Текст книги "Россия ментовская"

Автор книги: Александр Хабаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Николай К., Николай М., Виктор Ш., Вадим. "... Ночью омоновец с газовым баллоном в руках гнался за авторами этих строк. Кричал: "А я вам, па-адлы!" Туманная пирамидка газа оставляла почему-то запах мокрого чеснока. Запах чеснока – признак БОВ – боевых отравляющих веществ. Навстречу бегущим пошла вторая линия оцепления. Получилась классическая "мышеловка", оказавшись в которой все правые и виноватые рискуют собственной жизнью. Хорошо, нас спас темный проулок у зоопарка. Люди бросились туда. Омоновцы отстали, но сзади раздавался львиный рык, словно разбудили "царя зверей".

Просыпается зверь и в людях, идущих стенка на стенку. Это всегда бессмысленно и страшно. Так что тяжкие, громадные силы брошены уже не против "жалкой сотни депутатов" – бьют людей, простых смертных, которые читают приветствия американского президента русскому и удивляются: "А что было бы, если бы Клинтон решил распустить свой парламент? Кто бы кого поколотил?"

В полночь на станции "Баррикадная" – многолюдье. Люди возбуждены, матерятся вслух. На мраморной стенке кровью – кровью! – написано: "Ельцин фашист". "Порезвился здесь ОМОН, – пояснил свидетель, прижимая к голове окровавленный платок. Фамилии он просит не называть: страшно. – Омоновцы загоняли людей, как скот, в вестибюль метро. А потом неслись за ними вниз по эскалаторам, круша плафоны, топча упавших. Спасибо милиционерам из охраны метрополитена: взявшись за руки, они стеной встали перед бандюгами".

– Били дубинками всех без разбора, – говорит другой. – Я, например, митингами не интересуюсь. Но, когда увидел, как несколько молодчиков в сером стали избивать старушку, вынул из сумки фотоаппарат. Тогда они переключились на меня. Вырвали аппарат, разбили вдребезги. Повалили на асфальт и – ногами. Если бы не плотная куртка, смягчавшая удары, наверное, убили бы.

А потом случилась куда более страшная беда. Ее не могло не случиться, потому что стихия толпы не родит ничего, кроме крови. Каждый использует эту трагедию на свой лад. Но мы, практически свидетели, обязаны рассказать все, как было.

Народ свинтил ниппели с нескольких троллейбусов, чтобы устроить баррикаду... Сгодился для баррикады и тяжеленный электросварочный аппарат на резиновом ходу. Милиция потребовала от водителя тяжелого "КрАЗа" оттянуть, отбуксировать сварочный аппарат. Водитель отказался. Тогда за руль вскочил лейтенант милиции и взялся отбуксировать "сварку" сам. На большой скорости груз на буксире занесло. И бросило на подполковника милиции, на "Жигули".

Кто-то закричал во весь голос:

– Запомните номер тягача с милиционером за рулем! Номер 3421. Умоляю, запомните, чтобы не свалили на демонстрантов!..

Свидетель А. Б., полковник запаса:

– За рулем грузовика, сбившего подполковника, сидел лейтенант милиции свидетельствую.

Свидетель А. М., 68 лет:

– Да, я ложился под колеса этого грузовика. Зачем мне такая жизнь, когда все – неправда. Но тут подошел ко мне один подполковник, стал уговаривать: "Отец, зачем тебе это, встань с земли, прошу". А через несколько минут этот же грузовик летел на нас. Подполковник оттолкнул меня в сторону, и вся сила удара досталась ему...

В 3 часа ночи 47-летний подполковник милиции Владимир Рештук скончался. Сиротами остались пятеро его детей.

Алексей Цветков:

"Положив одну руку на Библию, а другую на Конституцию России, я клянусь говорить правду, и только правду.

