Текст книги "Ощепков"

Автор книги: Александр Куланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Я не могу сказать, как повлияла на судьбу Ощепкова революция, но он всегда сторонился политики, и остается только надеяться, что его энергичная и многообещающая карьера не была оборвана на полдороге каким-нибудь расстрельным взводом ранним утром какого-то зябкого восточносибирского утра»[105]105
  Статья из журнала «Budokwai» (1929. Сентябрь). Сообщено А. М. Горбылевым.


[Закрыть]…

Неделю спустя Ощепков сдавал другие выпускные экзамены. В программе значилось уже восемь предметов из области японской словесности: «Японская грамматика», «Японская хрестоматия», «Японское чистописание», «Японское сочинение», «Теория японской словесности», «Чтение японских писем», «Перевод японских газет» и «Китайская письменность». По трем из этих предметов Ощепков получил оценки «Отлично хорошо (5)», а по остальным «Очень хорошо»[106]106
  Из архивов А. А. Будзинского и Л. С. Матвеева.


[Закрыть]. Василий окончил Кодокан и семинарию одновременно и одинаково триумфально. Закончилось невероятно тяжелое отрочество, сменившее драматическое детство, и казалось, что впереди Васю Ощепкова ждут только юность, любовь, новые победы и светлое будущее. На самом же деле всего лишь закончилась эпоха восхождений на японские вершины. Наступало время настоящих испытаний.

Глава шестая
ВАСИЛИЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ

Почему-то для многих писавших и, наверно, тех, кто еще будет писать об Ощепкове, очень важным является снова и снова указать, что судьба сироты-семинариста обязательно была связана с кем-нибудь из сильных мира сего. Один журналист прямо так и написал: «Дальнейшая судьба Василия была решена императором Николаем II. Да-да, именно так». Нет, конечно, это не так. То, что самодержец в 1903 году подписал указ о создании в России контрразведки, вовсе не значит, что таким образом он лично решил судьбу сахалинского сироты, о котором православный монарх слыхом не слыхивал и который в то время, скорее всего, учился в училище на забытом богом краю империи. Судьба каждого человека, да еще отдаленного от сфер принятия решений, не настолько прямо зависит от них, и рука императора для обычных людей далеко не всегда «десница судьбы», все не так линейно, как бы этого ни хотелось тем, кто млеет от одного упоминания царей, генсеков, президентов, генералов.

Василий Ощепков прожил довольно сложную, хотя и очень короткую жизнь, в которой ему помогали многие, а в юности – особенно много, и часто его судьба зависела от решений других людей, но и тогда это были совсем иные персонажи, без эполетов и корон, те, кто непосредственно окружал Василия, а не умозрительные обитатели дворцов из Санкт-Петербурга. Если кто из вершителей судеб и сыграл роковую роль в его жизни, то это был совершенно другой человек, и произошло это много позже – в самом конце этой странной, немного путаной и трагической биографии. Пока же будущим Василия занимались те, кто был ближе к нему: опекуны и архиепископ Николай Японский.

Не сохранилось никаких сведений, ни единого документа о том, какую конкретную роль в жизни Василия сыграли его крестные отец и мать, упомянутые в записи о его крещении. Нет никаких свидетельств о том, кем стал для Ощепкова загадочный учитель В. Костров. Емельян Владыко, как мы помним, сложил полномочия опекуна с февраля 1912 года. В чем эти полномочия заключались, толком неясно. Утверждение о том, что он и после этого пересылал какие-то деньги Василию в Токио, пока ничем не подтверждено. Тем более непонятно, откуда взялись версии некоторых авторов о том, что именно этими деньгами Ощепков оплачивал свое обучение в Кодокане, – никто и никогда не ссылался на документы, подтверждающие это, но это довольно распространенное предположение.

