Текст книги "Игра в классиков (СИ)"

Автор книги: Александр Карнишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да они все едут без билетов! – поднял голос Иван.

– Не кричите, пожалуйста. Повторяю: по нашим данным десять процентов пассажиров едут без билетов. Штрафные санкции полностью покрывают ущерб, нанесённый государству, а также возможный ущерб в случае, если бы автобус не вышел на линию. Поэтому с вас – триста. Или ждём полицию и суд? Но тогда до суда вы будете вынуждены провести время в камере предварительного заключения.

– У меня только карточка, – сдался Иван.

Он, как ему показалось, стал что-то понимать.

– Карточка? – оживился сидящий сзади. – Карточка – это хорошо. Мы принимаем штраф в любой валюте. Вот вам переносной терминал, введите ваш пин-код.

Иван нажал в нужном порядке клавиши. Тут же сзади кто-то рванул его за ворот, так что он просто вывалился из машины, и автомобиль сразу прыгнул вперёд, резко разгоняясь.

– Мои вещи!

На перекрёстке из переулка вырвался бронетранспортёр в полицейской яркой раскраске и подставил борт легковушке. Лязг сминаемого металла и хруст стекла заглушил крик Ивана. Да он и сам замолчал в недоумении.

Выскочившие полицейские в чёрном споро вырвали дверцы автомобиля, вытащили оттуда контролёров, распластали у стены. Офицер прочитал вслух какую-то бумагу. Слышны были только отдельные слова: антикоррупционное... выборка... именем закона...

Раздался треск автоматных выстрелов.

К ошеломлённому Ивану подошёл полицейский:

– Прошу поставить свою подпись под протоколом.

– Но я иностранный гражданин!

– Какая разница? Закон – один для всех.

– Они украли мои вещи! – трясущейся рукой Иван показал на тела у стены.

– Ну, вот, видите, они за это и поплатились. Так поставьте свою подпись, пожалуйста, и можете продолжать движение.

И напоследок козырнул приезжему:

– Добро пожаловать на свободную землю!

– Политика

По субботам, обычно сразу после футбола, показывали политику. В два – футбол, то есть в то время, когда народ в основном уже проснулся после вечера пятницы и после рабочей недели, протёр глаза и даже уже позавтракали многие. А в шестнадцать, к обеду, как лучшее блюдо, как десерт, давали политику.

Старики говорят, что раньше политику вообще никто не смотрел. Мол, скучная она, эта политика.

Ну, старики же, что с них взять. Тёмные они совсем. Политика – это ж самое интересное, что есть в телевизоре!

Сначала всегда играли гимн, показывали флаг, а потом... О-о-о! Потом всё и всегда было по-разному. Даже был специальный канал, где можно было, послав СМС с коротким номером, поучаствовать в розыгрыше догадок: а что там будет в политике этой субботой, сразу после гимна?

Петр Мамонов, сорока лет от роду, токарь пятого разряда, отличный семьянин, беспартийный, отец двух дочек, таких вот СМС не посылал ни разу. Это ж чистая разводка для лохов! Там и деньги со счета каждый раз снимают не малые. Конечно, если выиграешь – приз можно получить просто офигенный. Но мы, что, говорил он жене, бедные, что ли? Одеты все, обуты, накормлены, телевизор вон – во всю стену. Чего ещё надо нормальному человеку?

И всё равно каждую субботу он садился к телевизору и, поболев за родное и с детства любимое "Динамо"... А! Вот это ещё надо объяснить. Он болел за "Динамо", потому что жил недалеко от стадиона, и от завода имел годовой абонемент. Вот как пришёл на завод, ещё пацаном совсем, так и стал абонемент использовать по назначению – ходить на футбол. Потом-то пришлось делиться. У старшей дочки парень тоже футболом увлёкся. Да и погулять молодым хочется отдельно от родителей. Вот Петр и отдавал абонемент (он был на предъявителя) Ольге Петровне – дочке своей. А сам, следовательно, с двух часов подпрыгивал в кресле у телевизора, настроенного на футбольный матч любимой команды.

