Текст книги "Плюс-минус бесконечность (сборник)"

Автор книги: Александр Плонский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

* * *

Задумывались ли вы над тем, что такое бесконечность? В античные времена Эвклид определил ее как точку пересечения двух параллельных прямых. Самый проницательный ум не в состоянии представить себе эту точку. При мысли о бесконечности холод небытия проникает в душу… Вам скажут: вот график математической функции, стремящейся в бесконечность. Но бесконечности вы не увидите: там, где ей полагается быть, – разрыв. Кривая взмывает отвесно в «плюс бесконечность», скрывается из глаз в неведомой дали будущего и столь же круто возвращается снизу, из «минус бесконечности» – столь же неведомой дали прошлого…

Через тысячелетия после Эвклида Иван Клименков обратил параллельные прямые в неплоский виток, конец которого предшествует началу. Таинственный разрыв исчез. Бесконечность обрела плоть, утратила психологическую непостижимость, приблизилась на расстояние вытянутой (смотря как!) руки.

…Спустя бесконечный (по Клименкову) промежуток времени со дня катастрофы Адам и Ева ступили на поверхность планеты, названной впоследствии Землей…

А еще через десять тысяч веков двенадцатилетний братишка инженера-гаранта Адама Трина задал сакраментальный вопрос:

– Бывают ли в космосе зайцы?

– Еще что выдумал! Ни один заяц не проберется на борт космического корабля, – ответил Адам небрежно.

– А я проберусь, спорим!

…Так начался очередной виток неэвклидовой бесконечности.

Сотворение разума

Исследовательский космолет «Сегмент-5» первого межзвездного класса, шедший на субсветовой крейсерской скорости от Близнецов к Гончим Псам, повстречался с редким в этих краях метеорным роем. Главный астронавигатор Ор Лоу с небрежным изяществом, которое нельзя имитировать, ибо оно дается лишь долгими годами космических вахт, начал маневр уклонения. Его могли и должны были выполнить автоматы, однако навигатору претила бездеятельность. Полагаясь на свою феноменально быструю реакцию, он предпочел вести корабль вручную.

Во время маневра его мозг принял мыслеграмму дочери:

– Прощай, родной мой, самый умный и самый лучший! Ухожу. Не могу иначе. Пойми, и не суди свою непутевую мечтательницу…

– Не надо! Остановись! Не делай этого! – неистово взмолился Ор Лоу.

– Поздно… – затухая, отозвалось в мозгу. – Поздно… Поздно…

В эти мгновения случилось непоправимое: космолет, не вписавшись в кривизну пространства-времени, сошел с равновесной траектории, и динамический удар отбросил его в окрестности планеты Земля. Теперь «Сегмент-5», в кабинах которого летаргировали три члена экипажа и глава экспедиции – крупнейший жизнетворец Супергалактики Кар Гин, падал с разрушенными двигателями в гравитационном поле Земли и через пятнадцать планетарных минут должен был сгореть, пронзая толщу земной атмосферы.

Очнувшись после перегрузки, Ор Лоу принял единственно правильное решение: свернул время в циклическую спираль с периодом десять минут и шагом одна минута в направлении Земли. Это дало десятикратное замедление времени, но исчерпало большую часть энергетических ресурсов. И если каким-то чудом удалось бы оживить двигатели, о возвращении к родному Поллуксу все равно не могло быть и речи.

Ор Лоу не стал пробуждать космолетчиков – не из-за малодушия, боязни запоздалых упреков или стремления хотя бы таким образом уйти от ответственности. Ни один из них не был в состоянии помочь делом или советом. Они не могли даже проститься с близкими: замедление времени отрезало корабль от реального мира. Пробуждать друзей лишь для того, чтобы те вместе с ним испытали ужас надвигающейся гибели, было бы неоправданной жестокостью.

Но руководителя экспедиции пробудить пришлось, этого требовал Космический кодекс.

