Текст книги "Дьявольская радуга"

Автор книги: Александр Годов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Пятый

Дохляк с трудом открыл глаза. Хотелось есть.

По правой щеке расползались паучки боли, руки дрожали. Мертвяк попытался приподняться, но его словно пригвоздили к полу.

К полу… Грязный линолеум с бесконечными ромбиками и треугольниками. Дохляк видел линолеум! Он жив!

Эта мысль обрадовала, вселила надежду, что удастся выбраться.

Капли дождя стекали с подоконника на неизвестно откуда взявшийся черный пакет. Поразила вязкая тишина, в которой без эха тонул любой звук: молчал граммофон, «архаровцы»… Где «архаровцы»?

Живот скрутило. Надо поесть. Надо поесть. Господи, он совсем не соображал!

Дохляк собрался с силами – чтобы встать, чтобы посмотреть на руку.

Раз, два, три – и ничего не произошло.

Взгляд по-прежнему упирался в грязный линолеум.

Вернулся слух. За окном принялся завывать ветер, начал гудеть на разные голоса – от жалобного до угрожающего, зашелестел пакет.

Надо собраться.

С огромным трудом удалось посмотреть на руки. Одна – грязная, пухлая, с черными полосками под ногтями. Другая… Другой не было. Месиво из костей, кожи и крови.

Страх придал силы: Дохляк сел. Медленно-медленно. Он оглянулся: «архаровцев» нигде не было. Возможно, они поджидали его на… Дохляка осенило, что он вновь оказался в комнате, а не на лестничной площадке.

В животе настойчиво булькнуло. Нужно было убегать, но сначала стоило поесть. Дохляк поднялся – аккуратно, боясь задеть больную руку.

Перед глазами все закружилось.

Шаг.

Главное не спешить.

Еще шаг.

Удерживать равновесие оказалось не простым занятием. Постоянно клонило к полу.

Дохляк добрался до кладовки. Здоровой рукой пододвинул куклу к краю полки – так, чтобы свисали ноги игрушки. Достал зажигалку.

Вжик-вжик.

Маленький язычок пламени лизнул красивую ногу куклы. Дохляк жадно сглотнул, ожидая, когда же появятся первые живительные капельки пластика.

Кукла ему нравилась. Было у его жены хобби покупать таких же Барби и Кенов… Может быть, она пыталась таким образом вернуть детство.

Нога куклы начала плавиться, мертвяк подставил язык под слабую струю капающего пластика.

Какое блаженство!

Он попытался что-то сказать, но вырвался лишь слабый хрип. А после он зажмурился, позволяя впитаться пластмассе в язык. Становилось немного больно, но больше – приятно.

Дохляк знал, как это выглядело странно – есть кукол. Но у него не было выбора. Нет кукол – нет кожи. Он пробовал есть нормальную пищу. Человеческую пищу. В магазинах еще оставались продукты: банки тушенки, сгущенки и прочего. Но он больше не мог глотать. Забыл.

Дурак. Дебил. Умалишенный. Кретин. Идиот. Вот кем он являлся.

Ему были нужны лишь куклы. Нужны, чтобы кожа переставала сползать и плохо пахнуть.

Тяжесть в животе прошла. Похоже, наелся.

Дохляк подошел к окну.

Дома-муравейники, «архаровцы»-затейники и зайки-бояки. Зайки-бояки – те, кто тоже прятался в городе как и он.

Надо было спешить. Мертвяк поднял с пола грязную дырявую футболку, обмотал ею больную руку.

Куда идти? Какой дом выбрать? Удастся ли выжить? А может, вообще стоило свалить из Города?

Было не страшно. Не грустно. Не больно. Лишь очень холодно.

Страшно заболела голова. Дохляк на секунду закрыл глаза, а когда открыл все краски у окружающего мира поблекли. Белое, серое, черное. С вариациями.

Хлоп-хлоп.

И всё вновь стало разноцветным.

* * *

Чем выше здание, тем легче натолкнуться на такого, как он – живого мертвеца. Дохляк поражался глупости ему подобных. Наверняка поражались и «архаровцы». Первым делом твари расчищали многоэтажки. Дохляк же искал неприметное логово. Необычное логово.

Солнце клонилось к закату.

Дохляк сидел на скамейке напротив своего дома. Специально не прятался – хотел, чтобы «архаровцы» его заметили.

