Текст книги "Суперфрау из ГРУ"

Автор книги: Александр Колпакиди

Соавторы: Виктор Бочкарев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Однако рукопись постигла самая печальная судьба. Урсула жаловалась брату Юргену в письме: «Ее читали шесть человек, пятеро пришли к выводу, что сам материал очень интересен, но многое написано шероховато, а самое главное – надо решительно изменить конец, приведя его в соответствие с теперешними условиями. Женщина, видите ли, не может проникнуться взглядами мужа, а, напротив, должна стать причиной его гибели! Шестым из читателей был Эрих Куник, у которого я несколько раз бывала. Прочтя половину, он сказал:

– Ты спокойно можешь швырнуть рукопись в печку, ибо все это ни к черту не годится.

Его супруга назвала роман «детективной халтурой».

Урсула обиделась: пусть ее книга не была совершенством, но отзыв Эриха она нашла слишком резким, а суждение его жены – просто глупым.

Самый благосклонный прием рукопись встретила у Фриды Рубинер. Она предложила роман одному издательству, которое соглашалось выпустить его в свет после внесения некоторых изменений. Но на переделку романа потребовалось бы месяца три, а у Урсулы уже не было времени.

– Факт есть факт: эта рукопись и ломаного гроша не стоила, – вынесла сама себе вердикт Урсула. И, уезжая, оставила роман в Москве.

Первый неудачный опыт надолго отбил у нее охоту заниматься литературой. Но насколько характерно для того времени мнение всех шести читателей! Нельзя перевоспитать белоэмигрантку, она навсегда останется врагом, и любовь к ней может привести коммуниста только к гибели! Требование друзей к роману Урсулы было законом времени, и НКВД собирал свою кровавую жатву, в том числе и среди ее друзей.

Еще в первый приезд в Москву Урсула познакомилась с семьей рабочих из Гамбурга. Сейчас, навестив дом своих друзей в Сокольниках, она нашла там только Лизу и ребятишек, глава семьи был арестован. Разлив чай по чашкам, Лиза спокойно и уверенно сказала:

– Никогда мой муж не совершал никакого преступления против партии или Советского Союза.

– Может быть, он допустил какую-то серьезную ошибку по работе? – предположила Урсула.

– Может быть, и так. Ты ведь знаешь, какая идет борьба. Не всегда просто понять, где ошибка честного товарища, а где преступное деяние врага. У СССР столько врагов – ничего удивительного в том, что могут пострадать и безвинные.

Все же арест немецкого друга, как и последующие аресты других старых друзей, стали для нее глубоким потрясением. Она верила им, как самой себе, знала, что они никакие не враги – но они могли допустить ошибки, навлекшие на них подозрение. «Я и сама работаю в таком месте, – думала Урсула, пробираясь по немощеной улице Сокольников, – Где одна-единственная ошибка может поставить под удар много людей и все дело. Безусловно, виновный должен отвечать, как же иначе…»

Карлош тоже был все время чем-то озабочен. Однажды, прощаясь с Урсулой, он сказал:

– Ах, Соня, по крайней мере, у тебя можно побыть в хорошем настроении.

Больше она его не видела. Зато много времени она проводила с Андреем, и даже некоторое время жила в его семье, пока ей не дали квартиру в доме для семей военнослужащих. Оттуда Урсула ездила в радиошколу и училась собирать новый сложный передатчик со смешным названием «пушпульный». Инструктором был корректный американец по имени Джордж: хороший учитель и такой же хороший товарищ. Во время своего следующего визита в СССР в 1938 году она узнала, что к нему приехала семья– жена и двое детей, и часто бывала в их доме.

В Москве она вновь встретила Григория Стронского, Гришу, фотографа из Шанхая. Они часто виделись друг с другом. Незадолго до этого был открыт канал Москва – Волга с речным вокзалом в Химках. Григорий пригласил Урсулу в плавание по каналу, продолжавшееся несколько дней. В один из дней, когда они стояли на палубе, Урсула, облокотившись на перила, задорно улыбнулась:

– А меня наградили. Калинин лично вручил мне орден Красного Знамени.