Очевидно, что в 1912 году, в феврале (или раньше), одновременно со смертью Николая Японского, скончавшегося 16-го числа, в семинарии вынуждены были принять решение относительно будущего Василия Ощепкова. Емельян Владыко уезжал на материк и сдал полномочия опекуна. Неясно, на кого теперь была возложена миссия по получению денежных средств за аренду домов в Александровске, неизвестно, как, когда и куда эти средства перечислялись, но понятно, что на время Василий оказался в подвешенном положении. Весьма вероятно, что именно в это время и было принято решение о его переводе на казенный кошт, то есть на финансирование его обучения военным ведомством России, платившим за подготовку переводчиков из семинаристов. Кто сделал этот шаг? Очевидно, новый глава миссии епископ Сергий (Тихомиров), ректор семинарии Иоанн Сэнума и представитель военных властей России, которому о происходящем, вероятно, сообщили так, как это было тогда принято – письмом, запросив согласия на включение Василия Ощепкова в число кандидатов на будущую службу в Русской армии. Вполне возможно, что сыграл свою роль генерал-майор Владимир Константинович Самойлов, военный агент (атташе) России в Токио, знавший всех семинаристов лично и осведомленный о их успехах. Если кто-то когда-то сумеет написать книгу о жизни этого удивительного человека, такая книга по масштабу и разнообразию приключений превзойдет многие и многие боевики[107]107
  Подробнее о В. К. Самойлове: Подалко П. Э. Япония в судьбах россиян: Очерки истории царской дипломатии и российской диаспоры в Японии. М., 2004. С. 78–89.


[Закрыть].

Так или иначе, теми или другими людьми, но в 1912 году Василий перестал платить за свое пребывание в Токио сам и встал на довольствие в Российском военном ведомстве (если обучение в Кодокане было для семинаристов платным, то кто в таком случае платил за них, не имевших личных денег, неизвестно). В результате по окончании Токийской православной духовной семинарии и школы дзюдо Кодокан Василий Сергеевич Ощепков был отправлен на военную службу в штаб Приамурского военного округа в Хабаровске. В его личном деле секретного агента уже советского штаба Сибирского военного округа записано, что он в 1913 году окончил в Токио «курс японской гимназии» (вспоминать про семинарию в советские времена гонений на церковь было чревато, и семинария во всех документах Ощепкова навсегда превращается в «японскую школу»). Но в этой же анкете, на ее обороте, отмечено, что переводчиком в Хабаровске он служил только с 1914 года (месяц не указан), и там же – что «в Японии Ощепков находился с 1908 года»[108]108
  Из архива М. Н. Лукашева.


[Закрыть]. Такая путаница обычна для людей, до революции получавших образование в престижных учебных заведениях или (и) за границей, а при советской власти принятых на службу. В уголовных делах подавляющего большинства японоведов, а почти все они стали жертвами репрессий в конце 1930-х годов, перемешаны даты служебных перемещений, места работы, запутаны, и без того непростые, линии жизни. Специально или нет это делалось, сегодня разобраться сложно, но факт остается фактом, и документальные свидетельства жизни Василия Ощепкова нередко противоречат друг другу.

Мы помним, что, по свидетельству Николая Японского, Василий прибыл в Токио и начал учебу 1 сентября 1907 года. Учебный год в Японии начинается 1 апреля, и получается, что, прибыв к 1 сентября, Ощепков приехал ровно в середине учебного процесса. Курс обучения в семинарии составлял шесть лет. Василий окончил ее в июне – непонятно почему, так как в японских школах год заканчивается 31 марта, получил свидетельство об окончании и… Куда все-таки он делся? Уехал в отпуск? На Сахалин – улаживать дела с недвижимостью, доставшейся в наследство? Вполне возможно и такое. Известно только, что, вернувшись на родину, Ощепков дважды попадал в поле зрения полиции: в 1914 и 1916 годах. В первом случае, скорее всего, это было связано с выдачей ему российского паспорта после долгого пребывания за границей. Что касается 1916 года, тот тут и вовсе непонятно, что могло произойти. Так или иначе, но на нашего героя дважды заводились учетные карточки в Департаменте полиции российского МВД, в том его разделе, где в том числе хранились материалы на секретных агентов, а значит, были два его дела. Увы, оба они утрачены. В ответе Государственного архива РФ, где должны храниться эти документы, мы читаем следующее: «В дни Февральской революции 1917 года материалы 8-го делопроизводства были практически уничтожены уголовными элементами при разгроме помещений Департамента полиции». Так что пока приходится признать, что в официальной биографии Ощепкова существует еще одно – поствыпускное «белое пятно» шириной не менее полугода.

