Текст книги "Трагедия ошибок"

Автор книги: Александр Больных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Поэтому разногласия свелись только к выбору метода операции. Флот настаивал на

высадке десанта, для чего требовался свежий корпус. Но эти войска могла выделить

только ставка.

При этом флотское командование само создало себе лишние трудности. В составе

транспортной флотилии Черного моря, разбитой на 7 отрядов, насчитывалось более 100

транспортов. Они могли одновременно принять целых 2 корпуса. Однако штаб флота,

чтобы не принимать на себя слишком много задач, попросту обманул ставку

относительно реальных возможностей флотилии.

Штаб Кавказской армии решил усилить отряд генерала Ляхова 2 казачьими пластунскими

бригадами и поручить ему захват Трапезунда. При этом русское командование

значительно преувеличило силы турок. Позднее выяснилось, что они имели в районе

Трапезунда всего 14 батальонов, а укрепления города были чисто символическими. Но

русские задействовали в операции усиленный корпус, то есть примерно в 5 раз больше

сил, чем у противника.

Первой частью операции стала перевозка из Новороссийска в Ризе 2 пластунских бригад.

Для перевозки 12000 человек, по расчетам штаба флота, требовались 22 транспорта.

Однако за время пребывания в Новороссийске бригады были пополнены, и их

численность увеличилась до 18000 человек. При этом все они благополучно разместились

на выделенных транспортах, не испытывая никаких затруднений. Начальник отряда

генерал Юденич находился на транспорте "Александр Михайлович" вместе с

начальником высадки контр-адмиралом Каськовым.

В группу прикрытия входили линкоры "Императрица Мария" под флагом командующего

флотом и "Императрица Екатерина Великая", 2 крейсера и 6 эсминцев. Непосредственно

охраняли флотилию крейсера "Прут" (Бывший турецкий "Меджидие") и "Алмаз",

гидроавиатранспорты "Николай I" и "Александр I" и остальные эсминцы. Во время

высадки войск в Ризе в море были развернуты 2 линии дозоров – миноносцы и

тральщики – и поставлены противолодочные сети. Усиленные меры предосторожности

пришлось принять потому, что на Черном море появились германские подводные лодки.

Но 7 апреля 1 бригада пластунов была благополучно высажена в Ризе.

Как мы уже говорили, во время перехода был обнаружен крейсер "Бреслау", который

удрал, когда в его сторону направился один из русских дредноутов. 4 апреля миноносец

"Строгий" в районе Ризе обнаружил германскую лодку и атаковал ее. Таранным ударом

миноносец смял лодке U-33 перископ, но не успел сбросить глубинные бомбы, и лодка

спаслась. Этим и ограничилось противодействие немцев самой крупной десантной

операции русского Черноморского флота.

В это время на фронте сложилось трудное для русских положение. Турки перешли в

наступление, и генерал Ляхов с трудом сдерживал их. Он обратился к командующему

войсками генералу Юденичу с просьбой доставить войска прямо к линии фронта в

Хамуркан, так как марш по суше занял бы слишком много времени. Юденич находился на

штабном корабле и сразу обратился к начальнику транспортной флотилии контр-

адмиралу Хоменко с просьбой доставить 1 бригаду без обозов в Хамуркан. Хоменко

наотрез отказался, заявив, что свою задачу он выполнил, и все переговоры Юденич

должен вести с командованием флота. Все ссылки на тяжелое положение на фронте

успеха не имели. Завершив высадку войск, 7 апреля в 17.00 транспортная флотилия ушла

под охраной миноносцев. В Ризе остались только 8 "Эльпидифоров" и несколько мелких

кораблей.

Юденич сначала попытался действовать дипломатически. Он отправил в штаб флота

радиограмму:

"Главнокомандующий находит необходимым во все время операции

продолжать охрану флотом побережья, чтобы обеспечить войска от

обстрела неприятельских кораблей".

