Текст книги "Коротко о жизни (СИ)"

Автор книги: Александр Грарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

   В первую очередь Виктор Ермаков стал обучать меня взаимоотношению с людьми, знакомить со всеми. Он привел меня на усреднение, обнял упирающуюся красивую женщину и сказал мне примерно следующее:

   – Аркадий! Василий Иванович Чапаев был мудрый человек, он не раз говорил, что всех женщин в мире поиметь нельзя, но стремиться к этому надо!

   Чмокнув в щеку, не успевшую отстраниться женщину, он резво отскочил в сторону и помчался от нее, так как она уже размахивала железным крюком.

   – Вот нахал! – говорила она, краснея на глазах, как молодая девочка.

   Много позже эта женщина – Люся Третьякова – уже будучи на пенсии, приезжала в Ефремов со своей родины, выглядела не как раньше эффектной красавицей, а очень худой, плакала, что не смогла нормально устроиться в жизни, что у нее – онкологическое заболевание. Я понял этот приезд, как прощание с людьми, которых она знала, с которыми много работала. Через короткое время мы узнали о ее смерти.

   Жизнь и смерть переплетены в этом мире, без жизни не было бы смерти, никому ее не избежать. Когда умирают незнакомые люди, на это обычно внимания мы не обращаем. А вот когда умирают те, с кем много лет знался, работал, встречал праздники, рядом жил – в такие дни ходишь сам не свой, очень переживаешь. Чем старше становишься, тем чаще думаешь: 'А ведь скоро и твоя очередь!'

   Таких женщин, как Третьякова, было много в цехах нового производства. Они откликнулись на призыв о комсомольской ударной стройке, приехав с самых разных мест.

   Заместителем начальника цеха по технологии был у нас Марков Борис Александрович. В 1965 году ему было 27 лет, он ходил важный и писал длинные путанные распоряжения неразборчивым почерком. Над ним подтрунивали за глаза, аппаратчик полимеризации центрального пульта управления Валентина Малышева первой при мне дала ему прозвище Маркиз, так за ним и осталось на всю жизнь. Со временем он защитил кандидатскую диссертацию.

   Секретарем комсомольской организации цеха был слесарь-ремонтник Александр Изотов. Он вел боксерский кружок в выходные, заочно учился в Московском институте и подменял мастера по ремонту. В тот далекий год цех только сформировался и молодежь была сплошняком – почти половина, комсомольская организация была самая большая на заводе из технологических цехов. При моем появлении Изотов сразу стал нащупывать почву для освобождения от своей обузы, что в дальнейшем ему и удалось. Уже на следующих выборах 'комсомольским вожаком' стал уже я...

   Сейчас, по прошествии стольких лет, многое кажется наивным. Но ведь все это было и было именно с нами, в наше время. Приходилось много его тратить на организацию собраний, заседаний бюро, воспитывать 'нерадивых' комсомольцев, организовывать вечера, посещать общезаводские комсомольские мероприятия. Хотя сейчас я откровенно скажу, что все это было искусственным сооружением, без которого малыми силами, малыми затратами люди могли бы добиться того же. 'Не дави на меня морально, лучше помоги материально!' – эту формулу однажды я услышал от девчонки, которую пытался воспитывать – кажется, она была в прогульщиках и по общественной линии мне пришлось этим заняться. Денег у комсомола не было, у меня лично тоже тогда не было – мать сильно болела – поэтому никакого интереса прогульщица ко мне не проявила, хотя немного нравилась.

   Главными специалистами, а по-другому – аппаратчиками полимеризации – в смене 'Б' в 1965 году были Виктор Кутепов и Михаил Иванович Демкин. Кутепов был старше меня на четыре года, он сразу отвел меня в рядом расположенную цеховую лабораторию, в которой делали химические анализы получаемого каучука и применяемых для полимеризации каталитических растворов.

   – Аркадий! – сказал он. – Ты, главное, не теряйся. Смотри сколько девчонок! Все молодые, красивые. Пойдем, я тебя с Маринкой познакомлю. Егорова ее фамилия. Мы с ней подружились, в кино ходим. И ты себе девчонку найди.

