Текст книги "Коротко о жизни (СИ)"
Автор книги: Александр Грарк
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
'Кавказ предо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины...'
Дважды за год я был в отпуске. Солдату дают отпуск на несколько суток за примерную или отличную службу, а также, в виде исключения, при чрезвычайных обстоятельствах для поездки на родину. Только нас привезли в Вазиани, как до меня дошло письмо о смерти матери. Ее уже похоронили 15 мая, а письмо я получил только в начале июня. Командир полка без разговоров отпустил меня в отпуск. А второй раз отпуском меня отблагодарили за примерную службу. Поэтому в армии служил я меньше одиннадцати месяцев. В последнее время мне платили 20 рублей 80 копеек в месяц, я на эти деньги купил болгарский портфель в Тбилиси и покинул Грузию навсегда.
Глава шестая
Вернувшись домой, уже через три недели я вновь поступил в цех полиизобутилена. Работая мастером, начал подменять начальников смен перед их ежегодным отпуском. Затем Ладушкин назначил меня начальником смены 'А', я заменил ушедшего на пенсию человека – заслуженного ветерана труда. В первый месяц, как ни старался, выше последнего места моя смена в социалистическом соревновании не поднялась. На следующий месяц мы стали третьими, через месяц – вторыми, и, наконец, первыми. Но на подведении итогов я уже не попал, поскольку перешёл работать в заводоуправление.
Здесь следует добавить, что в этот период моей жизни именно в цехе 100-107 мне повстречалась необыкновенная молодая девушка Аня, с которой впоследствии я связал свою жизнь, и у нас родились два мальчика с разницей в два года. По прошествии детства и юношества оба закончили Ломоносовскую химическую академию в Москве. Дмитрий остался работать в столице, а Роман приехал в родной Ефремов, работать на нашем любимом заводе СК.
В конце августа 1974 года меня вызвал в один из рабочих дней заместитель главного инженера по технике безопасности Владимир Наумович Вогман. О причинах вызова я не догадывался. Зашел я к нему в кабинет на второй этаж нашего старого заводоуправления. Там площади кабинетов были небольшие, люди теснились в них по двое, по трое, по пятеро.
Сам Вогман находился в одном кабинете вместе со своим боевым помощником – старшим инженером отдела Клесаревым Александром Николаевичем. Он попросил его выйти в общий отдел и сказал:
– Я добился введения новой должности заместителя начальника отдела. Присмотрел несколько кандидатур на эту должность. Ты – тоже в числе кандидатов. Как ты на это смотришь?
– Нормально смотрю, Владимир Наумович! – ответил я, подумав с минуту. – Конечно, в заводоуправлении работать почетно, к тому же, поработав здесь, можно найти другое место... Я бы согласился.
– Хочу сразу предупредить, – нахмурился будущий шеф, – что смотреть налево не позволю. Вырасти и здесь можно...
В то время у меня произошло несколько случаев кратковременных потерь сознания, скорее всего связанных с травмой в Швейцарии. Первый раз это случилось совершенно неожиданно. Во время ночной смены я обнаружил одного аппаратчика в нетрезвом состоянии. На работе нетрезвый человек может совершить любой опасный поступок, повредив оборудование, или получить травму. Мог допустить пожар либо взрыв. Численность смены позволяла обойтись без него, поэтому сразу вызвал представителя цеха охраны и отправил нарушителя домой. Подобная неприятность для смены и цеха всегда нервирует. У меня это сказалось где-то через полчаса после происшедшего, я отключился в дозерном отделении. По счастью пришел в сознание уже на полу. Сразу после работы пошел в поликлинику. Терапевт Чикалова Валентина Васильевна, которая позже долгое время возглавляла нашу заводскую здравницу (профилакторий), сняла электрокардиограмму и отклонений не нашла. Но после того случая я стал наблюдать при сильном волнении по любому поводу полуобморочное состояние. Правда, мне удалось найти способ, как прийти в таких случаях в норму: я делал несколько сильных вдохов свежего воздуха, это всегда помогало. Учитывая, что работа в смене всегда была насыщенной разными нестандартными ситуациями с напряжением нервного состояния, предложение Вогмана было как нельзя кстати, хотя работа в отделе техники безопасности не была приятной и сразу не прельщала. Но освобождала от ночных смен.