Он фактически намекал, что флот в разгар боев уклонился от выполнения своих

обязанностей. Но даже ссылка на великого князя Николая Николаевича не помогла. Штаб

флота отказался. Тогда Юденич решил поставить моряков перед фактом. Так как

начальник высадки его поддержал, в 23.25 штаб флота получил следующую радиограмму:

"Вышел на "Александре Михайловиче" с первой бригадой пластунов на

тральщиках в Хамуркан. К рассвету пришлите на короткий срок миноносцы

и охрану. Юденич".

Морякам пришлось смириться. Штаб флота был вынужден приказать миноносцам идти

охранять "Эльпидифоры", а главным силам флота – прикрыть переход. Операция

прошла гладко. На полдороге к Хамуркану к десантному отряду присоединились

миноносцы, а на рассвете 8 апреля войска были благополучно высажены у цели. Опасаясь

дальнейшей самодеятельности Юденича и Ляхова, командование флота приказало

транспортам немедленно возвращаться.

Теперь перед генералом Ляховым стояла задача непосредственного захвата Трапезунда.

Разведка сильно подвела его. По некоторым донесениям, в Трапезунде находились даже

5000 немцев, хотя откуда им было взяться в Турции?! Так как теперь расстояние до линии

фронта от Батума было слишком велико, привлекать для обстрела вражеских позиций

тихоходные канонерки командование флота опасалось. Оно полагало, что противник

может их перехватить и уничтожить во время перехода. Поэтому было решено усилить

Батумский отряд броненосцем "Пантелеймон". 11 апреля он вышел из Севастополя под

прикрытием линкора "Императрица Мария" и прибыл в Батум 13 апреля.

Уже утром 14 апреля броненосцы подошли к Хамуркану и приняли на борт сухопутных

артиллеристов. Первым открыл огонь по берегу "Ростислав", а потом к нему

присоединился "Пантелеймон". Их охраняли 4 миноносца и 5 "Эльпидифоров". Стрельба

велась с дистанции 10–12 кабельтовых. Генерал Ляхов не дождался окончания

артподготовки и бросил войска в атаку. Хотя турки были отброшены, войска понесли

ощутимые потери. На ночь броненосцы отошли в море, а на следующее утро снова начали

обстрел турецких позиций. За этот день русские продвинулись на 12 км и теперь

находились всего в 15 км от Трапезунда. Быстрое продвижение войск создало серьезные

проблемы в управлении огнем кораблей. Вечером 15 апреля Ляхов отправил броненосцы в

Батум, оставив при себе только миноносцы.

Генерал Ляхов планировал возобновить наступление 18 апреля при поддержке

броненосцев. Но турки воспользовались предоставленной передышкой и 16 апреля

очистили Трапезунд. Вместе с войсками ушло и турецкое население. 18 апреля депутация

греков прибыла, к генералу Ляхову и сообщила ему об этом. Так от мирных жителей

командующий Приморским отрядом узнал, что Трапезунд пал. Вообще-то можно

предположить, что Ляхов сознательно задержал наступление и отослал корабли, чтобы ни

с кем не делиться славой захвата вражеской крепости. 19 апреля русские войска

торжественно вступили в Трапезунд. "Ростислав" и "Пантелеймон" стояли на рейде,

присутствуя при этом историческом событии.

После захвата Трапезунда наступление на приморском фланге Кавказской армии было

приостановлено. Штаб фронта решил использовать этот город в качестве своей главной

базы снабжения. Но нужно было обеспечить оборону порта с моря и усилить гарнизон.

Для этого в Трапезунд было решено перебросить 123-ю и 127-ю пехотные дивизии.

14 мая из Мариуполя вышли 7 транспортов с частями 127-й дивизии. Переход прикрывали

главные силы флота. 19 мая войска были доставлены к месту высадки. На сей раз, моряки

столкнулись с некоторыми трудностями. В отличие от пластунов, пехотная дивизия была

укомплектована малоопытными запасными, и порядка было существенно меньше. 20 мая

командование флота получило ошибочное сообщение о выходе в море "Бреслау", что

вызвало дополнительную нервозность. Но все кончилось благополучно, и 24 мая все

транспорты были снова сосредоточены в Мариуполе для посадки частей 123-й пехотной

дивизии. Командование этой дивизии старалось помочь морякам, и вторая операция

прошла гораздо глаже. 2 июня дивизия высадилась в Турции. На этом завершились

активные операции на побережье Лазистана.

