Текст книги "Василий III"

Автор книги: Александр Филюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Мы можем уверенно сказать только одно: осенью 1497 года (по С. М. Каштанову, в августе) Иван III наложил на своего сына опалу по обвинению в связях с заговорщиками. Однако то ли доказательства были слишком шаткими, то ли сам заговор выеденного яйца не стоил, но столь крутой в других случаях Иван III вместо радикальных мер занялся каким-то невнятным выяснением отношений, в частности в октябре – ноябре 1497 года обличал Василия в причастности к заговору перед собором церковных иерархов и митрополитом. В декабре, как уже было сказано, казнили шестерых детей боярских и еще какое-то количество дворян оказалось под замком. По всей видимости, тогда же под домашний арест был посажен и княжич Василий. Он сохранил княжескую роль, по выражению С. М. Каштанова, «на какой-то очень узкой территории в одной из Замосковских волостей» (волость Шерна-городок) [22]22
  КаштановС. М.Социально-политическая история… С. 98.


[Закрыть].

Хуже всего пришлось Софье Палеолог – в ходе разбирательств было установлено, что она общалась с ворожеями и колдуньями: «…к ней приходили бабы с зельем; проведя расследование против тех баб лихих, князь великий велел их казнить, потопить в Москве-реке ночью, а с нею с тех мест начал жить в бережении» [23]23
  ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Вып. 2. С. 530–531; Т. 6. С. 279; Т. 12. С. 263.


[Закрыть].

Какое отношение к заговору имел сам восемнадцатилетний Василий – можно только догадываться. Но бросается в глаза невысокий социальный статус репрессированных (дьяк, дети боярские, «лихие бабы») и примитивизм плана (отъездом в Литву и грабежом на Белоозере великокняжеский венец не добудешь). Если эти сведения верны, то «заговор Владимира Гусева» не имел шансов на успех. Ни Софья, ни в дальнейшем повзрослевший Василий не были склонны к безнадежным предприятиям, а напротив, проявляли в придворных интригах осторожность и мудрость. Да и отъезд – это чисто русская модель мятежа, вряд ли понятная для «грекини» Софьи. Так что были ли мать и сын организаторами заговорщиков? Возможно, они знали о настроениях мятежников, возможно, им было приятно слушать разговоры о неподчинении ненавистному сыну Ивана Молодого… О большем трудно судить.

Зато Дмитрию-внуку и его сторонникам этот заговор оказался настолько на руку, что ученые даже высказывали предположение об инсценировке, клевете и «раздутом деле» с целью убрать с политической арены Василия. У нас нет доказательств провокации или ложного доноса, но если придерживаться принципа юристов Древнего Рима qui bono(«кому выгодно?»), то очевидно, что заговор в таком составе и с такой концепцией был совершенно невыгоден Василию и Софье, зато очень полезен Дмитрию и Елене. Акции последних резко пошли в гору.

4 февраля 1498 года в Успенском соборе Московского Кремля Дмитрий-внук впервые в русской истории был в ходе торжественного церемониала, заимствованного у византийских императоров, коронован великокняжеским венцом. Ни Софьи Палеолог, ни опального Василия на коронации не было. Преисполненного чувством собственной значимости четырнадцатилетнего Дмитрия-внука осыпал золотыми и серебряными монетами его брат, Юрий Иванович…

Казалось бы, что все решено – Дмитрий-внук официально венчан на великое княжение, то есть провозглашен наследником престола. Однако Ивану III фатально не повезло ни с сыном, Иваном Молодым, ни с внуком Дмитрием. Видимо, принципиальной ошибкой было назначать наследника еще при собственной жизни – преемник начинал переживать, мучиться и не скрывать нетерпения занять место зажившегося родителя. А «доброжелатели» не упускали шанса внести свои коррективы в судьбу преемника, в случае с Иваном Молодым, возможно, даже фатальные.

