Текст книги "Миргород (СИ)"

Глава 1. Убийца

Начинающийся дождь, мелкая туманная морось, заставили высокого и худого мужчину в длинном темном плаще шагнуть под прозрачный козырек автобусной остановки. Тут же он сморщился, и снова вернулся под сыплющуюся сверху сырость. Теперь ему стало понятно, почему народ плотно стоял под утренними серыми тучами, не пытаясь скрыться от осадков под крышу. Там на скамейке сидели, прижавшись друг к другу, две страшные в своем повседневном идиотизме и жизненной ненужности женщины неопределенного возраста, придерживающие руками огромные белые когда-то пакеты со своим повседневным барахлом. Грязная засаленная теплая не по сезону одежда, разношенная мягкая обувь на толстых распухших ногах. На остановке густо несло падалью. Как будто у каждой в пакете лежало по большой давно сдохшей крысе. Нет, скорее, по целой дохлой собаке – запах отчетливо слышался даже возле самой дороги, а сумки были очень большие.

Он механически, не думая ни о чем, привычно достал из одного кармана пистолет, из другого – длинный и тяжелый цилиндр глушителя. Левой рукой так же привычно, не глядя, навинтил его на ствол, повернулся и снова шагнул под крышу остановки. Два тихих хлопка – никто из толпы даже не повернулся на звук. Брезгливо, ногой, поправил заваливающиеся вперед тела, откинув их к стенке. Подобрал, оглядевшись по сторонам, две гильзы, отлетевшие к урне.

Снова вышел на воздух, все так же брезгливо морщась, как бывает, когда вляпаешься по невозможности обойти в какую-то грязь. Уж сколько лет чистимся, а все то же самое!

Народ в толпе потеснился молча и спокойно.

Убийца рассовал по карманам пистолет и глушитель, спрятал в нагрудный карман еще теплые остро пахнущие сгоревшим порохом гильзы, дождался автобуса и спокойно встал в привычном месте – у поручней посередине салона. Только пару раз на него заинтересованно глянул кто-то из молодых и симпатичных девчонок, едущих, наверное, учиться, но, не почувствовав "отдачи", снова отвернулись к окну.

Рабочая неделя начиналась стандартно неприятно. Выходные, даже если их просто просидеть дома – все равно лучше. А понедельник, как известно – день тяжелый.

Что там, кстати, за дела расписаны на эту неделю? Откинув твердую крышку-обложку блокнота, убийца углубился в изучение недельного плана.

***

– Ну, хорошо... А что ты можешь мне сказать, ну, предположим, вон о том гражданине?

Стол стоял с самого края летней террасы. Он упирался торцом в невысокой зеленый заборчик, условно отделяющий уличное кафе от самой улицы, по которой только изредка почти бесшумно проскакивали блестящие автомобили. Красивые авто развозили своих пассажиров по офисным центрам, расположенным чуть в стороне от основных магистралей.

В солнечный весенний рабочий день, когда ветер с реки разогнал серую утреннюю хмарь, неторопливо выпить по кружке пива могли себе позволить далеко не все, поэтому кафе еще пустовало. Основная работа тут начнется вечером, когда офисный люд пойдет с работы. А пока легкие пластиковые стулья не были расставлены, а лежали пачкой, вложенные друг в друга. Скатерти еще не были расстелены, маленькие вазочки с какими-то сухими прутиками стояли рядами на черном подносе на угловом столике, и молодая официантка только-только принялась разносить их по местам, наводя необходимую красоту.

Два ранних посетителя выглядели так, как положено выглядеть имеющим право на пиво в разгар рабочего дня. Хозяйские повадки, уверенные жесты. Одинаковые темно-серые костюмы с подбитыми ватой широкими плечами пиджаков, застегнутых на две пуговицы. Широкие брюки, из-под которых были видны блестящие начищенные стандартные черные ботинки. Такие же темно-серые, в тон костюмам и галстукам, шляпы с широкими полями в четыре пальца лежали на краю стола.

– Он сутулится – это явный признак типичного офисного работника, привыкшего сидеть целыми днями за столом, – говорящий со смаком откусил от черной горбушки, натертой чесноком и густо посоленной. – Плюс к этому – высокий рост. Есть те, кто идет с прямой спиной и грудь – вперед. А есть такие вот. Будто роста своего стесняется. Выделяться не хочет.

