Текст книги "Абсолютный слух. Счастливчик Майки (СИ)"

Автор книги: Александр Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

В прежней жизни, я, с изрядным трудом, продирался через английский технический и, теперь, приходилось признать, что предыдущий хозяин кое – что мне оставил и сколько таких подарков будет – неизвестно, но одно обстоятельство радовало меня – думал я все таки по русски. Размышляя над новоприобретенными способностями, я рассеяно кидал взгляд по сторонам, теперь, когда над водой была прекрасная видимость, плотная городская застройка Бруклина на далеком берегу вызывала любопытство; в прошлой жизни побывать в Америке я так и не сподобился, да и не рвался никогда, близкий зеленый берег Статен – Айленда был безлюден и тих. Довольно часто, огромные океанские корабли различных назначений проплывали под центральным пролетом моста в обоих направлениях, но я уже давно решил не привлекать внимания, даже незначительная задержка рейса могла вылиться в изрядную сумму и кому оплачивать эти издержки, было совершенно непонятно. Самым выгодным для меня было дождаться спасателей – должны же они когда нибудь появиться; эти ребята сидели на зарплате, а так как мы с Машей являлись жертвами катастрофы, никакой оплаты им за это не светило. Я решил, до конца прояснить свои скрытые способности и вернулся к Маше.

– Маша, – сказал я – поговори со мной на английском, пойдем присядем. Мы устроились на моей куртке, у пилона, и Маша спросила на английском:

– Ты, говоришь по английски?

– Как видишь, говорю. – я уже ничему не удивлялся.

– О чем мы будем говорить?

– О чем хочешь – у меня получалось говорить с ней без малейшего напряжения. Маша задумалась, потом спросила:

– Майкл, когда ты… был там в машине… ты видел того, кто там остался?

– Нет, Маша, там было очень темно… Я его только один раз рукой коснулся.

– Может, ты ошибся и это какая – нибудь вещь была?

– Хотелось бы, но я сидел на заднем сидении, а на месте водителя должен был сидеть человек. Наверное, Маше больше не хотелось говорить на эту тему и она ее поменяла:

– Майкл, что ты будешь делать дальше?

– Я не понял твой вопрос… что ты имеешь в виду?

– Как ты будешь учиться? Ты же все забыл!

– А, ты про это, как раз по этому поводу не переживаю, все зависит от возраста, если я уже перешел в старшую школу, возьму освобождение на год, по медицинским причинам, ну, а если мне еще год учиться в средней, то все лето буду готовиться, и к концу года догоню. Маша окинула меня внимательным взглядом и сказала:

– Нет, Майкл, я сама в этом году окончила среднюю школу, там таких парней нет, обычные дети, придурки полные, между прочим; один только выше меня ростом был, но он очень худой и часто болеет; ты учишься в старшей школе, я в этом лучше разбираюсь.

– Кто я такой, что бы спорить женщиной! – пафосно сказал я и добавил обычным голосом – Значит пропущу год, по медицинским причинам.

Маша засмеялась и в этот момент над водой начала раскручивать свою бесконечную ноту корабельная сирена.

Глава 2

Кораблик не производил солидного впечатления – весьма покоцанная посудина, вся увешанная старыми автомобильными покрышками, метров двадцати в длину; он пришвартовался к лестнице – просто больше было некуда; я даже забеспокоился, как бы они ее не оторвали – кое какие приятные воспоминания были связаны с этой лестницей, но корабль резко дал задний ход и остановился. Двигатель заглушили и какой – то чел, в тускло – синей форме неясной принадлежности, закричал в мегафон:

– Кто вы такие?

– А вы кто? – закричал я, «вообще – то, вежливые люди – подумал я – первыми представляются».

Маша стояла рядом со мной, имела цветущий вид и на жертву катастрофы совсем не походила.

– Спасательная служба Маринерс Харбора. – представился чел – Как вы туда попали?

– По лестнице залезли – ответил я, удивляясь бестолковости переговоров.

– Вы находитесь в зоне наших поисковых работ, прошу покинуть зону.

– С удовольствием покинем, – сказал я – если вы нам поможете.

– Какую помощь вы хотите?