... Я видел, как на Садовом кольце ОМОН избивал дубинками прорывавшихся на защиту парламента ветеранов-афганцев. Оказывается, щитом можно не только обороняться, но и кроить черепа непокорным. "Душманы, – кричал залитый кровью раздетый до тельника бритый парень, – духи чертовы!" Затесавшийся сюда панк упал на асфальт одним из первых – запутался в полах пальто, уже лежа, швырнул в наступающий ОМОН кусок кирпича, за что и получил тут же сапогом в лицо. Он лаисал, похожий на подстреленную птиду, и лишь рефлекторно дергался, по нему шли, вместо головы у него было кровавое месиво.

Я видел, как на Пушкинской, вечером, где всего лишь несколько дней назад добрый президент встречался с любящим народом, растаскивали по "Скорым" окровавленных женщин и подростков – их били нещадно. Я видел, как людей складывали на тротуар и обыскивали, очень часто просто случайных прохожих. Тех, кто поднимал голову – били по ней щитом или палкой..."

* * *

"Прокурору г. Москвы Пономареву Г. С, от Култанова Владимира Викторовича.

29 сентября около 20 часов недалеко от станции метро "Улица 1905 года" я и несколько незнакомых мне прохожих были избиты дубинками и доставлены в 43-е отделение милиции. На каждого был написан рапорт, уже в отделении, человеком, который бил нас возле метро. Произошло следующее.

Я шел по улице Красная Пресня от магазина "Олимп" по направлению от центра. На улице прохожих было очень мало Машины по проезжей части двигались беспрепятственно. Когда я подошел к улице Трехгорный вал, машины с мигалкой стали поперек улицы, и из них отдавались команды, повелевающие остановить движение, не пускать дальше троллейбусы.

В это время я уже переходил Трехгорный вал. В сквере увидел нескольких человек. Перейдя через улицу, услыхал громкую команду "Рота, вперед!" Я остановился и стал смотреть на площадь перед метро "Улица 1905 года", где стояло подразделение со щитами, в касках, с автоматами и дубинками. Человек пятьдесят головорезов цепью двинулись в мою сторону. Я решил, что они просто освобождают проезжую часть.

Через несколько секунд меня обдало запахами пива и мочи, и два удара в голову свалили с ног. Поднявшись, я увидел перед собой командира и спросил у него: "Как фамилия, бандит?" Он сказал: "Сейчас скажу!" – и ударил дубинкой по правой руке, которой я успел прикрыть лицо. Посыпались удары по спине. Заломили руки и потащили через площадь к метро.

Когда меня тащили мимо метро, я кричал, чтобы люди стали свидетелями. Несколько человек остановилось. Тут же к ним подбежали с дубинками, и я услышал истошный визг женщины. Со словами: "Сейчас тебе будут свидетели", меня поставили лицом к забору и стали бить по спине и бокам, будто мешками с песком или боксерскими перчатками. Дышать до сих пор больно.

Вывернули карманы. В результате у меня исчезли деньги, 95 000 рублей, водительские права и квитанции на приобретение стройматериалов. После этого пинком в зад затолкнули в автобус. Все задержанные в автобусе оказались случайными прохожими, все были избиты. Почти до полуночи задерживались в 43-м отделении милиции. У многих пропали деньги, вещи и документы. Пропавшие деньги лишают мою семью питания. Для лечения травмы головы мне необходимо лекарство на 12 000 рублей.

Потому я не прошу, а требую найти преступников, возбудить уголовное дело и немедленно обеспечить меня медикаментами".

"Прокурору г. Москвы Пономареву Г. С, от Камейко Павла Ивановича.

Я, Камейко Павел Иванович, 30 сентября в 10 часов 30 минут находился в районе станции метро "Баррикадная". После того как я ради любопытства подошел к оцеплению у Дома Советов, увидел, что сотрудники милиции избивают дубинками людей. Я обратил на это внимание майора милиции, который назвался Гавриловым. Я предъявил ему свое удостоверение. Он в нецензурной форме обругал меня, и я стал уходить. Но меня догнали сотрудники милиции, затащили в служебный автобус, где обыскали и зверски избили кулаками и резиновыми дубинками. При обыске у меня было похищено 30 тысяч рублей. Во время избиения грозили убить, а ночью труп мой выбросить в Москву-реку. Кричали: "Вы, сволочи, комитетчики (я бывший офицер КГБ), вас надо убивать! Придет диктатура, мы вас всех перестреляем!.."