Здесь подавали такие чесночные гренки: слегка обжаренный на ароматном подсолнечном масле первого отжима ржаной хлеб, такой, чтобы сверху корочка, а внутри – мягко и горячо, соль в солонке и отдельно на краю тарелки очищенные зубчики чеснока – хочешь, натирай горбушку, хочешь, так просто грызи. Эти, выходит, кроме пива, могли себе позволить и чеснок.

– Еще, бывает, – продолжил тот же. – Что сутулятся, когда чувствуют себя как-то неуверенно на улице или просто на открытом пространстве. Учитывая, что сейчас самый разгар рабочего дня, а гражданин этот на улице и, похоже, никуда не торопится, возможно, он только что получил извещение о сокращении. Ну, мне вот так кажется. Придумалось так. Время-то у нас сейчас самое такое. Кризис...

– Вот как? Очень интересное наблюдение. А еще?

Одинаковые даже ростом, посетители кафе рознились только возрастом. Один был старше, значительно старше. Если судить по морщинам на лице и седым вискам – лет на десять, не меньше. А еще вернее – на все двадцать. Просто хорошо держался.

– Ну, еще вот походка его. Он слегка шаркает подошвами...

– Ага, заметил, да?

– Ну, это тоже явный признак некой внутренней расхлябанности, что ли, которая проистекает, я считаю, опять же от его неуверенности и, возможно, какой-то сиюминутной слабости.

– Хм... Тоже интересно. А что – одежда?

– Строгий костюм – стандартный офисный дресс-код. Широковат пиджак, пожалуй. Даже не широковат, а великоват ему. И брюки несколько широки, сейчас носят все-таки поуже. Так же излишне широк и явно велик ему плащ. Похоже, наблюдаемый был не из лучших в своей организации, поэтому не следил за модой и просто не покупал новой одежды. Не статусная у него одежда. И к тому же не застегнулся даже. Да еще и без шляпы сейчас... Ну, не аккуратно как-то. Не солидно.

– И какой же можно сделать вывод?

– Думаю, это менеджер среднего звена, давно работающий на одном месте и уже не ожидающий повышения. Что-то вроде какого-нибудь старшего инженера. Или отдел продаж. Не женат – жена бы не дала ему ходить в таком виде на работу. Слаб духом, возможный кандидат на увольнение, и, скорее всего, как раз и получил уведомление о сокращении. Вот и надломлен таким ударом, бездумно плетется куда-то. Может, домой. Запереться и напиться. Может, к друзьям каким-то. Хотя, какие у такого могут быть друзья? Вот так я придумал. Хорошо, да?

Двое помолчали немного, всматриваясь вместе в приближающегося по противоположной стороне неширокой улицы. Тот, что спрашивал, отпил два глотка, аккуратно промокнул губы цветной салфеткой.

– А теперь слушай, как говорил наш незабвенный старшина, "сюды", и учись у стариков. Сутулость бывает еще вызвана слишком накачанной трапециевидной. И чтобы не показывать такой вот "горб", часто надевают просторную одежду с "плечами". Под просторной не видны также слишком крепкие для офисного работника мышцы ног и рук. Еще широкая одежда позволяет комфортно двигаться, бегать, прыгать, бить, наконец, если придется. Шаркающая походка показывает на умение расслабляться. Он расслаблен на каждом шагу, как хищник, идущий лениво-лениво, пока не видит добычу. Сильный противник... Еще более широкий и совсем немодный плащ позволяет скрывать под собой любое оружие. Кстати, сутулость возможна также и от амуниции. Два пистолета подмышками, например, дадут хорошую нагрузку на спину...

– Ну, ты, это, старый... Не очень-то дедукцией тут своей задавайся! Опытный ты, опытный – я и так знаю. Что сказать-то хочешь?

– А ты не понял разве? Хотя, где тебе... Не в фигуре и одежде дело, малый. Слушать надо утренние ориентировки, а не пропускать мимо ушей. Клиент это наш. Тот самый. Пропускаем и двигаем следом. Поднимай ребят, сигналь – пусть встречают.

