Текст книги "Тайна императорской канцелярии"

Автор книги: Александр Косарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Он у меня уже на автоответчике, – все еще неуверенно отозвался оборотистый гражданин Лотошкин. – Спасибо. Но должен заранее предупредить, что моя связь с заказчиком несколько затруднена. Так что ответ может последовать нескоро. Созвонимся завтра… эдак… к вечеру.

Мы распрощались, и я немедленно полез на антресоли, чтобы отыскать свой старый, но еще вполне работоспособный кассетник марки «Шарп». Идея, невольно подсказанная мне распространителем объявления, вдохновила меня на создание некоего тандема из магнитофона и телефона. Ясно, что номер абонента записать на нем было нереально, но содержание разговора можно было зафиксировать. Повозиться пришлось изрядно, но свою задумку я воплотил в жизнь.

Теперь я был готов вести переговоры с кем угодно, без опасения упустить что-либо важное. Весь следующий день я провел в ожидании повторного звонка, мысленно проговаривая возможные варианты предстоящего разговора. И звонок действительно раздался. В половине девятого вечера.

– Алло, – схватил я трубку, одновременно нажимая на

клавишу записи-

– Это я, – прозвучал из динамика голос моего вчерашнего собеседника, – по поводу старинных бумаг. Заказчице я дозвонился, но появилась некоторая проблема.

– Какая?

– Когда она надеялась получить эти бумаги, она была в Москве и была готова выплатить наши гонорары немедленно. Но теперь ее в нашей стране нет, а переводить деньги за одни пустые обещания дама опасается.

– Блин, она к тому же иностранка! – непроизвольно ругнулся я. – И как же теперь быть? Я тоже не могу просто так отдать ей то, что, на мой взгляд, стоит много дороже! Думайте, сударь. Если никаких идей не появится, я выброшу всю эту макулатуру в мусоропровод.

– Но я, Да как же… – донеслось до меня словно из колодца. – Погодите минутку.

Минутка прошла, затем другая, третья…

– Вы еще на связи? – наконец ожила трубка.

– На связи.

– Поймите и меня, – жалостливо заблеял расклейщик объявлений. – Если я вам сообщу телефон моего контрагента, то что ее понудит выплатить мне обещанное вознаграждение?

– Этак мы до утра проспорим, – прервал я его. – Ну не мне же вам платить? Если свяжете меня с этой дамой, то у вас есть все шансы получить денежки и от нее, если она честный человек, и от меня. Если вас такой вариант не устраивает, я утром выкидываю это пыльное барахло на помойку, и тогда уж точно ни от кого ничего получить не удастся.

Я уже собрался положить трубку, как мой собеседник наконец-то решился.

– Ладно, записывайте, – произнес он с некоторой горечью в голосе, – надеюсь на вашу честность. Только учтите, что этот телефон временный. Она сейчас по каким-то делам в Чехии, и это ее номер в гостинице.

Едва попрощавшись, я принялся набирать длинный ряд цифр. Раз за разом нажимал на упругие кнопки, но установить связь с далеким абонентом все никак не удавалось. То ли линия была перегружена, то ли я делал что-то не то, но в трубке все время звучали короткие гудки.

– Какого черта я сам мучаюсь? – взгляд скользнул по рекламной брошюрке Ростелекома. – Пусть дозваниваются профессионалы, у них наверняка это лучше получится.

Задумка удалась, и вскоре телефон зазвонил сам.

– Прагу вызывали? – деловито осведомилась оператор натруженным за день голосом.

– Так точно! – жизнерадостно отрапортовал я.

– Соединяю, – скрипнуло в трубке.

Я обратился в слух, непроизвольно сжав кулаки.

– Виктор, – прозвучало около уха, – это опять вы? Что еще случилось?

Никак не ожидавший услышать русскую речь, я на секунду замешкался,

– Нет, сударыня, я вовсе не Виктор. Вас беспокоит человек, у которого находятся разыскиваемые вами бумаги.