После футбола был пятнадцатиминутный перерыв, во время которого можно было выйти на лоджию, перекурить, отдышаться, вспоминая перипетии матча, поругать вполголоса своих защитников или похвалить нападающих, но как только звучали первые такты гимна, беспартийный токарь Мамонов опять сидел перед телеэкраном во всю стену и в нетерпении подзуживал:

– Ну, начинайте уж вашу политику, начинайте!

По рейтингу субботняя "Политика" стояла на первом месте. Статистика утверждала, что эту программу смотрело практически всё население страны. Продажа дисков с записью прошлых сезонов "Политики" приносила весомый вклад в бюджет государства.

К "Политике" с кухни приходила и жена. Пока шёл футбол, она смотрела по второму телевизору очередной бесконечный сериал про "Маменькиных сынков". А вот к "Политике" – шла к мужу, втискивалась в то же кресло, обнимала его, приникала всем телом тепло и приятно, шептала на ухо:

– Ну, Петь, что сегодня-то будет, как думаешь?

Петя думал с минуту, солидно сдвинув брови, а потом отвечал:

– А какая разница? Всё равно ведь не догадаемся!

– Нет, ну ты как думаешь?

– Я думаю..., – он делал паузу, вспоминая, что и как происходило. – Я думаю... А как фамилия-то нового?

– Вроде, Карапетян, что ли.

– Ну, тогда на почве национальной розни, наверное.

Гимн заканчивался, на экране начиналась любимая передача миллионов "Политика".

Происходила полная смена руководства страны, покушения удачные и неудачные, убийства с применением всех видов оружия, вмешательства зарубежных спецслужб, вооружённые и мирные перевороты, раз даже просто уход в отставку был – вот кто-то , наверное, обломался тогда на своих СМС-ках... Ещё эпидемии с заражением и смертями, смертники в поясах и на грузовиках со взрывчаткой, крушение поездов и падение самолётов... Один президент просто умер в прямом эфире во время собственного выступления – инсульт, одного отставили церковным собором, доказав, что он – воплощение антихриста на земле...

Если повторы и были, то только в общем сюжете: что-то обязательно должно было смениться. А вот что и как? Этого не знал никто.

Два часа, даже дольше футбольного матча, шла эта программа. И два часа народ у телевизоров только и мог стонать:

– Нет, ты подумай, а... Что придумали... Да как же про такое можно было догадаться, а? А кого поставили? О-о-о... Да ни в жисть! И что, есть сегодня победитель? А-а-а, мать, смотри, смотри, я же почти догадался!

Этого, сегодняшнего, действительно "уговорили" по национальному и религиозному поводу какие-то чернявые мужики в зелёных масках, из-под которых торчали бороды, и один из них даже был в чалме.

Потом, как водится, наводили конституционный порядок. Потом передавали власть преемнику, чтобы страна не осталась без власти ни на час. Потом официально сообщали о времени новых выборов, которые тоже происходили с помощью телефонных SMS всегда на следующий же день, в воскресенье. Традиция такая с давних пор – голосование в воскресенье.

Ну, а с понедельника все опять шли на работу. С понедельника политикой заниматься было просто некогда. Надо было работать. Разве только в курилках мужики обсуждали, как оно всё прошло на этот раз, и кого выбрали главным, и кого он поставил на министерские посты, и чего можно ещё ждать к следующей субботе. К четырём часам, сразу после футбола.

– Урок физики

Это занятие начиналось не так, как обычно. Не было привычной переклички (так обычно делали преподаватели-женщины), не было листка, пущенного по рядам (этим славились историк и физик). Новый учитель сел за стол и стал молча внимательно рассматривать класс. От первой парты до последней.

Партами эти удобные столы называли по древней школьной традиции. Потому что стол – он у педагога. У учеников – парты. Это и на старых картинах видно, и в кино старом – стол и парты обязательно разные.

– Ну, что, будем сегодня работать головой или начнём, как в первых классах со знакомства?

– Головой, головой! – тут же завелись последние ряды.

– Тогда начнём, пожалуй, головой. Итак, прошу внимания, полного и абсолютного. Сегодня вы узнаете то, к чему шли все годы обучения. То, чего не может быть, как вы думаете. Но я-то знаю, что невозможного в бесконечной во времени и пространстве вселенной просто не существует. Всё может быть и всё – есть. Невозможно только придумать то, чего нет.

