Текст книги "Игра в классиков (СИ)"

Автор книги: Александр Карнишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Они поругались. Тёща, как всегда в их семье, приняла сторону зятя. Жена часто выговаривала ей, что она постороннего, если вдуматься, человека любит и уважает больше, чем собственную дочь. Кончилось опять криком и слезами. А потом он уехал в командировку. И отсутствовал две недели. Когда прилетел, дома никого не было. Думал, уехали на отдых. А так как мечтали обе о Крыме, то и телефоны их, вполне естественно, как он думал тогда, не отвечали. У нас у всех самый простой тариф, чтобы не тратить лишнее. Вот, когда все сроки прошли, а они не вернулись, пошёл в милицию. Мы законы соблюдаем.

– Н-да... И ничего подозрительного в доме не обнаружилось? Ну, пропажи какие-то, разор, следы драки или борьбы?

– Да ничего не было. Все было, как обычно. Посуда вымыта, постели прибраны. В холодильнике – еда. Я даже в магазин неделю не ходил после командировки – доедал. Они всегда, если уезжают надолго, готовят мне, чтобы не голодал в одиночестве...

Даже чуть улыбнулся. Вот ведь, пакость-то какая!

– Петр Трофимович, прошу подписать протокол. Пишите здесь: "С моих слов записано верно", ставьте число и подпись на каждой странице. Так, хорошо. И ещё вот такое постановление. Да вы читайте, читайте!

Постановление об аресте обычно вызывает эмоции у любого самого крутого. А тут только поднял брови.

– Это за что же меня так?

– В ходе обыска в вашем доме в подполе обнаружены тела вашей жены и её матери. Закопанные. Прикрытые бочками. Там они, в одной яме лежали. Под самой стеной.

Ну? Реакцию! Реакцию же!

Он, как таблеток наглотался, действительно. Как-то замедленно покрутил головой, хрустнул шеей, поправил на столе перед собой бумаги, только что собственноручно подписанные.

– Ну, что... Не виновен я тут. Я же в командировке был, если что.

...

– Вот же гад, а? Просто вот какой-то палач! Маньяк из кино. Такой же сухой, спокойный и мрачный.

– Ну, не мрачный он. Скажем так – без лишнего веселья в глазах. Так ведь, чего веселиться? Жена у него пропала, тёща пропала. Сам вот теперь под подозрением.

– Какое ещё тут может быть подозрение? Ругались? Ругались. Тела найдены? Найдены. Заявление о пропаже принёс поздно? Поздно. Точно – он. Некому просто больше. И не с чего. Повода ни у кого больше не было. Тем более, действительно никаких следов борьбы или взлома не обнаружено. Свой человек все сделал. С ключами.

– Ну, логично как бы. Да. А как с экспертами будем? Они утверждают, что смерть наступила не меньше месяца назад. Скорее, больше.

– Убил, закопал, уехал. Нет?

– Так видели их соседи. Уже после его отъезда. Вот в чем проблема...

Помолчали. Покурили. Пепельница была полна. Гора окурков грозила рассыпаться по пыльному столу. Обои, когда-то поклеенные в кабинете, давно приобрели серо-жёлтый оттенок. И даже если не курить тут, разом бросить, все равно запах табачного дыма, пыли, старой кожи, бумаги будет ещё долго висеть в воздухе.

– Может, специально алиби готовил? Сел на поезд, попрощался. Потом вернулся, сделал дело. Поезд догнал по дороге и все чики-поки?

– Не ходят туда поезда. Далёкая командировка. А с самолёта не прыгнешь.

– Точно – летал?

– Проверяли. И билеты, и отметки командировочные, и сама работа у него там была. Народ опросили. Никуда он там не девался. А в пургу самолёты не летают.

...

– Петр Трофимович, давайте ещё раз с самого начала и по порядку.

– Давайте по порядку.

И снова одно и то же. Как жили. Как иногда ругались, но в целом жили нормально. Как с тёщей было всё душа в душу. Как с соседями. Как жалели ещё, что детей у них не было. Когда могли – жили слишком бедно, просто побоялись. А потом решили, что поздно уже. А потом опять и опять, по часам буквально, чуть не по минутам даже – как получил командировочное задание, как сообщил жене, как опять ругались, как уезжал, как летел и с кем летел по соседству, как прилетел и кто встречал, как работал все дни. Кроме пурги. В пургу не работал, сидел в гостинице. А в пургу и самолёты не летают, точно. Не мог, выходит, он вернуться, сделать душегубное своё дело и успеть улететь туда, где пурга и морозы. Никак не мог.

