Текст книги "Дьявольская радуга"

Автор книги: Александр Годов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Сергей Михайлович достает из-за пазухи пистолет. Брови Коли ползут вверх. Старик пришел к нему в дом с оружием, а он и не заметил! И куда смотрела Алена?!

Старик облизывает губы, наводит пистолет на тьму и громко спрашивает:

– Есть кто живой? – Вопрос повисает в воздухе. – Еще раз спрашиваю: есть кто живой?

В ответ молчание.

– В квартире никого нет, – говорит Коля. – Я проверял.

– Включи свет в коридоре, – заявляет старик.

– Что? – переспрашивает Коля.

– Свет, говорю, включи.

– Нет.

Старик отрывает взгляд от соседской квартиры и переводит его на Колю. Смотрит так, словно хочет стереть в порошок. Ничего не говоря, Сергей Михайлович сам подходит к двери, шарит левой рукой в темноте, нащупывает выключатель.

– Света нет, – говорит он и отступает на два шага от порога.

– Отойдите от двери, – просит Коля.

Сергей Михайлович кривит губы в презрительной улыбке, опускает пистолет и поворачивается к нему.

– Ты думаешь, я такой тупой? – вдруг спрашивает он.

– Нет. Но…

– Какие «но»? Ты кретин?

Коля ощущает, как лестничная площадка вокруг него сжимается. В ноздри бьет запах абрикосов, но он настолько резкий, что режет в животе. Свет на площадке становится более ярким и резким. Приходится жмуриться.

– Ты кретин? – повторяет Сергей Михайлович. Его голос меняется. Становится более низким, неприятным.

– Успокойтесь, я просто… – начинает Коля.

– Заткни хлебало, молокос! – кричит Сергей Михайлович. – Ты думаешь, я боюсь?! А? Думаешь?!

Коля вытягивает вперед правую руку и как можно спокойнее говорит:

– Сергей Михайлович, простите. Я не хотел вас обидеть. Я просто…

– Что «просто»? Ты считаешь меня идиотом. Непроходимым тупицей! Остолопом! Считаешь, что я поверил в твою байку про этого алкоголика? А?

Нахмурившись, Коля не понимает, какая муха укусила старика. Запах абрикосов становится сильнее. Резь в животе не слабеет.

– Хочешь, я трахну Алёну? – спрашивает Сергей Михайлович.

Алена, до того просто молчавшая, всхлипывает, зажимает рот ладонью. Старик не дает Коле шанса защитить жену. Он наводит пистолет на неё и нажимает на спусковой крючок. Звук выстрела оглушает. Коля вздрагивает и поворачивает голову в сторону жены. Время как будто замедляется – секунды растягиваются в минуты.

Но вот взгляд падает на Алену. Она лежит на полу и зажимает двумя руками рану на горле, из которой хлыщет кровь. Она пытается что-то сказать, но доносится лишь бульканье. За несколько секунд крови становится нереально много.

– Все равно она была плохой женой, – говорит старик.

Коля молчит, ноги подкашиваются, он падает на колени.

Что делать?!

Как спасти Алёну?

Коля дрожащей рукой касается горла жены.

– Я могу убить и твою сладенькую девочку. – Теперь голос старика лишен эмоций, словно говорит бездушный робот, а не человек. – Твоя дочь не должна видеть маму в таком состоянии. Ей надо помочь.

Вздрогнув, Коля понимает, что хочет сотворить старик.

Маша. Нельзя дать этому ополоумевшему придурку убить дочь. Коля бросает последний взгляд на Алену, осознает, что жену он вполне может бросить (её все равно не спасти), и собирает силы в кулак.

Надо действовать быстро и неожиданно. Старик не должен ничего успеть понять.

Раз, два, три!..

Коля вскакивает на ноги, бросается в коридор собственной квартиры и закрывает за собой дверь. Старик не успевает даже прицелиться…

…Николай замотал головой в попытке прогнать видение. С трудом, но образы гасли.

От нахлынувших воспоминаний заныло в груди. К горлу подкатил комок. Каждый раз возвращавшаяся память приносила боль и черную тоску. Уж лучше ничего не вспоминать! Лучше и дальше оставаться полуживым куском прогнившего мяса. Лучше наслаждаться расплавленной пластмассой! И пусть образы из прошлой жизни гниют на задворках памяти.