Последние фразы уже звучали совсем тихо, но командно. Поэтому встали они синхронно, и шляпы надели, как в кино – разом. Только вышли на улицу по очереди, сначала привычно глянув налево, в сторону, противоположную движению, и только потом пойдя направо, вслед за удаляющимся прохожим. Старая улочка извивалась змеей, что позволило им приблизиться к преследуемому.

Но тот вдруг сам замедлил шаг, поднял голову. Посмотрел, прищурившись, вперед, в конец улицы, где против солнца ему плохо было видно, но стояли там какие-то автомобили, почти перегораживая уличный просвет, и люди в сером носили не тяжелые ящики или коробки.

А потом вдруг резко повернул, и, сделав два широких шага в сторону, встал за бетонный столб.

– Ну? Видишь теперь?

– Да-а... Ты его просто "сделал", старый!

– Ага, как же... Сделаешь его. Или это он – нас. Стоим теперь на месте, ждем.

– Я вижу, у нас с вами какие-то проблемы, друзья мои? – раздалось из-за бетонной опоры. – Мы сейчас будем их как-то решать или сразу займемся просто устранением?

– Нам бы только поговорить с вами...

– А если я совершенно не расположен к разговорам? Время у меня – оно ведь не резиновое. Знаете, сколько стоит моя минута? Тысячу фунтов! Ха...

Это "ха" было совсем не смешным. Так, звук на выдохе. Холодный и сухой.

– У нас есть официальный заказ для Карла.

– Во-первых, как все в городе знают, Карл не принимает заказов, пока не исполнит предыдущий. Во-вторых, кто вам сказал, что я знаком с этим самым вашим Карлом?

– Наш заказ как раз касается предыдущего. Карл должен разорвать тот контракт, – крикнул тот, что выглядел моложе.

– Карл... как вы сказали – должен? – изумление в голосе, похоже, было неподдельным.

– Все, все, все! Мы уже уходим! Только одно слово еще: вас просили сегодня побывать на рынке. Очень просили! – старший дернул своего коллегу за руку, и они, сделав несколько шагов вперед спиной, развернулись и дружно, в ногу, затопали вниз, мимо кафе и дальше, быстро удаляясь от того, кто скрывался за опорой мачты с флагом очередной корпорации.

Длинный ствол пистолета провожал их спины, а взгляд метался от одного конца улицы к другому. Те, в сером, что грузили или наоборот выгружали что-то вдали, закончили свою работу, расселись в длинные черные авто и дружно уехали, гуднув издевательски напоследок клаксоном. Эти, тоже в сером, быстро уходили вниз. Еще десять шагов, и они резко свернули за угол.

Пистолет скрылся в кобуре.

– Н-да... Карл у Клары украл кораллы... Пу, пу, – дергая вытянутым указательным пальцем вдоль улицы, и резко повернувшись в другую сторону, – Пу-пу-пу-пу!

Нет, никак не успевал, пожалуй. Зажали его тут хорошо, профессионально. Не вплотную, не толпой. На узкой улице. А у самих, небось, снайпер там в машине. Обязательно это – снайпер. Без длинного ствола с ним в городе связываться было опасно.

Правда, можно было еще попробовать пробиться сквозь офисы, если бы чувствовал реальную опасность. Охранник в вестибюле смотрит тревожно? Помахать ему рукой, успокоить, что не по его душу, а то слишком уж напрягся толстячок, за кобуру хватается.

А эти, видишь, с разговорами пришли. С заказами новыми. Кстати, а что они тут делали, ожидающие? И кого именно ожидающие? И откуда у них информация?

Подойдя к кафе и не заходя в него, он осмотрелся, прикинул, что и как происходило. Щелкнул пальцами – подскочила знакомая официантка.

– Долго они тут сидели, Вера?

– Минут пятнадцать, даже по одной кружке не выпили.

– Спасибо.

Ой, как паршиво-то... И время, выходит, знали точно, и место. Очень паршиво. Опять придется разбираться со своими. А с теми, кого считаешь своими, разбираться всегда трудно. Свои – это те, кому доверяешь спину. Не те, с кем плечом к плечу. И не те, с кем лицом к лицу за одним столом. Свои – они всегда сзади. Им доверяешь. Ошибаешься, обжигаешься и потом снова доверяешь. Но теперь уже другим. И тоже своим.