   Действительно, в лаборатории тогда были на редкость молодые симпатичные и красивые девчата, особенно привлекательными они выглядели в своих белоснежных халатах. А Маринка Егорова чуть ли не в тот же год стала Маринкой Кутеповой. На свадьбе мне у них погулять не удалось, но был я за них очень рад.

   В августе того же года большая группа работников завода сдавала экзамены на заочный факультет Новомосковского филиала МХТИ им. Менделеева. Нас было около двухсот человек. Завод расширялся и решили подковать кадры, так сказать, до высшей кондиции. К нам в заводской клуб 'Химик' привозили на автобусе всех преподавателей на каждый экзамен по направлениям. Я жил рядом с клубом, в ста метрах. Но на первый же экзамен умудрился проспать. Это было так нелепо, что когда я проснулся и понял, что проспал, то был в шоке, наверное, с полчаса. Дома в тот день никого не было, а будильник не прозвенел. Мне сразу грозил весенний призыв в армию, а после двухлетней отбывки захочется ли учиться? Сейчас у меня было желание учиться, да и ситуация позволяла: был холост, работа не такая уж тяжелая, знания после техникума – свежие.

   Прибежал я в клуб около одиннадцати часов, но все уже было закончено, меня встретили недоуменно. Один из преподавателей подал мне хорошую мысль:

   – Попробуйте связаться с деканатом, позвоните им с почты, телефон я вам дам. Послезавтра приезжают принимать химию на другой поток, может быть, вам и разрешат сдавать с ними. Правда, вам придется сдавать сразу два экзамена!

   Конечно, я не сообщил в деканат о том, что попросту проспал. Они бы со мной, наверное, и разговаривать не стали. Созвонился я с институтом, убедил их, что не смог по воле случая своевременно вернуться из командировки – я не любитель врать, но для пользы дела пришлось отступиться от принципа! И мне разрешили сдавать экзамены. Дальше прошло все замечательно, я поступил. Нужно отметить, что не поступило очень мало сдававших экзамены ефремовцев. К тому же слабых мы же и подтягивали. Мне много позже двое парней напоминали, что я им на математике, на химии подсказал удачно, но хоть убейте, ни об одном случае память не сохранилась, все это было, видимо, автоматически, как у всех студентов мира.

   В начале сентября нас на трех автобусах отвезли в Новомосковск, прочитали нам вступительные лекции, раздали методические указания и мы, вернувшись к своей работе, начали учиться заочно. Вот здесь-то я и вспоминал с благодарностью моих преподавателей из химтехникума, которые обучили нас в достаточном объеме тем предметам, которые углубленно пришлось изучать в институте, но уже самостоятельно. Я своевременно делал контрольные и получал ученические отпуска для экзаменационных сессий.

   Новое производство между тем потихоньку начинало увеличивать выпуск продукции. Подачи на батарею были уже до кубометра дивинила в час, пробовали пускать две полимеризационные батареи одновременно. Всего у нас было смонтировано четыре полимеризационные батареи по тринадцать полимеризаторов в технологической схеме. Жизнь показала ошибочность теоретических расчетов и со временем из этих четырех батарей сделали восемь батарей – по шесть и семь полимеризаторов в каждой батарее. Благодаря разработкам заводских исследователей из центральной заводской лаборатории совместно с цеховыми специалистами были найдены различные схемы подачи катализаторов и шихты: в два, в три потока. Была произведена замена насосного оборудования на подаче катализаторов, антиоксиданта. Конечно, все это делалось не быстро, внедрялось все постепенно. Но цех становился все более продуктивным. Управление процессом перевели с центрального пульта управления, расположенного под крышей отделения, на нулевую отметку, и аппаратчики полимеризации находились теперь у приборов – регистраторов температуры по аппаратам, сами меняли дозировки катализаторов. Этим добились резкого снижение выпуска некондиционного каучука.

