Текст книги "Детство Сашки (СИ)"

Автор книги: Александр Карнишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Во! Мужик! – хлопнул его Васька по плечу.

У них такая игра была – подойти и хлопнуть одобрительно по плечу, чтобы аж покачнулся. И в ответ надо было так же хлопнуть или сильнее. И в ответ – еще сильнее. Нет, до драки не доходило, потому что Васька с Сашкой были друзьями. Но хлопать так могли долго. А тут их сразу классная остановила. Она сказала строго:

– Саша!

И Сашка в третий раз не успел ударить по плечу Ваське. А тот отбежал и смеялся, потому что получилось, что он победил.

Вот так и получилось, что на другой день на длинной перемене всех девчонок выгнали, а парни стали бегать и класть открытки в парты. В каждую парту, на каждое девичье место – по открытке. А Сашка подумал, что все равно он хочет Ленке подаркок сделать. И принес книжку, которая ему нравилась. Он там написал внутри на обложке:

«Лене М. от Саши К.»

И положил книжку не в парту, а в портфель, который открытый стоял рядом. Там место среди учебников было – он и засунул. И тут же сел на место, потому что начался урок, и все сидели. А девчонки доставали открытки, читали, переглядывались и хихикали. А еще они пытались по почерку что-то угадать. Ага, фиг им. У Сашки, например, мама написала поздравление – красивым почерком. И у Васьки – тоже мама – он сам говорил. Потому что поздравление надо писать красиво, а не просто так или печатными буквами.

Сашка все боялся, что Ленка заметит книжку и подойдет и все раскроется. Но она не заметила, и ушла домой. А потом были выходные дни. А после она заболела. А потом был грипп у Сашки. А там и весна началась самая настоящая.

…

Через много лет, случайно встретившись в компании, они вспоминали школу и смеялись.

– Слушай, а «Саша К,» – это ты был, что ли? – спросила Ленка.

И стала рассказывать, как много-много лет назад, придя из школы и разбирая портфель обнаружила там книжку. И как прятала ее от родителей. И как читала и даже плакала. Она ее несколько раз перечитала!

– Что за книжка-то хоть была, помните? – смеясь, спросила компания.

Сашка с Ленкой переглянулись и хором:

– «Овод»! Самая та книга для того времени!

Костровой Большого Костра

Утром их разбудил привычный горн.

На улице было еще совсем не жарко, хотя в середине июля, если бы не дожди, бывало, и за тридцать градусов показывал термометр, прибитый на обтянутой мелкой сеткой веранде. Вожатые ходили по комнатам и выгоняли всех на зарядку и умывание.

Их домик стоял последним в ряду таких же отрядных домиков под высоченными соснами, прямо возле забора, за которым начинался настоящий уральский лес. «Бегом-бегом на улицу,»– кричали симпатичные студентки-практикантки, гоняясь за самыми ленивыми пионерами по веранде. Но надо же было обуться! Босиком после ветреной ночи ходить было нельзя: вся земля усыпана раскрывшимися колючими сосновыми шишками.

Значит, после завтрака всех снова погонят собирать шишки, подумал звеньевой первого звена Сашка. Он привычно сбежал со ступенек отрядного дома и подошел к турнику на спортплощадке. Поднял руки. Что это? Вчера он подпрыгивал, чтобы достать руками перекладину. А теперь? Теперь перекладина оказалась прямо над макушкой. Руки, схватившиеся за металлическую трубу, исполняющую роль турника, оказались согнуты в локтях.

Вот оно! Аж мурашки побежали по затылку и спине…

Правильно говорили родители, что если подтягиваться постоянно, хорошо питаться и хорошо спать, то во сне быстро растешь.

«Это насколько же я вырос?» – подумал он. Поднял руки, разжал кулаки и потянулся к небу пальцами – вот так была перекладина еще вчера днем. А теперь. Он опустил руки и так же пальцами дотронулся до холодного металла трубы. Да это же сантиметров двадцать, не меньше! Он же теперь, наверное, самый высокий в отряде!

