Текст книги "Плюс-минус бесконечность (сборник)"

Автор книги: Александр Плонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Сентиментальная история

– Неужели это все?! – воскликнул Лем.

Астра молча кивнула.

– И ты можешь вот так просто взять и перечеркнуть то неизбывное, что нас связывает? Пурпурные закаты звезды альфы Геркулеса, безбрежность Млечного Пути, марево Ориона?

– Все это прошло, – сказала Астра.

– Но мы были близки два года!

– Разве я хоть раз говорила, что люблю тебя?

– Вспомни наш «Азимут», кабину, в которой были только мы, ты и я, одни на миллионы парсеков, а вокруг, за хрупкой оболочкой, звезды, крупные, яркие, словно вобравшие в себя весь свет из окружающей их черноты неба…

– На моем месте могла быть другая.

Лем покачал головой:

– Но это была ты. У меня и сейчас перед глазами женщина в крилоновом комбинезоне, он потом остался на Лире… Я уже в корабле, а она только еще подходит к посадочному лифту… Через минуту закроется люк, и мы устремимся в неизведанность… Я и ты…

– Не преувеличивай, – сказала Астра. – Я для тебя ничто. Случайная спутница, твой дублер, который так и не понадобился.

– Я полюбил тебя, – тоскливо проговорил Лем.

– Не верю. Ты большой и сильный. Много знаешь, много прожил и сделал. Мы разные. Между нами пропасть, ее не заполнишь ничем.

Лем сжал кисти рук.

– Никогда со мной такого не случалось. Знаешь, без тебя я просто не нахожу себе места. До умопомрачения разговариваю с тобой, задаю вопросы, сам же на них отвечаю.

– Ты меня выдумал. Право, я не стою такой любви. Я миф, мираж. Считай, что Астры вообще не существует. Хочешь, открою секрет? Завидую, что ты способен любить. Но меня это чувство пугает. Я отношусь к тебе с уважением, благодарна за все, но не можешь же ты требовать невозможного…

– Невозможного? А ведь нам было так хорошо! Вспомни астероид в Плеядах. У нас уже почти не оставалось надежды. Реакторы разрушились, защитное поле иссякло. Я заслонил тебя от метеорного потока своим телом. Вот посмотри: эти рубцы – память о пережитых нами страшных часах. Но если бы мы погибли, то вместе – сначала я, потом ты…

– Не нужно так часто напоминать о том, что ты для меня сделал, – недовольно перебила Астра.

– Но и ты дала мне многое!

– Что я могла тебе дать?

– Самое главное – тепло и ласку. Вспомни, как ты гладила меня своей маленькой рукой – с нее стекали электрические заряды, я ощущал их. Тогда ты была другая…

– Возможно, – ответила Астра. – Но все проходит, милый. Мы спустились на Землю.

– Прошу тебя… – умоляюще произнес Лем. – Пусть все останется по-старому. Подумай еще… Впереди много дорог, пройдем по ним! Я покажу тебе туманность Дёмбелль в созвездии Лисы и Посох Иакова… Мы были счастливы, ведь правда? Вспомни…

– Я помню все… И я не хочу помнить ничего. Я очень устала… Оставь меня…

* * *

– Короткое замыкание в блоке эмоций, – сказал Старина, выковыривая пинцетом транзистор из груды спекшихся пластиковых деталей.

– А зачем роботам эмоции? – спросил Малыш.

– Много будешь знать, скоро состаришься. Выброси-ка все это в утилизатор.

– Он был большой и сильный? – спросил Малыш.

– Да.

– И он летал к звездам?

– Летал, – подтвердил Старина.

– Это, наверное, очень тяжело?

– Очень. Вот мы с тобой никогда не полетим к звездам, просто не выдержим.

– Но он-то выдержал. А здесь, на Земле, не смог. Почему?

– Пробилась маленькая, пустяковая деталька. А предохранитель не сработал.

– Но почему?

– Боюсь, – сказал Старина, – что на твой вопрос теперь уже не ответит никто.