Тяжело вздохнув, Николай мысленно одернул себя. Нет. У него появился шанс увидеть дочь. Живую дочь! А он вместо того, чтобы забрать Машу, рефлексирует. Видите ли, воспоминания мешают! Бред!

Необходимо продолжить путь. Остается лишь сделать последний рывок.

Поправив лямки рюкзака, Николай двинулся дальше. Между тем, в покосившихся и полуразрушенных домах что-то изменилось. Вот только что, он не мог понять. Запахло жженой резиной и гнилью. Николай поймал себя на мысли, что солнце светило уже не так ярко. Светило не по-весеннему. В небе изредка плясали электрические разряды. И это говорило о том, что дальше – дороги нет. Николай вздрогнул. Город не отпускал. Вполне возможно, что через несколько метров путь приведет его к чертовому колесу или к мусорной горе.

«Не бойся, – сказала Алена. – В этот раз у тебя все получится».

Николай кивнул. Хотелось верить, что получится.

Он опустил голову и уперся взглядом на дорогу, стараясь не обращать внимания на запахи и звуки электрических разрядов.

Не подведи, голос!

С богом!

Первый

Проснулся он от боли в теле. Ломило всё, что могло ломить. Пальцы не слушались, в пояснице стреляло. Одно утешение – раненная нога онемела. Прокляв этот чертов свихнувшийся мир, Сергей попытался подняться, но проще было прогрызть в полу дыру.

Черт! Черт! Черт!

Тропов мысленно досчитал до десяти. Нельзя нервничать. Злость не поможет. Словно в ответ забурчало в животе. Покушать не мешало еще вчера. Сколько он не ел? Два дня? Три? Выходит, что так. С такими темпами и сдохнуть можно.

Сколько Сергей не пытался встать, но ничего не получалось. Тело не слушалось. Каждый удар сердца отдавался болью в лопатках и груди.

Тропов закрыл глаза и сжал губы. Ему не протянуть этот день без помощи. Если вчера еще был шанс обойтись собственными силами, то сегодня – нет. В этом доме должна быть еда! Должна! Но ему не повезло в очередной раз. Сергей всхлипнул. Не получится обыскать дома, чтобы найти пищу. Не получится! Он встать не может, не говоря куда-то пойти.

Остается только…

Нет! Тропов отогнал противную мысль. Нет!!

Остается надеяться на помощь Тани. Только она может спасти его. Нахмурившись, Сергей молча согласился с собой. Таня – последняя надежда. Как только он наберется сил, то размажет череп девчонки, вырвет сердце и съест его. Тем более ждать оставалось всего ничего – этот день. Голос говорил, что завтра всё изменится.

Сергей собрал всю волю в кулак, поднял с пола палку, оперся об нее и попробовал встать. Колени задрожали, раненная нога заколола. С трудом Тропов поднялся. Крупные капли пота скатывались по лицу, из горла вырывался отрывистый хрип.

Тропов доковылял до калитки дома, где пряталась Таня, и облокотился о забор. Сил не хватало даже на дыхание. Если сейчас появится мертвяк, то ему конец. Останется надеяться только на то, что смерть будет быстрой и безболезненной.

Таня выбрала отличный дом. Крыша была на месте; стены прежние хозяева обшили блокхаусом; от зомби защищали металлические решетки на окнах и массивная дубовая дверь. Убегать удобно – лес рядом. Уютный домик. И топорщившейся газон, и низенькие яблони, и разросшийся цветник – все это придавало ощущение уединенности этого участка от других особняков.

Сергей закрыл за собой калитку. Вряд ли Таня обрадуется его появлению. Даже может убежит от испуга. Ведь именно из-за нее погибла Анжела, и он чуть не откинул копыта. Если бы эта молокососка не открыла ворота, то, возможно, все бы сложилось иначе… Хотя теперь бессмысленно гадать. Бурую не вернуть. Остается надеяться на то, что Таня не бросит его.

– Таня! – Собственный голос показался Сергею очень хриплым и низким. – Помоги мне! Пожалуйста!

С минуту ничего не происходило. Лишь шумели листья на ветру.

Дубовая дверь распахнулась, и на крыльцо вышла Таня. Нижняя губа её дрожала, слезы бусинками застыли на щеках. Она подбежала к нему, кинулась на плечи и принялась целовать в губы.