– О-о, – запнулась теперь она, – как неожиданно! Я уж отчаялась когда-нибудь их увидеть. И полагаю, что вы звоните мне для того, чтобы мне их передать?

– Почти что так, – невразумительно буркнул я в ответ, и в мыслях не держа расстаться с драгоценным «Делом». – Вот только меня совершенно не устраивает вознаграждение, которое вы за них предлагаете…

– Вам так кажется? – растерянно прозвучало в ответ, и я сразу же понял, что моя собеседница – совсем еще юная особа.

– Именно так, – усилил я нажим, – имея в виду особое содержание данных документов. Вы ведь наверняка представляете, о чем в них идет речь?

– В общих чертах, – пролепетала собеседница, – очень общих.

Она помолчала несколько секунд, будто обдумывая контраргументы, и теперь голос ее зазвучал более уверенно.

– Кажется, вы, сударь, вознамерились самостоятельно разгадать эту историческую шараду? Я права?

– Именно так! – не стал я скрывать очевидное. – Согласитесь, стоимостное выражение того о чем идет речь, во многие тысячи раз больше предлагаемого вознаграждения!

– Но неужели вы думаете, – услышал я в ответ, – что каждый раз, покупая билет игры «бинго», заранее гарантируете себе выигрыш? Если так, то вы, любезный, законченный… глупец, – подобрала она, запнувшись, соответствующее слово.

– Это мы еще посмотрим, кто есть кто! – обиженно взвился я. – И гарантирую, что расколочу эту загадку в любом случае и при любых обстоятельствах!

К сожалению, я из той распространенной в России породы мужчин, которые вначале говорят и делают, а потом уже начинают думать.

– Ха, – издевательски прозвучало из трубки, – вы, кажется, не слишком отчетливо представляете себе, за что беретесь. Впрочем, вольному – воля, прощенному – рай. Буду с нетерпением ждать от вас известий о находках. Запишите на всякий случай мой парижский телефон, поскольку пользоваться этим номером я буду недолго…

– Диктуйте, – скосил я глаз на магнитофон, на всякий случай убедившись, что тот исправно мотает пленку. – Уже записываю.

Девушка, чуть картавя, отчеканила длинный номер мобильного и, бросив на прощание игривое «о'ревуар», отключилась.

Немного остыв после столь импульсивного разговора, я с запозданием дал себе подзатыльник. Мне, дураку, следовало лишь установить дружеский контакт и прояснить степень осведомленности француженки. Вместо этого, даже не узнав ее имени, ввязался в какой-то глупый, никому не нужный спор. Зачем-то завел речь о деньгах. Отдал бы ей вторую папку-дубликат с ксерокопиями бесплатно. Глядишь, в качестве ответного жеста доброй воли и мне бы что-нибудь перепало. Кто знает, какими сведениями в действительности располагает эта французская пигалица.

Вечерний этот разговор я вспоминал еще не раз, даже прокручивал запись, и постепенно успокоился. Все равно какая-то там русскоязычная девчонка из Франции, даже если вновь отыщет того старикана, не сможет провести поиски результативнее, чем коренной россиянин. Завзятый грибник, прекрасно ориентирующийся в любом незнакомом лесу, я был абсолютно убежден в том, что поиски даже столь хитро запрятанного клада мне вполне по плечу.

В то же время было предельно понятно, что я оказался в том же положении, что и Яковлев с Кочубеем полторы сотни лет тому назад. Было ясно, что клад гренадера где-то лежит. Не менее ясно было и то, что ни в окрестностях Александрии, ни вблизи Цурьково его, скорее всего, не зарывали. Но где же тогда? Эта мысль, буквально въевшись в мозги, терзала меня. Я вставал с нею, ехал на работу и возвращался обратно, размышляя только о том, где проклятые французы припрятали золотишко.