   Одним из самых ярких людей на полимеризации мы считали Демкина Михаила Ивановича. Родился он в далеком 1922 году, воевал на фронте в Великую отечественную войну и у него была своеобразная контузия в голову: когда он волновался, нервничал, или был под хмельком, голова у него подергивалась и правый глаз подслеповато помаргивал. А нужно прямо признать, что в нашем цехе было что выпить. Тепло, выделяющееся при полимеризации, снимали с помощью циркулирующего в рубашках аппаратов рассола, состоящего из водно-спиртовой смеси. Ребята в сменах специально готовили выпивку из рассола, отпаривая острым паром неприятный запах. Доходило до того, что не принимали смену, если не передавалось по смене ведро отпаренного рассола. Крепость его, видимо, была небольшая, поэтому пили помногу. К счастью, ни разу не пробовал эту гадость и ничего не могу добавить о ее вкусовых качествах.

   Начальники отделений вели вялую борьбу с подобным рассоловарением, инициировали увольнение попавшихся на приготовлении. Но помогло только самое радикальное средство – через несколько лет перешли на другой рассол – водный раствор хлористого кальция.

   Демкин тоже старался не пропустить возможность даровой выпивки, но все-таки знал меру, и пьяным мы его из завода не выводили. Он был очень впечатлительный человек и очень веселый. Как у всех, у него были свои недостатки. Он мог заслушаться интересного разговора и забыть что-то сделать, порученное ему старшим мастером. Мог приврать что-нибудь для смеха или пользы дела. А мог молча ходить около своей батареи и ни с кем не разговаривать. Однажды его ребята окликнули, когда он уже открыл прием трансформаторного масла в лубрикатор, позвали. Он отмахнулся – не видите, мол, что делаю? Его настойчиво позвали еще раз, показав издали, что всего на секунду. Он нехотя подошел, то и дело оглядываясь на лубрикатор, который мог переполниться.

   – Михаил Иванович! – начал тот, кто хотел разыграть Демкина. – Здесь у нас спор возник. Я вот говорю, что ты по-другому все рассказывал.

   – А что рассказывал? – сразу заинтересовался Демкин. – О чем речь-то?

   Шутник и завел его на любимую стезю:

   – Да вот после войны ты приехал в Ефремов, город был голодный, а ты был с фронтовым пайком. Помнишь?

   – Ну?

   – Вот те и ну! Та баба, с которой в роще договорился встретиться, ведь из-за пайка пришла? Было дело?

   – Было... – мечтательно сказал Михаил Иванович, вспоминая молодые годы. Было понятно, что про лубрикатор и открытое для его наполнения масло он уже полностью забыл. – Помню, есть она очень хотела. Я ее накормил, спирта выпили.

   – А дальше?

   – А что дальше? Когда до дела дошло, она разделась, улеглась здесь же у березок. А я что-то захмелел, мужики, смотрю через хмель на нее, в глазах двоится. Требует с меня, давай, мол, быстрее... С голодухи ее что ли так быстро разобрало, не знаю. Только не скрою – заробел я немного и березками, березками от нее сбежал! Потом весь год старался ей на глаза не попадаться. Такой вот казус у меня вышел. Врать не буду...

   Он отошел от ребят и присел у приборов своей батареи, видимо, подобных воспоминаний в голове бывшего фронтовика накопилось достаточно. А когда Демкину пришла пора смену сдавать, и он задумчиво пошел обходить рабочее место, то все увидели его бегущим во всю прыть с криком:

   – Какая зараза масло в лубрикатор мне открыла. Там теперь озеро налилось?!

   Мне рассказывали про розыгрыш, который устроил Демкину в смене 'В' Василий Иванович Малютин. Обычно между сменами всегда было определенное соперничество. Это во всех цехах наблюдается, не только в цехе ДК 1-2. Как-то Демкин попал в смену 'В', то ли смену кому-то задолжал, то ли его вызвали из-за чьей-то болезни. И Малютин – тоже один из старых работников цеха – принес Демкину обычный технический манометр со вскрытым корпусом и спросил:

   – Михал Иваныч! Спорим, что у тебя кишка тонка надуть пару атмосфер?