Для обороны Трапезунда штаб флота перевел в Батум бригаду броненосцев, в которую

входили "Евстафий", "Иоанн Златоуст" и "Пантелеймон". По опыту предыдущих боев

уже было ясно, что этих кораблей хватит для прикрытия от рейда "Гебена". Но ни Сушон,

ни сменивший его Ребейр-Пашвиц не рискнули выводить линейный крейсер в Черное

море.

Весь 1917 год Черноморский флот готовился к высадке стратегического десанта в районе

Босфора. Планировалось участие в операции 3–4 пехотных корпусов и 3 артиллерийских

бригад. Развернулось строительство высадочных средств, было запланировано

переоборудование старых броненосцев в корабли артиллерийской поддержки. Броненосец

"Синоп", например, был оборудован булями по примеру английских кораблей,

участвовавших в Дарданелльской операции. Но все карты спутала Февральская

революция. Русская армия под влиянием большевистской заразы стремительно теряла

боеспособность. Поэтому ставка верховного командования решила ограничиться

высадкой оперативного десанта в районе Синопа. Эта операция должна была иметь в

основном политическое значение. Кроме того, планировалось освобождение английских

пленных, находившихся в этом районе. Однако после Октябрьской контрреволюции

пришлось отказаться и от этой операции. Революционные морячки одобрили

прекращение военных действий и начало мирных переговоров, и военные действия на

Черном море завершились. Позорное и бессмысленное затопление флота в Новороссийске

во второй раз покончило с русским флотом на Черном море. Но это не было результатом

военного поражения, как в Крымской войне. Измена и предательство лапами продажных

наймитов во главе с Владимиром Ульяновым по кличке "Ленин" зачеркнули славные

деяния доблестного флота.

Балтика

На задворках Великой войны

"Первые часы войны. Немецкая эскадра выходит из Киля в Балтийское море

для немедленного внезапного удара. Идут линейные корабли, крейсера,

миноносцы, может быть, даже линейные крейсера Флота Открытого Моря,

все эти так хорошо знакомые по "Джейну" и "Ташенбуху" (Справочники по

военным флотам – английский "Jane's fighting ships" и германский "Weyer's

Taschenbuch der Kriegsflotten") "Мольтке", "Дойчланд", "Кайзер Вильгельм

де Гроссе", "Лютцов", "Кельн", "Страссбург" – все брошено на ост, в

Финский залив, на Кронштадт, на Петербург, первый, пугающий,

терроризирующий удар, морской Седан… Немецкая чванная мощь —

эскадра идет, как на парад, черт бы их драл! Они же знают, что русский

флот не успел еще отмобилизоваться, что это будет не бой, а игра дюжины

котов с одной мышью".

Вот такие ужасные картины постоянным кошмаром мелькали в воспаленных мозгах

офицеров российского Моргенштаба. Судя по всему, все они страдали манией величия в

особо острой, не поддающейся лечению форме, потому что были убеждены, что у

германского флота нет и быть не может более неотложной и насущной задачи, чем

прихлопнуть пару проржавевших русских броненосцев. И русский флот начал энергично

готовиться к отражению такого удара.

Самое смешное, что примерно в таком же состоянии пребывал и германский

Адмиралштаб. Немцы были убеждены, что с минуты на минуту в Кильской бухте появятся

мрачные силуэты "Айрон Дьюка" и "Лайона". Поэтому они с не меньшей энергией

приступили к сооружению оборонительных редутов в "мокром треугольнике" Северного

моря. О Балтике немцы на тот момент просто забыли. Об этом достаточно ясно говорит

численность пресловутых "Сил Балтийского моря", которыми командовал адмирал принц

Генрих Прусский, брат кайзера Вильгельма II.