Он ещё раз посмотрел на всех разом и как бы каждому в глаза, дождался полной тишины и продолжил:

– Вот вам условие: есть у меня, предположим такое, вещество и антивещество. Вот я их тут соединяю. Что происходит?

– Взрыв! Аннигиляция!

– Что останется у меня?

– Ничего!

– Стоп. А теперь вспомните и расскажите мне о законе сохранения массы. Кто начнёт? Вот вы, коллега..., – слово "коллега" и уважительное "вы" новый учитель выделил голосом, и подчёркнуто вежливо кивнул при этом.

– Закон сохранения массы – закон физики, согласно которому масса физической системы сохраняется при всех природных и искусственных процессах..., – бойко начала русоволосая и сероглазая отличница с первой парты.

– Стоп. Не надо расширенных объяснений. Итак, масса всегда сохраняется. А у меня был, условно говоря, килограмм массы вещества и ровно столько же – антивещества. Сколько же у меня останется после аннигиляции?

– Нисколько! Потому что – энергия!

– То есть, закон сохранения массы не действует? Хорошо. Поговорим тогда об энергии. Кто из вас, коллеги, напомнит мне о законе сохранения энергии?

С задней парты высокий чернявый парень, не вставая, лениво произнёс:

– Ничто не возникает ниоткуда и не исчезает никуда.

– Красиво. Афористично. И совершенно правильно. А теперь давайте поглядим вместе с вами небольшой сюжет Совсем небольшой, минут на тридцать.

Свет медленно погас, включилось объёмное изображение. В тишине раздался голос учителя, поясняющего происходящее.

– Это очень старые съёмки, ещё на плёнке. Не на магнитной, на светочувствительной. То есть, сами можете представить себе, как давно это было, и как тогда была развита наука. Мы сделали специальную подборку отдельных сцен. Вот, смотрите: один участник диалога поднимает руку, собираясь физически возразить второму участнику. Но тот не хочет такого типа воздействия. И вот что происходит. Смотрите внимательно. Смотрите!

Дружный вздох прокатился по классу. Ярко подсвеченная фигура в центре изображения исчезла и появилась в другом месте – за спиной того, что с поднятой рукой.

– Вы мне говорите – такого не бывает. Или все же молчите? Но смотрим дальше.

Раз за разом повторялся эпизод в разных декорациях, с разными действующими лицами. Исчезновение и появление.

– Между прочим, там нет исчезновения, а затем появления. Мы проверили по времени – все происходит одновременно. То есть, не одно за другим, а вместе. Вместе с исчезновением в одной точке пространства происходит появление в другой точке пространства. Вам ничего это не напоминает?

С задней парты снова донеслось:

– Ничто не возникает ниоткуда и не исчезает никуда?

Только голос теперь был не ленивый и расслабленный. Теперь слышалось в нем напряжение, энергия, интерес... И одновременно – вопрос.

– Именно, именно! Вот вам подтверждение всех выученных законов природы. Вот там появляется человек. Но он же не может просто так появиться! Значит, он исчезает вот тут.

По изображению заплясали цветные метки.

– Вот тут. И вот тут. И ещё – вот тут. Кстати, мы изучили и литературу тех времён. И нашли массу примеров явления, которое наши предки назвали "телепортация". Начиная от пятидесятых-шестидесятых годов двадцатого века и до первой половины века двадцать первого... Тише, тише! Да, древность. Да, очень редкие книги. Но мы нашли, изучили, а я вам теперь рассказываю. Итак, телепортация – вот что ещё знали наши предки. Вот что не противоречит явно законам физики...

– Но там же расстояние!

– Что?

– Там – расстояние, – чуть не плакала отличница. – Это нарушает... Это неправильно!

– Минуточку. Я прошу коллегу с задней парты ещё раз продекламировать...

– Ничто не возникает ниоткуда и не исчезает никуда!

– Вот. Что вы тут видите о расстоянии? Мы здесь видим массу. Мы тут видим энергию. Причём тут расстояние? Какой закон физики нарушается? Молчите?

