Текст книги "Россия ментовская"

Автор книги: Александр Хабаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Мундиры МИНИСТРОВ

Безусловным лидером по защите чести своего мундира в прошлом году оказался бывший министр и вице-премьер Анатолий Куликов. По данным Правового управления Главного штаба МВД РФ, в 1997 году столичными судами было рассмотрено три иска министра внутренних дел по защите своих чести, достоинства и деловой репутации. Александр Лебедь поплатился за интервью, данное больше года назад газете "Аргументы и факты". В нем он поведал о том, будто в Чечне глава МВД за одним столом с одним из местных лидеров решал, "куда пустить бюджетные деньги". В январе Бауманский межмуниципальный суд удовлетворил претензии г-на Куликова к оппоненту и взыскал 1 рубль. Попутно была наказана и газета – ей пришлось выплатить 100 тыс, руб, морального ущерба. Взысканный с Лебедя рубль был передан в музей МВД РФ.

Лебедь также назвал министра на пресс-конференции в США "крестным отцом "русской мафии". Тут Куликов не удовлетворился символическим рублем, и в июле суд взыскал с Лебедя 5 млн, руб, за причиненный моральный вред. А еще глава МВД судился с малоизвестной журналисткой из заштатной газетенки, которая обвинила министра в злоупотреблениях в Чечне. И вскоре Анатолий Куликов получил с газеты и автора статьи в общей сложности 2,2 млн, руб, в качестве возмещения вреда. Все суммы, полученные от этих тяжб, министр перевел на счет Главного клинического госпиталя МВД РФ.

Конечно, приятно, когда министр выигрывает процесс и отдает выигранные денежки госпиталям и прочим богоугодным заведениям. Скажем, иной, но вполне "родственный" министр так и не смог защитить свою оскорбленную честь – Речь идет, конечно же, о господине Ковалеве, бывшем министре юстиции. Скандальная история (сауна, голые тела, девочки) обошла, наверное, всю мировую прессу, однако в России никакого особенного общественного резонанса не вызвала. "Дорогие россияне" давно уже привыкли к газетно-телевизионным скандалам (сауны, коробки с долларами, золотые унитазы, дачи-дворцы), а министр юстиции "тоже человек", ему нужно удовлетворять свои потребности согласно социальному статусу – не будет же он шастать по Тверской и Котельнической (переименованной остряками в Хотеньческую) в поисках стодолларовых интердевочек. В этой истории поразителен, конечно же, не факт пребывания министра в сауне с девочками (кто без греха – пусть бросит камень), а то, что лицо, поставленное на стражу закона, вообще оказалось замешанным в подобной истории. Впрочем, на фоне "отсидевшего" за решеткой бывшего и, о. Ген, прокурора Ильюшенко, Ковалев кажется вовсе малозначительной фигурой. В связи с банной историей сразу вспоминаются "Записные книжки" И. Ильфа: "На собрании директора треста критиковали за то, что он ездит в баню на казенном автомобиле. Он же доказывал что уже 16 лет не был в бане..."

А в другой бане-сауне почти в это же время произошла настоящая трагедия.

БАНЯ БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ

В сауне райцентра Промышленная Кемеровской области произошел пожар. Погибли пять (!) руководителей силовых структур района и главный энергетик рельсосварочного поезда N 29: они отравились угарным газом.

Трагедия произошла в полуподвальном помещении административного здания, переоборудованном под сауну. Причиной возгорания стала неисправность одного из электронагревательных приборов. Огонь охватил деревянные стены в раздевалке сауны, а затем перекинулся на другие помещения.

Люди, находившиеся в парилке, узнали о пожаре слишком поздно и не смогли покинуть горящее здание. Они попытались спастись в бассейне. Но вскоре концентрация угарного газа в сауне стала смертельной. В итоге начальник РОВД Анатолий П., его заместитель по следствию Сергей П., руководитель Отдела по борьбе с экономическими преступлениями Владимир К., начальник милиции общественной безопасности Сергей Щ., прокурор района Алексей П, и главный энергетик одного из предприятий Владимир М, задохнулись. Лишь двое сумели выбраться из горящей сауны – начальник районной ГАИ Валерий П, и начальник службы криминальной милиции Сергей Д, госпитализированы с тяжелыми ожогами.