Он вздохнул, посмотрел на массивные часы из матового металла, не пускающего блики по сторонам, и решительно направился обратно. Туда, откуда недавно пришел.

Сегодня никакого дела уже не будет.

А возле дома его ждали еще двое в серых костюмах и в шляпах, затеняющих лица. И это было совсем плохо – не по понятиям это было, возле дома отираться. Пугать, типа. Мол, знаем, где живешь. Хотя, их же всего двое...

– Мы по делу! – еще издали поднял обе руки старший. – Прошу прощения, но вам следует пройти с нами для простого разговора. Мы пойдем впереди, чтобы, сами понимаете...

Конечно, двое таких сзади – это уже, как под конвоем. Это даже ни в какие ворота. Хотя, и так все было сегодня – просто из рук вон плохо.

Подумав минуту, кивнул, пошел следом, на ходу оглядываясь и примечая – нет ли кого еще, не засада ли, не подстава какая.

– Вам туда, извините, – остановились оба возле узкого прохода между старыми нахмуренными зданиями, почти до человеческого роста покрытыми зеленым мхом.

Из этого коридора тянуло гарью и свежим костром. Пожав плечами, прошагал последние метров десять в одиночку. На полянке, в которую превратился заброшенный дворик, горел неяркий костер, возле которого сидел на корточках худой человек с какой-то смазанной внешностью. Не яркий – в толпе и не заметишь такого. Кивнул, не вставая, здороваясь и предлагая присоединиться.

– Здравствуй, Карл. Или ты предпочитаешь какое-то другое имя? Скажешь его? Нет? Я извиняюсь за своих людей, если они были грубы или не сдержанны. И сам заранее прошу у тебя прощения, чтобы, значит, между нами было потом без лишних обид. Но все твои контракты на ближайшее время отменяются.

– И кто это сказал?

– Я сказал. Я. Зови меня просто Первым.

***

Своего самого первого, кстати, он запомнил, потому что все оказалось на удивление просто и легко. Что интересно, не тошнило потом нисколько, как это показывают в кино и описывают в книгах. И не плакал, как в кино, и никакой бессонницы или призраков. И страха особого какого-то тоже не было. Напряжение, как примерно на экзамене в университете. Не на самом первом вступительном экзамене, а уже курсе на третьем или четвертом, когда, вроде, и не боишься давно, и предмет выучил, а все равно чуть-чуть опасаешься.

Парня этого он выслеживал недолго, потому что адрес его был известен, фамилия тоже. Предпочтения его, привычки разные – все это было хорошо изучено. То, что было этому пацану всего шестнадцать лет, придавало особый вкус происходящему.

Карл Либер, теперешний убийца по найму, догнал мальчишку в той самой темной подворотне, плавно уходящей направо. На ходу приставил пониже затылка заранее приготовленный пистолет, нажал быстро на спусковой крючок. Бабахнуло не слишком громко, потому что в упор. Руку слегка подбросило, гильза отлетела куда-то в лужу.

Он тогда даже гильзы не собирал. Не боялся еще ничего. Вернее, мало что понимал в этом, а потому и не боялся. Хотя и сегодня не боится, уже много чего зная и понимая.

Парня кинуло вперед. В кино бывает, показывают, как еще шагают, потом падают медленно, красиво и долго умирают, подергиваясь и пытаясь что-то сказать, булькая красными пузырями. Тут все было проще. Фонтан крови, мягкое падение плашмя лицом вниз. И все.

Либер тогда даже не повернул назад, как сделал бы любой, испугавшись, а просто продолжил свое движение, сунув пистолет в карман плаща. Так и прошел насквозь дворы, вонючую мусорку, еще дворы, вторую подворотню, вынырнул на продольной, сел в подошедший автобус...

Потом сам себя спрашивал, сидя на кухне, как настоящий интеллигент, который мучается всегда и обязательно после любого слова и действия: а не жалко ли было такого молодого? И сам себе отвечал: нет, не жалко. Нисколечко не жалко.