Постепенно мои поначалу слабо структурированные мысли все же обрели некоторую стройность и направленность. Появилось понимание того, что предмет моих изысканий следует знать гораздо лучше. В один прекрасный момент со всей очевидностью стало несомненно, что придется изучить всю Отечественную войну от первого до последнего дня. Рассуждения мои базировались на некоторых чисто логических посылах. Первое. Сам Семашко, наиболее активный участник всех производимых поисков, в закладке монет не участвовал. Гренадер же, поневоле опасаясь столь рьяного кладоискателя, мог с самого начала сообщать тому заведомо недостоверные сведения.

Будь я на его месте, я бы так себя и вел. Ни в коем случае нельзя было заранее раскрывать карты и прилюдно указывать пальцем то место, где лежали собственноручно припрятанные им денежки. Ведь стоило кому-либо из сопровождавших француза лиц прознать, что золото лежит в двух шагах

от какого-то куста, как у гренадера могли начаться большие неприятности. И ему следовало вести себя крайне осторожно. Так что весьма возможно, что он изначально насытил и свой рассказ, а заодно и карту, некой ложной информацией. И едва я утвердился в этой мысли, как весь мой кладоиска-тельский энтузиазм начал таять.

– Батюшки-светы, – думал я, вновь и вновь перечитывая письмо посланника Панина, – так здесь же могло быть вовсе все не так, как об этом пишет уважаемый граф. Если гренадер в чем-то обманул Семашко, а тот, не будучи после войны в России, мог с чистой совестью передать его вранье слегка обнищавшему Салеге, который, по простоте душевной, ввел в заблуждение Панина? Наш атташе, в свою очередь, сбил с толку главного контрразведчика Бенкендорфа, который затем неправильно ориентировал и Яковлева. В результате случилось то, что случилось: объект поиска так и остался в земле. И произошло это вовсе не потому, что наши офицеры плохо искали, а потому, что в системе основополагающих сведений о спрятанных деньгах изначально присутствовала некая дезинформация. Короче говоря, все наши поиски тоже были обречены на неудачу!

С этой грустной вестью я и направился к Михаилу, ибо носить в себе столь удручающую догадку было просто невыносимо. Как говорится, раздели беду с другом, и головной боли станет меньше.

– Что же ты заранее не позвонил? – накинулся Михаил, едва увидев меня на пороге. – Я бы тебя кое-чем озадачил.

– Что еще случилось?

– Да жена, понимаешь, на вечернем дежурстве осталась, и дома сразу питаться стало нечем.

– Так уж и нечем, – не поверил я,– в твоей-то берлоге? Да если хорошенько поскрести по углам, то у тебя солдата с ружьем можно отыскать.

– Ты скажешь! – недовольно сморщился Воркунов, пропуская меня вовнутрь. – Сам посмотри, в холодильнике хоть шаром покати.

– Ну и посмотрим, – присел я около старенькой «Бирюсы». – Бьюсь об заклад, у тебя тут еды на маленький банкет.

Пространство его холодильника и в самом деле представляло собой некую охлажденную пустошь, но кое-где, по углам, можно было отыскать частички былого изобилия. Четверть пакета молока, пара яиц, одинокая сосиска. В самом дальнем уголке затерялся крохотный кусочек сливочного масла и брусочек совершенно окаменевшего сыра.

– Что я говорил, – присел рядом со мной Михаил, – погрызть совершенно нечего.

– Наоборот, – указал я на отложенные в сторону находки,.– на приличный ужин вполне достаточно. Мука у тебя найдется?

– Есть немного, – указал он на висящую над холодильником полку.

– Тогда мы спасены, – перенес я найденные продукты на стол. – Сейчас мы с тобой сделаем мексиканский омлет.

– Почему это мексиканский? – подозрительно прищурился Михаил.

– Потому что даже бедные мексиканцы могут его себе позволить, – парировал я.

Без долгих рассуждений поставил сильно закопченную сковородку на плиту и зажег газ.

– Учись, студент, – бросил я в нее огрызок масла, – как готовят настоящие повара.