Видимо, остальные кандидатуры на появившееся в отделе ТБ вакантное место оказались не совсем подходящими, а, может, их вообще не было, но вскоре я уже сидел в кабинете Вогмана. Клесарев в то время уже подыскал себе другую работу, но еще месяца два помогал мне освоиться на новой должности. Работать здесь было не очень хорошо, потому что сотрудников таких служб не любили на всех заводах, предприятиях, в институтах. Потому что необходимо было во все тщательно вникать, постоянно требовать соблюдения безопасности, как положено. А если не требовать, то, вроде, и отдел такой не нужен. Вспоминаю, что через небольшой промежуток времени – месяца через три-четыре – мой бывший начальник Ладушкин специально приходил по мою душу в заводоуправление и упрашивал меня вернуться в цех 100-107, предлагал перейти своим заместителем, но не уговорил. Работать заместителем в одном из основных технологических цехов было почетно, но поступок со сверхбыстрым уходом от Вогмана я счел несолидным.
К Вогману на заводе относились по-разному. Подавляющее большинство работников завода его не любили, открыто высказывали неприязнь, хотя все отдавали ему должное в работоспособности, говорили, что он – на своем месте. Из-за отношения к нему не любили и работников всего нашего отдела. Но народ здесь работал, в основном, веселый. Мы отмечали свои дни рождения сразу после обеда – отрывались от работы не более, чем на час. При работе в заводоуправлении мне нравились поездки на Воронежский завод СК с целью повышения опыта работы, с этой целью для нас заказывали большой заводской автобус 'Икарус', собирались работники нашего отдела, других отделов, некоторых цехов, и мы за день успевали приехать в Воронеж, обойти интересующие нас цехи, отделы, а затем с песнями возвращались в Ефремов. Были и ответные поездки воронежцев к нам. Сразу нужно отметить, что подобные поездки практически прекратились после приватизации предприятий, у каждого завода появилось свои ноу-хау.
Все самое неприятное при работе в отделе техники безопасности было связано с травмами. Много насмотрелся я на пострадавших, были и смертельные несчастные случаи. Тогда сразу портилось настроение в отделе, на службу Вогмана обращало гневные взоры высшее начальство, он выскакивал из кабинета директора или главного инженера сам не свой, в такие моменты доставалось и нам. Хотя, основная причина травм заключалась, понятно, в расхлябанности работников цехов, в руководящих кадрах этих цехов, а не в личности нашего руководителя.
В цехе ДК-11 погиб слесарь, забравшись в обеденный перерыв в открытый для ремонта крупный аппарат. До обеда в нем производили работы обученные люди, снаряженные в шланговые противогазы, а в обеденное время все ушли из отделения. Сменный слесарь Полоченков, заметив, что никого нет, заглянул внутрь и что-то захотел со дна емкости забрать. Быстро спустился, предположив, что ничего страшного не произойдет, но выбраться уже не смог, видимо вдохнул насыщенный парами толуола воздух. С обеда пришли ремонтники, обнаружили его, быстро достали, но никакие приемы не позволили привести его к жизни. Даже быстрый приезд главного врача Рышкова Юрия Ивановича со специальной кислородной аппаратурой ничего не дал.