Он боялся и не боялся одновременно. Пугала мысль о поиске нового места, пугала обмотанная рука, но – не «архаровцы». Хотя внутренний подленький голосок нашептывал о новом жилище. Инстинкт самосохранения не затухал. Дохляк не хотел его слушать.

Живой мертвец поднялся со скамейки и направился к своему подъезду, но переступить через порог не решился – смотрел, как ползал жучок по ржавой трубе.

Жучок-паучок.

Он шевелил усиками и лапками. Хитиновая спинка поблескивала на свету, переливалась всеми цветами радуги.

Дохляк знал, что похож на эту букашку. Некто-самый-главный наверняка также смотрел на него и радовался его слабости – ведь в любой момент можно раздавить неугодного таракана.

Зачем «архаровцы» сохранили ему жизнь? И означали ли это, что они его больше не тронут?

Не тронут жучка-паучка.

Дохляк оглянулся.

Никого.

Некая сила не пускала его в дом. Сила из прошлого.

Дохляк попытался испугаться. Он хотел стать зайкой-боякой, а не жучком-паучком.

Мертвяк отвернулся от насекомого и пошел в сторону магазина.

Пошел медленно, нарочито наслаждаясь каждым шагом. Он пытался любоваться красотой увядающего дня. Жаль, птички не пели.

За поворотом, ведущим на рынок, мертвяк заметил «архаровца».

Монстр сидел на корточках и возился с граммофоном [1]1
  Одна из особенностей: «архаровцы» слушали только «Темную ночь» или «Случайный вальс» в исполнении Утесова


[Закрыть]. Со спины тварь могла показаться человеком. Одежда была безупречно чиста и пахла абрикосовыми духами (если подойти к чудовищу поближе, то запах парфюма сменится запахом гнили). Все пальцы покрывали черные волоски, и даже на ладонях виднелась поросль. Но если посмотреть в лицо…

Монстр обернулся и взглянул на Дохляка.

Дохляк не прятался.

Не хотел. Устал.

«Архаровец», казалось, целую вечность не сводил с него взгляд. Хоботок твари подрагивал, из глаз стекала сине-зеленая слизь.

Наверное, монстр удивился его наглости.

«Архаровец» отвернулся от него. Дохляк никак не ожидал подобной реакции.

Все страньше и страньше.

Дохляк пошел дальше к магазину, часто оборачиваясь в сторону монстра.

Тысячу раз он видел как «архаровцы» – все быстрые и непоколебимые, – раздирают живых мертвецов. Никогда не забудет, как из глаз некоторых тварей выходила жирная зеленая слизь, что казалось, будто на них очки. Никогда он не забудет, как трещит кожа, когда ее разрывают. Не забудет, как гудят твари, как наслаждаются мучениями жертвы.

Твари красивы в своей жестокости.

Дохляк зашел в магазин. Возле стойки кассира валялись банки из-под кока-колы и пакетики с чипсами. На двери, ведущей в подсобку, красовалось кровавое пятно сантиметров десять в диаметре. Самое интересное, что не было подтеков.

Мертвяк закрыл глаза и представил, что будто бы в магазине есть люди, что запах пыли сменился запахом свежих фруктов. Всего лишь на мгновение. Всего лишь…

Дохляку показалось, что вот-вот он вернется в то время, когда не гнил заживо.

Жизнь несправедливая штука.

Бог не любит людей.

Поправка: не любил.

Дохляк старался не думать о плохом. Зло притянется само собой. Главное: не терять веру.

Упала с прилавка бутылка пива. Упала, но не разбилась – покатилась в его сторону.

В горле запершило, но он понял, что не может выпить пива: скорее всего, вырвет.

Хотя в прошлой жизни он не любил алкоголь, отдал бы обе руки, чтобы вновь насладиться вкусом спиртного напитка.

Или энергетика.

Или лимонада.

Или кваса.

Или воды.

Хоть чего-нибудь.

Взгляд вновь зацепился за подсобку.

Дохляк огляделся.

Раз «архаровцы» больше не гонялись за ним, то можно жить в магазине. И к черту, что в двух шагах находится логово тварей. Необходимо поселиться назло им. Назло себе.

Больная рука заныла. Словно говорила: «архаровцы» убьют всех.

Наплевать.

Он и так уже мертв.