В медпункте метро "Баррикадная" мне была оказана медпомощь. Затем меня перевезли в травмпункт 4-й городской больницы, где я был освидетельствован на предмет нанесения мне побоев.

Прошу вас возбудить уголовное дело по факту избиения и похищения 30 тысяч рублей. Свидетели происшедшего у меня имеются".

"Прокурору г. Москвы Пономареву Г. С, от Гриднева А. П.

30 сентября 1993 года после окончания работы (работаю в Центральном научно-исследовательском институте угольной промышленности заместителем директора по научной работе) я проходил к метро "Пушкинская" и был избит вместе с находящимися на площади гражданами отрядом омоновцев без каких-либо причин.

Полковник милиции скомандовал: "Батальон, к бою!" – и "бой" (избиение безоружных людей) начался вооруженными до зубов омоновцами. Около меня оказались две женщины, их сбили с ног и пинали. Резиновыми дубинками меня били по рукам и плечам, и, поскольку я пытался прикрыться кейсом, он оказался пробитым в нескольких местах, сломаны замки, из него высыпались книги и другие вещи, подобрать которые не имелось никакой возможности.

Я начал работать в 14-летнем возрасте, в годы Отечественной войны, на заводе оборонной промышленности. Имею медаль "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов", кандидат технических наук, заслуженный шахтер РФ, работал на угольных предприятиях Сибири и Дальнего Востока, а с 1973 года живу и работаю в Москве. Ничего подобного тому, что произошло 30 сентября на площади Пушкина, не могло даже присниться. Это же откровенный фашизм! Кто управлял этой группой полупьяных людей? Высказываю догадку, что это переодетые уголовники, ибо нормальный молодой человек не может избивать беззащитную, слабую женщину.

Обращаюсь к прокурору и в Моссовет с требованием поручить соответствующим органам начать расследование и привлечь к ответственности виновных за этот дикий произвол, издевательство над людьми".

"Прокурору г. Москвы Пономареву Г. С, от Навроцкого В. А.

30 сентября 1993 года я вышел из метро "Баррикадная", хотел пройти в гастроном в высотном здании, у которого меня должен был ждать мой товарищ, чтобы передать мне продовольственный заказ. У входа в метро я увидел милиционеров, которые били пожилого мужчину резиновой палкой по спине и толкали металлическими щитами. Я сделал им замечание: как можно так себя вести?! Они догнали меня, когда я остановился, чтобы перейти улицу, и, выкрутив руки, поволокли в автобус (милицейский). Я спросил их, за что они такое творят. На это милиционеры (их было двое) ответили, что в автобусе они мне все объяснят.

Затолкнув в автобус, они повалили меня на сиденье. Один держал за руки, другой медленно душил меня за горло.

Автобус уже ехал куда-то. Я просил их представиться. Они только хохотали и ругались нецензурной бранью. "Сейчас мы тебе покажем демократию, правозащитник сраный!" Стали бить по голове, в пах, в живот. Один из них все сильнее душил меня. Когда я чуть не потерял сознание, он отпустил меня и ударил в нос.

У меня в глазах появились розовые круги, на плащ полилась кровь. Заболела голова. Я сказал, что пойду в больницу и в суд, заявлю на их бандитские действия. Они приказали водителю везти меня в отделение. Привезли в 43-е отделение, опять выкрутили руки, выволокли из автобуса, поставили у стенки с поднятыми вверх руками и стали обыскивать. Ничего не нашли и бросили в КПЗ.

Продержали 6 часов. Предложили написать, что больше так не буду (чего не буду?). Если "покаюсь", меня отпустят домой, а иначе будут держать всю ночь и повезут в суд утром в 10 часов. У меня лилась кровь, болели ушибы, я просил милицию вызвать врача – бесполезно. От милиционеров пахло перегаром, в автобусе валялись пустые бутылки. А когда они узнали, что моя фамилия Навроцкий, стали орагь в автобусе, чтобы я валил в Израиль, "поганый жид". Вели себя как натуральные фашисты. Когда били, то оглядывались по сторонам, даже в своем автобусе. Прошу найти и привлечь к уголовной ответственности этих садистов".