Молчали все, лихорадочно вспоминая, какой же закон физики они могли бы сейчас выдвинуть, как аргумент.

– И потом, коллеги, дорогие мои. Мы с вами можем сейчас спорить о чем угодно. Но вот вам древние видеозаписи. Вот – книги. Неужели вы думаете, что всего этого на самом деле не было? Что все это придумал я лично?

Он наклонился чуть вперёд, смотря как будто сразу всем в глаза, спросил чуть тише:

– Или вы считаете, что я вас, как это... обманываю?

Тишина рухнула и рассыпалась почти сразу, когда закричали со своих мест, казалось, все сразу:

– Учитель! Что вы такое говорите! Как это – обманывать?

– А тогда прошу поразмышлять над сегодняшним материалом, – перекричал, пересилил поставленным голосом общий шум. – Завтра, надеюсь, кто-нибудь из вас уже придумает способ... Ну, не знаю... Скажем, использования накопленной потенциальной энергии. Раз уж она тоже никуда не исчезает. Вот если подняться на высочайшую вершину мира, представляете? Или спуститься на самое дно самой глубокой впадины. Одни и те же условия для телепортации? Или они все же разные? И что должно случиться с объектом, который телепортировался с глубины по сравнению с тем, что – с вершины? Или же телепортация – это совсем иное? И там действуют другие законы? Какие?

Но на этом урок ещё не закончился. После паузы на запись домашнего задания снова была включена видеозапись. В полной тишине видели ученики, как на экране девочка, сидящая за столом, смотрит на стакан, а тот начинает двигаться, а потом падает на пол. Но там был шум и вибрация. Возможно, все дело в вибрации? Но вот ещё кадры. А учитель опять специально останавливает запись, цветными маркерами отмечает положение предметов...

– А вот это называется... То есть, называлось ранее, тогда, когда умели, "телекинезом". То есть передвижением предметов на расстоянии. Как видите, нет тут ни исчезновения, ни возникновения. И само движение, обратите внимание – только в пределах прямой видимости.

– Квадрат массы на расстояние? – опять с задней парты.

– Не совсем верно. Квадрат как раз расстояния, но дело не в формулировке, а в самом законе природы. В гравитации. То есть, возможно, возможно. Мы же понимаем с вами, что влияние всего и на всё есть всегда? Даже человек на человека влияет, только влияние это очень мало по сравнению с земным притяжением. А тут, давайте повторим некоторые кадры, тут – смотрите – минимальная масса влияет даже на большие предметы. Рука – и сундук. Лицо – и наполненный стакан... Тут не взгляд, вы же понимаете – взгляд не имеет массы. Тут все наоборот – глаз не испускает, а воспринимает. Но как-то ведь это делали?

В полном молчании весь набор видеофрагментов был просмотрен ещё раз.

...

После звонка, учитель прошёл в свою лаборантскую, традиционно расположенную позади учебного класса. У застеклённой щели в стене сидел в кресле бритый наголо пожилой мужчина.

– Ну, как? Что вы думаете? Было что-то? – учитель явно волновался.

– Не знаю. Пока не знаю. Я могу только надеяться, что кто-то из них рано или поздно... Вот, может быть, та девочка с первой парты или тот молодой человек из самого угла, который был активен и явно заинтересован. Завидую я им. Ещё столько интересного, столько загадочного предстоит им узнать и раскрыть. Кстати, недавно нам попалась одна видеозапись – древние называли их "фильмами". Там были полёты по воздуху... Нет-нет, вы не кривитесь! Полёты – без приборов, без механизмов, без двигателей. Просто полет человека. Называлось "левитация". Там было энергетическое плазменное оружие. И там была опять эта самая телепортация, и возникновение предметов, казалось бы ниоткуда. Сколько же мы потеряли знаний и умений за эти сотни лет!

– А ещё, я слышал, была такая "телепатия"...