Наплевать.

В голове гудело, трудно было связывать мысли.

Дохляк нахмурился.

Он хотел, чтобы колокольчик памяти больше не работал.

Хотел, чтобы «архаровцы» вырвали язычок колокольчика.

Мертвяк сел на пол. Грязные разводы на стендах, пятно на двери подсобки сбивали с мысли.

Ворвались воспоминания из прошлой жизни. Жена в коротком голубом платье. Дочь играется в песочнице.

Повторить.

Жена готовит мясные рулеты у плиты. Дочь рисует за столом зайцев.

Просто жена. Просто дочь. Дохляк не помнил имен, но отчетливо видел лица. Второй раз за день захотелось плакать.

Всякий раз, когда в голове начинался хаос, Дохляк сжимал кулаки до боли.

Нестерпимо жить в Городе, но выхода из него нет. Можно себя утешать, что вот сейчас соберешь куклы и свалишь из проклятого зомби-муравейника, однако уйти не удастся. Три шага от Города – и снова в нем.

Дохляк знал. Дохляк пробовал. Поэтому оставалось только мириться с этим знанием. Но всё было не так уж и плохо: он нашел новое жилище.

Назло «архаровцам».

Первый

Боль пульсировала в правом плече синхронно с громовыми ударами сердца. Сергей посмотрел на небо, стараясь не обращать внимания на тупую резь в руке. Звезды казались такими близкими, такими доступными. Они завораживали и гипнотизировали.

Тропов облокотился спиной к вязу.

Было тихо и спокойно.

А ведь еще минуту назад…

Он и Таня не успели добраться до поселка, поэтому решили подождать, пока солнечные лучи не разгонят тьму.

По правую сторону от него сначала зашелестело, а потом зачмокало – это Таня что-то ела.

– Как ты можешь есть после всего, что произошло? – спросил Сергей.

– Ты бы лучше спросил, как я могу есть, когда в двух шагах лежит труп.

Тропов не ответил. Как назло проснулся подленький внутренний голосок и начал пилить его за нерасторопность, глупость, невнимательность, невезение. Сергей старался не воспринимать его всерьез, но получалось плохо.

Послышалось щелканье и треск сухих веток. Сергей проглотил вязкую слюну и сильнее прижался к вязу. Вот не было уверенности, что зомби в темноте плохо видели.

Воздух из сырого стал затхлым, тяжелым, как гиря. Тропов поежился. Если бы он и Таня двинулись в ночь, то они бы шли как в жидком киселе, липком, забивающем дыхание. Может быть, наткнулись на мертвяка…

– Страшно, – призналась девчонка.

– Мне тоже немного.

– Как думаешь, где еще могут быть мертвяки?

– Не знаю. В поселке должны быть. В лесу.

– А в темноте они видят? – спросила Таня.

– Не знаю.

– А Бурой конец?

– Не знаю! – вскрикнул Сергей.

И опять замолчали.

Деревья, казалось, увеличивались в размерах. Отвлечешься на секунду от какой-нибудь ели, а потом глянешь на нее – и выше, и чернее стала. И заснуть-то не получалось: вдруг мертвяк вылезет из кустов.

Надо было держать ухо востро.

Запах гнили усилился. Сергей посчитал, что это труп стал сильнее пахнуть. Хотя внутренний голос не согласился с ним, начал нашептывать, что поблизости бродят еще мертвецы, жаждущие свежей крови.

Тропов вспомнил о своих нечастых, но очень запоминающихся встречах с зомби. Память услужливо выуживала воспоминания в самых мельчайших подробностях. До случая в лесу он столкнулся с мертвяком на бензоколонке. Он, Анжела и Таня тогда бросили автомобиль и шли пешком в сторону какой-то деревни. Шли, надо сказать, через лес и поля, стараясь находиться как можно дальше от дороги, – пугали скорее не зомби, а мародеры. И вот нашли бензоколонку, решили подойти к ней… Зря.

Продавец оказался обращенным.

Но тогда, вспомнил Тропов, у него стрелял револьвер.

Сейчас же он беззащитен, как ягненок.

Сергей потер больное плечо. От мысли, что зомби успел-таки цапнуть его, сердце забилось быстрее, а по телу пробежал озноб. Тропов засунул руку под футболку, опасаясь нащупать укус, однако ничего не нашел. Решил, что перепроверит утром.