Сашка отошел от турника, прищурясь, осмотрел его. Снова подошел, уцепился покрепче, согнул ноги в коленях и повис, слегка раскачиваясь. Точно, даже и линейка не нужна – все двадцать сантиметров.

Где-то сзади гомонил и толкался отряд, готовясь к построению на зарядку. Вожатые все еще выгоняли разоспавшихся пионеров и пионерок на улицу, а звеньевой первого звена шестого отряда пионерского лагеря «Восток» продолжал исследовать свое тело, так вдруг быстро вытянувшееся за одну ночь на двадцать (да нет – на все двадцать пять!) сантиметров.

«Сашка, иди в строй!» – кричали сзади. Но он еще минуту повисел, согнув ноги, закинув голову назад и смотря в яркое синее утреннее небо, сияющее сквозь сосновую хвою и отражающееся золотом на сосновых стволах. Потом сделал несколько шагов спиной вперед, боясь оторвать взгляд от свидетельства его роста. Медленно повернулся, и, опаздывая, вприпрыжку побежал к построившемуся уже отряду.

Его место было сразу за командиром, впереди своего звена. Он, казалось, даже не думал о том, что такой рост должен был сразу выделить его на фоне остальных пионеров. Привычно встал на правом фланге. Привычно осмотрел свое звено. Все на месте. Васька не успел сбежать в деревянную избушку-туалет (только недавно звено взяло его на поруки – пацана хотели выгнать из лагеря за курение в туалете). Все были здесь, все были на месте.

Прозвучала команда «напра-во!», и, растянувшись цепочкой, отряд трусцой побежал к спортгородку. Вот сейчас-то все увидят, какой он стал большой. Но к турнику подскочил Васька, который был на голову ниже его, протянул руки, вцепился в перекладину, и повис, тоже слегка сгибая ноги в коленях.

За спиной разговаривали вожатые:

– Хорошо дядя Петя все устроил. А то некоторые просто не доставали до перекладины. Да и опасно – высоко же. Если заберется кто, да оттуда упадет? Молодец, дядя Петя – за вечер переделал турничок…

Так, значит, он совсем не вырос? Это, выходит, плотник лагерный все сделал? Но Сашка не успел себя пожалеть. К нему подлетел Васька и, горячо обхватив за плечи и пригнув голову к своим губам, жарко задышал в ухо, зашептал. Он подслушал, как вожатые разговаривали, что за отличное поведение, за активность и вообще за все-все-все их звену сегодня можно будет не спать! Вместо «мертвого часа» они будут собирать хворост и валежник для большого лагерного костра. И это еще не все. Говорили, что среди костровых – а не было выше звания и больше доверия, чем Костровой Большого Костра – в этот раз будет и кто-то из «малышей», то есть из нашего, шестого отряда! А еще вернее – кто-то из нашего, первого, самого лучшего звена!

…

И был в лагере «мертвый час», когда все лежали в кроватях после обеда, а первое звено шестого отряда носило из леса сломанные сухие ветки, старые доски, какие-то выкорчеванные пни, и складывало все это большой кучей на берегу речки Гайва, в которой в эту смену так никак и не удалось искупаться из-за постоянно идущих дождей. Куча была собрана такая, что за ней можно было стоять в полный рост, и никто бы не заметил даже самого высокого в лагере парня из первого отряда, который по утрам поднимал флаг на флагштоке.

А потом шестерым пацанам дали в руки по факелу из намотанной на длинные шесты пакли, на паклю дядя Петя полил из ведра бензином, а остатки бензина плеснул на кучу валежника. И начальник лагеря лично поджег эти факела. И Костровые Большого Костра двинулись вперед и стали с разных сторон зажигать эту кучу, которая вовсе и не куча теперь, а большой лагерный костер.

…

Сашка смотрел на Большой Костер, зажженный его собственными руками, и счастливо улыбался, размазывая по лицу копоть и отмахиваясь от слетающихся по вечернему времени к огню комаров и мошек. Он уже совершенно забыл, что еще утром был счастлив совсем по другой причине. А потом почти несчастлив, а потом снова счастлив. И вот теперь он был не просто Сашка из шестого отряда, он был Костровым Большого Костра.

…

Было лето. Было тепло. И счастье было каждый день.