Григорий сначала не поверил, а потом страшно обрадовался и попросил:

– Слушай, если это не нарушит правил конспирации, расскажи, за что именно.

– Сама толком не пойму. Ничего особенно героического я не делала – работала, и все…

Как-то раз они были в кино. В фильме был момент, особенно близкий разведчице. Корабль терпит бедствие в море; радист пытается передать сигнал S0S, но передатчик выходит из строя. Тогда он, во власти смертельного страха, хватает аппарат и начинает бешено трясти его.

– Я тоже так делаю, когда мой начинает дурить, – шепнула Грише Урсула, и они весело и беззаботно рассмеялись.

Это был последний раз, когда она видела Григория. Урсула так и не узнала, что он был арестован и расстрелян.

Но пожалуй, самую большую радость ей доставила встреча с Изой (Ирен Видемайер). Они сразу же почувствовали себя старыми подругами. Иза была хорошо знакома и с Фридой Рубинер. Покидая страну, Урсула простилась с Изой навсегда. Из-за частых поездок за границу приходилось рвать контакты даже с самыми лучшими друзьями.

Как-то раз ее вызвал к себе начальник военной разведки – в то время им был Семен Гендин. Разговор был нелегким. Соня подробно рассказывала о пребывании в Польше, о попытках получить вид на жительство. Начальник задавал вопрос за вопросом.

– Какие вопросы вам задавали? Что вы на них отвечали? С чиновниками какого ранга приходилось вам иметь дело? Каковы в Польше возможности для легализации? Как лучше всего действовать подпольщикам? Какие из их «легенд» способны внушить доверие?

Пока она отвечала, начальник держал в руках ее паспорт со множеством отметок о продлении разрешения на пребывание в стране, а потом сказал:

– Соня, я знаю, чего вам стоило уже хотя бы одно это.

– Моя заслуга здесь на так уж велика. Гораздо больше сделал мой напарник, – ответила Урсула. Она была рада случаю упомянуть о заслугах Рольфа.

А вскоре, к немалому огорчению Урсулы, у нее сменилось начальство. Андрей был переведен на другую работу – какую именно, она, естественно, не знала. Его преемник товарищ Хаджи (Хаджи Мамсуров) был по национальности осетин, принимал участие в гражданской войне в Испании и был женат на иностранке. Хаджи был коренастым, с коротко остриженными волосами, темными глазами и круглым лицом, часто принимавшим лукавое выражение. Урсула знала Хаджи не так хорошо, как Андрея, но оценивала достаточно высоко.

Хаджи-Умар Мамсуров родился в 1903 году в селении Ольгинского Владикавказского округа Терской области. В 1918 году вступил в РККА, служил в ВЧК, участвовал в гражданской войне. В Москву его привел случай. Во время одной из поездок Калинина по стране на него в кавказской деревне напала банда. Возвращаясь в Москву, Калинин взял с собой молодого раненого коммуниста-красноармейца, который понравился ему во время боя с бандитами, и рекомендовал Берзину. Так Мамсуров попал в Разведупр. В 1937 году он был секретным уполномоченным Специального отделения «А» Разведупра.

Школа, которую посещала Урсула, находилась под Москвой и готовила, помимо разведчиков, еще и партизан. Курсанты жили в школе, но Урсула решила сохранить за собой квартиру в Москве. В школе ей выделили раскладушку, так что, когда работа затягивалась, она могла там переночевать.

Перед началом занятий ее разыскал товарищ Хаджи:

– Один твой хороший друг в Москве, он хочет тебя видеть, если ты согласна.

Этим другом оказался Эрнст. Первое, что он сказал:

– Как здорово, что ты такая же тоненькая, как прежде.

Урсула же, не говоря ни слова, просто бросилась ему на шею.

Эрнст учился в той же школе, и на эти три месяца, подаренные судьбой, они, не ссорясь и не задумываясь о будущем, вернулись к своим прежним отношениям. Только один раз, после того как Эрнст рассказал обо всем случившемся с ним за это время, он спросил:

– Соня, ты не хотела бы остаться со мной навсегда?