Сразу после пожара здание оцепили омоновцы. Областной прокурор и начальник УВД области распорядились засекретить всю информацию о случившемся. Электропроводка сауны направлена на экспертизу. Специалисты утверждают, что поджога не было.

Губернатор Кузбасса Аман Тулеев распорядился провести срочную ревизию муниципальных и ведомственных бань и саун. "Объекты, не соответствующие требованиям безопасности, должны быть немедленно закрыты" – говорится в распоряжении.

Как будто в этом дело...

И в этом происшествии (с точки зрения сегодняшнего дня) нет ничего необычного. Угореть в сауне могли и простые граждане, равно как и "простые" граждане регулярно развлекаются с девочками в подобных заведениях. Видимо, не возбраняется это ни министру, ни менту: главное, чтобы никакой гад не мог снимать их развлечения на видеокамеру. Мы знаем, что и прокурор такое же подсудное лицо, и ему, если приспичит, найдется место возле параши в тюремной камере.

Незабвенный юрист Крыленко, зачинатель обоснованных расправ над всеми, кто попадался на глаза, также попал в "свое время" в тюремную камеру и с трудом протискивал жирное тело под шконку. Он разделил участь тех, кому сам выносил приговоры, с одной лишь разницей, что с его жертвами происходила трагедия, а с ним самим сыграли трагикомедию, фарс – как и с другими чекистами, юристами и правоохранителями, попавшими под колеса коммунистической колесницы.

Это жертвы собственной неосмотрительности и неумения (нежелания) играть в игры, предложенные властью.

Гораздо хуже те, кто воспринимает свой мундир и погоны как отличительную особенность "избранного", обладающего правом выше иных прав – и осуществляет это право с помощью дубинки, пистолета, ног в сапожищах и рук в перчатках.

СНОВА ДОПРОСЫ С ПРИСТРАСТИЕМ

... 23 июля 1995 года ограбили коммерческий магазин на Коммунистической. Бандиты ранили продавца. Быстро был арестован Л., подозреваемый. Чистосердечное признание выбивали ногами и руками. Когда дознаватели приготовили противогаз, Л, раскололся и назвал первую пришедшую на ум фамилию.

На одном из судебных заседаний Л, расскажет, чем закончился тот допрос: "Я два раза обмочился". – "Это еще что, – потешались сыщики, – сейчас ты у нас в штаны наделаешь". Л, уже и не надеялся выйти из кабинета РОВД живым и тогда назвал фамилию еще одного знакомого – И., студента.

Постучались в окно ночью. "Открывай, милиция!" "Собирайся", – приказали студенту. И, облачился в трико, зашнуровал кроссовки и последовал за правоохранителями.

Показания у студента выбивали "слоником". Натянули на голову противогаз без фильтрационной коробки и перегнули гофрированную трубку. Но переборщили. Когда парень перестал сопротивляться, кто-то крикнул:

– мужики, он же не дышит!

Бросились делать искусственное дыхание. "Скорую помощь" подогнали к зданию РОВД. Но слишком поздно: "Смерть И, наступила от механической асфиксии". Такое заключение сделали спецы из судмедэкспертизы.

... Нынче менты за решеткой. Имена их знает вся Мордовия. Бывшие лейтенанты Евгений Сазонов и Александр Даев, сотрудники РОВД Александр Гуляйкин и Дмитрий Куфлин. У каждого – безупречные характеристики и завидный послужной список. Мелкие порицания от министерского начальства не идут в счет. Куфлин в марте 1995 года с напарниками "потеряли" арестанта, расстрелявшего на дискотеке коммерсанта. Его конвоировали из Москвы. Убивец освободился от наручников и, пока конвоиры спали, выпрыгнул из вагона. Куфлину вынесли порицание.

Даев и Сазонов теми же способами пытали милиционеров, инспектора и начальника районной ГАИ, братьев А.