– Прости меня! – захлебываясь в слезах, лопотала Таня. – Прости! Это я виновата! Я хотела помочь. Хотела открыть ворота и выстрелами подманить мертвяков, чтобы они побежали за мной. Но эти твари поползли к дому! Прости меня!

Ноги Сергея подкосились, и он рухнул на землю. В глазах сверкнули звезды…

* * *

– Проснись!

Тропов очнулся резко. Первое, что он почувствовал – это боль в левой ноге, второе – резь в животе. Нестерпимо хотелось пить. Во рту, казалось, нагадили кошки. Ситуация хуже некуда. Не сдохнуть бы. Слишком часто он теряет сознание.

Рядом с ним сидела Таня. Сергей огляделся. Он лежал на двухместной кровати. В прошлой жизни такая койка стоила бы бешеных денег, а сейчас за нее никто не даст и ломаного гроша. Напротив кровати стояло зеркало шириной в несколько метров. По бокам зеркала возвышались резные шкафы из дуба. Тропов мысленно присвистнул: потолки были очень высокими.

– Болит что-нибудь? – спросила Таня. В глазах все еще стояли слезы.

– Ты меня как затащила в дом? – прошептал Тропов.

Брови девчонки поползли вверх.

– Ты же сам дошел! Ты очнулся, и я помогла тебе зайти в дом.

– Ни черта не помню. У тебя есть что-нибудь попить?

Таня протянула ему стакан с водой.

– Сереж… – Она сделала заминку. Пугливо опустила глаза. – А где Анжела?

Тропов осушил стакан одним глотком. Жажда отступила.

– Загрызли её, – как бы невзначай сказал он. – Когда из дома выбегали. Я сам еле ноги унес. Слушай, а пожрать можно? А то несколько дней не ел. Щас сдохну от колик.

Таня часто-часто закивала, поднялась с кровати и выбежала в коридор.

– И лекарства какие-нибудь принеси! – вдогонку крикнул Сергей и продолжил осматривать комнату.

На полках красовались пузатые кувшины, украшенные в греческом стиле, возле двери стояла мраморная статуя мужчины, настолько миниатюрная, что не бросалась сразу в глаза. На стене висела в золотой рамке репродукция Ван Гога. Прямо музей, а не комната. Пол обложили плиткой. Наверное, с подогревом, решил Сергей. Света в помещении хватало: три больших арочных окна, расположенных друг от друга в нескольких метрах, прогоняли тьму.

Тропов попробовал подняться, но в глазах заплясали красные точки. Твою мать! Он настолько обессилел, что с трудом поворачивал голову. Зависеть от пятнадцатилетней девчонки – то еще удовольствие. Если Таня вновь его кинет? Хотя маловероятно. Она же сказала, что хотела сыграть роль наживки и отогнать мертвяков. Сергей скривился, словно укусил кислое яблоко. Надо переждать этот день. И всего лишь. А там он расправится с соской.

Таня вернулась с тарелкой супа.

– Лежи, я покормлю тебя.

Она поднесла к его губам ложку. Он отхлебнул. Зубы свело от холода.

– Холодный? – спросила Таня. – Прости. В подвале нет генератора, поэтому я не могу разогреть тарелку. Я и суп-то в пакетиках с трудом нашла. Пришлось разводить в холодной воде.

– Вода откуда?

– За домом есть колодец.

– Вода может быть отравленной… – Сергей с трудом сдержал позыв отрыгнуть пищу.

– Запаха вроде нет. В любом случае, выбирать не из чего. В доме есть фильтр, я прогнала воду через него. Так что не беспокойся.

Сергей впился взглядом в глаза Тани, пытаясь найти хоть намек на ложь. Может, она только изображает радость, что встретила его, а на деле хочет отравить. Ведь это так просто – подсыпать яд в суп. Пятнадцать минут – и смерть в муках. И только черви и камни будут знать правду…

Тропов отогнал подлые мысли. С такими темпами недалеко до сумасшествия. Откуда у девчонки яд? Глупости.

– Есть в доме лекарства? – спросил Сергей, отхлебнув с ложки супа.

– Я нашла только парацетамол и активированный уголь.

– Это совсем плохо…

– Что с твоей ногой?

– Да чуть не провалился в горящий торфяник в лесу. Можно сказать, чудом выжил.