"Прокурору г. Москвы Пономареву Г. С, от Полетаева Петра Петровича.

Вчера, то есть 30 сентября 1993 года, вечером, после 19 часов, у метро "Баррикадная" я стал свидетелем и жертвой зверской охоты на людей так называемого ОМОНа. Я видел, как до зубов вооруженные "блюстители порядка" попирали не только элементарные права прохожих, но и само право людей на жизнь.

Идя к метро со стороны зоопарка после 19 часов, я был сбит строем вооруженных бандитов с тротуара на газон. Затем схвачен, скручен и приволочен к автобусу. Всякие попытки выяснить, с кем имею дело и за что меня бьют, успеха не имели. Оставалось только кричать прохожим, что я ни в чем не виноват.

У автобуса меня грубо обыскали, ломали пальцы, шарили в "дипломате", но ничего, кроме учебников по педагогике и других материалов по учебному процессу, не нашли (я заместитель заведующего кафедрой истории и социологии Московского государственного горного университета), а затем грубо, с неутихающим матом (падла, блядь, сука и т.д.) втолкнули в автобус. Все попытки выявить личность бандитов не увенчались успехом. Лишь один из этой банды нагло, с матом сказал, что он старший сержант Семипалатинский, но вряд ли это соответствует действительности.

В автобусе уже находились трое арестованных, которые тоже пытались выяснить причину задержания, но тщетно. Через 10 минут автобус был набит до отказа. У нас отобрали документы и повезли. Через несколько минут мы были в 88-м отделении милиции. Здесь я, кандидат наук, доцент, вместе с арестованными двумя народными депутатами – Храмовым Георгием Семеновичем (Фрунзенский район Москвы) и Курловичем Константином Николаевичем из Мурманска – оказались в камере (размер 2х3), где были еще девять человек: трое рабочих, двое корреспондентов и еще какие-то молодые люди. И хотя всем было предъявлено обвинение в том, что мы пьяные, в действительности все было наоборот. У меня есть и фамилии других сокамерников на случай, если потребуются доказательства.

Моя же "вина" заключалась, оказывается, в том, что я был в кепке, одетой "по-ленински". Именно эти слова цедили мне сквозь зубы насиловавшие меня грабители и бандиты. Они порвали на мне одежду, разбили очки, оторвали пуговицы на куртке, ломали пальцы. Кричали: "Мы вас, коммунистов, всех в лагерях сгноим!"

В 88-м отделении милиции старший лейтенант в ответ на заявление арестованных, что они будут жаловаться прокурору, сказал: "На х... мы видали вашего прокурора". Это могут подтвердить все мои сокамерники.

Выпустили меня только через несколько часов после ареста. Даже без составления протокола.

Я протестую против беззакония и требую привлечения к уголовной ответственности всех виновных в нем".

ТРИУМФ ПОЛИЦЕЙСКОЙ СИСТЕМЫ

А. Лейбов (собственноручные показания).

Около 5 часов вечера 4 октября в сопровождении "Альфы" мы покидали "Белый дом". Выходя из разбитых дверей первого подъезда, мы длинной цепочкой спускались по лестнице к ожидавшим нас автобусам. С обеих сторон стояли цепи спецназа. Стояли спокойно, никого не трогая, даже довольно добродушно советовали опустить руки тем, кто их поднял.

Внизу, около автобусов, быстро и довольно поверхностно всех обыскивали. Никаких эксцессов не было и здесь. В "пазик" нас влезло 38 человек, водитель с автоматом и двое сопровождающих из "Альфы".

