Текст книги "Картонные звезды"

Автор книги: Александр Косарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

В связи с этим хочу привести маленький пример, на первый взгляд совершенно незначительный, но по-своему очень показательный. Недалеко от того места, где я жил в юности, располагался какой-то закрытый институт. И гуляя по вечерам с приятелями вдоль его высокого забора, я часто видел сотни окон, горевших деловыми огнями даже в поздний час. Но так было перед армией. Вернувшись со службы, я как-то оказался рядом со знакомыми стенами. Было всего половина седьмого вечера, но в институте светились лишь редкие оконца. Простому обывателю, даже с партбилетом в кармане, сей факт ничего не скажет. Но человек, прослуживший два с половиной года в стратегической разведке и научившийся мыслить глобальными понятиями, поймет многое. Если основанная на вере в светлое будущее страна в лице своего простого народа потеряет веру в такое будущее, то крах такой страны неминуем. Пусть он будет растянутым во времени, пусть на эту грандиозную катастрофу уйдет целых двадцать лет падения и гниения, но разгром и развал неотвратим. Это пример не только для бездарно размотавших великую державу коммунистов, но и для всех последующих российских правителей. Внимательно смотрите за окнами, господа. Если они уже погасли, то скоренько собирайте вещички и ищите местечко поспокойнее, ибо скоро грянет гром! Вот так-то! А вы говорите арифметика. Нет, господа, разведка, это вам не арифметика и даже не алгебра, это высшая математика!

Теперь вы, мои дорогие читатели, гораздо лучше представляете, с какими противниками мы готовились вступить в схватку. И мы ни в чем не должны были уступать такому мощному противнику. Мы были просто обязаны его превзойти и победить!

Вашингтон. (ТАСС) Планы Пентагона

США приближаются все ближе и ближе к большой войне в Юго-Восточной Азии, которая не ограничится Вьетнамом, а распространится на весь Индокитайский полуостров, – пишет журнал «Юнайтед Стейтс энд Уорлд Рипорт».

* * *

Рывком поднимаю голову с подушки и с тревогой смотрю в чуть посеревшее окошко, врезанное в торце казармы. Что за время суток сейчас? Утро? Или ранний вечер? Вообще, какой сегодня день-то на дворе?

– Рота, – скучным голосом бубнит в этот момент дневальный, словно привязанный у неизменной в веках армейской тумбочки, – приготовиться к построению на ужин.

«Это хорошо, – думаю я, проворно выскальзывая из-под теплого одеяла, – значит, сейчас вечер и никаких казарменных заморочек больше не предвидится». Едва натянув бриджи, босиком семеню к доске объявлений, прикрученной около двери. На ней, кроме запыленного «боевого листка», висит самый главный для всех нас документ. Называется он весомо и по военному просто: «Боевой приказ!».

Приказ гласит: «Заступить на боевое дежурство с 20.00 7-го марта 1968-го года следующим военнослужащим:

Пост № 1 Крашенинников В.А.

Пост № 2 Сусин П.В.

Пост № 3 Щевров А.С.

Пост № 4 Косарев А.Г.

Пост № 5 Тошин Е.М.

ТРГ [5]5
  ТРГ – техническая разведгруппа войск Особого назначения.


[Закрыть]Семикин А.И.

Начальник смены: Старший сержант Мартыненко Д.Д.».

В самом низу приказа, как и предписано полковой канцелярией, выведено скромно, но твердо: «Командир 2-й роты В.М. Рачиков» – и тут же подпись его самоличная красуется, аккуратная и разборчивая.

Приказ, он ведь не просто так на самое видное место вывешен, приказ нас мобилизовать должен. Солдатик еще со сна не очухался, еще глаза толком не продрал, а прочитает он тот приказ, и мысли его совсем по иному руслу текут. Прямо тут же! И все то время, пока он будет приводить себя в порядок и принимать пищу, помнить будет заветную строку из приказа со своей фамилией. Но разговоры разговорами, а надо дело делать. Дел этих, до вожделенного ужина, всего три. Первое – умыться по пояс в солдатском умывальнике ледяной мартовской водичкой, чтобы на полночи бодрости хватило. Второе – заправить кровать, как положено по старшинскому ранжиру. Третье – естественно, привести себя в относительный порядок, как и положено образцовому бойцу полка особого назначения.