– Я могу заглянуть в соседние дома, чтобы собрать больше лекарств, – на одном выдохе сказала Таня.

Сергей сделал минутную паузу. Решение он принял сразу, но хотел сделать вид, что ему небезразлична судьба Тани.

– Это опасно, – сказал Тропов.

– Нисколечко! Мертвяки в основном толпятся возле нашего бывшего дома.

– Хорошо. Только будь как можно внимательнее. В случае чего постарайся сначала не бежать сюда.

– Я же не дурочка! Я мигом! Туда и обратно!

Доев суп, Сергей провалился в глубокий сон.

* * *

Солнце перевалило за зенит, а Таня так и не вернулась.

Тропов сидел на кровати, облокотившись спиной о стенку. В голове гудели, как пчелы, мысли. После сна и обеда он чувствовал себя здоровым. Тело больше не ломило, в животе исчезла резь. Однако руки по-прежнему не слушались, а ноги казались ватными.

Тишину нарушало дыхание Сергея. Тропов старался не думать о том, что Таня может кинуть его. Ему и без того плохо. Не хватало еще тратить нервы на пустые домыслы. Вот кинет девчонка его, тогда и надо волноваться.

Время шло, Сергей пялился в потолок и вспоминал свою прошлую жизнь. Он заслужил передышку, было необходимо собрать мысли в кучу. Прошло уже месяца четыре после того, как мертвяки заполонили города. Мир со своей электроникой, глянцем и блокбастерами уничтожен. И в ближайшие года вряд ли все это вновь появится. Сергей скривился. Вот уже четыре месяца у него больше нет жены и дочери. И если по женушке он не скучал, то по Аннушке…

Тропов закрыл глаза. Нет. Нельзя вспоминать.

…У Анны были маленькие, как у куклы, пальчики. Он любил перебирать их, когда она спала на его руках…

Сергей сжал кулаки.

Нет!! Он убил её и не имел права даже вспоминать о ней.

Он – тварь!

Он – моральный урод!

Он – гниль!

…Тропову удалось вывести Кристину и Анну за город. Они собирались пожить, пока всё не уладится, на даче отца Сергея. Домик находился за триста километров от Москвы. Тихое, а самое главное – глухое местечко. Дачу от соседних участков отделяли лес, десять километров пути и неглубокая река. Дед отца когда-то работал егерем, именно он и построил дом.

Но Сергей так и не довез семью до дачи. У автомобиля спустило колесо, и пока Тропов менял запаску, из леса появились три мертвяка – быстрых и голодных. И он трусливо сбежал. Хотя тешил себя мыслей, что другого выхода не было.

Возможно, Анне и Кристине удалось выжить.

Возможно…

Сергей нашел в себе силы подняться и доскакать до окна. Ему был необходим свежий воздух.

Рука так и замерла в нескольких сантиметрах от ручки. На улице творилось черт-те что. По фонарным столбам плясали электрические разряды. Изоляторы полыхали, подобно новогодним шутихам. Мир, казалось, наполнялся новыми, ранее неизвестными красками. Провода искрились, разноцветные искры вылетали подобно пулям, падали на листья деревьев, заставляя те съеживаться и умирать. Только чудом не горели дома.

Всюду мелькали необычные картины. Лампы на фонарях раздувались, как шарики, но не лопались. Они на глазах увеличивались в размерах. Камешки и песок на асфальте закручивались в маленьких вихрях и уносились в сторону леса. Десятки бутонов пламени на изоляторах фонарей разгорались ярче, перекидываясь на основания столбов.

Сергей не верил собственным глазам. В поселке не было электричества, провода давно порвал ветер. Но откуда – твою мать! – появлялись искры? Неужели Таня что-то начудила? Тропов сразу же отогнал эту мысль. Происходило нечто необычное.

На асфальтовой дороге, как грибы, выскакивали черные купола в человеческий рост. Разглядеть, что творилось внутри них, было невозможно – настолько плотной оказалась тьма. Купола появлялись словно из ниоткуда.

В коридоре что-то упало. Сергей вздрогнул и обернулся. Тяжело дыша, Таня ввалилась в комнату. Лицо её покрывали красные пятна, из носа текли струйки крови. Она скинула с плеч рюкзак, бросила его на кровать и сползла на пол.

– Что происходит на улице? – спросил Сергей. Раненая нога заколола. Он понадеялся, что в рюкзаке окажется обезболивающее.

Таня вскинула руку, отдышалась и сказала:

– Я не знаю. Воздух как будто рябит. Очень тяжело дышать. Я рванула сразу же в дом, когда потемнело.

– Потемнело? – Брови Тропова поползли вверх.

– Ага. Натуральная ночь, блин. Я рыскала в одном особняке здесь неподалеку, когда солнце исчезло. Понимаешь, да? Солнца просто не стало. Я сначала подумала, что ослепла, но увидела, как заискрились фонарные столбы. Я выбежала из дома, бросилась к подъездной дорожке, а потом вновь стало светло.

– Бред какой-то.

– Я говорю правду! – настояла Таня.

Сергей доковылял до кровати и вытряхнул портфель. Антигриппин, валидол, активированный уголь, кетанов, спрей от ожогов, пара бинтов, карандаш йода и вата. Негусто.

– Это все? – задал Сергей скорее риторический вопрос. С такими лекарствами долго не протянуть.

– Прости. Я потом еще схожу.

Тропов кивнул.

– Откуда кровь?

Таня коснулась указательным пальцем верхней губы.

– Не знаю. Я и не заметила.

В окно ударил сильный порыв ветра, задрожали стекла. Сергей хотел было вновь подняться, когда красная молния расчертила небо. От раскатистого грома по коже побежали мурашки.

– Смотри! – крикнула Таня и показала на мраморную статую.

Из скульптуры вылетели синие огоньки, воздух вокруг них начал дрожать и шипеть. Огоньки плавно поднялись до потолка, где столкнулись друг с другом, соединяясь в большое синее пламя.

Таня вытащила из-за пазухи револьвер и сняла его с предохранителя.

– Сколько патронов осталось? – шепотом спросил Сергей, ни на секунду не отрываясь от огоньков.

– Два.

Один из огоньков подлетел к лицу Сергея. Тропов почувствовал, как волосы встали дыбом на голове. Удивительно, но боль, которая, казалось, навечно вгрызлась в тело, проходила. Ребра перестало ломить; пропал звон в ушах; чувствительность вновь возвращалась в раненную ногу. В кожу словно впились острые иголки, но уколы скорее приносили облегчение, чем страдания. Синий огонек распухал, можно было разглядеть, как по пламени прыгали, словно блохи, электрические разряды.

«Началось».

Голос появился неожиданно. Тропов вздрогнул.

По стенам, как по воде, побежали волны. Пространство то сжималось, то растягивалось. Стало трудно дышать. Сергей хотел было коснуться Тани, но рука прошла сквозь её тело. Он зажмурился, чтобы прогнать галлюцинации, но ничего не изменилось.

Из статуи вылетали разноцветные огоньки. Некоторые из них притягивались к потолку, где они становились частью синего пламени. Некоторые на огромной скорости ударялись о стену и пропадали в волнах.

От гула казалось, что вот-вот лопнут барабанные перепонки. Тропов открыл рот, чтобы хоть как-то уменьшить давление на уши.

Таня вскинула револьвер, прицелилась в мраморную статую и нажала на спусковой крючок. Раздался взрыв. Из дула револьвера сначала вырвалось облачко дыма, затем – пуля. Пространство вокруг свинцового шарика скрутилось в спиралях. Тропов видел, как летела пуля – словно в замедленной съемке. Один из огоньков встретился со свинцовым шариком. Возникла яркая вспышка. Сергей зажмурился. Когда открыл глаза, пули больше не было.

Ревущее над головой синее пламя стихло. Гул прекратился. Тропов с облегчением выдохнул.

Похоже, что все приходит в норму…

Вот тут-то статуя и взорвалась.

Пятый

Николай стоял перед входом в метро и не верил собственным глазам. Получилось! Он дошел! Голос Алены сказал, что дочь находится в подземном переходе. Остается только спуститься и забрать её. Но Николай переминался с ноги на ногу, не решаясь сделать первый шаг.

Ветер гонял по земле обрывки бумаг, пластиковые стаканчики и пустые бутылки из-под пива. Солнце затянуло серыми облаками. Начал накрапывать мелкий дождь. Николай раскрыл ладонь и смотрел, как капли разбивались о кожу. Он не мог припомнить, когда в последний раз шел дождь.