– Покажи, покажи свое искусство, – хмыкнул он, открывая полупустой пакетик блинной муки.

Не отвечая, дабы не утратить концентрацию, я отсыпал две ложки муки в миску, разбил туда же оба яйца и залил все это месиво небольшим количеством молока. Взбив полученное тесто вилкой, я накрошил сосиску, после чего кинул розовые мясные кружочки в начавшую скворчать сковородку.

– Дел на две минуты, – комментировал я свои действия, – так что готовь тарелки, режь хлеб.

Пока Михаил исполнял мои распоряжения, я вылил тесто в сковороду и прикрыл ее крышкой.

Во время простецкого ужина, большую часть которого бойко смолотил мой друг, я поделился своими последними «достижениями» в области расследования «Дела №31».

– Я что-то подобное подозревал с самого начала, – плотоядно облизнул Михаил вилку. – Уж очень много подозрительных личностей сгрудилось вокруг слишком скользкого предмета. Золото, – прищелкнул он пальцами, – такая штука, кому хочешь снесет башку. Было бы трудно ожидать, что все участники данной истории были честны, как кающиеся грешники на исповеди. Однако в основе своей данная история несомненно несет в себе рациональное зерно.

– Вот именно, зерно! – с сарказмом отозвался я. – И где нам с тобой искать это самое крохотное зерно? И главное, как, если у нас на руках заведомая «деза»? Ты сам-то смотрел карту? Ты видел, на каких громадных пространствах требуется отыскать совершенно крохотный по размерам предметик! В свое время даже полковник Генерального штаба отступился, потратив на поиски целый год! А ведь за его плечами была вся мощь Российской империи, а не наши с тобой хилые зарплаты!

– А кто сказал, что задача проста? – сделал большие глаза Михаил. – Сразу было понятно, что решить ее вот так, на шарада, не прокатит. Скажу больше, тому, кто в большой науке решает задачки подобного рода, тому в городе Стокгольме потом Нобелевские премии вручают. При большом стечении важного народа и с выплатой неслабых премий. И если нам удастся ее решить, то считай, что мы тоже в нобелевские лауреаты выбились. И, кстати, выплаты тоже будут ничуть не хуже.

– Но вряд ли нас по этому поводу пригласят в Стокгольм, – уже более спокойно отшутился я.

– Мы сами туда отправимся, – беззаботно хохотнул в ответ Воркунов, – без приглашения. Ведь премиальные мы и без того уже получим! Вот и махнем их там прогуливать.

Мы еще некоторое время потешались над нашим незавидным положением, но именно с того вечера, с того непритязательного ужина начался новый этап в разработке секретного «Дела Императорской канцелярии». Наступил период кропотливого сбора сведений обо всех перипетиях сильно позабытой в современной России Первой Отечественной войны.

Работа, которая поначалу представляла собой нечто вроде прочтения старинного романа, очень скоро превратилась в полноценное и полномасштабное научное исследование. Вначале я перечитал все, что нашел по этому предмету в ближайших библиотеках. Но и этого оказалось явно недостаточно. Следующим шагом был визит в Историческую библиотеку, где я получил доступ к настоящим исследованиям и научным рефератам, скопившимся в ее архивах за много лет.

Объем добываемых фактов и сведений был столь велик, что возникла настоятельная необходимость наладить их классификацию и хранение. Чтобы не допустить дублирования и не упустить что-то важное, я принялся тщательно конспектировать добытую информацию, любовно занося ее в специально для этого приобретенную общую тетрадь. И надо сказать, постепенно, все глубже и глубже погружаясь в перипетии той далекой войны, я начал понимать, что шла она вовсе не по тому накатанному официальными историками руслу, о котором толкуют в школе. И там затевались свои подковерные схватки, плелись хитроумные заговоры и интриги, совершались глупейшие промахи и творилось явное предательство. Если одни действительно бились, что называется, не щадя своего живота, то другие под шумок набивали карманы и открыто попустительствовали врагу. И это делалось не только в строевых частях, но зачастую я в самых верхних эшелонах власти.

