Текст книги "Василий III"

Автор книги: Александр Филюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Следующий – Смоленск

Осенью 1512 года из Великого княжества Литовского пришла трагическая весть. Сестра Василия III, вдова Александра Ягеллончика, великая княгиня Елена была арестована и брошена в тюрьму. Ее схватили во время поездки из Вильно в браславское имение и обвинили в подготовке бегства в Москву. Поводом послужило то, что она отослала вперед себя свои пожитки, – это сочли признаком намерения совершить побег. Арест был постыдным: виленский воевода Миколай Радзивилл, Троцкий воевода Григорий Остикович и дворецкий Войтех Клочко, «взяв за рукава», силой вывели Елену из церкви, нарушив древний закон о неприкосновенности в храме. Княгиню привезли сначала в Троки, потом в Бирштаны. Там она и умерла между 29 января и 26 февраля 1513 года. Возможно, ей помогли умереть – в документах упоминается некий «человек», который давал ей «лихое зелье».

Собиралась ли Елена бежать на самом деле? Это неизвестно. Против нее говорят донос ее дворецкого, отправка казны поближе к границе и выход к границе в районе Браслава русских войск под командованием М. Ю. Щуки Кутузова, М. С. Воронцова и А. Н. Бутурлина, двигавшихся со стороны Великих Лук. С другой стороны, донос мог быть и ложным. Браслав принадлежал Елене, здесь на Замковой горе она основала монастырь с церковью Святой Варвары, где часто проводила время после смерти мужа, великого князя Александра. Почему бы ей не перевозить свое имущество, как заблагорассудится? Маневры русских войск вблизи литовской границы – вообще вещь довольно обыденная. Зачем для обеспечения бегства выдвигать к границе подразделения под командованием целых четырех воевод? По идее, побег, напротив, должен быть скрытным. Это же не войсковая операция по освобождению заложников на территории противника…

Арест Елены послужил поводом к войне. Именно поводом, потому что причин и так было предостаточно. Границы оставались неурегулированными. Местные дворяне, пользуясь тем, что центральные власти обеих стран смотрели на подобные вещи сквозь пальцы и даже негласно поощряли, вовсю нападали друг на друга. Обе стороны жаловались на самовольные захваты деревень, грабежи, увод людей и скота. Только в одной Полоцкой земле русскими было захвачено 14 волостей. Проблема была в том, что население территорий, отошедших к Москве в начале XVI века, видимо, еще до конца не осознало, что их включение в состав России – это всерьез и надолго. Но и русская сторона относилась к ним потребительски, как к трофею. Словом, граница должна была стабилизироваться и быть признанной всеми сторонами не только на уровне официальных перемирных грамот, но и в глазах приграничного населения. А вот этого к 1512 году еще не произошло.

Василий III отказался выдавать Михаила Глинского, что создавало для Литвы опасный прецедент. Эдак любой амбициозный аристократ мог затеять вооруженный мятеж и потом бежать в Россию и чувствовать себя абсолютно безнаказанным. Добрую волю не хотели демонстрировать обе стороны: плененные в предыдущих порубежных войнах и русские, и подданные Великого княжества Литовского в 1510 году все еще сидели в заточении и обмен пленными раз за разом срывался. Большие трудности испытывали купцы: в 1511–1512 годах имели место их аресты с товарами и на территории Великого княжества, и в России. Василий III постоянно – и небеспочвенно – подозревал Сигизмунда I в намерении заключить военный союз с Крымом против Москвы и в науськивании хана на Русь. Естественно, что такая угроза и откровенно враждебная позиция раздражали. Словом, все указывало на неизбежность новой войны. И подьячий Васюк Всеславский повез в Литву грамоту Василия III, в которой тот объявлял, что «складывает» с себя клятву соблюдать перемирие. Это означало объявление войны.

В этой кампании Василий III делал ставку на внезапность и упреждение возможного военного союза Литвы и Крымского ханства. До 26 октября 1512 года он еще вел переписку с Сигизмундом I, требуя отпустить Елену. Тщетность призывов к справедливости и милосердию польского короля была очевидна. 14 ноября русская конница во главе с князем И. М. Репней Оболенским и И. А. Челяндиным выступила в направлении Смоленска. Им приказали сжечь окрестности города и, не начиная осады, идти под Оршу и Друцк. На соединение с ними от Великих Лук шли полки под началом В. С. Одоевского и С. Ф. Курбского. 19 декабря 1512 года в поход выступила государева армия во главе с самим Василием III. В январе 1513 года началась осада Смоленска.

