Текст книги "Ванька-ротный"

Автор книги: Александр Шумилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 98 страниц) [доступный отрывок для чтения: 35 страниц]

Немец не предполагал, что в деревне стоят русские. На улице не было ни одного часового.

Часовые в деревне были. Они некоторое время ходили на конце деревни вдоль улицы и смотрели за дорогой.

Кто пойдёт |в такую шальную погоду посты проверять, когда глаза снежной порошей лепит|проверять посты в такую пургу? Часовых было двое. Они решили зайти в сенцы, чтобы прикурить. Покуривая, они посматривали в полуоткрытую дверь за улицей. А потом, когда завывание снежной пурги заскребло и завыло ещё сильней, они подались в избу отогреть озябшие ноги и руки.

Немец поднялся на заснеженное крыльцо, следов человеческих ног ни где не было видно. Из этого дома давно никто не выходил на улицу, решил он и зашёл в тёмные сени, прикрыл за собою дверь, она чуть скрипнула. Когда он вошёл в избу, его обдало белым паром, и |он не увидел, что за столом сидят двое русских в военной форме|он спросил в непроглядное пространство:

– Матка цу хаузе ист?

Вьюга за окном продолжала мести и шуршать за стеклом. Часовые, сидевшие на полу на корточках моментально вскочили. Они думали, что их окликнули те двое, что сидели за столом и играли в карты. По середине комнаты спиной к ним стоял немец с автоматом в руках. А солдаты, игравшие в карты, подняли руки вверх и стали подыматься из-за стола. Немец почувствовал между рёбер твердый ствол русской винтовки. Он нехотя опустил свой автомат, сбросил с плеча ремень и положил его на лавку. У него не было сил бороться и сопротивляться. Он вздохнул теплого воздуха, который стоял в избе и остался стоять с поднятыми руками.

Теперь эти двое, стоявшие за столом с поднятыми руками, увидев перемену ситуации, опустили руки и с облегчением вздохнули. Им показалось, что немца привели часовые. А руки они подняли по ошибке, с испуга.

Они рассмеялись, что попали врасплох. Заигрались, мол в карты, не видели. Но смеяться было нечему. Минутой назад немец мог их прострелить из автомата. А теперь, когда они попали вне всякого сомнения в глупейшую ситуацию, они дружно смеялись.

Часовые стояли и хлопали глазами, а те, за столом, радостно заливались смехом, показывали пальцем на немца.

Они были твёрдо уверены, что это часовые привели немца в избу. Один только немец знал, что и как здесь случилось |произошло в избе. Он ясно знал кто, кого и когда брал в плен. Теперь ясно стало одно, он немец.|Он немецкий фельдфебель по глупости вляпался в плен.

Я накануне вечером вернулся в деревню. Из школы нас перевели в Большую Кобыльщину. Здесь-то и произошло пленение немца. Когда меня разбудили и доложили о случившемся, я велел старшине немедленно, отправить его в батальон. Штаб батальона стоял в то время в той же деревне, только занимал другое крыло. Спустя некоторое время немца потребовал к себе лично Березин. О чём говорил он с ним наедине, кто был переводчиком этой беседы, куда девались протоколы допроса, никто в штабе дивизии не знал.

Штабисты меня вызывали несколько раз по телефону и хотели узнать подробности об этом загадочном немце, но я не допрашивал его и ничего не мог сказать. Я даже фамилии немца не знал. Автомат и обоймы с патронами я сдал в батальон.

И вот к утру следующего дня в деревню въехали лёгкие саночки. В сопровождении генеральского адъютанта прибыл в нашу деревню тот самый фельдфебель, которого захватили ночью мы. Почему он вдруг явился сюда?

Немцу при мне вернули автомат, документы и мелкое барахло, вроде часов, бензиновой зажигалки и фонарика. Может, фотокарточки солдаты оставили у себя? – подумал я.