Уезжая, мы смотрели на горящее здание. Как ни странно, но, находясь внутри, мы не знали о пожаре и теперь смотрели на столбы дыма и огня, в которых еще оставались наши товарищи. Никто не сказал ни слова, пока не доехали до Краснопресненской. Там автобус остановил ОМОН, находящийся на внешнем кольце оцепления. Пока охрана договаривалась о разрешении на проезд, какой-то пьяный мент бросился к автобусу и с восторгом помешанного завопил: "А, защитнички! Вашу мать!. Сейчас всех перебью". Задрав автомат вверх, он выпускал одну за другой длинные очереди над самой крышей автобуса, пока не опустошил магазин. Наконец, автобус пропустили, он повернул к метро "Баррикадная", и мы уже удивлялись, допустив на секунду мысль, что нас и вправду отпустят.

Но нет, вход на "Баррикадную" был закрыт, а автобус свернул к находящемуся рядом 11-му отделению милиции. К этому времени там уже стояло два таких же автобуса с пленными. Мест для нас в отделении явно не находилось. Простояв около получаса, нас повезли дальше и, поколесив по городу, привезли в 61-е отделение милиции. Там нас уже ждали.

Все отделение вывалило на улицу для торжественной встречи, выходили из автобуса буквально сквозь строй. Наградив каждого десятком пинков и подзатыльников, прямо на улице всех обыскали, на этот раз заставили снять даже шнурки. Завели внутрь, тех, кто поместился, загнали за загородку в дежурной части, а остальных оставили на лестнице.

Рядом с нами безотлучно стояли автоматчики в бронежилетах и "намордниках" (так мы называли ментовские вязаные шапочки, закрывавшие все лицо, и оставлявшие открытыми только глаза). За загородкой пришлось стоять, как в автобусе в час "пик". Переписали все фамилии, затем всех по очереди сфотографировали. Сначала обращались довольно жестко, на лестнице кого-то крепко били (кажется, нашли патрон в кармане).

Через 2-3 часа отношение к нам понемногу начало меняться. По нашему поведению было видно, что на уголовников, погромщиков и убийц мы как-то не тянем. Дошло до того, что охранник в "наморднике" сам принес нам воды в пластмассовой бутылке, когда у него попросили разрешения попить. Они уже открыто обсуждали между собой, что скоро нас выпустят, но, вероятно, команды на это не было, вместо этого 20 человек, включая меня, посадили в "воронок" и перевезли в 26-е отделение милиции (находится в Лялином переулке, около Курского вокзала).

Во дворе отделения "радостная" процедура встречи повторилась во всех подробностях, с радостным ревом: "А, защитнички х...! Жидовские морды! Признавайтесь, кто сколько ментов положил?" – всех избили и гуськом погнали в дежурку. Обыскав и надавав пинков, у нас снова отобрали ремни и шнурки и загнали в КПЗ, двух женщин поместили отдельно, как с ними поступили в дальнейшем, я не знаю.

Площадь нашей камеры была примерно 6 кв, метров, почти вся она была занята деревянными нарами. Кое-как мы разместились на этих нарах и попытались было заснуть, ведь большинство из нас не спало уже почти двое суток (ночью с 3-го на 4-е было явно не до сна), но не тут-то было. Дверь камеры распахнулась, и изрядно пьяный мент заревел на все отделение: "Встать! Кто здесь спит?!! Всем стоять!!!"

Подняв все 18 человек, он выдернул и вывел одного. Минут через пять процедура повторилась, первого вернули в камеру и вывели следующего Это продолжалось всю ночь. Каждого из нас по очереди сводили сфотографироваться (повторно), сдать отпечатки пальцев и допросили. В сумме получилось, что за ночь нас подняли 54 раза

Постоянно в наш адрес раздавались угрозы, обещания, что все мы выйдем отсюда инвалидами, всем опустят почки и т, д. Не делалось исключений ни для находившегося с нами иранского журналиста, ни для депутатаельциниста, случайно попавшего в БД во время штурма. Этот депутат (фамилию я, к сожалению, не помню) был направлен в БД генералом Огородниковым для переговоров о разоружении, о чем предъявил соответствующую бумагу.