– Мне страшно. – Голос Тани в темноте звучал часто и высоко.

– Прекрати.

– Давай поставим палатку?

– Не думаю, что это хорошая идея, – ответил Тропов. – Могут появиться еще мертвяки.

– Давай тогда хотя бы разожжем костер!

Сергей отказал девчонке. Не потому, что боялся нападения мертвяков. Он решил, что слишком часто потакает Тане. Тропов с каждым днем все больше убеждался, что превращался в подкаблучника и тряпку. И винил в этом девушек.

В темноте зло блеснули глаза Тани:

– Ну и дурак!

– Помолчала бы лучше, – глухо, со сдавленной яростью ответил Сергей.

Но Таня сделала то, чего он совсем не ожидал: прижалась к нему.

Стиснув челюсти, он мысленно заругал себя за недалекий ум. Девчонке страшно, и нет ничего плохого в том, чтобы разжечь костер. Стоило дорожить хорошими отношениями.

– Я, наверное, вывихнул плечо, когда упал. Ты можешь сделать всё сама? Зажигалка в правом большом кармашке рюкзака.

Когда Таня разожгла костер, пламя для привыкших к темноте глаз показалось до боли ярким, а за кругом света начала сгущаться тьма.

Тропов бросил взгляд на зомби. Мертвяк лежал спиной к нему и мог сойти за спящего, если бы не лужа крови под ним.

Девушка присела на корточки перед Сергеем. Она коснулась пальцами его небритой щеки.

– Давай я посмотрю, что у тебя с плечом?

Сергей кивнул и приготовился к тому, что пальцы девчонки будут холодными, но они оказались теплыми.

Он посмотрел на Таню. От нее веяло чистотой и свежестью. Часами можно было любоваться ее курносым носиком, зелеными глазами, в которых светился ум. Девушке шла худоба. Делала ее красивой. Тропов подумал, что если бы Таня отрастила волосы, то она бы смотрелась как взрослая, а не как шестнадцатилетний подросток с прической в стиле боб.

– На что смотришь?

Ее голос пробил все его доспехи, толстую кожу и проник в каменное сердце.

– Красивая ты, – сказал Сергей.

Таня раздвинула губы в едва заметной улыбке:

– Вроде с плечом все хорошо. Даже синяков не видно.

– Но правая рука из-за чего-то болит!

– Будем надеяться, что плечо пройдет само.

– Звучит обнадеживающе.

* * *

Найти поселок удалось практически сразу. Оказалось, что они находились в десяти шагах от тропы, ведущей к дачам.

Светило яркое солнце, тепло которого Тропов и Таня ощущали на лицах. В небе не было ни облачка. Схватка с зомби при свете дня казалась ненастоящей и забывалась.

Плечо Сергея прошло за ночь. Тропов решил, что не стоило раздувать из мухи слона. Ударился – пройдет. Не первый и не последний синяк.

Улыбаясь, Таня водила пальчиком по сетке его рюкзака. Взгляд ее скользил по домам. Сергей ухмыльнулся: в мечтах девушка уже нежилась в теплой ванне.

– Анжела должна быть в поселке, – сказал Тропов.

– Если ее никто не съел, или она не заблудилась в лесу, – съязвила Таня.

Сергей не хотел признаваться перед девчонкой в том, что без Бурой ему было легко и комфортно. И в глубине души желал смерти Анжеле. Стервозность этой красотки убивала все его нервные клетки. Он залезет в дом, помоется, приведет себя и одежду в порядок и уже потом пойдет искать Бурую. Если, конечно, не уснет в теплой постели…

Мысль о полчищах мертвяков в подвалах уже не казалась столь пугающей, какой была ночью. В лесу Сергей подобрал длинную палку, на конец которой изолентой примотал ножи и вилки. Получилось что-то вроде булавы. Руки чесались опробовать новое оружие.

Сергей выбрал уже осмотренный вчера особняк. В доме по-прежнему было тихо. Тропов заставил Таню дожидаться его в холле, пока он обходил комнаты.

Все на том же месте висела фотография в золотой рамке, все также был испачкан в крови холодильник. Зомби не выпрыгивали из-за углов и не пытались схватить за горло. Второй, третий этажи – все чисто. Оставался подвал. Однако спускаться туда до болей в животе не хотелось. Но только там мог оказаться электрогенератор.