От самого Дмитрия, который был еще подростком, вряд ли стоило ожидать осмысленного поведения, но у него было активное, политически подкованное окружение (некоторыми учеными именно с кругом Дмитрия и его матери Елены Волошанки связывается составление Судебника 1497 года) [24]24
  Черепнин Л. В.Русские феодальные архивы XIV–XV вв. М.; Л., 1951. Ч. 2. С. 306, 316; Зимин А. А.Россия на рубеже… С. 113.


[Закрыть]. И это окружение начало действовать и сделало что-то не так. Что – мы не знаем, но уже в середине 1499 года, хотя Дмитрий формально продолжал считаться соправителем Ивана III, его власть была фактически дезавуирована.

Как и в предыдущем случае, это было связано с разоблачением заговора – на этот раз сторонников Дмитрия, князей Ивана Юрьевича Патрикеева и Семена Ивановича Ряполовского. 5 февраля 1499 года Ряполовскому отрубили голову, а Патрикеева «простили», отменили смертную казнь и «позволили» постричься в монахи в Троице-Сергиевом монастыре. Согласно Вологодско-Пермской летописи, пострижение состоялось в Москве, причем во время обряда несчастный князь был в кандалах…

О причинах опалы мы не имеем точных сведений. Мнения ученых разделились. Одни (Я. С. Лурье, Л. В. Черепнин, А. Л. Хорошкевич) [25]25
  Лурье Я. С.Первые идеологи московского самодержавия // Ученые записки ЛГПИ. 1948. Т. 78. С. 97; Черепнин Л. В.Русские феодальные архивы… Ч. 2. С. 308–316; Хорошкевич А. Л.Об одном из эпизодов политической борьбы в России в конце XV в. // История СССР. 1974. № 5. С. 137.


[Закрыть]видят ее в неудачной дипломатической деятельности, ссылаясь на фразу из грамоты Ивана III русским послам от мая 1503 года: «…вы бы во всем себя берегли, а не так бы есте чинили, как князь Семен Ряполовский высокоумничал с князем Василием (Патрикеевым. – А. Ф.)». Ученые объявляли опальных князей чуть ли не изменниками – «сторонниками русско-литовского сближения», «убежденными сторонниками примирения и сближения с Литвой» и т. д.

Другие исследователи указывают, что опала последовала только в 1499 году, в то время как в грамоте Ивана III имеется в виду посольство Ряполовского и Патрикеева в Литву в 1494–1495 годах. Государь мог быть недоволен их дипломатической деятельностью, но если его гнев достиг критической отметки, вряд ли бы он копил злобу четыре года. Да и результаты посольства Ряполовского – Патрикеева были вполне успешны. Они подписали мирный договор, который считается первым «вечным миром» между Россией и Литвой (правда, «вечность» продлилась всего четыре года – уже в 1500 году вспыхнула новая война, но уж послы в этом не были виноваты). Была достигнута договоренность о браке дочери Ивана III Елены с Александром Ягеллончиком, великим князем Литовским. И первое, и второе было несомненным дипломатическим успехом. А. Л. Хорошкевич, правда, считает, что на самом деле это была неудача, так как послы не смогли зафиксировать в грамоте условие, согласно которому Елена в браке оставалась бы в православии, а также титул Ивана III «государь всея Руси», который литовская сторона отвергла. Но даже если и так, вряд ли Ивану III потребовалось терпеть четыре года, чтобы отрубить за такой проступок голову бывшему послу Ряполовскому. Задним числом он мог обвинить князей в чем угодно, но в 1495 году их деятельность явно считалась успешной, в том числе и самим великим князем.

Ряполовский и Патрикеев вместе с дьяками Федором Курицыным и Андреем Майко действительно в январе 1494 году проводили переговоры с литовскими послами и готовили комплекс документов по мирному договору и браку Елены. Официальный текст посольской книги, в которой сохранились протоколы переговоров, не позволяет найти ни малейшей зацепки, ничего, в чем провинились бы переговорщики и за что их могли подвергнуть опале [26]26
  1494, января 17 – февраля 12. Посольство от великого князя Александра Казимировича с паном Петром Яновичем, воеводою Троцким, с товарищами, к великому князю Ивану Васильевичу, для заключения мирного и брачного договоров // Сборник Русского исторического общества (далее – Сб. РИО). Т. 35. СПб., 1882. С. 114–138; 1494, марта 9 – апреля 28. Посольство от великого князя Ивана Васильевича с боярами, князем Василием Ивановичем Патрикеевым и князем Семеном Ивановичем Ряполовским к великому князю Александру Казимировичу // Там же. С. 139–144.