   Это был смертельный вызов. Демкин не терпел, когда кто-то в его способностях сомневался, он сразу весь подобрался:

   – А ты надуешь?

   – А то!..

   Малютин набрал воздуха в легкие и дунул в штуцер манометра, причем мизинцем отогнул пружину. Манометр показал почти четыре атмосферы! Демкин чуть не подпрыгнул от изумления, он вытаращил глаза:

   – Ну и ну! Дай я!

   Малютин отдал манометр, а Демкин не обратил внимания, на комплектность манометра и стал изо всех сил дуть в штуцер, но стрелка, конечно, даже не шевельнулась. В подобных случаях Демкин только разъяривался, горячился. Он дул так сильно, что покраснел, затем посинел. Потом говорит:

   – Ну-ка еще попробуй!

   Малютин повторил фокус и опять стрелка ушла почти за три атмосферы. И вновь Демкин дул, затем сдался, хотя нелегко это далось. Ведь у него четкое было отношение к молодежи (хотя Малютин был моложе только лет на шесть). А когда узнал, что его дурачили, то долго изучал устройство манометров и пытался на других применить ту же шутку, но не вышло, все уже были к этому готовы.

   Он был совсем невысокого роста, нос – картошкой. Очень любил эротические, матерные анекдоты, просто заслушивался их, а потом заразительно смеялся вместе со всеми. В начале восьмидесятых годов, уже находясь на пенсии, он долго болел и умер от старых военных ран. Когда мы встречались с работниками цеха тех лет, первым делом вспоминали именно Демкина – грустного, веселого, задумчивого... Может, он и не всегда мог откликнуться на призыв о помощи, но его непосредственность, постоянное трудолюбие снискало к нему уважение, и мы всегда жалеем о том, что он умер таким еще в общем-то молодым. Ведь шестьдесят лет – это не возраст для таких людей!

   Шестидесятые годы – самый расцвет футбола в СССР. Был развит детский, подростковый футбол, работали футбольные секции. Такие клубы, как 'Спартак', 'Динамо' (Московское, Киевское, Тбилиское), ЦСКА – играли в высокотехничный футбол, собирая полные стадионы болельщиков. Сборная страны, выиграв Олимпиаду 1956 года, почти в том же составе завладела Кубком Европы в 1960-м. Яшин, Понедельник, Иванов, Нетто... В цехе тоже было много любителей футбола. Бывало, прямо на смене при спокойной работе играли в футбол набитой ветошью рукавицей или банкой от респиратора. Банка искрила нещадно, но ни начальник смены, ни пожарники не запрещали нам нарушать технику безопасности, даже иногда сами присоединялись к нам. Как раз у нас в смене появился отличный футболист. Нам дали нового аппаратчика – усатого Тихона Рязанова. В двадцать семь лет он пришел на полимеризацию ко мне стажером, я его всему научил, и он был на очень хорошем счету в цехе. Мы очень к нему привязались и всегда спорили с начальством, если Тихона временно переводили в другую смену. Любили его за честность, трудолюбие, искреннее желание помочь любому на смене. Позже он был членом партийного комитета завода. В середине семидесятых годов его не стало, он утонул на туристической базе, утонул совершенно по-глупому – захотелось искупаться вечерком в одиночестве, да еще нетрезвому.

   Тогда разыгрывались первенства завода по футболу среди цехов по разным видам спорта: по легкой атлетике, пулевой стрельбе, волейболу, футболу, русскому хоккею, по лыжным гонкам, шашкам и шахматам. Меня тоже втягивали в цеховые команды.

   В футбольной команде цеха ДК 1-2 меня поставили на ворота, иногда только давали возможность поиграть защитником, если появлялся вратарь получше. Хорошо играли за цех тогда Викторы Кутепов и Афонин, Тихон Рязанов, Марков Петр. Наша команда даже однажды выиграла кубок города среди трудовых коллективов предприятий.