Каким образом Смоленск оказался в составе Великого княжества Литовского и почему он стал главной целью Василия III? Самостоятельное Смоленское княжество выделилось еще при князе Ростиславе Мстиславиче (1127–1159). Оно росло и крепло, и в начале XIV века смоленские князья обрели статус «великих». Первым великим князем в Смоленске был Иван Александрович (между 1313–1340 годами). Однако смоляне испытывали сильное давление со стороны соседней Литвы и неоднократно на некоторые периоды оказывались в зависимости от нее (конец XIII века, 1360–1365 годы и т. д.). Последние упоминания смоленского князя с великокняжеским титулом относятся к 1372 (Святослав Иванович) и 1386 годам (Юрий Святославич). Окончательный переход Смоленска под власть Великого княжества Литовского (1404) пресек развитие Смоленской земли как самостоятельного государства. Юрий Святославич Смоленский отъехал в Москву, принял подданство Калитичей, а смоляне сдались Витовту [141]141
  Горский А. А.Русские земли в XIII–XIV вв.: Пути политического развития. М., 1996. С. 39–41.


[Закрыть].

Факт перехода Юрия Святославича на службу Калитичам давал им основания претендовать на вотчину Юрия – Смоленск. То есть действия Василия III были, с его точки зрения, абсолютно легитимны. Он боролся за возвращение своей старинной вотчины, коварно отнятой супостатом.

Насколько Смоленск был интегрирован в состав Великого княжества Литовского? Большинство населения было православным, но православие, особенно в восточных землях, было нормой для Литовского государства. Даже в столице – Вильно – православных храмов в первой половине XVI века было чуть ли не больше, чем костелов (по подсчетам Е. Охманьского, к середине XVI века 15 православных и 14 католических церквей) [142]142
  Ochmanski J.Biskupstwo wilenskie w sredniowieczu. Poznan, 1972. S. 80–81.


[Закрыть]. Сторонники православия чувствовали себя в Литве в то время спокойно и уверенно. Проблемы начнутся ближе к концу XVI века и будут связаны с Брестской унией, союзом части православного духовенства с католиками. А при Василии III религиозный фактор ни в коей мере не сближал Россию и православных подданных Великого княжества Литовского и не вырабатывал у последних промосковских чувств.

Как и все крупные городские центры Литовской державы, Смоленск имел привилегии, узаконенные специальной королевской грамотой – привилеем. Первый привилей был получен в 1404 году, второй – около 1442 года, последний датируется 1505 годом, как раз накануне Смоленской войны Василия III. В этих документах гарантировались неприкосновенность церковного имущества, исполнение права завещания, описывался порядок разрешения споров и конфликтов среди горожан (при этом запрещались арест и заключение за мелкие преступления). Смоляне освобождались от ряда государственных повинностей: выделения подвод и коней, платы за тамгу (клеймение коней) и т. д. Особым указом 1500 года смоляне на 15 лет были освобождены от уплаты мыта – торговой пошлины. Специальные статьи привилея 1505 года обещали не держать в Смоленске литовские корчмы и уравнивали в правах князей, бояр и панов смоленских с литовскими. Король не имел права «вступаться» в старинные вотчины смоленской знати [143]143
  Кром М. М.Меж Русью и Литвой… С. 162–165.


[Закрыть].

Такие права и не снились горожанам в Московском государстве. Они делали городское население Великого княжества Литовского местными патриотами куда лучше любых лозунгов и идеологий. Горожане стояли насмерть и сопротивлялись российским войскам потому, что присоединение к Москве означало бы для них утрату выстраданного статуса, в какой-то степени завоеванного с оружием в руках, – так, второй привилей 1442 года Смоленск получил как знак примирения с королем после восстания в 1440 году за восстановление независимого Смоленского княжества. Лояльность смолян была куплена, но цена оказалась высокой и устраивала обе стороны. Поэтому появление в 1512 году под стенами Смоленска войск Василия III было воспринято горожанами достаточно единодушно: пришел враг, и надо отражать его нападение. Никаких братских чувств между славянами Великого княжества Литовского и Московского государства не возникало.