Били его и издевались наравне со всеми. Не ожидавший такого обращения, он сидел на нарах, трясся и повторял: "Это фашизм!" Сидевший рядом с ним крепкий мужик в камуфляже, похлопывая его по плечу, ласково советовал: "Ты давай, смотри, запоминай, образовывайся". Бросалась в глаза чрезвычайная "храбрость" всей перепившейся ментуры, всю ночь они просидели в бронежилетах, держа АКСУ на коленях и на каждый шорох у двери орали: "Стой! Стрелять буду!"

Какого-то пьяного мужичка, случайно забредшего к ним во двор, они схватили и, избивая со всей дури, допытывались, что он делал у них во дворе.

К утру они наконец-то всех допросили, вероятно, и сами устали от тяжелой работы, подсадили к нам в камеру уголовника и заперли дверь. Уголовник поначалу пытался бузить, спровоцировать скандал, но ему очень дружно и доходчиво объяснили, что он не прав. Слова до него дошли сразу, обошлось без других мер воздействия.

Гораздо труднее было выдержать недостаток воздуха. 19 человек на 6 кв метров, без окон и с запертой железной дверью, все-таки слишком много. А тут еще и на улице погода была не из прохладных. От испарений и дыхания по стенам потекла вода, пот заливал лицо ручьями, в глазах все плыло, каждый вдох казался последним.

Парень, сидевший рядом со мной, сполз по стене и находился в какой-то прострации. Далеко не всегда он отзывался, когда к нему обращались. Явно было видно, что еще двое или трое долго не выдержат. Один из них лежал, держась за сердце. Мы пытались достучаться до охраны, говорили им, что дышать нечем, совсем помираем, просили открыть ненадолго, проветрить. В ответ слышался радостный гогот, мат и "Терпите, суки!"

Ближе к полудню кто-то из нас догадался попросить сходить оправиться. К общему удивлению, это сочли уважительной причиной, и всех нас по очереди сводили в туалет. Один из милиционеров, посмотрев на нас, позволил даже двоим, явно больным, посидеть на стульях в дежурке, около двери камеры.

Пожалуй, это было единственное человеческое проявление. За весь день нас ни разу не кормили, для некоторых это были уже третьи сутки без пищи. Вся эта процедура заняла около получаса, потом дверь снова закрыли наглухо, и все повторилось сначала. Добавляло мучений понимание того, что близкие не знают ничего о нашей судьбе и, вероятно, ищут нас всех по моргам и больницам. Несмотря на все просьбы, милиция даже не удосужилась обзвонить родственников и сообщить, где мы находимся. Часам к пяти через закрытую дверь донесся разговор, кто-то из прокуратуры давал распоряжение всех отпустить, говоря: "... к этим претензий нет".

Нас действительно стали отпускать. Первым вызвали мальчишку лет восемнадцати. Били его вчетвером минут пятнадцать, он был в камуфляже, и это довело палачей до остервенения. Сначала сквозь дверь доносились гулкие удары, ему на голову надели шлем и били по нему дубинками, делая "колокол", прием из арсенала армейской дедовщины, потом били по телу.

По звукам и отрывочным репликам можно было понять, как это протекало: сначала ногами по икрам и под коленную чашечку, для расслабления, потом в пах, по почкам, по корпусу, дубинками по бокам и спине. Когда сбили с ног, начали топтать ногами, пинать. До сих пор не могу забыть "животный" крик этого мальчишки: "Не убивайте меня!" – а в ответ радостный гогот и матерная брань, потом снова удары.

Наконец, его подняли и приказали: "Иди в туалет. Отмойся". Нам было понятно, от чего отмываться, каждый ждал своей очереди. Но даже и для того парня это было еще не все, вытащив его из туалета, его избили еще раз и только после этого вытолкнули на улицу.

Второго и третьего "отпускаемого" били несколько меньше, вероятно, просто устали, сорвав злость на первом, но все же довольно крепко. Четвертым вывели меня. На месте дежурного, развалясь за столом, сидел майор, меня подвели к нему. Взяв со стола протокол допроса, он издевательски-угрожающе спросил: "Ну что, защитничек! Тебя уже били или еще нет?" Я очень спокойно ответил: "Ну дали раза три". – "Только-то! Ну, мы это сейчас исправим! Ты ведь... твою мать, пишешь, что с 22-го там сидел!"