Вы, кстати, можете в этом месте удивиться. Кто такой этот рядовой Косарев, что нагло спал средь бела дня? Да где это видано, чтобы обычные солдаты Советской Армии, непобедимой и легендарной, после обеда почивать ложились? Поясняю. У нас в полку видано и не такое. Дело тут вот в чем. По Уставу Вооруженных сил, действовавшему на тот период, военнослужащий срочной службы имел законную возможность спать по 8 часов в сутки. То есть, теоретически был просто обязан треть суток беспробудно спать. Теперь представим нашу запутанную ситуацию. Отдежурил я, например, с восьми утра до четырнадцати дня. Сдал смену, дошагал до роты, потом до столовой, поел, вернулся в казарму. А знаю заранее, что мне заступать опять, на сей раз с 20:00 до 2:00 ночи. Теоретически, верно, я должен спать 8 часов, но ровно 8 за одни сутки при таком режиме не набирается никак. Если только после обеда прикорнешь часика на два, да с половины третьего ночи до половины седьмого утра столько же. Вот и считайте, всего-то набегает за сутки шесть часов рваного пополам «сна». Но так бывает в очень редком случае, почти что в идеальном. Чаще наше ротное начальство умудряется устроить нам вместо законного отдыха какую-нибудь мелкую пакость. Не из-за особой ненависти, естественно, а просто так, чтобы подчиненным служба медом не казалась.

Придет, допустим, солдат утром с нулевой смены, голова тяжелая от хронического недосыпания, веки у него слипаются, а ноги подкашиваются. Просто самое время чуток поспать, набраться сил перед следующей сменой. Но только он после завтрака намыливается поближе к желанной коечке, как следует грозный окрик взводного:

– Стой, ты это куда ноги свои грязные тащишь? У нас сегодня по плану боевой работы полковая спартакиада предстоит. Иди-ка лучше на кросс. Пробежишь пять километров… а потом можешь идти спать.

«Ах вы… жопы, – думает про себя солдат. – Вам бы после бессонной ночи попробовать на сытый желудок пять километров пробежать, а после этого умудриться срочно уснуть, аж на целый час! Уроды убогие! «Сапоги» [6]6
  «Сапог» – недалекий офицер, окончивший лишь среднее военное училище.


[Закрыть]нечищеные!..»

Злобные ругательства в подобных случаях сыплются из меня точно так же, как и из прочих, каюсь. Однако, м-да, с нашими отцами-командирами особо не поспоришь, если только заочно, про себя. Особо строптивых и назойливых у нас любят загонять в смену по очень хитрому графику. Называется он в нашей солдатской среде «ночной гамбит». Суть его такова. Весь день солдат присутствует на занятиях, производит уход за техникой, ходит на хозяйственные работы и прочее, а в 20.00 его ставят на радиопост. В казарму он приходит в половине третьего, и до половины седьмого может поспать, то есть до того времени, пока не протрубят общий подъем. А на следующий день его снова запускают на пост с 20-ти вечера. И так дальше и дальше. Вся заковыка тут вот в чем состоит. Неугодный солдат сознательно выбивается из привычной колеи – иной раз по два месяца подряд спит всего по три часа в сутки. Я и сам через такой «гамбит» проходил, причем неоднократно. Но, вот что удивительно!

Проходит пара недель, а то и меньше, и ты так втягиваешься в этот дурацкий режим, что привыкаешь к такой жизни, как и к обычной. И когда, иной раз, удастся поспать положенную норму, то встаешь просто с чумной головой и даже одеревенением во всем теле. Оказывается, что пересып по голове бьет иной раз похуже перепоя!