Тропов стоял перед дверью и пялился на выключатель. Он подергал бегунок, но свет не загорелся.

«Вот хоть бы раз повезло», – подумал Сергей. Дыхание участилось.

Каждый миг он ожидал почувствовать холодок, как налетающий порыв ветра, – только холодит не кожу, а изнутри, в висках. Он расстегнул куртку, чтобы не сковывала движений, и заставил себя сделать шаг в подвал.

Было темно. Темнее, чем ночью.

Сергей ставил ногу всей ступней и только потом, медленно-медленно, переносил на нее вес. Он успокаивал себе тем, что зомби тупые, предсказуемые, что будь хоть один из них в подвале, то сразу бы кинулся на него. Даже если мертвяк нападет, он сможет добежать до двери.

Тропов боялся темноты, хотя через маленькое-маленькое окошко в подвале падал свет. Сергей подумал, что скорее умрет от испуга, чем от зубов твари. Его так и подмывало сорваться с места и побежать к Тане.

Каменные ступени даже сквозь ботинки прожигали холодом.

От света в окошке толку было мало. Действительно, он высвечивал кусок стены и картонные коробки. Но эта обманчивая яркость смешивала реальность и нереальность. Большая часть подвала оставалась во тьме.

– Ты в порядке? – Тропов подскочил от испуга и чуть не поскользнулся.

В дверном проеме стояла Таня.

– Иди отсюда! – закричал он. – Ты свет загораживаешь!

Таня уперла руки в бока и бросила на него сердитый взгляд. Она около минуты пялилась на него, видимо, решая, что делать дальше – стоять над душой или же побродить по комнатам. Победили комнаты.

Когда девчонка ушла, Тропов с удивлением понял, что страх отпустил его.

Он положил самодельную булаву на ступеньки. Глаза привыкли к темноте и удалось различить очертания предметов.

Мебель, чемоданы, наверное, с инструментами, три холодильника и… электрогенератор.

Тропов хлопнул в ладоши и с улыбкой на лице уже представил, как за многие дни после нашествия зомби он наконец-то будет спать с включенным светом.

Седьмой

Вдали, низко над горизонтом, горел в морском тумане огонь. Через ядовитую зелень облаков пробивались солнечные лучи. Ветер, пришедший с севера, жег кожу, не спасал ни пуховик с тройной подкладкой, ни шерстяной свитер. Седьмой глядел на море и матерился, словно мат должен был придать сил и уверенности, что путешествие закончится удачно.

Весь заляпанный грязью и продрогший он вытащил из сумки вязаные варежки. Он с горечью подумал о том, что от сегодняшнего дня зависит не только его судьба, но и судьбы сотни тысяч людей, а у него нет ни одного помощника, который хотя бы мог помочь установить палатку.

Очередной порыв ветра ударил с такой силой, что подогнулись колени, и Седьмой рухнул на камни. Он до крови расшиб руку и вдобавок ко всему обмочился. Через неделю наступит его сороковой день рождения, а тело уже поедал артрит. Лицо испещряли глубокие морщины, а на нижней челюсти не хватало большей части зубов.

Одно из чудовищ, окружающих Седьмого, грозно рыкнуло, но он даже не посмотрел на монстра: времени было еще полно до того момента, когда твари будут способны двигаться. Десять страшилищ не могли сделать ничего, кроме как бросать злые взгляды. Когда-то очень давно уродцы наводили на Седьмого оторопь, но с годами он смог рассчитать все действия монстров и сейчас воспринимал их как молчаливых зрителей в его игре.

Море зашумело и с жадностью накинулось на прибрежные камни. Огонек в тумане, между тем, ослабел.

Соленый воздух высушил губы, и Седьмой откупорил крышку фляги. Он посмотрел на чудовищ. Сегодня все уродцы выглядели как на подбор: на гигантских телах бугрились мускулы; кожистые крылья покрывали струпья. Твари пролетели огромные расстояния, чтобы поймать его. Дурак бы и испугался Охотников, но только не Седьмой.

– Бойтесь меня, твари, – сказал он и посмотрел в сторону огонька.

Еще сорок минут, оставалось совсем мало времени.