...

– Петр Трофимович, прочитайте и распишитесь.

– Это что?

Что, что... Сроки прошли. Дело не сдвинулось. Арест закончился. Ну, нет никаких улик – что тут делать и как?

– И вот ещё – подписку о невыезде, пожалуйста.

– Да я и не собирался никуда.

– А на Чукотку?

– Что мне там делать опять? Я же все сделал в тот раз. Вроде, все, как надо. Теперь долго порядок будет.

...

– Висяк, выходит?

– Ну, висяк, не висяк... Посмотрим, однако. Кстати, что там у нас с Чукоткой?

– А, ты про ту книжку? В которой идеальное убийство? Не сходится. Пока этот самый подозреваемый там был, никаких убийств на Чукотке не было. Там вообще, представляешь, практически нет тяжких. На удивление даже.

– А что пурга?

– В пургу – регулярно. Это у них, как заведено. Минимум двое-трое теряются. И хорошо, если до весны, когда с подснежниками вытаивают. Часто просто пропадают – и все. Дело открыто, потом дело закрыто по сроку давности. Там это привычно.

– Значит, идеальное убийство – только в книжке? Кстати, а с Чукотки сюда никто не прилетал, что ли?

– Четыре самолёта каждый день. Четыре полных Боинга. Предлагаешь всех прошерстить? А делами тогда когда заниматься будем?

– А вот нет ли среди прилетавших сюда таких, у кого кто-то в ту пургу пропал? А? Вот такой вопрос если поставить. То есть, сделать надо запрос ребятам на Чукотку, чтобы дали пофамильно, кто пропал вот в ту самую пургу. Вот же даты и время. Потом по этому списку просеять тех, кто прилетал. И посмотреть на даты и возможные совпадения. Это же не так долго, правда?

...

– Петр Трофимович, знакомы ли вы с Дарьей Антоновной Рультын?

– А как же? Она меня и встречала в аэропорте. Это ж их тамошний офис-менеджер. И помощник директора заодно. Хорошая женщина. Добрая.

– Она была в офисе все время вашей работы?

– Нет, в командировки какие-то ездила. Но дня три, что ли, была. Только это вы уже её спрашивайте. Мне-то откуда знать подробности?

Все такой же спокойный. Чисто выбрит. Голову бреет тоже, чтобы не показать лысину и седину в остатках волос. Посмотришь – в самом расцвете мужик. А лет-то уже за пятьдесят. И спокоен ведь, спокоен!

– Так она к нам сюда летала?

– А я знаю? – удивление на все лицо.

Не пережимает ли?

– А с мужем её вы лично знакомы?

– Откуда бы? Ни имени, ни отчества, ни выпить вместе – не было ничего. Можете кого угодно спросить. Хоть и его самого.

Вот же наглец. Наверняка, точно знает, что Михаил Потапович Рультын признан пропавшим без вести. Пурга, так её и перетак. Даже те местные, которые самые настоящие чукчи, и то в пурге теряются. А если ещё и пьющий чукча...

...

– Ну?

– Вот тебе и ну. Дарья наша, Антоновна, продаёт на днях по дешевке свою квартиру и перебирается к Петру нашему, Трофимычу. Жить они теперь будут вместе. Бумаги у них уже есть, что супруги у обоих признаны погибшими.

– И что теперь? В суд?

– Да все равно никакой суд не примет. Тут же – ни одной зацепки. Ну, есть такая книжка, есть, как сделать идеальное убийство. Тут главное, чтобы совершенно незнакомый человек был. И – приезжий. Так ведь за книжку никого не посадишь. Хотя, воняет от этого дела – на сто метров воняет. Видно же всё, а зацепиться просто не за что.

Стук в дверь прервал разговор.

– Кого ещё несёт? Ты вызывал?

– Нет.

– Открываем?

...

– И что это было?