* * *

Хоть мы все служим в полку Главного Разведывательного Управления, но настоящих офицеров разведки, в полной мере профессиональных «грушников», в нашем полку совершеннейший мизер. Их еле-еле хватает для того, чтобы как-то закрывать собой боевую работу на «КП». К сожалению, и наша служба проходит под их крылом лишь частично. И по возвращении со смены мы оказываемся под командой самых обычных выпускников самых обычных средних военных училищ. А среди них всякий народ случается. Бывают и ничего, а бывают и полные дуралеи.

Да, вы, впрочем, не слишком обманывайтесь, пожалуйста, когда я произношу слово «полк». Полк-то он хоть считается полком (потому что во главе его стоит полковник), но на самом деле часть наша по составу никак не больше обычного мотострелкового батальона. Да и то, с большой пребольшой натяжкой. Судите сами. Нормальный полк состоит уж как минимум из трех батальонов, каждый из которых, в свою очередь, состоит из трех рот. В каждой роте по три взвода, разбитых на три отделения. Начнем разматывать этот кроссворд как бы с конечного звена, чтобы выяснить численный состав полка. Отделение обычно состоит из семи – восьми человек. 3 отделения – это уже больше двадцати солдат. Рота, даже самая обескровленная, включает в себя никак не менее семидесяти человек. Ну а батальон и вовсе, целая куча народа. 220, а то и 250 душ. Несложно подсчитать по этой методике, что стандартный полк – не менее восьмисот вооруженных людей – сила, ну просто необоримая.

Теперь обратим взор на наше скромное воинство. Наш замечательный полк состоит всего-навсего из четырех куцых рот. Сразу поделим их общее количество примерно пополам, в строгом соответствии с принципами Библии, на чистых и нечистых. Все «чистые» собраны в первых двух ротах. Именно они и составляют как бы местную солдатскую элиту. Именно там служат все местные профессионалы радиоразведки. А третья и четвертая – эти рангом пониже будут. Третью роту мы отбрасываем сразу. Это стихийно выделившаяся из общей массы вояк хозяйственная обслуга (шоферы, и дизелисты, и электрики, и кочегары, а также хлеборез, каптеры и даже свинарь). Извините, но каждый понимает, что в работе разведчика знание устройства восьмицилиндрового двухсотсильного дизеля помогает крайне слабо. Теперь окинем беглым взглядом последнюю, четвертую роту. В ней собраны все, кто осуществляет связь полка с внешним миром. Сами понимаете, что без радиосвязи с центром и внешними подразделениями мы не полезнее дырки от бублика. В ней, в четвертой роте, собраны все наши славные «стукачи», все виртуозы азбуки Морзе. В ней же осели и просто бесподобные пеленгаторщики, о которых я сказал уже много теплых слов. Здесь же и наши трудолюбивые антеннщики, которые из последних сил поддерживают наше солидное антенное хозяйство в работоспособном состоянии. Честь им всем и хвала. Без их труда, без их ежедневного соленого пота радиоразведка жить не может, как голова без тела. Но согласитесь, в человеке все же именно голова исполняет самую главную функцию. А головы наши как раз и сосредоточены в первой и второй ротах. Таким образом, получается так, что всего-то две обычные роты стоят на страже наших дальневосточных рубежей.

– И что с того? – слышу я возмущенный голос какого-нибудь отставного подполковника. – Так ведь это же целых две боевые роты! Они-то вполне смогут прикрыть Родину-мать своим воинским искусством!

Ага, сейчас! Вот они две наши образцовые роты, взглянем на них открыто и беспристрастно. Первая, она всегда первая. При любом построении полка она занимает место на правом, самом почетном фланге. Она ближе всего к начальству, и именно их одухотворенные постоянной бессонницей лица видит полковник Карелов А.И., выходя утром из помещения штаба. И, правда, там есть на кого посмотреть. Основной костяк первой роты – сплошь молодые и здоровые парни из Москвы и Питера. Но не только здоровьем и отменной выправкой они приятны полковничьему сердцу. Есть у каждого из них свой особый талант. Начнем с того, что минимум две трети их окончили спецшколы с уклоном на изучение английского языка. Вы представляете себе радость нашего Андрея Илларионовича, когда ему, призванному постоянно бороться с распоясавшимся американским империализмом, но не знающего, как по-английски звучит «Доброе утро», и вдруг на помощь приходит этакая подмога. Сопливые новобранцы, даже не умеющие ходить строем, не знающие ни одной строевой песни, и вдруг вовсю лопочут на самом, что ни на есть ненавистном английском языке! А если их еще на годочек в полковую школу запихнуть, да ежели подковать технически как следует! Тогда уж точно, только молиться на таких парней. Вот только одна закавыка заставляет хмуриться начальственное чело. Маловато таких, как они, головастых, добирается до гористой, покрытой вулканами и непроходимыми лесами Камчатки. Лишь жалкая кучка, не дотягивающая числом и до трех десятков голов, грудью стоит на страже эфирных рубежей Страны Советов.