– Прямо, разговор глухонемого со слепым, – сказал я Маше – я к ним спущусь, а ты постой здесь, никуда не уходи.

Я уже спустился когда чел закричал в мегафон:

– Оставайтесь на месте, я сам к вам поднимусь.

Это выглядело тем более по идиотски, потому как к окончанию фразы я уже перелезал через фальшборт; я подошел к мужику с мегафоном и для солидности преставился:

– Майкл Гордон, – сказал я – что вы будете искать в этой зоне?

– Томас Патинсон, – представился он – мы будем искать и поднимать наверх тела погибших, вам нельзя здесь находиться.

– Значит мертвых будете искать, – возмутился я – а живые значит никого не интересуют, мы тут с самого утра по этой акватории рассекаем и живых ни одна собака не искала!

– А что их искать, – он тоже пришел в возбуждение – живых эвакуировали, а потом передали: в зоне поиска выживших нет!

– Да кто вам мог такое передать, – заорал я, очень уж разозлился за свое долгое ожидание – кто, кроме вас, мог проверить водную поверхность?!

– Заместитель мера передал – растеряно сказал Томас – а, кроме нас, действительно некому…

– Итак, господа, – тожественно сказал я – вам сегодня джекпот выпал, вы оправдали высокое звание спасателей и спасли двух выживших, готовьтесь давать интервью газетчикам!

Вся эта банда загомонила на разные голоса, а Томас подошел ко мне и отвел в сторону.

– Слушай парень, – сказал он – это не шутка? Не розыгрыш? А то ведь, потом, над нами все побережье смеяться будет!

– Вот, – я задрал майку на груди, там уже явственно проявились багровые следы от ремней – до самого дна летел, потом еле выбрался, да и это проверить можно – вон там, показал я на место где плавала машина Маши, затонул «Паккард» Мэри; классная тачка, настоящий танк; представляешь, он рухнул и сразу ушел на большую глубину, а потом всплывает как новенький и на Мэри ни царапинки; потом правда затонул, но я уже к тому времени ее к себе затащил, кстати, как будем ее снимать оттуда, она ведь, без меня не слезет.

– Отдыхай парень, – сказал Томас – снимем мы твою подружку оттуда, мы же спасатели, не забыл? Данни! Найди жилет с двумя концами и залезай наверх.

За дальнейшей операцией по спасению Маши я наблюдал с интересом; я прекрасно понимал, что при спасении девочки повел себя как махровый дилетант, хоть и действовал с выдумкой, и теперь смотрел на работу профессионалов. Данни быстро размотал небольшую бухточку канатов и внутри, действительно, оказался жилет со шнуровкой по бокам, оба каната крепились на груди жилета; собственно, это был один канат пропущенный через страховочные кольца и зажимы. Данни ухватился за верхний канат, закинул жилет себе на спину и спокойно поднялся по лестнице, скрылся из виду, потом показался и скинул вниз мою куртку. Удачно кинул, я ее поймал. Данни подошел к спасаемой и что – то ей сказал, Маша с тревогой посмотрела на меня, я покивал головой, она подняла руки, Данни надел на нее жилет и теперь шустро затягивал шнуровку на боках, справился он быстро, махнул рукой Томасу. Тот натянул свою сторону, а Данни стал стравливать свой канат, а Томас натягивать свой; Маша взвизгнула и поехала по наклонной траектории вниз. Довольно тихий ветер, ровно дувший нам в спину, сталкиваясь с бетонной преградой, очевидно менял направление на вертикальное, к тому же, он наверняка усиливался за счет уплотнения и, когда Маша миновала определенную границу, подол ее платья взлетел так, что даже временами закрывал ее лицо; она пыталась ловить широкий колокол платья, но и сама находилась в неустойчивом положении. Честно говоря, ее белые трусики в синий горох, кстати, довольно консервативные, меня не заинтересовали, а вот длинные стройные ножки я оценил очень высоко.

– Майки, не смотри! – Услышал я ее крик.

– Я уже все увидел, – крикнул я – что же, мне теперь пойти и повеситься?