Он тех первых пятерых по одному нашел. Сначала просто стрелял, а последних двоих уже с изобретениями разными "убирал". Чтобы все почти естественно было. Один погиб, "упав по пьянке", да неудачно упав – прямо на разбитую бутылку. Порвал бедренную артерию осколками – там практически меньше чем за минуту теряют сознание. Другому кольнул в сердце шилом. Длинное шило сам сделал из большой отвертки. Заточил острие хорошенько. Подошел, когда никого рядом не было, спросил время. Тот руку левую приподнял, чтобы на часы посмотреть. Вот туда, под локоть, под руку, в бок, почти подмышку, и ударил. Один раз кольнул и тут же пошел дальше. А паренек прислонился к стене, постоял с минуту и завалился на спину. Там даже крови практически не было снаружи. Только в больнице уже определили причину смерти.

И пусть никто не говорит теперь, что он, мол, детей просто не любит. Совсем даже наоборот. Он, в отличие от многих, даже успел в школе поработать. Целых два раза. Первый-то раз еще перед самой войной, сразу после университета, по официальному распределению. А второй – уже после революции, по путевке. Ну, той революции, социальной. Как сейчас помнит ее внезапный приход...

...

Стук в дверь прозвучал резко и неприятно.

Карл с трудом открыл глаза и глянул на светящиеся стрелки больших настенных часов.

"Четыре часа? Они там совсем с ума сошли!"

Снова загрохотала железная дверь.

"А почему не звонят? Кнопка же видна! Новая, с подсветкой..."

На ходу втискиваясь в джинсы, пошлепал босыми ногами по холодному линолеуму коридора к дверному глазку. Проходя, хлопнул рукой по выключателю на стене. Ничего не изменилось. Остановился, еще раз щелкнул туда-сюда – безрезультатно.

"Ага. Вон, почему они стучат. Света нет. Бывает... Теперь достаточно часто. Но что случилось-то? Залил, что ли, кого?"

На ощупь нашел и отодвинул с лязгом задвижку, которую всегда задвигал на ночь, повернул два раза ключ в замке, толкнул от себя дверь, даже не поглядев в глазок: а что смотреть, когда света нет все равно? Дверь тут же рванули на себя, чуть не вытащив его в коридор, а потом вдруг сразу вспыхнул яркий свет, и какие-то люди вытеснили Карла в комнату, подтолкнули к поставленному уже кем-то точно посередине ковра стулу, нажали на плечи, заставили сесть.

Кто-то уже сидел за столом, отодвинув в сторону его ноутбук и разложив перед собой бумаги.

– Ну, вот мы вас и нашли, получается... Карл Либер, ведь так?

– Что значит "нашли"? Я, собственно, никуда и ни от кого не прятался! Да кто вы такие?

– А вы, наверное, думали себе, – продолжал тот, не слушая возражений, – что бросили свой пост, дезертировали, можно сказать, и – все? Нет, батенька, от нас так просто не скроешься!

– Да кто же вы такие? – еще раз спросил Карл, уже не так громко и уверенно, чувствуя, как покрываются мурашками плечи из-за сквозняка из раскрытых дверей, в которые заглядывали испуганные соседи.

– Комитет Социального Спасения. Чрезвычайная тройка, – стоящий позади него развернул и помахал перед глазами какой-то бумагой с синими печатями и неразборчивыми подписями. – Вот наш мандат.

– Так... Свидетели на месте? Социально-бесполезный на месте. Тройка в полном составе. Запись ведется, – отчетливо проговорил сидящий за столом.

И уже обращаясь Карлу:

– Согласны ли вы ответить на наши вопросы и сотрудничать с нами добровольно?

– Да я, собственно, ничего пока не понимаю...,– растерянно отвечал Карл. – Какой еще комитет? Причем здесь я?

– Ну-у... Многие именно сегодня точно так же совершенно ничего не понимают. Но это вам, батенька, не девяносто второй год и не девяносто, чтоб его, третий, поэтому рассусоливать не будем. Или вы добровольно начинаете сотрудничать и отвечать на наши вопросы, или – собирайтесь, машина ожидает во дворе.

Карла пробил холодный пот. Он два дня не следил за новостями... Может... А что – может? А – всё может. У нас может быть и может статься совершенно все и в любое время. От переворота до революции, от репрессий до – силком всех в счастливое будущее. И пусть никто не уйдет...

– Можно еще раз посмотреть ваши полномочия? – осторожно спросил он, стараясь выиграть хоть немного времени.