Многое в этом походе было впервые. В предыдущих войнах с Литвой таких крупных крепостей еще не брали. Государь впервые выполнял роль главнокомандующего в столь серьезном походе. Наконец, русская армия только набиралась опыта в ведении столь масштабных боевых действий в зимних условиях. Видимо, в силу этого осада оказалась неудачной. У поместной конницы прекрасно получились привычные действия: «загоны», кавалерийские рейды с разорением и грабежом незащищенных деревень и окрестностей городов. Дети боярские прошлись по округе Орши, Друцка, Борисова, отдельные отряды дошли до Минска, Витебска и Браславля. А войска покорного Москве князя Василия Шемячича Новгород-Северского, если верить победным реляциям, даже сожгли посады Киева.

А вот под Смоленском Василий III простоял шесть недель, но крепость так и не взял. Она была удачно расположена, подходы к ней перекрывали река и болота. Крепость окружали ров и высокий вал. Стены были сложены из четырехугольных дубовых срубов, набитых изнутри землей и глиной. Снаружи они также были обмазаны глиной, чтобы их нельзя было поджечь зажигательными снарядами. Город штурмовали днем, псковские пищальники пытались атаковать ночью. Для куража им выкатили несколько бочек вина. По стенам била осадная артиллерия. Но самая крупная восточная крепость Великого княжества Литовского оказалась москвичам не по зубам.

Русская летопись поход прокомментировала кратко: Василий III «…граду Смоленску многие скорби и убытки поделал и земли Литовской много пленив, возвратился» [144]144
  ПСРЛ. Т. 13. С. 16. Подробнее см.: Зимин А. А.Россия на пороге… С. 151–153; Кром М. М.Меж Русью и Литвой… С. 188–189.


[Закрыть]. За этими словами крылась горечь неудачи. Иностранные источники писали, что под Смоленском погибло до 11 тысяч русских, примерно одна шестая всего войска. Это, видимо, вымысел – говорить об участии в осаде шестидесятитысячного московского войска было бы явным преувеличением. 60 тысяч воинов на марше, из которых большинство конных, обоз, артиллерия на конной тяге – все это означает огромную цифру в 150–200 тысяч коней. Где бы они все разместились под Смоленском и что бы ели шесть недель? Думается, что реальные размеры русской армии, равно как и смоленского гарнизона, были гораздо меньше. На это указывает и мобильность полков Василия III, вряд ли бы возможная при перемещениях столь значительных людских и конных масс.

Сигизмунд I в переписке с родственниками хвастался, что русский монарх бежал из-под Смоленска, лишь только заслышал о приближении огромного польско-литовского войска. Но в других источниках нет сведений ни о каком войске, выдвинутом на помощь Смоленску. Смоляне отбились сами. А Сигизмунд 14 марта писал в Рим и просил организовать против русских крестовый поход силами христианского мира… Видимо, тут перед нами случай, когда король хотел приписать себе чужие лавры.

Сняв осаду, Василий III вернулся в Москву и практически сразу, уже 17 марта 1513 года, принял решение о повторном походе. К нему готовились обе стороны. Прежде всего, были нужны европейские военные специалисты. Их наймом в Силезии и Чехии занялся порученец Михаила Глинского некий Шляйниц. Примечательно, что нанятых рейтаров провезли через Ливонию, которая всегда выступала за блокаду Русского государства, недопущение в него военных товаров и специалистов. Запреты и рекомендации относительно блокады исходили от Священной Римской империи («в руки варваров не должно попадать современное оружие»), но именно она в 1513 году через Любек прислала отряд пехоты и несколько итальянских специалистов по осаде крепостей…

Великое княжество Литовское тоже готовилось к продолжению войны. С марта по сентябрь 1512 года подряд вышли несколько указов о сборе чрезвычайных налогов, о созыве войска. Эффект оказался невелик, способность к мобилизации была слабой стороной Великого княжества Литовского, паны саботировали королевские распоряжения. Несколько большие перспективы сулила дипломатия – 5 сентября 1512 года литовский посол в Крыму подписал союзный договор, по которому хан Менгли-Гирей обещал отвоевать у Василия III земли, потерянные Александром Ягеллончиком, и передать их Сигизмунду I. Если уж не получалось собрать свое войско, можно было попробовать добиться успеха чужими руками.