На палубе было с десяток разнокалиберных мужиков, как ни странно, ни одного черного, которые откровенно над нами посмеивались. Маша уже утвердилась ногами на палубе и теперь дожидалась, когда ее расшнуруют, Данни занимающийся этим, подмигнул мне, и я заметил, что он явно никуда не торопиться; наконец Маша освободилась и решительным шагом направилась ко мне.

– Ты даже не отвернулся! – Возмутилась она.

– Откуда я мог знать, что так случится – парировал я. – После того, как я попросила тебя не смотреть, ты все равно…

– Слушай, я не намерен с тобой спорить из – за такой ерунды, отвяжись от меня! – грубо прервал я ее, меня возмутил этот детский «наезд» и стало неудобно перед самим собой спорить с ней на равных по такому глупому поводу. Где бы она сейчас сверкала своими трусами, если бы я ее не вытащил? Ее глаза широко распахнулись, «сейчас заплачет» – понял я – и почувствовал себя мерзавцем; она отвернулась от меня и отошла к фальшборту. А я побрел по кораблю, ребята готовились к отплытию. «Надо собраться, – вяло подумал я – как раз сейчас будет решаться вся моя дальнейшая жизнь, вот только желания ловчить и приспосабливаться нет никакого, и в этом, я всегда буду проигрывать местным». Я притулился к ограждению ближе к носу, заработал двигатель, нос корабля стал отдаляться от места где я провел большую часть свой новой жизни. Вяло текли мысли, прикидывал, как бы попроще узнать свой адрес не прибегая к помощи властей; зря я с Машей так, она могла бы мне помочь, очень сообразительная девочка. Рядом кто – то закашлялся, я повернул голову, в метре от меня Томас Патинсон раскуривал свою трубку.

– Зачем девочку обидел, – недовольно спросил Томас – славная девочка.

– И в мыслях не было, я просто прекратил глупый, бессмысленный спор.

– Она обиделась.

– Может, это и к лучшему.

– Наверное я старею, может объяснишь мне старому, что может быть «лучшего» в ссоре с хорошей девочкой?

– Я с ней не в ссоре, кто я такой что бы с ней ссориться? Совершенно очевидно, что девочка из хорошей, достойной семьи, а я даже не знаю, кто я такой.

– Ты назвался Гордоном, – голос его стал строгим – ты солгал?

– Вряд ли, скорее всего я и есть Гордон.

– Может ты прекратишь говорить загадками? – сказал он с заметным раздражением.

– А может вы от меня просто отстанете?! – я тоже начал злиться, я что, обязан перед каждым душу раскрывать?

– Он потерял память, – сказала Маша – он помнит только сегодняшний день.

– Маша, – нарочито строгим голосом сказал я – тебя разве не учили, что подслушивать не хорошо?

Очевидно, Маша не поверила в мою строгость, я даже не понял, как она оказалась у меня под рукой.

– Прости меня Майки, – сказала она, заглядывая мне в глаза – я совсем забыла, что у тебя был очень трудный день, и что ты еще не нашел свой дом, я тоже забыла.

– Зато я знаю где его дом – сказал Томас – и отца твоего знаю; так что нам есть о чем поговорить, пройдемте – ка со мной, молодые люди.

И он пошел, а мы пошли за ним. Каюта была небольшая, маленький столик у иллюминатора, узкая лежанка, одинокий стул у столика, да одежный шкаф невеликих размеров. Он усадил нас на кровать, сказал ждать и вышел. Мы переглянусь и Маша спросила:

– Мир?

– Мир, дружба, жвачка – я расширил ассортимент.

– Мама не любит, когда я жую жвачку.

– Значит, жвачку выкидываем – легко согласился я.

– А, дружбу?

– Что, дружбу?

– Дружбу оставляем?

– Я не знаю сколько мне лет, если разница значительная…

– Да мы с тобой почти одного роста! – возмутилась Маша.

– Ну да, – «радостно» поддержал я ее – что нам, каких – то несчастных три дюйма!

– Три дюйма?! – закричала Маша – Да, даже двух не наберется!

– Может вам лучше перейти на метрическую систему, – сказал появившийся Томас – там даже одного дециметра не набирается.