Вслед за ними могучими рядами выстроилась наша вторая рота. И капитан из подъячих во главе ее. Здесь, конечно, не такой хит-парад, как в первой, народ попроще выглядит. И лица наши посвоеобразнее, да и биографии повитееватее. Хотя и здесь парни в основном из европейской части СССР собраны. Есть из Москвы, есть из Загорска, а есть и из Вологды. Всякой твари, как водится, по паре. И ряды наши чуть покучнее будут. По и здесь, как говорится, бойцы через одного стоят. Ведь телетайпы чинить надо? Надо. Хорошо, что чудом попал к нам в роту мастер по ремонту пишущих машинок – Вова Широбоков. Без его волшебных молотков и длинных отверток вся эта непрерывно стрекочущая механическая орда не продержалась бы и недели. А наши мастера по ремонту бесчисленных электронных шкафов, приемников, магнитофонов, наушников и прочего имущества, забивающего половину объема нашего «КП»? И хотя они у нас не числятся в оперативниках, но тоже нужны как воздух. Так что если внимательнее начать отделять агнецов от козлищ, то и здесь основного состава едва ли наберется немного больше, нежели в первой роте.

Теперь давайте с вами прикинем чисто арифметически, сколько же полку требуется бойцов наивысшей квалификации, чтобы за заморским супостатом смотреть в оба глаза, вернее, слушать его в оба уха. Так, для обеспечения каждой смены только в нашей роте требуется шесть человек непосредственно на постах и еще один начальник из того же контингента. Итого семь бойцов. Чтобы при этом спать по восемь часов, иметь возможность привести себя в порядок, заниматься спортом, производить хозяйственные работы, писать домой треугольные письма и вообще, что называется, служить, необходимо, чтобы один штатный солдат в течение суток появлялся на «КП» только на время одной смены, то есть на шесть часов, И, следовательно, в роте нашей должно быть не менее двадцати восьми солдат основного, то есть боевого, состава.

Но не будем забывать о том, что Советская армия – это армия особого типа. Пять человек в ней приравнены к бульдозеру, а десять – уже к экскаватору. Ломи братва!!! Наряд на кухню – пожалуйста. 9 человек, становись в рядочек! Наряд в караул – будьте любезны. Построиться 15 человек перед казармой. Дорожки чистить, траву косить, забор в подшефном детском садике ладить – нет проблем, и снова нет конца и края солдатским заботам и начальственным забавам. Педантичные немцы говорят: «Война войной, а обед по расписанию». У нас, правда, эта фраза звучит немного по-иному: «Еда едой, а война по расписанию». Поэтому самое обычное дело для нас – это ходить на смены через шесть по шесть (часов, разумеется). Неудивительно, что в результате такой потогонной системы, люди вообще перестают соображать не только насчет того, какой сегодня день, но даже и какой там на дворе идет месяц.

* * *

– Смена, равняйсь! – громко звучит командный голос в распределительном коридоре Командного Пункта. – Смирно! Приказываю: заступить смене на боевое дежурство!

Сержант роняет руку от своей выгоревшей старой шапки, и строй наш мгновенно рассыпается. Все, формальности закончены, и мы направляемся к своим постам. Мой сменяемый – Вовка Ворохов нетерпеливо манит меня к себе пальцем. Я не обижаюсь. Он за свою жизнь уже дважды тонул, и голос его сорван до тонкого, едва ли не поросячьего визга. Поэтому он старается как можно меньше разговаривать и как можно больше пользоваться жестами.