Но татары были уж очень каверзным союзником. В том же 1512 году, пообещав напасть на Россию, они вместо этого обрушились походом на дружественную Литве Валахию. Сигизмунд пытался выяснить, почему произошла такая внезапная смена ориентиров, но нарвался на отповедь татарского посла, который пустился в пространные рассуждения: «А с чего король взял, что Валахия – его друг? Хану виднее, кто кому друг, кто враг» [145]145
  Кашпровский Е. И.Борьба Василия III Ивановича с Сигизмундом I Казимировичем из-за обладания Смоленском (1507–1522) // Сборник историко-филологического общества при Институте князя Безбородко в Нежине. Нежин, 1899. Т. 2. С. 215–216.


[Закрыть]. Словом, стало ясно, что направление удара татар целиком и полностью зависит от их собственных соображений, союзные договоры им не указ. Такое «плодотворное» партнерство не могло остановить русского натиска на Смоленск.

На этот раз в Москве решено было наступать летом – осенью, в более привычное и удобное время. Кампания началась 14 июня 1513 года. Армия под началом Василия III двинулась в направлении Смоленска через Боровск. 11 августа от Великих Лук и Дорогобужа в направлении Полоцка вышли войска князя В. В. Шуйского и Д. В. Щени. Первым к Смоленску прибыл отряд под командованием бывшего псковского наместника И. В. Репни Оболенского и окольничего А. В. Сабурова. Начались погромы смоленских посадов. Литовские войска под началом воеводы и смоленского наместника Юрия Глебовича организовали вылазку, но под городом «на валах» были разбиты.

Сигизмунд I объявил, что войско, увы, не собрано, надежда только на наемников, а их нанимать некогда. Поэтому спасение Смоленска есть дело самих смолян. Тем временем на помощь осаждающим подошли полки Михаила Глинского и татарского царевича Ак-Доулета. А 11 сентября в поход из Боровска выступил сам Василий III. 22 сентября он пришел под Смоленск. Осада длилась четыре недели, сопровождалась интенсивным артиллерийским обстрелом города. Литовские источники говорят о 80-тысячном войске под стенами города и еще 24-тысячном под Полоцком и 8-тысячном под Витебском [146]146
  Рябинин И.Новое известие о Литве и московитах // Чтения в Обществе исследователей Древней Руси. М., 1906. Кн. 3. Смесь. С. 5.


[Закрыть]. Это, конечно, завышенные цифры, но войско, видимо, было значительным.

Однако вновь Смоленск выстоял. Есть свидетельства, что горожане испытывали большую нужду и даже съели всех лошадей, но готовы были скорее съесть друг друга, чем сдаться. Население проявило большую стойкость, за ночь восстанавливая то, что русская артиллерия разрушала днем. Василий III неоднократно посылал в город грамоты с призывом к сдаче, обещая милости и льготы. Но ему не верили. Смоленск не хотел превратиться в уездный город Московской Руси и готов был для этого стоять насмерть.

Из успешных действий российских войск надо отметить «загоны» под Оршу, Мстиславль, Кричев и Полоцк. Но не более того. Русским довольно успешно противодействовали литовские отряды под командованием Константина Острожского. Московский летописец писал, что на этот раз «всю землю пленили», не уточняя деталей. Ни одной крепости взять не удалось. Мало того, Острожский своими контрударами практически снял осаду и отогнал русские войска от Витебска, Полоцка, Орши. А столь хорошо получающиеся кавалерийские рейды по незащищенным деревням и городским окрестностям погоды не делали – с их помощью нельзя было выиграть войну.

И здесь проявилась твердость характера Василия III. Осада Смоленска была снята 1 ноября 1513 года. На обратном пути московские войска пытались с налета взять Оршу, но в этот год им совершенно не везло. 21 ноября Василий вернулся в Москву. Поездил по монастырям, посетил свою отдаленную резиденцию Новую слободу. Переварил горечь второго провала, переосмыслил ситуацию. И уже в феврале 1514 года отдал распоряжение готовиться к третьему походу. В конце этого месяца, не откладывая дела в долгий ящик, через Дорогобуж в направлении Смоленска двинулись войска под командованием Д. В. Щени.

Некоторые меры предпринимал и Сигизмунд I, несколько смущенный упорством русского монарха. Он дважды, в 1512 и 1513 годах, присылал в Москву гонцов за грамотой на проезд в Россию больших послов. Грамота выдавалась, но король в положенный срок послов не отправлял. Переговоры для него были лишь способом затянуть время. В марте 1514 года было решено ввести поголовщину – специальный налог на наем польских солдат (жолнеров): грош с крестьянина, два гроша с бояр, злотый с урядника. В апреле начался сбор наемников. Но все делалось как-то вяло. Показателен пример: в ноябре 1513 года, когда второй поход был уже закончен, в Вильно из Кракова наконец-то прибыла долгожданная польская поддержка: аж 30 бочек пороху! (Хотя они, конечно, не пропали и пригодились во время третьего похода.) В 1514 году Корона наняла для войны с Россией аж 2064 конных и две тысячи пеших наемников [147]147
  Кашпровский Е. И.Борьба Василия III Ивановича… С. 224.