Сравнить силы флотов противников в начале войны оказывается не так просто. И русские,

и немецкие источники грешат неточностями. Например, все советские издания охотно

повторяют следом за Фирле (Р. Фирле "Война на Балтийском море", том 1, М 1937), что

немецкий флот располагал 7 крейсерами. Но на той же самой странице 17, более того, в

той же таблице говорится, что русские уже к началу войны имели 2 линкора. Однако

линкоры типа "Петропавловск" вошли в строй в октябре – декабре 1914 года. В той же

таблице говорится о 5 русских броненосных крейсерах, тогда как на самом деле их было 6.

И окончательно путает карты Кильский канал. Возможность в течение суток перебросить

на Балтику любые силы вынуждает к любым данным по немецкому флоту относиться не

слишком серьезно.

С русским флотом все относительно ясно. К началу войны командующий флотом вице-

адмирал Эссен (Николай Оттович фон Эссен в нашей литературе потерял дворянскую

приставку "фон", хотя сам от нее не отказывался. Вслед за официальной историей и мы

не будем настаивать на ее использовании) имел броненосцы "Андрей Первозванный",

"Император Павел I", "Цесаревич" и "Слава"; броненосные крейсера "Рюрик", "Россия",

"Громобой", "Баян", "Паллада", "Адмирал Макаров"; бронепалубные крейсера

"Богатырь", "Олег", "Диана", "Аврора" и эскадренный миноносец "Новик". Кроме того,

адмирал мог рассчитывать примерно на 60 старых угольных миноносцев и полтора

десятка подводных лодок. Хотя Фирле упрямо твердит, что русские линкоры вошли в

строй летом, будем точны. 1 июля 1914 года линкор "Гангут" приказом вице-адмирала

Н.О. Эссена был зачислен в вооруженный резерв 2-й бригады линкоров. После начала

войны с Германией линкор был в аварийном порядке переведен в состав действующего

флота, но формальный акт приемной комиссии был подписан лишь 22 декабря.

Немецкий флот располагал легкими крейсерами "Магдебург" и "Аугсбург" и 3

современными эсминцами. Остальные корабли входили в состав дивизии обороны

побережья Балтийского моря. Хотя "Тетис", "Газелле", "Фрейя" и "Ундина" были не

старше той же "России", немцы к активным операциям их не привлекали. 3 старые

подводные лодки совершенно не меняют картины, поэтому говорить о сравнении сил

становится просто неловко. Прославленный и воспетый русский Балтийский флот в

начале войны просто не имел противника. Не то, чтобы противник был слаб, нет, он

фактически не существовал! Германский Адмиралштаб рассматривал Балтику как

второстепенный, или даже третьестепенных театр. Зимой 1913 года адмирал фон Поль

писал:

"Существование неослабленного, совершенно боеспособного германского

флота я считаю самым верным и вместе с тем безусловно необходимым

средством, чтобы воспрепятствовать выступлению Англии в качестве

посредника или участника континентальной войны. Сохранение

боеспособного флота в этом отношении для нас гораздо важнее, чем

уничтожение русского флота, за которое при неблагоприятных

обстоятельствах придется дорого заплатить. В этом случае нам придется,

пока существенно не изменится общее политическое положение Европы,

удовольствоваться "обезврежением" русского флота".

В результате, у немецкого флота на Балтике не было ни каких-то серьезных целей, ни сил.

Тем не менее, все планы русских были пронизаны паническим страхом перед немецким

флотом. Хуже того, с первого дня войны Моргенштаб начал активно готовиться к

отражению высадки германского десанта в Финском заливе под Петербургом, хотя

гораздо вероятнее была высадка марсиан на берега Невы. Есть предположение, что такой

образ действий был навязан морякам царской ставкой. Если это так, почему никто не

объяснил генералам беспочвенность их опасений? Понять и объяснить все это просто

невозможно. Единственная притянутая за уши гипотеза – все-таки существовал в

русском флоте "синдром Цусимы". Или не существовал? У меня нет оснований считать

русских адмиралов дураками, однако в данном случае они проявили такое недомыслие,

что я просто отказываюсь это комментировать. Апофеозом паники стало

беспрецедентное в военной истории событие – Балтийский флот был подчинен

командованию 6-й армии, на которую возлагалась оборона столицы. Примем как

граничные условия задачи, что в своих действиях командование русского флота исходило

из реальности угрозы высадки немецкого десанта на Дворцовом мосту, и двинемся

дальше.