... Угнали трактор из колхозного гаража. Поиском пропавшей техники занимались оперуполномоченные отдела уголовного розыска РОВД Владимир Тутаев и Анатолий Флоркин. В помощь приставили еще трех оперов – Антонова, Даева и Сазонова. Сыщики вышли на след Ш. Его взяли как члена ОПГ (организованной преступной группировки) – якобы за хранение обреза. Но пытали о тракторе. "А что это такое – ОПГ? – удивлялся колхозник. – Может, объясните, а то никак в толк не возьму".

Безобидного Ш, заставили изобразить горнолыжника. С вытянутыми руками и согнутыми коленями он простоял около часа. Шелохнулся – получай! Под пытками он сознался, кто увел из колхоза "Беларусь": "Ищите братьев А, и водителя Д. ".

Василия А., инспектора патрульно-постовой службы ГАИ, взяли без шума. С ним церемониться не стали: сильно били по голове томиком уголовно-процессуального кодекса. Потом доставили в МВД республики (!!!) для допроса. Министр отдыхал в кабинете совсем рядом и не слышал никаких криков. На А, надели противогаз, а в шланг налили нашатырного спирта: обжигало глаза и легкие. А в это время один из дознавателей железной бляхой на ремне стегал коллегу по половым органам.

Василия привели в кабинет начальника управления. А, упал на колени: "Пощадите, не виновен". Разговора не получилось. Стали бить ладонями по ушам, а потом руки за спиной сковали наручниками, голову просунули между колен. Для смеха катали по кабинету. Потом усадили на стул, ударили коленом по позвоночнику. Хорошо, что А, в юности занимался борьбой – это и помогло ему выстоять.

Александр Д, прошел через Афганистан, штурмовал дворец Амина. А в РОВД ему сломали ребро и били по половым органам. Сажали в противогазе на пол, руки приковывали наручниками к ножке стула и перекрывали дыхательную трубку. Потом в противогаз прыснули слезоточивым газом...

Николая А., начальника районной ГАИ, на допрос привели в служебной форме.

– Сами подумайте, – убеждал оперов майор, – зачем мне трактор – огород, что ли, на нем пахать?

– Придется "освежить" память, – сказали коллеги и сунули шланг противогаза в нашатырь. Из майора тоже сделали "колесо", избивали ремнем.

После пыток бросили в камеру с уголовниками – в ИВС. Попросил вызвать "Скорую помощь". Через некоторое время появился милиционер с резиновой дубинкой: "Доктора вызывал?"

Через 26 суток "угонщика" выпустили на свободу за недостатком улик.

Даже в суде руководство МВД не извинилось перед матерью погибшего И, и другими потерпевшими. "За гибель вашего сына достаточно удержанных с нас 30 миллионов рублей", – сказала на суде ответчица от МВД. В последнем слове милиционеры просили учесть их былые заслуги перед страной.

Многие из российских граждан сталкивались с похожим обращением в милиции не один раз.

Вот как, например, описывает КПЗ московской милиции современный писатель, и это всего лишь глава романа, родившаяся, конечно же, не на пустом месте.

"АДВОКАТ"

– Корешок, подкинь курева! – попросил кто-то сзади.

Родионов обернулся. У стены, окрашенной тусклой зеленой краской, на деревянной широкой скамье сидело несколько задержанных – людей в основном штатского вида, каких можно встретить где угодно, хоть на рынке, хоть в метро. Явных бандитских рож не было.

– Камеры мыть захотел? – злобно сказал капитан, скользя взглядом по лицам задержанных, определяя на глазок говорившего. Но лица были тусклы, глаза у всех опущены вниз, и определить нарушителя было невозможно. Известно: когда самые разные люди, с самыми разными темпераментами и характерами несколько часов кряду протомятся в милицейской приемной, все становятся одинаково унылы, какая-то общая серая печать как пыль ложится на все лица.

Но Родионов-то был еще свежий человек. С воли.

– Товарищ капитан! – с достоинством сказал он.

Я хочу знать, на каком основании меня задержали! Заломили мне руки. Вот... Я требую адвоката!.. – добавил он в конце, вспомнив сцену из какого-то американского боевика.

Задержанные, все как один, с изумлением вскинули головы.