Привод

Сразу за домом был маленький сквер. Совсем маленький, почти как второй двор, только в деревьях и кустах. За сквером проходила дорога, а за дорогой начинался овраг. Вообще-то правильнее было называть его не овраг, а, скажем, разрез. Когда-то, наверное, тут протекал какой-то приток. Или просто рукав от реки тут проходил. А потом, когда строили ГЭС, тут еще подкопали, подсыпали, и теперь по дну оврага проходила железная дорога, выходящая прямо на плотину. А на одном боку, на том, что к домам, разрешили садовые участки. Там солнечно, на этом склоне. Народ делал террасы, подпирая землю досками, и росла тут и клубника, и огурцы, и помидоры в хорошее лето вызревали красные. Пониже садов шла тропинка, по которой можно было сбежать до самого низа. Потом надо было перейти, оглядываясь влево-вправо, железную дорогу, а дальше, еще через километр, была уже река и пристань, с которой летом ходил теплоход-трамвайчик до центра.

– Гуляй, но далеко не уходи, – говорила мама.

– К оврагу не ходи, – говорила мама.

– Так, чтобы мы тебя видели, – говорила мама.

Ну, и где тут гулять? Вокруг дома?

Когда Сашка был совсем маленький, он тут и гулял. Можно было понаблюдать за муравьями в сквере. Пауки-коси-коси-ножка прятались под выпуклым бордюром. Этих Сашка не боялся. Они только на вид большие и страшные, а на самом деле и двигаются медленно, и слабые совсем, и не кусаются. Еще можно было поиграть с пацанами со двора. Только они все старше. Или совсем еще мелкие.

А в книжке про партизан рассказывалось, как ребята в войну прятались в пещерах, которые сами вырыли в склонах оврага и замаскировали хорошенько.

Васька тоже эту книгу читал.

И когда в очередной раз они обошли вокруг дома, пиная попадавшиеся под ногу камешки, как-то сами собой ноги повели их сначала через сквер, к дороге, где можно было посмотреть на проезжающие автобусы, а потом через дорогу, а потом на ту тропинку, что по краю оврага…

– Смотри, Васька, – сказал Сашка. – Смотри, какой тут камень мягкий! Его можно просто руками ковырять.

– Ага, – сказал Васька. – А если спуститься пониже, то никто сверху не увидит.

– Точно! Никто-никто! Проверим?

Васька съехал чуть ниже, и Сашка увидел сам, что сверху его совсем не видно, если он припадет к земле. А если выкопать пещеру-штаб, то ее никто никогда не найдет. И вообще не понятно, почему запрещают ходить на овраг. Тут вовсе не страшно. И дорога железная далеко. Даже если скатиться до самого низа, то на рельсы, ну никак не попадешь.

Они уже стояли вдвоем, подкапываясь под большой зеленый камень, который, если нажать, расслаивался на тонкие каменные мягкие пластинки.

– Вот так, – показал Васька. – И тогда вообще не видно будет.

Когда выкопалась маленькая еще пещерка, а вернее просто ниша под тем большим камнем, Васька лег в нее, а Сашка сначала залез наверх и внимательно смотрел, не видно ли. А потом спустился вниз, до самой железной дороги, до рельсов, и смотрел оттуда. Но и оттуда Ваську под тем камнем видно не было.

– Здоровски получается!

Они начали копать с удвоенным энтузиазмом, отпихивая ногами землю и камни вниз по склону.

Проходили вверху люди. Тогда мальчишки замирали на минуту, а потом снова копали и копали. Вот уже пошел чистый речной песок, спрессованный временем и давлением. Проведешь ногтями, процарапаешь, обвалишь грудку, спихнешь вниз – и опять чистая и красивая темно-желтая стена в пещере.

– Это что такое? А ну-ка, ко мне! – раздалось вдруг снизу.

На рельсах стоял какой-то мужик в форме и махал рукой. Мол, спускайтесь, спускайтесь.

Сашка оглянулся: никого рядом нет. Это им, значит. Васька замер в пещерке, залег неподвижно. А Сашка, задержавшись на минуту, стал спускаться. Ну, а что делать? Бегать вверх по склону от взрослого мужика? Да и потом, что они тут такого делали-то? Что страшного-то?