[Закрыть]. В чем проявилось «высокоумье» Ряполовского, непонятно.

Единственный конфликт, который возник во время пребывания русской делегации в Вильно, – литовцы добавили строку в уже согласованный текст грамоты о гарантиях непринуждения обращения Елены в католичество: согласно этому добавлению, она могла принять его добровольно, если захотела бы сама (в русском варианте «свобода выбора» для жены Казимира Ягеллончика не предусматривалась). Бояре отказались взять такой исправленный документ. Однако здесь они действовали в интересах Ивана III, согласно полученным инструкциям, и упрекнуть их не в чем.

Мнение ученых, что Ряполовский и Патрикеев держались пролитовской ориентации, поскольку заключили мир с Литвой, не соответствует действительности – заключить мир и выдать замуж дочь приказал сам Иван III, никакой самодеятельности здесь не было. Возможно, что-то произошло «за кулисами» переговоров, но, увы, официальные документы следов этого не сохранили.

Некоторые исследователи (Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, И. И. Смирнов, Н. А. Казакова) связали опалу Ряполовского и Патрикеева с провалом деятельности группировки Елены Волошанки и великого князя Дмитрия Ивановича, реабилитацией и возвышением Василия и Софьи. Эта версия появилась впервые в середине XVI века на страницах грандиозного исторического сочинения, памятника государственной идеологии – «Степенной книги царского родословия». Казнь Ряполовского и насильственное пострижение Патрикеева были «уступкой», «данью», «отражением» превращения Василия во второе лицо в государстве. А. А. Зимин обратил внимание, что в 1498 году влияние группировки Патрикеевых было определяющим – к ней принадлежали пять бояр из двенадцати членов Боярской думы [27]27
  Обзор историографии см.: Зимин А. А.Россия на рубеже… С. 164–171; Казакова Н. А.Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.; Л., 1960. С. 44–46.


[Закрыть]. События 1499 года как раз знаменовали конец этого влияния.

Это верно, но здесь в трудах ученых действует логический принцип: «после того – значит, вследствие того». После опалы Ряполовского и Патрикеева произошло возвышение Василия – значит, его возвышение и было причиной их опалы. Получается замкнутый круг. На самом деле мы не знаем обстоятельств тайной придворной борьбы в московских правящих кругах в конце правления Ивана III. Разгром думской группировки Патрикеевых, конечно, способствовал поражению Дмитрия-внука, но вот что было его настоящей причиной, кто смог добиться низвержения столь влиятельных аристократов – на этот счет мы можем только строить предположения. Исходя из принципа qui bono, выгодно это было Василию. Но воспользовался ли он случаем или был инициатором интриги – источники хранят молчание…

Так или иначе, черная полоса для Василия и Софьи кончилась. В 1499 году Иван III начал переговоры с Данией о возможной женитьбе Василия на дочери датского короля, принцессе Елизавете. Между мартом и августом 1499 года Василий выдал жалованную грамоту Владимирскому Рождественскому монастырю. 21 марта 1499 года он был провозглашен государем и великим князем Новгородским и Псковским, и на Руси оказалось три великих князя одновременно: Иван III, Дмитрий-внук и Василий. Правда, Псков отнесся к этому назначению в высшей степени отрицательно, справедливо усмотрев в нем угрозу своего подчинения старому конкуренту Новгороду. Псковичи прислали челобитье к Ивану III «и внуку ево Дмитрию Ивановичю, чтобы держали отчину свою в старине». Иван III уступил. Василий лишился Псковского княжения, не успев приступить к своим полномочиям и даже не доехав до Пскова.