Лицо капитана озарилось злой и веселой радостью.

– Адвокат в смене сегодня? – осведомился он у дежурного.

– Только заступил, – не поднимая головы от своих бумаг, серьезно ответил дежурный, которому, по-видимому, наскучило уже все на свете. – Там он, вторую камеру шерстит...

Капитан озарился еще большей радостью. Родионов прикусил губу.

– Адвокат! – закричал капитан в коридор. – Подь сюда!

Задержанные повеселели и оживились.

– Ладно, – сказал Родионов. – Беру свои слова обратно...

– Ну нет! – возразил маленький капитан. – Закон есть закон. Адвокат, вот тебя тут требуют... – добавил он, глядя за спину Родионова. Разберись-ка...

Павел обернулся. Из коридора выходил плотный дядька, похожий на озабоченного дачника, только вместо тяпки в руках его была резиновая штуковина. Плоское и вспотевшее лицо его в накрапах веснушек казалось спокойным, и этим было страшно. Был он без кителя, в светлой голубой рубашке с закатанными рукавами и расстегнутыми верхними пуговицами. Из-под распахнутой рубашки выпирал мохнатый паучий живот. Павел заметил, что креста на дядьке нет.

– Этот, что ль? – кивнул дядька, даже не взглянув на Павла. – Ну, пойдем.

С этими словами он крепкой разлапистой пятерней скомкал Родионова за загривок и потащил в глубь коридора. Острый запах пота исходил из подмышек "адвоката", и они были темны, вероятно, из-за предыдущей работы во второй камере. Последнее, что успел заметить Павел, – разочарованные лица задержанных, которым, по-видимому, было жалко, что они лишаются занятного зрелища, поскольку основные действующие лица уходили со сцены за кулисы и развязку шел досматривать один только маленький капитан, который тычками помогал верзиле тащить Павла.

Родионова стали впихивать в тесное помещение без окон, внутри которого кто-то стонал во мраке. Он уперся раскорякой в дверях, как Иванушка перед печью, и немедленно получил страшный удар в поясницу, отчего ноги его сами собой подогнулись и он свалился на пороге. Еще два или три удара, от которых захватило дух и затошнило, получил он уже в помещении.

– Волки позорные! – захрипел Родионов, вспомнив, что именно так нужно кричать в подобных случаях.

Искры брызнули из глаз, екнула селезенка, или что там в боку, куда с размаху пнул его маленький рассерженный капитан. Роняя длинную густую слюну, Родионов стал приподниматься с пола на четвереньки и в это время получил парализующий удар дубинкой по плечу около шеи. Отнялась вся правая половина тела, зато все остальные удары он уже почти не чувствовал, ибо болевой порог был уже преодолен. Он не кричал, не стонал, а тяжко и прерывисто всхрапывал, хватал маленькие кусочки воздуха открытым ртом...

Потом его тащили за ноги куда-то по цементному полу, но он был уже вполне равнодушен ко всему на свете, а в голове неподвижно стояла только одна спокойная мысль: "умереть".

Очнулся он глубокой ночью на жестких нарах у холодной стены. Вокруг стояла тусклая серая пелена. Вероятно, начинало светать. Глубокая тоска отчаяния пронизывала всю его душу. От пережитого унижения, от этих собачьих побоев, от того, что мир не знает о нем, живет себе по-прежнему... И Ольга где-то там... Олечка милая, Ольгуша...

– Ольга! Слышишь ли ты меня!.. – со стоном вырвалось из его из груди...

– Маняня! – плаксивым козелком тотчас отозвалось, проблеяло совсем рядом. – Слышь ли!.. Куда они меня завезли?..

– Тихо вы там! – урезонил их бас от окна. – И так сна нет...

– Тебе хорошо, Влас, – помолчав, возразил плачущий козелок, – ты шофер. И жена тебя уважает... А я при должности, будут теперь фамилию трепать... А Маняня что мне скажет?.. Что?! Что она мне скажет?..

Родионов приподнял голову и скосил глаза. Рядом с ним на узкой коечке лежал и трясся этот самый козелок, но лица его нельзя было рассмотреть, поскольку тот лежал, свернувшись калачиком и упрятав голову под простынь.