По стенам перехода змеились трещины, окна щерились осколками стекол. На ступеньках валялись куклы и пакеты. На каменных парапетах шелестели газеты, придавленные камнями. Николай поборол внутренний страх и сделал два шага к лестнице. Сердце стучало как бешенное. Вены на левой руке вздулись, зеленый огонь пульсировал под кожей.

«Страшно?»

Да. Страшно. Он мечтал увидеть Машу, но сейчас… Что если дочь изуродована? Что если она ранена? Что если она не узнает его? Что если…

«Иди же!»

Переход уходил под землю. Впереди ждала чернильная тьма, прогнать которую сможет лишь зеленоватый свет, исходящий от левой руки. И дай Бог, чтобы под землей не оказалось «архаровцев» или кого похуже…

Переход разделялся на два туннеля, идущих параллельно друг другу. Через каждые несколько метров они соединялись узким коридором.

Шаги в темноте гулким эхом прокатывались по подземному переходу. Тишина давила на мозги. Зеленоватого света не хватало, чтобы полностью прогнать темноту, но и то, что открывалось глазам, давало пищу для размышлений. Через каждые несколько метров Николай натыкался на пустые пластиковые бутылки. В сливных каналах валялись фантики и обертки из-под шоколадных батончиков. Маша была где-то рядом. Наверняка это она оставила мусор.

Туннель вывел к огромному куполообразному помещению. Вены на левой руке вздулись, стали походить на толстых кольчатых червей. Света теперь хватало на то, чтобы разглядеть до мельчайших подробностей зал. Впереди виднелись эскалаторы. По левую сторону от Николая находился ларек: газеты валялись в куче возле кассового аппарата, на полках висели куклы. По правую сторону чернели провалами окошки диспетчеров. На полу блестели монеты.

Николай подошел к ларьку, открыл холодильник. Практически пустой. Лишь на нижней полке одиноко стояла пластиковая бутылка пепси.

«Спустись по эскалатору. Маша на перроне».

Тяжело вздохнув, Николай бросил взгляд на эскалаторы. Он до сих пор не верил, что голос Алены был настоящим. Вдруг ему все это лишь кажется? Но ведь удалось же дойти до метро! Никогда еще Город не подпускал дальше деревянных домов.

Николай прошел через пост охраны и приблизился к эскалатору. Резиновый поручень холодил ладонь и пальцы, в ноздри бил запах сырой земли. От волнения дрожали руки, ноги казались ватными. Ступенек было так много, что от их количества кружилась голова.

«Давай, ты сможешь!»

Опираясь на поручень, Николай двинулся вниз. Рюкзак натирал плечи, хотелось скинуть его. Еще и противный скрип ступенек действовал на нервы.

Спуск казался бесконечным. Когда Николая до последней ступеньки отделяло несколько метров, он поскользнулся и кубарем полетел вниз. Ударившись обо что-то головой, он потерял сознание…

…Сердце колотится о рёбра. Он чувствует себя зайцем, за которым гонится охотник-живодер.

К черту страх!

Коля вламывается в комнату Маши, обматывает дочку одеялом и хватает её. Движения резкие. Адреналин в крови заставляет работать мозги быстрее компьютера. План прост: выйти на балкон, спуститься по пожарной лестнице и дёру-дёру от дома. Этот ублюдочный старик в любой момент может попытаться выстрелить в замок. И хрен знает, выдержит ли дверь.

Маша даже не открывает глаза. Её дыхание обжигает его руку. Мысль простреливает не хуже пули: МАША СПИТ! Коля хмурится и начинает тормошить её, но она никак не реагирует.

Да что здесь происходит?!

Он оттягивает её верхнее веко. Зрачки расширены. И что? Он облизывает пересохшие губы и бежит в ванну. Страх подгоняет его. Кажется, что вот сейчас грянет выстрел, дверь распахнется, и на пороге появится старик. Бах! Бах! И все готовы. Мозги стекают по стенам, тела остывают, а души возносятся к небесам.

К черту такие мысли!

Коля включает холодную воду и сует малышку под струю. Предчувствие накатывает удушливым жаром. С Машей в последний раз была Алена, а значит…

Неужели стерва что-то дала ребенку?

Ладно, надо спешить. Неохотно, но Коля движется к балкону. Как только он окажется на улице, то сразу же марафонцем побежит в больницу. Только так.

Раздается выстрел.

Сердце проваливается куда-то. Только бы успеть. Господи, пожалуйста!..

Коля медленно оборачивается.

Не дыша. Обратившись в слух.

Чувствуя жар в груди, но боясь вздохнуть.

Дверь со скрипом открывается. На пороге виден лишь неясный силуэт старика. Неровный и словно дрожащий по границе. Этот ублюдок догадался открутить лампочку.

Вновь хлопает выстрел. На секунду коридор освещается. Глаза старика пугают своей пустотой, губы растянуты в волчьей ухмылке. Не просто человек, а нечто более могущественное.

Коленку Коли разрывает боль. Он успевает нырнуть в комнату Маши и закрыть дверь, прежде чем сваливается на пол вместе с дочкой.

Всё! Им конец. Дверь деревянная, её даже рукой сломать можно.

Чертовы уроды!

Но старик не спешит зайти в комнату. Видимо, наслаждается страхом жертв. А может, выжидает чего.

Коля всхлипывает. Простреленная нога горит, мышцы наполняет колючий жар. Кровь стекает по штанинам. Её так много. Коля прижимает дочку к себе. Нельзя смотреть на рану. Ой нельзя! Не хватает только потерять сознание.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Дверная ручка медленно поднимается, потом опускается. Не обращая внимания на боль, Коля встает на ноги и сдвигает защелку.

– Боишься? – спрашивает Сергей Михайлович.

– Не трогайте дочку! – стонет Коля. – Пожалуйста, не трогайте дочку! Меня убейте, только пусть она живет.

– Так не пойдет, – спокойно отвечает старик. – Её я убью первой, потом и до тебя очередь дойдет. Я очень хочу посмотреть на то, как ты будешь ныть и жевать сопли. Самое клёвое то, что я не сразу забью твою дочь. Сначала порежу личико. Потом для красоты вставлю в уши по острой спице, но не глубоко, а так, чтобы порвать барабанные перепонки. Оторву ей щеки и на твоих же глазах их съем.

Коля вздрагивает. Слезы подкатывают к горлу. Мир расплывается в неярких очертаниях. Коля не понимает, что творится вокруг. Всё происходящее кажется дурным сном. За сегодняшнюю ночь уже два соседа хотели его убить. Умерла Алёна. Непонятно чем напичкана дочь. Ему прострелили ногу.

– Зачем вы это делаете? – спрашивает Коля.

В ответ лишь слышится лишь учащенное дыхание старика. Затем раздается шарканье кроссовок о линолеум.

Что задумал этот урод?

Коля застывает в нерешительности. Необходимо что-то сделать. Взгляд зацепляется за большое зеркало, прикрепленное к дверце шкафа. Коля инстинктивно сжимает кулаки. Зеркальная поверхность закипает прямо на глазах. Появляются пузырьки. Некоторые беззвучно лопаются, некоторые раздуваются и медленно подлетают к потолку.

Коля чувствует, как в комнате что-то изменяется.

Люстра несколько раз моргает, раздаётся тихий хлопок, и комната погружается во тьму, лишь через проёмы двери выбивается тусклый свет. Коле приходит в голову безумная мысль. Он поднимает дочку.

Когда зеркало выкипает, на его месте появляется проход. Проход, уводящий во тьму. Из него так и веет могильным холодом.

Выбора нет.

Коля закрывает глаза и ныряет в проход. Мышцы напряжены; кажется, что дочка весит не меньше тонны. Щиколотки что-то щекочет, отчего по спине бегут мурашки. Сердце тяжело бухает в груди, зубы ломит от боли. Ноги по-прежнему находятся на твердой поверхности, но каждый шаг дается с трудом.

Открыв глаза, Коля понимает, что стоит на лестничной площадке. От дочки исходит свет, который заставляет тьму чуть отступить. Металлические перила изъедены ржавчиной, на стенах красуются нецензурные надписи, с потолка сыпется побелка. Вот только на лестничной площадке нет дверей, ведущих в квартиры. Вокруг бетонная стена. Коля оглядывается. Проход в комнату Маши не пропал. Если не поторопиться, то старик догонит их.

Превозмогая боль, Коле спускается по лестнице. Под ногами хрустит песок, глухим эхом отдаются шаги.

Пролёт сменяется пролётом, тьма смыкается за спиной.

Быстрее! Надо торопиться. Лестница должна куда-то вывести.

Пролёт – минутный отдых, чтобы успокоить бешеный бег сердца и проверить пульс на руке дочери. А потом на негнущихся ногах надо вновь спускаться по грязным ступенькам. Мысли путаются.

Глаза сами закрываются. Лишь огромным усилием воли удается держать их открытыми.

Бросает в жар.

Тук-тук-тук. Это сердце стучит.

Крутит живот. Господи! Как же хочется есть.

Боль в ноге проходит.

Тук-тук-тук.

Все сложнее мыслить. Приходит понимание, что туда, куда они спускаются, он не сможет жить.

Тук-тук-тук.

Коле все равно. Лишь бы спасти дочь.

Тук. Мысли застывают. Тук. Время застывает. Тук. Прежнего мира больше нет.

Когда сердце Коли отбивает последний удар, лестница выводит к стеклянной двери, за которой можно разглядеть перрон станции метро…

Чьи-то теплые пальцы коснулись его лба. По телу пробежала легкая дрожь. Там, где нежные-нежные пальчики дотрагивались до кожи, оставалось приятное покалывание. Этот кто-то нагнулся к нему, щеку обожгло горячее дыхание. Николай открыл глаза. Зрение не сразу сфокусировалось, поэтому несколько секунд он вглядывался в размытые силуэты – буйство ярких клякс.

– Папа? – Одно слово заставило сердце биться с бешеной скоростью. Одно слово подобно электрическому разряду приказало телу: «дрожи!»

Николай приподнял голову и всмотрелся в горящую кляксу перед собой. Но вот зрение вернулось, и он не поверил собственным глазам. Перед ним на коленях сидела Маша. Его Маша. Он узнал эти тонкие шершавые губы, этот прямой Алёнин нос, этот острый подбородок с ямочкой. Узнал бездонные голубые глаза, в которые можно смотреть бесконечно. Узнал всю её без остатка. Он пытался найти в Маше хоть какой-нибудь изъян, но ничего, к счастью, не заметил. Перед ним сидела живая дочь.

От левой руки Николая исходил зеленый яркий свет, который, смешиваясь с белым светом, идущим от Маши, заставлял дрожать пространство вокруг них.

– Папа. – Голос дочери задрожал. Из глаз брызнули слезы. Маша обняла его голову так сильно, что хрустнула шея.

Николай всхлипнул и прижал к себе дочь. Он жадно всасывал воздух, чтобы насладиться запахом тела Маши.

– Это я, – сказал он и поразился тому, с какой легкостью мог говорить. – Это я…

– Тебя не было так долго!

– Пришлось немного задержаться… там, наверху.

– Ты же больше не оставишь меня одну?

– Не оставлю.

– Обещаешь? – спросила Маша.

– Обещаю.

– Я бы умерла, если бы ты не вернулся.

– Я не могу бросить свою лапушку.

– Ты же точно никуда не пойдешь?

– Точно.

Николай поднялся, прижал к груди Машу. Дочка обхватила его шею руками. Её маленькое тельце дрожало от рыданий, а он, чтобы хоть немного успокоить её, целовал в щеку. Воздух вибрировал в горле, предвещая слезы. Однако Николай приложил все силы, что не захныкать. Всё хорошо. Всё просто прекрасно. Еще несколько дней назад он и подумать не мог, что вновь увидит дочь.

Николай огляделся. Из-за света, исходившего от него и Маши, пространство изгибалось и скручивалось. Перрон станции метро походил скорее на королевство кривых зеркал. Потолок на глазах менял высоту, из-за чего каменные колонны то удлинялись, то укорачивались.

Куда идти? Обратно в Город, пухнущий от живых мертвяков и «архаровцев»? Или вперед? В надежде найти стеклянную дверь, за которой находится лестница, ведущая в квартиру. Николай нахмурился. Пожалуй, стоит попробовать найти дверь.

Воздух грозно зашипел, словно некто включил газовую колонку на полную мощность. Исходивший от Николая и Маши свет, пренебрегая законами физики, закручивался возле колонн в маленькие вихри. То и дело по стволам вихрей плясали миниатюрные молнии. В ноздри бил запах горящей плоти.