Что было, что было. Пришли из спецуры, предъявили документы, изъяли почти закрытое дело, сунули расписку с печатью. И всё. И всё? Что-то было ещё. Такое, что до сих пор гвоздём сидит в мозгах. Было ведь, точно.

Листая дело, майор в штатском говорил:

– Эх, мужики, если бы вы знали, сколько у нас такого по стране. Если бы вы, как мы вот, в нашем отделе, просто поискали совпадения такого же рода. Вы бы поняли, насколько грамотен наш народ. Насколько он умеет искать нужную ему книгу, читать и использовать прочитанное. Да лучше бы эти книжки вовсе запретить! Но я вам ничего не говорил, ясно? Вот расписка, радуйтесь. Висяк этот с вас снят. Теперь это будет наше дело.

– А как же вы его до суда протянете? Там же нет ничего!

– На всякую хитрую, как говорится, есть своё устройство – с винтом...

...

– Читал в свежаке?

– Ага. Пожар. Двое погибших. Что – эксперты?

– Короткое замыкание. Алкогольное отравление средней тяжести. Ну, и – сам понимаешь. Дом хоть большой, но деревянный, старый. Полыхнуло – ого-го.

– Но есть и божий суд, наперсники разврата...

– О! Школу вспомнил? Ты бы лучше забыл. Дело-то теперь не наше. И тут нам – ничего. Прокуратура занимается. А нам – шантрапу ловить, воров поездных, гопоту мелкую. И то ладно.

Ладно, ладно. Но ведь и года не прошло. Годовщину не отпраздновали молодожёны. Кстати, соседи нарадоваться не могли. Живут душа в душу. Никаких тебе скандалов. Улыбаются всем. Знакомства водят. Хорошая была пара, симпатичная. Так рассказывают.

– Так, говоришь, совпадения всё-таки бывают?

– Заруби себе на носу: иногда совпадения – просто совпадения.

– Пять шагов

К остановке автобуса подошли два контролёра в синей форменной одежде с фирменными же беджиками под прозрачным пластиком на груди в сопровождении милиционера с животом и хмурым по утреннему времени лицом.

– Ну? – недовольно спросил милиционер куда-то в сторону. – Ну?

– Вот этот, – ткнул в меня пальцем тот контролёр, что пониже. – Вишь, как смотрит гордо. Точно – этот.

– Сержант Степанов, двадцать четвёртое отделение милиции, прошу пройти со мной, – козырнул милиционер.

Я удивился. Вот уж чего-чего, а с милицией никогда у меня проблем не было. Тем более по утрам перед работой. И не просто перед работой: сегодня был последний день испытательного срока. Надо было написать отчёт, появиться с общительной улыбкой у начальства, показать себя во всей красе, чтобы завтра уже идти в офис, твердо будучи уверенным в своей непотопляемости и долгой жизни в этой корпорации.

– Пройдёмте, пройдёмте, гражданин! Не задерживайте.

– Мне на работу...

– Всем на работу. И я на работе, а времени ещё – видите? Так что не будем тут демагогию разную... Пройдёмте.

– Вы меня арестовываете, что ли? – вспомнил я, что надо говорить.

Он подумал, сдвинув форменную фуражку на лоб и почёсывая затылок.

– Э-э-э... Нет, пожалуй. Пока задерживаю. Для выяснения.

– Я могу позвонить хотя бы?

– Да хоть обзвонитесь, только пошли уже, а? Я с шести утра сегодня на смене...

Пока шли, я позвонил другу-адвокату, который не мог приехать сразу, но просил держать в курсе, а также на работу, предупредив, что задержусь не по своей вине.

– Вот, товарищ капитан, – махнул левой рукой в мою сторону сержант, правую прикладывая к головному убору. – С остановки взял.

– Ага! – радостно воскликнул капитан. – Ну, наконец-то! Свободен, Степанов! С тебя ещё два дела и отпущу сегодня.

Сержант выскользнул за дверь, аккуратно притворив её за собой, а капитан с довольной улыбкой обратился уже ко мне.

– Ну, здравствуйте, дорогой вы наш! Документы на стол, пожалуйста, присаживайтесь сами, разговор будет долгим. Ах, да... Капитан Иванов, старший дознаватель.

– Ага, – хмуро ухмыльнулся я. – Иванов... И вся Россия на вас держится...

– На фамилии, не на мне лично! – широко улыбнулся он, быстро перелистывая мой паспорт и занося данные в компьютерную базу. – Так... Ещё минутку. Ну, вот. Итак?

Капитан отодвинул мой паспорт на угол стола и выжидающе уставился на меня.

– Что?

– Рассказывайте, рассказывайте!

– А что рассказывать-то?

– Ну, вас же не просто так привели ко мне, так? Что-то же было? Вот и рассказывайте, что там у вас и как.

– Да ничего не было. Подошли контролёры, ткнули пальцем, сержант привёл...

– А! Контролёры! Ну, начнём с этого, – он начал опять стучать по клавишам компьютера. – Так, так, так... Контролёры... Это у нас вот здесь – административное, значит...

– А что я нарушил-то?

– Билет предъявите, пожалуйста. Ну, или что там у вас – талончик, проездной, карточка...

– У меня закончился...

– Вот! Вот же!

– Но я бы купил!

– А на что?

Я порылся в карманах и достал деньги:

– Вот.

– Так-так-так... Тысяча, ещё тысяча. Раннее утро. Первые автобусы. Сдачи нет. Хитро, хитро... Хотели на водителя свою вину свалить?

– Послушайте, товарищ капитан, меня притащили к вам ни за что, теперь вы мне говорите, что я что-то нарушил, хотя никакого нарушения не было, а мне сегодня надо было не опаздывать...

– Кстати, а почему? Почему сегодня, именно сегодня, вам нельзя опаздывать? – его пальцы привычно почти вслепую бегали по клавишам.

–Это к делу не относится...

– Вот видите, вы уже сами понимаете, что дело есть. Но вот что относится, а что нет – это надо ещё разбираться. Так почему вам опаздывать именно сегодня и именно нельзя?

– Срок у меня испытательный сегодня заканчивается.

– А на вид вы не молоды. А срок – испытательный. Новая работа?

– Кризис... Нашёл вот...

– О-о-о..., – он пощёлкал мышкой, посмотрел на экран. – А это уже больше. Везёт мне сегодня на такие дела.

Он поднял трубку телефона и приказал привести пару понятых.

Я сидел, ничего не понимая.

– Можно, я позвоню?

– Один звонок, договорились?

Один звонок я сделал другу, сказав, что тут что-то странное и уже понятых вызвали. Друг сказал, что будет через полчаса. Я немного успокоился. И сам не заметил, как в полной растерянности оказался в камере. Без документов, без содержимого карманов, пересчитанного и описанного при понятых – двух седых старичках, сидевших перед тем на скамейке у крыльца. Им было интересно и весело. Они толкались локтями, вытягивали шеи, рассматривая все, что я выгреб из карманов...

Время тянулось медленно. Часы тоже остались в кабинете дознавателя. Как и телефон, как и всё-всё-всё, что было при мне. Я то садился, то вставал и начинал ходить по камере, пытаясь рассчитывать минуты и часы от количества пройденных шагов.

...

Через невообразимо долгое время лязгнул засов толстой, не пропускающей звуков, двери. На пороге стоял хмурый друг-адвокат.

– Пошли...

Той же дорогой поднялись на второй этаж в кабинет капитана. Он ждал нас, стоя у окна и смотря на улицу, где начинал накрапывать серый осенний дождь.

– Привели? Вон, пусть почитает своё дело, а потом забирает свои вещи.

Присев к столу, я пролистал своё "дело". Там уже было подшито несколько страниц убористого шрифта.

– Фантастика! – только и смог вымолвить, просмотрев быстро.

Там говорилось, что меня должны были оштрафовать контролёры, но для этого пришлось бы проехать до конца, до последнего остановочного пункта. Таким образом, я опаздывал на работу и меня увольняли, как не прошедшего испытаний. В злобе я бил стекла в автобусе, и меня пытались задержать уже за хулиганство. Я убегал и оказывал всяческое сопротивление. В общем, выходило, что моё "дело" уже можно было передавать в суд.

– Но ничего же этого не было!

– Не было, не было... Потому и не было, что мы, милиция, сработали быстро! Мы ведь идём теперь не на шаг, а на пять шагов впереди преступников. И вот вы – как раз и есть наш объект. Вы – преступник по всем существующим расчётам. Вот проценты соответствия ваших возможных действий. Вот статьи, которые могли быть нарушены... Ну?

– Что?

– Как ребёнок просто. В камеру и в суд или все же договоримся?

Я удивлённо переводил взгляд с него на своего друга. Это как же? Он вот так, в открытую, при свидетелях, предлагал мне дать ему взятку, что ли?

– Э-э-э... Сколько?

– Десять тысяч. По совокупности, сами понимаете.

Друг молча вытащил из бумажника две купюры, положил их на стол.

– Дело забираем?

– А нафиг оно мне теперь? – хохотнул капитан, бережно укладывая деньги в карман кителя. – Забирайте, забирайте. И не попадайтесь мне больше! Я же мог и на всю катушку, знаете!

Ничего не понимая, совершенно ошарашенный, я вывалился на крыльцо.

– Слушай, ты же адвокат! Мы же могли его за коррупцию! Это же статья верная!

– Отстаёшь от жизни, – хмуро ответил друг. – С коррупцией они покончили в позапрошлом месяце. Так и объявил их министр по телевидению. Всё, понял? Нет больше никакой коррупции. И жаловаться больше не на что. Зато они теперь идут на пять шагов впереди преступников... Чёрт! И зачем только я учился на адвоката? Пора, пожалуй, уходить в милицию...

– Старики

Квартиру Петр Ефимович Комаров получил от муниципалитета. По закону. И обслуживание, и питание там разное, когда сумки прямо к порогу приносят – тоже. По договору: Сдаёшь свою квартиру, стоимость её пересчитывают, тебе дают муниципальное "пенсионерское" жилье и обеспечивают всем необходимым. То есть, не на одну пенсию всё-таки живёшь, а можешь себе позволить...

Правда, квартира, конечно, маленькая. Ну, так он же и был всего один. Давно уже был один. Вот поэтому квартира была малогабаритная "однушка", как положено по нормативу. Сразу при входе слева такая конурка, в которой мойка, маленький холодильник под ней и электрическая плита рядом. В таких домах газ не проводили, хотя он был дешевле. Боялись, что забудет кто из стариков – и полыхнет тогда до неба. В шаге за прихожей – комната с одним окном на площадь. И из той же прихожей дверь в санузел. Вот это – самый настоящий и именно санузел. Там все вместе и рядом: тесная душевая кабинка, вплотную стоящий унитаз и раковина с краном в самом углу. Места много не занимает, а все есть, что нужно.

В комнате по одной стене – встроенные шкафы. По другой – убиралась в стену односпальная кровать. Если не убирать, то тесновато, конечно. А когда поднимешь и защёлкнешь – как в тюрьме, смеялся он – то вполне просторно. Даже можно упражнения всякие делать. Ну, и стол возле окна. Так, чтобы свет слева – как положено по всем правилам.

Нормальное жилье. Одному-то больше и не надо.

Тем, кто ещё по двое, в соседнем подъезде давали двухкомнатные. То есть, двуспальные. Или двухкабинетные, если кровати убрать. У них там было две такие же комнатки и кухня – отдельно, чтобы вдвоём можно было посидеть. А так-то все и у всех самое стандартное.

За окном была площадь. А за площадью сверкающий огнями супермаркет. Если бы он был прямо возле дома, наверное, было бы шумно. А так даже хорошо. И самому можно сходить: с одной стороны, не очень далеко, а с другой – всё-таки ходить полезно и даже нужно по медицинским показаниям.

Петр Ефимович доел свой дежурный утренний йогурт, стоя у плиты, выбросил мусор в мусоропровод и подсел к столу. В правом верхнем ящике у него лежала толстая тетрадь, полистав которую, он взял в руку шариковую ручку – самую простую, которую не жалко – и задумался, бездумно глядя за окно.

Он с детства любил детективы. А теперь, когда наконец-то стало много свободного времени, решил и сам что-нибудь такое написать.

А что? Сейчас все пишут. В этих, в Интернетах разных выкладывают. Им там какие-то "лайки" дают. Интернета у него не было, но увидеть книжку в ярком переплете с роковой красоткой и обязательным чёрным пистолетом на жёлтом фоне – кто бы этого не хотел? Да ещё могут денег немного дать. Это уже будет сверх всех лимитов. Хотя, куда ему эти деньги? Когда и так все почти желания исполняются...