А мужик тут же схватил Сашку за рукав и стал трясти и кричать, что они тут аварию устроить могут, такие хулиганы. Что рельсы завалит.

Что он, дурак совсем? Рельсы далеко, до них ни песчинки не докатилось!

– Ты один? – спросил вдруг мужик.

– Один, – кивнул Сашка.

– Ну, пойдем тогда в милицию…

Ну, а что… Сашка маленький еще был. Пойдем – значит, пойдем.

Они шагали по шпалам, и мужик по-прежнему крепко держал Сашку за рукав. Скоро впереди показалось здание станции, а в нем было – Сашка знал, потому что все тут облазил – отделение железнодорожной милиции.

– Вот, – толкнул мужик Сашку вперед. – Принимайте диверсанта. Копал, понимаешь, в овраге.

– Оставляй. Сейчас оформим, – лениво пробасил здоровенный милиционер.

А когда тот мужик ушел, милиционер стал пугать Сашку. Он сказал, что это называется «привод», и теперь во всех документах будет записано, что Сашку приводили в милицию. И допытывался, сколько их там было. И что делали, тоже хитро спрашивал: мол, если «делали», то, значит, не один, значит еще кто-то.

Но Сашка уперся и повторял одно: копал пещеру, как в книжке про партизан, был один, никого не было, вот и мужик тот никого не видел.

– Ну, ты хоть понимаешь, чего он тебя притащил?

– Нет, – честно ответил Сашка. – Там до рельсов еще куча места была.

– Дурак ты, а еще пионер, наверное. Там же запросто тебя, в твоей пещерке, присыпало бы… Там что – камень, песок?

– Песок.

– Вот песком бы и присыпало. И где бы тебя искали твои родители?

Сашка вдруг представил, что наступила ночь, папа и мама ходят по поселку и ищут его, а никто не знает, где он, и никто не видел. И Васька с ним – в той пещере! И их обоих найти не могут, и думают, что они ушли на реку или в лес, и там ищут…

И он заплакал, как маленький.

– Тю… Доволен? Довел пацана, – второй милиционер дал Сашке подзатыльник и вывел за дверь. – Иди домой, парень. И думай, когда лезешь, куда запрещено. Сюда – запрещено. Понял?

– Ага.

– Ну, беги.

– А привод? – спросил еще Сашка.

– Тю, зараза… Да какой привод, малец? Ты ж еще совсем маленький. Таких в милицию – нельзя. Ну, беги, дурень, беги.

Сашка как побежал, как побежал…

И остановился только под стенами дома, потому что задохнулся совсем.

А больше они с Васькой пещеры на овраге не копали. И даже не заговаривали об этом больше.

«Зарница»

…А еще в пионерском лагере играли в «Зарницу». Это только потом Сашка узнал, что зарница – это совсем не игра, а такое атмосферное явление. А тогда, в лагере, «Зарница» была самой лучшей игрой.

Сначала всех поделили на «синих» и «зеленых». Вообще-то хотели, чтобы было, как обычно, то есть «красные» и «синие». Но против «красных» никто не хотел играть. Все хотели быть только «красными»! И тогда старший пионервожатый сказал:

– Пусть будут «синие» и «зеленые». Пусть. Это даже веселее.

Чем веселее, было не совсем понятно. Но во все отряды выдали цветную бумагу. Одни получили листы синей, другие – зеленой бумаги. Из этой бумаги вырезали маленькие погончики и нарукавные шевроны. Потом каждый сидел и сам пришивал к своей рубашке два погончика и один шеврон – на правый рукав. На общей линейке, когда объявляли правила, сказали, что сорванный погон – ранение. Сорванный шеврон – тяжелое ранение. А если обрывали в борьбе и погоны и шеврон, то тогда ты убит, и должен выйти из игры, и ждать, чем закончится «Зарница».

«Синие» остались в лагере и должны были охранять территорию. Их флаг поставили прямо у лагерного флагштока еще на утренней линейке, когда весь лагерь стоял и слушал правила игры. А после завтрака у этого флага поставили в караул двух парней из первого отряда – самых здоровенных в лагере.

Васька, когда их звено проходило в столовую, нагнулся, подобрал сосновую шишку, и запулил в них, потому что Сашкино звено и Васька тоже были «зелеными». Но отрядный вожатый сказал, что если Васька так еще раз сделает, то все звено будет вместо игры собирать шишки по всему лагере. И все повернулись к Ваське и показывали ему кулак, а Сашка сказал:

– Ну, ты чо, дурак, чо ли?

И Васька больше не кидал шишки. Но все ему завидовали, потому что никто больше кинуть не успел. А он – успел.

Сразу после завтрака все «зеленые» цепочками, как индейцы, след в след, через все выходы и через все дыры в заборах растворились в окружающем лагерь лесу. Погода уже неделю стояла солнечная, сухая. В лесу можно было идти совершенно бесшумно по толстому слою рыжих сосновых иголок. А шишками можно кидаться друг в друга или – на спор – в цель.

Васька кидал лучше всех. А девчонки вообще не умели кидать шишки. Они как-то странно выворачивали руку, как-то сверху ее проносили, что локоть был выше головы, и шишка падала недалеко и никуда не попадала.

«Зеленые» собрались на большой поляне на берегу Гайвы, где обычно жгли большой лагерный костер. Это так специально было сделано, что все выходили в разные стороны: чтобы противник ничего не заподозрил. А потом все в лесу поворачивали к реке и вдоль берега добирались к месту сбора. Там всем показали флаг, который охраняло целое девчоночье звено из второго отряда. И объяснили еще раз правила: «зеленые» должны прокрасться или ворваться в лагерь и захватить флаг «синих», а свой флаг установить на том же месте. А «синие» сейчас – тут старший вожатый посмотрел на часы – вот уже десять минут изучают ваши следы, чтобы понять, куда все пошли. А потом они пошлют диверсионную группу, чтобы захватить наш флаг.

– Всё ясно? А теперь: командиры отрядов и звеньев – получить задания!

Сашка был командиром звена, и ему тоже дали узкий конверт с заданием. Когда он отошел от группы командиров, стоящих возле флага, то махнул своему звену и побежал к опушке, подальше от толчеи и шума.

– Во! Пакет! – заорал было Васька, но ему опять показали кулак и он, смеясь, закрыл рот обеими руками, выпачканными сосновой смолой.

Вокруг бегали, ныряли в кусты и снова появлялись, рассыпались цепью вдоль опушки такие же пионеры с пришитыми на рубашки зелеными погонами и с зелеными шевронами на рукаве. Вокруг были наши. А в пакете была команда – идти к чужим.

Задание Сашкиному звену было простое: обойти лагерь, чтобы «синие» не заподозрили, с какой они стороны идут, и разведать подступы к главному входу. Это было хорошее задание. Сашка читал много книг, и знал, что обороняют лучше всего всякие тайные дыры в заборах и всякие овраги, а через главный вход никто и не додумается идти. А на самом деле, как раз через главный, парадный вход, там, где на арке прибит фанерный первый спутник, сбоку большая ракета и надпись «Восток», можно прокрасться прямо в лагерь.

Сашка посмотрел на свое звено и принял решение:

– Так. Девчонки остаются здесь, помогать охранять знамя. Мы же не в бой идем, когда каждый нужен, когда все на счету! Мы идем в разведку. Вот, шесть человек. Три двойки. Этого хватит. Через час мы вернемся обратно.

И они поделились на три двойки, и пошли быстрым шагом, чуть согнувшись, как индейцы в кино, по большой дуге обходя лагерь, чтобы «синие» не поняли, откуда они пришли.

Все были в кедах, и шаг был бесшумным и легким.

И уже через двадцать минут (Сашка посматривал на свои часы с таким же названием, как и лагерь) три двойки «зеленых» стояли на правой обочине дороги, что шла к центральному входу в лагерь.

Сашка показал рукой, чтобы все шли направо, к воротам, показал обеими руками – рассыпаться – и прижал палец к губам, чтобы, мол, тишина была. Все покивали головами, что поняли, две двойки растаяли почти бесшумно в лесу, а Сашка с Васькой потихоньку стали приближаться к воротам.

Они специально шли чуть медленнее, потому что двум другим двойкам надо было сначала отойти в сторону, а потом уже поворачивать к воротам, то есть им идти было дальше.

И тут Васька дернул Сашку за рукав и мотнул головой показывая чуть влево. Там в траве лежали к ним спиной двое «синих» караульщиков. Две девчонки смотрели на дорогу и даже не подозревали, что «зеленые» уже сзади. Сашка поглядел на Ваську и кивнул: надо нападать. Если сейчас кинуться сзади, то можно сорвать погоны, а тут на шум подбегут оставшиеся две двойки, и тогда можно будет даже пленных захватить и привести их к своим. Васька показал пальцем на левую фигуру и потом показал на себя, а Сашка опять кивнул. Левая – Ваське, правая – ему.

Главное, не шуметь, подойти поближе – и сразу кинуться и сорвать погоны…

Они сделали еще по два шага – тихи-тихо. А потом вырвались из кустов и кинулись на «синих», а те повернулись к ним и почему-то не испугались, а только стали смеяться. И тут же Сашка почувствовал, как его схватили сзади, и чьи-то руки сорвали погоны, а кто-то рванул и шеврон, и он сразу ослаб, потому что стало обидно до слез, потому что их обманули – это была ловушка!

На земле ворочалась куча-мала, это придавили сразу трое Ваську, а он рвался, извивался и пытался пинаться ногами. Какая-то из «синих» девчонок ругалась, что Васька играет не по правилам: слишком крепко и надежно пришил погоны и шеврон. Но вот и его погоны и шеврон полетели на землю, и он сразу расслабился, и только глядел на Сашку обиженно-непонимающе, шмыгая носом: как же так? А из кустов вывели остальных его бойцов. Не уцелел никто. И некому будет сказать своим, что тут засада.

Сашка пожалел, что не взял девчонок. Вот бы сейчас они завизжали и кинулись в кусты и убежали… Но поздно уже. Перед ним стояли, смеясь, те две караульщицы, на которых они с Васькой кинулись. Стояли и смеялись. И Сашка не выдержал, слезы сами покатились из глаз. Он отвернулся от них, потом упал в траву, вцепился в нее… Злость и обида душили его. А вокруг сидели и лежали ребята из его звена, тоже подавленные таким быстрым поражением.

Вечером на линейке зачитали итоги игры. «Зеленые» проиграли. Но совсем не из-за Сашки. Его рейд как раз похвалили, потому что он был отвлекающий. И когда «синие» захватили сразу шестерых разведчиков, то кинули туда еще один отряд в охрану главных ворот. Но «зеленые» пошли от реки, кидаясь шишками и стараясь прорваться к флагу.

Никто из атакующих не знал, что отряд «синих», собранный из спортсменов, уже прорвал жидкую цепочку охраны, захватил знамя и бегом возвращался в свой лагерь.

…

В школе, как всегда, первый урок русского языка после каникул – это сочинение «Как я провел лето». И все писали, где и кто был.

Люда, самая маленькая, ездила в Крым по артековской путевке для пионерского актива, и все ей дико завидовали. У нее была записная книжка с адресами, и она переписывалась со всей страной.

Лешка все лето просидел в городе, но у него залив под боком, в пяти минутах ходьбы, и он загорел лучше, чем на юге. Многие уезжали к бабушкам и дедушкам в деревню.

А Сашка с Васькой были в лагере, и Васька писал, склонив голову набок и высунув кончик языка, как они ходили в разведку.

А еще через месяц на общешкольной линейке всем объявили, что перед зимними каникулами будет большая «Зарница», в которой будут участвовать все гайвинские школы. И сказали, что надо готовиться, потому что проигрывать нельзя – мы же лучшие? Ну, да, лучшие, а то как же, конечно, лучшие, все знают, что мы лучшие, бурчали себе под нос пионеры.

– Что? Не слышу, – смеялась со сцены старшая пионервожатая. – Мы – лучшие?

– Да-а-а-а!