Личный адъютант генерала передал мне обоймы с патронами и устно отдал короткое распоряжение, – Немца нужно довести лесом до немецких позиций и отпустить.

Штабных из полка и батальона в деревню Б.Кобыльщина никого не допустили. Я был вроде коменданта пограничной заставы.

– Без лишних свидетелей! – объявил мне приехавший адъютант.

– Не теряй времени, лейтенант! Немцу нужно успеть вовремя явиться!

– Ты понял приказ? И никому об этом ни слова! Ни в батальоне, ни в полку ничего не должны знать! Эту операцию проводит лично генерал и ты отвечаешь за неё головой!

Я взял с собой четырех солдат и мы вышли на дорогу. До конца маршрута обоймы с патронами были у меня. Я передам их немцу при подходе к линии немецких позиций.

Проводив немца за лес, я вернулся к себе в деревню. Адъютант генерала ждал моего возвращения.

С каким личным поручением генерала отправился немец к своим, никто из наших не знал. Ходила устная версия, что немец через неделю вернётся и приведёт с собой целую роту немецких солдат.

Прошла неделя, вторая – ни немца, ни роты не было.

Но сам факт отправки пленного немца обратно через линию фронта с генеральским поручением потом сыграл свою зловещую роль. Это случилось потом, когда дивизия попала в окружение. А сейчас шёл январь, лютый месяц зимы.

Через три дня меня снова вызвали в Шайтрощину за получением пополнения.

Немецкая авиация не летала. Мы жили, как в мирное время. Я проводил занятия по стрельбе. Я каждый раз брал небольшую группу солдат и выводил её и низину, за деревню. Солдаты ставили в снег вертикально доски и, целясь [из положения] лежа, стреляли в них. Пули, конечно, летели мимо цели. Они сваливали непопадание на плохую пристрелку винтовок. Тогда я брал у любого из солдат винтовку, просил повернуть доску ко мне торцом, ложился в снег прицеливался и несколькими выстрелами подряд прошивал её по узкой стороне. Винтовки били отлично.

Но дело в том, что при стрельбе в боевой обстановке солдаты не будут целиться, как это делал я. Солдат будет стрелять кой-как и побыстрей. Стреляли обычно с живота. Вот почему на войне прицельные планки и мушки были бесполезны.

А чтобы попасть в торцевую часть доски, прорезь и мушку нужно подводить под цель всем телом, двигая задней частью корпуса и ногами. При стрельбе лежа винтовку доводить под цель руками нельзя.

Ложись спокойно. Винтовку держи не напрягаясь. Подтяни ремень. Натяни его локтем. Приложи приклад к плечу и щеке. Вздохни два раза и посмотри, куда смотрит прорезь и мушка. Если в эту точку поставить мишень, то ты можешь делать несколько выстрелов и все пули лягут в десятку.

Теперь, не трогая тела, отведи ствол винтовки чуть кистями рук в сторону и сделай выстрел. Пуля твоя пойдёт снова по цели. Хотя линия прицела была сдвинута немного в сторону.

Теперь можно проделать другой опыт. Отведи винтовку чуть в сторону от центра мишени и закрой глаза. Сожми цевьё винтовки руками, сосчитай до десяти и открой глаза. Ты увидишь, что твоя винтовка встала на линию прицела точно в перекрестье мишени, на прежнее место. Хочешь научиться метко стрелять, – двигай всем корпусом влево, вправо, вперёд и назад. Шевели ногами, двигай заднюю часть корпуса, смещая коленки. Когда мушка и прорезь окажутся точно под целью, закрой для проверки глаза, сосчитай до десяти и посмотри, правильно ли ты прицелился.

Если всё осталось на месте, делай спокойно выстрел. Спусковой крючок тяни на себя, не торопясь. Все десятки твои!

Но учти! Скоро! Хорошо – не бывает. Для стрельбы нужно иметь терпение, полное спокойствие и выдержку. Хочешь отлично стрелять, пройдёшь настоящую школу стрельбы, будешь бить немцев только в левый глаз и не иначе. Скажут, из Москвы прислали профессионала снайпера.