– Должность! – мрачно выругался бас у окна. – Дрянь твоя должность, вот что... А Маняня твоя ничего тебе не скажет, вместе пили... Семейный праздник.

– А как же мы... здесь? – робко спросил козелок.

– Из-за тебя, сволочь! – так же мрачно сказал бас. – "Пойдем сирени женам наломаем..." Дур-рак!.. Там у них водка еще осталась на столе. Литра полтора... С небольшим...

– Ну и?.. – перестав всхлипывать, с некоторой надеждой спросил козелок.

– ..! – срифмовал бас. – Водка, говорю, у жен осталась, вот что...

– Так мы же за сиренью пошли! – обрадованно вскочил козелок с койки, подхватил простынь и, завернувшись в нее, принялся взволнованно расхаживать по камере. – Цветы для женщин! Благороднейший поступок!.. У нас вины ведь нет перед Маней, правда, Влас? Наоборот!.. А водка что... Не пропадет. Они ждали-ждали и спать полегли, Влас...

– Выжрали! – уныло сказал бас. – Пока мы тут мучимся. И сирень, твоя дрянь, и дом твой дрянь. Прах твоему дому...

– Мир моему дому! – ничуть не обидевшись, весело возразил козелок. – А водка наша целехонька, женщины до водки не охочи...

– Бабы до водки не охочи? – горько усмехнулся бас. – Спи давай. Да думай, чем завтра похмеляться будем...

– Спать-спать-спать-спать... – радостно бормотал ( козелок, запрыгивая в постель. – Найдем завтра, Власок... Найде-ом... А теперь спать! – приказал он себе и в тот же миг засопел ровно и покойно.

Бас еще с полчаса ворочался с боку на бок, скрипел казенными пружинами, вздыхал, а потом тоже затих.

Родионов лежал с открытыми глазами, глядел в потолок и думал. Разговор двух приятелей немного развлек его, и тоска теперь была не такой острой. Самое главное, у него была Ольга. Ни у кого в мире Ольги не было, а у него была. И это самое главное и существенное. То, что его избили в милиции, еще не трагедия. Всех бьют. Вопрос, за что взяли? Эта мысль донимала с самого начала, но никакого путного объяснения найти он не мог, поскольку явных преступлений за собою не знал. Может быть, чей-нибудь наговор? Или проделки тестя? Месть? Тесть – месть. Что ж, рифмуется... Или у них там произошла какая-то путаница. Ничего, правда сама за себя скажет. Разберутся...

С этой наивной надеждой, с которой многие поколения русских людей безропотно шли на муки и гибель, он незаметно заснул.

В девять часов утра загремели ключи в дверях, всем троим обитателям камеры была выдана их одежда.

Мрачный бас оказался человеком несоответственно щуплым для своего голоса, щуплее даже козелка. Козелок был упитан, весел и общителен. Сержанта, выдавшего им одежду, назвал "любезнейший". Много острил, впрочем, довольно плоско. Подмигивал Павлу, добродушными тычками подбадривал своего друга, пощелкивал подтяжками по своему плотному животику, потирал ладони, словом, вел себя как человек, которому неожиданно и крупно повезло.

– Александр Сергеевич! – представился он Павлу, насильно пожал руку, подмигнул и пошутил. – Но не Македонский!

– Родионов! – сказал, заглянувший в камеру майор с папочкой под мышкой. Прошу.

У Павла засосало под ложечкой от этого вежливого обращения. Значит, дело было действительно серьезным.

Майор предупредительно, с легким полупоклоном пропустил его вперед, затем нагнал и молча пошел сбоку, жестами указывая дорогу. От него исходил свежий запах "Шипра". Открыл дверь в кабинет и снова пропустил вперед.

– Присаживайтесь!

Павел сел на краешек стула, опустил голову и стал разглядывать свои ладони.

– Павел Петрович! – бодрым голосом сказал майор, усаживаясь за стол. Тут, видите, небольшая ошибка вышла... Казус, так сказать, приключился. С Клещом вас перепутали. Капитан Серов напутал. Он сурово наказан, вернее, обязательно будет наказан по служебной линии. Так что вы невиновны.