– Ну конечно, – «горячо» поддержал я инициативу Томаса – мерить разницу в возрасте дециметрами, это так по американски.

– Томас! – обрадовалась Маша – Хоть ты ему скажи, он считает, что слишком стар для меня!

– Вот как? – Удивился Томас.

Он поставил две больших кружки с кофе на столик и прибавил к ним тарелку с сандвичами.

– Если все съедите, я открою вам эту страшную тайну его возраста. – сказал Томас и вышел.

Маша набросилась на еду с азартом голодной хищницы, мне попался сандвич с какой то рыбой, меня затошнило и я не смог его доесть. Приналег на кофе, – «наверное мне теперь обеспечена пожизненная аллергия на море – продукты» – подумал я.

– Ты что, специально не ешь? Думаешь Томас не скажет мне, сколько тебе лет?

– Что – то, мне еда не лезет – сказал я – может, рыба не свежая?

– Нормальный тунец, я сама его ела. – Маша пригляделась к моему лицу – Ты сосем бледный стал, приляг.

Она уложила меня на лежанку Томаса и присела рядом.

– Майки, – сказала Маша – я и так знаю, что ты для меня самый надежный и хороший друг, зачем ты споришь со мной все время? Я просто хотела узнать, кто я для тебя?

– Ты просто чудо, – сказал я – чудо из черной машины; потом я уснул, последнее, что я слышал – объяснение Маши:

– Он просто устал, – говорила она кому – то.

Я проснулся в одиночестве, корабль все еще куда – то двигался, на столике стоял высокий бокал с каким – то соком; меня как раз мучила жажда и я с удовольствием выпил сок, как оказалось, манговый. Я был раздет до трусов и совершенно не помнил, кто и когда меня раздел. Самочувствие было отличным; решив, что без одежды меня надолго в одиночестве не оставят, я завалился обратно на лежанку и не успел даже заскучать, как в каюту вошел Томас. Он принес графин с водой и что – то завернутое в фольгу. Я тут – же поднялся и налил себе воды.

– Правильно – сказал Томас – тебе нужно больше пить, по всему видно, нахлебался ты морской водички, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, просто отлично, – сказал я бодро – когда мы прибудем в порт?

– Примерно, через полчаса, – Томас замялся – я поговорил с Мэри, поспрашивал ребят из дорожной службы, по рации. Твой отец в рейсе и это хорошо, это означает, что он жив, теперь плохая новость: твою мать найти нигде не могут, как и ее машину…

– Я все понял, – сказал я – именно она осталась в той машине, которую я покинул на дне этого залива.

– Это был пролив, пролив Нэрроуз, там сейчас работает отряд из порта Ричмонда. Они говорят, что глубина в том месте, примерно сто восемьдесят футов.

– Вот, возьми, – он протянул, что – то завернутое в фольгу.

Я развернул фольгу, сначала унюхал, потом и увидел половинку аппетитной курицы, и тут же занялся ее уничтожением; на этот раз, чем больше я ел, тем больше мне хотелось.

– Майкл, они мне не поверили, они говорят, что даже подготовленный человек не смог бы всплыть с такой глубины.

– И что, это их проблемы – пожав плечами, я продолжал жевать.

– Это не так, встает вопрос о достоверности сведений, которые мы даем и, пойми меня правильно, я тебе верю, но у кого – то постороннего может возникнуть вопрос, а был ли ты в той машине?

– У меня железные доказательства, – сказал я – машина стоит на грунте с сильным наклоном на капот, примерно тридцать градусов, все двери закрыты, задние стекла закрыты, правое переднее стекло открыто, на заднем сидении остался расстегнутый ремень безопасности, водитель остался пристегнутым, этого достаточно?

– Даже больше, чем достаточно, – повеселел Томас – я на рацию, сейчас зайдет Мэри и принесет твои вещи.

Я доел курицу, собрал ее останки в фольгу, выкинул смятый комок в иллюминатор, поискал глазами где можно помыть руки; и тут вошла Маша, застав меня с поднятыми руками, в позе хирурга перед операцией; она была завернута в простыню по типу древнегреческой тоги.

– Ты попала еще в одну катастрофу? – спросил я опуская руки.

