355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Михайлов » Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин » Текст книги (страница 13)
Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:38

Текст книги "Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин"


Автор книги: Александр Михайлов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Вопрос: Это сам Ковалев говорил или депутаты?

Ответ: Беседовал Ковалев, депутаты вставляли. Основную линию гнул Ковалев. Сначала те, кто его встречал, хотели просто-напросто по-русски послать его подальше. Но потом пропустили. Он разговаривал со старшим, кто у нас был, – замполит батальона. Фамилия замполита – майор Холов. Разговаривал он с ним. Солдаты присутствовали при этом. Вот как стояли в охранении. Это 9-я рота.

Было какое-то затишье, перемирие там объявили, и он предложил нам сдаться, сложить оружие. Он говорил, что находится здесь в качестве представителя Российского правительства. Договариваются о том, чтобы забрать военнопленных, обменять их и гарантировал, что в этот же день мы будем в Моздоке и отправят нас домой.

Вопрос: То есть он конкретно предложил сдать оружие?

Ответ: Да. На что мы ответили, что мы военные, принимали присягу и этого делать не будем. Он еще раз просил подумать.

Нам сказали, что мы окружены и если не сдадим оружие, мы погибнем все. Поэтому подумайте. И в это же время перемирия и затишья (они говорили, в нас никто не стреляет), в это время у нас погибает солдат. Снимает его снайпер с наблюдательного поста попаданием в голову. То есть в то время, когда они были именно у нас. Спустился солдат за санинструктором. Кричит, что Сергея Мордвинцева ранили. Через 10 минут санинструктор прибегает со слезами на глазах, сказал, что Серега Мордвинцев погиб. И тогда ему (Ковалеву) ответили: «Вот видите – мы не стреляли. Стреляли ваши. Мы сдаваться не будем».

Он еще раз сказал, чтобы мы подумали. Но ему однозначно сказали, что сдаваться не будем. Они развернулись и пошли. Служители церкви нас перекрестили. И они ушли. Вот такая была встреча.

Степашин понимал, что целью любой войны является утановление мира. Вместе с Егоровым он мотался по Грозному, встречался с военными, мирными жителями, старейшинами. Вместе с ними, не прячась от пуль и осколков, ездил Саламбек Хаджиев. Академик, доктор наук, бывший директор нефтяного института, депутат Верховного Совета СССР. Он пешком без охраны пришел в свой разрушенный дом – институт, где скрывались его сотрудники. Пришел, чтобы доказать всем, что начатое дело по восстановлению конституционного строя в Чечне не блажь, не прихоть Москвы, а объективная реальность, которая должна в корне изменить жизнь на его родине.

Оказавшись здесь, Степашин понял, что, несмотря на все происходящее, на боль, ужас и даже смерть, именно здесь настоящая жизнь…


Победа, равная поражению


Дворец был взят и Грозный освобожден, но предстояла серьезная работа не на один месяц. Медленно, продвигаясь шаг за шагом, армия и внутренние войска вышибали боевиков из их щелей. Тяжело выбивали, с большими потерями и среди своих ребят, и среди мирного, ни в чем не повинного, случайно оказавшегося в зоне боев населения. В большой драке, когда смерть ходит за тобой след в след, выбирать оптимальные методы не приходится. Горели машины, осуждающе на все происходящее смотрели пустыми глазницами дома и постройки.

Воевавшие здесь юнцы не видели Сталинграда военного, но те, кто мог сравнивать, говорили, что Грозный был страшнее. Страшнее оттого, что столица Чечено-Ингушетии была одним из самых красивых и зеленых городов на Кавказе. Возвращаясь домой, бойцы показывали фотографии видов «нового» Грозного тем, кто помнил город цветущим. Люди плакали.

В армии плакали из-за другого. Там, наверху, словно не хотели знать, что происходит здесь. Политики, приезжавшие для поднятия собственного престижа в глазах избирателей, ограничивали свое жизненное пространство габаритами спецвагонов на моздокских путях, предусмотрительно окруженного батальоном спецназа.