На северо-западе туман рассеивался и открывал пугающие красоты Новой Земли: бесчисленные гробы зубчатыми рядами усеивали равнину. Зубья были серы и похожи между собой. В гробах покоились отнюдь не мертвецы, это с виду они напоминали трупы, но на самом деле жизнь еще теплилась в их сердцах. Людей, которые не успевали спрятаться в норах, Седьмой жалел, но не мог им помочь. Новая Земля выворачивала их и обрекала на страдания. Кого заживо хоронила, кого дарила чудовищам, а кого заставляла умирать бесконечно. Вот именно поэтому Седьмой постоянно ошивался возле нор. Всплеск мог ударить в любое время, он не поддавался расчетам.

Огонек в морском тумане погас.

Черные тучи затянули небо, предвещая молнии и ливни.

Из воды показался первый плетеный человек. Морская пена покрывала морду монстра, поэтому Седьмому было сложно сказать, правильно ли он выбрал место. Оставалось уповать на Бога и на чудо.

В тишине, нарушаемой воем ветра, доносились всплески воды, словно где-то резвилась рыба. Плетеные человечки выбирались на берег. Их светло-коричневая кожа блестела на свету и переливалась всеми цветами радуги, а челюсти клацали. Сюрреалистическая картина сумасшедшего художника. Безволосые тела тварей были уродливо перекручены, худые длинные пальцы-спицы на руках доходили до земли, из плеч торчали подобия крыльев. Грудь и ноги оплетали странные наросты, растущие из голов уродцев.

Плетеные человечки шипели и отхаркивали воду вместе с мелкой рыбой и водорослями.

Седьмой слышал, что в некоторых деревнях возле Норовых Мест наловчились охотиться на этих морских чудовищ. Из плетеных человечков получались отличные удобрения.

Но Седбмой добрался до моря не для того, чтобы смолоть кости уродцев. Его миссией было проверить собственные расчеты. И если вычисления окажутся верными…

Седьмой оглянулся, еще раз вздохнул жгучий запах моря, пригляделся к далеким башням, спицами торчащими над равнинами и реденькими лесами, пролепетал молитву и направился к берегу. Сердце, высушенное горем, забилось сильнее. Седьмой мечтал умереть. Веревка, мыло, сук – и дело с концом. Или позволить растерзать себя Крылатым. Или дождаться Всплеска. Или перерезать вены. Или… Вариантов подохнуть уйма. Да только смерть не спасет.

Седьмой подбирался к плетеным человечкам. Каждый шаг в сторону моря словно отнимал у него силы. Казалось, что его путь длинною в четыре года подходил к концу, что клубок загадок распутывался и оставалось довериться господину случаю, что мир, который Седьмой познал, наконец-то захлебнется в крови и даст началу новому, более светлому.

Ближайший к нему плетеный человек зашипел. Седьмой вытащил булаву и обрушил ее на голову твари. У той подогнулись узловатые ноги. Плетеный человек только и успел выдохнуть, повалился на острые камни. Седьмой давно не испытывал того чувства, когда кажется, что все происходит не с ним, а с кем-то другим, а он только наблюдает, как время песчинками просачивается сквозь пальцы.

Плетеные человечки набросились на него, словно по команде невидимого кукловода. Седьмой достал из кобуры револьвер и начал палить. Он стал отличным стрелком: все пули находили цель. Атональная музыка ада стояла на берегу моря, которое давно уже не принадлежало людям. А чтобы артрит не мешал давить на спусковой крючок, Седьмой вспоминал тех, кому Новая Земля зашивала рты, выжигала глазницы, тех, кого он навсегда потерял.

Позже, когда с плетеными человечками было покончено, он обходил трупы и хмуро заглядывал им в морды. Ни одна тварь не подходила. По расчетам должен был попасться плетеный с тремя глазами. Седьмой мечтал создать новую Библию, основанную на понятных ему формулах и непоколебимых теоремах, но все оказалось тщетным. «Но ведь я смог рассчитать, когда плетеные человечки выйдут на сушу!» – мысленно подбадривал он себя. Седьмой даже захрипел от ярости, замахнулся булавой, только вот живого противника не было. Крылатые не в счет, те сейчас не страшнее камней или земли.

Солнце клонилось к западу. Еще немного, и оно коснется холодных вод, утонет в море, и опустится на Новую Землю темная ночь, когда жители последних деревень, что обитали возле Норового места, попрячутся в своих хлипких от Всплеска лачугах. Пожрет бывшие мегаполисы тьма, и начнутся веселые пляски чертей и чудовищ.