– Почти, – сказала она – я затеяла большую стирку, постирала все свои вещи и твои, заодно.

Она сложила мои постиранные вещи на стул.

– Ну что, «старичок», – ядовито спросила Маша – Томас сказал сколько тебе лет?

– Он, вообще – то, по другому поводу заходил – и сколько же мне лет?

– Всего – навсего – шестнадцать! – торжествующе потыкала в меня пальцем Маша.

– А тебе самой – то сколько?

– Мне уже пятнадцать! – сказала Маша вильнув глазами, потом, увидев мой скептический взгляд, добавила тихим голосом – Скоро будет. Но девочки развиваются раньше мальчиков, это общеизвестный факт!

– Вот что, «старушка», отведи меня туда, где можно помыться, видишь какие руки грязные – не потискать, не обнять; и вещи мои прихвати, а то я все испачкаю.

Вопреки моим ожиданиям, Маша безропотно взяла мои вещи и повела меня вниз по лестнице. Это была, одновременно, и прачечная, и душевая; под потолком, на плечиках, сушилось знакомое мне зеленое платье; Маша встала на цыпочки, но дотянуться до плечиков не смогла.

– Майки, не поможешь мне?

Не знаю, что она имела в виду, но ее платье испачкать мне не хотелось, поэтому я просто ухватил ее руками за талию и поднял на высоту вытянутых рук; при подъеме она сначала взвизгнула, потом, застыв на высоте, удивленно поглядела на меня и спросила:

– Тебе что, совсем не тяжело?

– Да ты весишь – то всего ничего, но может ты платье свое, все таки возьмешь?

Она сняла платье с веревки и я опустил ее, стараясь приземлить на ноги плавно. Она стояла напротив меня, очень близко и удивленно глядела снизу вверх своими огромными глазами, я забеспокоился:

– Я сделал тебе больно?

– Нет – нет, что ты, как раз все очень хорошо получилось!

– Получилось что?

– Это называется поддержка, это из бальных танцев, когда девушка подпрыгивает, а парень ее подхватывает и поднимает над головой, очень трудная для парня вещь, там ведь надо не просто поднять, надо это сделать плавно и красиво. У тебя получилось без всякой помощи с моей стороны.

– Ты занималась бальными танцами?

– Да, и я ушла потому, что мой партнер так и не смог красиво делать поддержку, там ведь девушка без пары танцевать не может, а он не прошел отбор, и мне тоже пришлось уйти.

– Печально, – сказал я из – за занавески, фыркая под душем – подай мне полотенце.

Сколько ты весишь?

– Около восьмидесяти фунтов.

– Про фунты я все забыл, в килограммах это сколько?

– Где – то, тридцать восемь килограммов.

– Боже мой, – я вспомнил свои девяносто в прошлой жизни – с кем я связался?

– Что ты говоришь?

– Баран тяжелее, говорю!

– А ты сам – то сколько весишь?

– Понятия не имею – действительно, сколько я вешу, шестьдесят хотя бы есть?

Я с силой отжал свои постиранные трусы и натянул их на себя, прямо влажными, и вышел из – за занавески. Маша держала голову под большой сушилкой укрепленной на стене и расчесывала волосы, роскошная грива волос опускалась до линии лопаток, от природы волнистые, очень объемные волосы. Я замер разглядывая воздушную, стройную, фигурку, уже одетую в свое удивительное платье. В груди у меня все противно заныло от мысли, что бы с ней стало, если бы мне не удалось выжить. Я оторвался от этого зрелища, подошел к своей одежде и стал одеваться; нашел и кроссовки сиротливо стоящие у сушильного шкафа. Впервые внимательно их рассмотрел, – «ну надо же, «Найк» делают сейчас японцы». Маша, как почувствовала, что я уже оделся и тут же потащила меня причесывать, засуетилась вокруг меня, а я замер у зеркала впервые разглядывая свое лицо. Жгучий брюнет, тонкие брови, высокий лоб, ярко – синий взгляд, густые волосы до плеч. Волосы придется остричь очень коротко – в таком виде, это просто подарок для противника. Маша замерла возле, одной рукой обняла меня за шею, потянула свою руку у себя за спиной; ухватив меня за руку, устроила ее у себя на талии, долго всматривалась в зеркало и убила меня фразой:

– Девчонки просто сдохнут от зависти!