Но смертельные несчастные случаи, конечно, были очень редки. Вот без тяжелых случаев редко какой год обходился. В связи с травмами на Вогмана еще давили инспекторы. Технический инспектор Корнеев Борис Николаевич, сильно похожий на своего тезку Ельцина, только значительно ниже ростом, при любом поводе критиковал Вогмана, был недоволен его отношением к делу, старался подловить его в обмане при расследовании несчастных случаев, привлекал к этой работе инспекторов Госгортехнадзора. Старшим группы у тех тогда был Владимир Яковлевич Макаров. За хорошее рвение в работе его забрали в Тулу и там он потрудился до пенсии, потом вернулся к отцу в Ефремов. А Корнеев в 60 лет ушел на пенсию, но отдохнул не очень много, умер после продолжительной болезни. Он нравился нам своей честностью и прямотой. Являлся ярым болельщиком 'Спартака', сам играл в футбол в юности. Мы много с ним общались, часто вместе работали с документами.
Сотрудники отдела обязаны были время от времени повышать свою квалификацию, посещая месячные курсы в Куйбышеве. Мне тоже пришлось в ноябре 1978 года побывать на таких курсах, с большим удовольствием полюбовался я величественной Волгой, больше там никогда не был, да, видимо, и не буду уже. Большой миллионный город, но немного грязноват – таким предстал перед нами Куйбышев (сейчас – Самара) в те годы. Были мы на концерте в спортивном комплексе. Помню выступление популярного тогда Белова, любимая в СССР песня была: 'Травы, травы...'. Знаменитых певцов эстрады в те времена было мало, не то, что сейчас.
Запомнился мне тонкий, но уже прочный лед, усыпанный рыбаками за городом. И не забыть общежитие, где мы жили дружной группой, собравшиеся со всех краев страны. Некоторые крепко пили, как будто только здесь могли в этом отвести душу. Жарили на кухне картошку с луком, знакомились, дружили. Ведь много было молодежи, да и пожилые себе в удовольствии не отказывали – некоторые даже на рыбалку вместо занятий ездили.
Однажды мне пришлось вместо Вогмана съездить на совещание специалистов по технике безопасности в Баку. Красивый многолюдный город с широкими проспектами у Каспийского моря мне понравился. Побывал в нескольких экскурсионных точках города, сверху наблюдал разноцветные крыши новых, старых и древнейших зданий. Не понравилась гостиница, где нас разместили. Номер кишел тараканами, клопами. Вернувшись домой, я написал гневное письмо в газету 'Правда', в котором выразил недоумение по поводу отношения администрации столицы славной республики Азербайджан к своим обязанностям. Из 'Правды' мне не захотели ответить...
Постепенно прошло пять лет моей работы в отделе ТБ и отношения с Вогманом испортились. Тому были две причины. Первая заключалась в том, что Вогман очень хотел уйти на производство, работа заместителем главного инженера по производству представлялась ему более предпочтительной, более почетной, да и зарплату на производстве платили больше, и он считал, что перейти на производство уже может, так как подготовил себе замену в моем лице, а вторая – в том, что инспекция Госгортехнадзора, техническая инспекция профсоюза требовали от дирекции отстранения Вогмана от занимаемой должности из-за разных формальностей при оформлении документации, им не нравилось, что Вогман иногда, как они полагали, ловчил при составлении актов о несчастных случаях на производстве, принимал всякие хитрые меры при отнесении серьезных травм к низким категориям тяжести. Например, травма глаза чаще всего относилась к тяжелой травме. При подобной травме необходимо было согласно Положения о несчастных случаях проводить специальное расследование, сообщать по всем инстанциям (в Москву – в наш ВПО 'Союзкаучук', в Тулу – в обком профсоюза и т. д.), подключать к расследованию технического специалиста из вышестоящей организации, инспекторов. Акт специального расследования получался большой, в нем отмечались все недостатки в работе завода, в том числе службы техники безопасности...
Руководство завода не торопилось с переводом Владимира Наумовича на другую работу, улаживало проблемы с инспекторами. Думаю, что и те соглашались с главным тезисом: Вогман – на своем месте! Но сам он рвался из отдела, иногда срываясь на сотрудниках...