Седьмой вернулся к брошенному рюкзаку, плюхнулся на землю и обхватил руками голову. Ветер становился злее и кусачее, но он старался не обращать внимания на него.

Сколько осталось времени? Год? Два? Но мало. Очень мало.

Надо было спешить к норам.

* * *

Дорога шла по выщербленному ветром и бедному на траву плоскогорью, с высоты которого открывались красоты на руины города. Седьмой частенько предавался воспоминаниям о прошлой жизни. Человек, который лишился крова, родных, а мечты передавили жернова горя и страданий, не мог не возвращаться к давно минувшим дням. К дням, когда не было ни чудовищ, ни Всплеска.

Под ногами хрустел песок, шуршали камушки. Предстояло пройти еще лес и мертвую деревню. Солнце давно ушло за горизонт, ночь вступила в свои права.

Седьмой долго не решался устроить привал, но вынужден был отдохнуть: ноги становились ватными, заплетались, легкие горели, а в глазах троилось.

Где-то на западе раздался вой Крылатых.

Седьмой ощущал себя человеком, на которого смотрят или сквозь прорезь прицела, или сквозь кровавую запруду монстра. Он лизнул губу, почувствовал соль и полез в сумку за сухарями и водой. Не стоило думать о плохом. Дурные мысли притягивают дурные события. К утру он будет уже возле норы, там переждет Всплеск, а потом наведается в свой дачный домик в лесу, где выдует не меньше двух литров виски.

А сейчас нужно бросить все силы на преодолении тропы, то и дело исчезающей под ногами. Возможно, удастся запутать Крылатых и пустить их по ложному пути, хотя и не стоит надеяться на такую удачу. Единственным козырем остается время, которое нельзя тратить на еду и отдых. Но как заставить суставы не болеть?

Тучи закрыли луну и звезды. Над морем лежала тьма, как и на душе у Седьмого. Люди доверились ему, а он оказался брехлом. И новые смерти от Всплеска будут лежать на его плечах. Пришлось засыпать пять нор, чтобы оживить одного мертвяка. Пять нор! Как крестьяне могли согласиться на это безумие? Деревня умрет. Но ведь оживший труп рассказал много интересного и нужного…

Под вой ветра Седьмой слабо слышал, как бились волны о берег, словно насмехались над ним и его глупыми расчетами.

Мертвяк был прав: он никогда не сможет контролировать то, что создано богом. Не сможет вечно бегать от Крылатых, ибо они стражи Новой Земли. Но даже если он родился под счастливой звездой, и монстры все-таки не поймают его, то артрит разрушит тело. Так говорил живой мертвец.

Седьмой не нашел ответа у моря, и дальнейший путь не открылся ему. Оставалось возвращаться в деревню ни с чем.

Он замерз, но в сердце все еще пылал огонь, а в душе теплилась надежда на чудо.

Седьмой поднялся с холодного камня и двинулся дальше по тропе. Ноги казались деревянными и не хотели сгибаться, но он заставил себя идти. Ночной ветер был сильным, резким и колким.

Хищники не умирают от холода и усталости, решил Седьмой. А он себя ощущал хищником – опасным и непобедимым. Им овладело странное спокойствие. Вспомнилось, как однажды он рухнул с высоты четырехэтажного дома, сломал ногу и пару ребер, но все равно сумел доползти до деревни, где его и вылечили. Нынешняя ситуация была не страшнее.

Седьмой настолько сильно задумался, что и не заметил, как что-то скрипнуло под ногами, а затем затрещало. Перед глазами всё закрутилось, завертелось, тело на миг словно воспарило.

Но только на миг. Потом последовал сильный удар, выбивший последние крохи воздуха из легких.

Седьмой попробовал пошевелиться, но боль незамедлительно отозвалась в голове и ногах. Пугало и то, что ничего не было видно. Он протянул левую руку, уронил ее и поднял правую. И стал шарить, ожидая почувствовать твердую поверхность.

Неужели умер?

Ему удалось нащупать стену. Он угодил в ловушку. Свалился в яму, заготовленную Крылатыми. Твари все-таки оказались хитрее.

Думать и гадать можно было о множестве разных вещей, но истина пугала своей простотой: его поймали как тупую деревенщину!