Походив по окраинам и потолковав с тыловиками, спешили в Москву с чувством исполненного долга.

И если к командующим группировок еще вчера, до начавшегося наступления, относились, как и положено относиться к большому начальству, то, пройдя через гарь и кровь со своими бойцами, Бабичев, Трошев, Степашин и Рохлин стали для солдат родными. И несмотря на ожесточенность боев, на шквал огня, встретившего десант, первые потери в корпусе Рохлина начались только через неделю. Там, наверху, не знали, не чувствовали, а может, просто не хотели знать, что происходит ЗДЕСЬ. Но вступившие в бой на этой земле понимали и чувствовали, ЧТО происходит там.

Офицеры и солдаты скорее интуитивно ощущали, чем реально знали о той невероятно яростной борьбе, которая велась в Москве за собственные «чеченские интересы».

Об этом можно было судить по разного рода заявлениям, декларациям, прогнозам политиков, далеких от войны, от реалий здесь происходящего. Не меньшую пищу для размышлений давали команды, поступающие сверху: «Стой на месте, иди сюда».

Как смачно звучит она из уст сверхсрочника. Как цинично – из уст политика. Но первый своим солдатом не пожертвует, ЭТИ – жертвуют.

Троцкистский лозунг «ни мира ни войны» оборачивался для воюющих потерями, а для внешнего мира – слезами матерей и жен, ставших вдовами, появлением огромного количества сирот в мирное время.


Дудаев


К этой теме Степашин возвращался не раз. Поставленная президентом задача – «решить проблему Дудаева» – заставляла вновь и вновь искать возможности устранения этой зловещей фигуры с политической карты Чечни. Речь вовсе не шла о том, чтобы организовать на него покушение или подослать к нему наемных убийц. Россия и ее специальные службы при всей своей мощи не могли использовать опыт Израиля и его Моссада. Кому-то это покажется странным, но дело обстояло именно так. К ликвидациям без суда и следствия наши спецслужбы были морально не готовы. Да и по большому счету реальных условий для этого уже не было. Система безопасности Дудаева была не просто надежна. Она основывалась на том, что лидер Ичкерии постоянно находился в окружении своих ближайших нуреков в расположении бандформирований. Послать для его ликвидации элитный спецназ значило погубить людей. Впрочем, и мировой опыт охоты на Фиделя Кастро и Ясира Арафата, несмотря на все усилия Моссада и ЦРУ, эффекта не дали. Немереное количество смертников, посланных для их убийства, бесславно кончали свой жизненный путь на дальних подступах. Тем более было сложно это сделать в условиях войны, когда степень бдительности и осторожности возрастают в геометрической прогрессии.

Дудаев систематически появлялся на экране, грозил, юродствовал и задавался. От этого было тошно…

Рассуждения о том, что журналисты не раз встречались с Дудаевым и потому он не так уж недосягаем, носили досужий характер, а потому профессионалы относились к ним с долей иронического скептицизма.

Впрочем, и без российских спецслужб Дудаев имел многочисленных врагов, в том числе и кровников, которые готовы были положить жизнь для реализации акта мести. Их было много, и покушений на Дудаева немало.

Естественно, что при удачном стечении обстоятельств… «Лягер ком лягер» – «на войне как на войне». Объяснять все эти обстоятельства было сложно. Но Кремль настаивал, не оставляя в покое Степашина даже в Чечне: «Что с Дудаевым?»

Впоследствии Степашин оценивал личность Дудаева следующим образом.

«Я считаю, что Дудаев – совершенно ломаная фигура и не очень понятная. Оказавшись в экстремальной ситуации, он был, по сути, загнан в угол. С ним можно было говорить в какой-то степени еще до штурма Грозного, в декабре 94-го, но зимой 1995 года это было уже бесполезно…»

Турция


Появление в России первых наемников из мусульманских стран стало тревожным симптомом. И роль специальных служб в этом процессе тайной не была. По оперативным данным, приоритет здесь держала Турция.