Солдаты слушали и улыбались.

– Потом в окопах будете целить по другому. Может рассказать вам случай один.

– Иду я однажды по траншее. Мы только что выбили немцев и заняли её. Подаю команду, – Огонь!

– Так было дело? Антипов!

– Так! Товарищ лейтенант! Как щас помню!

– Смотрю, стоит солдат. Винтовку положил на бруствер. Ствол кверху. Перебирает затвором и в небо смолит.

– Куда же ты целишься, – спрашиваю я.

– Туды. Товарищ лейтенант!

И показывает мне рукой в сторону немцев.

– А ствол винтовки куда торчит?

– Как куда?

– Как-как! В небо стреляешь!

– А она, товарищ лейтенант, пуля немца найдёт! У неё траектория кривая.

– Про траекторию ты знаешь! А прицел у винтовки зачем? Ты когда-нибудь прицелом пользовался?

– Приходилось два раза. Нас на сборном пункте в тир водили.

– А что же ты в немцев не целясь стреляешь?

– В немцев, товарищ лейтенант, другое дело! Попробуй высунись! Покажись! Прицелься, как в тире! Он тебе из пулемёта так резанёт, что мозги потом не соберёшь, каска дырявая будет.

– А ты хоть знаешь, как прицельную планку выставлять? Определять на глаз дистанцию?

– Нет, товарищ лейтенант, мы ей не пользуемся. Зачем она нам на войне? Она нам не к чему! Мы когда нужно трассирующими с живота стреляем!

Этот разговор с солдатом мне и после, много раз приходил на ум, когда приходилось видеть, как в бою стреляют солдаты. Да и сам я в перепалке стрелял из автомата, не целясь. Дашь трассирующими очередь и смотришь, куда пули пошли. A дай солдатам команду, – Огонь! Вскинут они винтовки и откроют беспорядочную стрельбу, не целясь. А если скажешь, – Почему стреляете не целясь? Сделают вид, что целятся. Если вот по курам в деревне или по зайцу в лесу, это другое дело.

У немецких пулемётов стальные ленты, патроны без закраины, скорострельность стрельбы приличная. Пока будешь целиться, он врежет тебе и будь здоров. Пуля может продырявить каску, прошить насквозь лопату, которой ты прикрывал нижнюю часть лица, порвать тебе пасть и горло. Солдат сам на опыте определяет, что ему выгодно и что бесполезно.

Прицел винтовки во время войны совершенно не был нужен. Когда солдат стреляет в тире и видит в мишени дырки, это одно. А стрельба в бою идёт впопыхах, на прицеливание нет времени.

В бою нужно видеть ни мушку и прорезь, а куда пуля вошла |куда она после выстрела воткнулась. Если бьёшь из пулемёта, ты должен видеть сразу результаты, куда пошли лентой трассирующие.|.

Вообще с прицелами на пулемётах во время войны мы "дали маху". Сколько зря погибло хороших и храбрых солдат. Станковому пулемёту щит совершенно не нужен, он ему, как "рыбе зонтик", лишняя деталь и всё. "Максиму" в бою не доставало дистанционного управления огнём, для стрельбы с прямых и закрытых позиций. Если бы во время войны мы имели на "Максимах" дистанционное управление, то мы бы не дали немцам поднять головы. Я был пулемётчиком, но в настоящий момент из-за отсутствия пулемётов командовал стрелковой ротой.

Как-то утром, в один из январских дней меня вызвали в батальон, для получения задания. Обычно из батальона прибегал связной. Он явился ко мне и сказал, – Вас вызывают к начальству! И ушёл к солдатам. Видно у него там были дружки.

В батальоне мне объявили, что нужно провести разведку, пройти по лесной дороге, которая уходила в район р. Лучесы и Холмских болот.

