Текст книги "Василий III"

Автор книги: Александр Филюшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Русские идеологи создали контрверсию, свой вариант родословия литовских правителей. По нему, из татарского плена сбежал князь Витенец из рода смоленских князей. Он поселился в Жемайтии у некоего бортника и женился на его дочери. Их брак был бездетным. После смерти Витенца его жену взял конюх Гигемник, и от этого союза произошли семь литовских князей – Ольгерд, Кейстут, Свидригайло и др. Этот конюх под именем Гедимина I и стал основателем династии литовских правителей. Данная версия, низводящая происхождение литовской династии до уровня простонародья, содержащая неприглядные подробности семейной жизни Гедимина, ставила целью принизить великих князей литовских, показать их ничтожность и худородность по сравнению с московскими государями – потомками самого императора Августа.

Противостояние проходило не только на уровне идеологий, но и в виде военных действий. Общим местом многих работ, особенно российской историографии имперского и советского периодов, является постулат о войнах Московского государства с Литвой за пограничные земли как проявлении широкой политической программы воссоединения русских земель бывшей Киевской Руси в рамках единого Русского государства. Время формирования этой программы историки относят к правлению Ивана III (1462–1505), ее реализацию – к серии русско-литовских пограничных войн.

За какие земли шла борьба? После распада Киевской державы понятие «Русские земли» имело два значения. Первое – это территория, входившая в состав Русской митрополии, населенная православными христианами (при этом не столь важно, в каком государственном образовании они проживали). И второе – это конкретная территория, с древнейших времен называвшаяся Русью. Территориально она ограничивалась бывшей Киевской, Переяславской, Галицкой и Волынской землями. И эти земли в средневековье считались населенными русинами (рутенами) и назывались Русьскими, Рускими. Они были подвластны Гедиминовичам с XIII–XIV веков, частично подчинялись польской Короне. Поэтому когда правители Великого княжества Литовского называли себя великими князьями литовскими и русскими, они были абсолютно правы: Русь, Русия территориально входила в номенклатуру их владений.

Из Королевства Польского и Великого княжества Литовского данная историческая география попала в Европу, которая в XV – начале XVI века уверенно размещала Russiaв Среднем Поднепровье и Прикарпатье, отличая ее от соседней Moskovia.Альберт Компьенский писал, что «в действительности Русь сейчас находится под властью Польши, и столицей является город Львов». Гнезнинский архиепископ Ян Лаский в 1514 году рассказывал участникам Латеранского собора: «Рутены Валашские вооружены и воинственны. Войско всего народа составляет сорок тысяч или около того. Они населяют собственную страну Молдавию или Мезию, а язык имеют общий с рутенским и народным италийским. Ибо говорят, что они были некогда римскими воинами, посланными на защиту Паннонии от скифов. Поэтому по большей части они имеют язык италийский, а богослужение рутенское… Рутены красные имели некогда собственных королей, а также собственных великих князей. Всех их завоевали короли Польши. Они верноподданные Королевства Польского и Великого княжества Литовского. Среди этих красных рутен короли Польши основали одну митрополию и семь кафедральных церквей, а также множество приходов веры римской». Матвей Меховский в 1517 году писал, что Руссия некогда называлась Роксоланией, простирается от Танаиса и Меотиды (Дона и Азовского моря) до Сарматских гор (Карпат). Ее столицей является город Львов (а некогда был Киев), и она делится на Галицийский, Премысльский, Саноцкий, Холмский, Луцкий, Бельзский округа. То же у С. Герберштейна: «Руссия граничит с Сарматскими горами, расположенными неподалеку от Кракова, а раньше простиралась вдоль реки Тираса, что на языке тамошних жителей именуется Днестром, до Понта Эвксинского и реки Борисфен».