По всей видимости, такая внезапная отзывчивость на челобитье горожан была связана с тем, что Иван III решил более не возвышать никого из наследников, а держать их в подвешенном состоянии, обеспечивая неустойчивый баланс сил. Летом 1499 года возник проект наделения уделами младших сыновей Ивана III – Юрия (Дмитровом) и Дмитрия (Угличем). Тем самым государь напоминал, что Василий – не единственный его сын и в качестве преемника ему вполне можно подобрать замену.

Третий эпизод трудного пути Василия к власти датируется весной 1500 года и еще более загадочен, чем заговор Владимира Гусева и низвержение Ряполовского – Патрикеева. Дословно известие Погодинского летописца звучит так:

«Князь Василий, сын великого князя Ивана, хотя великого княжения, и хотев его истравити на поле на Свинском, у Самьсова бору, и сам побежа в Вязьму с воими и советники. А князь великий нача думати со княгинею Софиею, и возвратиша его, и даша ему великое княжение под собою, а князя Дмитрея поимаша, и с матерью княгинею Еленою».

Мы приводим оригинал, а не перевод, потому что текст явно испорчен и точный перевод затруднителен. Из этих слов следует, что Василий как-то проявил свое желание стать великим князем, после чего кто-то хотел его погубить, травил, как зайца, на Свинском поле (поле это находилось в Дорогобужском уезде, у речки Рословки, недалеко от города Рославля). Князь бежал в Вязьму, при нем были советники и, возможно, какие-то войска (все зависит от того, как читать текст: «побежа в Вязьму с воими и советники» или «побежа в Вязьму своимии советники»). Узнав об этом, Иван III, посоветовавшись с Софьей Палеолог, наложил опалу на Дмитрия-внука и его мать, а Василия возвысил.

От кого убегал Василий? Ученые высказывали самые неожиданные предположения. Так, по мнению С. М. Каштанова, речь идет о попытке побега сына Софьи в Литву; причиной же якобы стало ущемление его прерогатив в Новгороде. При этом на Свинском поле будто бы состоялось боевое столкновение войск Василия – поддержавших его литовцев – с московскими войсками, верными Ивану III. Целью мятежного сына было… нанести поражение («истравити») отцу, государю всея Руси! Василий был разбит и «в качестве пленного» увезен в Москву [28]28
  Каштанов С. М.Социально-политическая история… С. 145–165.


[Закрыть].

Из вышеописанной детективной истории совершенно непонятно, почему же Иван III за все эти злодейские планы и проступки возвысил Василия и наградил его искомым великим княжением? Да и к каким результатам могла бы привести победа Василия III над одним из отрядов московской армии? Вряд ли Иван III вернул бы ему за это права на Новгород…

А. А. Зимин мягко назвал построения С. М. Каштанова «неясностями» и предположил, что по Свинскому полю князя Василия гнали вражеские литовские войска. От них он и бежал в Вязьму [29]29
  Зимин А. А.Россия на рубеже… С. 187–188.


[Закрыть]. В этой гипотезе нет столь явных натяжек, как в предыдущей, но все равно непонятно, почему за бегство с поля боя Иван III жалует сына великим княжением.

Представляется, что можно высказать еще одно предположение, основанное на обращении к концовке данного летописного текста. Избавление Василия от злоключений прямо связывается с опалой на Дмитрия-внука и Елену Волошанку. В таком случае, не их ли люди «хотев его истравити на поле на Свинском»? В условиях русско-литовской войны и перемещений войск к линии фронта и обратно было очень просто подослать отряд лихих людей, а гибель конкурента списать потом на литовцев или неизвестных разбойников-мародеров. Наличие в свите Василия «советников» объясняет, почему он бежал: с ним был его двор, но не серьезный военный отряд. Из этой гипотезы становится ясно, почему Ивану III потребовался совет с Софьей, лидером антидмитриевской группировки при дворе, и почему вслед за возвращением Василия из Вязьмы последовала опала на его политических противников.

Остается, правда, открытым вопрос: почему о покушении, если оно имело место, в летописи не было сказано прямо? Но, с другой стороны, мы уже могли убедиться, что тайные стороны придворной борьбы за власть отражались в источниках в весьма искаженном и неполном виде. Летопись – это не полицейский протокол, и от нее нельзя ожидать исчерпывающей полноты и информативности.

В любом случае, события 1500 года на Свинском поле подняли Василия на новую ступень власти и, наоборот, вызвали закат группировки Дмитрия-внука. Последний, формально оставаясь венчанным на великое княжение соправителем Ивана III, со второй половины 1500 года перестал фигурировать в правительственных документах. Василий же, напротив, с 1500 года именуется «великим князем всея Руси», получает руководство судебными делами на Белоозере (1501), выдает жалованные грамоты в Новгороде (1500) и Твери (1501).

Софья между тем старалась максимально использовать свое восстановившееся влияние на мужа. На этот раз Иван III послушал жену. 11 апреля 1502 года он официально «положил опалу на внука своего, великого князя Дмитрея Ивановича, и на его матерь, великую княгиню Елену, за малое их прегрешение, с очей сослал и в крепости посади и до их смерти». Их имена запретили поминать на церковных службах, Дмитрия больше не именовали «великим князем». «Того же месяца апреля 14… пожаловал своего сына Василья, благословил и посадил на великое княжение Володимерьское и Московское и учинил его всеа Русии самодержцем» [30]30
  ПСРЛ. Т. 8. С. 242; Т. 12. С. 255; Т. 20. М., 2005. С. 373.


[Закрыть].

Игра была сыграна. Почти. Потому что как у высокопоставленных родителей возникают проблемы с детьми, так и у дорвавшихся до власти сановных детей бывают неожиданные неприятности со старящимися родителями, которые на закате жизни вдруг впадают в неуместное покаяние и некстати пытаются исправить былые грехи…

Политический конкурент всегда еретик

Кстати, о грехах. Борьба за великокняжеский престол в конце XV – начале XVI века проходила на фоне серьезных духовных подвижек в церковной сфере. Сторонники будущего Василия III сумели успешно разыграть религиозную карту, обвинив своих политических оппонентов в ереси. Страшнее этого обвинения на Руси ничего нельзя было придумать. Главной жертвой этого инквизиционного процесса пала мать Дмитрия-внука, Елена Волошанка, убитая надзирателями в тюрьме 18 января 1505 года. Гонения на еретиков, которым она покровительствовала, ослабили политические позиции Дмитрия-внука и помогли прийти к власти Василию.

Поэтому возникает вопрос: что это была за ересь, справедливы ли были возводимые на Елену Волошанку и ее «кружок» обвинения? Чего в этой истории больше: искренней борьбы за чистоту веры или интриг и политической конъюнктуры?

Русская православная церковь в средневековье была нетерпима к любому вольнодумству и реагировала на него в высшей степени остро, что вело к радикальному уничтожению малейших ростков ересей в самом зародыше. Английский историк Яна Ховлетт справедливо заметила: «В христианской традиции ересь – это haeresis: выбор христианином мнения, отличающегося от церковной догмы. „Отступление“ является переводом слова apostasis, т. е. отказ от христианской веры и переход в веру другую. Но в русской церковной практике понятие отступленияиспользуется одновременно и для понятия apostasies, и для понятия haeresis.В этом одна из причин проблематичности ереси в России» [31]31
  Ховлетт Я.Ересь жидовствующих и Россия в правление Ивана III // Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX в. СПб., 2006. Вып. 1. С. 120.


[Закрыть]. Иными словами, малейшее сомнение, свое мнение сразу расценивались как измена вере, покушение на самое святое. Раз и навсегда усвоив христианский канон, Русская православная церковь отказывалась его пересматривать. Этот радикализм не давал развиться мнениям и сомнениям в серьезные еретические течения. Недаром те немногие случаи ересей, которые нам известны, связаны с иностранным влиянием или воздействием чужой, придуманной не на Руси религии или духовного течения (арианство, иудаизм). Своих, доморощенных ересей Россия в средневековье просто не знала. Известные нам случаи «отклонения от веры» в ранний период единичны и к тому же сомнительны («скопец» Андреян в 1004 году, «еретик» Дмитрий в 1123-м). Позже их число все равно оставалось незначительным, причем важно то, что они почти не касались догматики, а были связаны в основном с вопросами церковной дисциплины, аскетики, обрядовой стороны православия. Фигурально выражаясь, своего Ария средневековая Русь не породила. И такое положение сохранялось, по крайней мере, до конца XV–XVI века.

Поэтому люди русского средневековья не ощущали исходящей «изнутри», от своих соплеменников угрозы чистоты веры. Зато религиозный соблазн мог прийти извне: раз усвоив определенную христианскую парадигму, Русь оказалась маловосприимчивой к восточным и западноевропейским попыткам ее интерпретации. Она считала все это ересями – «иудейской», «латинской» и т. д. Данное обстоятельство порождало несколько очень важных идеологических установок. Проблема «чистоты веры», с которой в Библии прежде всего связывались категории измены – верности, имела, если можно так выразиться, в основном охранительную «внешнюю» трактовку. Здесь была питательная среда для ксенофобии, неприятия на подсознательном уровне чужих, иноземцев, приверженцев других конфессий. Поэтому даже сами контакты с ними требовали осторожности, а отъездчик за границу уже казался потенциальным изменником (неважно, переменил ли он веру: он все равно не способен сохранить ее целостность в окружении еретиков).

Из-за этого проблематика измены – верностина Руси очень быстро приобрела не столько религиозный, сколько «иноземный» характер. Если для мышления, основанного на буквальном восприятии изменного дискурса Священного Писания, характерна цепочка: « впал в ересь(то есть изменил, усомнился в вере) – стал предателем», то для Руси более характерно: « совершил неблаговидные поступки, стакнулся с чужаками, служит им – он, должно быть, еще и еретик».

Седьмой Вселенский собор постановил, что православный человек должен всячески избегать соприкосновения с «иным», то есть не прикасаться к еретическим книгам, не разделять с еретиком трапезу, кров и даже одно пространство – от еретика надо физическинаходиться как можно дальше. Иначе ересью можно заразиться. Представление о том, что невозможно соблюсти чистоту веры, если даже просто какое-то время постоять рядом с еретиком, иногда принимало совершенно фантастические формы. Так, в России XVII века перекрещивали православных, приехавших из Украины и русских земель Речи Посполитой. Считалось, что они не настоящие православные, раз в землях, где они живут, есть еще униаты, католики, протестанты и т. д. Им невозможно остаться истинными православными, если по соседству с чисто ортодоксальным приходом стоит униатская церковь.

На Руси жизнь еретиков осложнялась еще и особой позицией государства по религиозным вопросам. Как показала Яна Ховлетт, на Западе понятие измены – crimen laesae majestatis– появилось в римском гражданском праве и потом было привлечено инквизицией для определения ереси как измены Господу. Но изначально понятие ереси относилось к каноническому праву, а измена – гражданскому. В России же процесс носил обратный характер: понятие измены возникает как «измена вере», и потом государство начинает применять это изначально чисто церковное понятие к отступникам от государства [32]32
  Там же. С. 121.


[Закрыть]. Переход на сторону врага, предательство изначально обозначались на Руси термином «перевет», а словом «измена» первоначально называлось исключительно отречение от своей веры.

Первое употребление этого термина летописцем содержится в рассказе об убиении Михаила Черниговского в Орде в 1246 году. Михаил наотрез отказался участвовать в языческих обрядах, которым подвергали в Орде русских князей: поклонении идолам, кусту и прохождении между зажженными кострами. Черниговский князь заявил, что не желает «именем хрестьян зватися, а дела поганых творити». По его словам, какая польза в обладании всем миром при погублении своей души, «что даст человек изменуна души своей» [33]33
  Серебрянский Н.Древнерусские княжеские жития (Обзор редакций и тексты). М., 1915. Тексты. С. 57.