На короткое время завела свою песню корабельная сирена, с палубы донеслась беготня спасателей, коротко прозвучал ревун с какой – то другой посудины.

– Похоже мы прибыли, – сказал я – пойдем наверх?

– Ты ничего не забыл здесь? – спросила Маша.

Я проверил свои карманы, похоже, Маша позаботилась обо мне, все мое невеликое имущество нашлось в разных местах. Маша меня повела – очевидно, пока я спал, она тут вполне освоилась; миновав две лестницы и один коридор мы вышли на палубу, на нас тут же налетел Томас:

– Где вы ходите?! Нет, я конечно понимаю, дело молодое, но тут приехали из администрации, журналисты ждут, Мэри, твоя мама тоже тут.

Маша помчалась на нос корабля и я последовал за ней, подошел к Маше, она подпрыгивала на месте и махала кому – то рукой, большой порт Маринерс – Харбор остался далеко слева, мы подходили к относительно свободному причалу. На берегу было не так уж много народу и полтора десятка машин, разных категорий и возрастов. Корабль притерся к причалу и сразу дал задний ход, совсем скоро подали широкий трап. Маша хотела уже бежать на берег, но я плотненько прихватил ее за талию и заговорил тихим голосом:

– Маша, веди себя достойно, там журналисты тебя будут фотографировать, никуда не торопись, держись рядом со мной, если что – то от нас понадобится, нам подскажут, что делать.

Мы пропустили вперед группу спасателей с Томасом во главе и чинной парочкой пошли следом за ними. Когда все отобранные представители команды спасателей сошли с причала, Томас сошелся накоротке с толстым, потным, круглолицым дядькой (уж этих членов, я в любом уголке Земли узнаю безошибочно), долго тряс ему руку; потом потный, как главный герой дня, выступил перед журналистами, дали сказать пару слов и Томасу. Мелкий невзрачный тип незаметно просочился к нам и сказал:

– Когда представитель администрации освободится, подойдете к нему, юноша – ты сможешь сказать пару слов перед микрофоном и не сбиться?

– Не собьюсь – коротко ответил я.

Тип испарился неизвестно куда, я заметил, что народ перед нами расступается, слегка дернул Машу за руку и мы подошли к представителю, он недолго потряс меня за руку (в это время сверкающие вспышки фотографов отражались от его потного лица, как от самовара), величественно склонился и поцеловал Маше руку, вспышки засверкали прямо таки с пулеметной скоростью, неожиданно, я увидел микрофон у себя под носом.

– Расскажите, как вам удалось спасти эту прекрасную девушку от неминуемой гибели? – спросил худой, остроносый репортер с близко расположенными глазками помойной крысы.

– Прежде всего, – начал я – я должен поблагодарить саму спасенную, если бы не мужество самой Мэри, мы утонули бы оба. Не умея плавать и впервые оказавшись на глубокой воде, она сумела не поддаться панике, быстро выполняла мои команды, и именно поэтому, мы сумели добраться до безопасного места; что касается меня лично, то я убежден: Любой честный американец, умеющий плавать, оказавшись на моем месте, сделал бы то же самое!

Закончив выступление, я взглянул на Машу, она приятно порозовела лицом, видимо вспоминала, как я выдирал ее из машины за волосы. Перед нами скопились фотографы и я тихонько сказал Маше:

– Если хочешь попасть на первую полосу, поцелуй меня в щеку.

Маша оказалась очень умной девочкой, она не торопясь обняла меня за шею, поднялась на цыпочки и смачно чмокнула меня в щеку. Очевидно распорядился кто – то из администрации, и к Маше, наконец, допустили ее мать. Фотографы застыли в ожидании.

