Когда она у него выросла, он стал большим генералом.

– Почему вы работаете на японцев? Нравятся они вам? – спросила Урсула.

Все засмеялись и, перебивая друг друга, начали объяснять:

– Японцы очень плохие. У нас одна нашивка на рукаве, и мы получаем одиннадцать маньчжурских долларов в месяц (Одна немецкая марка – Авт.), а японцы с такой же нашивкой – шестьдесят. Если японец с двумя нашивками говорит: «Принеси это, сделай то», – то китаец с двумя нашивками должен сломя голову выполнять приказание. Японцы толстые и жирные и ходят так… – старый солдат поставил криво ноги, выпятил челюсть и уперся кулаками в бедра. – Китаец же делает так – он согнулся и сложил ладони перед лицом.

Молодой двадцатилетний солдат сказал:

– Надеюсь, что вскоре начнется война. Мы выступим не на стороне японцев, а против них.

– Много в Германии бандитов? – довольно неожиданно спросил старый солдат. Вместо Урсулы со знанием дела ответил молодой: – Там, где умеют читать и писать, там не может быть много бандитов. Маньчжоу-Го, – продолжал он, – походит ныне на Индию под английским господством».

Третий же солдат все молчал, смотрел на Урсулу и, наконец, сказал:

– Как хорошо ты, женщина, говоришь по-китайски. Поздравляю.

Все прочие согласно закивали. За стенами дома бушевала гроза, блестели молнии и гремел гром. Старый солдат, показав на стену воды и отсветы молний за окном, спросил:

– Бывает такое в Германии?

Она ответила:

– Да, бывает, как, впрочем, и дождь, и солнце.

– И солнце такое же, как у нас, такое же желтое и круглое?

– Да, солнце такое же, и луна тоже.

Молодой солдат кивнул:

– И мы все живем на круглой Земле.

Вскоре Урсула с ужасом узнала, что один недавно приехавший нацист, представитель военной металлургической компании из Рейнской области, намерен снять большую виллу, на территории которой был расположен ее домик. Как он отнесется к тому, что рядом с ним живет еврейка с ребенком? Воду и электроэнергию Урсула получала из этой виллы – и то, и другое новый хозяин мог отрезать. Впрочем, ему достаточно было сказать, что ее соседство ему не подходит, чтобы хозяин расторгнул договор. Но даже если бы он этого не сделал, такой сосед не очень радовал Урсулу.

Немец занял виллу но, вопреки ожиданиям Урсулы, не нанес ей визита. «Я сама должна знать свое место», – подумала разведчица и отправилась к нему.

Новый арендатор сидел в одной из больших холодных комнат – на вилле было примерно двенадцать комнат. Он принял молодую женщину с безукоризненной вежливостью кавалера старой школы. Немец принадлежал к дворянскому сословию, ему было около 55 лет. Жену и четверых детей он оставил в Германии. Уже при первом разговоре Урсула сделала вывод, что в прошлом ее новый сосед – германский националист, а ныне нацист, но, впрочем, кайзера Вильгельма II он предпочитал Гитлеру и чрезвычайно гордился своей древней родословной и военными традициями своей семьи. Он был тактичен и обаятелен, дал понять, что он против антисемитизма, и высказал желание, чтобы Урсула непременно осталась жить в домике.

– Пусть вас не смущает мое присутствие. Мне будет больно, если вы оставите эту квартиру.

Вопрос о пользовании электроэнергией он отказался даже обсуждать: «Стоит ли говорить о каких-то пфеннигах». Все же Урсула настояла на том, чтобы самой платить за себя – хотя ей показалось забавным, если бы немецкий нацист оплачивал электричество, которое идет на связь с Красной Армией.

Во все время их соседства они поддерживали между собой хорошие отношения. Немец часто повторял:

– Я ценю ум и люблю темперамент. Поэтому мне намного приятнее беседовать с вами, чем с местными немецкими обывателями. – И продолжил, немного смущаясь: – Соседка, если вы где-либо меня встретите и решите, что я хватил через край, доставьте меня домой. Ладно?