– По дороге проверишь, заходят ли немцы в лесные деревушки, есть ли там население, не стоит ли там партизанский отряд.

В лесу на болотах немцы обычно не стояли. Они наезжали туда лишь иногда.

В полку было несколько пар армейских лыж. Их на всякий случай возили в штабной повозке. Лыжи лежали в санях под брезентом, вместе с офицерскими вещами. Там в вещмешках и чемоданах лежали хромовые сапоги, летние фуражки и шинели сшитые по талии. Полковые портные трудились в поте лица, чтобы не попасть на передовую. Они пороли новые солдатские шинели, не разгибая спины строчили и резали, дымили утюгами.

Вначале швейное дело в полку было поставлено слабо. Швы метали вручную, работа подвигалась медленно. Но вот в одной отбитой у немцев деревни, тыловые прихватили швейную ручную машинку и дело пошло веселей. Машинка стучала до ночи.

Для работы портных нужно было тёплое помещение. Их не обижали. Они были нужные люди в полку. Все штабные были старательно обшиты. Вид у них был по военной моде, голос воинственный, пропитый и зычный. Шапки они подчеркнуто сдвигали на брови. Рожи у них были нахальные и сытые. В разговоре они резали словами, как шашками. А мы, офицеры стрелковых рот, имели простые солдатские шинели или полушубки.

Мне был показан по карте маршрут и велено было идти в сарай за получением лыж.

Я пошёл за писарем в сарай, где стояла штабная повозка. Писарь долго возился под брезентом, пока не выкинул оттуда шесть пар лыж и палки.

– Вот! – сказал он и бросил лыжи на снег около сарая.

Выйдя из сарая, он запер двери на висячий замок и не сказав ни слова удалился в штабную избу. У него был такой вид, как будто его оторвали от стратегической карты в момент, когда решалась судьба целой войны или, по крайней мере, значительной операции.

Я осмотрел каждую пару, подобрал к ним палки и остался доволен. Крепления у лыж были в полном порядке.

Шесть человек я поставлю на лыжи. Это будет моя первая группа. Остальные, тоже около шести, пойдут вслед за нами пешком по дороге.

Если мы в лесу наткнемся на немцев, на лыжах можно будет их обойти стороной по глубокому снегу.

Каждую пару лыж и палки я поставил к стене и сказал часовому, что пришлю старшину, он их заберёт попозже.

Давно не ходил я на лыжах. Прошёл ровно год с тех пор, как нас в училище гоняли на лыжах. Завтра с рассветом предстояло двинуться в лес.

В подобную разведку мы шли первых раз. Обычно после наступления на какую-нибудь деревню мы пускались в путь по дорогам, догоняя немцев. Встречали на дорогах засады, несли потери, иногда и сами прихватывали немцев. Всякое бывало на войне.

Когда стрелковая рота преследует немцев, делается всё просто: впереди идёт головной дозор, и следом за ним, на расстоянии прямой видимости топают остальные. Никаких боковых дозоров. На войне мы всё упрощали. Русский солдат нутром чувствовал, что делать и как. Он шёл по дороге, пока его не обстреляют. Вот тогда он и решит |смекнёт, куда ему податься и что делать дальше|, соваться вперёд или проще отлежаться.

И в этот раз я не стал мудрить и разрабатывать план разведки по науке. Четыре солдата встали на лыжи и пошли вперёд. На одних лыжах шёл я, на других ординарец. Пешая группа в шесть человек двигалась сзади.

Лесная дорога, по которой мы шли, была засыпана снегом. Идти по такой дороге на лыжах легко. Только пешие отстают. Мы часто останавливались и поджидали заднюю группу.

Дорога всё время уходила вниз. Заросли леса меняются с просветами. Когда-то здесь за болотом и лесом проходил передний край нашего укрепрайона. Теперь эти бетонные сооружения занимали немцы.