– Да, была. Все источники подтверждают – была телепатия. Но это уже больше относится к урокам биологии, мне кажется. Мы сейчас работаем над этим. В общем, прошу завтра обратить внимание на самых активных в классе. Будем стараться, будем развивать и поднимать молодёжь. И рано или поздно... Нам-то, старикам, уже не дождаться, наверное. Не увидеть. Но вот наши дети!

– Вася

Улица в селе была всего одна. Она же называлась дорогой. Правда, ездить по этой дороге никто не пытался. Разве только почему-то вечно пьяные трактористы на своих обязательных "Т-150" весело гоняли кур и гусей, переваливаясь на больших колёсах из лужи в лужу.

Четверо шли по самой обочине, отирая левым боком высокие заборы, когда-то крашеные масляной краской, но уже давно одинаково почерневшие от времени и погоды. Шаг в сторону – и ты по колено в густой грязи ярко-оранжевого цвета: чистая глина. Мужчинам было легче, особенно одному, потому что он был в форме с сапогами и при погонах. А женщины, как пугливые козы, скакали с досочки на досочку, с кирпича на кирпич, специально брошенные на тропинку местными жителями. Изредка они покачивались и начинали размахивать руками, чтобы удержать равновесие и не плюхнуться со всего маху в жирную жидкую грязь.

– Как они здесь ходят только?

– А они тут вовсе не ходят, – объяснил участковый, не оборачиваясь. – Они тут ездят. На тракторах ездят. На обед или там по делам – привезти чего с работы. А огороды у них у всех на задах, так им, ить, на дорогу-то выходить и не надо вовсе, выходит.

– А к самогонщице этой тогда как?

– И к ней – с задов, от своих огородов. Чтобы, значит, мне на глаза не попадаться, – приосанился он на ходу, выпятив гордо грудь и сверкнув орлиным взглядом из-под седого чуба.

– Что ж, вы всё знаете, выходит, а не реагируете совсем? – возмутилась библиотекарша, шедшая впереди.

– А как мне реагировать, если сигнала нет? Засаду прикажете делать? Ловить кого-то? Это будет совсем не по закону... И потом, она же депутат сельсовета, передовик производства. То есть, трогать её просто так – ни в коем разе. Вот, потому и комиссия ваша. А так-то в мои обязанности входит за порядком следить. Я и слежу.

– Угу... Порядок, блин... Прошу прощения.

– Вы, это, на дорогу ругаетесь? – спросил участковый инспектор в звании капитана молодого инструктора горкома партии, который должен был разбираться с жалобой на самогонщицу, споившую в трезвое время всё село. – Ну, так это опять же не ко мне. Это вам – в сельсовет. Вот как раз к ним.

– Нам денег не дают, а вы всё... Эх-х-х... Мужики! – в сердцах махнула рукой секретарь сельсовета.

Шёл 1986 год, велась активная борьба с пьянством и алкоголизмом, и сельский район уже утвердил целых две "зоны трезвости". В "зонах", ограниченных территориями двух сельских советов, в магазинах не продавали спиртное. То есть, совсем не продавали никаких алкогольных напитков. Их даже не завозили. Хорошо, что зоны трезвости были на окраинах района, и жители их регулярно выезжали в соседний район, где в магазинах крепкие и не очень крепкие, но все равно дающие в голову напитки ещё продавались. Со своей стороны, жители соседнего района, когда развернувшийся там "маленький Пиночет" (так называли за глаза нового "районного хозяина") начал завинчивать гайки, сокращать время продажи, и тоже учредил "сухие зоны", стали выезжать в соседний райцентр, скупая после одиннадцати часов утра всё, что оставалось на прилавках после прохождения очереди из истомлённых местных городских жителей, которые занимали очередь аж с восьми утра.

– Во! Вон в том доме она живёт, – ткнул участковый прутом, которым походя рубил разросшиеся мясистые лопухи и лебеду.

– Ох, хорошо, хоть, что через дорогу тут переходить не придётся...

– Так, я же вас специально этой стороной веду, чтобы не лазить в серёдку. Там глыбко. Вчера "жигуль" сидел – так выше осей. И главное – что он сюды поехал-то? Тут же – только трактора...