Это поначалу было мне совершенно непонятно, и только вспомнив печальный опыт Второй мировой с ее массовым дезертирством, мародерством и преступным поведением партийных верхов, я понял, что все в нашем мире вертится по кругу. Вроде бы какое мне было дело до поведения отдельных военачальников царской России? Я кто, маститый историк? Или военный аналитик в области древних баталий? Нет, обычный доморощенный кладоискатель, и вроде бы делать какие-либо далеко идущие выводы мне было не с руки. Но вот что удивительно: именно самый поверхностный анализ боевых действий Первой Северной армии привел меня к настоящему прорыву в поисках.

Глава седьмая
НАУЧНЫЕ ИЗЫСКИ

Впрочем, это событие произошло много позже, а поначалу я все еще был зациклен на идее, что захоронение ценностей произошло во время отступления могилевского гарнизона. В пользу этой версии говорило прежде всего то немаловажное обстоятельство, что в данном регионе основная дорога, наиболее пригодная для отступления, шла именно вдоль правого берега Днепра. Мало того, на многих участках она проходила на удалении от пяти до двух километров, что в общем и целом отлично укладывалось в расстояние, указанное на исходной карте. К тому же, как известно, в том районе активно действовали крупные кавалерийские соединения русских войск, которые своим внезапным налетом могли создать условия для вынужденного и поспешного захоронения кассового золота.

В тот момент вся цепочка событий, связанных с исчезновением пресловутых восьми бочонков, мне представлялась так. 17 декабря (по новому стилю) 1812 года командир могилевского гарнизона получил приказ из штаба Наполеона с указанием выступить в поход не позже 18-го и двигаться в направлении Орши, с тем чтобы добраться до нее не позже 21 декабря. Приказ гарнизонному начальству был вполне понятен и даже ожидаем. Уже неделю назад были собраны и уложены походные припасы, трофеи и денежная касса. Оставалось все это добро погрузить на стоящие рядами повозки, брички и фургоны, после чего выдвинуться единой, хорошо охраняемой колонной в указанном императором направлении.

И вот ранним утром, едва над крышами Могилева забрезжил рассвет, колонна выступила. Впереди, как водится

во всех армиях мира, бодро гарцевало боевое охранение, затем вышагивала рота охраны, за которой тянулись все остальные обозы. Дробно грохотали по камням старинной дороги: денежная касса, повозки с трофеями, немногочисленная артиллерия, зарядные ящики, штабные повозки, провиантские фуры и т.д. и т.п. День прошел без особых происшествий, и в декабрьских сумерках колонна, отшагав около 20 верст, добралась до селения Добрейка. Здесь имелось все нужное для полевого ночлега: удобный съезд на обочину, многочисленные крестьянские хаты и чистая вода для лошадей. Но вся колонна в селении не поместилась, и головной его части пришлось ночевать в небольшом придорожном лесочке у развилки дорог.

По современной карте легко проследить направление этой дороги. Она вела (да и сейчас ведет) в деревню Моховое, а далее – в селение Требушки. И поначалу я был вполне убежден, что на французском плане именно эта дорога обозначена нашим гренадером как дорога «B.D.». Отметил он ее только потому, что эта была единственная развилка, встретившаяся ему на пути к месту захоронения бочонков. Почему же он написал, что эта боковая дорога ведет именно на север? Ведь на самом деле данный отрезок дороги, уходящей куда-то влево, ориентирован строго на запад! Я долго размышлял над этой неувязкой. Но в конце концов решил простить малограмотного француза. Компаса в кармане он наверняка не имел и в полевых условиях ориентировался исключительно по солнцу. И именно здесь в его расчеты могла вкрасться роковая ошибка, ибо с достаточной точностью ориентироваться по небесному светилу можно лишь в определенное время дня и только в определенное время года. С беднягой-гренадером российское зимнее солнце сыграло воистину злую шутку. Всякому известно с детства, что солнечный диск опускается за горизонт на западе. Вроде элементарно просто, однако если ориентироваться на точку восхода или захода, то можно значительно ошибиться. Данный способ определения сторон света хорош только весной и осенью. А зимой и летом такая ориентировка дает заметный сбой. И наибольшей величины ошибка достигает в моменты летнего и зимнего солнцестояния. Но, судя по легенде, именно в такой момент гренадер и пытался сориентироваться по странам света. Потому он и написал впоследствии, что дорога «B.D.» ведет на север, а на исходной карте получалось, что Днепр в данном регионе течет не с севера на юг (как в действительности), а с востока на запад! Вот так, пытаясь объяснить одну чужую ошибку, я невольно совершил другую.