Мама оказалась вполне стройной женщиной с приятными формами, торопливо подойдя к дочери, она не смогла сдержать слез, поцеловала дочь несколько раз и тут же вытерла лицо Маши платком, потом переключилась на меня, но платком почему – то вытирать не стала, моментально появился пронырливый тип и сунул мне платок в руку. Воспользовавшись тем, что внимание репортеров снова переключилось на мать с дочерью, я тщательно вытерся от помады, забирая платок тип сказал:

– Молодец, хорошо выступил.

Суматоха постепенно затихала, представитель первым покинул сборище на огромном черном «Кадиллаке», вслед за ним начал разъезжаться народ помельче. В конце – концов остались только свои.

Ко мне подошла мать Маши, она потрепала мои волосы и сказала:

– Ты просто не представляешь, что ты для нас сделал! Я бы без Машки и дня бы не прожила…

– Мама, – тут же влезла Маша – ты ему всю мою прическу испортила, дай твою расческу, это теперь мой парень!

Сказала она об этом, как о деле давно решенном. Мама Маши с интересом посмотрела на меня, но, очевидно, зная свою дочь уточнила:

– А он, знает об этом?

– Конечно, – возмутилась Маша – целый день ему об этом твержу!

Маша опять меня увлеченно расчесывала под взглядом женщины, я развел руки в стороны.

– Я уже смирился, – сказал я – Маша, может представишь нас?

К чести Маши, она сильно смутилась – не представить своего парня родной матери!

– Мама, – сказала Маша, красная как помидор – представляю тебе Майкла Гордона, он мне спас жизнь, ну и теперь, я буду о нем заботиться; Майки, представляю тебе мою маму Нину Кендел, ну… у нее, имя отца есть, Александра, но тебе это наверное непонятно…

– Почему же непонятно, – сказал я по русски – Нина Александровна Кендал, что же тут непонятного? Нина, это просто Нина, или это Антонина?

Надо было видеть глаза Нины Александровны, ну кроме глаз было на что посмотреть. «Эх, – подумал я с вожделением – встретить бы такую Нину Александровну лет двадцать назад…»

– Просто Нина, – сказала Нина Александровна – ты не представляешь Машка, какого интересного парня ты себе нашла!

– Почему это не представляю? – обиделась Маша – Очень даже представляю, он поддержку делает без помощи, представляешь?

– Здравствуйте миссис Кендал, – Томас прервал нашу русскую беседу – мне тут с Майклом надо поговорить, разрешите?

– Конечно Томас – сказала Нина Александровна и оторвала от меня Машу.

– Майкл, – сказал Томас – мне удалось связаться с твоим отцом, он будет здесь через три дня, у тебя есть ключи от дома?

– Наверное есть, – я вытащил связку ключей – с чего бы я стал чужие ключи носить с собой?

– Вот, – он передал мне клочок бумаги – здесь адрес, к медикам пока не ходи, это пусть отец решает, миссис Кендал, вы не подвезете парня до дома? Он не помнит дороги, я хотел сам отвезти, но на меня повесили отчет, это надолго.

– Конечно, Томас, отвезем, а надо ли? Если его отец вернется через три дня, что ему делать в пустом доме? Пусть у нас погостит.

– Ну… это вы сами с ним решайте, ладно, до свиданья миссис Кендал, пока Майкл, пока Мэри.

Томас махнул рукой и скрылся за углом ангара. Маша тут же подскочила ко мне.

– Майки, ты ведь поедешь к нам?

– Поеду, если не будешь ругаться.

– Что?! Когда это я с тобой ругалась?! И вообще, мы ведь с тобой теперь пара, нам надо беречь друг друга!

– Ну все, – сказала Нина Александровна – теперь только я буду ругаться! Сели в машину быстро!