   Первое мое поручение от комсомола в новой организации, как только я пришел в цех, было шефство над школой. Меня и еще троих девчонок направили пионервожатыми в школу ?8 на микрорайон. Мне пришлось идти одному, потому что у девчонок были молодые мужья, и чихать они хотели на этих пионеров. Меня коробило от такого отношения к комсомольским обязанностям, другие относились спокойно. Кажется, девчонкам объявили выговор с занесением в комсомольскую карточку. Они, наверное, от выговора до сих пор от страха трясутся! А я всегда старался выполнять все поручения и очень неприятно мне было, если что-то не получалось, если меня начинали ругать по общественной и производственной линиям. Поручили идти в школу – я и пошел однажды после работы. Приняли меня там очень хорошо. Преподаватели – тоже молодые девчонки, может, всего на два-три года меня старше, – старались познакомиться, подружиться. Мне показали мой класс, где я должен был быть вожатым, а поскольку близился Новый 1966 год и рутинная работа новым знакомым, видимо, надоела, они собрали по паре рублей, с меня взяли и купили спиртного в ближайшем магазине. Мы продолжили знакомство в учительской. Они узнали, где я работаю, с кем, что читаю, попросили любимые книжки дать почитать. Я слышал их разговоры друг с другом. Для меня приоткрывался иной мир. И хотя я в итоге не сблизился ни с кем из учителей, на всю жизнь осталось это все в памяти. Мне показалось, что я понял их работу, проникся их духом. Это же очень сложно – научить молодого человека, мальчика или девочку, найти себя в жизни, не дать потеряться, как модно сейчас говорить. Иногда я подумывал о том, чтобы перейти работать учителем, быть таким же строгим, но чрезвычайно справедливым, как герой Вячеслава Тихонова в фильме 'Доживем до понедельника'.

   При первой же встрече с закрепленным классом мне удалось заинтересовать их игрой в хоккей. Одно дело выйти молодому парню на школьную залитую льдом площадку и одному постучать клюшкой и шайбой о бортик. И совсем другое дело собраться всем классом, разделиться на две команды и сыграть настоящую игру на время. И чтобы кто-то старший справедливо судил такую игру. И чтобы свои девчонки с восторгом болели на этой игре. Ребята были очень довольны моим шефством, но оно оказалось довольно коротким. Мне кроме комсомольских поручений необходимо было готовиться к сессии, сдавать контрольные работы, ездить в Новомосковск сдавать экзамены. Ведь не всегда удавалось сдать все вовремя. Так курсовой проект по 'Деталям машин' мне пришлось готовить два года, я вначале не очень понимал, как за него взяться. Там нужно было рассчитать и начертить настоящий шестеренчатый редуктор. Слава богу, что из-за задержки с курсовым мне не уменьшили ученический отпуск, а могли вообще его лишить и пришлось бы заниматься в институте в свое личное время, отпросившись с работы за свой счет. Но время шло, и учеба постепенно становилась как бы естественным нашим занятием и мало тяготила. Мы уже находили разные возможности. Так однажды, накопив, задолженностей, я смог за одну поездку в один день сдать сразу три важных экзамена. У меня остался день в запасе, и я решил посетить своих техникумовских однокурсников – Цветкова и Фомичева – в поселке Шварцевский.