[Закрыть]. Такими силами можно было разгонять отдельные отряды русской кавалерии, промышлявшей «загонами» вдали от основных сил. Но, скажем, предотвратить или снять осаду Смоленска нечего было и пытаться. Так и случилось: во время осады Смоленска отряд наемников под командованием некоего Спергальдта засел в Орше и время от времени делал вылазки и нападал на небольшие разрозненные группы русских. Этим военная помощь Смоленску и ограничилась.

С упорством, достойным лучшего применения, Великое княжество Литовское продолжало наступать на те же самые грабли в отношении Крымского ханства. Сигизмунд I почему-то решил, что фактическое предательство татар в 1512 году было случайным недоразумением, и 2 февраля 1514 года вновь заключил союз с Крымом. Правда, на этот раз король не надеялся на самостоятельные походы татар и 28 февраля попросил хана прислать воинов для совместного похода в составе литовского войска. Слух о продвижении к Киеву десятитысячного отряда татар страшно воодушевил Сигизмунда. Однако татары разбили станы в поле у Черкас и простояли там всю войну, время от времени посылая в Вильно гонцов с изъявлением полной преданности королю. Причина была проста: Василий III в татарской политике оказался более искусным. Он сумел договориться с ногаями, чтобы те «пощипали» крымские улусы. И хан держал войска против нападений ногаев, а отряд под Киев был послан лишь для видимости.

Сигизмунд I допустил роковую ошибку, доверившись человеку, который своим предательством лишил Великое княжество Литовское Смоленска. В истории третьего штурма 1514 года убеждаешься в правильности знаменитого лозунга «Кадры решают все». Сигизмунд сменил Юрия Глебовича на Юрия Сологуба, который уже был смоленским наместником в 1503–1507 годах. Новый воевода принялся истово и демонстративно поднимать моральный дух смолян. 9 апреля он вместе с епископом Варсонофием привел горожан к присяге королю. В Кракове и Вильно были довольны и одобрительно качали головами. Однако именно Сологуб, громче всех кричавший о верности монарху и готовности воевать с московитами до победного конца, дрогнет при первых выстрелах русских орудий, предаст город неприятелю и позже будет казнен в Литве за измену.

А вот Василий III, напротив, основную ставку сделал на полководческие и дипломатические таланты Михаила Глинского. Расчет был на то, что князь-эмигрант сумеет лучше договориться со своими былыми соотечественниками, зная их сильные и слабые стороны. Как оказалось впоследствии, эти надежды блестяще оправдались.

Михаил Глинский со своим отрядом с тысячу человек кочевал в окрестностях Смоленска уже с апреля 1514 года. Князь не столько воевал, сколько вступал в переговоры с местными жителями, пугая их нашествием московской армии и суля всяческие блага в случае перехода на службу государю всея Руси. Сам Василий III выступил из Москвы 8 июня. Первыми к окраинам Смоленска вышли полки Б. И. Горбатого, М. В. Горбатого Киселки, конюшего И. А. Челяднина. В июле, после прибытия главных сил, осада началась. Ни Вильно, ни Краков ничем не помогли городу. Лишь 24 мая, когда русские уже были под Смоленском, объявили сбор ополчения, причем срок сбора назначили на 24 июня. Сроки, естественно, соблюдены не были. Пока ополчение («посполитое рушанье») собиралось, пока комплектовались полки и намечались маршруты похода, Смоленск пал.

Василий III на этот раз сделал ставку на долговременный изнуряющий обстрел города. Польские источники писали, что в русском войске было от 140 до 300 орудий. Смоленск был буквально расстрелян ураганным артиллерийским огнем. Летописец рисует драматическую картину: «И пушки и пищали большие вокруг города установив, повелел бить по нему со всех сторон, и приступы великие чинить без перерывов, и огненными зарядами внутрь города стрелять. И от стрельбы пушек и пищалей, и от людского крика и вопля, и от ответного огня защитников города земля восколебалась, и от дыма людям друг друга видно не стало, и весь город был в огне и дыму, казалось, что он на облаках дыма поднимается на небо» [148]148
  ПСРЛ. Т. 13. С. 19.