В основе действий русского Балтийского флота лежал оперативный план 1912 года. Он

предполагал создание на рубеже Нарген – Порккала-Удд минно-артиллерийской

позиции. Опираясь на огромное минное заграждение и при поддержке береговых батарей,

русский флот должен был отразить попытку немцев прорваться в Финский залив к

столице империи. Однако реальность резко разошлась с мечтами. Приведем отрывки из

плана кампании Балтийского флота на 1914 год.

"В отношении собственных средств, если и можно предвидеть перемены к

1914 году, то только в смысле уменьшения наших ограниченных средств.

Никаких изменений в судовом составе в виде вступления новых кораблей до

1915 года не предвидится. Осенью 1914 года должны пойти в капитальный

ремонт "Слава" и "Цесаревич", два крейсера типа "Баян" требуют

серьезного котельного ремонта. Но самым серьезным у нас является

состояние минных судов, как надводных, так и подводных. Этот род оружия,

не возобновляемый постройкой в течение 9 лет, выслуживает последние

строки и в большей части его совсем утратил…

Базирование флота остается в том же, совершенно не отвечающем самым

ограниченным требованиям, положении. Оперативные требования

вынуждают базироваться на Свеаборг и Ревель, но оба эти порта остаются и

в 1914 году в том же положении, что и ранее, то есть не могут обслуживать

даже те бригады, которые в них находятся. Важнейшим недостатком

операционных баз Балтийского флота является их слабая защита и даже,

полное отсутствие фортификационных сооружений, неимение дока,

погрузочных приспособлений и плавучих средств для быстрой мобилизации

и, в частности, для снабжения судов топливом. Ревель остается

незащищенной стоянкой флота, а Свеаборг с его до некоторой степени

защищенным рейдом имеет один, опасный для больших судов, выход. 1-я

минная дивизия находится по-прежнему в Либаве, с необходимостью

оставления ее в случае политических осложнений и неуверенностью да в

зимнее время найти где-либо убежище…"

Полнейший разброд царил и в мнениях относительно потенциального противника. С

потрясающей наивностью все адмиралы ожидали присоединения Швеции к Центральным

Державам. Впрочем, в делах политических российские военные начала века

действительно ориентировались на уровне новорожденных младенцев. Однако не будем

судить их слишком строго. Англичане тоже впадали в истерику при одном только слове

"вторжение", и сей призрак постоянно наводил ужас на обитателей здания

Адмиралтейства.

Но в одном отношении страх перед немцами сослужил хорошую службу русскому флоту.

Минное дело было поставлено на немыслимую для любого другого флота высоту, и

русская мина стала для немцев грозным противником, борьба с которым очень дорого

обошлась кайзеровскому флоту. Причем, в отличие от совершенно бессмысленного и

бесполезного Великого Заграждения, поставленного союзниками поперек Северного

моря, русские мины стали важным фактором стратегической борьбы на Балтике. При

этом для постановки мин были оборудованы почти все корабли Балтийского флота,

вплоть до броненосных крейсеров!

Постановка центрального минного заграждения

Первой боевой операцией русского флота стала постановка минного заграждения на

линии остров Нарген – полуостров Порккала-Удд. Бригада линейных кораблей 26 июля

перешла из Ревеля в Гельсингфорс, где произвела приемку угля и погрузку боеприпасов. В

тот же день крейсера "Громобой", "Баян", "Паллада" и "Адмирал Макаров" развернулись

в устье Финского залива, чтобы нести дозор.