[Закрыть]. В данном случае перефразирован стих из Псалтыри: «Брат не избавит, избавит ли человек? Не даст Богу измены за ся, и цену избавления души своея» ( Пс. 48:8–9).

В XIV–XV веках, по мере перехода термина «измена» в юридический лексикон, сохранилось представление об изменнике, предателе как одновременно непременном еретике. Измена человеку почти всегда есть измена Богу, потому что все равно нарушается клятва верности – крестоцелование. И, напротив, любой даже по мелочи усомнившийся в догматах веры – еретик и одновременно преступник, предатель православного государства.

В этом идеологическом контексте и возникли ереси конца XV века. Их появление стало возможно в контексте ожидания Конца света в 1492 году от Рождества Христова, то есть 7000-м от Сотворения мира. Об этом говорили многие пророчества, и недавно подтвердилось самое страшное из них – Мефодий Патарский утверждал, что накануне Конца света погибнет Константинополь. В 1453 году Константинополь был взят турками, что было воспринято как несомненное свидетельство близкого Последнего дня. Даже Пасхалии – дни Пасхи – были рассчитаны только до 1492 года. Далее, считалось, они не понадобятся. На полях одной из рукописей против даты 1492 было написано: «Зде страх! Зде скорбь!» [34]34
  Последний обзор источников и историографии об эсхатологических ожиданиях в конце XV в. см.: Алексеев А. И.Под знаком конца времен. Очерки русской религиозности конца XIV – начала XVI в. СПб., 2002. С. 45–130.


[Закрыть]

Историк А. Л. Юрганов красочно описывает психологическое напряжение конца XV века: «В 1492 году Второго Пришествия ждали особенно трепетно. И в разное время. Некоторые были уверены, что оно последует в марте. Ведь в марте месяце был создан Адам, иудеи освободились от египетского плена, произошли Благовещение и смерть Спасителя. Значит, в марте будет и кончина мира. Тяжелой была ночь с 25 марта 1492 года. Люди ждали, что вот-вот раздастся всемирный звук трубы архангелов Михаила и Гавриила…» [35]35
  Юрганов А. Л.Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 329.


[Закрыть]

Страх Второго пришествия порождал как религиозный фанатизм, так и нетвердость в вере. В 1487 году в Новгороде была обнаружена ересь. Несмотря на борьбу с ней, она ширилась. Масла в огонь подлил конфуз официальной церкви, когда в 1492 году Конца света все же не случилось. Еретики пользовались поддержкой при дворе, где им покровительствовала Елена Волошанка. Поскольку в 1490-х годах ее сын Дмитрий рассматривался как наиболее вероятная кандидатура наследника престола, это была существенная поддержка.

Против еретиков боролись церковные иерархи, прежде всего новгородский архиепископ Геннадий и тогда еще маловлиятельный игумен Иосифо-Волоколамского монастыря Иосиф Санин. В 1490 году состоялся первый суд над группой еретиков, а в 1504 году, во многом по инициативе Иосифа, удалось добиться разрешения у Ивана III на сожжение лидеров еретиков в срубах на льду Москвы-реки. Таким образом с помощью государства церковь победила зародившуюся еретическую заразу, физически истребив ее носителей. В тюрьме, как уже говорилось, оказалась и Елена Волошанка, по обвинениям, в которых за тайными политическими мотивами скрывались церковные, и наоборот.

Будущий Василий III не известен как активный борец с еретиками, но развитие ситуации, бесспорно, было ему на руку. Ненавистный конкурент в борьбе за престол, Дмитрий-внук, оказывался так или иначе замазанным в связях с ересью. Лучшего способа очернить соперника нельзя было и придумать. Что в доносах на еретиков, явных и мнимых, было первично – искреннее радение за чистоту веры (у Геннадия и Иосифа Санина) или желание свести личные счеты, скрыть за идеологической конъюнктурой тайные политические мотивы – мы, наверное, вряд ли когда узнаем. Но, исходя из принципа qui bono(«кому выгодно?»), мы, несомненно, можем записать Василия III в число деятелей, наиболее выигравших от победы над еретиками.