Все авторы, писавшие о Русии – Рутении, говорят о ее исключительном природном богатстве, плодородии и изобилии, правда, отмечая слабую заселенность и малое количество городов. При этом современники подчеркивают многонациональный состав населения, обращая внимание на то, что все народности живут перемешано (в отличие от Московии, где этнические меньшинства расселены по окраинам) и в мире друг с другом: никто никого не угнетает ни за веру, ни за язык. Хотя в сочинениях и отмечается более высокое положение социальной элиты – поляков-католиков.

Вплоть до конца XV века нельзя найти свидетельств, что в Великом княжестве Московском оспаривали «русскую» принадлежность данных владений Великого княжества Литовского и вообще выдвигали претензии на его земли как на «русские». Титулатура «Русский» правителей Литвы признавалась Москвой безоговорочно. В то же время между Москвой и Литвой разгорелся конфликт как раз вокруг духовно-конфессиональной составляющей понятия «всея Руси». Он был связан с фактическим переносом центра Русской православной митрополии в Москву в начале XIV века. Весь XIV и XV века шло противостояние между церковными иерархами земель, входивших в Великое княжество Литовское и стремящихся выйти из-под власти московского митрополита, и желанием Москвы не упустить эту православную паству. История этого противостояния драматична и сложна, она завершилась фактическим разделом сфер влияния. Но, что важно, при этом и в Великом княжестве Литовском, и в Московском государстве окреп и стал господствующим дискурс о тождественности понятий «русский» и «православный». При его экстраполяции в сферу политической практики страна, претендующая на роль охранителя истинной веры, должна была неизбежно прийти к идее строительства Русского православного государства на территориальной основе всех земель, население которых исповедует или исторически исповедовало православие.

Более динамичным, несомненно, было идеологическое развитие Москвы. Уже в конце XV – первой трети XVI века здесь возникла мессианистская концепция «Государства всея Руси» как Нового Израиля, нового богоизбранного народа, единственно правильно верящего. И это предполагало строительство Православного Царства, населенного всеми православными христианами. В том числе и ошибочно живущими в Великом княжестве Литовском… Напротив, как показал И. А. Марзалюк, Великое княжество Литовское с его религиозным плюрализмом и сильным воздействием католицизма пришло во второй половине XVI – начале XVII века от парадигмы тождественности «русского» и «православного» к идее близости понятий «русский» и «славянский» и к доминанте в понятии «русскости» этнической, а не религиозной составляющей ( русиноставался русиноми при смене веры) [76]76
  Марзалюк І. А.Людзі дауняй Беларусі: Этнаканфесійньїя і сацыя-культурныя стэрэатыпы (X–XVII ст.). Магілёў, 2003.


[Закрыть].

Принципиальный для московской стороны спор о принадлежности земель бывшей Киевской Руси был воплощен здесь, по крайней мере поначалу, не в понятии «всея Руси», а в понятии «вотчины». Понятие это возникло около 1503 года в контексте спора о легитимности выезда на службу Ивану III литовских князей «с вотчинами». Московские дипломаты отстаивали идею, что вотчиной Ягеллонов являются Польша и Литва, а все остальное – «…то вотчина наша. И не только то наша вотчина, которые ныне города и волости под нашей властью: и вся Русская земля, Божьею волею, из старины, от наших прародителей наша отчина». Это первый случай подобной формулировки, прозвучавшей в январе 1503 года.

На переговорах с посольством С. Глебова 1504 года понятие «Русской земли» было Москвой уже раскрыто: «их [Ягеллонов] отчина – Польская земля да Литовская… вся Русская земля, Киев, и Смоленск, и иные города, которые литовский великий князь Александр за собою держит… с Божьей волею, из старины, от наших прародителей наша отчина». Здесь впервые и прозвучало требование: «…и если захочет с нами брат наш и зять Александр король и великий князь быть в братстве и в любви и в прочной дружбе, и он бы нам нашу отчину, Русские земли все, Киев и Смоленск и иные города, которые он прикрепил к Литовской земле, отдал бы». В свою очередь, правители Великого княжества Литовского заговорили о «своей вотчине из старины»: половине Новгорода, Пскове, Твери, Вязьме, Дорогобуже, Путивле и всей Северской земле [77]77
  Сб. РИО. Т. 35. С. 509, 517–519, 521, 523.