   Для этого пришлось на пригородном поезде добраться до незнакомого полустанка и пешком идти в поселок. Я нашел многоэтажное общежитие, где жили работники комбината, узнал номера комнат и начал искать своих бывших товарищей по учебе. Нашел только Цветкова, он сидел у окна и, по обыкновению, читал книжку. Получается, не изменил своему любимому занятию. Фомичева не было, он уехал домой к родителям. Виталий развеселился, увидев меня, он не ожидал, что в такую глушь кто-то из своих заберется. Он показал, как они устроились и живут, по этажам нам встречались незнакомые ребята и девчата, рабочий день сегодня закончился. Затем с Цветковым мы сходили на искусственное водохранилище, расположенное неподалеку, оно показалось мне очень огромным. Виталий сообщил, что при желании они все здесь могут купаться. Мы посидели на пустынном берегу и вернулись в поселок. Больше времени у меня не было, я мог опоздать на пригородный поезд до дома, поэтому Виталий проводил меня до станции. Годом позже мне удалось вновь посетить поселок Шварцевский и повидаться с нашими парнями и даже девчатами. Через несколько лет там произошли изменения. Виталий женился, и неожиданно молодая пара уехала работать по объявлению на атомную электростанцию в Смоленскую область, то есть они фактически сменили профессию. Много позже этих событий Фомичев приезжал по рабочим делам на наш завод, он уже возглавлял конструкторский отдел комбината. После развала Советского Союза на Шварцевском комбинате начался приватизационный процесс, Фомичев работал какое-то время исполняющим обязанности главного инженера, и в один прекрасный день у него внезапно остановилось сердце. Забыть Николая очень сложно, он как живой стоит перед глазами со своей иронической ухмылкой, вечно спокойный и уверенный в себе человек. Много раз вспоминал, что надо бы побывать в селе Поддолгое, откуда он родом, встретиться с его родными – если кто-нибудь остался. Раньше бывать в тех местах мне не приходилось. И лишь в 2019 году с женой попытался осенью добраться, однако встретиться ни с кем не удалось, село показалось нам полузаброшенным, заросшим высокой травой и деревьями. На окраине встретились целые дома, но людей мы не увидели. Было уже поздно и довольно сыро после дождя, улочка в селе из-за сорняков показалась слишком узкой, к тому же она было не мощеной. Побоявшись застрять, отложили разведку на следующий раз.

   Большое количество молодежи в нашем цехе не могло остаться в стороне от всяких увеселительных мероприятий. То было время, когда КВН радовал всех зрителей телевидения, и почти во всех городах готовили свои встречи команд веселых и находчивых. Наш завод исключением не был. В больших цехах обязательно была команда самых-самых находчивых, может, и не самых веселых, как на центральном телевидении, но нужно было видеть, сколько человек старалось попасть на наши встречи. Хорошо, что вход ограничивался пригласительными билетами, а то бы зрительный зал всех не вместил. Болели за свои команды, игры проводились по всем правилам: выход в четвертьфинал, в полуфинал и борьба в финале не на жизнь, а на смерть! Ведущими игры были работники завода Евгений Софронов и Галина Бондюгина.

  Из дневниковых записей (рассказ о мучениях с выходом):

   На заседании цеховой команды КВН вопрос был поставлен прямо:

   – Кто готовит выход с приветствием?

   Конечно, все стали осторожно отворачиваться, стараясь не навлечь на себя беду. Это большая ответственность – приготовить выход. Сами понимаете, для того, чтобы понравиться зрителям и жюри, нужен самый оригинальный выход. А где ее взять – оригинальность? Пираты выходили? Выходили. Чарли Чаплины выходили? Выходили. Матрешки выходили? Было где-то. Так можно все перебрать и ничего не придумать.

   Саша Изотов, наш комсорг, сказал:

   – Давайте сделаем так. Я беру на себя самодеятельность, а ты, Аркаша, займешься выходом. Чтобы, значит, не распыляться.

   Распыляться, конечно, не хотелось, поэтому большинством голосов такое решение утвердили. Сначала я сделал робкую попытку сослаться на учебу. Не помогло. Тогда стал напрашиваться, чтобы меня освободили от работы минимум на две недели. Отказали и в этом.

   Вот здесь и начались мои мучения. Я стал проводить все свободное время за письменным столом. Сначала в голову вообще ничего не приходило. Я метался от одной мысли к другой, гонялся за двумя сразу, но первые проблески наступили где-то через неделю. Пришла интересная мысль: а что если позаимствовать что-нибудь из сказок? Изотов предложил однажды ввести в выход Бабу Ягу. Я вначале обрадовался и посоветовал ему самому эту роль и сыграть. Представляете: старенькая Яга с бицепсами нашего комсорга-боксера! В принципе Саша даже был не против, но сомнение том, что он толково справится с этим делом, привело меня к мысли от Бабы Яги отказаться. Тем более, что ей нужно на метле летать. Метла, конечно, найдется, цех наш – богатый, но вот полетишь ли на ней? Лично мне такое ни разу не удавалось.