Петр Ефимович вздохнул, мизинцем почесал лысую голову, близоруко прищурился на клетки в тетради. Вывел крупно: "Восьмое мая". И снова отвлёкся, засмотревшись на происходящее за окном. В глазах была какая-то муть, как ни щурься, и он, выругавшись, достал из того же ящика стола большой старый бинокль. Упёрся двумя локтями в стол и стал наблюдать.

В его детективном романе или большой повести – это уж как получится – главным героем был такой же пенсионер, сидящий на своём пятом этаже и наблюдающий за тем, что делается вокруг его дома. Он просто смотрит и записывает, вот и Петр Ефимович регулярно делал такие записи, как его герой. Или герой – как он. Иногда он уже путал, где детектив, а где дневник, где – герой, а где он сам – пенсионер по возрасту шестидесятипятилетний Петр Ефимович Комаров. Беспартийный. Не привлекался. Холост. То есть, разведён.

После наблюдения Джек – так он назвал своего героя – долго анализировал свои записи, делал разные таблицы, указывая время, место события и в отдельном столбце – почему записал. То есть, что именно заинтересовало.

Вот сейчас как раз Петр Ефимович – не Джек, нет, он же нормальный – занёс в свою тетрадь:

"Девять сорок. Чёрный автомобиль. В номере видны ноль и семёрка. Вижу уже третий раз именно в это время. Ездит за продуктами? Или..."

На этом запись прерывалась, потому что Петр Ефимович начинал придумывать, зачем тут ездит эта чёрная богатая машина. В их микрорайоне она выглядела как-то не по месту, вызывала внимание.

Джек, например, думал, что все дело в мафии. Мафия – она везде. Вот эта чёрная машина как раз принадлежала мафии. И тогда, получается, это кто-то собирал свои бандитские налоги. Но надо ещё посмотреть. Если машина долго стоит у входа, то все ещё серьёзнее. Тогда тут, в этом супермаркете, самая настоящая мафиозная штаб-квартира! Но для доказательства требуется больше фактов. А для фактов – больше наблюдения.

Петр Ефимович опять поднял бинокль к глазам. Джеку для его анализа было важно все: какая была погода, сколько человек вошло и сколько вышло за определённый период времени, когда приезжают машины с продуктами, когда – мусорщики. Интересно, кто из пенсионеров регулярно ходит в супермаркет, а не заказывает положенную им доставку. И почему ходят, а не заказывает – это тоже интересно. Какие машины стоят на стоянке перед входом. Как они меняются местами. Какие из них – регулярно, а какие – разовые посетители. И если разовые, то – что они тут делают? Ведь дальше дороги нет. Площадь – это самый конец бульварного аппендикса, ведущего к спальному микрорайону. На площади "кольцо", как говорили раньше – и выезд только по тому же бульвару.

Вот, кстати, подумал Петр Ефимович. Гулять надо ещё и по тому бульвару. А то ноги совсем ослабнут. И костям это надо, чтобы была постоянная нагрузка. Медленно, спокойно гулять, поглядывая по сторонам, а потом все записывая. Это полезно. И это интересно, в конце концов!

На схеме автостоянки крутились одни и те же номера, выстраиваясь в какие-то фигуры. Наверное, это у них – он ещё не придумал, у кого это у "них" – специальный шифр. Если не сидеть месяцами у окна, то и не поймёшь ничего. А так Джек мог уже даже предсказать, что завтра, например, синий "нисан" встанет на пятое парковочное место, хотя будут свободны и другие, перед ним. А чёрный "мерседес" – что он тут делает, в нашем районе? – заедет так, что займёт сразу два места – седьмое и восьмое. А...

Петр Ефимович записывал мысли Джека и удивлялся, что сам не мог заметить никакой упорядоченности в броуновском движении покупателей и автомобилей.

А вон же все как увлекательно и загадочно!

То вошедших в супермаркет больше, чем вышедших. То, через неделю, вдруг вышедших становится больше, чем вошедших. Это требовало внимания и точных подсчётов. Он ставил палочки, перечёркивая каждые девять десятой чертой. Потом считал эти десятки и записывал в тетрадь день, время и количество вошедших и вышедших. Информация накапливалась. Наблюдатель постепенно становился аналитиком.