Глава седьмая
В 1980 году начальника жилищно-коммунального отдела при нашем заводе – Александра Яковлевича Титова – назначили на вновь введенную должность заместителя директора завода по быту и социальным вопросам. Он сразу начал искать себе замену, сначала в полушутке предложил мне занять должность главного инженера этого отдела. Меня это не устраивало, хотя из отдела техники безопасности и от Вогмана ушел бы куда угодно. Но главным инженером ЖКО?.. Он же должен знать строительные работы, быть строителем по специальности, а я был химиком-технологом. Потом, поискав несколько месяцев и потеряв парня, который исполнял тогда обе должности (начальника и главного инженера ЖКО), Титов опять пристал ко мне:
– Ну что ты у Вогмана потерял? Приходи в ЖКО начальником. Я все там наладил, всегда буду рядом, во всем помогу. Сейчас главным инженером там я назначил Гордиенко, этот малый – хорош! Настойчивый, нормальным будет тебе помощником...
Я-то знал, что Гордиенко тоже не был строителем, он по специальности был техником-механиком, а это не одно и тоже. Но подумал я, подумал и решил, что следует попробовать себя на сложном месте. Даже со стороны было видно, что участок этот работы у нас на заводе был очень запущенный, а когда пришел в ЖКО, убедился в этом еще больше.
Нужно признаться, что у меня всегда было такое отношение к своей судьбе – любил рисковать и часто лез во всякие сложные переделки, хотя иногда жалел, но характер перебороть не мог. Конечно, Вогман не отпустил бы меня, здесь получилось так, что он был в отпуске, директор тоже отсутствовал из-за длительной командировки, за директора остался Золотарев Валентин Лукьянович, с которым у меня были хорошие отношения, оставшиеся от совместной работы, и он подписал приказ о переводе.
Титов привел меня в кабинет начальника ЖКО, собрал основную часть коллектива и познакомил со всеми, провел первую совместную оперативку. Сразу меня захлестнули жилищные дела, а также проблемы детских садов, профилактория, турбазы, пионерского лагеря, домов культуры и юного техника, комнат школьников. В то время руководство завода затеяло реконструкцию одного из старых домов по улице Ленина. Большие силы отрывала эта реконструкция, ЖКО для таких работ был слабоват из-за отсутствия материалов в достаточном количестве, а также рабочих строительных специальностей. Был в то время момент, когда завод лихорадило из-за недопоставки основного сырья, и план по выпуску каучука выполнялся редко. Премию работники части цехов и подразделений не получали. Наш ЖКО был в их числе. Треть жилого фонда города принадлежала заводу, это произошло из-за того, что начавший работать в 1933 году завод, стараясь удержать рабочие руки, вел постоянное строительство жилья для своих работников. Был период в истории завода, когда часть людей захотели быть самостоятельными застройщиками своего жилья, они много сил вложили в это дело и первыми переселились из бараков в большие светлые квартиры. Таких двухэтажных домов по городу осталось очень много, были и пятиэтажные. Позже в городе начали строить 'хрущевки': кирпичные и панельные четырех– и пятиэтажные дома. Ко времени моего прихода в ЖКО большая часть домов требовала ремонта, установленные нормативы межремонтного пробега жилья давно не выдерживались. Объяснялось это просто: завод должен был выпускать для страны большое количество каучука, чтобы 'обуть' все выпускаемые в стране автомобили, трактора. А в годы индустриализации времени на массовый ремонт жилого фонда не было. Не выделялось на это и средств из Москвы от нашей вышестоящей организации – ВПО 'Союзкаучук'.