   Образы героев народных сказок взволновали мою юную душу, и вскоре я стал обдумывать выход трех троиц: первая – три богатыря, вторая – Вицин, Моргунов, Никулин, третья – ярославские ребята. Это наверняка ошарашило бы публику. Представляете: грусть и трезвость богатырей рядом с Вициным и Никулиным. Замечательно! Но была и здесь загвоздка. Из оставшихся двух членов команды никак нельзя было сколотить еще одну тройку. Я и так, и эдак – не получается. Одну девушку еще можно было выпустить в качестве кавказской пленницы, а вторую – разве лишь в качестве балалайки для ярославских ребят. Но сами понимаете, какая из девушки может получиться балалайка? Горе одно. А арфу вроде бы неудобно. Вот и думай.

   Решил я обратиться за помощью к профессионалам. Написал кое-кому письма. Миронова отказалась сразу: – Без Минакера, говорит, выступать не буду!

   Рина Зеленая тоже во втором письме закапризничала. Только Стефания Гродзеньска из Польши дала согласительную телеграмму: 'Высылайте командировочные'. А где я столько денег возьму? Пришлось и от ее услуг сразу отказаться.

   Выхода опять не было.

   Космический – поздно придумывать, так как одну ракету нужно полмесяца клепать, а времени – в обрез. Гномами выйти не решились, подумают, что обманываем: уж больно рослые у нас ребята. Что делать?

   Собираю нашу кодлу на совет. Так, говорю, и так. Где выход из создавшегося положения? И вдруг кто-то из присутствующих орет:

   – Выход найден!

   – Голубчик! – бросаюсь к нему, слишком поздно вспоминая, что ум хорошо, а два лучше. – Родимый! Спас меня!

   А он бойко:

   – Выйдем все снегурочками!

   – И Дедами Морозами?

   – Нет, только снегурочками.

   – Было! – сказал кто-то.

   – А если в буденовках? Ведь День Армии скоро.

   – Э, тогда уже День женщин будет. Некрасиво получится.

   – А..., а если в противогазах?

   – Что-о?!

   – В противогазах. Ну эти... с фильтрующими коробками марки 'А' или 'М'.

   – А почему в противогазах?

   – Так ведь смешно будет. И ново.

   Все подумали и согласились, что действительно будет ново и смешно. Цех у нас – сплошная химия, вредных веществ в оборудовании перерабатывается много, поэтому с противогазами мы не только знакомы, иногда без них и работу вести не можем. И мы посчитали, что болельщикам и судьям идея понравится. На этом и остановились.

   Теперь вам ясно, что такое выход и как трудно его искать?

   Говорят, в комитете комсомола снова затевают встречи КВН между цехами. Опять придется выход готовить. Уйду-ка я пока в отпуск ученический, а там очередной скоро. Глядишь – и проскочу! (27.06.1968 г.).

  Глава третья

   Несколько лет выступлений нашей команды КВН в почти постоянном составе в итоге привели к тому, что партийный комитет завода просил нас выступить с любыми на наш вкус номерами в подшефных совхозах и колхозах. Сейчас такое вряд ли возможно, а тогда выделяли автобус, и мы приезжали в какую-то сельскую глушь, там был уже готов свой небольшой Дом Культуры или совхозный кинотеатр, причем забитый зрителями до отказа. И нас, как знаменитых артистов внимательно слушали, аплодировали и просили приехать еще.

   Завод осуществлял помощь селу механизаторами, там были наши трактористы, комбайнеры, а осенью в выходные дни сменным работникам приходилось обрабатывать и грузить сахарную свеклу для вывозки на приемные пункты. А сколько картофеля с полей убрали! Со временем, когда появилось много соответствующей техники, предприятия перестали закреплять за селом. Сейчас такое и представить нашей молодежи невозможно.