Деревья, покрытые пушистым инеем, несколько разошлись, показалась опушка и деревенская изгородь. В деревне проживало несколько семей, но в основном старики, женщины и дети. За деревней, как нам сказали, верстах в двух за болотом проходила дорога, по которой ездили немцы. Старик сказал нам, что немцы заезжали в деревню несколько раз. Потом выпал глубокий снег и с тех пор они не являлись.

Я поговорил с дедом о том, о сём, дал солдатам передохнуть. Дед угостил нас своим самосадом. Табак крепкий, два раза курнёшь и дух перехватывает.

По возвращению в Жиздерово, я доложил комбату данные о разведке.

Когда стрелковые роты были пополнены солдатами, мой ротный район обороны расширили. Взвода теперь стояли на уровне деревень Заболотье, Жиздерово, Б. Кобыльщино и Васильево.

В низовые деревин едешь всё время под горку. Сидишь в санях, а лошадёнка по дороге мелкой рысью трусит.

Как-то вечером, когда я ложился спать, Савенков затеял разговор, что нужно проверить в низовых деревнях солдат. Никогда он туда не ездил, а тут загорелся нетерпением и успокоиться не может. Пришёл старшина и с ним заодно.

– Поедем-поедем! Надо посмотреть, как там живут наши солдаты.

– Вчера из нашего взвода пришёл от туда связкой. Говорит, харчами они там из местных ресурсов богаты.

– Поехали лейтенант! Остановимся где-нибудь в маленькой деревушке.

– Гнать по дорогам не будем. И в батальоне будут довольны, что ты не дожидаясь их указаний, сам проявляешь инициативу, – доказывал Савенков.

Я согласился. Велел старшине готовить на утро лошадь и сани. Утром я пошёл в батальон, сказал, что поеду в дальние взвода с проверкой.

Старшина подогнал к крыльцу сани, в них уже сидел Савенков. Ждали только меня. В батальоне не возражали, чтобы я проверил дальние рубежи.

– Садитесь, товарищ лейтенант, я вам сенца постелил. Мягко будет ехать.

– Мягко стелешь, да жестко спать! – ответил я, как-будто, что-то предчувствуя.

– Поедем под горку. Рысью, глядишь, часа через два добежим.

Где-то там, за лесными прогалками находятся небольшие деревеньки. Они расположены в стороне от большаков. Наших солдат там немного, но устроились они там лучше, чем мы. Живут по избам свободно. На желудке у них сытней и веселей.

Лошадь бежала под горку, я сидел и смотрел по сторонам. Места мы проезжали безлюдные, занесённые снегом. Я почему-то не думал, что мы можем попасть в засаду к немцам. Часа три катились мы вниз по дороге. И вот между двух перелесков увидел я укрытые снегом крыши. Повсюду из печных труб валил сизый дым. Двое часовых, на всю деревню, встретили нас, приветливо улыбаясь.

– Сюда, сюда! – кричали они. Но старшина повернул в другую сторону и подъехал к дому. Савенков спросил старшину:

– Здесь штоль?

Видно было, что они между собой о чём-то договорились. Раз с полуслова понимают друг друга. В деревне, где Савенков ни разу не был, у него со старшиной были общие дела.

– А где командир взвода? – спросил я старшину.

– Сначала перекусим, вот здесь у хозяйки, она уже ждёт, а потом и к командиру взвода зайдём.

Я пожал плечами, – Перекусить не мешает!

Мы вошли следом за старшиной в прибранный дом. Хозяйка лет тридцати пяти хлопотала у печи за перегородкой. Мы вышли в сенца, старшина полил нам на руки, что было необычно, мы вымыли руки и он подал нам полотенце. Старшина, покашливая, пригласил нас за стол.

– Это наш лейтенант, командир роты, – представил он меня хозяйке.

– А это, прошу любить и жаловать наш комиссар, я вам о нём говорил.

На столе стояла квашеная капуста, заправленная луком и льняным, пахучим маслом, мягкий ржаной хлеб, горячая картошка и несколько кусков сала. Старшина потёр ладони и взглянул на хозяйку, та видно поняла его без лишних слов. На столе появилась бутыль самогона. Наполнили стаканы, хозяйка подсела к столу, мы чокнулись и выпили по первой.

Когда налили вторую, а это опять был стакан до краев, вторую я пить отказался.

– Мне нужно ехать! – сказал я, посматривая на старшину. Старшина быстро согласился. Он перекинул через губу второй стакан, торопливо закусил и добавил:

– Мы оставим здесь товарища политрука. Завтра я заеду за ним, а мы с вами товарищ лейтенант мигом сейчас весь район обороны объедем.

Я взглянул на Савенкова, он продолжал сидеть за столом и лыбился. Я хмыкнул, покачал головой и направился к двери на выход. Старшина, одеваясь на ходу, зацепил рукой ещё стакан, схватил горсть квашеной капусты и заправил её пальцем в рот. Капуста торчала у него между губ, как торчит клок сена у лошади во время жвачки, когда она вдруг поднимет голову и смотрит куда-то.

Старшина вышел на крыльцо и замахал повозочному рукой, давай мол, сюда к ступенькам. Сани скрипнули, оторвали примёрзшие полозья от снега и подкатили к дому. Мы заехали к командиру взвода, побывали в деревнях, где стояли наши солдаты и к вечеру вернулись домой в |Жизьдерово|Кобыльщину (??? уточнить по карте).

Прошло около недели, поездку можно было бы и забыть, но одно неприятное обстоятельство всколыхнуло всё снова.

Через неделю меня вызвали в штаб и велели дать объяснение по поводу организованной мной пьянки. Ты оказывается ни с проверкой ездил. Ты морально разложился и спился. Сахар, положенный солдатам, пропиваешь в деревнях.

– Вы что с ума сошли! – с возмущением выкрикнул я.

– Я вообще не пью! Откуда вы это взяли?

– Ты лейтенант не крути! В деревне был? Самогонку пил? У нас есть доказательства.

– Какие доказательства? Вы меня на слове не ловите!

– А это что?

– Что?

– Донесение Савенкова. В донесении про пьянку и про сахар прямо сказано.

– Ну и подлец?

– Кто подлец?

– Кто-кто? Савинков! Сам вылакал всю четверть самогонки, сидел в деревне с бабой два дня и на меня всё свалил.

Видя моё явное и не напускное возмущение, штабные отпустили меня. Я вернулся в роту. Савенков, как ни в чём не бывало, ходил по деревне.

– Слушай ты! – сказал я ему.

– Как ты мог написать такую гадость?

– Как мог?

– А ты хотел бы, чтобы всё это повесили на меня. Не забывай, я всё-таки политработник! А ты кто? Ты просто беспартийный лейтенант. Теперь ты можешь, что хочешь клепать на меня, тебе никто не поверит. Я тебя вовремя скомпрометировал. А если бы они узнали про сахар, что это я, у меня бы партийный билет отобрали. А тебе что? Тебе ничего! Тебя же видели солдаты, когда ты вместе со мной к этой бабе заходил.

– А когда я уехал, не видели! Так что свидетелей, что я там на два дня остался нет.

– Ну и подлец же ты! На тебе Савенков пробы ставить негде! Откуда только такие твари берутся.

На этом наш разговор прекратился. Я пошёл спать. Лег на соломенный матрас, долго ворочался, перебирал в уме всю эту историю.

На следующий день меня снова вызвали в штаб, и я получил приказ. Рота снимается и направляется в город Белый на смену другому батальону.

Утром я построил людей. Старшина проверил наличие солдат, оружия и вещей, всё оказалось на месте. Я подал команду, и рота тронулась по дороге. Мы должны были самостоятельно добраться до деревни Журы, а там нас через Демидки и Струево выведут на передний край обороны к Льнозаводу.