[Закрыть].

На переговорах 1517 года впервые была озвучена новая «историческая» версия того, как русские города оказались в составе Литвы: их якобы передал государь всея Руси Иван III как приданое за княгиней Еленой Ивановной, «для свойства и для того, чтобы кровь христианская впредь не лилась, он тогда эти города передал Александру королю». Интересно, что Москва не ссылалась на древних киевских князей, а сочиняла совсем недавний прецедент: русские правители жалуют земли, их новые обладатели не соблюдают договор, оказываются клятвопреступниками, и московский государь просто вынужден пойти на «свое дело», покарать нарушителей договора и восстановить попранную справедливость.

Позиция России была в высшей степени удобна: все, что мы захватываем, – это наша вотчина, то есть мы просто восстанавливаем свои законные права на временно потерянные земли. При этом литовскую сторону можно было всегда держать в напряжении и заставлять умерять свои намерения постоянной угрозой предъявления претензий на Киев, Полоцк, Витебск и другие «русские» города. О практической несбыточности данного требования прекрасно знали обе стороны, но в полемике апелляция к «древней вотчине» позволяла русской дипломатии занимать более выигрышную позицию. Декларация прав на «отчину» была в большей степени полемическим приемом, чем конкретным требованием, что, впрочем, не исключает уверенности Москвы в легитимности своих претензий.

Литовская сторона видела опасность для себя именно в титуле московского правителя. Это связано с тем, что у Великого княжества Литовского культура титулатуры была гораздо более развита, чем у Москвы, и в XIV–XV веках служила инструментом для легитимизации территориальных захватов (через включение в титул Ягеллонов определений «Русский», «Жемайтский», «Прусский» и т. д.). Московские правители в это время еще не обладали титулом с перечислением подвластных земель. Иван III в конце XV века актуализировал титул «всея Руси», решая свои внутренние задачи (прежде всего – присоединение Новгорода). А в Литве это было воспринято в «литовском политическом стиле» – как претензия на Днепровско-Карпатскую Русию. Тем более что поступки Ивана III – прием выезжих князей с вотчинами, войны за захват пограничных земель – это подтверждали. В ходе дипломатической полемики данный подход и данная идеологема были быстро усвоены и развиты московской стороной.

Поэтому титул великих князей московских Литва старалась урезать при малейшей возможности. Тем не менее судьба титула московского правителя была решена силой русского оружия. После проигрыша войны 1500–1503 годов Литва признала титул «государя всея Руси». Остальные территориальные и титулатурные проблемы предстояло решать уже Василию III.

Северным соседом Великого княжества Литовского был Немецкий орден, в конце XV – начале XVI века разделявшийся на две ветви: Тевтонскую (в Восточной Пруссии, с центром в Кенигсберге) и Ливонскую (на современных землях Эстонии и Латвии). Как и в случае с Ордой, орден переживал свою осень, закат. Не за горами была и его гибель. Орден изжил свою историческую миссию. В мире больше не было целей, для которых он создавался: все окружавшие его язычники были крещены, христианская церковь в Европе давно утвердилась. Нести свет веры было некому и защищать церковь – не от кого.

Мало того, события начала XVI века показали, что главные проблемы «христианского мира» лежат внутри самой церкви, ведут к ее расколу (Реформации) и религиозным войнам. Не избежал этого и орден: среди орденской аристократии все большую популярность обретала идея секуляризации, что в 1525 году приведет к ликвидации Прусского ордена.

Кроме того, происходят вырождение рыцарства, упадок его идеологии, одряхление его военного искусства. Огнестрельное оружие господствовало на европейских полях сражений, и оно убило рыцарскую тактику и способы ведения боя. На первый план выходил «продавец шпаги», профессиональный военный наемник, с совсем другой психологией и философией, стилем владения оружием и даже другим вооружением. Орден также все больше использовал наемную военную силу, но сам как воинская организация ей проигрывал.

В конце XV–XVI веке меняется облик мира. Это было связано с Великими географическими открытиями, возникновением Нового Света. Священная Римская империя оказалась в стороне от борьбы за колониальный передел мира. Она раздиралась внутренними противоречиями, уже не расширялась, а теряла территории. Обладание провинцией Ливонией в этой ситуации стало для империи неактуально, тем более что Реформация проникала и сюда и разъедала основу связи ордена и империи – единую католическую веру, верность папскому престолу.

Но, как ни парадоксально, именно в условиях этого кризиса империя предприняла ряд шагов по формальному включению Ливонии в свой состав. В 1512–1513 годах при разделе Священной Римской империи на десять округов Ливония была включена в ее состав, причем вошла в одну провинцию вместе с Богемией и Пруссией. 24 декабря 1526 года, после падения Пруссии, в Эсслингене была дана грамота, подтверждающая, что Ливония является частью Священной Римской империи, а в 1530 году Карл V официально пожаловал в Аугсбурге ливонского магистра провинцией Ливонией. Теперь ливонский представитель мог присутствовать на рейхстагах, а магистр считался имперским князем. В то же время Ватикан считал Ливонию под своим управлением, что видно из папских булл, выдаваемых тем же епископам.

Главными причинами гибели Ливонского государства было изменение исторического контекста – как говорится, «Ливония созрела». У нее не было перспектив выжить в том окружении враждебных, агрессивных держав (Польши, Литвы, Швеции, Дании, России), в котором она оказалась. Она просто не могла выработать формулу собственного суверенитета и найти свое место, геополитическую нишу на новой карте Центральной и Восточной Европы. Слишком много соседей-хищников с алчностью смотрели на богатые прибалтийские земли. Ее судьба была предрешена. Это государство сотрут с лица земли сын Василия III Иван Грозный и польский король Сигизмунд II Август в 1558–1561 годах.

В середине XVI века Ливония состояла из нескольких исторически сложившихся территорий: Эстляндии (округа Гаррия, Вирланд, Аллетакен, Вайден, Оденпэ, Гервен, Вик, а также острова Эзель, Дагеден (Даго), Моне, Вормсэ, Врангэ, Киен и Водесгольм), Летляндии, Курляндии и Семигалии. Вся Ливония подразделялась на 22 дистрикта (уезда). Собственно Ливонский орден контролировал 59 процентов территории. 16 принадлежало Рижскому архиепископству, 25 – епископствам Дерптскому, Курляндскому, Эзельскому и 19 – крупнейшим городам. Самыми большими из них были Рига (восемь тысяч жителей), Дерпт (шесть тысяч), Ревель (четыре тысячи). При этом города имели прочные связи с европейскими союзами: Ревель был связан с Ганзой, Рига с 1541 года являлась членом Шмалькальденской лиги.

Высшую орденскую аристократию составляли немцы, в основном приезжие, выходцы из Вестфалии. Количество рыцарей не превышало четырехсот – пятисот человек. Гораздо более многочисленную группу составляли так называемые вассалы – немцы по происхождению, вот уже 10–12 поколений живущие в Ливонии. Среди горожан большинство бюргеров также составляли немцы, а в целом их доля в поселениях замкового и городского типа в среднем составляла до 20 процентов. В некоторых пунктах, например в Риге, этнических германцев было большинство. Крестьянство же, напротив, в основном состояло из аборигенов: эстов, ливов, леттов, куршей, семигалов.

По своей структуре орден изначально состоял из трех видов братьев ( fraters militiae Christi, «братья воинства Христова»): братьев-рыцарей, братьев-священникови братьев-служителей.Все они при вступлении в орден приносили четыре обета: безоговорочного послушания орденскому начальству, целомудрия, отречения от собственности и посвящения жизни борьбе с неверными и язычниками. Братья должны были жить в общих домах (замках), питаться за общим столом, коротко стричь волосы и бороду, носить одежду из грубой ткани. Одевались рыцари в белое платье и нашивали на левую сторону плаща красный крест и под ним красный меч, священники одевались в белый кафтан с красным крестом на груди, а служащие – оруженосцы, стрелки, ремесленники – в коричневое или черное. Кроме того, были собратья– они не приносили обетов, жили на орденских землях и служили общему делу своим имуществом.

Основу военной организации ордена составляла тяжеловооруженная рыцарская конница, которую сопровождали конные воины из числа вассалов и пехота – кнехты.Однако и в самые лучшие времена существования Ливонского ордена число рыцарей не превышало нескольких сотен человек, а с вассалами и кнехтами орден мог выставить несколько тысяч. Этих сил вполне хватало для покорения, а частично и истребления местных прибалтийских народов – эстов, ливов, латгалов. Но на крупномасштабные войны с соседями (Литвой, Русью) орден был неспособен.

Символом владычества ордена в крае стали возвышавшиеся над равнинными прибалтийскими землями или на холмах рыцарские замки. Они, как правило, были четырех– или пятиугольные в плане, с каменными стенами высотой до пяти-шести метров, со рвом шириной 10–15 метров и центральной башней – донжоном.Замки имели постоянный гарнизон в несколько десятков или сотен солдат, которыми командовал фогт.В них находилась неплохая (нередко в несколько десятков стволов) крепостная артиллерия, что позволяло даже небольшому гарнизону держать в страхе округу и легко отражать любые попытки нападения со стороны местного крестьянства.

По Ливонии были рассеяны так называемые «крестьянские замки» ( Bauernburgen) – разной формы и величины земляные укрепления, иногда с двойным или тройным валом или деревянными фортификационными сооружениями на валу. Они охраняли так называемые мызы– владения ливонских землевладельцев.

Крупнейшие крепости – Таллин (Ревель) и Рига – были обнесены мощными крепостными стенами (часть стен в Таллине сохранилась до наших дней). Но их предназначение было иное – охранять вольности горожан от аппетитов ордена (в Риге рыцарский замок вообще располагался отдельно от городских укреплений).

Ливонский хронист Бальтазар Рюссов так характеризовал повседневную жизнь ливонских дворян в первой половине XVI века: «В те времена вся жизнь их проходила… в травле и охоте, в игре в кости и других играх, в катанье верхом и разъездах с одного пира на другой, с одних знатных крестин на другие… с одной ярмарки на другую. И очень мало можно было найти людей, годных для службы где-либо вне Ливонии… или на войне». У ливонской аристократии была своя система ценностей: «…кто мог лучше пить и бражничать, драться, колоть и бороться», петь непристойные песни на пирах, «кто оставался последним и перепивал всех остальных, того на другой день провозглашали храбрым героем и его почитали и славили, будто он покорил какую землю». «Во всех землях в то время лучшей похвалой ливонцев было то, что они – славные пьяницы». Пьянство распространялось и на молодежь, даже на двенадцати– и четырнадцатилетних мальчиков. В Ливонии, по словам Рюссова, «среди некоторых разумных» ходила поговорка: «Да спасет нас Господь от феллинского танца, от витгенштейнского пьянства и от везенбергской чести» ^{3} (знаком последней считался шрам на щеке, полученный в драке, – так называемый «везенбергский коготь»).