– Саня, – пронзительно верещит он мне в самое ухо, стараясь перекричать грохот очнувшегося от оцепенения ближайшего телетайпа, – GWA сдохла совсем, с четырех часов поймать не могу. Манила с перебоями идет и туда и обратно. Зато Токио сегодня просто порадовало, полчаса назад принял убытие двух «Фантомов», C-130 ушел в Банкок, да и оттуда же прибытие заправщика десять минут назад было передано. Позывной у него – «Янки-95». Проследи за ним. Куда он там дальше двинет…

– Вторая смена, – слышится от двери, – на выход! Становись!

Старший сержант из «стариков», по прозвищу «Дышло», отдав команду, с отвращением на лице рывком вытаскивает свой противогаз из небольшой кучки «средств защиты органов дыхания» и навешивает его на плечо. Мне «Дышло», как человек, совершенно не нравится, поскольку нагл и спесив, но и мне понятна его ненависть к совершенно бесполезному предмету солдатского туалета.

– Ладно, – хлопает меня Ворохов по плечу, – пока. Будь!

Дробный стук каблуков, прощальный хлопок двери тамбура, все – сменное время пошло. Вначале мне необходимо попытаться найти проклятое, неведомо куда запропастившееся направление GWA (Гуам – Уэйк). Направление не особо важное, но все же оно находится на главном транзитном пути из Америки в Азию и наблюдать за ним просто необходимо. Кидаюсь к четвертому приемнику. Известные основные частоты, на которых работает эта радиостанция, записаны на справочной картонке, но я их и так знаю наизусть.

8322 кгц. Глаза и руки все делают одновременно. Левая рука с лязгом крутит ручку диапазонного барабана, правая проворачивает ручку точной настройки. Несколько секунд и я на нужной частоте. Чуть прибавляю громкость, чуть шире ставлю полосу кварцевого фильтра. Чуть вправо, чуть влево – ничего похожего! Проклятье!

12393 кгц. Стремительно щелкает барабан, молнией несутся перед глазами цифры шкалы точной настройки. Должна же она где-нибудь быть! Не может не быть ее! Нет, глухо. Шипение, посторонняя морзянка – одна туфта. Дальше, скорее!

22119 кгц. Чуть вправо, чуть влево. Где-то на самом пределе слышимости, словно из-под толстого матраца прорывается характерный звук многоканальной передачи. Одна рука заученным движением перебрасывает сигнал на стойку многоканального приема, другая сдвигает черный лопух наушника с виска на ухо. На слух характер передачи похож, но слух мне помощник пока ненадежный. Почему? А вы-то сами знаете, как звучит в наушниках многоканальная передача из затерянного в океане крошечного островка Гуам? Нет, скорее всего, вы даже не подозревали до этой минуты, что такой вид радиопередачи вообще существует. Ну что же, ничего страшного.

Позволю себе, между делом, коротенький экскурс в историю радиотехники. Практически все радио и телепередачи, с которыми обычный человек сталкивается на протяжении всей жизни, являются одноканальными. Как это определить? Да проще простого. Одна несущая частота (или волна, как говорится в простонародье) соответствует одному каналу передачи. Очень просто и понятно. Одна частота – «Маяк». Одна частота – Радио «Свобода». Одна частота – радист полярник отстукивает сводку погоды на Большую землю. Но многоканальная передача – это несколько иной способ передачи информации. Представьте себе, излучается одна частота, словно ствол дерева, а на нем гнездится много других каналов-ответвлений, по которым одновременно и независимо может передаваться самая разнообразная информация. Видите, как удобно? Платишь только за одну частоту, и ею совершенно независимо могут пользоваться сразу несколько пользователей. Как много? По-разному. Бывает, и два канала задействуют, бывает и четыре, а бывает и восемь. В зависимости от потребностей. Как же отличить эту передачу от всех остальных? Нетрудно. Вы даже сами можете проделать опыт по поиску многоканальной передачи, если у вас имеется любой радиоприемник с коротковолновым диапазоном. В тот момент, когда вы крутите ручку настройки своего приемника, то неожиданно услышите странный гудящий звук, напоминающий сильные помехи. Обычно он не привлекает вашего внимания даже на секунду. Но если бы на минуту, всего лишь на одну минуту вы оказались на моем месте, то отнеслись бы к этому досадному шуму куда как более внимательно, я бы даже сказал, благоговейно.