В самом ЖКО (среди слесарей, плотников, работников других специальностей, от кого зависело выполнение жалоб квартиросъемщиков) мало кого можно было встретить в трезвом виде даже в рабочее время. В ЖКО шли работать только нерадивые люди, кому не нашлось места на крепких предприятиях, зарплата у коммунальщиков везде по стране была невысокой. Пришлось столкнулся с хищениями в больших масштабах, с коллективной пьянкой на рабочих местах, с игнорированием мнения начальства, со спокойным отношением к невыполнению приказов. Нельзя всех сравнивать, были в ЖКО и прекрасные исполнители, работящие и непьющие люди. Замечательным человеком был мой главный инженер Герасимов Владимир Алексеевич, техник-строитель по образованию. Он мог работать с документацией до позднего вечера и только мне в таких случаях удавалось прогонять его домой на отдых. Даешь ему задачу, возникшую накануне, он подумает минуту и говорит:
– Нет! Мы это не сделаем. У нас нет леса, хорошего плотника, отличного сварщика и еще...
– У нас нет выхода, – перебиваю я, – Алексеич! Надо сделать!
Несколько минут Герасимов крутит рукой свои черные, начинающие седеть от ежедневных переживаний кудри, потом резко бьет по столу кулаком и восклицает:
– Черт с ним! Мне только нужен будет Дураков; работу, которой он сейчас занят, доделает позже!
– Нет проблем! Будет тебе Дураков!
Проблема с хорошим сварщиком имеется в любой организации, занимающейся ремонтом. А бывший слесарь-сантехник Дураков, долго уговаривавший отослать его в ремонтный цех на учебу по сварочным работам, добился своего, и мы были им очень довольны. Через несколько месяцев он стал классным электрогазосварщиком и везде нас выручал!
Замечательно работала при мне мой заместитель Антонина Мироновна Рыжих. Образование у нее было неполное среднее, когда-то очень давно работала здесь же штукатуром. Мне понравилась ее постоянная работа с нашими квартиросъемщиками. Однажды мне пришлось с ними встретиться, но удовлетворить их словами трудно. Кому понравится, что ты постоянно твердишь, что на заводе нет средств, покупайте краны, унитазы, мойки на свои деньги и сами устанавливайте? Тогда я послал на подобный разбор жалоб в домоуправление ?1 Антонину Мироновну. Ее большой опыт подобных встреч с квартиросъемщиками сыграл прекрасно, она вернулась довольная, да и жильцы надолго утихомирились. Даже не знаю, чем она их там обворожила!
Но кое-что в ЖКО и мне удалось выполнить из проблемных работ. В период моей работы здесь был полностью реконструирован наш старый Дом Культуры. Работу эту вели силами цехов завода, с привлечением и коммунальщиков, ведь ДК состоял на балансе ЖКО. Реконструкции подверглись и внутренние помещения, и внешний вид, полностью сменила свой вид внешняя площадка перед культурным заведением, отлично был отделан новыми современными материалами зрительный зал, где впоследствии заводчане проводили торжественные собрания по памятным датам, по праздникам.
В это же время был построен еще один двухэтажный домик для посетителей заводской туристической базы отдыха. Здесь также применили новые технологии строительства, каждый номер снабдили туалетными комнатами. Необходимо отметить бывшего начальника водного цеха Лобанова Николая Михайловича, который организовывал реконструкцию ДК и строительство дома на туристической базе. Он же принял на себя много ответственности при строительстве восьмиподъездного пятиэтажного дома, который завод когда-то начал строить и бросил из-за отсутствия средств. Профсоюзным комитетом – тогда его возглавлял Василий Андреевич Умеренко – был брошен клич среди работников завода, которым в этом доме когда-то должны были выделить квартиры, и они, используя свое личное время вели работы по сантехнике, кирпичной кладке, оклейке обоями, покраске. Дом достроили за год с небольшим!
Думаю, что перегрузка, свалившаяся на Лобанова, повлияла на его здоровье и в одно прекрасное утро по дороге на завод у него внезапно остановилось сердце – одна из очередных смертей прекрасного человека, руководителя с большой буквы. Я никогда не видел, чтобы Николай Михайлович был свободен от работы, он всегда был при деле! На таких людях и держится русская земля...