  Из дневниковых записей (картинка тех лет почти натуральная):

   Заместитель директора Брыксин, отвечающий за шефство, пригласил на заседание парткома тех начальников цехов, которые не справлялись с шефской помощью в закрепленных хозяйствах, и стращает примерно так:

   – Вы совсем перестали уделять время селу! Гнать вас из партии надо!!!

   Секретарь парткома одобряюще кивает головой. Но молчит. Он же понимает, что завод не селом единым живет, ему промышленную продукцию выпускать надо. С другой стороны, в горкоме партии с ним самим разговор будет такой, что мало не покажется.

   – Вот ты, Петрович, – продолжает Брыксин, обращаясь к одному из начальников цехов, – почему своих в совхоз не послал? Хотя бы Иванова. Или Сидорову...

   – Это какой Иванов? – встрепенулся Иван Петрович Голиков. – Борис что ли? Но он же два года как помер, Евгений Иванович! А Сидорова в прошлом году на обрезке свеклы забеременела. А сейчас уперлась и ни в какую не хочет ехать на прополку. Вы что, говорит, мне через две недели рожать!

   В конце 1967 года мне за активную работу в комитете комсомола и на посту неосвобожденного секретаря комсомольской организации цеха предложили путевку в Италию. Конечно, я согласился, но в этой путевке Тульский Обком комсомола позже отказал. Видимо, кто-то более важный в Обкоме завладел ею. Путевка была комбинированная: Рим – Египет. Кто не мечтал в то время посмотреть пирамиды фараонов и Вечный город Рим? Особенно в молодые годы...

   Секретарем комитета комсомола на нашем заводе тогда был Владимир Юрасов. Он меня успокоил:

   – Не вешай нос! Не дали в Рим, дадут еще что-нибудь интересное. Я с ними поговорю.

   Ту путевку заменили на тур по Швейцарии. Мне пришлось пройти собеседование с сотрудником КГБ Гель Ивановичем Кулаковым. Он меня ласково предупредил, чтобы все подозрительное о товарищах я ему потом рассказал.

   В апреле я оформил отпуск и поехал с путевкой в Москву. Нас поселили в гостинице 'Юность', невдалеке от стадиона в Лужниках. Группа была у нас из разных точек необъятной страны: пять – молдаван, пятеро – с Тульской области, пятеро – из Грузии, пятеро – москвичи, пятеро – с Украины. Проживал в одном номере с двумя молдаванами, один был моим тезкой – Аркадий Дикусар. И возраст у него был тот же. Все в группе имели какое-то отношение к комсомолу. Например, старший группы Лева Славин работал в аппарате столичного Обкома комсомола.

   Пока проверяли наши документы, оформляли визы – мы ходили по Москве, заходили в валютный магазин 'Березка', где сказали милиционеру на входе, что валюты у нас нет, но скоро появится. Комсомольский международный туризм тогда шел по линии 'Спутника'. Контора располагалась невдалеке от открытого бассейна 'Москва'. Мы довольно часто подходили к бассейну и с удовольствием взирали на купальщиков, которые барахтались в воде, от воды поднимался пар.

   22 апреля 1968 года на Ту-134 наша группа прилетела в самый крупный город Швейцарии (по дороге самолёт делал посадку для дозаправки в Вене, поэтому я всегда упоминаю, что посетил также и Австрию) – знаменитый Цюрих. Из прохладных краев мы попали в цветущие яблочные сады. Почему-то это осталось главным первым впечатлением от приезда. Тепло, много солнца и зелень, зелень, зелень – яркая, сочная. И белые цветы на деревьях, которые у нас увидишь только во второй половине мая. Из Цюриха мы на автобусе объехали за две недели всю маленькую Швейцарию, посмотрели основные достопримечательности. Несколько дней запомнились особо своей нестандартностью.