Что касается его прибытия в Хабаровск и службы там, то, судя по всему, Василий приехал, как полагается военнослужащему, за распределением в конкретную воинскую часть, но, естественно, как переводчик, был оставлен при штабе. При каком именно? М. Алексеев «отправил» Ощепкова в «разведывательное отделение штаба Приамурского военного округа во Владивосток»[109]109
  Алексеев М. «Монах» с черным поясом // Родина. М., 1997. № 8. С. 66.


[Закрыть], хотя сам штаб находился в Хабаровске. М. Н. Лукашев приводит в своей книге характеристику на В. С. Ощепкова, данную ему в разведке в 1924 году. В бумаге значится:

«В 1908 году был отправлен в Японию для изучения японского языка вначале на средства опекуна, а впоследствии был взят на иждивение штаба Заамурского округа. Учился Ощепков в духовной семинарии до 1914 года и по окончании школы был отправлен в Харбин, где работал в штабе Заамурского округа до первой половины 1916 года, после чего был переведен на работу в разведывательный отдел штаба Приамурского военного округа, где, пробыв около полугода, периодически был посылаем в Японию. Служил Ощепков в РО штаба Приамурского округа до 1917 года, т. е. до расформирования»[110]110
  Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 23.


[Закрыть].

При этом сам Ощепков в анкетах этот же отрезок своей жизни описывал следующим образом: «…переводчик японского языка при контрразведке штаба Приамурского округа до 1917 г.» – в 1923 году, в упомянутом деле секретного агента, и в 1937-м, при аресте: «…служил переводчиком японского языка в 1914 г. в Хабаровске при штабе Приамурского военного округа в отделе контрразведки, и с 1914 по 1917 г. в г. Владивостоке – штабе крепости, отдел контрразведки»[111]111
  Следственное дело Ощепкова В. С. – ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-14806. Л. 6.


[Закрыть].

Если же сверяться со своеобразным «спортивным календарем» Василия Сергеевича (а судьба его отличалась от судеб других семинаристов тем, что дзюдо, вошедшее в его жизнь тогда, никогда уже его не отпускало), то можно предположить, что во Владивостоке он находился с 1914 года. Широко известен фотоснимок этого года, запечатлевший городской кружок дзюдо, во главе с тренером – Василием Ощепковым[112]112
  Источник фото неизвестен. В пояснениях к иллюстрациям данной книги источник фото указывается, если о нем есть хотя бы примерные данные.


[Закрыть]. Кружок располагался в отдельном здании на Корабельной набережной, 21, ныне в нем размещается спортивный клуб Тихоокеанского флота, теперь его трудно увидеть из-за опор одного из знаменитых владивостокских мостов – Золотого. В то время на Корабельной, 21, квартировало местное городское общество «Спорт», которое и приютило энергичного выпускника Кодокана.

Стоит заметить, что это не была вообще первая школа дзюдо (дзюдзюцу, джиу-джицу) в России. Самую первую из известных нам открыл в 1896 году, здесь же, во Владивостоке, японский разведчик Утида Рёхэй, основатель и глава националистического «Общества реки Черного дракона» (Кокурюкай), а заодно и хранитель клановой школы дзюдзюцу Утида-рю[113]113
  Такэюки Т. Утида Рёхэй: Взгляд на Россию // Япония (Ежегодник). М., 2012. С. 396.


[Закрыть]. Но тесно связанный с японской разведкой Утида не обучал в своей школе русских, она предназначалась исключительно для тренинга японцев, которых Утида готовил к предстоящей войне с Россией. Так что Василия Ощепкова смело и с полным правом можно считать основоположником дзюдо и дзюдзюцу в нашей стране – он снова оказался первым. Во всяком случае, до тех пор, пока не будут найдены убедительные свидетельства о каких-либо его предшественниках.

Сам Василий Сергеевич вспоминал потом свой первый тренерский и организаторский опыт так: «В кружке занималось около 50 человек, преимущественно учащаяся молодежь. Сюда приходили тренироваться и японцы, проживавшие во Владивостоке. Кружок существовал до 20-го года»[114]114
  Цит. по: Лукашев М. Н. Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 12.