Я закрываю на несколько секунд глаза и плотно прижимаю наушники к голове, стараясь полностью отключиться от окружающего меня гомона. Где-то там, за тысячи километров от меня, вражеский оператор пододвигает свой стул к полированному столу и кладет пальцы на клавиатуру своего телетайпа. Щелчок тумблера, дробный стук пальцев по клавиатуре и через несколько секунд в эфир уйдет очередная, может быть, крайне важная для нас передача… А я тут вожусь, как мокрая курица! И без того еле прорывающаяся сквозь помехи частота умирает прямо на глазах, если так можно выразиться в данном случае. Выдергиваю вилку наушников из розетки и бегом несусь в «красный угол». «Красным» это место в нашем зале названо потому, что там стоит особая коммутационная стойка, к которой подведены все восемь больших ромбовидных антенн, имеющихся на вооружении нашего полка. Украшена она ярко-красными панелями (отсюда и название) и сорока восьмью латунными «коннекторами». К ним-то и подключены все без исключения радиоприемники нашего КП, как первой роты, так соответственно и второй. По идее, для каждого рабочего приемника уже давно найдена наиболее подходящая антенна. Но стабильная коммутация, то есть испытанная схема подключения, работает, к сожалению, только при стабильных метеоусловиях.

А такое состояние атмосферы в нашем регионе бывает не часто; особенно в межсезонье. Вот и сейчас, у меня назревает провальная ситуация. Мой приемник имеет номер 21, и штекер с таким номером я по очереди засовываю во все восемь свободных ячеек на пространной коммутационной панели. Разумеется, не вслепую сую, слушаю, что при этом получается. Мои наушники заранее подключены к пятиметровому удлинителю, и я контролирую результат поисков прямо с выхода звукового канала приемника. На шестой антенне полудохлая многоканалка слегка оживает, и я мигом возвращаюсь на временно покинутый пост. Руки заранее развожу в стороны, как при игре в баскетбол. Левая кисть охватывает вариатор разделителя каналов, правая ложится на тумблер включения печати. Призывно грохочет телетайп из Манилы, кто-то срочно убывает из. Бангкока, а на четвертом телетайпе заканчивается бумажный рулон. Потом, потом, все потом, не до вас. Довожу мизинцем ручку точной настройки, а указательным пальцем одновременно делаю три четверти оборота на верньере делителя каналов. То есть протягиваю первые 400 герц полосы расширения. Неудача, первый канал, прямой как стрела, мертвый. Еще 400 герц, второй канал. Тоже прямой. Еще один прямой. Еще. Вот пятый! Капли пота ручьем бегут по переносице, но смахивать их некогда, время давит! Шестой показывает обратную полярность. Ура, это точно GWA! Мой указательный палец пулей сбивает тумблер переключения полярности, и в ту же секунду краем глаза замечаю, что на контрольном экране резво побежали зигзагообразные «червячки». По одному из каналов пошла информация! Быстрее, рядовой Косарев, шустрее шевели лапами! Еще щелчок выключателем на панели разводки, самый последний и радионаправление восстановлено.

Ловлю одобрительный взгляд Дениса Мартыненко. Сегодня он наш начальник смены. Хоть Денис и призван вместе с нами, но он нам не одногодок. Имел отсрочку на два года и успел за это время не только жениться, но и завести ребенка. Образцовый отец семейства. Ротный его любит. Да и чего его не любить? Парень спокойный, положительный, полковую школу окончил почти на отлично. Досрочно присвоено звание сержанта. А теперь вот доверили руководить и сменой. И он старается, по мере сил, конечно. Ведь за потерю направления спросят прежде всего с него, а не с меня, как оператора. Дениска, конечно, тоже может на меня наехать.