– А еще громче? Чтобы вся Гайва слышала? Мы – лучшие?

– Да-а-а-а-а-а! – аж стекла дребезжали в окнах.

Это в пионерлагере Сашка был звеньевым. А в школе он был практически никто. Так, средний пионер. Поэтому он не знал, что и как дальше будет. Он думал, с ними будут заниматься, учить бороться, самбо там разное показывать. Потом, еще стрелять надо уметь. Он стрелять умел. Из воздушки. Когда к бабушке ездили, она всегда с ним заходила после купания в канале в тир, и Сашка стрелял по уткам, самолетам, клоунам. А однажды привыкший уже к нему продавец пулек повесил сразу пять бумажных мишеней с кругами, и надо было выстрелить пять раз другими пульками, с длинными цветными хвостиками, в эти мишени. Правда, он разрешил класть ствол на специальную подушечку, чтобы стрелять с упора. Сашка, долго целясь, выбил три десятки и две девятки, и получил призовой набор цветных мелков.

Но в школе тира не было. Правда, автомат Калашникова и карабин Симонова им показывали и даже научили собирать и разбирать – но только после уроков, как в кружке. Потому что военная подготовка была только у старших классов. А когда пионеры возмутились, что скоро большая «Зарница», а они ничего не умеют, то им вместо физкультуры ввели уроки строевой подготовки, и молодой военрук гонял их по стадиону поодиночке, тройками, шеренгами и классной коробкой.

Это им пригодилось потом, когда на 7 ноября они прошли строем, держась за руки, чтобы не разорвать длинные шеренги, под военный оркестр, под барабаны, перед трибуной с районным начальством. И с трибуны им махали руками и кричали «ура».

Незаметно пришла зима. На Урале почти не бывает осени. Вот, вроде бы, еще совсем недавно, еще на прошлых выходных ездили на катере в верховья Камы по грибы. А сегодня уже лед на лужах не тает весь день, и ночью начинается тихий-тихий снегопад. Через пару недель на физкультуру уже стали приносить лыжи.

Папа их приготовил заранее, все три пары – себе, маме и Сашке: просмолил, разогревая смолу на плите в жестяной банке, а потом растирая ее горячим утюгом по подошве лыж, потом натер лыжной мазью так, что они стали как полированные, а потом связал концы, а в середку вставил по два больших кубика из детского набора, чтобы лыжи были не «доской», а – лыжами. Палки были дюралевые. Конечно, бамбуковые были легче и как-то теплее, но зато дюралевые не ломались, и на них можно было даже сидеть.

В декабре, в самом начале, всем объявили о дате «Зарницы» и велели сшить маскхалаты. У некоторых ребят родители работали в больнице, так они принесли медицинские халаты, и только их немного укоротили. А Сашке мама из старых простыней пошила настоящий маскировочный костюм. Она сшила шаровары, которые надо было натягивать сверху на штаны. И еще вроде ветровки небольшую такую куртку с капюшоном, с резинками на рукавах, чтобы снег не попал. Правда, было непонятно, какие погоны пришивать. Никто не говорил о погонах и о их цвете. И об оружии никто не говорил: а как же без оружия? Это же не пионерлагерь, это же – большая «Зарница»!

Накануне ожидаемого события носящаяся по двум этажам школы старшая пионервожатая наткнулась в коридоре на Сашку.

– О! Александр! У тебя, говорят, есть фотоаппарат? – спросила она, положив свою руку ему на плечо.

– Ага. «Смена-8»!

– Очень хорошо, очень хорошо… – она задумалась на минуту. – В общем, тут принято решение: чтобы не было толкучки, младшие классы с «Зарницы» снимаем. Но ты же готовился, я же знаю!

– Да, да!

– Вот и будешь нашим фронтовым корреспондентом. Как Симонов. Ты читал «Живые и мертвые»? Еще нет? Прочитай, обязательно прочитай. А завтра приходи к школе с фотоаппаратом, – и убежала вверх по лестнице.

А назавтра была война… Ну, вот так можно было пошутить, но на самом-то деле «Зарница» – это просто маленькая война.