[Закрыть]. Огонь был столь плотным, что русское ядро влетело в ось канала ствола литовской пушки, и та взорвалась прямо на позиции.

Смоленск к такой плотности огня оказался не готов. В городе начались пожары. Горожане набивались в храмы, молили Господа о спасении от московских варваров. Была сочинена даже специальная церковная служба покровителю города – святому Меркурию Смоленскому. Но Небеса отвернулись от смолян. Юрий Сологуб вскоре после начала канонады запросил перемирия на один день. Василий III отказал, обстрел продолжился. Тактика была избрана верная: пока военные действия касались собственно войск и стоявшего на стенах гарнизона, Смоленск держался крепко. Но теперь жители видели, как пылают их дома, как гибнет нажитое поколениями имущество, как прячутся в погребах и под деревьями их жены и дети, как волокут под руки в укрытие беспомощных стариков… Крепкие стены уже не были защитой и преградой. Ядра крушили храмы, к молитвам которых Небо оказалось глухим. И Смоленск дрогнул. Жители захотели прекращения огня любой ценой, вплоть до сдачи города.

Переговоры от имени смоленского епископа Варсонофия и воеводы Сологуба вел боярин Михаил Пивов. Со стороны Василия III в них участвовали дворянин И. Ю. Шигона Поджогин и дьяк Иван Телешев. Психологическую обработку смолян вовсю вел Михаил Глинский, убеждавший, что Василий III намерен стоять под городом целый год и все время его обстреливать, а вот если горожане сдадутся, то государь прольет на них дождь таких благ, которые и не снились при Сигизмунде… Есть сведения, что Василий III не поскупился и на подкуп гарнизона. Польский король в письме своему брату, венгерскому королю Владиславу, со злостью писал о преступлении и вероломстве наемников и трусливых смоленских аристократов [149]149
  Зимин А. А.Россия на пороге… С. 161–164; Кром М. М.Меж Русью и Литвой… С. 191–195.


[Закрыть].

Сигизмунд ошибался: дело было не столько в вероломстве и трусости, сколько в усталости жителей. Три года войны, три осады подряд… Каждый раз русские войска беспрепятственно доходили до смоленских стен, хозяйничали в округе. А это означало, что город третий год подряд зависел от ввоза продовольствия извне, поскольку сельская округа была разорена. Где, спрашивается, король? Где войска Великого княжества? Неужели вся помощь – это несколько сотен наемников, готовых перепродаться при серьезной опасности? Почему никто не спешит на подмогу, не пытается снять осаду, отбросить врагов-московитов от смоленских стен? Третий год смоляне рассчитывали только на себя, силы таяли, а Василий III, напротив, в каждый поход все наращивал давление. И он смог перейти какую-то невидимую черту, за которой Смоленск дрогнул. Дрогнул, когда стало ясно, что с московитами дешевле договориться, чем воевать. И что помощь Сигизмунда не придет. Надо самим искать пути собственного спасения.

Город был сдан 30 или 31 июля (по разным данным). Ворота открылись, делегация городских властей была принята в шатре Василия III и обедала с ним. А 1 августа состоялось торжественное праздничное вступление русского монарха в покоренную крепость. Правда, Смоленск сумел добиться очень выгодных условий капитуляции: 10 августа Василий III в полном объеме подтвердил все права и привилегии горожан, основанные на привилее 1505 года. Он даже обещал не делать массовых переселений в другие города и не переселять в Смоленск и округу московских детей боярских. Другой вопрос: сколь долго город сумеет сохранить эти льготные условия? Выселения «подозрительных лиц» из Смоленска вглубь России начнутся уже осенью 1514 года, после поражения под Оршей. Но говорить о безоговорочной капитуляции смолян все же нельзя: они сдались не по своей воле, но на своих условиях.

Великий князь торжествовал. Взятие Смоленска было пиком его успехов, самой крупной военной победой. Она переломила ситуацию на западном направлении: если к Ивану III отъезжали литовские князья с вотчинами, то к его сыну приходили на поклон проситься в его государство целые города. 7 августа на Мстиславль выступили полки М. Д. Щенятева и И. М. Воротынского. Не дожидаясь начала боевых действий, князь Михаил Мстиславский «бил челом» о приеме в службу вместе со своей вотчиной. Поступок его объяснялся просто: «…его бояре и горожане Мстиславля помогать ему в обороне не захотели». Бесспорно, это было вызвано впечатлением от падения Смоленска. М. М. Кром справедливо указал, что Смоленская крепость была узловым пунктом обороны всего Верхнего Поднепровья [150]150
  Кром М. М.Меж Русью и Литвой… С. 195.