27 июля заградители "Амур", "Енисей", "Нарова" и "Ладога" пришли в Порккала-Удд в

сопровождении дивизиона эсминцев, чтобы ждать приказа в непосредственной близости

от района операции. 28 июля адмирал Эссен самостоятельно приказал начать постановку

крепостных заграждений в Кронштадте. На следующий день были погашены некоторые

маяки. В полночь 30 июля была объявлена мобилизация флота. Однако, несмотря на все

просьбы Эссена, морской министр адмирал И. К. Григорович постановку центрального

заграждения не разрешал. Штаб флота считал такую ситуацию недопустимой, так как

угроза внезапного нападения немцев считалась совершенно реальной. Эссен отправил

Григоровичу несколько телеграмм, требуя разрешить постановку заграждения. На

последней стояло время 18.00:

"Прошу сообщить о политическом положении. Если не получу ответа

сегодня ночью, утром поставлю заграждение".

Но Эссену повезло – он не стал нарушителем воинской дисциплины. 31 июля в 4.18, то

есть еще до официального объявления войны Германии, Николай II телеграммой

разрешил поставить заграждение. Напомним, что германская нота с формальным

объявлением войны была вручена послом графом Пурталесом русскому министру

иностранных дел Сазонову 1 августа в 19.00, в то время как аналогичная нота в Париже

была вручена только 3 августа. Россия начала воевать раньше своих западных союзников.

31 июля в 6.56 минные заградители начали ставить первые мины. Их прикрывали

броненосцы "Цесаревич", "Слава", "Император Павел I" ("Андрей Первозванный" в это

время ремонтировался в Кронштадте). Операция длилась около 4 часов. 4 заградителя

поставили 2124 мины, однако это было лишь начало…

Впрочем, немцы находились не в лучшем положении. Поскольку флотское командование

воевать с Россией не собиралось, оно отчаянно пыталось выяснить у политического

руководства, нужно начинать военные действия на Балтике, или нет. Принц Генрих был

даже вынужден отменить свой собственный приказ крейсерам "Магдебург" и "Аугсбург".

Ранее он распорядился:

"После официального объявления войны не ждать исполнительных

приказаний для выполнения возложенных задач".

Теперь ему пришлось приказать прямо противоположное: ждать особого распоряжения.

После перепалки между статс-секретарем по морским делам гросс-адмиралом фон

Тирпицем и министерством иностранных дел утром 2 августа Адмиралштаб через голову

принца Генриха послал приказ непосредственно командирам "Магдебурга" и

"Аугсбурга": "Война с Россией. Начать военные действия. Действовать согласно плану".

Так что, как нетрудно увидеть, в начале войны все ее участники различались только

степенью царящего бардака и некоторыми его национальными особенностями. Хаос и

путаница были всеобщими. И все-таки в отличие от русских первые действия немцев

были активными. 2 августа "Аугсбург" и "Магдебург" обстреляли Либаву и поставили

минное заграждение на подходах к этому порту. Операцией руководил командир

"Аугсбурга" капитан 1 ранга Андреас Фишер. Обстрел длился 25 минут, немцы

выпустили 420 снарядов. Русские затопили на входе в порт несколько кораблей, чтобы

помешать противнику пользоваться Либавой. Немцы это видели, но все-таки позднее

предприняли операцию… с целью заградить вход в Либаву!

В августе германские крейсера несколько раз обстреливали маяки и наблюдательные

посты, чему русские никак не противодействовали. 15 августа командующий дивизией

обороны побережья контр-адмирал Мишке получил приказ провести постановку мин на

входе в Финский залив. Ее должен был выполнить вспомогательный минный заградитель

"Дойчланд" в сопровождении миноносца V-186. Прикрывали заградитель крейсера

"Аугсбург" и "Магдебург" и миноносцы V-25 и V-26. Вечером 16 августа германские

корабли вышли в море. Несколько раз немцы видели дымы русских кораблей, но встречи

не произошло. В 19.43 "Дойчланд" начал ставить мины, и как раз в этот момент

германские крейсера, находившиеся немного восточнее, заметили 2 русских крейсера.