Такой же чёрный забор в коросте остатков старой краски, гостеприимно распахнутая настежь калитка с заросшей тропинкой к крыльцу, которое лет пять назад было зелёным. Или, может, синим. Крашеным оно раньше было. У порога вкопан лемех от плуга, о который участковый сразу стал очищать подошвы своих сапог, снимая целые пласты глины.

– Дарья, тут к тебе! – аккуратно постучал он в дверь.

Та поддалась – не закрыто, но он остался стоять на крыльце, засунув руки в карманы форменных брюк и наклонив голову, будто вслушиваясь во что-то.

– Кто там? – прозвучало из тёмного дверного проёма.

– А то не видно что ли? Комиссия к тебе, Дарья. Вот, из горкома и исполкома, значит...

– Чего это – комиссия? Никак, насчёт газа?

Газ деревне обещан был ещё в прошлой пятилетке, но руки у газовиков не дошли буквально самую малость, хотя трасса магистральная прошла совсем неподалёку, прямо возле шоссейки, то есть метрах в двадцати от крайних домов села.

– Нет, Дарья Антоновна, мы к вам по письму, – шагнул вперёд молодой худой и высокий инструктор горкома.

– Какому письму? Я же ничего не писала!

– Люди пишут, Дарья..., – прогудел участковый. – Люди пишут. А мы, следовательно, комиссия. Поняла?

– Лю-у-уди? Да, что они могут написать-то?

– Вы позволите нам войти? – опять вмешался инструктор, отодвинув в сторону замершего на крыльце участкового.

– А чего же... Проходьте. Только у меня тут беспорядок, не убиралась я, комиссию не ждала...

Все четверо, ещё потоптавшись и потопав каблуками на крыльце, протиснулись в дом. Тут и правда никакого порядка не было. Тёмный зал без окон, заменяющий прихожую, какой-то мусор и пыль на полу, а у стены стоял большой алюминиевый молочный бидон, на который тут же уставились пришедшие. И запах...

– Фу-у-у... Чем это у тебя тут, Дарья... Фу-у-у...

Женщины только судорожно сглатывали и всё косили глазом на инструктора горкома: долго он ещё тут будет думать? Все же и так ясно!

– Да, чем-чем... Вон, Шарик мой сдох на днях. Никто вас у калитки потому и не встретил, – пригорюнилась хозяйка, в темноте встречающая гостей .

– Шарик, говоришь...

– Дарья Антоновна, – снова вмешался инструктор. – Я должен разобраться с письмом.

– А кто пишет-то? Поглядеть можно?

– Не шуткуй, Дарья. Лучше сразу скажи: самогоновку гонишь? – участковый вертел в руках фуражку, как бы не зная, куда ее деть.

– Издеваетесь, да? Смеётесь над одинокой женщиной? Какая самогонка, когда у нас в сельсовете "зона трезвости"?

– То есть, ты вот при комиссии честно и прямо заявляешь, что самогоновку не гонишь? Так я понял?

– Да!

– А бидон вот этот самый...

– А бидон я купила в совхозе. Все официально, через кассу. У меня и накладная есть!

– Ну, тогда извини, Дарья Антоновна, что помешали тебе, побеспокоили, – и участковый, чуть подвинув в сторону инструктора горкома, шагнул на улицу.

Следом выскочили обе женщины.

Инструктор, постояв в недоумении, кивнул на прощание хозяйке и тоже вышел:

– Вы куда? – бросил он в спину спускающемуся по ступенькам участковому.

– Назад, куда же. Вишь, сама говорит, что не гонит самогоновку. Так и ответим в акте. Так, дамочки?

– Ну..., – замялись в неуверенности "дамочки".

– Не понял. Вот же брага поставлена – видели?

– Бидон видел. Брагу не видел. И вы, между прочим, брагу тоже не видели.

– Так, посмотреть же можно. Вон бидон-то, на самом виду, считай!

– А вот ордера на обыск нет у меня. Может, у вас такое право есть – по домам шариться?

– Но я думал, что вы...

– А вы не думайте, здоровее будете. Мы по письму пришли. Мы с хозяйкой говорили. Она нам ответила. Что вам ещё надо?

– Ну, в принципе-то...