Отношения России с Ливонией были недружественными, но прагматичными. И русским (в основном новгородским и псковским), и ливонским купцам была выгодна взаимная торговля: Ливония выступала посредником, перевалочным пунктом на пути огромного потока товаров, который шел из России в Европу и наоборот. В этой торговле каждая сторона пыталась словчить, «потянуть одеяло на себя», нарушить правила торговли в свою пользу. Когда число таких нарушений перерастало некий критический рубеж, начинались аресты товаров, купцов, а то и вспыхивали пограничные столкновения. После кратковременных войн подписывался мир на несколько лет, причем, как правило, стороны просто реанимировали и подтверждали старые довоенные договоренности, нарушение которых и привело к конфликту. Последняя подобная война между Россией и Ливонией была в 1500–1503 годах (так называемая «Первая Ливонская»); она закончилась шестилетним перемирием.

Говоря о западных соседях, необходимо упомянуть Священную Римскую империю. В ту эпоху понятие «Европа» (то, что позже назовут «западноевропейской цивилизацией») отождествлялось с « христианским миром», под которым понимались страны западного христианства (католичества, а позже и протестантства). Священная Римская империя была ядром «христианского мира», а ее император считал себя вправе вмешиваться в любые дела соседних стран. Имперский суд судил страны и народы, монархов и рыцарские ордена. Другое дело, что, как это часто бывает, подобные высокие претензии на гегемонию в христианском мире сочетались с политическим бессилием, особенно в военном отношении. Империя раздиралась внутренними противоречиями, и в первой трети XVI века она будет взорвана религиозными войнами, сопровождавшими протестантскую Реформацию. С юго-востока на Европу страшной черной тенью наползала Турция, в 1453 году проглотившая Византию и теперь медленно, но верно двигавшаяся вглубь континента.

Какое отношение все это имело к России Василия III? Во-первых, дипломатически империя тяготела к России, брала у нее денежные займы, чуть не подписала договор о военно-политическом союзе. Делала она это небескорыстно, и из этого следуют «во-вторых» и «в-третьих». Во-вторых, империя лелеяла мечту создания антимусульманской лиги, союза государств христианского мира против Турции и ее агрессии. Но как-то все время получалось, что горячо молиться за победу лиги готовы были все, а воевать не хотел никто. И здесь взоры периодически обращались к России, державе весьма сильной в военном отношении, закаленной в битвах с татарами. Со времен Ивана III Европа пыталась склонить русских правителей вступить в антимусульманскую лигу и отправить свои войска воевать за христианский мир. Приманкой, за которую московские монархи должны были положить свою страну на алтарь войны Европы и Турции, было присвоение им титула короля, вручение короны из рук императора и рассмотрение вопроса о включении России на правах провинции в состав Священной Римской империи, «христианского мира».

При Василии III эти переговоры достигнут апогея, но к концу его правления до европейских дипломатов все-таки дойдет, что русские поддерживают разговор о лиге исключительно из корысти, надеясь на этом что-то выгадать, но всерьез никуда вступать не намерены.

Россия в «христианский мир» не входила, ибо православные считались схизматиками, неправильными христианами. А потому, и это в-третьих, с конца XV века дипломаты империи и Ватикана постоянно поднимали вопрос о присоединении России к католической унии. Мотивы Запада были просты и прозрачны. Священная Римская империя не принимала участие в Великих географических открытиях и разделе Нового Света, не имела заморских колоний. Наоборот, развитие Реформации вело к тому, что католическая империя теряла множество подданных (отказывавшихся от католичества, принимавших протестантизм). Да и немало территорий вышло или грозило выйти из-под ее контроля. Россия могла быть имперским колониальным проектом, а огромное количество обращенных в католичество схизматиков на востоке – компенсировать человеческие потери империи на западе.

Эти факторы привели к тому, что при Василии III Россию чуть было не приняли в Европу. Почему этого не произошло и почему Россия однозначно стала для Европы «антиевропой» или даже Азией – читайте на страницах этой книги. А мы пока будем следить за первыми шагами во власти Василия III, новоиспеченного государя всея Руси.