– Невиновен, – тихо повторил Павел, не поднимая головы.

– У меня все, – сказал майор. – Вы свободны.

– Свободен, – снова повторил Павел и шевельнулся. – Могу... идти?..

– Разумеется, – уже другим, деловым тоном подтвердил майор, роясь в столе, что-то напряженно ища. – Ч-черт, вечно эти бланки запропастятся черт знает куда... Ступайте-ступайте...

Родионов пошел к выходу. Шел он не очень решительно, как будто ожидая то ли выстрела в затылок, то ли того, что его сейчас окликнут и заставят вернуться обратно.

– Постойте, – сказал он, открыв уже дверь и оборачиваясь на занятого майора. – У меня с собой деньги оставались... Мне их не выдали... Где бы... нельзя ли...

– А вот это уж я не знаю, батенька! – Майор возмущенно откинулся на спинку кресла и развел руками. – И потом, это не по моей части. Вот Серов выйдет на дежурство – к нему. Он ваше дело вел...

– Спасибо, – сказал Родионов, закрыл за собою дверь и вышел на свободу.

Пес с ними, с деньгами, думал он, дело наживное. А боль рассосется, вот сейчас разогреюсь хорошенько скорой ходьбою...

Проходя сквозь "приемный покой", косо глянул на деревянную скамью – там, кажется, сидели все те же люди. Дежурный, правда, был уже другой, свежий и поджарый.

(Владислав Артемов, роман "Обнаженная натура")

"КАПЭЗЭ"

Что же такое КПЗ, так сказать, в натуре, без художественных образов? Каковы в деталях первые минуты, часы и дни так называемого "задержания", а затем ареста?

* * *

Находясь на свободе во время следствия, вы – гражданин одного мира; КПЗ это другой мир, в котором еще предстоит адаптироваться, избавиться от депрессии, привести в порядок разбежавшиеся мысли, упорядочить собственную логику и заново выработать сценарий ответов на вопросы следствия. В 90% случаев следствию намного выгодней (особенно в отношении впервые попавшихся) мера пресечения в форме ареста. Гражданин находится в полной, безраздельной власти органов; иногда (если повезет с дознавателем) уже сам выход на допрос кажется ему переменой к лучшему: из темной камеры КПЗ – в светлое помещение с привинченной к полу табуреточкой...

Психологические меры воздействия доводят человека эмоционального до нужной кондиции в очень короткие сроки. Впрочем, к "толстокожему" могут применить и физические меры. Это беззаконие на вполне законных основаниях ("хотел бежать", "хулиганские действия", "сопротивление работникам ИВС", "замахнулся на дознавателя" и т.д, и т.п.). Могут просто "отоварить" коваными сапогами по определенным местам тела (добейся потом экспертизы!); могут сделать "ласточку" (привязать или пристегнуть наручниками запястья рук с ступням ног – за спиной); может быть, не везде это делают и, уж конечно, нет на этот счет никаких инструкций МВД, кроме запрещающих; но все же, все же... А не дай Бог вам нарваться на беспределыциков, прессующих свои жертвы безо всякой оглядки на законы и внутренние инструкции...

Во всяком городе свои милицейские "традиции"; легенды о них передаются из уст в уста и надолго оседают в народной памяти. Короче: жаловаться будешь после, а здоровье потеряешь нынче..

Если гражданин уверен в своей невиновности, то лучшее, что он может сделать, – это не давать вообще никаких показаний до задержания и без адвоката.

Причем мотивы отказа необходимо занести в протокол допроса: это поможет удержать ретивых "работников" от возможной фабрикации материалов дела.

* * *

Выдержать долгий путь борьбы за собственную свободу (имея в виду полную невиновность) может не всякий. Справедливости тяжело добиться в ограниченных кубометрах тюремной или иной камеры. Часто следствие предлагает, теряя доказательства по основному делу, взять на себя что-нибудь помельче. Мотивируется это "деловое предложение" просто: сидишь, дурак, задыхаешься в камере, того гляди – туберкулез или что похуже... А мы тебе гарантируем "двушку" (два года); ты ведь уже почти год отсидел? Еще один год – на одной ноге отстоишь. А на зоне – свежий воздух, санчасть, постель почище, помещение попросторней...