Привыкший все вопросы решать полюбовно и всегда искать компромиссы, Степашин решился на жесткий ход. Получив «добро» от Ельцина, он начал наводить мосты с турецкой разведкой. Откликнулись они быстро, согласившись на встречу, оговорив, что готовы провести ее в апреле 1995 года на условиях конфиденциальности.

Наутро после прибытия стало ясно, что конфиденциальности они желали только от нас. На первых полосах турецких газет фамилии членов российской делегации были набраны крупным шрифтом.

Партнеры по переговорам делали большие глаза и натужно демонстрировали свое негодование. Играли плохо. Не по Станиславскому. «У нас свободная пресса, как и у вас. Что мы можем поделать с ней?» Появление фамилий объясняли утечкой от пограничников.

Впрочем, для российской делегации это не имело особого значения.

Встреча во дворце Ататюрка – официальной резиденции главы Турции – длилась два дня.

Разговор был откровенным, хотя многое исходящее от турецких партнеров принимать на веру можно было только с большой поправкой.

«У нас много чеченских диаспор. Они имеют связи по всему миру. Они, а не правительство и не спецслужбы, оказывают помощь чеченцам. Они закупают оружие и переправляют в Россию».

Вопрос о том, каким образом большие партии пересекают границу, ставил их в тупик. «Из Турции не может уйти ни один ствол. Даже пистолет нельзя пронести через нашу границу». По их мнению, виноваты были все. И Грузия, и Азербайджан, и даже Украина с Белоруссией, только не Турция.

Впрочем, и они в долгу не оставались. В ответ на претензии российской стороны сотрудники турецких спецслужб выдвигали претензии о поддержке Россией РКП (Курдской рабочей партии). Они называли места дислокации различных клубов РКП, в том числе и в Москве. Для российской делегации это был козырь. Все понимали, что деятельность структур РКП на территории России не носит какой-либо противоправной деятельности, а потому любые преследования ее членов могли носить исключительно политический, а не правовой характер. Российская сторона не могла идти на конфликт с законом, и тем не менее, так же как и турки, выражала озабоченность распространением терроризма и сеператизма. Со своей стороны делегация ФСК высказала недоумение проведенными бомбардировками лагерей курдов, в результате которых погибло много женщин и детей. Они же недоумения действиями российской авиации не выражали.

На второй день было подписано соглашение ФСК и МИТ (турецкой разведкой) по борьбе с терроризмом, наркобизнесом и организованной преступностью. Со своей стороны турки кое-какие документы передали.

В протоколе встреч в Турции было еще два важных мероприятия.

Встреча с президентом Демирелем прошла для Степашина в невероятно теплой атмосфере. Тот говорил об уважении к России, понимании проблем, вставших в связи с чеченскими событиями. Он говорил о том, что Турция верна традициям, заложенным еще Ататюрком, и будет соблюдать нейтралитет, когда речь идет о территориальной целостности России. К сожалению, в связи со смертью отца премьер-министра Турции встречу с ней пришлось отложить.

Не менее важной была встреча в парламенте Турции. Степашин неожиданно для себя увидел, что внутренняя атмосфера последнего ничем не отличается от атмосферы Верховного Совета России. Там тоже имеются свои жириновские и ковалевы. Встречи в парламенте оказались, пожалуй, самыми важными в череде переговоров. Там тоже, как и у нас, не все почитали свои специальные службы и готовы были сделать все, чтобы ограничить их всесилие (на это жаловались и руководители МИТ). А потому вмешательство во внутренние дела России турецкой разведки могло взорвать размеренный ритм их взаимного существования. Намекнув на отдельные факты, что и у них «кое-кто, кое-где порой честно жить не хочет», но не акцентировав на этом внимания и отметив для себя возможность использования мины замедленного действия, Степашин на высокой ноте закончил встречу с парламентариями, которые аплодисментами проводили его.