Это были "Громобой" и "Адмирал Макаров". Однако командир русского отряда ничего

не предпринял и просто повернул прочь. K 20.11 "Дойчланд" завершил постановку 200

мин. Сразу скажем, что это заграждение практически сразу было обнаружено русскими, и

позднее они включили его в состав заграждений своей передовой минно-артиллерийской

позиции.

Заградитель был отправлен в Данциг, а контр-адмирал Мишке решил с остальными

кораблями совершить вылазку в Финский залив. Миноносцы днем обстреляли маяк

Нижний Дагерорт на острове Даго, а потом вышли на линию Оденсхольм – Ханко. Там

они столкнулись с русскими крейсерами, которые видели накануне. Адмирал Мишке с

"Аугсбургом" и "Магдебургом" прошел севернее только что поставленного заграждения и

тоже видел это столкновение, хотя издалека. Вот что написал германский адмирал о

происшедших событиях:

"На 100° усмотрел два отряда по 3 корабля в каждом в двойном походном

строю. Суда северного отряда четырехтрубные, вне сомнения типа

"Россия". Южный отряд, головной корабль четырехтрубный, два других

двух– или трехтрубные, с достоверностью не разглядел. В направлении на

Лапвик 2 раздельных дыма. Между Пакерортом и Оденсхольмом 5 или 6

дымов, – по-видимому, миноносцы. Северная эскадра легла в 18.05 на NW.

Миноносцы шли обратным курсом. Чтобы разглядеть а типы ее судов,

повернул еще раз на 23°. Северный отряд открыл в 19.03 огонь с расстояния

10 км (48 кабельтовых). Первые выстрелы русских кораблей по германским

давали всплески в 400–800 метрах за кормой миноносцев. Пошел самым

полным ходом назад. Развил сильный дым, чтобы замаскировать цель".

Перестрелка длилась 13 минут, попаданий не было. И снова русский отряд противника не

преследовал. Объяснить эти действий контр-адмирала Коломейцева невозможно.

Командир миноносца "Буйный", отличившийся в Цусимском сражении, показал себя

никудышным командиром эскадры. Он оправдывал свое поведение тем, что принял

германский отряд за броненосные крейсера "Роон" и "Принц Генрих" в сопровождении 4

легких крейсеров, но поверить в такое объяснение нельзя. Даже в условиях не слишком

хорошей видимости принять 3 миноносца за 4 крейсера сложновато. Адмирал Эссен,

который в тот же вечер встречался с Коломейцевым, написал в дневнике:

"Контр-адмирал Коломейцев на меня произвел дурное впечатление. Всегда

до войны его считали беззаветно храбрым человеком, а тут я увидел

человека, впавшего в маразм. С таким настроением в бой идти нельзя".

Видимо, "синдром Цусимы" продолжал действовать. Вскоре Коломейцев был снят, но,

как мы увидим, положение это не спасло.

Гибель "Магдебурга"

Наверное, гибель легкого крейсера "Магдебург" имела большее значение, чем гибель

любого другого корабля в годы Первой Мировой войны. Рискну предположить, что даже

гибель 3 линейных крейсеров Битти в Ютландском бою была не столь весома.

23 августа контр-адмирал Беринг поднял флаг на легком крейсере "Аугсбург". Он

получил устное распоряжение командующего провести рейд в Финский залив. В состав

эскадры вошли крейсера "Аугсбург" и "Магдебург" и эсминцы V-26 и V-186. На

совещании утром 25 августа адмирал ознакомил командиров крейсеров со своим планом.

Беринг намеревался действовать агрессивно, не считаясь с опасностью. "Если не будем

рисковать, то нечего надеяться на успех", – заявил адмирал. Он намеревался в ночь с 25

на 26 августа атаковать сторожевые корабли в районе центральной минно-

артиллерийской позиции. В приказе на операцию он ставил задачу: уничтожить

вражеские миноносцы. Для обеспечения операции привлекались также старый крейсер

"Амазоне" и подводная лодка U-3.

Русские адмиралы дали противнику все основания для уверенности, однако, эта

уверенность сначала перешла в самоуверенность, а потом и в откровенное нахальство.