Урсула задумалась. У него было много ценных качеств характера, но его нервозность, жесткость и нетерпимость не только не смягчились, а, наоборот, пожалуй, стали еще заметнее. И она вновь ответила отрицательно.

Эрнст тоже учился с этой же школе, они проходили один и тот же курс обучения. Кроме него, там было еще пять товарищей – бывших участников боев в Испании. Один из них особенно запомнился Урсуле. Это был крупный, сильный мужчина по имени Феликс, поляк по национальности, хорошо говоривший по-немецки. Он был ранен в Испании и не мог двигать рукой, болезнь прогрессировала. Этого умного человека отличало большое мужество. Второй «испанец» запомнился ей своим добродушием и некоторой ограниченностью.

Инструктором, готовившим партизан, был капитан Красной Армии. Он тоже принимал участие в гражданской войне в Испании и был награжден орденом Красного Знамени. Вместе с женой и двумя детьми капитан жил при школе. Молодых людей обучали всему, что должен знать партизан, оказавшийся среди врагов, особенно обращению со взрывчаткой. Химия Урсуле давалась несколько легче, чем теория радиодела – с приготовлением взрывчатки она столкнулась еще в Мукдене. Там ее изготавливали партизаны, а здесь, в школе, они готовили ее сами. Урсула охотно занималась в школе. Ее тревожило лишь то, что Эрнст был невысокого мнения об инструкторе и нескрывал этого. Он уже во второй раз проходил обучение и, если учесть его неимоверные основательность и дотошность, безусловно, знал и умел многое, и, возможно, по знаниям инструктор действительно уступал ему. Напряженность между ними усиливалась, Урсуле вновь и вновь приходилось успокаивать Эрнста, чтобы не дошло до открытого конфликта. Позднее, уже после отъезда Урсулы, Эрнст из-за этих осложнений покинул школу.

Расставаться с Эрнстом было трудно, но Урсула приняла решение, и оно было окончательным. После обучения она вернулась в Польшу. Дом, в котором семья до сих пор жила, владелец продал. Поскольку Рольфу по работе часто приходилось бывать в Кракове, а Урсуле предстояло по-прежнему встречаться с болгарским коллегой, они решили уехать из Варшавы. Семья перебралась в Закопане, где сняли деревянный дом. Вилла «Майя» лежала на высоте 3100 метров над уровнем моря, и оттуда можно было любоваться горами, возвышавшимися на две тысячи метров. Природа была удивительно красива.

Урсула полностью отдалась семье и детям. Янина еще ничего не говорила, только напевала что-то постоянно. В Мише неожиданно вспыхнула страсть к статистике. Ежедневно он засыпал маму вопросами: «Сколько ребят в мире ходят в школу, едят сегодня шпинат?» А потом вдруг: «Что такое наш дом для блохи?» Однажды Урсула застала его за обмером печи. Оказывается, он сам решал эту задачу. «Печка для блохи то же, что для нас дом в 98 этажей. Что такое наш дом для блохи, я могу сосчитать, только когда выучу большую таблицу умножения».

Вскоре Соня получила задание еще раз съездить в Данциг – не ладилась сборка передатчика. Там она встретила всю свою старую группу и нового радиста. Это был молодой парень из той же школы, где училась и она, соображавший настолько медленно, что это беспокоило ее еще во время пребывания в СССР. Приехал он с женой, которая выросла в деревне и была абсолютно аполитичным существом. Соня помогла ему собрать передатчик.

Наладив связь, она уехала, мрачно размышляя в дороге о том, почему из стольких замечательных товарищах, опытных, сражавшихся в Испании, выбрали именно этого человека. Наверняка ему нельзя было отказать в смелости, но одного этого недостаточно для выполнения того, что от него требовалось.

«Неужели наше направление работы совсем не важно для Москвы?» – закрадывалась мысль.