Впаять за халатность пару нарядов на каторжные работы. Но толку-то что от этого? У меня и так этих нарядов штук двадцать накопилось. Однако даже один-то из них некогда отработать, не то что все двадцать. Безголовые «сапоги» (пишу с маленькой буквы, до большой они еще не доросли) лучше бы помогли скостить эти дурацкие наряды, чем стоять над душой и грозить очередными карами. Или они думают, что от этого мы будем лучше работать? Думать – это наша работа, мы для этого здесь и поставлены. А их работа состоит в том, чтобы нами командовать. Впрочем, я, кажется, опять отвлекся от основной темы. Виноват, исправлюсь.

Кажется, лишь на секунду уехали в сторону мои мысли, а на посту уже воцарился полный раздрай. В четвертом телетайпе кончилась-таки бумага. Затухла далекая и загадочная уже одним своим названием Манила. Настроенный на нее телетайп безжизненно задергался, спорадически выплевывая хаотический набор букв и цифр. Вскидываю к глазам часы. Швейцарские, между прочим, «Омега», а не хухры-мухры. Хоть и старенькие, послевоенные, а время держат классно. Ага, к одиннадцати уже. Значит, близится ночь и основные радиостанции тихоокеанского региона начинают переход на ночные частоты. Глаз да глаз нужен во время этого неуловимого перехода. В смысле ухо да ухо. Штекер от оставшегося без телетайпа канала втыкаю на резервный пятый аппарат, который всегда должен быть заправлен и готов к работе. Теперь надо действовать быстро, как карточному шулеру. Бумажную трубку из ящика хвать, щечки бумагодержателя требуется пальцами другой руки развести, заклейку ногтем содрать, рулон вставить на место, каретку печатающую приподнять, хвост бумажный под нее протянуть, каретку толкнуть назад и штекер обратно переставить. Тра-та-та, пошла бумажная руда. У-фф, уф, уф. Осматриваю поле битвы. Пора собирать урожай. Вон и Денис поднялся со своего места, одергивает гимнастерку, прихорашивается, к оперативному сейчас пойдет. Поспешно рву с телетайпов заполненные «портянки», складываю их торопливо в аккуратные кучки на свободном конце стола. Заранее, еще в казарме отточенный карандаш, который парился у меня все это время за правым ухом, немедленно бросается в бой. Так сказать завершающий штрих. Сверху каждой бумажной «портянки» в левом углу четко и крупно пишу интервал, в течение которого на том или ином направлении не было слышимости. Взглянет оперативный офицер на эту мою приписку и тут же увидит, что почти на полтора часа напрочь выскочила информация на одном из основных подотчетных направлений. Нахмурится он, красным карандашом чиркнет в своем боевом журнале, стукнет им досадливо и на начальника нашего взглянет недобро. Полтора часа оно вроде как и не много, но не здесь, не в разведке. Это когда в кинотеатре сидишь, то время сходное по продолжительности со стандартным советским фильмом пролетает просто незаметно. А на поднадзорной территории за полтора-то часа ох как много чего случиться может. Обычное звено штурмовиков, взлетев с какого-нибудь заштатного аэродромчика вблизи Лусона, может быть, уже в данную минуту вовсю бомбит промышленный район Ханоя, а мы даже и не знаем о том, что они взлетели! Раз не знаем, что взлетели, то и не смотрим, куда летят. Раз не смотрим, куда летят, то и никогда не узнаем заранее, когда и где ударят. И это значит, что не успеют укрыться в бомбоубежищах люди, не успеют зарядить пушки зенитчики, не смогут рассосредоточиться по тропическим зарослям боевые части на марше. Просто мороз по коже продирает, как представишь себе весь этот ужас. Горы трупов, море крови! Вот что такое полтора часа плохой слышимости! В обиходе между собой мы такое атмосферное явление называем «непроходом». Звучит несколько неблагозвучно, но зато точно выражает самую суть.