Немцы начали действовать, не считаясь ни с противником, ни с навигационной

обстановкой.

С наступлением темноты германская эскадра полным ходом двинулась в Финский залив.

Однако уже около 21.00 немцы встретили полосы тумана, которые становились все гуще.

Практически сразу германские крейсера потеряли друг друга. Туман был настолько густ,

что с мостика "Магдебурга" даже в бинокль было невозможно рассмотреть

впередсмотрящего на баке. С "Аугсбургом" остался миноносец V-186. V-26, который

должен был сопровождать "Магдебург", тоже потерял крейсер. Совершенно неожиданно

для себя адмирал Беринг в 1.03 получил радиограмму с "Магдебурга": "Выскочил на

мель, курс 125°".

Из дальнейших сообщений стало известно, что "Магдебург" в 0.27 на 15-узловой скорости

вылетел на камни у острова Оденсхольм. Беринг предполагал, что с "Магдебургом"

находится V-26, поэтому адмирал не прекратил операцию. Однако рейд "Аугсбурга"

оказался бесполезным. Никого не встретив, с 1.48 немецкий флагман повернул назад. Из-

за этого же тумана русские дозорные крейсера "Богатырь" и "Паллада" ушли в

Балтийский порт, а дозорный дивизион эсминцев отстаивался на Лапвикском рейде. Но

самое интересное заключается в том, что командир V-26 тоже не прекратил операцию, и

в течение всей ночи следовал практически на параллельных курсах с адмиралом, только

на некотором удалении от него. Лишь в 8.30 он прибыл к потерпевшему аварию крейсеру.

Потеряв адмирала, командир "Магдебурга" капитан 3 ранга Густав-Генрих Хабенихт не

проявил должной осторожности. Беринг повернул на юго-восток заблаговременно, не

подходя к Оденсхольму, так как боялся, что его может снести течением. Хабенихт

ограничился промерами глубины. Он намеревался повернуть в 0.30, однако в этот момент

ему сообщили, что получена радиограмма адмирала. Командир "Магдебурга" решил

дождаться, пока ее расшифруют, совершенно забыв о своем намерении. Распоряжение

Беринга гласило: "В 0.16 лечь на курс 79°".

Однако ведь часы показывали уже 0.34 Хабенихт приказал немедленно поворачивать, но

когда в 0.37 рулевой доложил, что корабль на курсе, днище "Магдебурга" заскрежетало по

камням. Крейсер оказался на мели всего в 500 метрах от маяка Оденсхольм.

Разумеется, немцы попытались снять крейсер с камней, однако практически сразу стало

ясно, что это не удастся. За борт полетела часть боезапаса и другие тяжести. За корму

завезли кормовой стоп-анкер, одновременно машины дали самый полный назад.

Бесполезно. В это время русский наблюдательный пост открыл огонь по крейсеру из

винтовок. "Магдебург" ответил из пулеметов. Стало ясно, что русские знают о

присутствии германского корабля. Действительно, наблюдатели сообщили по телефону о

появлении неприятеля.

Около 8.00 туман немного рассеялся, и "Магдебург* сделал 120 выстрелов, разрушив

маяк. Но положение крейсера было совершенно безнадежным, и в 9.10 Хабенихт приказал

взорвать подрывные заряды, заложенные в носовом и кормовом погребах. Миноносец V-

26 пристал носом к корму крейсера, чтобы снять остатки команды, хотя в любой момент

могли взорваться погреба крейсера. На счастье немцев кормовой погреб не сдетонировал.

Зато взрыв в носовом разрушил корпус "Магдебурга" до второй трубы. Миноносец

отвалил, сняв часть команды крейсера. Хабенихт остался на корабле. В это время в тумане

показались силуэты русских кораблей.

Сразу после получения телефонограммы, 1-й дивизион миноносцев получил приказание

следовать к Оденсхольму и атаковать противника. Однако он заблудился в тумане и тоже

никого не обнаружил. Крейсера "Богатырь" и "Паллада" также получили приказ идти к