– Не в принципе, а в натуре. Нет самогоновки. Так Дарья сама сказала. Так и пишите. А шариться по домам – это не ко мне. Это ордер надо.

И он размашисто зашагал к калитке. А выйдя из неё, оглянулся вокруг и вдруг повернул налево.

– Так куда же вы?

– Мне ещё тут надо посетить кое-кого. Это же мой участок. А вы той же дорогой, по краешку, по краешку – до дому. Акт я в сельсовете потом подпишу, как зайду.

Руку к козырьку, кивок женщинам, и участковый удалился, больше не оглядываясь.

– Нет, а, правда... Мы же права такого не имеем, – вступилась за него библиотекарша. – Ну, пришли вот. Спросили...

– Что, и запаха не слышали?

– Так ведь, Шарик...

– Эх, – обречённо махнул рукой инструктор. – Ну, пошли тогда в сельсовет. Будем писать ответ на письмо.

...

Дарья вышла на крыльцо. Даже помахала на прощание оглянувшемуся от забора инструктору. А что? Парень молодой, видный, при должности. Чего бы и не помахать такому? И она, кстати, совсем не старая ещё. И даже более того.

Она вернулась в дом, пробежала в единственную комнату, разгороженную большой печью на спальную с кроватью, этажеркой и телевизором на массивной тумбочке, и кухню с газовой плитой на две конфорки. На стене у входа висело зеркало. Как раз такое, как обычно вешают все девушки, чтобы, выходя, взглянуть напоследок, все ли в порядке в ресницах и в бровях. Так ли уложена причёска, и не размазалась ли помада.

Вот только не надо говорить, что в селе девушки не красят ресницы и не стригутся в парикмахерских.

Да, и про девушек, кстати.

Она осторожно заглянула в зеркало, всмотрелась, сдёрнув накинутую впопыхах шаль.

– Ах-х-х!

И что теперь делать? Как жить? Дарье Антоновне, депутату сельсовета и передовику производства соседней фермы, той, что сразу через дорогу, недавно исполнилось пятьдесят. Сельская жизнь, идиотизмом которой ругались классики, не красила. В пятьдесят тут вполне можно было выглядеть на все семьдесят. Даже сквозь помаду и тушь.

А из зеркала смотрела Дашка. Та самая Дашка, которой помада была не нужна – губы и так сверкали натуральным розовым, да красным цветом. И глаза из-под длинных ресниц – тоже сияли. Семнадцать? Восемнадцать? Как завтра на работу идти? Как жить теперь?

Она вернулась в прихожую, присела у молочного бидона, погладила легонько.

– Спасибо. Васенька...

Почему – Васенька? Откуда – Васенька? А чёрт его знает. То есть, не чёрт, конечно, потому что чертей и богов не бывает, а бывает в жизни фантастика и всякие чудеса. Вот и ей, выходит, повезло однажды. Хоть и страшно: как жить теперь?

В заднее окошко стукнули.

– Чего надо? – спросила она в форточку.

– Дак, Дарья, все того же, значит. Пустишь к Васятке своему?

– А куда я от вас денусь?

И ведь правда – куда она денется? Все на селе знают всё. Вот и про Васеньку узнали чуть не в тот же вечер, сразу после грозы. И быстро натоптали тропинку через зады. Только Вася им не губы и ресницы. Вася – он ведь не человек вовсе. Он и языка-то людского не знает. Он только желания чувствует. Желания, стало быть, исполняет. А желания у мужиков, известно какие.

Дарья постояла в прихожей, встречая гостей. Разрешила посидеть у бидона. Разрешила погладить его, пошептать что-то. Никогда не спрашивала, чего хотят. Да и зачем спрашивать-то? Вася сам разберётся.

Вот и сейчас разобрался.

Мужики, что припёрлись втроём, вставали медленно. Тяжело вставали, покачиваясь и улыбаясь глупо. Один хихикнул:

– Участковый-то всё ходит, самогоновку ищет. А от нас даже и не пахнет вовсе!

Пьяно посмеялись вразнобой. Помахали на прощанье, вышли, низко наклоняясь, чтобы не врезаться лбом.