– Итак, мы располагаем двумя с половиной часами, – рассеянно произнес Кар Гин, поглаживая непропорционально массивный лоб. – Слишком мало, чтобы проститься с жизнью. Но вполне достаточно, чтобы ее создать…

– Увы, этого мы уже не успеем. По моей вине гибнет, не успев возникнуть, целая цивилизация, возможно самая талантливая и могучая! – не сдержал отчаяния Ор Лоу.

– Куда нас занесло? – спросил Кар Гин.

Ор Лоу спроецировал звездную карту.

– Земля? Планета, которую исследовал «Сегмент-2»? Ну и глушь… Впрочем…

– Вы на что-то рассчитываете? – в голосе навигатора мелькнула нотка надежды.

– Наша цивилизация уникальна, – сказал Кар Гин. – Она, единственная во всей Супергалактике, возникла естественным путем. Самопроизвольное зарождение разума почти невозможно. И все же один раз за миллиарды лет сочетание случайностей породило разумную жизнь. Нам повезло, мы существуем. Хотя повезло ли? Природа создала нас вслепую. Мы получили от нее только разум…

– Вы хотите сказать, – перебил Ор Лоу, – что возникшее в результате случайности не может быть оптимальным?

– Вот именно, – подтвердил Кар Гин. – Сознавая свое несовершенство, мы бросили вызов природе. В Супергалактике десятки оптимальных цивилизаций. Они созданы нами.

– Вас, жизнетворцев, не зря называли богами.

– Боги, наши мифические конкуренты, творили из ничего, попирая законы природы. Мы же эти законы используем.

– И все же вы бог, – убежденно сказал Ор Лоу.

– Я ученый, – возразил Кар Гин. – Вы хорошо представляете себе сущность жизнетворчества?

– В общих чертах. Я ведь только астронавигатор.

– И все же?

– Это что-то напоминающее кристаллизацию…

– Ну что же, кристаллизация разума – хорошо сказано. А если точнее?

– Нужно найти подходящую среду, – продолжал Ор Лоу, – в этом, собственно, и заключалась наша задача, и дать толчок эволюции, внести в среду, как затравку в насыщенный раствор, своего рода центры кристаллизации разума – прагены. Они здесь, в капсуле. А вот среда…

– Довольно, – прервал ученый. – Теперь слушайте внимательно. Все, что сделано до сих пор, ошибка. Подверженные случайностям, мы решили оградить от них создаваемые нами цивилизации. И ударились в другую крайность. Для каждой из цивилизаций была разработана детерминированная программа развития на миллионы лет вперед, заключенная в прагенах. Мы словно сочиняли сценарий, по которому должно развертываться действие. Все предопределяли заранее – рождения и смерти, печали и радости, события и судьбы… – он умолк.

– Говорите же, осталось мало времени! – поторопил навигатор.

– Так вот, я думаю: а кто уполномочил нас на это, по какому праву мы присвоили роль богов? В последние свои минуты я спрашиваю себя: настоящие ли они, эти «оптимальные» цивилизации, существуют ли на самом деле или до мельчайших подробностей придуманы? Ведь у них отнято главное: право на борьбу, право на то, чтобы самим творить свое будущее.

– Вы говорите страшные вещи! – ужаснулся Ор Лоу. – Это все равно, что уничтожить самим же построенное здание…

Кар Гин торжествующе рассмеялся.

– Обстоятельства пришли мне на помощь. Теперь я вынужден осуществить эксперимент, о котором мог только мечтать. И он станет главным итогом моей жизни. На этот раз мы внесем прагены в неприспособленную для них среду. Программа перестанет быть детерминированной. А значит, людям Земли предстоит борьба, страстная, бескомпромиссная. Чтобы выжить в ней, им придется приспосабливаться и преобразовывать, разрушать и созидать, а главное – побеждать. Побеждать природу, побеждать себя, вернее отживающее, косное, тупое и злобное в себе.