Основной ремонтной группой ЖКО мы успешно довели до конца реконструкцию одного подъезда злополучного дома, начало которой было начато еще до меня – напротив старого химико-технологического техникума. Отремонтировали подземную сеть сброса дождевых вод в 25-ом квартале города, что потребовало укладки сотен метров труб диаметром 500 мм, больших земляных работ. Мы сделали фекальную канализацию к стоящим на отшибе двум домам внутри квартала против бывшего городского универмага в верхней части улицы Ленина. Здесь долгое время существовала открытая отстойная яма и газеты центральных изданий печатали ее издевательские фотографии с юными рыболовами, якобы ловящими здесь рыбу. Конечно, в этих отстойных ямах никакой рыбы отродясь не водилось.
Нужно отметить, что во многом тогда замечательно помогал директор завода Кочетов Николай Тимофеевич. Если появлялись трудности и нужна была помощь, то я напрямую шел к нему, и он всегда поддерживал, всегда находил пути решения любых, даже нерешаемых на первый взгляд задач. Со своим же непосредственным начальником Титовым работать было тяжело. Он всегда ныл, жаловался на меня директору, предлагал совершенно странные формы работы. Например, по пионерскому лагерю для детей работников завода в селе Шилово. Там всегда складывалась непростая ситуация. Лагерь был летним, а набрать на летний сезон обслуживающий персонал было очень сложно, так как в лагере приходилось жить все три летних месяца, никто на выходные возить в город людей за тридцать пять километров не стал бы: работа с детьми – это как непрерывное производство. И никто не хотел ехать в лагерь, где нужны были повара, официанты. Мы комплектовали смены этих работников из дворников домоуправлений. А какие из дворников могли быть повара? А самое главное, Кодекс законов о труде запрещал труд на другом рабочем месте без согласия работника, зная это, дворники отказывались. Обстоятельства заставляли нас с бедными дворниками работать отдельно с каждым, убеждать, уговаривать, грозить, что служебное жилье отберем. И пришло время, когда никто не стал соглашаться ехать в лагерь. Это был тупик. Если мы хотели открыть лагерь к летнему сезону, то нужно было искать другие пути, например, повышения на этот период зарплаты. Но Титов таких путей не хотел искать, считал, что я не дорабатываю с людьми.
В общем, в тот сезон как раз все неприятное и случилось: из-за недобора обслуживающего персонала кто-то что-то не доглядел и произошла вспышка холеры, несколько детей заразились, лагерь превратился в карантин. Многим здорово попало. Дело рассматривалось и в Горкоме партии, и по другим инстанциям. Были сделаны организационные выводы. Мне досталось меньше, однако Титов совершенно изменился по отношению ко мне, стал все время говорить директору, что я ему перестал подчиняться и меня нужно снять. Мне это передавали, но я особенно не беспокоился, потому что знал – не каждый решится меня заменить на таком сложном участке. День начинался с жалоб квартиросъемщиков на жилищные условия, на домоуправов, на рабочих ЖКО и заканчивался день почти так же. Происшествие в лагере было лишь эпизодом, оно не особенно меня расстроило.
Между тем Титов подобрал мне замену, остановившись на Иване Зеленеве, который тогда только-только был назначен заместителем начальника водного цеха 15-73Д. Пообещали ему дать отдельную квартиру, чтобы только принял у меня ЖКО. И когда начальник производства Шарыгин Петр Васильевич попросил меня зимой задержаться после обеда – в обед мы играли в волейбол в спортзале заводоуправления – и предложил принять цех ДК-7, я сразу согласился и написал у него в кабинете заявление.
Бывший начальник цеха ДК-7 Свиридов Николай Дмитриевич был где-то за месяц до этого уволен за какую-то провинность.
Из дневниковых записей (Об одном дне начальника ЖКО тех давних дней):
7 час. 30 мин. Иду на работу. По дороге увязался старый знакомый. Просит унитаз по старой дружбе. Понял его так, что хочет загнать соседу.