Некоторое время назад одному очень умному парню из первой роты пришла в голову интересная идея.

– Не связаны ли длительные периоды столь досадного явления с возникновением или продвижением тропических циклонов? – подумал он. – Вероятно, громадная масса наэлектризованных водяных паров, проносясь вблизи передающих радиостанций, каким-то образом нарушает условия распространения радиоволн?

Но как проверить столь революционную идею? Мы, при всей своей оснащенности, никоим образом не могли в тот момент узнать состояние погоды в Индокитае или вблизи Гонолулу. Во-первых, нам категорически запрещалось слушать гражданское радио. Любое гражданское радио нельзя прослушивать свыше тридцати секунд. Ни советское радио, ни американское, ни чье-либо иное. Во-вторых, полк ОСНАЗ не входит в перечень тех военных объектов, которым Госкомгидромет обязан поставлять предварительные прогнозы погоды по всему миру. Да и было бы очень подозрительно, если бы какие-то занюханные камчатские связисты регулярно получали сводки, положенные лишь летчикам перед вылетом или, например, морякам в походе. И, в-третьих, к нашему стыду, в полку не было ни одного фототелеграфа, который запросто мог бы принимать метеокарты, которые в изобилии распространялись в то время едва ли не десятком гражданских радиостанций. Парень тот светлоголовый недавно ушел в запас, но о догадке его интересной я помню и при случае постараюсь дать ей ход.

Время незаметно приблизилось к часу ночи. В зале ощутимо спадает напряжение непрерывной гонки за чужими секретами. Постепенно затихают телетайпы, и в зале становится несколько тише. Слышимость в это время на всех направлениях просто идеальная, да вот только не передает никто ничего. На холостом ходу гудят разогревшиеся за день электромоторы, свистят встроенные в стойки вентиляторы, душно. Вытираю со лба пот и иду к бачку с водой. В этом вопросе на КП все сделано как положено, все строго по Уставу. Вода кипяченая, кружка железная, цепь ее держит стальная, несокрушимая. Делаю первый глоток: фу, гадость застойная!

Возвращаюсь обратно и тяжело плюхаюсь на табуретку. Устал как собака. Ноги после очередного сумасшедшего дня уже не держат, да и спать очень уж хочется. Прикорнуть бы хоть на полчасика, да, как на грех, пост мой как раз напротив ясных очей нашего сменного начальника. Он хоть парень и свойский, но сами понимаете, дружба дружбой, а служба службой. Слегка отворачиваюсь в сторону и вроде бы как в задумчивости подпираю голову рукой. На несколько минут можно смежить свинцовые от усталости веки. Голова моя непроизвольно свешивается на грудь и тишина-а-а-а-а словно пушистое домашнее одеяло укутывает мою голову. Кажется, она будет длиться вечно. Блаженная, расслабляющая теплота медленно поднимается от запревших в сапогах ног и неспешно движется к давным-давно опустевшему животу.

Ах, черт, зачем я вспомнил про живот! Как некстати-то. Ведь в нагрудном кармане у меня лежит бережно завернутый в осьмушку газеты пряник. Я мгновенно просыпаюсь и непроизвольно сглатываю голодную слюну. Пряник жалко тратить просто так. Гораздо выгоднее съесть его с чаем, в столовой, но где она, эта столовая, где он тот чай? Рука сама тянется в нагрудный карман, и вот уже мои пальцы нащупывают вожделенный глазурованный кругляш. Теперь моя главная задача состоит в том, чтобы вытащить и сожрать его как можно незаметнее, поскольку кроме меня в зале еще несколько голодных ртов. Делая вид, что просматриваю припрятанную статейку, я ловко перекидываю пряник в левую руку и, прикрывая его от посторонних взглядов куском газеты, впиваюсь в него зубами. Поскольку кусок газеты оказывается перед моими глазами, я, естественно, прочитываю первую же попавшуюся на глаза строчку: «Рабочие завода «Уралмаш» на митинге, посвященном солидарности с вьетнамским народом… Председатель профкома предложил однодневный заработок… янки гоу хом… одобряем политику партии… не допустим…»