Соня считала, что делает в Польше слишком мало. В самом деле, у данцигской группы был собственный радист, От болгарина сообщений поступало немного, и на связь она выходила только раз в две недели. Поэтому она была рада, когда год спустя, в июне 1938 года, ее отозвали. Единственное, что омрачало радость, было расставание с домом, к которому она успела привязаться.

Тридцать восемь лет спустя она вновь увидела Закопане. За это время появились тысячи новых домов, и найти здесь их старых дом у нее не было никакой надежды. Взяв в руки фотографию, сделанную в те давние времена, она двинулась по направлению к горам, добрела по неизвестному шоссе до автобусной остановки, прошла еще несколько шагов – и замерла на месте.

– Вот он, наш дом!

Изменения произошли и здесь. Раньше тут был только луг, не было никакой мощеной улицы. Она вновь и вновь пересчитывала стойки и доски на балконе, и тут увидела вырезанное на дереве название: вилла «Майя». У нее заколотилось сердце. Глубоко вздохнув, Урсула позвонила. Вышел очень старый человек, нацепил очки и пробормотал:

– Фотография нашего дома… Да, вот балкон…»

Урсула продолжила про себя: «А там, на крыше, мы когда-то натянули антенну». Но вслух этого не сказала.

Глава 7
«Жмеринка» выходит на связь

Новое назначение

… И снова три месяца в Москве, снова старые друзья. Она опять увиделась с Кэт – поистине, ей везло на китайские встречи. Познакомилась и с ее мужем, «мистером Икс». Только теперь она узнала, что зовут его Яков Бронин. Кэт снова ждала ребенка. Урсула радовалась, что хотя бы у этой пары все благополучно.

В августе 1938 года она получила на выбор два предложения: Финляндия или Швейцария. Ей больше хотелось в Финляндию, эта страна казалась интереснее. Но в Швейцарии работать было бы проще: ее отец имел там знакомых в Лиге Наций, да и проблем с языком, как в Финляндии, не возникало. Затрудняясь в выборе, она предоставила бремя решения Центру, и ее направили в Швейцарию.

В то время между СССР и Швейцарией не существовало дипломатических отношений. Они были разорваны в 1923 году, как раз в то время, когда европейские страны одна за другой признавали Советскую Россию, и возобновились только после Второй мировой войны. В стране не было ни дипломатических, ни военных представительств, поэтому связь и руководство разведкой были затруднены. Связь приходилось поддерживать через соседние страны – например, Францию или Италию.

«Банковская столица мира», традиционно соблюдала политический нейтралитет, отсутствовала там и серьезная военная промышленность. Поэтому Швейцария как таковая была мало привлекательной страной для разведки. Там это понимали и не слишком боялись шпионов: обычно уличенный иностранный разведчик просто-напросто высылался из страны. Исключение делалось только для нацистских агентов; их подвергали более суровому наказанию – в Швейцарии опасалась немецкого вторжения. Так что с территории нейтральной Швейцарии можно было достаточно удобно и в наименьшим риском вести работу против фашистских Германии и Италии. Общественное мнение страны было настроено антифашистски, правительство также не симпатизировало нацистской Германии, и, если и предпринимало какие-то шаги в ее интересах, то только под сильнейшим нажимом. Фашистских организаций в стране было немного, их деятельность не приветствовалась властями, и даже немцы, проживавшие в Швейцарии, в основном, были противниками нацизма.

Итак, Урсуле предстояло стать одним из швейцарских резидентов советской военной разведки и вести с территории этой страны работу против нацистской Германии. В первую очередь она должна была собрать группу надежных людей, которые могли бы выполнять задания на территории Германии. Перед отъездом из СССР она познакомилась со своим будущим напарником Францем Оберманнсом.

Франц Оберманнс родился в 1909 году в Вупперталь-Эльберфельде, в семье кельнера. Окончив школу, он пошел по стопам отца, в 15 лет став учеником кельнера. Франц вступил в профсоюз, а позднее, в 1925 году, в Коммунистический союз молодежи Германии. В 1927 году Оберманнс попал в «черный список». Работая на бумажной фабрике, он, как член союза фабричных рабочих, вступился за одного из своих товарищей. «Черный список» означал безработицу: теперь не оставалось даже призрачных шансов на то, что он со временем превратится в «добропорядочного» гражданина.

В 1932 году Оберманнс вступил в Коммунистическую партию Германии и стал участником Союза красных борцов. Первый арест последовал уже в феврале 1933 года. Уголовный суд в Лейпциге, якобы за подготовку государственной измены, приговорил его к двум с половиной годам заключения в исправительных и каторжных тюрьмах. Сразу же после выхода из тюрьмы, в 1935 году, он снова стал заниматься антифашистской деятельностью, но вскоре, под угрозой нового ареста, эмигрировал в Чехословакию, однако и на положении эмигранта продолжал работу.

В сентябре 1936 году Оберманнс попадает в Испанию, в пулеметную роту батальона «Чапаев» XIII интербригады. Затем короткое пребывание в Красной Армии, и вот, наконец, закончив курс той же спецподготовки, которую ранее прошла Соня, он встречается со своим будущим начальником. Франц должен был приехать в Швейцарию несколько позже Урсулы и попытаться установить связь с авиационными заводами «Дорнье» во Фридрихсхафене.

…Но сначала она отправилась в Англию: надо было забрать детей. Кроме того, она хотела установить контакт с английскими ветеранами испанских событий. Бывшие интербригадовцы были достаточно надежными, проверенными людьми и, перед тем, как искать агентов на месте, стоило посмотреть – нельзя ли направить в Германию кого-либо из них. В этом был и особый интерес: англичане в довоенной Европе пользовались как бы особым статусом, большим, чем прочие европейцы, уважением – в том числе и в Третьем Рейхе. Состоятельные англичане достаточно свободно перемещались по Европе, иной раз подолгу жили в приглянувшемся месте, и никого это не удивляло – эксцентричность подданных Ее величества была общеизвестна.

В Англию она добиралась кружными путями. Наконец, добралась, увиделась с детьми, которые провели три месяца на побережье вместе с Олло. Дети были в порядке. Повезло ей и в другом. Урсула привлекла к своей работе сестру Бригитту, Бриджет Льюис, которая была знакома с Дугласом Спрингхоллом («Бендикс»). Этот человек, бывший морской офицер, член политбюро Коммунистической партии Англии, не задавая лишних вопросов, согласился помочь. Урсула, через Бригитту, попросила подыскать двух-трех надежных людей, готовых отправиться в Германию для нелегальной работы – естественно, не сообщив, что работает на СССР. Посоветовавшись со знакомыми коммунистами из английского батальона Интернациональных бригад, тот порекомендовал Александра Аллена Фута. Она отправила в Центр данные на этого человека и получила разрешение привлечь его к работе. (Без санкции Москвы новых агентов Соня не вербовала). Они должны были еще раз встретиться, но Фут заболел, и Урсула, оставив для него все необходимые указания, уехала в Швейцарию вместе с детьми и с неизменной Олло. Позднее, по рекомендации все того эе Спрингхолла, был привлечен к работе еще один английский интербригадовец – Леон Бертон.

Политические события подстегивали ее: незадолго до отъезда из Англии состоялся «мюнхенский сговор». Сначала западные страны сдали фашистам Испанию. Теперь они же сдавали Чехословакию. Кто будет следующим?

…Дети уже привыкли к постоянным переездам. Миша успел пожить в Китае, Польше, Чехословакии и Англии, поговорить на четырех языках – немецком, английском, китайском и польском. Теперь ему предстояло жить в Швейцарии и учить французский. Впрочем, при всех переездах, у детей было то, что называется родным домом – Урсула неизменно заботилась об этом, то одна, то вдвоем с Рольфом. Но срок их жизни с Рольфом подходил к концу. Он должен был оставаться с семьей лишь до тех пор, пока они не устроятся в Швейцарии. Ее бывший муж уже нашел точку приложения своих сил – он попросил Центр о направлении на работу обратно в Китай.

После недолгого пребывания в пансионе в Лозанне они нашли дом. Это была модернизированная крестьянская усадьба в горах Французской Швейцарии, на высоте 1200 метров. Дом стоял на холме и так и назывался: «Кротовый холм». Позади дома было целое поле нарциссов, любоваться на которое весной приезжали люди издалека, чуть ли не со всей Швейцарии. Зимой здесь было полно лыжников. В остальное же время года обитатели усадьбы не были избалованы прохожими и приезжими людьми. Позади дома был хлев с коровами, принадлежавшими местному крестьянину по имени Франсуа, с женой которого Урсула быстро нашла общий язык. Мишу определили в находящийся неподалеку детский пансион, где была школа. Несмотря на то, что мальчик пошел в школу впервые, он оказался хорошо подготовленным – недаром Урсула столько занималась с ним в Польше.

Естественно, первое, что сделали Урсула и Рольф, въехав в новый дом – это установили передатчик, надежно спрятав его во встроенном бельевом шкафу в одной из трех комнат дома, причем так удачно, что во время работы его не нужно было даже вытаскивать. Отверстия для проводов они искусно замаскировали, закрыв вплотную пригнанными деревянными затычками, так, что они совершенно были похожи на следы сучков. Связь удалось установить быстро, и качество ее было вполне приемлемым. 28 октября 1938 года Соня передала первую радиограмму в Центр. Там ее знали как корреспондента «Жмеринка».

Отвлечемся на время от Рут Вернер и расскажем о том, о чем мало кто знает. Образ радиста-нелегала, кочующий из книги в книгу, из фильма в фильм, хорошо известен читателям. Известно им и то, с какими трудностями и опасностями сопряжена работа радистов. Но немногие знают, какие сложные проблемы влекла за собой организация этих радиосеансов для Центра. Обычно нелегальные радиостанции имели малую мощность и были достаточно элементарными по конструкции, чтобы радисты, имевшие, как правило, небольшую подготовку и малый опыт работы, могли с ними справляться. (Исключения, конечно были – такие, как, например, уже знакомый нам Макс Клаузен, радист Зорге. Но это были именно исключения.) Большинство радистов имели очень небольшую квалификацию, и поддерживать с ними связь было очень трудно.

Для выполнения этой задачи на приемном радиоцентре в Москве выделяли самых квалифицированных радистов. Основной радист вел связь, управлял радиопередатчиком, а остальные, вместе с ведущим, принимали радиограммы. Прием производился в разных местах, то есть, на разнесенных антеннах, что усиливало возможность правильно принять радиограмму, не требуя ее повторения – чем короче сеанс связи, тем безопасней это для радиста-нелегала. Протяженность линий радиосвязи была самая разнообразная – от сотни до нескольких тысяч километров. И от принимающих радистов требовалось хорошо знать и умело пользоваться особенностями распространения коротких волн, уметь маневрировать частотами. Но, в конце концов, все эти трудности были преодолены, и советская разведка умело использовала маломощную радиоаппаратуру, организуя с ее помощью достаточно надежную связь.

По воспоминаниям ветерана спецрадиосвязи ГРУ К. Покровского, «всех радиооператоров центрального радиоузла военной разведки предупредили: корреспонденту «Жмеринка» максимум внимания. Чтобы ускорить его обнаружение и в эфире долго не держать, одновременно три оператора сели за разные радиоприемники. В условленное время все трое обнаружили немного сбивчивый от волнения сигнал. Потом новичок передал шифрованную радиограмму и исчез». [17]17
  Михаил Болтунов. Ахиллесова пята разведки. М., 1999 г. Стр.106.


[Закрыть]

Сразу же Урсула начала устанавливать и необходимые для работы связи. С помощью отца она познакомилась с англичанином Блеллохом, занимавшим неплохой пост в Лиге Наций, и его женой, отец которой, журналист, сотрудничал с «Манчестер гардиан». Была среди ее знакомых и женщина по имени Мари, библиотекарь Лиги Наций, и журналистка левого направления Катя. Мари сотрудничала в еврейской эмигрантской организации, что в свое время окажется полезным: с ее помощью Урсула и ее третий муж смогут получить латиноамериканские паспорта, что облегчит им, когда придет пора, выезд из страны. В Лиге Наций народ был специфический. Урсула вспоминает: «Типичная для Мари и ее окружения черточка: узнав о моих случайных ночевках у Кати, Мари лукаво спросила: «Так ли уж это безобидно? Ведь у Кати, кажется, всего одна комната с двуспальной кроватью?» [18]18
  Рут Вернер. Соня рапортует. М., 1979. С.171.