Дарья закрыла за ними дверь. Набросила засов. Присела сама, полуобняв теплый металл большого бидона.

– Ну, и что же мне делать теперь?

Молчит Васенька. Не отвечает. Не умеет он говорить. Только желания исполняет. Что желает человек, то и получает. Что сильно желает, всей душой.

– Демократия – это когда большинство!

– А ну, постой-ка, гражданин хороший! – выдвинулся из густой тени местный участковый. – Ты чего мимо опять бежишь, с мужиками не выпиваешь?

– Да я это... Не заметил я вас, извините, – вынужден был я остановиться.

– Заметил, не заметил... Штрафная тебе в любом случае.

– Ну, не могу я никак! Жена дома ждёт. И ещё... О! – вспомнил я с радостью. – У меня ж предъязвенное!

Участковый нахмурился, передал куда-то в темноту за спиной два стакана, что держал в радушно распахнутых руках, поправил фуражку. Фуражки теперь они носили по новой моде. Обязательно с очень маленьким козырьком. И обязательно – с захлестнутым на подбородке ремешком, как будто вот-вот вскочат в седло и помчат куда-то совершать угодные обществу дела.

– Та-ак..., – обошёл он вокруг меня, всматриваясь. – Жена у него, значит... И ещё предъязвенное у него.

– Да-да! – поддакнул я.

– А не врёшь? Ну-ка дай мне твоих закурить, что ли!

Я торопливо вывернул из кармана пачку сигарет, носимых для такого случая, открыл перед ним, потом щёлкнул зажигалкой. Участковый, не торопясь, со вкусом затянулся, а потом с хитрым прищуром сквозь дым посмотрел на меня:

– А сам что же? Или брезгуешь с народом перекурить?

Ну, вот... Опять...

– Господин участковый, вы же знаете – я не курю!

– Как это? – прищуренные было глаза распахнулись в деланном изумлении. – Не куришь? Совсем?

– Ну, так вышло... Не могу я, организм не даёт.

– Не пьёшь, – загнул он палец. – Не куришь. Подозрительный ты человек, сосед! Придётся пройти.

– Да вы и так меня почти каждый день проверяете!

– Что делать, что делать... А у меня, может, техники специальной с собой нет, чтобы тебя на месте проверить. И не должен я всё помнить. И вообще – чем вам труднее, тем государству лучше. Ясно?

Участковый свистнул, и из той же тени вышли два дружинника с красными весёлыми лицами.

– Вот, ребятки, смотрите: не пьёт, не курит... Убыток государству нашему приносит. Зачем живёт? Кому нужен? А?

Я молчал. Через день, практически через каждый день я не успевал вовремя скрыться и попадался участковому. И каждый раз он устраивал такой спектакль. С громкими криками, с разъяснением почтенной публике, тут же откуда-то появляющейся во дворе. Потом он по рации вызывал машину. Потом меня везли в райотдел на экспертизу, где врач проверял все мои справки и внимательно рассматривал рентгеновские снимки. Я предъявлял квитанции оплаты акцизных сборов, обязанность уплаты которых теперь была возложена на тех, кто сам не пил и не курил.

...

А начиналось все так просто и даже смешно: решили наши политики по западному образцу запретить курение. Вообще запретить. Пусть, мол, курят по квартирам своим. Пусть никому не мешают своим курением. И тут-то и выяснилось, что такое настоящая демократия. На ближайших выборах сокрушительную победу над всеми остальными политическими силами одержали недавно созданная Партия любителей табака и примкнувшие к ней в качестве верных союзников Партия любителей водки и Партия любителей пива. Созданные вроде на смех, неоднократно высмеянные в анекдотах и разных КВН, они в один момент оказались у руля. Да и деньги табачных и водочных заводов оказались не лишними в предвыборной кампании.

Хотя, не в деньгах даже дело. Просто оказалось вдруг, что большинство народа – курит. И большинство – пьёт. А демократия – это как решит большинство. Вот большинство и приняло новые законы, полностью поменявшие приоритеты.

"Страна живёт с водки и табака!" – а кто и когда спорил с этим? А вот те, кто не пьёт и не курит, выходит, подрывают экономическую мощь страны. А потому...