Сначала они собрались во дворе школы, потом военрук всех построил, и все с лыжами на плече пошли строем через весь поселок к недалекому лесу. Со стороны, наверное, это смотрелось как в хронике про войну.

Сашка шел в самом конце, потому что это были не его классы. Тут были только старшие. А он шел чуть сзади, на плече лежали лыжи и палки, а о грудь постукивал при каждом шаге фотоаппарат. Было очень неудобно. Наверное, надо было уже фотографировать. Сашка умел. Он только не умел еще сам наматывать пленку в бачок для проявки. Но как тут снимать, когда руки заняты, а все куда-то идут?

Они долго куда-то шли. Потом вдоль дороги еще стояли солдатские зеленые машины, а вокруг них ходили румяные смеющиеся солдаты. И еще потом они надели лыжи, и их стали по отрядам куда-то направлять. С одним отрядом отправили и Сашку. Он ничего не понимал, но поехал за всеми. Там был холм, на котором они остановились, какие-то кусты и небольшой овражек.

– Вон там, – сказал кто-то Сашке. – Вон, за овражком… Там противник. Туда наступать будем.

Он открыл футляр, снял варежки и несколько раз щелкнул эти кусты, овражек и снег на той стороне – тоже белый и чистый.

Снизу, от дороги, громко засвистели и что-то крикнули.

– Ну, поехали на обед…

Все встали на лыжи и съехали с холма обратно к дороге. Там лыжи снимали и втыкали в сугробы на обочине, а потом подходили к грузовикам, за которыми были прицеплены настоящие солдатские полевые кухни. И каждому дали кусок хлеба, ложку, алюминиевую миску с картошкой, тушеной с мясом и полкружки какао. Все это нужно было держать в руках и как-то есть.

Сашка выпил какао, отдал кружку, и только потом принялся за картошку. Картошка была совсем не горячая и не такая, как делала мама. Фотик мешал, и он перекинул его на спину.

Только он доел – опять закричали что-то, и все полезли снова на холм, нацепив лыжи. Сашка тоже полез, но отстал немного. А когда он поднялся, то увидел, что все уже ссыпались гурьбой в овраг и лезут сквозь глубокий снег на ту сторону. Тут никого почти и не осталось. Он еще разок щелкнул фотоаппаратом и повернул лыжи назад.

Дома мама с папой допытывались, почему он недовольный, что случилось. А когда он попытался объяснить, что ничего же не понятно, кто и где – не понятно, как играть – не понятно, и вообще – зачем он там был нужен? – папа спокойно сказал:

– А на войне, сын, всегда так. Солдаты ничего не знают. Знают только генералы. Ты «Живые и мертвые» еще не читал? Почитай. Уже можно.

Фотографии не получились. Вышли только те кадры, на которых был белый снег и какие-то кустики вдалеке. Но о том, что он был корреспондентом, все сразу забыли, потому что выиграла все равно не наша школа, а та, в которой было больше учеников. И когда на линейке объявляли благодарности за активное участие в военно-патриотической игре «Зарница», Сашку не назвали. А он и не ждал. Он боялся, что скажут: ты был там? А где же фотографии?

Таких больших мероприятий больше не собирали. А в пионерском лагере разные игры и бои были всегда. И там Сашке все нравилось больше. Там все было понятно.

Поход

В этой смене первым призом сделали поход с ночевкой. Там было два первых приза. Только самый главный – поход. А тот, который второй главный, это разрешение смотреть телевизор после отбоя. Сейчас-то подумали бы, почесали затылки, наверное. А тогда, когда объявили правила общелагерной игры, у-у-у-у! Тогда и думать не могли, что есть что-то интереснее, чем поход. С палатками, с обедом и ужином в лесу, с ночевкой! Эх…

Надо было участвовать активно во всех мероприятиях. И не только участвовать, но и побеждать. Там был футбольный турнир, был бег, был шахматный турнир, было обязательное участие в смотре художественной самодеятельности – вот этого никто не любил, но пришлось, пришлось…

И в конце были еще соревнования, когда на время проходили по лесному маршруту, разыскивая по приметам и следам новые задания и выполняя их. Почему-то это называли «звездный маршрут».