До сих пор находятся наивные придурки, принимающие подобные предложения! Впрочем, при нынешней многонаселенности тюрем и отсутствии всяких санитарных норм и средств, беспределе тюремщиков и самих зеков – это закономерно...

* * *

В незабвенных "оттепельных" шестидесятых, при министре Тикунове, разрешили было милиции пользоваться дубинками в соответствии с законом; блюстители так резво взялись за дело, что дубинки пришлось отнять. Мотивировали, правда, якобы усмиренным хулиганьем, но по зонам-то чуть ли не каждый второй по 206-й чалился.

В области почек дубинка оставляет огромный кровоподтек, со временем чернеющий. Пользуются дубинками все "бойцы" многотысячной правоохранительной армии; впрочем, и рядовой гражданин может приобрести это чудо поздней перестройки в любом коммерческой ларьке.

* * *

Вежливо улыбнувшись, следователь прокуратуры говорит вам: "На основании статьи... Уголовно-процессуального кодекса России и в целях обеспечения нормальной работы следствия вынужден задержать вас с препровождением в изолятор временного содержания Н-ского УВД". Нажимается кнопочка, входит милиционер, и с этой минуты вы начинаете переставлять ноги по ступеням, ведущим вниз.

* * *

Название ИВС (изолятор временного содержания) не прижилось, как и, например, СИЗО (следственный изолятор) – как называли "тюрьмой", так и по сей день называют.

ИВС (КПЗ) – это несколько камер при отделении милиции. В эти камеры и помещаются все задержанные и арестованные, а также "суточники". Иногда тут же "вытрезвляются" до утра подобранные ПМГ пьяницы, а чаще всего – просто выпившие люди, неосторожно покачнувшиеся в свете милицейских фар.

* * *

Половину, а то и две трети камеры занимает "спальное место в виде сколоченного из досок прямоугольного, от стены до стены, порога. "Место" это густо покрыто надписями, рисунками, а также шахматно-шашечными полями, ячейками для игры в нарды и в шешбеш. (Фигурки, шашки и "зары" (кубики) лепятся из пайкового хлеба) Часто в щелях между досками можно найти спички, чинарики, а то и мойки (бритвенные лезвия), заботливо оставленные для братвы предыдущими арестантами.

Дверь в камеру железная, стандартно-тюремная (кормушка, волчок), те же засовы. Справа или слева от двери параша (бачок с крышкой для естественных отправлений), но нынче почти везде параши сменились чугунным очком – тут же и кран для умывания. Окон чаще всего нет или они укупорены чередующимися слоями жести в мелкую дырочку. Никакой свет не проникает в это довольно мрачное помещение – царит полумрак, подсвечиваемый лишь тусклой лампочкой из зарешеченного окошка над дверью Часов ни у кого нет; определить время можно лишь при передаче дежурства караульными или при раздаче скудной пищи, состоящей из чая, каши из загадочных злаков и сверхжидкого супа (баланды)

Если за вами "пришли" домой или, если вы, отправляясь на очередной допрос уверены в аресте, то не грех собрать подходящий для арестантской жизни "сидор" (просто мешок).

В этом качестве лучше всего подходит, скажем, чехол от одноместной брезентовой палатки: он достаточно вместителен и не имеет запрещенного металла – "молний", пряжек, крючков; затягивается коротким шнуром.

Туда можно втиснуть две пары теплого белья, несколько трусов и маек, побольше носовых платков, темную (одноцветную) рубаху потеплее (байковую), кружку, ложку деревянную, спичек побольше, табачку (сигарет) побольше, конверты, бумагу, карандаш, чай, простую еду – хлеб, масло, колбаса, сало и т, п.