Джек уже думал звонить в полицию.

Петр Ефимович думал, что так ведь и книжка получится. Надо только почистить, поправить. Хорошо бы распечатать. Он пошёл в супермаркет и спросил по дороге у крепкого консьержа, сидящего перед целым выводком мониторов, не согласился бы он распечатать и оформить его книгу – там же техника разная у них есть. Консьерж с фирменным беджиком на груди, где было написано, что его фамилия Найкращий, сказал, что он не может во время работы. Но он поговорит со знакомыми, может, кто возьмётся.

– Сколько заплатите? Предлагать сколько? – спросил он, не отрывая взгляда от своих мониторов, показывающих и двор, и крыльцо, и самый зад этого дома, и даже крышу зачем-то.

Петр Ефимович сказал, что он подумает. Ему надо посчитать страницы и посчитать деньги.

Он пошёл через площадь, слегка приволакивая правую ногу. Он не хромал, но вот слегка как-то отказывала в последнее время именно правая. Приходилось делать дополнительное усилие, чтобы она шла наравне с левой.

"Странно", – подумал Петр Ефимович. – "Суставы болят одинаково. Артрит и прочее один и тот же. А вот же – правая слабее...".

В супермаркете он купил маленькую бутылку водки. А ещё, подумав, взял десяток свежих яиц. И полбуханки свежего хлеба. Он так вкусно пах, что Петр Ефимович не удержался и несколько раз откусил с краю. Но так, чтобы не было слишком заметно. Остальное, что нужно, принесут на дом.

На кассе он расплатился карточкой, изучил внимательно чек и положил его в карман, аккуратно свернув в четыре раза. Надо будет потом в тетрадь записать расходы, чтобы не вылезти за лимит.

Уже на выходе, посмотрев на автостоянку, он спросил у скучающего на крыльце охранника, чья это чёрная машина. Не хозяина ли?

Хозяин, сказал тот, у нас армянин. Тут почти и не бывает никогда. У него целая сеть таких супермаркетов в спальных районах. Армяне в этом вопросе хороши. Вон, всегда есть свежий лаваш, зелень всякая, травки их специальные. И мясо. Рекомендую мясо, сказал охранник, а потом насторожился: а что не так с этой машиной?

– Да вот, – сказал Петр Ефимович. – Я в том доме живу, напротив. И пописываю немного. Ну, типа, детектив такой. А сам все смотрю и смотрю на улицу. И вижу – такая богатая машина возле нашего супермаркета. Ну, подумал, что хозяин, наверное.

– А в полицию не звонили?

Петр Ефимович хотел сказать, что Джек вот тоже советовал – в полицию, но потом вспомнил, что охранник же не в курсе насчёт Джека, и может подумать что-нибудь плохое.

– Нет, не звонил, – просто сказал он.

– А где вы живёте? – поинтересовался охранник, окидывая взглядом серо-голубую громаду муниципального "муравейника".

– А вон моё окно, на пятом, – показал Петр Ефимович и зачем-то добавил. – Двадцать девятая квартира.

– Хм... Оттуда действительно все, как на ладони. Хоть пулемёт ставь.

Они посмеялись, и Петр Ефимович медленно отправился домой. Джек дёргал его, что вот же, даже совсем посторонние тоже насчёт полиции говорят. Но Петр Ефимович сказал себе твердо, что фактов пока не хватает. Будут потом над ним смеяться молодые разные. Надо ещё понаблюдать. Все же из них двоих наблюдателем был именно он.

Возле консьержа в подъезде стоял полный человек в серой форме. Второй маячил у лифта.

– Петр Ефимович? Комаров? Квартира двадцать девять? – строго спросил тот, что старше. – Пройдёмте.

Они поднялись в лифте, теснясь в его узком пространстве. Вошли, стуча тяжёлыми ботинками, сразу за Петром Ефимовичем, быстро осмотрели квартиру – чего тут смотреть-то? Старший посмотрел из окна.

– Отсюда смотрите?

– Да, вот, – развёл руками Петр Ефимович.

– Ну, и зрение у вас, – уважительно сказал тот, что помоложе, тоже выглянув в окно.

Они были похожи, как родные братья. Старший и младший. Или как моложавый отец с потрепанным жизнью сыном. Как близкие родственники. Только один чуть старше, а другой младше.

– А у меня бинокль есть, – показал Петр Ефимович.

– Это у них тут специальное стекло? – спросил в воздух старший. – С антибликовым покрытием?

– Нет, самое обычное оконное, – тут же вытянулся младший.

– И кто тогда у нас за внешний периметр отвечает? Наказать, – скучно и непонятно сказал старший.

А потом повернулся к Петру Ефимовичу:

– Ну, рассказывайте. Все рассказывайте, о чем думаете.

И Петр Ефимович рассказал. Слюна запекалась в углах рта, и он вытирал ее привычно двумя пальцами. Когда устал говорить, младший принёс от чайника стакан воды. Они слушали очень внимательно. Даже переспрашивали – и то всегда по делу. Петр Ефимович все больше убеждался, что Джек был прав. Давно надо было в полицию позвонить.

– Так, говорите, тетрадь?

– Вот, – предъявил тетрадь Петр Ефимович. – Там все записано и сразу все видно. Например, посмотрите на позавчерашний день. Вот посмотрите. У меня все строго!

Он проследил, как чужие пальцы перелистывали его почти настоящую книгу.

– Вот тут. Вот число вверху, видите? То самое число! Читайте!

– "Три мухи"... Это что?

– А-а-а... Это я просто для себя. Мои личные заметки. Ну, как дневник, понимаете? У меня же кости, суставы. Я не могу быстро двигаться. Да и просто двигаться, не быстро – все равно больно. А тут мухи стали снизу долетать. Вот в прошлом году, помню, их почти не было. А теперь есть. Обнаглели. Как бороться? А? Полотенцем? Бесполезно. У меня кости и суставы. Я могу прогнать, но попасть и убить муху – это как завоевать кубок. Так я же нашёл способ! И вот, записываю иногда для себя. Вы не догадываетесь? Освежитель воздуха! Простой освежитель воздуха! Если струю направить на муху, она падает, и тут я могу её раздавить. Опытным путём я нашёл, что лучше всего – "Хвойный". Вон, у меня сколько разных баллонов, видите? Это я экспериментировал, подбирал. Они не дорогие, то есть в лимит-то я укладываюсь. У меня, понимаете, не очень большой лимит. Надо считать... А там дальше – как раз об этом, что вам рассказывал.

– Угу, – сказал старший. – Все, значит, сходится.

А младший спросил:

– Так, освежитель воздуха, говорите? Хех! Здорово придумали.

– Тетрадь мы изымаем. Вот вам расписка. Держите её на столе. Если кто спросит о тетради – всех гоните к нам.

– А как вас найти? – спросил Петр Ефимович и сам сконфузился.

– Ну, Петр Ефимович... Ну, что вы! Единый номер службы спасения не знаете? Там нам и передадут. Так и скажите, мол, звонит такой-то по такому-то делу. И все.

Они извинились за вторжение, потопали ещё в коридоре. Потом младший, пока старший говорил, чтобы и дверь закрывали, и в глазок чтобы смотрели, сбегал, умыл лицо – очень жарко.

И они ушли. А Петр Ефимович с чувством выполненного долга сел за свой стол. Было непривычно пусто на столе. Только бинокль – его не изъяли. А ведь могли! Джек возмущался, что он даже документы не проверил и фамилии не записал. Но это он так просто, потому что ему положено возмущаться. Он же – почти настоящий детектив.

...

Пожар в двадцать девятой был вызван перегревом баллона с освежителем воздуха, который покойный поставил на плиту, забыв её выключить. От первого взрыва занялись обои, а потом от жара начали рваться остальные баллоны. В квартире выгорело абсолютно все. Хорошо ещё, переборки огнеупорные, пожар не пошёл дальше. Судмедэксперты сказали, что покойный задохнулся во сне. Выпил мерзавчик водки и спокойно спал. Он даже не успел испугаться. И боли никакой не чувствовал. Ну, и вообще – старый ведь уже человек. О чем тут говорить?

Уже через месяц о нелюдимом жильце забыли.

А ещё через два, когда был сделан капитальный ремонт, и обновлена встроенная мебель, в квартиру въехал новый муниципальный жилец.