[Закрыть]: отсюда в мелкие крепостицы поставлялось вооружение, боеприпасы, присылались войска, наемники и т. д. Смоленск координировал действия по обороне целого региона. И теперь мелкие города и крепости оказались звеньями разбитой цепи. 13 августа с просьбой о переходе в подданство Василию III обратились делегации горожан Кричева и Дубровны. Их торжественно приняли в состав Московского государства.

Однако на этом успехи закончились. Мало того, начались неприятности. Первым их доставил Михаил Глинский. Князь, видимо, рассчитывал на высокие награды и почести как герой «Смоленского взятия». Судя по всему, он хотел стать властителем Смоленска, возможно, на правах удела.

Нам не совсем ясны обстоятельства «дела Глинского» 1514 года. Официальная летопись рисует картину, согласно которой «князь великий послал слугу своего князя Михаила Глинского со многими людьми беречь свою отчину город Смоленск и другие города», а тот изменил, вступил в тайный сговор с литовцами, «ссылался с королем и с его панами и наводил их на великого князя людей, а сам хочет бежать в Литву». Об обстоятельствах падения и ареста Михаила Глинского ходили легенды, отразившиеся в переписке того времени и в записках имперского посла Сигизмунда Герберштейна. Они содержат романтическую и поучительную историю, как Михаил Глинский будто бы заявил Василию III: «Великий князь Московский, я сегодня дарю тебе крепость Смоленск, которую ты давно желал приобрести, что же ты даришь мне?» Василий якобы издевательски ответил, что дарит Глинскому Великое княжество Литовское – пожалование, конечно, абсолютно иллюзорное. Глинскому было на что крепко обидеться. Вот тут-то, как писал Герберштейн, князь Михаил и решил вернуться в Литву. Он вступил в переписку с королем Сигизмундом I и даже добился присылки охранной грамоты. Но у него возникло сомнение: не является ли эта грамота ловушкой, способом заманить его в Литву, где ему обрадуется лишь королевский палач? И перебежчик потребовал прислать еще грамоту-подтверждение. Ее послали с королевскими советниками, немецкими рыцарями Георгием Писбеком и Иоанном фон Рехенбергом. Однако интенсивные перемещения гонцов привлекли внимание русской разведки, и гонца удалось перехватить. Вскоре был схвачен ничего не подозревающий Глинский, который со своим небольшим отрядом мирно следовал параллельным курсом вместе с основными силами русской армии по направлению к Орше [151]151
  Зимин А. А.Россия на пороге… С. 164–165.


[Закрыть].

На самом деле, история здесь запутанная, и не стоит безоговорочно доверять ни Герберштейну, ни дипломатической переписке, ни русской летописи. Первое, что бросается в глаза, – явная вымышленность речи Глинского к Василию III. Помимо ее откровенной театральности, она содержит принципиальную ошибку: Глинский никак не мог обратиться к государю всея Руси «великий князь московский». Он не остался бы на свободе уже после одного такого обращения. А вот европейский автор, особенно из Польши или Литвы, где Василия III иначе как «великим князем московским» и не называли, выдумывая диалог, употребил бы именно это выражение. А раз слова Глинского искажены в одном месте – где гарантия, что они правильно переданы в остальном и что вся сцена не придумана от начала до конца?

Более вероятно здесь другое: князь Михаил крупно разошелся с Василием III в оценке своего вклада в победу, оказался обижен, сказал много ненужных и энергичных слов, о которых незамедлительно донесли государю… Словом, Глинскому быстро разъяснили, что на Руси бывает с нескромными героями.

Тайные контакты Глинского с литовской стороной, несомненно, имели место. Они подтверждаются многочисленными свидетельствами источников. До чего конкретно стороны успели договориться, что было ценой прощения Глинского и что он рассчитывал получить в Литве, – мы точно не знаем. Но так или иначе, покоритель Смоленска на многие годы оказался в заточении. Для Василия III это тем более было приятно, что теперь лаврами победителя не надо было делиться ни с кем.