* * *

Некто Жуков в свое время явился на допрос к следователю прокуратуры в полной уверенности, что будет отпущен вчистую, как говорится. Но пришел не пустой, а с рюкзачком: собирался после дачи показаний на загородную рыбалку. Рюкзачок через полчаса после допроса получил название "сидора", ибо содержал в себе почти полный комплект разрешенных предметов и доступной пищи; не помешали и двадцать пачек "Примы"; топорик, правда, пришлось сдать на шмоне, а с ним походный мини-примус, работающий на "сухом" спирте. Эх, вспоминал Жуков этот примус: какая, все же, для чифира нужная вещь!

Один из милиционеров КПЗ проявил определенное милосердие: сам открывал банку тушенки из "сидора" – бывшего рюкзачка – и подавал ее в обеденной миске. Жуков делил этот достойный "грев" со стариком Худяковым, бывшим старшиной-торпедистом, кавалером двух орденов Славы, попавшим на свой новый, пятый или шестой срок отсидки после войны...

Можно еще заныкать, "закурковать" (спрятать) нечто запрещенное заранее, но это делают люди бывалые, не зарекающиеся от тюрьмы: им советы эти не новы; первоходочники же, как правило, и сидеть, в общем-то, не собирались...

Лекарства брать не нужно: отберут. По заключению врача могут позволить лишь очки; будут давать что-то астматикам; диабетики, может быть, смогут выхлопотать поддержку в виде инсулина; короче, надеяться на медицину могут лишь так называемые "хроники".

* * *

Обыск (шмон) в КПЗ сводится чаще всего к изъятию запрещенных предметов, к которым относится все колющее, режущее и затягивающееся (ремни, галстуки, шнурки).

Деньги проносят и в тюрьму, но тут каждый старается сам, кто во что горазд, хотя много и апробированных способов. Но, к сожалению, все апробированные способы давно известны опытным шмональщикам в тюрьме, на этот счет подробно инструктируются солдаты внутренних войск.

Многое зависит и от личности обыскиваемого, потому что делатели шмона опытные психологи (аналогично, скажем, и таможенники со стажем), по движению глаз и неосторожным нервным движениям вас вычислят в первые же минуты и тогда уж "тряхнут" до внутренностей.

Хорошие сигареты вряд ли доедут с вами до тюрьмы.

В КПЗ вам будут выдавать из ваших пачек по пять или десять (везде свои порядки) сигарет в день, а в день отправки "на тюрьму" выяснится, что вы за неделю скурили все пять блоков своего "Мальборо" или "Винстона". Будьте попроще: "Прима" и "Беломорканал" менее интересны работникам КПЗ, и у вас больше шансов появиться в тюремной камере с хорошим запасом курева.

Вообще, довольно странный подход у органов к определению запрещенных предметов; но если вспомнить, что не во всякой столовой на воле подаются вилки или, упаси Бог, ножи... Вилки, конечно, ни в КПЗ, ни в тюрьме ни к чему: ими просто нечего есть... Часто уже именно в КПЗ ощущается какой-то особый вкус пищи, особый запах жиров (если таковые вообще прибавлены) лечебно-технического свойства. Хлеб почему-то все зеки называют "спецвыпечкой"; действительно, какой-то "спец" есть и в хлебе: его достаточно трудно проглотить, если он свежий, и почти невозможно разжевать, если он чуть зачерствел.

* * *

Плохо дело, если в камере находится человек, во что бы то ни стало решивший покончить счеты с жизнью. Его попытки, пусть даже (и чаще всего) неудачные, вгоняют остальное население камеры во всеобщую депрессию, озлобление. Вскрытые вены давно уже не помогают никому: вскрывайся! В "кормушку" заглянули: ну, что, литр вытек уже? Хорошо! Сейчас в "Скорую" звякнем...

Не лучше, если кто-то косит (симулирует) с благой целью отмазаться от срока через психушку. Некоторые пьют из отхожего места воду, мочатся на окружающих и т, п. Настоящий псих и то поприятней... Если статья не "тяжелая", то, конечно, есть возможность свалить через принудительное лечение в обычном дурдоме. Но "тяжелая" статья – это "спецбольница", учреждение "тюрем" ного типа", с выродками-санитарами, уколами, неизвестными препаратами и жестким, беспредельным режимом.