– Остается четверть часа замедленного времени, – предупредил Ор Лоу.

– Зачем нам столько! Обнимемся, друг мой, и возвратимся в планетарное время.

– Это конец!

– Нет, начало. Взрыв рассеет прагены в атмосфере. Вся планета будет осеменена разумом. И знаете что? – Кар Гин похлопал ладонью по капсуле. – Я не теряю надежды встретиться с вами этак через пару миллионов лет.

Они обнялись.

* * *

Командир пассажирского лайнера Ил-62 Орлов, перед тем как отправиться на аэродром, заглянул в комнату дочери. Они жили вдвоем на шестом этаже крупнопанельного дома в одном из новых районов Москвы. Дочери недавно исполнилось шестнадцать. Она заканчивала школу, увлекалась старинной лютневой музыкой и была в первый раз влюблена.

– Веди себя хорошо, мечтательница! – сказал Орлов.

– Счастливого полета, родной мой, – пожелала дочь. Она выглядела озабоченной, и Орлов подумал, что хорошо было бы никуда не лететь, а провести весь день с ней.

Полет был необычным. Делегация ученых, возглавляемая академиком Каргиным, отправлялась в Париж на форум международной организации «За спасение мира от ядерной катастрофы».

Подойдя к самолету, Каргин остановился и пристально взглянул на Орлова:

– У меня такое ощущение, что я знаю вас.

– У меня тоже, – ответил летчик, – хотя мы вряд ли встречались раньше.

Они обменялись рукопожатием.

– Вверяем вам судьбы мира, – шутливо сказал академик.

Жалкие бессмертные дождевые черви

– Вы ошибаетесь. Я вовсе не гуманоид. Обыкновенный человек, как и все.

– Но ваш корабль…

– Он не имеет отношения к внеземным цивилизациям. Это не межпланетный корабль и не космический зонд.

– Может быть, вы… из будущего?

– Не из будущего и не из прошлого. Из настоящего. Ваша наука полагает, что время течет непрерывно. Заблуждение! Время прерывисто, оно то течет, то замирает. Мы же этого просто не замечаем. Так человек, потерявший сознание, не способен судить, как долго он был в забытьи. Представьте теперь, что следующие друг за другом импульсы времени намного короче пауз, причем в каждой паузе множество импульсов, принадлежащих к другим последовательностям. Каждая последовательность – самостоятельная реализация времени. Сколько реализаций, столько вселенных, земель, человечеств, существующих как бы параллельно. А если импульсы все укорачиваются?

– Спектр последовательности устремится в бесконечность.

– Правильно. Лучшие умы вашей реализации интуитивно пришли к выводу о бесконечности Вселенной во времени и пространстве. Но интуиции мало! Когда у вас появилась теория, утверждавшая, что десять миллиардов лет назад Вселенная представляла собой сверхплотный сгусток вещества, занимавший ничтожно малый объем, это было воспринято как крушение основ. И напрасно: бесчисленность реализаций времени подтверждает идею бесконечности вселенных.

– Значит, вселенных бесконечно много?

– Нам известно около тысячи.

– И человечеств?

– Да.

– Все они одинаковы?

– О нет. Формирование каждой реализации человечества происходило под воздействием множества факторов. Одни из них детерминированы, результаты их воздействия можно предвычислить. Другие носят сугубо вероятностный характер. Вот почему история разных человечеств, уровень их знаний, общественное устройство – неодинаковы. Но физиологические различия невелики, в процессе эволюции человека детерминированные факторы повсюду возобладали над случайными.

– Выходит… одни человечества более благополучны, другие – менее? Наше, думаю, самое неудачное, а ваше наоборот…

– Лучше говорить не об удаче и благополучии, а о норме. Здесь все просто – нормальный закон распределения вероятностей. Одни вблизи вершины кривой Гаусса, другие на склоне.

– И зачем же вы, благополучные, или, как там… нормальные, суете нос в наши дела? Что вам до нас?

– Мы едины. Множество реализаций человечества образует уравновешенную систему. И любой катаклизм, например ядерное самоуничтожение одной реализации, неизбежно отразится на всей системе.

– И вы хотите предотвратить катастрофу?

– Мы пытаемся…

(Из разговора ирреанавта с учителем математики.)

* * *

Аргус приходил в себя после мучительной перегрузки. Так бывает со всеми, кто возвращается из про-поля в вещество. Они только что преодолели пространственный барьер. Брюссов барьер, как предпочитали называть его ирреанавты. Брюсс был первым из них.

Дисколет бесшумно скользил над Землей K(-i)233, не видимый с нее, так как еще оставался в ирреальности. Тоже, что открывалось взору ирреанавтов, хотя и создавало зрительную иллюзию, настолько не соответствовало действительности, что они лишь изредка выглядывали в иллюминаторы.

Тиу, младший из них, но уже опытный ксиург (иначе бы его не послали в Чрезвычайную экспедицию), почти не напрягая мысль, материализовал экран контурного обзора.

– Материки на месте, океаны тоже.

– Все шутишь! – неодобрительно сказал Непререкаемый.

Теперь полагалось замолчать. Но Тиу любил подчеркнуть свою независимость.

– Из двух состояний материи все-таки предпочитаю поле, – как ни в чем не бывало продолжал он. – Не представляю, как наши предки могли жить в веществе.

– Так же, как живут они, – кивнул вниз Непререкаемый, – и все, кто еще не познал Единой теории поля.

– Переходя в вещество, начинаю ощущать свою смертность, – признался Тиу. – А я не хочу быть смертным, во мне нет ничего героического.

– Не надо было идти в ирреанавты, – подал голос Аргус.

– Ошибка молодости, – отшутился Тиу.

– Да, в состоянии поля каждый из нас бог, – произнес Непререкаемый.

– Сто миллиардов богов! Не слишком ли? – фыркнул Тиу. – А через эпоху перевалит за тысячу… Демографический взрыв, мы ведь не умираем, разве что по собственному желанию.

– Рано или поздно оно появляется у каждого, – напомнил Аргус.

Перед ними простиралась черная, уходящая в бесконечность пустыня. Темно-зеленое небо фосфоресцировало, как и всегда в ирреальности.

– Пора инверсироваться, – озабоченно сказал Аргус. – Как бы не опоздать!

Непререкаемый колебался.

– Подойдем поближе. Нельзя раскрыть себя преждевременно, – сказал он наконец.

– Еще бы… – откликнулся Тиу. – С этими разговорами о летающих блюдцах житья не стало… Они именуют нас галактическими силами особого назначения, вот кретины!

– Замолчи! – возмутился Непререкаемый. – Нельзя с неуважением относиться к людям анормальных реализаций. Не их вина, что они на краю кривой Гаусса. Нам повезло, им нет, вероятность слепа.

– Это действительно не их вина, – подтвердил Аргус. – А мы… В прошлую мириану Рейкл пролетал над пунктом C-8018. Какой-то чудак, увидев над головой серебристый диск, посигналил ему фонариком. И что же? Рейкл ударил его гамма-лучом!

– И правильно сделал! – Тиу одобрительно кивнул. – Он же не мог знать, что это всего лишь фонарик.

– Потом мы выяснили: человек попал в госпиталь и очнулся лишь на двенадцатый день.

– Рейкла судил Высший совет, – строго сказал Непререкаемый. – Его выслали в одну из внегауссовых реализаций и лишили про-поля.

– Чудовищный приговор… – прошептал Тиу. – Надо было учесть, что в Рейкла трижды стреляли из лазерного пистолета…

Аргус не дал ему договорить:

– Меня восемь раз обстреливали ракетами, преследовали джейры, ну и что? Я или уходил, или включал генератор мо-поля.

– Подумать только, – вдруг вскипел Тиу. – Они вот-вот взорвут Землю K(-i)233, а сами в этой своей Лиге всеобщего единства принимают меморандум: «Международный мир и безопасность находятся под угрозой со стороны внеземных сил, формально именуемых «Неопознанные Летающие Объекты», которые преследуют чуждые Земле цели и операциями, охватывающими всю планету, нарушают существующий порядок и законы, увеличивая потенциальную угрозу цивилизации».

– Наизусть выучил! – неодобрительно прокомментировал Аргус.

Тиу принял официальный вид:

– Как ксиург, напоминаю: мы в веществе, а следовательно, смертны!

– Включаю инверсию, – наконец решился Непререкаемый.

Дисколет вздрогнул. Небо изменило оттенок, на нем замельтешили яркие звезды, через несколько мгновений их россыпь упорядочилась.

– Опоздали! – воскликнул Аргус взволнованно. – Я же чувствовал…

С поверхности Земли расходящимся веером неслись полосы огня.

Непререкаемый закричал:

– Включить про-поле, идем наперехват!

– Не останется энергии на обратный Брюссов переход, – возразил Тиу.

– Это приказ!

– Тогда прощайте, ребята, – грустно произнес Тиу. – Слава Эйнштейну, массу можно обменять на энергию. Теперь вам хватит. И помните: мы умираем по собственному желанию!

Взгляд его стал сосредоточенным, затем отрешенным. Через мгновение он дематериализовался.

Опоздав с выходом из ирреальности, пик-штурман Локе потерял право на Непререкаемость, а значит, и на беспрекословные распоряжения. Отдав приказ, он нарушил кодекс, и теперь должен был предстать перед Высшим советом.

Но Локе оставался мастером своего дела. Дисколет мгновенно набрал скорость – с Земли она показалась бы фантастической. Теперь, в про-поле, перегрузки для них не существовали, а быстрота мышления увеличилась тысячекратно.

– Режим сканирования? – мысленно посоветовался Локе.

– Согласен.

– Включаю генератор мо-поля!

Ученые Земли P(+e)1 лишь незадолго до этого сумели создать генератор мо-поля, способный нейтрализовать источники электрической энергии на площади в десятки квадратных стадий. Прежние генераторы действовали локально. Они позволяли остановить двигатель приблизившегося джейра, устроить на шоссе пробку… Насколько могущественнее стало мо-поле теперь!

Аргус увидел, как враз погасли полосы огня, только что испещрявшие небо; мысленно он представил отключившиеся взрыватели ядерных головок.

«Лишь бы ни одна ракета не успела выйти за пределы мо-поля», – подумал он и предложил:

– Увеличь диапазон сканирования!

– Сделано!

В этот момент на поверхности Земли K(-i)233 появилась яркая вспышка.

– Не успели… – мысленно простонал Аргус.

– Теперь нам здесь делать нечего, – заключил Локе. – Нужно уходить. Включим обратную инверсию?

– Нет, мы должны видеть это своими глазами.

Вспышка, разрастаясь, залила все вокруг светом раскаленного добела вольфрама и догнала дисколет. Потом нить гигантской лампы лопнула, свет померк, и над поверхностью Земли K(-i)233 медленно всплыл багровый шар, словно взошло отжившее свой век, угасающее солнце. Вот шар метнулся вверх и расплылся огромным, похожим на гриб облаком.

Следом родилась вторая вспышка, за ней третья, четвертая…

Дисколет вышел за пределы стратосферы. Земля в иллюминаторе приобрела форму шара; шар был испещрен уколами вспышек. И, словно пузыри из толщи болотной воды, в зенит устремились сотни багровых солнц, сливаясь в расплывчатую дымную массу.

– Тиу был прав, – мыслил Локе. – Проклятое вещество! Фу-у… Мы снова боги!