– Я не сдохну! – закричал Седьмой. – Не дождетесь!

Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти врезаются в ладони, оставляя кровоточащие следы-полумесяцы. Достав из кобуры револьвер, Седьмой начал размахивать Курносым и материться. Все его мысли тонули в заволакивающей изнутри ярости. Хотелось давить мерзких тварей, рвать им кожистые крылья, выдергивать клыки и наслаждаться кровью.

Седьмой с силой провел рукой по губам, попытался встать. На этот раз удалось подняться. Яма оказалась глубокой и для того, чтобы выбраться из нее, нужно было иметь либо рост под шесть метров, либо чертовски высоко прыгать.

Он вдруг вспомнил байки мужчин в деревне о том, что земли возле моря принадлежали каннибалам. Любители человеческой плоти тем и жили – копали ямы, в которые попадали люди и твари Новой Земли. Но чудовищ каннибалы не ели – то ли брезговали, то ли боялись заболеть, а вот человечину…

Тьма, между тем, загустела так, что ею, казалось, можно было захлебнуться.

Седьмой часто размышлял вслух. Это помогало собраться, сконцентрироваться на проблеме. Разговаривая с собой, он успокаивался. Возникало обманчивое ощущение, что он не один.

– Главное не бояться. Успокойся. Дыши глубже. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ситуации у тебя и похуже были.

Вновь раздался вой Крылатых, но на этот раз ближе к нему… намного ближе. Седьмой стал водить руками по стенкам, надеясь найти корень дерева или хоть какую-нибудь выемку. Тщетно: земля была твердой как камень и гладкой как зеркало. В голову полезли дурные мысли, а кромешная тьма лишь вселяла уверенность в скорую гибель.

За спиной зачавкало. Сильнее сжав рукоятку револьвера, Седьмой обернулся на источник шума. Чавканье было смачным, словно ребенок жевал любимую конфету-тянучку. В ноздри ударили запахи мочи и немытого тела. От мысли о том, что в яме еще кто-то, по телу пробежала легкая дрожь. Возможно, какой-нибудь путник-бедолага попал в ловушку. Седьмой заиграл желваками.

Чавканье, между тем, не прекращалось, наоборот – становилось громче и нахальнее. Прижавшись к стене, Седьмой попытался рассмотреть источник шума.

Из-за туч выглянула луна, посеребрив яму. Света хватило, чтобы увидеть все.

Из земли тянулась рука. Ее испещряли пузырчатые маленькие гнойники, из которых сочилась то ли черная, то ли красная жидкость. Скатывающиеся по руке капли гноя приковывали к себе взгляд, завораживали.

Седьмой подскочил к монстру и ловко ударил его ногой. Раздался треск костей. Рука исчезла в земле. Наступившая затем тишина напугала сильнее воя Крылатых.

Была рука – и нет. Осталась лишь глубокая дыра сантиметров пятнадцать в диаметре. Седьмой попытался проглотить слюну, но она застряла в горле вязким комком. Возникло жуткое желание выстрелить в дыру, чтобы добить тварь, но стало жалко пули. Патроны еще понадобятся с Крылатыми. Соображалось плохо, мысли скакали от тварей к проблеме, как вылезти из ямы, но даже сейчас он понимал, что шансы выжить с каждой минутой стремились к нулю.

Из дыры захихикало и тут же с оглушительным ревом рыхловатое дно ямы взорвалось брызгами жирной глины, раззявилось маткой провала. Земля извергла новое порождение ночных кошмаров – Червивого Короля. Чудовище, освободившись от грунтовых оков, выпрямилось и нависло над Седьмым на добрый метр. Потрясенный, он не отводил взгляда от твари. Ее круглое лицо, напоминающее сплюснутую морду акулы, светилось, как янтарь.

Недолго думая, Седьмой выстрелил. Пуля угодила в грудь твари, сбив с ног.

Воспользовавшись моментом, он обежал монстра и ударил ногой по его голове. Не думал он, что столкнется с Червивым Королем на плоскогорье, но, похоже, судьба решила сделать все возможное, чтобы сегодня убить его. Главное, что Седьмой знал – нельзя смотреть твари в глаза – точнее, в два горящих сгустка на морде. Он нажал на спусковой крючок еще раз, целясь в голову. Оранжевый сполох осветил яму.