[Закрыть]Впрочем, подобные подозрения, хотя и противные, были все же менее опасны для Урсулы, чем правда.

К числу ее новых друзей относились и немецкий коммерсант Вернер и его жена Мириам. В Швейцарии супруги жили «транзитом» в ожидании визы в Южную Америку. По возрасту они были примерно ровесниками Рольфа и Урсулы, имели двоих детей. Настоящей находкой, если иметь в виду чисто человеческие отношения, стало для Урсулы знакомство с Ирэн Форбс-Моссе. Ей было далеко за семьдесят, но она относилась к тем женщинам, что и с возрастом не стареют. Ирэн была родственницей Беттины фон Арним, современницы и почитательницы Гете, и известного экономиста Луи Брентано. К Урсуле, а позднее и к ее мужу она относилась, как к внукам.

Англичане

Вскоре в Женеву приехал и Фут, завербованный Урсулой интербригадовец, получивший подпольную кличку Джим. Он еще не знал, что ему предстоит: направляя в Швейцарию, его спросили только, готов ли он работать в опасных условиях. Это был первый агент Сони как руководителя группы. Она встречалась с ним несколько раз по несколько часов, изучала все: каждое слово, интонации, мимику, движения рук. Впрочем, Джим был умен, находчив и сообразителен, а рекомендация испанских ветеранов была гарантией и его мужества.

Александр Фут родился в 1905 году в Ливерпуле. В молодости симпатизировал консерваторам. Он работал автомехаником, пытался торговать мотоциклами, но стать состоятельным человеком так и не смог. В то же время вместе с друзьями, которые придерживались, в основном, левых взглядом, он ходил на собрания левых лейбористов и коммунистов. Многие теоретические вопросы были ему непонятны, однако практическая сторона работы нравилась. Постепенно он проникался симпатией к коммунистам, однако в компартию не вступил: его друг, Джордж Браун, посоветовал ему, учитывая сложную обстановку в Англии, не афишировать свои отношения с коммунистами. С началом войны в Испании Фут вступил в интербригаду и вернулся в Англию в 1938 году.

Джиму было чуть больше тридцати лет. Он был высокий, несколько склонный к полноте, с белокурыми, чуть рыжеватыми волосами, белесыми ресницами, голубыми глазами. Любил комфорт, хорошо поесть и выпить. Урсулу настораживал в нем некоторый цинизм – впрочем, не настолько сильный, чтобы всерьез повлиять на ее отношение к новому товарищу. Тем более, что ему предстояло опасное задание: отправиться в Мюнхен и попытаться проникнуть на авиационные заводы «Мессершмитт». Кстати, ни имени, ни адреса Урсулы Джим тогда не знал, встречались они в Женеве, так что риск для нее был минимальным.

О Джиме упоминает в своих записках и швейцарский резидент Шандор Радо. «Александр Фут произвел на меня довольно смешанное впечатление, – пишет он. – Он был, несомненно, умный, волевой человек, ценил юмор и сам с удовольствием пользовался им, иногда заостряя его иронией. Высокий, плечистый, веселый, он являл собой воплощение здоровья, если бы не бледность лица, говорившая о какой-то скрытой болезни.

По-видимому, Фут не получил хорошего образования, у него даже не было какой-либо определенной специальности. Иностранными языками он владел неважно: немного говорил по-немецки, лучше – по-французски, но сильно растягивая слова, будто заикался.