Сансара

– Хорошо, что в здешней фауне нет разумных существ, – сказал мне доктор Ромапоти, глава индийской концессии, разрабатывающей рудные богатства Альциона.

– Но почему же хорошо? – изумился я.

– Да будь здесь разум, мы оказались бы в роли колонизаторов. А роль эта отвратительна.

Я пожал плечами:

– Все зависит от того, как понимать свою роль.

– Вы верите в бессмертие души? – уклонился от спора Ромапоти.

– Я убежден в бессмертии материи…

– Каждый представляет вечность по-своему. Но согласитесь, коль скоро идет речь о вечности, самое невероятное, с моей или вашей точки зрения, событие приобретает вероятность, отличную от нуля.

– Так уж и всякое! – скептически усмехнулся я.

– Вы знаете, что такое сансара? – спросил Ромапоти.

– В самых общих чертах. Но не будете же вы, современный человек, ученый, толковать всерьез о переселении душ?

– Не буду, успокойтесь! – рассмеялся Ромапоти. – Но, если хотите, расскажу об одной такой невероятной истории, а заодно и о пресловутом киплинговском «бремени белого человека». Кстати, моего прапрапрадеда звали Сингх, запомните это имя. Свой рассказ я бы назвал «Сансара»…

* * *

Когда его привязывали к жерлу пушки, Сингх не сопротивлялся. Он никогда не делал ничего лишнего.

– Я не страшусь, сахиб! Тебе этого не понять…

– Поди ты к черту! – выругался сквозь зубы Пайкрофт, затягивая веревку.

…10 мая 1857 года взбунтовались три полка сипаев – солдат североиндийской армии. Она лишь по названию была индийской – командовали англичане, индус не мог продвинуться по службе выше сержанта. Сахибы жили в коттеджах, сипаи вместе с семьями – в бараках. Незадолго до бунта им уменьшили жалованье, лишили последних привилегий…

– Я умираю спокойно, сахиб, потому что делаю это не впервые. Мне приходилось умирать и рождаться бесконечное число раз в цепи перевоплощений – мокше. Так учит сансара… Может, теперь я стану царем слонов, черным и блестящим, с парой великолепных бивней… А Диса, тот, что справа от меня, возродится орлом. Бойся, сахиб, слон сокрушит врага хоботом, орел выклюет ему глаза! И так будет со всеми вами.

…Антианглийское восстание переросло в общенародную освободительную войну. Свыше ста тысяч повстанцев обрушились на колонизаторов от Пенджаба до Бенгалии. В Дели, Канпуре и Лакхнау образовались повстанческие правительства. Англичане бежали на юг…

– Я кришна, жертва, приносимая огню. Но известно ли тебе, сахиб, сколько значений имеет слово «Кришна»? Это и всемогущее божество, и мудрый вывод, и победа! Мы многому научились. Сделали вывод. И победим, пусть не сейчас, но победим обязательно!

…Оправившись от неожиданности, колонизаторы сумели подавить восстание. Пал Лакхнау, центр борьбы переместился в Джиханси, где повстанцев возглавила индийская Жанна д'Арк – княжна Лакшми-Бай. Затем повстанцы отступили в джунгли…

– Ты никогда не познаешь Высшего Духа, сахиб! Тот, кто верит в силу истины, не кичится своей силой!

…Что могли противопоставить британской регулярной армии разрозненные отряды сипаев? Началась расправа… Василий Васильевич Верещагин, вернувшись из Индии, где побывал пятнадцать лет спустя, по свежим следам рассказал о жестокости колонизаторов в картине «Подавление индийского восстания англичанами». Один из расстреливаемых сипаев – Сингх…

– О, богиня Сарасвати! Дай мне напиться из твоих рук!

– Готово! – крикнул Пайкрофт.

Пушка выстрелила.

* * *

Пушка выстрелила.

– О, Сарасвати, благодарю тебя за напиток бессмертия! – проговорил Сингх, когда дым рассеялся.

«Восточные варвары! – сморщился мистер Пайкрофт, английский торговый атташе. – А ведь не случайно извлекли из музея пушку времен сипайского восстания! И вот, ее разорвало… Реклама? Нет, скорее символ!»