Также спокойно, не повышая голоса, я ответил: "Воля ваша. Я могу только повторить, что не только никакого оружия не имел, но и вообще никого пальцем не тронул". Почему-то этот ответ настолько озадачил майора, что он даже не нашелся что мне ответить, набрал полный рот воздуха, весь побагровел и, чуть помедлив, заорал: "Вон отсюда!!!"

Взяв свою куртку, я попросил вернуть мне ремень, который отобрали при обыске. Ответ был следующий: "Какой тебе на... ремень. У... и, пока цел". Менты провожали меня взглядами, полными сожаления. Как же, добыча ускользала прямо из рук. Выйдя на улицу, я уже считал, что все, наконец, закончилось, но не тут-то было. Еще сидя в камере, мы договорились с товарищами, что расходиться будем только группами, чтобы знать, если кого не отпустят, и помочь дойти, если очень уж сильно изобьют.

Отойдя от отделения метров на 50, я остановился и стал ждать остальных. С интервалом минут в 5-10 вышли еще двое, оба они были основательно избиты. Под глазами синяки, багровые следы от дубинок поперек тела. Пока мы делились впечатлениями, из отделения выглянул один из ментов и увидел, что мы стоим невдалеке.

Тут же они высыпали целой толпой. Один, в бронежилете и с автоматом, остался чуть сзади, а остальные подошли к нам, предварительно приказав: "Стоять!" – и устроили избиение прямо на улице. Для начала двинули по зубам, потом спросили: "Ты почему еще не дома?" – а дальше по известному сценарию: ногами, дубинками.

Получив этот урок, мы отошли еще метров на 150 и встали за углом булочной. Постепенно к нам присоединялись наши товарищи. Когда нас было уже человек восемь, увидели, что один из милиционеров идет по улице в нашу сторону. Увидев нас, он на почтительном расстоянии резко повернул на перпендикулярную улицу – приближаться явно не посмел.

Посмеявшись над "храбростью" "героев России" а-ля Ерин, мы начали небольшими группами расходиться по домам.

В дальнейшем мне пришлось продолжить свое знакомство с "правоохранительными" органами. Несколько раз меня вызывали в следственную группу прокуратуры, расположившуюся на Воздвиженке. Предъявить они ничего не смогли и вызывали "как свидетеля". Свидетельские показания сортировались прямо при мне. В протокол заносилось только то, что не могло свидетельствовать в пользу парламентской стороны. Факты нарушения прав человека игнорировались полностью. Когда я спросил: "Почему не занесли в протокол остальное?" – следователь Шапиро ответил: "Краткость – сестра таланта". Что ж, талантами такого типа нас теперь удивить трудно.

Рассказ очевидца (записала Надежда Бондаренко).

"... Вместе со мной шли еще какие-то незнакомые мне парень и девушка. Мы уходили дворами и наткнулись на группу вооруженных людей в черных масках. Сначала я подумал, что это и есть пресловутые "боевики". Нам велели поднять руки за голову и отвели в переулок, за стоявшие там грузовики. Рядом с этими грузовиками стояли еще люди в военной форме. Тут я услышал в отношении себя такой диалог:

– А с этим что делать?

– Дай ему по шее и отпусти.

После этого меня начали избивать. Нет, мне не просто "дали по шее" люди в военной форме, меня избивали долго и упорно, я падал, меня пинали ногами, поднимали за шиворот, снова били... Я опять вставал, пытался уйти, ведь я же слышал, что меня предлагалось "отпустить"... Но меня догнали, и со словами "ты не в ту сторону пошел" стали избивать снова. Потом, когда я уже не мог встать, находился в полубессознательном состоянии, меня кинули в автобус. Кроме меня, туда накидали еще очень много народу. Кидали как попало, люди лежали на мне, я чувствовал, как их тела давят на меня сверху, но пошевелиться не мог. И мне еще повезло, что я оказался в самом низу, потому что людей, оказавшихся сверху, продолжали избивать и в пути...

Нас привезли к какому-то отделению милиции. Номер его я точно назвать не могу. Меня и еще одного парня, находившегося уже в совершенно бессознательном состоянии, кинули на асфальт возле входа в отделение.

Мы там лежали долго. Наконец про нас кто-то вспомнил. Чтобы проверить, живы мы или нет, об нас гасили сигареты. Парню, лежавшему рядом со мной, сожгли сигаретой ухо, потому что он упорно не подавал признаков жизни. Потом оказалось, что он все-таки жив, только отбиты все внутренние органы.

Когда мце ткнули сигаретой в лицо, я открыл глаза и увидел перед собой человека в форме с автоматом на шее. Глядя на меня, он равнодушно произнес: "Может, пристрелить его и выбросить?" Я нашел в себе силы приподняться и ответить: "Пристрели или затащи меня в помещение и не мучай, я уже два часа лежу на голом асфальте". Меня взяли за ноги и волоком затащили в помещение. Тащили, как труп, я головой пересчитал там все ступени... Потом, когда все-таки приехала "Скорая", меня пытались таким же образом вытащить из помещения в машину, но тут уже медики воспротивились и заставили работников МВД взять меня как положено – за руки и за ноги.

В больнице сказали, что без медицинской помощи мне оставалось жить полтора часа. Селезенку мне удалили. Что со мной будет дальше – не знаю. В больницу ко мне приходил представитель прокуратуры, требовал с меня подписку, что я не имею претензий к органам. И мне пришлось такую подписку дать, потому что я хочу жить. Взамен они обещали больше меня не трогать.

Пока я лежал в больнице, меня и правда не трогали, но потом, когда я выписался и вернулся домой, органы своего слова не сдержали... Сейчас меня вызывают зачем-то в прокуратуру, а в случае моей неявки грозятся завести на меня какое-то уголовное дело. Если бы я был уверен, что уголовное дело на меня действительно заведут, что я смогу нанять адвоката и защищаться от предъявленных мне обвинений, то я бы туда пошел. Но я уже понял, что законов в России больше нет, что я могу просто исчезнуть бесследно, так как никакого преступления не совершал, судить меня не за что, а живые свидетели не нужны. Поэтому я скрываюсь.

Но я решил: если у людей, которые предадут огласке мою историю, будут неприятности, если "демократы" попытаются обвинить их в клевете, я все-таки приду на суд и буду свидетельствовать истину, чего бы мне это ни стоило".

Из рассказа геолога Константина Скрипко.

"Когда нас вывели в сторону Краснопресненской набережной на ступеньки, было еще светло. Отделили мужчин от женщин. Мне это было непонятно, мы разделились, но от одной к другой группе ходили, "альфовцы" не препятствовали общаться.

Сказали, что придут автобусы. Автобусы будто бы первую группу увезли к метро, сейчас они вернутся. Время шло, их не было. Мы спрашиваем, где же автобусы? Отвечают: автобусы блокированы демократически настроенной толпой. Не придут.

Прошло полтора часа, уже стемнело. Тут, как по команде, началась массированная стрельба со всех сторон. От Хаммеровского центра стреляли, от мэрии тоже стреляли. Зашевелились БТР и стали стрелять то ли друг в друга, то ли в "Белый дом", в общем, активно стреляли, народ на ступеньках заметался – То кинутся к одной стороне, где гранитный бордюр, то к другой стороне прижмутся.

Потом я обратил внимание на то, что мы мечемся, а "альфовцы" спокойно стоят во весь рост. Они знали, что это инсценировка, шумовое оформление, которое должно давить на психику.

Решили уходить мелкими группами пешком. Я хорошо знаю район, взялся вести группу, и мы пошли по Краснопресненской набережной. Хотели выйти к Хаммеровскому центру. Прошли первый дом до середины. Это был разгромленный магазин, дверь в сторону набережной выломана, все товары разграблены и вытащены. Висели плечики, стояли вешалки, но ничего не было.