7 час. 55 мин. Пришла кладовщица. Стали искать унитаз для соседа старого знакомого. Не нашли. Пусть сосед ходит, куда хочет. А старый знакомый ушел в сильной обиде.
8 час. 00 мин. Оперативка – пятиминутка. Ее прервал телефонный звонок старого знакомого, который передал, что унитаз не забудет по гроб жизни. Расстроился. И он, и я. И кладовщица. Так как кроме унитаза еще не хватает смесителей, моек, смывных бачков, полдюймовых вентилей, ванн с обвязкой, водоразборных кранов и т. д. и т. п.
8 час. 10 мин. Атаковали двое с одного дома. Течет крыша. И течет здорово. И, главное, давно – уже лет восемь. Спросил, где они были, когда меня в ЖКО еще не было? Обиделись, ушли жаловаться выше.
8 час. 15 мин. Атаковали трое из другого дома. Та же история с крышей. При них прикинул, когда сможем помочь с учетом того, что пока нет рубероида. Сообщил срок пострадавшим. Обиделись, пошли жаловаться.
8 час. 20 мин. Позвонили из детского сада (всего их у нас – пять). Ругаются, что не завезли песок. Двадцать минут оправдывался, так как чувствовал себя виноватым по самую макушку. Пообещал песок через неделю, но жаловаться все равно будут.
8 час. 40 мин. Вызвали к вышестоящему начальству. Дали несколько заданий. Где-то на полгода работы. Срочно нужно менять годовой план. Расстроился и расстроил свою контору. Но жаловаться никуда не пошел.
9 час. 00 мин. Собрал комиссию. Отправились проверять жалобу. Дома квартиросъемщика не было, хотя с ним заранее договорились. Постояли у квартиры. Собрался весь подъезд, а затем и весь дом. Интересно, когда же они работают? Неужели все – в ночь? Не вынесли оскорблений и насмешек – ушли в домоуправление (их у нас в ЖКО – четыре). Потому что нельзя ответить, когда перестанет течь крыша, так как крыть нечем! И некому...
9 час. 50 мин. К домоуправлению собрался весь микрорайон. Жилец пошел упрямый: делать сам ничего не хочет, ждет действий от меня. Спасся бегством через окно.
10 час. 30 мин. Оперативка у выше стоящего начальника. Но она сорвалась, так как привезли вагон леса и некому организовать разгрузку. За год работы впервые увидел настоящий хвойный лес. Жалко только, что половина его никуда не годится: либо гнилой, либо тонкомер.
11 час. 50 мин. Вызвал спасательную команду, так как меня атаковала на сей раз милая старушка преклонных лет. Просит какую-то справку, а какую – так я и не понял. Отвели ее домой. Поблагодарила за обхождение и пообещала прийти еще.
12 час. 35 мин. Забежал старичок, тоже за справкой. Забегает каждый месяц. Берет справку, что он действительно проживает. И кто сомневается?
13 час. 00 мин. Запер изнутри дверь кабинета и в течение часа 'отходил'.
14 час. 00 мин. Работал с комиссией по прописке. Прописывали, кого можно, и не прописывали, кого нельзя. Последние пошли жаловаться.
15 час. 05 мин. Позвонили из заводоуправления, велели на завтра выделить пять человек на помощь в Москву, трех человек – на учебу, трех – на стройку жилого вновь возводимого дома, и одного – на кирпичный завод. Интересно, где я им такую прорву людей найду?
15 час. 25 мин. Привезли с заводского склада унитаз. Кому же его вперед поставить? Как бы не ошибиться! У нас при заводе – 170 тысяч квадратных метров жилой площади...
17 час. 00 мин. Собрал оперативку. Прослушал отчет о работе служб. Затем всех распустил по домам. Вместе с главным инженером начали работу. Ту, которую не успели сделать днем, ту, которую не дали сделать квартиросъемщики.