Итак, 19 декабря обоз продолжил свое движение. Из Добрейки гужевые колонны подтянулись к развилке, объединились с охраной, после чего дружно зашагали до почтовой дороге (трасса «В,С.»). Командованием обоза предполагалось в этот день достигнуть города Шклов, в котором планировалось провести вторую ночевку. Примерно в 2 часа дня, едва голова походной колонны миновала деревню Большая Комаровка (слева от тракта, на карте обозначена как «А») и приблизилась к мосту, переброшенному через полноводную речку Ульянка (на плане «Е»), как на противоположном берегу реки появились запыхавшиеся кавалеристы из боевого

охранения.

– Впереди, примерно в двух верстах от реки, навстречу нам по дороге двигается отряд казаков, – доложил командир охранения. – Подозреваю, что вслед за ними наличествуют гораздо более значительные силы противника, – добавил он, – уж очень они себя уверенно чувствуют, а ведь тех русских не более десятка.

Командир, возглавлявший передовую обозную колонну, призадумался. Положение у него, мягко говоря, было довольно неприятное. Неизвестные силы противника фактически перерезали единственную твердую дорогу, а его артиллерия и наиболее боеспособные части несколько отстали от обоза с ценностями. Свернуть куда-то в сторону было совершенно невозможно, почва совершенно раскисла, и было ясно, что тяжелогруженые кассовым золотом и трофеями повозки мгновенно увязнут в глине, полностью застопорив все движение. А казаки – вот они: десять – пятнадцать минут, и они будут здесь.

Здесь, конечно же, возникает один каверзный вопрос: откуда известно, что почва раскисла? Во всех фильмах, освещающих тему войны 1812 года, – глубокий снег вокруг и жуткий холод. А ларчик открывается просто: и очевидная информация зачастую бывает не совсем достоверной. Подтверждения добыла Наталья Воркунова, случайно заскочившая на книжную ярмарку. К счастью, она не ограничилась темой рукоделия и прошлась по другим прилавкам. Результатом ее любопытства стала покупка только что вышедшей в свет книги с многообещающим названием «В поисках сокровищ Бонапарта». Нечего и говорить, что через два дня я уже держал ее в руках и даже отыскал очень интересные исторические свидетельства о той далекой войне.

19 ноября.

«19-го на рассвете около 7 часов была тревога; за городом показались казаки и заставили бежать 5-6 тысяч отставших солдат, которые ворвались в город с криком: "К оружию! Неприятель!".

Гвардия приготовилась к битве. Они готовились отбивать нападение тысяч двадцати человек; все ограничилось дюжиной казаков.

Капитан артиллерии 1-го корпуса, Караман, не имея больше ни канониров, ни пушек, потеряв своих лошадей и свои вещи, пришел к нам просить убежища. Я дал ему одежду, генерал Нарбон – лошадь. Мы едим рис и шоколад – это событие! Остатки артиллерии переместили за ручей. 19 ноября утром подморозило, и вновь настала гололедица».

«Мы переходим Днепр и приходим в Оршу. Дорога обсажена прекрасными березами, местность изрезана оврагами. На пути мы переходим два ручья. Император помещается в большом монастыре. Мои планы потеряны. Нападения врасплох казаков ежедневны».

«В 2 часа дня Наполеон прибыл в город Орша и встал у самого моста, там, где стоял пост жандармов. Наполеон с тростью в руке лично около двух часов руководил переправой. Пропускал одних, некоторые повозки приказывал сжечь, а лошадей передавал в артиллерию.

Ночью все, желающие проехать, миновали мост, так как переправой командовал простой офицер».

Расклад по силам французов, вступивших в Белоруссию и сосредоточившихся в Орше, был таков: Императорская гвардия – 7000 человек;

1-й корпус – 5000;

4-й корпус – 4000;

6-и и 8-й кавалерийские корпуса – 2000.

Итак, можно с уверенностью утверждать, что к 20 ноября, то есть к началу завершающего этапа отступления, под ружьем у Наполеона было никак не менее 18 000 боеспособных солдат и офицеров. И, кроме того, с армией тащились примерно 50 000 тысяч бросивших оружие военнослужащих, отставших от своих полков солдат и беженцев. И, самое главное, – два больших и очень ценных обоза! К последней декаде ноября было потеряно не менее трех четвертей всех вывозимых из России трофеев (по массе), но все же оставшаяся четверть сокровищ по стоимости превосходила все понесенные утраты.

20 ноября.

«Император приказал генералам распорядиться сожжением всех повозок, фургонов и даже всех упряжных экипажей. Лошадей – в артиллерию. За нарушение приказа – расстрел. Генералы Жюно, Заончик и Клапаред принуждены сжечь половину фургонов и колясок. Император дал разрешение брать лошадей, лично ему принадлежавших. Были истреблены понтоны, а 600 лошадей из-под них переданы в артиллерию. Днем главная квартира перенесена в Бараны. Вечером Наполеон покинул Оршу и ночевал в Беренове (имеется в виду современный городок Барань. – Прим. авт.), поместье немного вправо от дороги в восьми верстах от Орши».

«Вечером в Бараны (Барань) прибыл офицер Генерального штаба де Бриквиль». «Но тут у Наполеона было едва 6000 солдат, несколько пушек и расхищенная казна. В Смоленске оставалось все-таки 30 000 строевых солдат, 150 орудий, казна».

21 ноября.

*Сыро, местность изрезана оврагами вперемешку с лесом. Дорога от местечка Бараны (Барань) до Толочина обсажена по обе стороны березами. Незадолго до прибытия императора казаки с пушкой показались впереди пути: они атаковали нескольких пеших кавалеристов, выступивших им навстречу и считавших их (казаков) малочисленными. Казаки показались в небольшом количестве по своему обыкновению, чтобы заманить нас. Полковник 12-го кирасирского полка был взят в плен со многими офицерами».

«Утром Наполеон, гвардия и обозы выступили в Коханово. Пройдя 20 км, остановились на ночлег. Погода теплая, днем таяло, ночью подмораживало».

Эти строки, написанные неведомыми мне прежде авторами, как мне казалось, полностью подтверждали мою могилевскую гипотезу. Морозы, терзавшие отступающую армию во время ее продвижения по Смоленщине, неожиданно резко ослабли. Наступила оттепель, что в принципе позволяло говорить о том, что бочонки могли быть именно зарыты, а не, допустим, сброшены в прорубь на какой-то реке. И второе. Положение с лошадьми в армии стало столь плохим, что для сохранения минимальной боеспособности войск Наполеон вполне мог отдать приказ выбрасывать даже такие непреходящие ценности, как золото.

Но возвратимся на дорогу Могилев – Шклрв. Возможно, будь у командира головного обоза несколько больше времени, он придумал бы что-то более оригинальное, но в тот момент ему было не до отвлеченных размышлений. Тяжеленные вспомогательные фургоны следовало срочно разгрузить и отогнать в сторону от дороги, чтобы можно было быстро пропустить вперед артиллерию, которая, заняв господствующую высоту на левом берегу все той же Ульянки, могла отразить неминуемое нападение. Надо заметить, что голова французской колонны как раз втянулась в небольшую рощу, обозначенную на плане как «G», и у солдат имелось некоторое время на скрытную разгрузку и захоронение ценностей. Одного гренадера из числа охраны майор срочно послал на вершину стоящего неподалеку ветряка «в», чтобы тот подал сигнал всем остальным, если казачий разъезд подъедет слишком близко. По стечению обстоятельств, именно тот, кто забрался на ветряную мельницу, и был тем человеком, который впоследствии остался жив после всех сражений и в какой-то момент был завербован Семашко для проведения первой кладоискательской авантюры. Со своего наблюдательного пункта он прекрасно видел не только своих товарищей, спешно сгружающих и зарывающих ценности, но и Днепр, стоящую на его берегу церковь, разлившуюся дельту Ульянки, которую он принял издалека за мельничный пруд «F».

Казаки же, казалось, совсем и не торопились. Убедившись в том, что французов в Шклове нет, они расслабленно трусили по дороге на юг, лузгая на ходу семечки и перебрасываясь немудреными солдатскими шутками. И по мере того как они приближались к роще, на опушке которой затаилось боевое охранение обоза, французским дозорным становилось ясно, что вслед за этой группой из города больше никто не выдвигается. Следовательно, либо это была просто немногочисленная разведка, либо… точно такое же боевое охранение, но высланное из Шклова, по всей видимости, только что занятого крупным отрядом русских войск.

Откуда же на пустынном в военное время почтовом тракте Могилев – Орша появился этот казачий разъезд? Вопрос в данной истории самый легкий. Его утром того же дня выслал Денис Давыдов, который сопровождал отступающую из Москвы армию французов и их союзников, контролируя южные окрестности трассы Москва – Борисов. Французы к Орше продвигались от городка Дубровна, а наш полковник старался не пропустить их, оголодавших фуражиров, слишком далеко на юг. Однако и он понимал, что ему надо будет

вскоре перебираться на правый берег Днепра. Но где же было сподручнее переправляться? Ведь льда на реке не было. Воспользоваться мостами в городе Орше он, разумеется, не мог. Так что место для переправы у него было только одно – брод у города Копысь или мост в Шклове. Но этому непростому в зимнее время маневру вполне могла помешать какая-нибудь французская воинская часть, внезапно выдвинувшаяся со стороны Могилева. (То, что в Могилеве все лето стоял французский гарнизон, Давыдов знал наверняка.) Появиться супостаты могли только со стороны города Шклов. И поэтому Давыдов просто вынужден был выслать разведку на дорогу Шклов – Могилев, чтобььобезопасить свой собственный тыл от внезапного появления неприятеля.

Команда гренадеров, спешно зарыв ценности на песчаном холмике, поросшем хилой кустарниковой растительностью, затем была вынуждена отводить пустые фургоны прочь с дороги, пропуская вперед артиллерийские расчеты. Грянули первые пристрелочные выстрелы, и разъезд доселе беспечных казаков мгновенно развернулся и опрометью поскакал в обратную сторону. Порядок и движение колонны вскоре возобновилось, но все в обозе понимали, что впереди их ждет вполне реальная опасность, и готовились пробиваться через город силой. Но, к своему удивлению, в Шклове они не обнаружили ни одного русского солдата или кавалериста. Давыдов в это время преспокойно сидел в Сметанке, а обстрелянная французами казачья разведка во весь опор мчалась к нему по окружным проселкам с докладом о досадном происшествии. Таким образом, только вечером 19 декабря наш партизанский полковник узнал, что от Могилева, вероятно, к Копыси двигается какая-то воинская часть с обозом. Ясно, что на следующий же день он выслал усиленную разведку, которая, прячась в обширном лесу, окружавшем речку Черницу, во все глаза следила за передвижением лакомого обоза, поутру покинувшего Шклов.