– Ладно, – пообещала Урсула. Она уже знала, что ее сосед много пьет.

Как-то он пригласил Урсулу в немецкий клуб, но ей совсем не хотелось больше туда ходить. Он настаивал. Урсула отказывалась. Тогда он положил свои неаристократические жирные руки ей на плечи и сказал:

– Если кто-либо из немцев посмеет хоть чем-то вас обидеть, скажите об этом мне.

Вскоре ее сосед собрался в деловую поездку к князю Внутренней Монголии и достаточно прозрачно намекал, что ему нужна была бы секретарша, и на жалованье он не поскупится. Он хотел покончить с делами своей металлургической фирмы и заняться торговлей шерстью. Но Урсула была уверена, что дело не только в шерсти. Впрочем, она не отказалась бы съездить в Монголию и даже запрашивала по этому поводу Центр, однако из идеи соседа ничего не получилось. Но порой, без особых стараний со своей стороны, Урсула узнавала от него кое-какие сведения о немецких дельцах и японцах, с которыми он имел дело.

Но никакие дела не могли заслонить от Урсулы ребенка, ее Мишу. Занятая своей напряженной работой, она успевала уделять ребенку столько времени, сколько ему было необходимо. В январе 1935 года она отправила мальчика погостить к Рольфу, в Шанхай, и писала родителям: «Вместо того чтобы наслаждаться сознанием, что не надо вставать в половине седьмого утра, быть к обеду и ужину дома, печатать с ребенком на коленях, я пребываю в сентиментальных раздумьях о том, чтобы все это вернулось снова». Но вскоре Рольф привез Мишу в Мукден, а заодно привез части передатчика, которые были им крайне необходимы. Рольф навещал их и почти всегда привозил что-нибудь нужное – один раз даже химикалии…

Родители Рольфа и мать Урсулы не одобряли ее образа жизни. Но дочь жила той жизнью, которая ей нравилась и писала родным, что очень довольна. Она честно признавала, что в качестве только жены Рольфа ее жизнь была бы более обеспеченной, спокойной и беззаботной – но никоим образом не более счастливой. Менять она ничего не собиралась… да, впрочем, уже и не могла. Ни ее родители, ни родители Рольфа, конечно, не были в курсе ее работы, но молодая женщина была уверена, что после длительного пребывания в Советском Союзе и разрыва с Рольфом уж ее-то родители должны догадываться о подлинных мотивах поведения их старшей дочери.

Ее работе служили даже Мишины игрушки. После длительного пользования передатчиком вышли из строя лампы. Иоганн был очень рассержен, считал, что виновата Урсула. Ей пришлось ехать за семьсот километров в Тяньцзинь, чтобы попытаться купить новые лампы. С собой она взяла Мишу, а Миша, конечно, взял игрушки. Урсула собиралась положить лампы вовнутрь игрушечных медвежат, наполненных хлопчатобумажной тканью. Проблема возникла самая неожиданная – в Мукдене не удалось найти подходящую по окраске нить – впрочем, она рассчитывала найти то, что нужно, в Тяньцзине. Отщипнув в качестве образца кусочек шерсти медвежонка, Урсула отправилась с ним в магазин мелочей.

В магазине у прилавка стояла дородная, полная женщина и неторопливо выбирала какие-то покрывала. Урсула начала раздражаться – она не выносила очередей в магазинах. Мише тоже надоело стоять в очереди, он принялся ныть. Дама обернулась. Это была Луиза, жена Карла Римма! Обе женщины застыли от волнения и радости.

Оказывается, Карл теперь жил и работал в Тяньцзине. Луиза пригласила Урсулу к себе, и та с радостью согласилась. Дома у нее был еще один гость – и еще одна неожиданность! Это оказался моряк Лунц, приятель Урсулы по школе в Москве. Теперь он был радистом Римма. Миша давно уже спал в постели Луизы, а они все не могли наговориться…