18 час. 30 мин. Собрались с духом, бросили работу и пошли домой. Завтра доделаем. А то и свихнуться можно...
01.01 1984 г
Глава восьмая
В новом для меня цехе сразу пришлось заняться реконструкцией. Цех ДК-7 был очень неопрятный, сильно пахло йодом. Коллектив был небольшой, всего 60 человек, но роль цеха была на производстве СКД столь велика, что, не смотря на всякие планы объединения этого цеха с каким-нибудь другим, на это не пошли. Своеобразие цеха состояло в его довольно необычной схеме и в отсутствии особой вредности, дававшей возможности внести производство в специальный список, чтобы оно работало по трехсменному графику. Работать сюда шли неохотно, был период, когда я вообще не мог никого порядочного взять. Приходили одни пьяницы или бывшие уголовники. Обычно они не задерживались: либо увольнялись сами, либо исчезали и их увольняли по статье за прогулы.
Конфликт с одним из аппаратчиков цеха запомнился мне на всю жизнь, но рассказ о нем требует отдельного времени.
Из дневниковых записей (О человеке, легко бросившим пить):
Когда я пришел в новый для себя цех начальником, коллектив был уже хорошо сложившийся и привыкший к недостаткам тех лиц, которые проработали много, но имели какие-то нарушения производственной и трудовой дисциплины. Обычно в цехах старый персонал стараются не трогать, не перевоспитывать, а приспособляются к нему. Так проще: и нервы не портишь себе и другим, и позволяешь делу идти обычным курсом. Со мной же произошло следующее: я не смог спокойно смотреть, как один рабочий – он работал на установке кристаллизации – постоянно был 'под мухой'. Тогда были немного другие времена и легкий хмель, не вредящий работе, почти всегда прощался – работу человек выполняет и ладно, на проходной его не задерживают и хорошо. Полякова на проходной тоже ни разу не задерживали и свою работу он более-менее за смену выполнял до конца. Однако, в один прекрасный день я застал Полякова не просто 'под мухой', а откровенно пьяного. Он в спецодежде, в противогазе производил кристаллизацию йода, а рядом с беспокойством суетилась Анна Васильевна Попова – начальник смены, причем тоже в противогазе. Суетилась, помогая аппаратчику не надышаться химических веществ и не свалиться на пол, так как ноги у него заплетались, и только руки автоматически выполняли все необходимые операции.
Сразу после смены я вызвал обоих в кабинет для беседы. Поляков выглядел в конце смены довольно сносно, дикий хмель улетучился вполне возможно от принятия каких-то препаратов, которые обычно используют водители на дорогах для избежания штрафа гаишников.
– Ну что, Поляков? – начал я. – Подошел момент, когда тебе необходимо определиться: либо сам пишешь заявление по собственному желанию, либо собираем материалы для статьи в трудовую книжку. Вы же, Анна Васильевна, получите выговор за то, что допустили пьяного на работу. Оба завтра дадите мне письменные объяснительные записки.
С тем я их и отпустил. С утра следующего дня Поляков стоял около моего кабинета и сразу начал:
– Не увольняй, начальник! Мне осталось всего полгода вредного стажа доработать, клянусь, что больше пьяным меня не увидишь! А затем сразу уволюсь.
Я просмотрел накануне его послужной список и знал, что ему, действительно, осталось полгода, чтобы затем оформить льготную пенсию в пятьдесят лет. И пошел ему навстречу, взяв написанное им, но ничего не значащее заявление об увольнении по собственному желанию, которое я мог бы пустить в ход, если Поляков не сдержит слова в течение нескольких следующих дней. Но он его неожиданно для меня и для всего коллектива цеха сдержал. И работал свои полгода без замечаний, всегда был трезв, как стеклышко. Как подменили человека! И никто ему даже не заикнулся напомнить про обещанное увольнение через полгода, хотя он уже оформил вожделенную пенсию. Работает человек и пусть работает. Хорошо ведь работает!