– Мы дождевые черви, – гневно излучил Аргус. – Жалкие бессмертные дождевые черви. Нас даже раздавить невозможно, хотя, право же, мы этого заслуживаем!

Локе не испустил в ответ ни кванта.

Твоя колдунья

Он углубился в зеркало долгим испытующим взглядом. Продолговатое асимметричное лицо, – безусловно, его лицо; широко посаженные глаза – его глаза… И все же из толщи стекла смотрел неизвестный. Человек без имени, биографии, прошлого. Таковы все в пансионе. Встречаясь, они говорят о чем угодно, только не о себе. Остров забвения? Почему же не забыты математические теоремы, формулы химических соединений, партитуры опер? И стихи…

"Кто я? – спрашивал себя Безымянный. – Мыслящая машина, в которую вложили все, что можно запомнить, кроме главного, касающегося ее самой? Или все же человек – странный, безликий, не знающий родства?"

Еще вчера он был как бы элементарной ячейкой, воспроизводящей в миниатюре симметрию единого целого, именуемого человечеством. Но сегодня… Надевая единственный на его памяти, совсем новый еще костюм, он нашел за подкладкой клочок бумаги – записку:

"Родной мой! Я люблю тебя. Мне очень хорошо с тобой. Твоя колдунья".

Щемящей нежностью и теплотой поражали эти слова. Безымянный ни на миг не усомнился, что записка адресована ему. Значит, в исчезнувшем из памяти прошлом его любила женщина. Он представлял, что такое любовь, но теперь это понятие перестало быть абстракцией, приобрело смысл, несовместимый с нынешним существованием. Безымянный начал медленно перебирать известных ему людей.

Множество их жило в памяти, но не оказалось ни одного, о ком он мог бы сказать: мы с ним дружили, или были знакомы, или хотя бы мимолетно встречались. И конечно же, среди них он не нашел Колдуньи. Зато явственно возникли запруженные толпами улицы – кинокадры улиц, лавины машин, и его впервые повлекло в скрывающийся за оградой пансиона мир. Никто не поинтересовался, куда и зачем он идет…

Два малиновых солнца-близнеца привычно пылали в зените, пепельные облака дымились на изжелта-сером небе. Но что за странные, напоминающие колючую проволоку растения? Почему так мертво кругом?

Безымянный быстро утомился и с трудом передвигал шестипалые ступни. Сиреневые волосы от пота стали лиловыми, широко посаженные оранжевые глаза слезились. На поцарапанной коже проступили изумрудные капли крови.

Наконец он достиг города. Город был пустынен. Пандусы и тротуары проросли теми же колючками. Коричневой слизью покрылись остовы зданий. Насквозь проржавели и по дверцы погрузились в асфальт кузова машин. И снова заработала память. Вот похожий на пастора человек с безгрешным лицом говорит о "гуманном оружии", которое ничего не разрушает, а только отнимает жизнь…

Потом едва прошелестел женский голос:

"Родной мой, я любила тебя, мне было очень хорошо с тобой…"

– Наша миссия закончена, – подвел черту Ванин.

– Думаешь, они справятся? – спросил Сервус.

– Узнав, что их цивилизация погибла…

– Она воскрешена!

– Ты оптимист… Из нескольких миллиардов мы буквально по атому воссоздали десяток мужчин и женщин…

– И возвратили им жизнь, знания, память!

– Увы, можно восстановить и привести в действие механизм памяти, однако то индивидуальное, что было в нем до разрушении, утрачено навсегда. Среднестатистический человек – еще не личность!

Ванин задраил люк.

– Все, что мы могли… остальное зависит только от них. Как видишь, один уже преодолел шок. Уверен, они справятся…

– Жаль, что так случилось. Нам же удалось этого избежать!

– Нам удалось… – задумчиво проговорил Ванин, садясь в стартовое кресло. – Боже мой, как я соскучился по Земле!