Но что особенно меня удивляло в Александре Футе – это отсутствие политического образования. Находчивый в решении некоторых технических или хозяйственных вопросов, он слабо разбирался в сложной международной обстановке. Более чем туманны были и его представления об истории рабочего движения». [19]19
  Шандор Радо. Под псевдонимом «Дора». М., 1992 г. Стр.76.


[Закрыть]

Затем в Швейцарию прибыл второй англичанин – Леон Бертон, Лен. Он был на пять лет моложе Фута. Поскольку этот человек будет играть в жизни Урсулы совершенно особую, исключительную роль, предоставим слово ей самой. «У 25-летнего Лена была густая каштановая шевелюра, сросшиеся брови и каре-зеленые ясные глаза. Был он тонок, по-спортивному подобран, силен и мускулист. То застенчивый, то задиристый, Лен производил впечатление человека, пока еще не «отлившегося» в окончательную форму, в котором еще порядочно оставалось от мальчишки. В отличие от Джима, Лен был неприхотлив в материальном отношении и, тоже в противоположность Джиму, в высшей степени деликатен». [20]20
  Рут Вернер. Соня рапортует. М., 1979. С.172.


[Закрыть]Может быть, Лен тогда еще и напоминал мальчишку, однако, что касается его отношения к Урсуле, то оно сразу же «отлилось в окончательную форму». С первой же встречи с ней, в Веве, перед магазином стандартных цен, он влюбился в свою начальницу раз и навсегда.

Услышав, что предстоит опасная работа в Германии, Лен был счастлив. Он отнесся к новому заданию как к естественному продолжению испанской войны, которая была «звездным часом» его жизни. Умный, начитанный и наблюдательный, он был в общении скромен и производил на окружающих впечатление несколько застенчивого молодого человека. Лен должен был легализоваться во Франкфурте-на-Майне и проникнуть на завод «И. Г. Фарбениндустри». Кстати, радостная готовность взяться за опасную работу не была проявлением эйфории, как можно было подумать, а оказалась постоянной чертой характера Лена, в отличие от Джима – Аллена Фута.

Только в 1959 году, на встрече участников испанской войны, Урсула узнала о том, как Лен вел себя на войне. Оказалось, что некий американский психолог, потрясенный, пригласил его на специальную беседу, как человека, полностью лишенного чувства страха, до такой степени лишенного, что даже на войне подобных ему людей психолог не встречал. Так что опасная работа в Германии, на грани гибели, была ему вполне по душе. Лен отправился во Франкфурт-на-Майне, где поселился в доме вдовы тайного советника как «постоялец, принятый в семью», в которую входил еще сын хозяйки, агент по продаже пианино, со своей молодой женой. Лен представился как сын погибшего на войне англичанина, племянник состоятельного человека, германофила, который решил познакомить его с Германией. Семейство приняло горячее участие в «воспитании» Лена – водило его в театры и на выставки, обучало языку.

Только в конце апреля 1939 года, последним из группы Сони, в Швейцарию прибыл Оберманнс. В результате несчастного случая на занятиях по химии в разведшколе он поранил лицо осколками стекла и был вынужден ждать, пока не заживут порезы – такое «украшение» разведчику было совсем ни к чему. Франц поселился во Фрибуре, на западе Швейцарии. Жил он по финскому паспорту на имя Эрика Ноке, что было не только достаточно забавно, так как не знал ни слова по-фински – но и опасно. Впрочем, с финнами в Швейцарии было туго.

Итак, Урсула зажила жизнью добропорядочного швейцарского буржуа. Домик в горах, дети, старая няня. Уже спустя три месяца, на рождество 1938 года, она принимала у себя гостей: двух своих сестер с мужьями и отца. Не менее добропорядочные, чем она сама, английские родственники, в том числе видный ученый, также способствовали созданию хорошей репутации. А репутация была очень важна – власти выдали ей разрешение на проживание в стране только до 30 сентября 1939 года. А сразу после праздников должен был уехать Рольф. Он нашел в Марселе радиошколу и решил перед отправкой обратно в Китай подучиться радиоделу. Подозрений это не должно было вызвать никаких: за что только не брались в то время эмигранты из Германии, чтобы заработать себе кусок хлеба!