[Закрыть]. Первое обнаруженное упоминание о клубе Ощепкова в печати относится к 1915 году. Спортивный журнал «Геркулес», выходивший в Петрограде, сообщал тогда о новостях из Владивостока: «Правление местного спортивного общества, воспользовавшись пребыванием в городе специалиста японской борьбы “джиу-джитсу” г. Ощепкова, пригласило его в качестве преподавателя. Интерес к этой борьбе возрастает среди спортсменов, и они с увлечением принимаются за изучение одного из самых распространенных видов спорта в Японии»[115]115
  Там же.


[Закрыть]. Позже, уже 4 июля 1917 года, приморская газета «Далекая окраина» рассказала о событии, казавшемся в тот революционный год, на фоне его грандиозных политических трагедий, коллизий, бурь, перевернувших полмира вверх дном, всего лишь местечковой, малозначимой новостью. «…В помещении Владивостокского общества “Спорт” состоялось весьма интересное состязание по “Дзю-Дзюцу” прибывших из Японии во главе со своим преподавателем господином Хидетоси Томабеци, экскурсантов-воспитанников японского высшего коммерческого училища города Отару и местного спортивного кружка “Спорт”, организованное руководителем этого кружка В. С. Ощепковым, при личном участии самого господина Ощепкова, привлекшего массу публики… Некоторые приемы самозащиты были продемонстрированы господином Ощепковым, причем нападения на него делались не только при встрече лицом к лицу, но и сзади»[116]116
  Там же. С. 13.


[Закрыть]. По одной из версий, тоже пока не подкрепленной документально, Ощепков и Томабэти (так пишется эта японская фамилия по современным правилам) были знакомы раньше, в Японии, и впервые встретились они в Кодокане, где вместе учились. Вполне возможно – у Василия Сергеевича должно было остаться много интересных знакомых в Японии.

Конечно, этот вопрос достоин более серьезного изучения со стороны спортивных журналистов, историков борьбы, но на сегодняшний день одна из этих встреч между дзюдоистами спортивного клуба из Владивостока и японскими борцами из коммерческого училища города Отару с острова Хоккайдо, где преподавали Томабэти и, кстати, легенда дзюдо, будущий обладатель 10-го дана Мифунэ Кюдзо, остается первым документально зафиксированным командным соревнованием в истории мирового дзюдо. Их организатор – Василий Ощепков, принимавший японскую делегацию на Корабельной набережной. По этой причине он в очередной раз достоин того, чтобы навсегда остаться в истории этого вида борьбы, ведь он опять – первый. Не исключено даже, что самый-самый первый в мире командный неофициальный матч по дзюдо состоялся еще раньше – в 1915 году[117]117
  Там же. С. 13–14.


[Закрыть], но все равно получается пока, что наш Ощепков – первый.

4 октября того же 1917 года, за три недели до октябрьских событий в России, будучи в командировке в Японии, Ощепков в Кодокане сдал экзамен на более высокий – 2-й дан. Цели и задачи той командировки нам неизвестны, но уж точно, что не на встречу с доктором Кано Дзигоро унтеру из русской контрразведки штабом округа были выделены проездные и суточные деньги. Ощепков был разведчиком – и либо сам выполнял какое-то задание в Токио, либо сопровождал кого-то, это задание выполнявшего. В архивах штабов Приамурского и Заамурского округов, Владивостокской крепости должно храниться еще немало документов, способных пролить свет на его деятельность как «унтер-офицера контрразведочного отделения». В любом случае, Василий должен был находиться в Восточной столице достаточно долго, чтобы успеть подать заявку на сдачу экзамена в Кодокан.

Кому он этот экзамен сдавал, более или менее понятно. При существовавших тогда пяти данах в дзюдо сдача на второй – серьезное испытание, и можно с уверенностью говорить о том, что очередное свидетельство об успехах Василий Сергеевич получал из рук патриарха японской борьбы. В архивах Кодокана сохранились фото с подобными, а может быть, даже именно с той самой, церемониями «повышения данов», глядя на которую сегодня, мы можем представить себе обстановку, в которой все это происходило. В следующий раз такая церемония в отношении гражданина России пройдет лишь много десятилетий спустя. Дальнейшее развитие Кодокан-дзюдо в России остановила революция.

Владивосток, находящийся почти в десяти тысячах километров от революционного Петрограда, не сразу оценил масштабность перемен, случившихся в стране. Важность произошедших в столице России событий быстрее осознали ее соседи за рубежом, и пока революционные перемены катились от Петрограда к Москве и дальше, заполняя все уголки и закоулки старой России, Владивосток оказался оторванным от родины городом.

12 января 1918 года в центре города появились нежданные заморские гости: без всякого приглашения в бухту Золотой Рог вошел и бросил якоря японский броненосец «Ивами», бывший до Цусимской трагедии русским эскадренным броненосцем «Орел». Не дойдя в 1905 году до Владивостока, он появился здесь 13 лет спустя – уже под чужим флагом, принеся весть об иностранной интервенции. Решение о появлении японских военных на русском Дальнем Востоке было принято 22 декабря 1917 года в Париже, где страны Антанты разработали план «вразумления» бывшего союзника (в Первую мировую войну Россия вместе с ними сражалась против Германии и Австрии). Японцы, воевавшие (пусть и не слишком много) как союзник России, спешили особенно, не желая никого пускать в Приморье. Редактор японской «Народной газеты» Исикава Рокуро точно выразил ощущения своих соотечественников от происходящего: «Мировая война подарила Японии неожиданный подарок – нетронутую сокровищницу – Сибирь. Японцам не нужно иметь территориальные претензии на Циндао, южноазиатские острова – следует осваивать сибирскую сокровищницу. Тогда сама по себе будет решена демографическая проблема, продовольственный вопрос, проблема укрепления государственной силы. Сибирь освобождена от тяги России и уже вышла на арену мировых интересов. Присоединение к Японии – не в смысле вторжения, а в экономическом смысле – зависит от умения японцев»[118]118
  Цит. по: Моргун 3. Ф. Японская мозаика Владивостока: 1860–1937. Владивосток, 2014. С. 154.


[Закрыть]. Для Ощепкова, на собственной шкуре узнавшего истинное отношение тогдашней Японии к России, все это не являлось откровением. Тем более что «присоединение не в смысле вторжения» началось с прихода броненосца «Ивами».

Через два дня после японцев в бухту вошел британский крейсер «Саффолк», а следом к «Ивами» присоединился эскадренный броненосец «Асахи». Командующий японской эскадрой адмирал Като Хирохару, считавшийся в Токио одним из лучших специалистов по России, объявил гражданам Приморья, что целью японского десанта является защита японских подданных во Владивостоке. Сам же он имел инструкции по оказанию давления на большевиков и недопущению установления их власти на Дальнем Востоке. Начальник разведки японского Генштаба генерал-майор Накадзима Масатакэ прибыл во Владивосток, имея еще более четкие указания из Токио: «Образовать на Дальнем Востоке зависимое от Японии буферное государство во главе с марионеточным правительством, превратить этот регион в “умеренный сектор”»[119]119
  Там же. С. 156–157.


[Закрыть]. И все это для бывшего русского контрразведчика и японоведа Василия Ощепкова вряд ли было неожиданным. Бывшего – потому что после октябрьских событий воинские части, полиция и жандармерия, включая разведку и контрразведку, были расформированы. Ощепков оказался на улице без средств к существованию, но с пониманием, что самое сложное – впереди. В силу полученного в Японии опыта и приобретенных в контрразведке знаний, он не мог не видеть истинной сути происходящего и должен был догадываться о возможном развитии событий. Они не заставили себя ждать. 29 марта командиры британского и японского экспедиционных корпусов доложили в свои штабы о готовности помешать большевикам взять власть в городе, и, «по чудесному совпадению», повод для этого появился уже через пять дней.

4 апреля в городе местными грабителями были убиты двое японских торговцев. В японской диаспоре, насчитывавшей тогда более трех тысяч человек, поднялась паника, и генеральный консул этой страны обратился к адмиралу Като с просьбой защитить соотечественников. На следующий день в 6 часов утра в город высадился первый отряд японской морской пехоты численностью 500 человек. Началась иностранная оккупация Приморья, длившаяся около четырех с половиной лет. В художественном фильме братьев Васильевых «Волочаевские дни», снятом в трагическом для Ощепкова 1937 году, эти события воспроизведены вполне достоверно и, с художественной точки зрения, довольно впечатляюще (игра замечательного артиста Льва Свердлина, изобразившего японского полковника, вообще выше всяческих похвал). На четвертой минуте этой замечательной картины между героями – большевистским патрулем и пьяными рабочими происходит следующий диалог:

«– …В городе надо, чтобы было тихо. Японцы только и ждут, чтобы…

– Японцы?! Плевал я на твоих японцев. Давай мне троих – я могу…

– Э, нет! Троих не возьмешь.

– Почему?

– Они джитсу знают – во!»

В июле того же 1918 года знатоки «джитсу» получили поддержку со стороны добравшихся до города белочехов – бывших пленных царской России. Только-только установившаяся в городе власть красных была свергнута. 2 августа японцами официально было объявлено о начале интервенции, а 12 августа морскую пехоту сменила японская 12-я пехотная дивизия. А чем занимался в это время наш герой?

Судя по его анкетам, до 1919 года, когда власть в городе перешла в руки Колчака и была объявлена мобилизация, Василий Сергеевич оставался «на вольных хлебах»: преподавал японский язык (в городе с японской властью это было актуально), работал в переводческой конторе Хунтера (Хантера?), служил таможенным экспедитором и даже собирался стать бизнесменом. В период почти полного безвластия во Владивостоке, весной 1918 года Ощепков пытался торговать обувью. В архиве сохранилось его прошение в городскую комиссию по разгрузке грузов от 24 мая 1918 года о разрешении ввоза из Японии 60 пудов (две тысячи пар) этого товара[120]120
  ГАРФ. Ф. 10035. Оп.1. Д. П-14806. Л. 19.


[Закрыть]. Увы, результаты этого коммерческого предприятия, затеянного предприимчивым сахалинцем, неизвестны, но зато мы точно знаем, что занятий делом всей жизни – дзюдо не могла остановить даже интервенция.

Выходившая во Владивостоке японская газета «Урадзио ниппо» напыщенным слогом сообщила 23 февраля 1918 года (в тот самый день, который позже будет объявлен Днем Красной армии и Военно-морского флота): «Под эгидой Владивостокского общества спорта пройдут соревнования по дзюдо и боксу. Соревнования начнутся сегодня в 3 часа пополудни. Спортсмены – храбрецы с японских и английских военных кораблей»[121]121
  Урадзио тайику кайсюсай-но мото-ни дзюкэн то кёги кайкайсай (Пройдет соревнование по дзюдо и боксу, организованное Владивостокским обществом спорта) // Урадзио ниппо (Ежедневная владивостокская газета). 1918. 23 февраля. Пер. А. М. Горбылева.


[Закрыть]. В этот же день контр-адмирал Като Хирохару, сам в прошлом хороший дзюдоист, записал в своем дневнике: «Смотрел дзюдо в обществе “Спорт”. Василий великолепен! Заставил меня продемонстрировать вместе с ним парное ката (то есть канонические упражнения дзюдо. – А. К.)»[122]122
  Дзоку. Гэндай си сирё (Источники по новейшей истории. Продолжение. Т. 5). Кайгун. Като Хирохару никки (Военно-морской флот. Дневники Като Хирохару). Токио: Мисудзусёбо, 1994. С. 5. Пер. А. М. Горбылева. Необходимо заметить, что в переводе японских специалистов К. Мурано и Э. Имамура этот эпизод выглядит несколько иначе: не Ощепков «заставил» Като бороться с ним, а Като предложил Ощепкову продемонстрировать ката дзюдо с неким напарником (очевидно, из числа японских офицеров– дзюдоистов).


[Закрыть].

На следующий день адмирал продолжил: «Приходил Василий, 2-й дан».

Приходил Ощепков к японскому флотоводцу не куда– нибудь, а на флагманский корабль, и контр-адмирал Като лично показывал русскому разведчику гордость своей эскадры. В следующем, 1919 году Ощепков, возможно по рекомендации кого-то из японских офицеров, устроился на службу в Управление военных сообщений японского экспедиционного корпуса, де-факто, на службу в японскую армию. Поменял убеждения, перейдя из русской контрразведки к японцам, как делали многие из белогвардейцев в те годы? Выбрал ту службу, которая приносила гарантированный доход и позволяла не торговать обувью? Или изначально шел к такому выбору, как он напишет позже в одном из самых ярких своих признаний, «воспитанный в японской школе, хотя и на средства русской армии»? Все не так просто…