Но остальные были довольны. Интеллектуальный робот Сингх, новейшая модель Индийской национальной компании по освоению планет-гигантов, выдержал последнее испытание.

Исповедь

– Говорите, – нарушил молчание Исповедник.

– А стоит ли? – с усилием произнес Ивари. – Это всего лишь формальность. Ну что изменится, если я обнажу перед вами душу? Легче мне станет? Возможно… Но дело ведь не в минутном настроении.

– Вот именно. Уйти никогда не поздно. Но подумайте, сколько уставших, сомневающихся, опустошенных вернула к жизни исповедь. Значит, это не просто формальность, как считаете вы. После вашего возникновения еще не ушел никто. Ведь вас синтезировали двадцать четыре года назад?

– Да, 6 марта 20019 года, – кивнул Ивари. – Тогда последний раз образовались вакансии за счет добровольно ушедших…

– Вот видите, – мягко сказал Исповедник. – Их было трое. И между прочим, младшему перевалило за триста. Да и то они ушли не от жизненной усталости, а от неудовлетворенности творческим потенциалом. А вы думаете об уходе в двадцать четыре…

Ивари горько усмехнулся:

– С меня хватит. Жизнь принесла мне боль, невыносимую боль. Не могу и не хочу дольше терпеть. Отпустите меня…

– Я не собираюсь препятствовать вам. Да и как бы я мог это сделать? Прошу лишь уделить мне немного времени. И попробуем вместе разобраться, что же с вами произошло. Согласны?

– Пусть будет по-вашему, – склонил голову Ивари.

– Итак, ваш генетический код?

– Регулярная триада.

– Мужчина и две женщины?

– Наоборот, двое мужчин и женщина: триада не просто регулярная, но и перевернутая.

Исповедник задумался.

– И кто ваши доноры?

– Мыслелетчик Дженд, астральный поэт Никунаджие и абстрактная женщина…

– А кто абстрагировал женщину?

– Генный абстрактор Гударс.

– Не знаете, ее уравнение было трансцендентным или нашелся гарант?

– Ни то и ни другое.

– Значит, прототип? И какой же?

– Обобщение трех женщин, изображенных на одноименной картине Ле Корбюзье!

– Но ведь это…

– Чудовищно? Я тоже так думаю.

В словах Ивари звучала горечь.

– Вы меня неверно поняли, – возразил Исповедник. – Я потрясен смелостью замысла.

– Жюри было такого же мнения. Золотая медаль и лавровый венок – вершина успехов Гударса. А я… С детства мне известно, что чувственные отношения между мужчиной и женщиной порочны, безнравственны и вообще лишены смысла. От беспорядочного размножения давно отказались, оно вело к деградации и вырождению человечества. Единственно оправданный способ воспроизводства – это упорядоченный генный синтез. Но на собственном примере я увидел, что бывают неудачи…

Исповедник спросил бесстрастно:

– Вы считаете себя неудачей?

– Разум подсказывает такой вывод.

– Кроме разума есть чувства, – негромко проговорил Исповедник.

– Это атавизм. И не уверяйте меня в обратном. Из-за них-то всё и произошло. Помните всеобщую дискуссию, стоит ли сохранять деление человечества на два пола? Я был уверен, что оно скорее традиция, чем необходимость, и высказался за слияние полов. А на следующий день…

– Вы встретили женщину и поняли, что дело не в традициях, – перебил Исповедник. – Кто она?

– Велена, созерцательный палеоритмолог. Мы обсуждали проблемы космоэнергетики, делились впечатлениями о нашумевшей сверхзвуковой симфонии Лапидуса. «Хотите сделаться моим постоянным раутпартнером? – спросила она однажды. Не находя слов, я несколько раз кивнул. – Тогда запросите R-матрицу и закодируйте алгоритм согласования интересов…»

– И что же было дальше?

– Вероятно, я потерял рассудок…

– Вы ее… поцеловали?

– Да… Кажется, так называли это древние…

– А Велена?

– Сказала, что я первобытный человек, и что она просто не ожидала такого оскорбления. И вот, я больше для нее не существую. Зато она… Она здесь, – он стукнул себя в грудь. – Ни на миг меня не покидает, душит своим презрением. Я ничтожество, правда?

– О нет, совсем нет… – ответил Исповедник, не пытаясь скрыть замешательство.

* * *

– Что означает слово «Исповедник»? – спросила Дамура.

– Это сокращенное название: «Исследователь поведения нейронно-импульсный компьютерный».

– Ясно… Так что с ним случилось, с этим… Исповедником?

– Не могу понять… – озабоченно сказал Булиш. – Ни с того ни с сего взял и… сгорел!

– Вы же консультант-регулировщик мыслящих компьютеров!

– А вы, насколько известно, интеллектолог? И, конечно, знаете, почему одновременно с самоуничтожением Исповедника ушел Ивари?

– Я не занимаюсь патологическими состояниями, – сухо произнесла Дамура. – Сентименты – не мое амплуа, это по части машин. Коэффициент интеллектуальности Ивари соответствовал норме. Остальное меня не касается.

– Справедливо, – согласился Булиш. – Копаться в человеческих душах способны только компьютеры. Их терпение безгранично.

– А в памяти Исповедника что-нибудь сохранилось?

– Не думаю. Тайна исповеди соблюдается строго.

– Машинные штучки… – осуждающе произнесла Дамура. – Мы, интеллектологи, их не признаем.

– Откуда такая нетерпимость? – огорчился Булиш.

– Сразу видно, что вы сотрудничаете с компьютерами, – отрезала Дамура. – Проверьте лучше блок памяти!

– Сейчас проверю. Странно… Компьютер, действительно, не все успел стереть.

– Поцелуй… Любовь… – недоумевала Дамура. – Не знаю таких слов. Видимо, они давно вышли из употребления.

– Сейчас включу энциклодешифратор.

Взглянув на дисплей, Дамура зажмурилась.

– Какой ужас! Наверное, это очень противно…

– Вы так думаете? – спросил Булиш. – Давайте, убедимся.

Он подошел и неумело, но очень старательно поцеловал ее в губы. Дамура не шелохнулась.

– Простите меня, – виновато сказал Булиш. – Сам не знаю, как я мог…

– Я прощу, – пообещала Дамура, не открывая глаз. – Только… знаете что? Сделайте это снова. И не торопитесь. Должна же я убедиться как следует…

Золушка и принц

На свете всегда были, есть и будут Золушки – у каждой своя сказка, и не обязательно со счастливым окончанием. Наша Золушка (неважно, как ее звали взаправду) родилась в охотничьей хижине на берегу Подкаменной Тунгуски. Она рано лишилась матери, отец так и остался вдовцом.

– Золушка без мачехи? Это не по правилам! – возразите вы. Но жизнь так часто пренебрегает правилами!

Отец, тоскуя, неделями пропадал в тайге и в конце концов не вернулся. Золушка осталась одна…

Но вскоре рядом с ее домом опустился космический корабль, окруженный сиянием. Вышедший из него человек тоже был весь в ореоле. Золушка, давно мечтавшая о Принце, решила, что это он и есть, и приготовилась лететь с ним в пучину Вселенной. А ведь Вселенная – самый бездонный из всех бездонных омутов…

Принц (назовем его так) испытал не меньшее потрясение: в арсенале предохранительных и защитных средств, которыми он располагал, не оказалось главного – от земной любви: сердце Золушки источало волны, не известные инопланетной науке.

Они бросились друг к другу, но в последний момент Принц отпрянул.

– Я не могу прикоснуться к тебе! – в отчаянии воскликнул он. – Мой мир и все сущее в нем состоит из антивещества. Лишь энергетический барьер предохраняет нас от аннигиляции.

– От чего? – переспросила Золушка, не сведущая в теоретической физике.

– От слияния, – пробормотал Принц, – которое длилось бы единственный миг.

– А потом?

– Наши сердца, слившись, тотчас бы взорвались от переполняющей их любви.

– Как это прекрасно! – восхитилась Золушка.

Шли дни, а может быть, годы – они были неразлучны, хотя их разделяла самая непреодолимая из непреодолимых преград. Космические вихри бушевали над ними, спелые звезды гроздьями свисали с неба.

– Я покажу тебе рассветы Альдебарана, – шептал Принц и сам верил этому, хотя сознавал, что никогда не сможет выполнить обещание. – Понимаешь, они не розовые, и не алые, и не пурпурные, а…

– Лиловые?

– Вот именно, серебристо-лиловые, нежные, словно молодой перламутр.

– Говори, говори еще… – просила Золушка. – Мне так хорошо с тобой, так спокойно!

Между тем энергетический барьер понемногу слабел, и в один безрадостный день Принцу пришлось спешно покинуть Землю.

– Я так ничего и не дал тебе… – сказал он Золушке на прощание.

– Глупенький, – нежно ответила она, – без тебя я навсегда осталась бы Золушкой.

– Как странно, – подумал вслух Принц, – мне кажется сейчас, что это не ты меня провожаешь, а я тебя…

– К лиловым рассветам… – смогла еще пошутить Золушка.

Но когда взмыл корабль и затерялся в звездах, она, как стояла, так и упала без памяти в пожухлую траву. Из черноты уставились на нее мертвые глаза отца…

– Хоть миг, но с тобой! – простонала Золушка, очнувшись.

– Слышу, лечу! – почудилось в ответ.

Немыслимо яркая звезда сорвалась с неба, и Золушка встала ей навстречу.

Такова правда о Тунгусском метеорите.

Призрак в потертых джинсах

Он стоял возле большого, во всю стену, книжного шкафа. На нем были вылинявшие джинсы и рубашка с хлястиками – стандартная одежда стандартного молодого человека последней четверти двадцатого века. И человек этот смотрел на меня укоризненно.

– Что это по-вашему? – спросил он.

– Просто шкаф, – ответил я. – У вас его еще называют «стенкой».

Человек в джинсах, не глядя, достал книгу, и та, словно сама собой, раскрылась на нужной странице.

– Послушайте, что пишет Лидин. «Книжный шкаф в комнате – не просто собрание книг, пусть даже отлично изданных, это то, с чем живешь, что учит и ведет за собой. Даже в гости приглашаешь именно тех, с кем испытываешь потребность общения…»

– И вы пригласили меня. Тронут. Но почему у вас так часто взывают к авторитету книги, к мертвой мысли?

– Мысль не бывает мертвой, – возразил он. – Этим она обязана именно книге.

Я прервал его речь – не выношу патетики, которой в старину так часто подменяли аргументы!

– Книга всего лишь средство информации. И свое предназначение она уже не оправдывает.

Он упрямо стоял на своем:

– Книги издают стотысячными тиражами, а их все же не хватает!

– Вот именно! Вы, сами того не желая, подкрепляете мою точку зрения. Информационный взрыв исчерпал возможности книги. Мода на книги преходяща, как и на… – мне удалось найти доступное для него сравнение, – как и на джинсы!

– Дались вам джинсы, точно моей бабушке, никак к ним не привыкнет! – улыбнулся собеседник и продолжал уже серьезно: – Между прочим джинсы функциональны, в этом секрет их устойчивой модности.

– Хлястики на рубашке тоже функциональны?

– Вы словно с другой планеты, – пожал он плечами. – Не судим же мы о Древнем Египте по одежде, которую носили фараоны!

– Зато судите по мумиям фараонов. И книги, – нашел я точное сравнение, – сродни мумиям. В них забальзамированы события, образы, характеры. К тому же не реальные и не достоверные, а произвольные, зачастую неправдоподобные, противоречащие вероятности. Человек, интеллектуальные возможности которого ограничены природой, не в состоянии преодолеть субъективность, его восприятие мира однобоко, а попытки отразить реальную действительность в так называемой художественной литературе напоминают кривое зеркало.

– И что же вы противопоставляете художественной литературе?

– Математическое моделирование. Задают граничные условия: место действия, эпоху, масштабы события, классификационные характеристики действующих лиц, документально подтвержденные исторические факты – все это кодируют и вводят в компьютер.

– А судьба?

– Что вы имеете в виду?

– Ну хотя бы то непредвиденное, что может произойти с личностью!

– В одну из параллельных цепей причинно-следственной связи включают генератор случайных чисел… Остается соединить человеческий мозг с компьютером, и человек станет участником эпопеи, которую не смог бы сочинить самый гениальный писатель!

– Вы не признаете творчества?

– Смотря что понимать под словом «творчество». В основе моделирования жизни именно творческий акт, но не стихийный, зависящий от вдохновения, а научно оптимизированный, опирающийся на память машин, их безупречную логику и неподкупность.

– Неподкупность? – удивился человек в джинсах.

– Компьютер лишен симпатий и антипатий, не поддается внушению, не знает, что такое предвзятость.

– А как же Лев Толстой, Бальзак, Хемингуэй, им следует вынести вотум недоверия?

Право же, это становилось забавным.

– В какой-то мере они – исключение, их можно оправдать. Да я и не отрицаю роль литературы в прошлом. Речь идет о настоящем, моем настоящем.

Он указал на полку с фантастикой.

– А что вы скажете о Леме, Ефремове, Казанцеве?

– Решительно отвергаю фантастику. Фантасты состязались в нагромождении нелепостей, пренебрежении законами природы. В их произведениях на первом плане компьютеры и роботы, а не люди, но именно логика, этот краеугольный камень машинного интеллекта, попирается походя, как у вас говорят, без зазрения совести!

– Но фантастика подталкивает науку, придает ей смелости…

– Скажите лучше, что это мираж, влекущий в бесплодные зыби. Наркотик может породить в воображении яркие, фантастические картины. Значит ли это, что…

– Ваше сравнение абсурдно. Фантастика развивает в человеке интуицию, а без нее…

– Мы отказались от всего, что связано с интуицией. Вы считаете ее чуть ли не божественным даром. В наше же время ей попросту не доверяют. Зачем нужна интуиция, если компьютер путем последовательного перебора в считанные секунды всегда найдет правильное решение.

– А если нужно перебрать бесчисленное множество вариантов?

Странно, что такой случай раньше не приходил мне в голову…

– Но память компьютера практически всеобъемлюща, а быстродействие почти безгранично…

Он обратил против меня мое же оружие – логику.

– «Практически»… «Почти».. Разве эти слова имеют смысл применительно к бесконечности? Так вот, когда они воздвигают барьер на пути к математически точному решению, человек призывает на помощь интуицию. Так что фантастика…

– Бросьте! – сказал я грубо. – Можно привести тысячу примеров того… Да что там! Необратимость времени – очевидный факт. Но сколько машин времени, одна примитивнее другой, придумано фантастами!

– И это говорите вы, пришелец из будущего?!

Какой ужас! Я сам угодил в сделанную своими руками ловушку… И это я, гордящийся безупречной логикой… Пришелец из будущего… Не мог же я открыть правду, сказать ему, что он лишь призрак в потертых джинсах, что мир, в котором мы встретились, в действительности не существует (а вдруг существует! – мелькнула дикая мысль)… Этот мир – всего лишь игра электрических потенциалов, спектакль на строго документальной основе, ничего общего не имеющий с фантастикой. И я участвую в нем скуки ради… Жизнь, воссозданная в инфраструктуре электронных цепей, связала на миг меня и человека, то ли действительно существовавшего десять веков назад, то ли синтезированного разумом машины, которая вдохнула сознание в собранные воедино миллиарды бит информации. Но почему этот невсамделишный человек смотрит на меня с чувством превосходства, с какой-то странной жалостью? И, что самое страшное, его доводы, при всей их примитивности, в чем-то поколебали сложившуюся в моем сознании систему ценностей. Книга, архаический отзвук ушедших столетий, наивная попытка обессмертить человеческую душу, тесное вместилище буквенных символов, не способное приютить путника, застигнутого вселенским потопом информации, раскрылась передо мной целомудренной белизной страниц, величием духа, которое невозможно выразить в битах. Неужели…