Нина Александровна усадила нас в свой новенький с виду «Мерседес – Бенц» и проследила, что бы мы пристегнулись; я оказался на переднем сидении, а Маша, к ее неудовольствию, на заднем. Вела она машину очень плавно, да и дорога оказалась в превосходном состоянии. Частенько дорога ныряла в лиственный лес, то, что я принял за отдельный город, оказалось просто административным районом Статен – Айленда. Иногда районы находились на значительном расстоянии друг от друга, никаких городков и поселков тут быть не могло, весь остров в целом был частью Нью – Йорка, вот только, никаких небоскребов тут и близко не было. Дома были в основном одноэтажными, редко двухэтажными, экономить землю не было смысла, она была дешевая, место считалось непрестижным, неудобным для проживания. Земельные участки при домах были большими, вот только редко кто ухаживал за ними, хотя фруктовые деревья попадались довольно часто. Работы на острове, для всех, естественно не хватало; больше половины дееспособных жителей ежедневно, ранним утром, садились в свои автомобили и покидали остров. Мой отец Джон Гордон пропадал в рейсах, он был владельцем большого грузовика, и, если простые служащие или рабочие частенько оказывались на улице без работы, то мой отец просто менял маршрут – грузопоток страны был бесконечен. К тому же, на острове он был довольно известной личностью, единственный награжденный медалью Конгресса «Медаль Почета». Я вспомнил гнев Томаса, когда он заподозрил, что я назвался фамилией «Гордон» не по праву, теперь я его вполне понимал. Все это выяснилось в результате беседы с Ниной Александровной, дорога была длинной и мы о многом успели поговорить. Иногда, я видел ее удивленный взгляд после моего ответа, но косить под ребенка я не собирался; в результате разговора я понял простую вещь – все они, здесь, страшные индивидуалисты, вмешательство постороннего человека во внутренние дела семьи, здесь просто немыслимо. При живом отце, никто и не подумает интересоваться моими странностями, мне нужно навести мосты всего с одним человеком, мой отец был зрелым мужчиной, я тоже, есть все шансы договориться.

От моих раздумий меня оторвал голос Нины Александровны:

– Майкл, скажи честно, ты сильно рисковал спасая мою дочь?

– Совсем не рисковал.

– Но, во время интервью ты сказал, что вы оба могли утонуть!

– Нина Александровна! Это был разговор на публику, это даже не ложь, кто и когда говорил народу правду? Народу говорят то, что он хочет услышать. Маша была парализована страхом, совершенно не способна к активным действиям, поверьте, что бы меня утопить, ей пришлось бы очень постараться, а она была в ступоре, и то, что ей удалось открыть окно, большая удача!

– Но тогда… Прости мое любопытство, зачем ты ее так расхваливал?

– Ну… не хотелось, что бы она стояла в стороне, как бедный родственник.

Нина Александровна громко и заливисто расхохоталась, ей даже пришлось остановить машину, «надо же, как быстро меняется настроение у женщин, – подумал я – или у нее это от нервов?». Маша пользуясь остановкой избавилась от ремней и ее лукавая мордочка вклинилась между нами.

– Мама, я прослушала, что он тебе такое смешное сказал?

– Судя по тому, что он сказал во время интервью, – сказала Нина Александровна вытирая слезы – ты у нас получаешься основным героем нации, а он, так, просто мимо проплывал…

На этот раз, хохотавших было двое, а я никак не мог понять, нервное это у них, или им действительно весело.

Дом Кендалов, был построен в колониальном стиле, это был двухэтажный каменный особняк с витыми колоннами, большой ухоженный сад окружал здание со всех сторон, плодовые деревья чередовались с декоративными, словом, чувствовалась, многолетняя работа профессионала. Оставив машину на маленькой стоянке возле ворот, мы прошли среди деревьев по дорожке выложенной розовыми плитами, поднялись по каменным ступеням. Нина Александровна, покопавшись в сумочке, открыла дверь своим ключом. Потом сказала по русски:

– Майкл, отныне, дверь нашего дома для тебя всегда открыта, заходите молодежь. Маша покажи Майклу дом, выберите для него комнату, а я позабочусь на счет ужина. Маша, поводила меня по дому, на мой взгляд, избыточно большому для троих (дедушка Маши спал и мы не стали его тревожить), она выбрала для меня спальню по соседству со своей и тут же принялась наводить в ней порядок, открыла окно выходящее в сад, постелила свежее белье, показала мне мой шкаф для вещей; в общем, делала то, что обещала, искренне заботилась обо мне. «Все таки русские корни чувствуются» – подумал я с теплотой о Маше, и на корабле она показала себя с самой лучшей стороны. Закончив хлопоты, Маша взяла меня за руку и, усадив на кровать, присела рядом: