Текст книги "Верхний этаж"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Сюда, сюда! Осторожно! Не пыли! – приговаривал завхоз, подталкивая Семена к одному из многих железных ящиков, стоявших вдоль кирпичных стен.

Освободившись от груза, Семен вышел во двор.

– Гвоздь! – раздался сзади него вкрадчивый голос.

Семен замер. Негромкий окрик подействовал на него, как удар ножа в спину. Несколько секунд он не решался оглянуться – стоял неподвижно, и только щека у него дергалась в нервном тике да стыли, наливаясь холодным страхом, глаза.

– Гвоздь! – еще раз позвал парень, стоявший за металлической оградой.

И тогда Семен оглянулся. Страха уже не было в его глазах. Они горели бессильной злобой, и с особой отчетливостью, как в бинокль, увидел Семен одутловатое лицо Сороконога, ухмылявшееся за решеткой ограды, и фигуры двух других парней, маячивших на противоположной стороне улицы.

В городке, в котором Семен жил и учился до приезда в ПТУ, Сороконог верховодил хулиганствующими подростками. Давно, еще в детстве, он потерял ногу, попав под электричку, и с тех пор ходил на протезе. С годами протезы менялись – мальчишка рос, но старые он не выбрасывал, а хранил в сарае. Их накопилось там несколько штук, потому и прозвали его Сороконогом.

Сейчас он стоял за оградой, улыбался Семену какой-то приторно-сладкой, нехорошей улыбочкой и манил его к себе крючковатым пальцем.

Первые шаги к ограде Семен сделал еле передвигая ноги, но потом вдруг ринулся вперед и, вцепившись в железные прутья, так рванул ограду, что она заскрежетала и заходила ходуном.

В приоткрытой двери склада блеснула лысиной и опять исчезла голова завхоза.

– З-заложу! – с яростью прохрипел Семен в лицо Сороконога. – Себя не пожалею! Всех з-заложу!

Парень отшатнулся и, почувствовав, что это не просто угроза, согнал с лица противную ухмылку.

– Вот те на! – по-простецки воскликнул он. – Мы-то старались – весь город обрыскали! Две недели тебя ловили!

– Убирайся! З-заложу! – с ненавистью повторил Семен и снова затряс решетку.

– Уберемся! – согласился Сороконог. – Закон знаешь?

– Сколько? – рыкнул Семен, готовый на все, лишь бы исчезли навсегда его бывшие дружки.

– Это разговор! – с облегчением произнес Сороконог и перешел в наступление. – А то – заложу!.. Сидели б вместе! Рядышком! На одних нарах! Руку протянул и – под ребро! А уж ножичек для тебя я бы из собственной ноги выточил!

Он похлопал себя по протезу и опять слащаво заулыбался.

– Сколько? – во второй раз сквозь зубы спросил. Семен.

– Сто! – сказал Сороконог. – И то, Гвоздь, только для тебя! Другой бы так дешево не откупился!.. Гони – и по рукам! Больше нас не увидишь!.. Лады?

– Когда? – смирился Семен.

– Сегодня! – приказал Сороконог и уточнил: – В семь.

Шаркая протезом, он захромал к поджидавшим его парням, а Семен еще долго стоял у решетки. Он не видел и не слышал, как завхоз запер дверь склада и, задумчиво поглаживая лысину, засеменил к училищу.

Дела вечерние

Неожиданный вызов в комитет комсомола расстроил Олега. Бредя по коридору, он подсчитывал, сколько уже пропало у него дней. Ни на занятиях, ни в вечерние часы не было того покоя, на который он надеялся, поступая в это ПТУ. Все точно сговорились отвлекать его от подготовки к университетским экзаменам. Он предпочел бы, чтобы преподаватели оказались скучными, неинтересными людьми, а их воспитатель Никита Савельевич – серым, тупым человеком. Тогда легче было бы игнорировать их. Но все, с кем сталкивался Олег в училище, глубоко любили свое дело и знали его досконально. Он нередко ловил себя на том, что смотрел в сборник правил по орфографии и пунктуации и не понимал, что там написано, потому что увлеченно слушал преподавателя.

И Зою Владову он хотел бы видеть совсем не такой, какой она была, а значительно хуже – какой-нибудь сухой формалисткой, которой нетрудно возражать, находя такие же формальные отговорки. Он сердился на нее за свое избрание комсогрупоргом, за этот вызов в комитет комсомола, но заранее знал, что не сможет отказать ей, какое бы новое дело она ему ни поручила.

Олег пришел на расширенное заседание комитета последним. Зоя уже говорила что-то комсомольцам, но, увидев его, прервалась.

– Садись!.. Почему хмурый?.. Могу тебя обрадовать. Я узнавала – ты лучше всех написал диктовку. Есть немного ошибок – в знаках.

– Я же говорил! – некстати вырвалось у Олега.

– И я говорила! – улыбнулась Зоя. – А помнишь, что?.. Ты у нас подтянешь русский до пятерки.

«Подтяну, если ты мешать не будешь!» – сердито подумал он и сам же почувствовал всю несправедливость этой мысли.

А Зоя вернулась к разговору, прерванному приходом Олега. В повестке дня этот вопрос значился первым и звучал необычно, почти таинственно – «Срочная помощь». Зоя предлагала создать оперативную группу ребят, которые могли бы помочь своим товарищам в самом затруднительном, запутанном положении. Девизом опергруппы должно было стать правило: «Сегодня узнали – сегодня же помогли».

Эта идея возникла у Зои Владовой минувшим летом, когда в комитет комсомола один за другим пришли четыре письма от парней и девушек, проучившихся в училище один год. Уехав на каникулы домой, они решили больше не возвращаться. Ссылаясь на болезнь, прислали сомнительные справки, но из писем стало ясно, что причина в другом. Жизнь в общежитии показалась им тягостной. Дома с любой мелочью можно прибежать к родителям, к старшим братьям или сестрам. Здесь такой возможности не было.

Оторвался каблук – не шутка для девчонки! Но с этой бедой в комитет комсомола не пойдешь. Парень потерял полученные от родителей деньги. И тоже – в бухгалтерию не явишься, не попросишь десятку на мелкие расходы. Да мало ли всяких непредвиденных неприятностей, которые в семье легко улаживались, а в общежитии вырастают до таких размеров, что не только учиться, а и жить тут не хочется.

По замыслу Зои в опергруппу «Срочной помощи» нужно выбрать самых добрых, самых чутких парней и девчонок. И пусть все узнают, что есть в училище такая организация, куда можно обращаться хоть днем, хоть ночью с любой бедой. Помощь гарантирована, тайна – тоже.

– А где взять таких чудотворцев, которые во всем помочь смогут? – спросил Олег.

Он совсем не собирался участвовать в обсуждении какого-либо вопроса. Но предложение Зои почему-то затронуло его. Оно казалось ему нереальным и в то же время притягательным, как всякая неосуществимая мечта.

– Нужны не чудотворцы, а просто доброжелательные ребята, – ответила Зоя. – А чудеса творить будем сообща. Надо – к директору пойдем! Надо – в райком! Хоть в Верховный Совет!.. Это я беру на себя, а вам, – она посмотрела на Олега так, будто он уже был включен в состав опергруппы, – нужно настроить ваши глаза, уши и сердца на волну бедствия, чтобы не пропустить самого слабого, чуть слышного сигнала «SOS».

Все присутствовавшие комсомольцы понимали, что успех задуманного целиком зависит от тех, кто войдет в опергруппу. Предполагалось, что она будет состоять из трех девочек и двух парней, причем трое – из числа старшекурсников, а двое – из новичков. Кандидатуры старшекурсников определились довольно легко. Среди них нашлись две девочки и один паренек, которые по своему характеру вполне подходили для этого поручения. Оно требовало такта, наблюдательности, ненавязчивого уменья расположить к себе, терпеливо выслушать, догадаться о том, что высказано лишь намеком, и самое главное – быстро оказать помощь.

Выбрать таких ребят из новичков было труднее. Зоя пригласила на заседание Олега Самоцветова и Олю Зыбкову – ту самую девочку, с которой уже дважды сталкивался Борис Барсуков. Эти двое показались Зое наиболее подходящими для работы в опергруппе.

– Не волнуйся! Сиди спокойно! – осадила она Олега, порывавшегося вскочить и отказаться от поручения. – Мы вас еще никуда не выбираем! Нужно проверить, годитесь ли вы… Одно срочное дело у меня имеется. Я узнала об этом сегодня, и сегодня же надо с ним разобраться!.. Это и будет вашей проверкой.

Олег больше не пытался возражать, но и работать в опергруппе не собирался. Вполуха выслушал он дальнейшие объяснения Зои. Оказалось, что сегодня девять девчонок и мальчишек из разных групп ушли с занятий, сославшись на головную боль. В поликлинику никто из них не обратился, и особо ретивые комсогрупорги собирались пропесочить прогульщиков на экстренных собраниях. Прогулы бывали в училище, но этот случай вызвал у Зои сомнение. Она не любила поспешных «накачек» и «проработок». Не обидеть бы ребят недоверием! Девять человек, учась в разных группах, не могли сговориться и придумать одну и ту же болезнь. Да и зачем такой сговор? Нет ли здесь какой-нибудь скрытой серьезной причины? Это и поручалось выяснить Олегу и Оле.

– Я у девчонок побываю, – сказала она, когда они вышли в коридор, – а ты – у мальчишек. Потом встретимся и поговорим.

– Ладно, – согласился Олег, хотя и не думал разыскивать ребят, пропустивших занятия.

А Оля сначала заглянула в «бытовку» – так ребята называли помещение, оборудованное для нехитрых бытовых дел учащихся. Здесь можно было простирнуть рубашку, почистить ботинки, погладить брюки или платье. Собираясь тут, мальчишки и особенно девчонки обменивались последними новостями и вообще болтали всякую всячину, и Зоя надеялась услышать что-нибудь о странной эпидемии головной боли. Но в «бытовке» она застала только Бориса Барсукова. Он стоял около широкой раковины. Локти, как поршни, ходили взад-вперед. Мыльная пена летела во все стороны.

Оля подошла поближе и с приятным удивлением увидела, что он стирает ее платок.

– Хватит! Уже хорошо! – засмеялась она. – Уже чисто!

– Заметно еще, – возразил Борис.

– Дай я посмотрю!

Оля отстранила его от раковины, прополоснула, выжала платок и, встряхнув, расправила его.

– Заметно, – повторил Борис и ткнул пальцем в белое пятнышко на голубом фоне.

– Ерунда! – отмахнулась Оля. – Метка на память.

Борис неуклюже переступил с ноги на ногу.

– Не думай – я не нарочно… И тогда тоже… Не видел, потому и наступил на туфлю.

– Ты всегда такой…

Оля подыскивала подходящее слово.

– Всегда… С самого… этого… как родился, – признался Борис, не дожидаясь конца фразы, и оба улыбнулись друг другу. – Я грибы люблю, а никогда их не собирал. Мамка в лес не пускала… Говорит, хоть одна если мина в лесу от войны осталась, ты на нее обязательно напорешься.

– Я, кажется, теперь должна тебе помогать, – вспомнила Оля про опергруппу «Срочной помощи».

– Как?

– Не знаю… Но обязана придумать! А то еще грохнешься с крыши.

– Не-а! – мотнул головой Борис. – Я туда не полезу.

– Боишься?

– Не-а!.. Клады не на крышах, а в подвалах больше.

Оля не успела узнать, о каких услышала кладах, потому что в «бытовку» ссутулясь вошел Семен.

– Деньги есть? – спросил он у Бориса.

У того в верхнем кармане куртки хранилась пятерка, но руки были в мыльной пене, и он, выпятив грудь, подставил карман Семену:

– Бери.

Двумя пальцами Семен вытащил пятерку.

– Отдам – не зажилю!

Из «бытовки» он снова пошел в свою комнату, куда заходил и раньше, но никого из ребят не застал там. Теперь за столом сидел Олег, раскрывший, наконец, сборник правил.

– Деньги есть? – накинулся на него Семен.

– Зачем? – неохотно отозвался Олег.

– Тебе-то что! – запальчиво крикнул Семен. – Есть – дай! Потом верну, не заначу! А нет – так…

– Сколько?

– Все!

Олегу не хотелось расставаться со своими двадцатью рублями. Он полез во внутренний карман, долго копался в нем и вытащил одну десятку.

– Больше нету.

– А у этого? – Семен кивнул на койку Петьки Строгова и сам же ответил себе: – Если и есть – не выпросишь!

– Мало ты у него сала поел! – кольнул Олег.

– То сало, а то деньги! Он на них молится! Подавится, а не даст!

Если бы Петька слышал это, Семен не получил бы от него ни копейки. Но Петька ничего не слышал и, войдя в комнату, не подавился, узнав, что Семену нужны деньги.

– Много надо?

– М-много! – растерянно промычал Семен, не ожидавший такого вопроса.

У запасливого Петьки было пятьдесят рублей, и он без колебаний протянул Семену двадцатипятирублевую бумажку.

– Хватит?

– Еще! – взмолился Семен, не веря в удачу.

– На! – Петька отдал последние деньги и похлопал по всем карманам. – Больше не проси – пусто.

Теперь у Семена было уже шестьдесят пять рублей. Окрепла надежда собрать сотню и откупиться от бывших дружков. Он гнал от себя пугающую мысль о том, что верить Сороконогу нельзя. Получив сотню, он может через неделю явиться с новым требованием. И все-таки в душе у Семена теплилась надежда. На что он им? Что было, то прошло. Он никогда больше не вернется в их компанию. Лучше сам пойдет в милицию, а к ним не вернется! Они должны это понять, и страх заставит их отступиться.

Но заставит ли? Не ради одной сотни искали они его по всему городу! И не нашли бы, если бы не этот проклятый мусор! И дернуло же его потащить во двор коробку с опилками и стружками! Всегда был настороже – даже у окна не садился! А тут благородство его заело! Расплылся перед мастером! Олух придурковатый! Лопух развесистый!

Так ругал он себя, вышагивая по коридорам общежития в поисках богатых ребят из его группы. Удача больше не сопутствовала ему. Одни совсем отказывали, другие давали мелочь. Но Семен был упрям. Он стал просить денег даже у тех, кого и не знал вовсе. Попалась навстречу Оля Зыбкова. В «бытовке» он к ней не обратился, а теперь выпросил рубль.

Сунув ему мятую бумажку, она побежала дальше – у нее были важные новости. Без стука влетела она в комнату номер семь и, присев к столу, бесцеремонно захлопнула сборник правил, лежавший перед Олегом.

– Был? – требовательно спросила она. – Всех спросил?

– Всех, – неохотно соврал он.

– Они тоже в фотокружок ходят?

– Ну, ходят, – поколебавшись, ответил Олег.

– Вижу, что не понял ничего! – изумилась Оля. – Эх ты!.. Голова болит у тех, кто в фотокружке занимается! Дошло?.. И никакие они не симулянты и прогульщики!.. Идем!

– Куда? – Олег испугался, что она потащит его к тем самым мальчишкам, с которыми он должен был переговорить. – Никуда я не пойду!

– Ты что? – Глаза у Оли стали огромными от удивления, готового немедленно перейти в негодование. – Забыл про наше правило – «Сегодня узнал – сегодня же помог»?.. Или ты еще не все понял?.. Надо осмотреть фотолабораторию – там причина!.. Идем!

Чертыхаясь про себя, Олег поплелся за ней.

Фотолаборатория, где проявляли и печатали снимки, была оборудована, как и все кабинеты ПТУ, самым лучшим образом. Единственный ее недостаток – это, пожалуй, слишком низкий потолок. Когда строили училище, фотолаборатория не предусматривалась проектом – зачем строителям фотодело? Но любители нашлись, и для лаборатории пришлось отвести одно из подвальных помещений.

– Душно здесь, – определила Оля, осмотрев лабораторию. – Потому, наверное, и голова болит.

Олег не ответил, хотя он, пока шел сюда, почувствовал некоторую заинтересованность. Если Оля права и те мальчишки, у которых болела голова и с которыми Олег должен был побеседовать, тоже занимаются в фотокружке, то тут есть над чем подумать. Разузнать что-то, расследовать непонятное – кому из ребят не понравится такое занятие! И Олег очень внимательно присматривался ко всему, что находилось в лаборатории. Низкий потолок его не насторожил. Не такой уж он и низкий – рукой не дотянешься, а девчонки и мальчишки – не старички-астматики, чтобы воздуха им не хватало! Но Оля упорно говорила о потолке.

– Конечно, он очень низкий!.. А здесь – химия, реакции всякие, газы…

– Ничего страшного! – возразил Олег, которому не хотелось, чтобы таинственная болезнь объяснилась так просто. – Для газов тут вот что есть!

Он указал на вентилятор, вмонтированный в стену под потолком и забранный металлической сеткой. Под ним на высоте плеча была желтая кнопка, и Олег нажал на нее. Набирая скорость, завертелись лопасти вентилятора. Вытяжное устройство заработало мягко, почти бесшумно.

Если бы не настойчивость Оли, они ушли бы из лаборатории ни с чем, но у нее была прекрасная привычка – дотошно проверять все, что вызывает сомнение. Подвинув один из стульев к стене, она вскочила на него и поднесла руку к вентилятору.

– Ну, конечно!.. Он же не работает!

– Сама ты не работаешь!.. Не видишь, что он вертится?

– А ты попробуй!

Теперь Олег забрался на стул и поднес руку к металлической сетке. Воздух упруго давил на ладонь, отталкивая от сетки, словно вентилятор работал в обратную сторону.

Прямо из фотолаборатории они пошли в комитет комсомола. Зои Владовой уже не было, но это не охладило Олю. В конце того же коридора была комната завхоза. Туда и направилась она, поторапливая плетущегося сзади Олега.

– Мы к вам с жалобой! – с порога объявила она, увидев за столом сияющую лысину завхоза. – В фотолаборатории не работает вентиляция. И кто там занимается – у всех болит голова. Мы проверили! – Она оглянулась на Олега. – Верно?

– Верно, – подтвердил он и почувствовал, как противно засосало под ложечкой: вдруг проверят и узнают, что мальчишки, с которыми он должен был поговорить, не занимаются в фотокружке.

Пожалел Олег, что поленился и не сходил к ним. Не было бы этого унизительного состояния, когда приходится врать и бояться, что ложь будет раскрыта.

Завхоз лишь мельком взглянул на них и, вытащив какую-то папку, начал перебирать бумажки. Он был аккуратным человеком. Большое хозяйство училища вел умело и расчетливо – так, чтобы не получать нареканий или замечаний. Это позволяло, прикрываясь репутацией образцового хозяйственника, не забывать о собственной, не всегда законной выгоде.

– Мы ждем! – требовательно напомнила о себе Оля.

– Немножко повежливей, – скрипуче отозвался завхоз, не отрываясь от бумажек. – И немножко терпения… Вот и нашел! Ознакомьтесь.

Это был акт комиссии, в котором утверждалось, что помещение пригодно для любых фоторабот и что вентилятор обеспечивает свободный доступ свежего воздуха.

– Чепуха! – возмутилась Оля. – Мы сами пробовали!

– А как вы думаете, кому нужно верить – авторитетной комиссии или вам?

Завхоз таким тоном произнес «вам», что всегда сдержанный, избегавший ссор Олег почувствовал раздражение. Не нравился ему этот лысый круглый человечек, который снисходительно посматривал на них и непонятным образом перекатывал на лбу жирные складки кожи. От этого движения казалось, что и по всей лысине пробегают маслянистые лоснящиеся валы.

– Убедил? – спросил он с той же обидной снисходительностью.

– Ничуть! – ответила Оля. – Вы бумажкой отгородились, а мы…

– Что? Что вы? – прервал ее завхоз, всем своим видом подчеркивая их несостоятельность.

– А вот что! – рассердился Олег. – Мы – к директору! – На этот раз он сам поторопил Олю. – Иди за мной!

Раздосадованные и обиженные, они торопливо дошли до дверей директорского кабинета. Тут Оля приостановилась.

– Подумаем, что говорить… Директор все-таки…

– Нечего думать! – возразил Олег.

Когда затрагивалось его самолюбие, он становился решительным и смелым. Коротко постучав, он открыл дверь.

Иннокентий Гаврилович молча выслушал их, привычно поигрывая бровями, и тотчас позвонил куда-то. Ему не ответили.

– Ключи от лаборатории у вас? – спросил он, положив трубку.

– У меня, – ответила Оля.

Втроем они спустились в подвальный этаж и сразу же увидели завхоза.

– Хорошо, что вы здесь, – сказал директор.

– А где же мне быть, Иннокентий Гаврилович! – залебезил завхоз.

Он был уже совсем не таким, каким только что видели его ребята. Исчезла пренебрежительная снисходительность, уступив место суетливой доброжелательности. На Олю и Олега он смотрел как на лучших друзей и помощников.

– Они просигналили – и я побежал проверять! Как говорится: доверяй, но проверяй! Хотя у меня есть акт весьма авторитетной комиссии. Я прихватил его с собой…

Иннокентий Гаврилович актом не заинтересовался.

– Мы работаем не для комиссий!

Завхоз первым вошел в фотолабораторию и, включив вентилятор, вскочил на стул, приставленный к стене еще Олей. Несколько секунд все смотрели на его короткие пальцы, которыми он перебирал у самой сетки, будто щупал струю воздуха.

Убедиться в неисправности вентиляции было нетрудно.

Любого другого завхоза мало огорчил бы этот незначительный факт, но ему требовалась не просто хорошая, а безупречная репутация. Он болезненно покряхтел, сожалея, что сам вынудил ребят обратиться к директору. Спустившись на пол, он потер виновато лысину.

– Сигнал справедливый. – Это он сказал Оле и Олегу, а директора заверил, прижав пухлые руки к груди: – Не сомневайтесь, Иннокентий Гаврилович, все будет исправлено! Я думаю, что засорилась вытяжная труба. Это бывает! Прочистим завтра же, а если успею, то и сегодня! – Завхоз посмотрел на часы – было без четверти семь. Он засуетился еще больше. – Вы позволите?.. У меня в семь деловая встреча!

Иннокентий Гаврилович не задерживал его, а ребятам сказал неожиданно и доверительно:

– Открыть вам мою мечту?.. Хочу, чтобы выпускники расставались с нашим училищем со слезами на глазах, а встречали их в строительных организациях с оркестром!.. И не только хочу, но и стараюсь, как умею… Помогайте мне! И всем скажите: мой кабинет открыт для них с утра до ночи. А когда закрыт – там, на дверях, мой домашний телефон…

Возвращаясь из училища в общежитие, Олег с сожалением думал о потраченном времени, но испытывал и что-то похожее на внутреннее удовлетворение: «Утерли нос катышу лысому!.. А директор – ничего, хорош!»

Вспоминая последние слова Иннокентия Гавриловича, он чувствовал стыд оттого, что не заслужил этих откровенных доверительных слов, и одновременно – приятную теплоту от искренней задушевности, с которой они были сказаны.

У входа в общежитие ему встретился грозно насупленный Семен.

– Разбогател, а выглядишь – будто тебя ограбили! – пошутил Олег.

– Тебе бы так разбогатеть! – не останавливаясь, пробурчал Семен. Олег посмотрел вслед и только сейчас спросил себя: зачем Семену столько денег? Не случилось ли что-нибудь? Не стоит ли догнать и расспросить его? Но Олег не пошел ни за Семеном, ни в свою комнату, а направился к тем мальчишкам, переговорить с которыми поручили ему в комитете комсомола. Он не знал, что повлияло на него и заставило, хоть и с опозданием, выполнить это поручение. Просто вдруг понял, что не будет ему покоя, пока он не побывает у них.

А Семену было от чего хмуриться. Как он ни старался – собрал только 75 рублей. С ними он и шел к ограде, чтобы встретиться с Сороконогом. Он обязательно появится – в этом Семен не сомневался и заранее представлял, сколько ругани и угроз услышит от него, когда даст ему не сто обещанных рублей. Взять-то он их возьмет, но может потребовать завтра додать остальное. А где достать эти деньги? Семен уже опросил почти всех в училище.

– Эй! – окликнул его завхоз, стоявший в дверях кирпичного склада. – Подойди-ка сюда!

За оградой Сороконога еще не было, и Семен подошел.

– Чего?

– Да вот присматриваюсь к тебе, – сказал завхоз, потерев пальцем за ухом. – Вижу – деловой, ловкий хлопец. А мне помощник нужен. Заработать небось хочешь?

Услышав про заработок, Семен подошел еще ближе.

– А что нужно делать?

– Сходить куда скажу. Снести что потребуется… У меня дел по горло! Будешь на подхвате… Работы немного – вечерком или утром до занятий… Справишься – деньгами не обижу.

Возможность заработать какие-то деньги лишила Семена обычной его настороженности, и он приниженно, с просьбой в голосе проговорил:

– Мне сейчас надо!.. А потом… потом – что хотите!

– Могу дать авансик, – согласился завхоз. – Десять хватит? Двадцать?

– Двадцать пять!

Выдав деньги, завхоз покатился к училищу. Из окна своей комнаты он видел, как к ограде, прихрамывая, подошел парень, который на этом же месте днем разговаривал с Семеном.