Вспоминая эту поездку, Степашин отмечал: «Турция занимает особое место в плане взаимоотношений с представителями власти мусульманского мира. Это была поездка по приглашению спецслужб, мы подписали соглашение с крупнейшим мусульманским государством о совместной борьбе с терроризмом в условиях войны на территории России. Хотя практическая реализация этого соглашения и по сей день вызывает много вопросов, но в политическом плане это было важно.

Важно и то, что у меня была личная встреча с президентом Турции, человеком-легендой, который пользовался в то время непререкаемым авторитетом, встреча была два часа. Причем с их стороны она была подчеркнуто теплой, и после встречи он официально заявил о том, что Турция выступает за единство России, никакой независимости Чечни быть не может, Турция против терроризма.

Это была очень важная в политическом плане поездка, как с точки зрения спецслужб, так с точки зрения политики России».

Оставленная мина замедленного действия – роль разведки Турции во внутрироссийском конфликте – была взорвана в 1998 году. Когда все существующие соглашения были нарушены, когда роль турецкой разведки стала приобретать угрожающий характер, ФСБ предала гласности факт вмешательства во внутренние дела России.

Все руководство МИТ ушло в отставку.

123

Буденновск

Если вы этого не сделаете, вы проиграете…

Ширвани Басаев

В победе «Динамо» над «Ротором» в этом матче Степашин не сомневался. Вечером его ждали на стадионе. Начальник команды несколько раз звонил, уточняя, приедет ли Степашин на матч. Сегодня им особенно хотелось видеть на трибунах почетного динамовца, который много внимания уделял команде.

Впрочем, Степашин разрывался между двумя пристрастиями. С «Динамо» помимо служебных его связывали личные отношения. Но как ленинградец он просто не мог изменить питерскому «Зениту».

В этот день были спланированы учения по плану «Набат».

С каждым годом такую операцию стало проводить все труднее. Число ведомств с функциями оперативно-розыскной деятельности стремительно увеличивалось. И более внимательно надо было относиться к деталям взаимодействия. Старшим на учениях был заместитель директора ФСБ Валентин Соболев, традиционно имеющий отношение ко всем видам транспорта, в том числе авиационного. Он докладывал, что все репетиции проведены. Уточнены детали. «Альфа» будет отрабатывать «на людях» элементы штурма воздушного судна. У них есть сюрприз…

Созвонившись утром 14 июня с Олегом Сосковцом и договорившись о встрече на матче, Степашин ознакомился с последними шифровками.

Они были тревожными. Из разных регионов докладывали, что Дудаев, фактически лишенный былой власти и силы, прилагает отчаянные усилия, чтобы переломить ситуацию. Оставшись с небольшой кучкой единомышленников, как впоследствии вспоминал Аслан Масхадов, он готовится к последнему сражению. Сражению, исход которого был предрешен в пользу федералов. Иного варианта уже не оставалось. Федеральные силы давили по всем направлениям. Большая часть территории Чечни уже находилась под их контролем. Накануне над Ведено был водружен флаг России.

Масхадов и Яриханов в Назрани позже, в 1996 году, рассказывали: «Мы считали, что все – конец именно летом 1995 года. Нас оставалось человек восемнадцать… Мы были в штабном вагоне Джохара и готовились, в общем-то, к смерти. Сдаваться мы, естественно, не собирались. Поход Басаева был неожиданностью. Он сначала не собирался идти в Буденновск, он собирался идти в Кавминводы. Хотел захватить самолет и лететь бомбить Москву…»

Отчаяние стало естественным состоянием бойцов Дудаева. Многие перешли на противоположную сторону. Кое-кто, отчаявшись, кое-кто «на ловлю званий и чинов». Внутренние противоречия раздирали верхушку изнутри.

Разуверившись в своем президенте, некоторые полевые командиры стали действовать самостоятельно, стремясь тем самым не только перехватить у него инициативу во власти сейчас, но и закрепиться во власти на будущее.

Из шифровки, которую прислали Игорь Межаков (заместитель Степашина, командированный в Грозный по линии ФСБ) и командующий группировкой Анатолий Куликов, следовало, что, по оперативным данным, группа боевиков намерена прорваться в один из южных городов России и осуществить серию терактов. Наиболее вероятно под руководством Шамиля Басаева. Шифровка была направлена практически во все подразделения ФСБ и МВД.

Накануне ночью Степашин сам подписал записку президенту о возможности рейда Басаева и других бандитов, которые, по сути дела, загнаны в угол.

Это было серьезным предупреждениям. Впрочем, такие предупреждения шли постоянно. От систематических угроз уже устали все. Наступило состояние, которое можно было бы назвать патриархальной умиротворенностью. Нельзя все время быть в состоянии непроходящей тревоги, тем более что многое носило исключительно пропагандистский характер. Сигналы проверялись, усиление за усилением лишало оперативных сотрудников и милицию сна и отдыха. Начинало казаться, что громкие заявления Удугова, который, не умолкая, гнал «дезу», направлены на то, чтобы окончательно измотать федеральные силы ожиданием. При этом каждый понимал, что если, не дай бог, что-то случится, то головы не сносить…

Все от начала до конца в пропаганде Удугова было густо напичкано ложью, отделить правду от нее было просто невозможно. Он угрожал, он пугал, он нагнетал… Угрозы были нелепее одна другой. Если удавалось, то происшедшие катастрофы выдавались им как акции мщения. Он готов был взять на себя ответственность даже за извержение Везувия… Чем серьезнее становилась ситуация, тем активнее действовала пропаганда бандитов. И она достигала своего результата. Многое из оглашенного чеченским Геббельсом выплескивалось на страницы российских газет. Это раздражало. Раздражало военных, раздражало силовых министров, раздражало президента… «Да что вы, в конце концов, не можете унять нашу прессу…» – нет-нет да звучало и в адрес самого Степашина, и в адрес всего ФСБ. Но ситуация, которая генетически была памятна по прошлым годам – КГБ мог все – кардинально изменилась. Влияние на процесс носило исключительно межличностный характер. Единственным аргументом в споре со СМИ могли быть только неопровержимые факты. Впрочем, тогда лишь некоторые газеты и телеканалы старались им следовать. Большинство предпочитало пользоваться информацией с той стороны. Причин такого положения было несколько. Но главной была одна – непонимание силовыми структурами значения прессы, предвзятое отношение априори ко всем журналистам и не желание этого скрывать. «Я с вами не желаю разговаривать», – нередко бросал генерал Квашнин досужим корреспондентам. Они ему платили тем же. Вопрос взаимоотношений власти и прессы становился темой дня.

По этому вопросу Степашин пригласил к себе одного крупного медиа-магната, с которым хотелось определить правила игры. И у одного и у другого на руках были свои козыри. Важно было дистанцироваться от ведомственных подходов, чтобы выйти на оптимальную схему взаимопонимания. Собственно об этом и шел разговор за закрытыми дверями. И один и другой понимали, что информационно ситуацию необходимо менять. Важно было определить как. Отсутствие единого информационного центра, где сосредоточивалась бы вся информация, имело серьезные последствия. Фактически создавалось впечатление сплошной лжи.

Информация, распространенная одним ведомством, не подтверждалась другим, зачастую опровергалась третьим. Обзванивая своих контрагентов, журналисты пытались «расцветить» краткую информацию агентств собственными подробностями. Но что могли сказать в МВД об операции, проведенной ФСБ? Могли ли знать в ЦОС ФСБ о потерях МВД или о заявлении министра обороны? Это буквально бесило журналистов, которые искренне полагали, что в «горячих цехах» тайн друг от друга нет. А они были…

И ФСБ, и МВД, и Министерство обороны на информационном поле играли свою игру, нередко по своим правилам. Правилам, рожденным общей обстановкой нервозности вокруг главных фигур. Манипуляторы в Кремле, в непосредственной близости от всенародно избранного, дергали за ниточки, создавая атмосферу неуверенности глав ведомств в завтрашнем дне. «Борис Николаевич, что-то уж больно Степашин разговорился… Борис Николаевич, смотрите, что пишут о Ерине… А Грачев…» Закулисные интриги вокруг силовиков носили перманентный характер. Откровенные «наезды» зачастую разрабатывались в Кремле. «На то и Коржаков за стенкой, чтобы министр не дремал…» У последнего была совершенно отвязанная, как сейчас говорят, команда… Им было все «божья роса».

А потому пресс-службы МВД, ФСБ и кое-кто в Министерстве обороны (пресс-секретарь Грачева Агапова больше вредила, чем…) стремились максимально укрепить авторитет своего шефа, не дать мракобесам в Кремле понизить его рейтинг в глазах президента. Результат известен – нескоординированность действий приводила к еще более тяжелым последствиям.

Фактически шла борьба не против пропаганды Удугова, а против пропаганды своих коллег, что еще более страшно. Великие говорили: «У победы много отцов, поражение всегда сирота». Так было и тогда. Как только ситуация на бранном поле менялась, менялась она и на не менее «бранном» поле информационном. И обмениваясь мнениями с магнатом, Степашин принимал его аргументы, которые были и его собственными, выстраданными… Только взаимопонимание, доверие и поддержка журналистов может изменить ситуацию.

Но как мог Степашин повлиять на ситуацию в целом? Да, собственная пресс-служба будет делать все, что он скажет. Будет предоставлять любую находящуюся в ее распоряжении информацию. Да, сможет даже оказать некоторую помощь журналистам в зоне конфликта. Но что дальше? Если другие ведомства играют по другой программе?

Невероятно нужный и обстоятельный разговор остался незаконченным.

На проводе аппарата ВЧ был Игорь Межаков. «Группа боевиков прорвалась на территорию Ставропольского края и осуществила нападение на отделение милиции г. Буденновска. Информация проверяется».

Министр внутренних дел Виктор Ерин был не в курсе. Взяв паузу для уточнения сведений, он перезвонил через пятнадцать минут. «Да, такая информация есть. Но полную информацию мы сейчас уточняем. Я сам вылетаю туда». Действовать по линии ФСБ Степашин поручил Межакову.

На часах было десять тридцать. Президент выслушал доклад Степашина молча. «Действуйте как можно жестче…»

Через час на столе Степашина лежало подробное досье Басаева.

Басаев Шамиль Салманович. Родился 14.01.65 г., выходец из тейпа Ялхорой (к этому тейпу относится и З. Яндарбиев, а к одному из ответвлений – Ортсхой – принадлежал и покойный президент Дж. Дудаев), села Дышне-Ведено Веденского района ЧИАССР, чеченец, проживал по месту рождения, образование среднее, женат, имеет дочь.

Жена – уроженка Абхазии (установочных данных нет). Отцом жены является прапорщик авиационной части в г. Гудаута (Абхазия) Джения Юрий Кукунович. Басаев женился на его дочери Анжеле в 1993 году и увез ее в Чечню.

(По другим источникам, после войны в Абхазии он женился на 17-летней Индире Джения из селения Мгундзрыхва Гудаутского района Абхазии). Она родила ему сына.

В период его пребывания в Абхазии ему как командиру чеченского отряда были выданы чистые бланки абхазских паспортов.

Родители жили в с. Ведено. У Басаева три брата. Один погиб при обстреле Ведено в начале 1995 года, старший брат – Ширвани Басаев – боевик, был комендантом с. Бамут.

Приметы: на вид более 30 лет, рост 170–172 см, среднего телосложения, волосы русые, с залысинами, борода черного цвета.

Восемь раз ранен, семь раз контужен. Страдает сахарным диабетом. По характеру уравновешенный, спокойный, осторожный. Проводимые им боевые операции отличались дерзостью. Не курит, не употребляет алкоголь. Непревзойденный в Чечне военный стратег и тактик. Любит хвалиться своими знаниями техники и вооружения. Чрезвычайно хитер. В последнее время избегал прямых боевых контактов с противником. Пытается прославиться хорошими знаниями религиозной догматики. Стремится показать себя провидцем. Любит бравировать перед женщинами. В отношении к России непримирим. В последнее время все его высказывания и речи направлены на саморекламу в плане приписания всех заслуг себе лично. Обладает личным мужеством. Честен. Чуток к общественному мнению на том или ином этапе.

Радиопозывные – Акация, Спартак, Пантера-05.

До 1970 года проживал в с. Дышне-Ведено, затем в ст. Ермоловская ЧР. С 1983 года работал разнорабочим.

Три раза поступал на юридический факультет МГУ, но не проходил по итогам конкурсных экзаменов.

С 1986 года жил в Москве, где в 1987 году поступил в Московский институт инженеров землеустройства. Его занятия по компьютерной технике вел преподаватель Константин Боровой. Занимался спортом, имел 1-й разряд по футболу. В 1988 году отчислен из института за академическую неуспеваемость. Занимался коммерцией. Задолжав крупную сумму денег бизнесменам, в том числе чеченцам, вернулся в Чечню.

С 1989 по 1991 год учился в Стамбуле в Исламском институте.

19–21 августа 1991 года участвовал в защите Белого дома. В интервью газете «Московская правда» 27 января 1996 года он говорил: «Я знал, что если победит ГКЧП, на независимости Чечни можно будет ставить крест…»

Летом 1991 года добровольно вошел в состав незаконного вооруженного формирования, созданного ОКЧН. Самостоятельно изучал теорию военного дела «по российским учебникам». В интервью «Независимой газете» 12 марта 1996 года он рассказывал об этом так: «Заниматься стал, потому что имел цель. Нас было человек тридцать ребят, мы понимали, что просто так Россия Чечню не отпустит, что свобода – вещь дорогая и за нее надо платить кровью. Поэтому усиленно готовились». В том же интервью он опроверг информацию, что проходил подготовку в Абхазии на базе российского 345-го воздушно-десантного полка: «Там ни один чеченец не учился, потому что их не брали».

Группа Шамиля Басаева была основана в июне-июле 1991 года под названием «Ведено» для охраны зданий, где проходили съезды Конфедерации народов Кавказа и общенационального конгресса чеченского народа. В состав группы вошли жители сел Беной, Ведено, Дышне-Ведено, Бамут и других горных сел.

Активный участник событий «чеченской революции» августа – ноября 1991 года. 5 октября 1991 года принимал участие в захвате здания КГБ ЧИАССР в составе спецподразделения Руслана Шамаева.

В ноябре 1991 года в знак протеста против введения чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии совместно с Сайд-Али Сатуевым и Лом-Али Чачаевым (последние, по некоторым данным, принимали участие в террористической акции в г. Буденновске) осуществил угон самолета из аэропорта Минеральные Воды в Турцию, за что получил признание у руководства ОКЧН. Басаев заставил летчиков вылететь в Турцию, где террористы сдались местным властям и после переговоров добились переправки в Чечню в обмен на освобождение заложников.

Осенью 1991 года одновременно с Д. Дудаевым выставлял свою кандидатуру на пост президента Чечни. После прихода к власти Дудаева им была создана диверсионно-разведывательная группа, базировавшаяся в 12-м городке г. Грозного. Группа была создана с целью защиты «свободы и интересов ЧРИ и ее президента».

В конце 1991 – начале 1992 года Басаев принимал участие в боях в Карабахе на стороне Азербайджана.

Летом 1992 года Басаев находился в Абхазии, но ничем определенным не занимался. В июле вернулся в Чечню, где его застало начало абхазских боевых действий. Уже через 5 дней с группой вооруженных людей (15–20 человек) Басаев выехал обратно в Абхазию. В Пятигорске на него обратили внимание и попытались задержать, но он совершил захват рейсового автобуса, объявил пассажиров заложниками и под их прикрытием выехал в Карачаево-Черкесию, где группа смогла оторваться от преследователей, освободила заложников и через перевалы вышла в Абхазию. Там Шамиль Басаев первое время командовал лишь своей небольшой группой, затем – интернациональной разведывательно-диверсионной ротой, считавшейся лучшей в абхазских частях. О нем отзывались как о грамотном командире, заботившемся о жизни своих подчиненных.

По неофициальным данным, большой вклад в формирование Басаева как военного специалиста и профессионального диверсанта внесли российские военспецы и советники, работавшие на абхазской стороне.

1992 году он входил в состав группы «смертников», занесенных при жизни в поминальные списки в мечетях Чечни (институт т. н. моджахедов – борцов за веру, отдавших себя на службу Аллаху в религиозной войне).

С 1992 года Басаев являлся командующим Гагринским фронтом в Абхазии. В январе 1993 года на совместном заседании президентского совета Абхазии и парламента Конфедерации народов Кавказа был назначен командующим экспедиционным корпусом в Абхазии. Басаеву было вменено в обязанность «координировать, объединять, направлять в нужное русло и контролировать прибывающий поток чеченцев».

К 1993 году Басаев возглавил батальон, в котором за период его нахождения в Абхазии подготовку прошли около 5 тысяч боевиков различных национальностей. Батальон отличался жестокостью действий, был укомплектован уголовниками, дезертирами из СА, гражданскими лицами с экстремистскими наклонностями, в основном из с. Гехи Урус-Мартановского района Чечни.

Так, осенью 1993 года им была проведена акция по уничтожению гражданских беженцев из Абхазии в районе Гагры и поселка Леселидзе, где было расстреляно несколько тысяч безоружных людей, и резня мирного населения неабхазского происхождения в Сухуми.

В декабре 1993 года на 5-м съезде Конфедерации народов Кавказа Басаев был утвержден командующим войсками КНК, начальником штаба войск КНК был назначен адыгеец Амин Зехов.

Затем указом Ардзинба он был утвержден в должности заместителя министра обороны республики.

В Чечню Ш. Басаев с батальоном (380–450 человек), который в Грозном стали называть абхазским, вернулся в феврале 1994 года и занял обособленное место среди командиров боевых групп. В отличие от Р. Лабазанова и Б. Гантамирова, группировка Басаева не стремилась включаться в дележ сфер экономического влияния и политические или криминальные разборки, хотя ситуацию с грабежами составов в Чечне поставил под контроль именно Басаев.

В период вооруженного противостояния между руководством Дудаева и оппозицией в Чечне в 1993 году Басаев занял выжидательную позицию, выступал посредником на их переговорах. Вместе с тем резко осуждал разгон городского собрания в г. Грозном. В декабре 1993 года поддерживал требования оппозиционеров об отставке Дудаева.

С апреля по июль 1994 года, по собственному утверждению, был в Афганистане, в провинции Хост, где вместе с одной из своих групп проходил подготовку: «Подготовка проходила за мой счет. Я тогда оружие продал, у друзей в долг взял и поехал. До сих пор, кстати, 3,5 тысячи долларов за эту поездку должен» («Независимая газета», 12 марта 1996 года). В интервью газете «Известия» (25 апреля 1996 года) Басаев сообщал, что в течение 1992–1994 годов трижды выезжал со своим «абхазским батальоном» в лагеря афганских моджахедов, где учился тактике ведения партизанской войны.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю