Текст книги "Верхний этаж"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Потерянный день

После вводной беседы Олег Самоцветов решил уши больше не развешивать и строго придерживаться своего плана: ежедневно на уроках выучивать по одному параграфу из сборника правил по орфографии и пунктуации. Этих параграфов было приблизительно столько же, сколько и учебных дней в году. В день по одному параграфу – наизусть весь сборник вызубрить можно. Каждый вечер – диктовочка из сборника диктантов. После такой подготовки никакие запятые не подведут на экзаменах в будущем году.

По расписанию сразу же после вводной беседы следовал урок физики. Богатое оборудование кабинета поразило мальчишек. Никто из них не видел в школе такого обилия приборов и приспособлений для различных опытов. Но Олег пересилил собственное любопытство и не стал разглядывать их, а побыстрее, чтобы никто другой не занял это место, уселся за самым задним столом. Здесь и учитель не будет отвлекать Олега, и Олег не помешает ему вести урок.

Молодой преподаватель, с черными усиками, с бородкой клинышком и в очках с толстыми, как линзы, стеклами, вошел в кабинет так поспешно, будто опаздывал на занятие. Поздоровавшись на ходу с ребятами и не ожидая, когда они рассядутся, он начал урок: безостановочно заходил от окна к двери и обратно, бесстрастно и холодно произнося одну отточенную фразу за другой. Могло показаться, что ему совершенно безразлично, слушают ли, понимают ли его мальчишки, или они заняты другими делами, далекими от физики. На самом деле, несмотря на молодость, это был опытный преподаватель. И форму, и содержание первого урока по физике он продумал очень тщательно. Ребята должны почувствовать, что они уже не дети, – поэтому он решил прочесть им лекцию, как студентам в вузе. Непривычная форма в первые минуты привлечет их внимание. А чтобы оно быстро не исчезло, надо выбрать самую интересную для подростков тему. И преподаватель подготовил популярный рассказ об эйнштейновской теории относительности со всеми ее парадоксами.

Он не ошибся и, изредка поглядывая сквозь толстые стекла на ребят, видел: все до одного слушают его. Чтобы не пропустить ни единого слова, мальчишки не спускали с него глаз – провожали взглядом от окна к двери и обратно.

Час пролетел незаметно. И даже Олег не пожалел, что опять не сумел открыть сборник правил. Когда за минуту до конца урока преподаватель завершил лекцию и спросил, будут ли вопросы, Олег поднял руку и без приглашения вышел к доске.

– Я нарисую ножницы. Можно?

– Пожалуйста, – разрешил преподаватель и, отвечая на ухмылки мальчишек, которых развеселили совсем неуместные здесь ножницы, строго сказал: – Глупых вопросов в физике не существует, а неумных ответов – сколько угодно. Физика живет безумно смелыми идеями и такими же вопросами, которые лишь кажутся иногда глупыми.

А Олег в это время схематично изобразил на доске широко раздвинутые ножницы, у которых режущая часть была значительно длиннее противоположной – с колечками для пальцев. Этот рисунок возник у него в голове, когда преподаватель доказывал, что никакое движение немыслимо со скоростью, большей скорости света.

– Будем сдвигать ножницы, – сказал Олег. – Режущие концы и те, за которые мы держимся, сойдутся одновременно.

– Так, – согласился преподаватель.

– А расстояние между режущими концами, – продолжал Олег, – в два раза больше, чем между тупыми – с колечками. И если колечки будут сдвигаться со скоростью света, то острые концы должны сближаться в два раза быстрее скорости света… Как это объяснить?

– Блестящий вопрос! – с такой неожиданной и неподдельной радостью воскликнул преподаватель, что все поняли: теория относительности – его конек.

Он поспешно схватил мел, но за дверью в коридоре уже вовсю шумели высыпавшие на перемену мальчишки и девчонки из других групп.

– Придется отложить, – вздохнул он. – Заодно поразмышляем, чтобы не давать поспешного ответа… Глубокий вопрос!

Уже выходя из кабинета, он добавил:

– Мне будет интересно с вами работать.

Семен сильно хлопнул Олега по плечу.

– Профессор! Здорово ты загнал его в угол! Хотя он, видать по всему, мужик толковый!

– Думаешь, он не знал, что ответить?

Второй раз за этот день Семен изменил своей привычке и не сказал ничего язвительного – физик понравился ему.

– Может, и знал… А и не знал – беда невелика! Никто еще за светом не гонялся!..

После физики был урок русского языка. Мальчишки перешли в другой кабинет.

Чтобы выявить уровень знаний ребят, преподавательница весь час отвела под диктовку. Она ходила по рядам и медленно диктовала длинный текст.

Писал и Олег, старательно расставляя коварные запятые. Этот урок не выбивал его из плана, и он не жалел, что сборник правил опять остался нераскрытым. «На английском наверстаю!» – подумал он.

Уроком английского языка заканчивался первый учебный день. И этот кабинет удивил ребят современным оборудованием и новой аппаратурой: прозрачные изолированные кабинки для каждого, наушники, магнитофоны, экран для демонстрации фильмов, а в противоположной стене – интригующее оконце для проектора.

Удивила и Ирина Георгиевна Эбер. Она принесла с собой текст переведенного на английский язык захватывающего отрывка из «Семнадцати мгновений весны» Юлиана Семенова. Не все ребята читали книгу, но многосерийный телефильм видел и запомнил каждый мальчишка.

Ирина Георгиевна прочитала первую фразу из отрывка и перевела ее на русский язык. Потом вторую, третью – до тех пор, пока не убедилась, что ребята вспомнили эпизод допроса Штирлица. Тогда она раздала листки с текстом ребятам и попросила каждого по очереди продолжить чтение. Текст был адаптированный, содержание эпизода хорошо знакомо, поэтому ребята, которые первыми читали по фразе, справились и с произношением, и с переводом. К тому же, им повезло – предложения попались короткие: «Логично», – сказал Мюллер»; «Почему?» – спросил Штирлиц». А Семену досталась фраза посложней, и он долго не мог сдвинуться с начальных слов – повторял и повторял, как попугай-заика:

– Ду ю… Ду ю… Ду ю…

– Подул – и хватит, – пошутил кто-то под веселый смех остальных.

– Не надо смеяться, – попросила Ирина Георгиевна. Сочувствие к Семену возникло у нее еще тогда – в приемной комиссии. Она и сейчас постаралась поддержать его. – Я убеждена, что Семен Заботин знает язык не хуже других. Фраза очень трудная. Многие споткнулись бы на ней.

Олег не слышал ее слов. Он и в этом кабинете занял самую отдаленную от преподавателя кабинку. Детективные истории он не любил и, отложив в сторону переданный ему листок с английским текстом, прочитал первый параграф из сборника правил и начал обдумывать приведенные там примеры. Когда ребята засмеялись над Семеном, Олег прижал к ушам ладони, чтобы не отвлекаться. Потому, наверно, Ирина Георгиевна и обратилась именно к нему:

– Может быть, ты нам поможешь, Олег?

Он не отозвался.

– Оле-е-ег! – не повышая голоса, по-домашнему, как будят спящего ребенка, позвала Ирина Георгиевна, а Борис Барсуков протянул руку из соседней кабинки и подергал его за рукав.

Олег поднял голову и увидел, что все смотрят на него. Он подумал, что настала его очередь читать текст, и удивился – очень уж быстро! Его должны были вызвать самым последним. «На чем же они остановились?» – подумал он и, приготовясь выслушать неприятную нотацию, вопросительно взглянул на учительницу.

Ирина Георгиевна давно убедилась, что упреки не помогают в учебе.

– Седьмой абзац сверху, – подсказала она.

В школе Олег неизменно получал пятерки по английскому языку. Было у него и другое, никому не известное преимущество – десятилетка. Он взял листок и бегло прочитал не одну фразу, а весь седьмой абзац, и так же легко перевел его.

– Я ж говорил – профессор! – сказал Семен недовольным голосом.

Сейчас ему очень хотелось очутиться на месте Олега. И не потому, что в нем вдруг проснулась тяга к знаниям, – неудобно было стоять безмозглым истуканом перед учительницей, от которой постоянно веяло радушием и доброжелательностью.

А Ирина Георгиевна между тем достала из небольшого изящного портфеля какую-то газету и, пройдя между кабинок, подала ее Олегу.

– Здесь без адаптации. Попробуй, пожалуйста.

Это была «Москоу Ньюс». Отметка красным карандашом указывала на статью об очередной разбойничьей операции американских десантников.

Олег бойко прочитал и перевел заголовок и первые строчки статьи.

– Прекрасно! – не удержалась от восторженного восклицания Ирина Георгиевна. Ей еще не приходилось встречать восьмиклассников с таким заметным объемом знаний английского языка. – Раскрой, пожалуйста, свой секрет – ты учился в специальной школе? С английским уклоном?

«Вот привязалась!» – недовольно подумал Олег. В словах «раскрой свой секрет» ему почудился какой-то скрытый намек.

– Нормальная школа, – сказал он. – Никакого уклона и… никакого секрета.

– Кто-нибудь в семье знает английский? – допытывалась Ирина Георгиевна.

– Нет, сам старался. Школьная учительница говорила, что я года на два ушел вперед по программе.

Олег предполагал, что после такого признания его надолго оставят в покое.

– Прекрасно! – повторила Ирина Георгиевна. – Теперь я понимаю, почему ты заскучал на моем уроке, и обещаю, что этого больше не повторится… Хочешь быть моим ассистентом?

Не знал Олег, что ответить, а когда Ирина Георгиевна пояснила свое предложение, он с опозданием понял, что напрасно старался читать и переводить без ошибок. Хотел доказать, что знает больше других и что незачем спрашивать его на уроках. А получилось наоборот. Ирина Георгиевна дала ему такое задание, что он не раз обругал себя в уме дураком и выскочкой. Он должен был в свободное время просматривать свежие номера газеты «Москоу Ньюс» и на очередном уроке пересказывать по-английски наиболее важные и интересные новости.

Олег так расстроился, что не смог сразу вернуться к сборнику правил по орфографии и пунктуации. Но это было еще непоследнее огорчение в тот день.

Как только Ирина Георгиевна закончила урок, в кабинет, весело перестукивая каблучками, вбежала Зоя Владова. Обычно первые организационные собрания в группах проводились через одну-две недели после начала занятий. За это время ребята успевали узнать друг друга и в какой-то мере проявить себя. А эта группа казалась Зое особой, потому что в ней был Олег Самоцветов, которому она еще в приемной комиссии определила роль комсогрупорга.

– Мальчики! – призывно крикнула она и, чтобы унять шум, захлопала в ладони.

Все знали, что она – комсомольский секретарь. Ее нельзя было спутать с кем-нибудь. Подтянутая, чуть порывистая, с густыми каштановыми волосами, с какими-то всегда готовыми засмеяться глазами, она запоминалась сразу и надолго. Даже большая родинка около носа, отчего он казался значительно шире, чем был на самом деле, не портила ее лицо.

Зоя быстро пересчитала мальчишек и отметила вслух:

– Все. Двадцать один.

– Очко! – тотчас добавил Семен.

– В карты играешь? – Зоя с сочувствием и беспокойством взглянула на него. – Вот беда! Без денег останешься!.. У нас все проигрывают!

– Так не бывает! – удивленно возразил Семен – он всерьез принял эти слова.

– У нас бывает! – доверительно сообщила Зоя и засмеялась, вспомнив что-то забавное. – В прошлом году мы зимой костер из карт разожгли – весь снег во дворе растаял. Представляете, сколько колод было!.. Проиграли все, кто эти карты покупал.

– Обыскивали? – зло усмехнулся Семен.

– Что ты! – воскликнула Зоя возмущенно. – Я бы первая против выступила!.. Ребята сами отдали! Провели общее собрание – летучку минут на пять – и по-честному договорились: как решит большинство, так и будет. Голосование было тайное, а в счетную комиссию выбрали самых заядлых картежников. Они и подсчитали: за карты – тридцать шесть процентов, против – шестьдесят четыре. На следующий день комендант выставил в общежитии ящик. В него и бросали карты, а потом – в костер.

В подобные чудеса ребята верят неохотно. Но есть люди, которых нельзя заподозрить даже в самой крохотной лжи. И не поймешь, не отгадаешь, почему они внушают полное доверие. Внушают – и все! Зоя была из таких людей. И хотя ребята почти совсем не знали ее, никто не подумал, что история с картами – сказка для новичков.

– Я ничуть не преувеличиваю, – добавила Зоя. – Как же по-другому, если дано слово? – Она подошла к Семену. – Вот ты, Сеня… Если бы дал слово сделать так, как решит большинство, ты разве не сдержал бы его?

– Крепче моего слова не найдете! – хмуро ответил Семен.

– Значит, и ты бы бросил в ящик карты?

– Сказано – сделано!

– Я так и знала! – обрадовалась Зоя и вернулась к учительскому столу. – До обеда у нас больше часа. Давайте проведем наше первое комсомольское собрание.

Семен встал, собираясь выйти из кабинета.

– Подожди! – попросила Зоя. Она помнила, что в этой группе один Семен – не комсомолец, и не хотела, чтобы по этой причине он оказался на отшибе. – Мальчики! Есть предложение – разрешить всем, кто еще не вступил в комсомол, присутствовать на собрании с правом совещательного голоса. Как вы смотрите?

Возражений не было, и Семен остался. Он ушел бы, если бы говорили только о нем. Подачек ему не надо! Но Зоя сформулировала свое предложение так, словно оно касалось не одного Семена.

– Нам нужно выбрать комсогрупорга, – продолжала Зоя. – Дело это ответственное и сложное, потому что вы еще плохо знаете друг друга. А ошибиться нельзя – хороший человек нужен!

Она помолчала – дала ребятам возможность подумать и уже хотела высказать мнение комитета комсомола – назвать кандидатуру Олега Самоцветова, но ее опередил Семен.

– Не ошибемся! – неожиданно заявил он.

Ему хотелось помочь Зое, которая, как он думал, попала в затруднительное положение. Каждый будет выдвигать своего дружка-приятеля, начнется бесконечный спор, и ей не справиться с оравой незнакомых мальчишек. Их нужно опередить! И он торопливо выкрикнул:

– Профессора надо выбрать!

– Это кто же такой? – вместе с ребятами засмеялась Зоя.

– Меня? – испуганно вскочил Олег и завертел головой, растерянно оглядывая смеющиеся лица мальчишек. – За что?

Вопрос прозвучал так, будто Олег спрашивал, за что собираются наказывать его. Смех стал еще громче, но слышался в нем одобрительный настрой. И на физике, и особенно на английском Олег показался толковым парнем. Смеялись над прозвищем, которое дал ему Семен, над растерянным видом Олега, но все были не прочь поддержать его кандидатуру.

Была довольна и Зоя.

– Скажу вам по секрету – я тоже хотела рекомендовать Олега Самоцветова. Во-первых, учился он очень хорошо – почти круглый отличник.

– Почти не считается! – крикнул Олег.

– Ничего! Русский ты у нас подтянешь до пятерки, – заверила его Зоя. – Во-вторых, Олег был в школе активным комсомольцем. Грамотой награжден!

– Смотря за что! – опять крикнул Олег, готовый сейчас всячески принизить себя. – За ерунду – за макулатуру!

– Ты подумал, что говоришь? – с грозным видом спросил Семен, – Макулатура – дело государственной важности!

Но Олегу было не до шуток.

– Не смогу! Не умею!.. Не выбирайте! – взмолился он. – Вам же хуже будет!

– Не умеешь – научим… Соглашайся! – попросила Зоя.

– Завалю! Всю работу завалю! – пригрозил Олег.

– А мы поправим. – Зоя подошла к нему, положила обе руки на плечи и заставила его сесть. – Я сама помогать тебе буду. Честное слово!

Олег еще долго сопротивлялся. Он снова вскакивал, выкрикивал свои возражения, но все они были неубедительными, а о главной причине отказа он сказать не мог. «Вот тебе и отсидел спокойный годик в училище!» – подавленно подумал он, когда после голосования Зоя поздравила его и еще раз пообещала свою помощь.

Поздравил Олега и Семен – шмякнул его ладошкой по спине и спросил:

– Теперь тебя на вы величать или как?

Олег болезненно поморщился и с тоской подумал о потерянном дне. Ни одного выученного параграфа! И вдобавок две нагрузки – английская и комсомольская! Если так пойдет и дальше, рухнет весь его план, казавшийся таким безупречным! Не бежать ли отсюда, пока не поздно? Но эта мысль скоро улетучилась из головы. Он уже стал привыкать и к уютной комнате в общежитии, и к чистой постели, и к столику в столовой. Отказаться от всего этого и бежать неизвестно куда было не по силам.

Гвоздь

Что такое миллион? Если бы кто-нибудь не поленился и сложил в стопку миллион листов обыкновенной бумаги, то эта бумажная колонна была бы, говорят, не ниже Исаакиевского собора. А миллион кирпичей? Трудно представить такую колонну!

Когда Никите Савельевичу нездоровилось, он, лежа в постели, пытался иногда подсчитать, сколько кирпичей прошло через его руки за тридцать пять лет работы каменщиком. Получалось никак не меньше миллиона. Это была его основная профессия, и владел он ею виртуозно. Знал он и другие строительные специальности и считал, что хороший работник должен уметь пользоваться любым инструментом.

В училище Никита Савельевич готовил каменщиков высшей квалификации, но первые практические занятия он всегда проводил по другим видам работ, потому что многие мальчишки не могли отличить рубанок от фуганка и стамеску от отвертки, а о мастерке и не слыхивали никогда.

Привел Никита Савельевич группу Олега Самоцветова в столярную мастерскую. Ровными рядами стояли там верстаки. На каждом – богатый набор необходимых инструментов и неоструганная доска с карандашной пометкой: «150×25×2 см».

Мальчишки – народ гордый, заносчивый. Думается им, что знают они и умеют если не все, то почти все. А уж как пилить и чем строгать – об этом лучше им и не говорить: засмеют и слушать не станут. Надо, чтобы они поработали хоть чуть-чуть. Когда дело у них не заладится – тогда можно рассказывать им и показывать. Ну а если они справятся с заданием – еще лучше. Обойдутся и без азбучных истин. Только редко так бывало.

– Доски видите? – спросил Никита Савельевич. – На них указаны размеры: длина, ширина и толщина. Обработайте по штучке – опилите, построгайте. Постарайтесь, чтобы я заноз в пальцы не насажал, когда принимать работу буду.

– А зачем даром материал переводить? – возразил Петька Строгов и удивил всех, потому что редко подавал свой голос. – Я стругать умею… Ну, остругаю – что дальше?.. В топку?

Никита Савельевич и сам не любил работать впустую, даже если это учебная работа. Он мог бы объяснить, что доски нужны библиотеке училища. Они и размечены были не случайно, а строго по размерам дополнительных стеллажей для новых книг. Но мастер пока не сказал, куда пойдут доски. Ему понравилось хозяйское отношение к материалу. Если Петька не придумал это лишь для того, чтобы не работать, – честь ему и хвала! А как проверить?

– Хорошо. Могу подыскать тебе другую работу.

– Что-нибудь полезное! – попросил Петька. – Чтобы сделал – и сразу всем видно!

Мастер повернулся к входной двери и указал на верхний наличник. Масляная краска на нем кое-где взбугрилась и растрескалась. Пройдет месяц-другой – она совсем отстанет и отвалится.

– Изъян видишь?

– Вижу, – кивнул Петька и вдруг обозлился. – Руки бы обломать – по сырому дереву красили!

Никита Савельевич одобрительно улыбнулся.

– Косметику навести сможешь?

– Смогу, если дадите шпатель, краску и кисть.

Уже по одному тому, что перечислил Петька, мастер понял: паренек знает дело.

– Все тебе будет! – еще добрее улыбнулся он. – Выбери помощника и сходи в подвал за стремянкой.

Петька раздумывал недолго: Семен – ненадежный помощник, а Олег, наверно, и кисти в руках не держал.

– Борис! Пойдем со мной, если хочешь.

Особого желания столярничать или малярничать у Бориса Барсукова не было, но из двух одинаково безразличных для него дел он выбрал второе. С Петькой все-таки лучше, чем одному возиться с доской. И они вдвоем ушли за стремянкой.

– Чего ждем? – спросил Никита Савельевич у мальчишек, все еще не приступивших к работе. – Эти доски будут полками для книг в нашей библиотеке. Ну и… одновременно – практика для вас. А кто умеет, кому не надо практиковаться, могу дать другое задание.

Охотников последовать Петькиному примеру не нашлось. Мастерская ожила и постепенно наполнилась обычным рабочим шумком.

Тяжело вздохнув, Олег оглядел разложенные перед ним инструменты, неохотно потянулся за метром и проверил длину доски. Ее надо было укоротить на 12 сантиметров. Сделав отметку, он зажал доску в тиски и взялся за ножовку. За свои 18 лет он пилил раза два, не больше, но эту несложную операцию он осилил сейчас довольно быстро – отпилил лишний кусок. Хуже получилось с рубанком. Строгать Олегу не приходилось никогда, и рубанок в его руках скакал и выбрыкивал на доске, как необъезженный конь.

У многих ребят рубанки заупрямились и не хотели слушаться. Они то скользили по дереву, не оставляя никакого следа, то спотыкались и останавливались, уткнувшись в сук. Никита Савельевич видел это, но не торопился вмешиваться и даже отлучился на несколько минут – сходил в малярную мастерскую за всем тем, что требовалось Петьке для косметического ремонта.

Никто не видел, как вышел мастер. Только Семен не пропустил этот момент. Он умел подмечать все. Ни один мальчишка не обратил внимания на глубокую нишу в углу мастерской. А Семен не только увидел ее, но и разглядел, что в ней находится. Там, прислоненные к стене, стояли недавно оструганные доски. Он моментально сообразил, что это работа одной из других групп и что они выполняли то же самое задание.

Когда Никита Савельевич вышел, Семен деловито направился к нише, оглянулся, чтобы проверить, не следит ли кто-нибудь за ним, взял две доски и вернулся к своему верстаку. Одну доску он оставил себе, а вторую положил на соседний верстак и шепнул взмокшему от непривычных усилий Олегу:

– Целуй дяде ручку!

Изумленно глядя на чисто обработанную доску, Олег вытер платком потный лоб. В это время вернулся Никита Савельевич, а за ним Петька с Борисом втащили в мастерскую длинную раскладную стремянку.

Пока они устанавливали лестницу около двери, Никита Савельевич начал обход верстаков. А Олег все еще не решил, как поступить: взять ли доску, которую принес Семен, или отказаться от этого соблазнительного подарка. Нудно ныла правая рука. Саднило между большим и указательным пальцем. Кожа там покраснела от рубанка – еще немного, и появится мозоль. И все-таки Олег не посмел обмануть старого мастера, который переходил от верстака к верстаку и с большой любовью к делу давал мальчишкам советы:

– Веди рубанок плавно. Считай, что в руке у тебя смычок, а под ним не доска, а скрипка. Она запоет, когда ты с умением к ней подступишься. Вот послушай!

Никита Савельевич взял рубанок и легко, скользящим движением провел его по доске. Ш-ш-ш! – весело и мягко отозвалось дерево, и стружка, шурша и завиваясь, заструилась из рубанка.

– И твоя доска чуткости просит, – сказал Никита Савельевич, перейдя к следующему верстаку. – Живая она!.. А ты ее против волокон строгаешь. Вот она и задирается. Поверни – лучше пойдет. Любая животинка хочет, чтобы ее по шерстке гладили, а не против.

Когда дошла очередь до Семена, он встретил мастера низким поклоном и на вытянутых рука, как хлеб-соль, поднес готовую доску, взятую из ниши. Свою, необработанную, он спрятал под верстак.

– Шик, блеск, красота!

К шутовским выходкам Семена мастер относился терпимо, но на этот раз он почувствовал, что Семен кривляется неспроста. Сомнение вызывала и быстрота, с которой он выполнил задание. Прошло не больше получаса, а доска уже готова: аккуратно опилена и остругана. Никита Савельевич повернул ее к себе торцом и увидел пометку – галочку, которую ставил всегда, принимая работу.

– Не надо! – очень тихо – так, чтобы не слышал никто, но с горестной обидой произнес он, возвращая доску Семену, и повторил: – Не надо так!

Семен понял, что хитрость не удалась, и ждал гневных, осуждающих слов. Но Никита Савельевич отвернулся от него и перешел к Олегу, которого совсем замучали два сучка, гвоздями сидевшие на конце доски. Натыкаясь на них, рубанок резко останавливался или подскакивал кверху, выворачивая Олегу пальцы. Принесенная Семеном доска стояла около верстака.

– Вторую строгаешь? – спросил Никита Савельевич, уверенный в том, что на прислоненной к верстаку доске тоже есть его пометка.

Олег безнадежно махнул рукой:

– Я и первую никогда не доделаю!

– А это что? – Никита Савельевич указал на готовую доску.

– Это… образец, – нашелся Олег, не зная, что произошло у верстака Семена.

«Соврал! – подумал Никита Савельевич и вспомнил: – На приемной комиссии тоже скрывал что-то!.. А совесть все-таки есть. Подменить доску постеснялся!» Мастер краешком глаза глянул на Семена – тот уже вытащил неоструганную доску и прилаживал ее на верстаке.

– Ну, посмотрим, что у тебя! – повеселев, сказал Никита Савельевич Олегу и, приобняв его за плечи, другой рукой поднял обрезок, отпиленный Олегом от доски. На этом куске не было ни одного сучка.

– Я бы у нее не этот, а другой конец отпилил, – поделился мастер своими соображениями. – Там сучки – они бы и ушли в отход. Верно?.. А теперь и мне ровно не острогать. Попробую все же…

Никита Савельевич подправил рубанок – чуть притопил лезвие железки, чтобы она забирала лишь тонкий слой дерева, и несколько раз прошелся рубанком по сучкам. Повизгивая под острой сталью, они сравнялись с плоскостью доски.

– Спасибо! – остановил мастера Олег. – Остальное я как-нибудь…

– Почему как-нибудь? – удивился Никита Савельевич. – У тебя совсем неплохо получается!

После того как мастер обошел всех ребят, с кем пошутил, кого подправил, кому просто сказал несколько добрых слов, работа пошла веселее. А Петька с Борисом уже заканчивали свое дело, и Никита Савельевич, не забывавший изредка посмотреть на них, отметил про себя, что Петька работает не только старательно, но и грамотно. Борис был у него подсобником – подавал инструменты, потом забрался наверх по лестнице и держал банку с краской, в которую Петька окунал кисть.

Незадолго до конца занятий, когда Петька делал последние мазки, а Борис уже собирался спускаться вниз, дверь под ними раскрылась. Показалась девчонка в платочке, накинутом на голову.

– Самоцветов в этой группе?

– У меня, – отозвался Никита Савельевич.

– После занятий его в комитет вызывают.

Мастер взглянул на Олега:

– Слышал?

– Ой! – испуганно вскрикнула девчонка и с опаской посмотрела вверх.

Оттуда, свесившись с лестницы, виновато смотрел на нее Борис. Вернее, не на нее, а на ее голубой платок, на котором растекалась белая клякса масляной краски.

– Опять ты? – Девчонка подавила невольную улыбку и сдернула с головы запачканный платок. – Вот уж медведь так медведь! Косолапый!.. Сначала ногу отдавил, а теперь и платок испортил!

– Нечаянно, – глухо пробурчал Борис и равнодушно посмотрел на хохочущих мальчишек.

Никита Савельевич неодобрительно покачал головой.

– А если б это кирпич?

– Нечаянно, – еще глуше пробормотал Борис.

– Стирать сам будешь! – пригрозила девчонка, вовсе не рассчитывая заставить его заняться стиркой.

– Ну и постираю, – согласился Борис.

– Держи! – не растерялась девчонка и подбросила платок кверху.

Пытаясь дотянуться до него, Борис поскользнулся на узкой ступеньке и чуть не свалился с лестницы, но платок все-таки поймал.

Дверь под ним захлопнулась, и из коридора долетел смеющийся голос:

– Медве-е-едь!

Борис спустился на пол и, полностью игнорируя усмехающиеся рожицы ребят, запихал платок в карман.

– Ты его ацетоном! – посоветовал кто-то в шутку.

– Скипидаром! – добавил другой.

– Ничего вы не понимаете! – крикнул Семен. – Он второй раз с ней заигрывает, да, видать, не знает, как! Ему бы шпорами звенькать, а он ее краской обливает!

Борис и на это не отреагировал никак. Не задевали его остроты мальчишек.

Никита Савельевич никогда не протестовал против случайно возникавших пауз в работе.

Они помогали ему поточнее разобраться в ребятах, понять каждого поглубже, определить их характеры. Мастер и сейчас дал мальчишкам возможность пошуметь, посмеяться, пошутить. И не он, а Петька напомнил всем, что занятия еще не окончились.

– У нас готово, – сказал он, спускаясь со стремянки. – Примите работенку.

– И хотел бы придраться, но не к чему! – развел руками Никита Савельевич. – Красиво сработали!

Петьку эта похвала не удовлетворила.

– Вы оцените!

– Пять с плюсом.

– Не так, а в деньгах!

Никита Савельевич насупился. Он не считал зазорным заботиться о деньгах и сам не отказывался от большого заработка, но честного, заслуженного. А в Петькиной настойчивости ему почудился какой-то отталкивающий деляческий душок.

– Простой халтурщик трешку запросит, – брезгливо произнес он. – Рвач-хапуга и пятерку заломить не постесняется, а…

– Нет! – остановил его Петька. – Мне по госрасценкам.

– Это другое дело! – обрадовался мастер. – И прости – я не так тебя понял… Точно не помню, но, наверно, покрасить всю дверь – рубля два. Ну, а за эту верхнюю планку, думаю, – копейки.

– Не стоило стараться! – сказал кто-то.

– Стоило! – ответил Петька.

После занятий четверо мальчишек по просьбе Никиты Савельевича остались в мастерской, чтобы убрать мусор. К ним добровольно присоединился и Семен. Потом он не раз проклинал себя за этот поступок, но тогда ему нестерпимо хотелось хоть как-то загладить свою вину перед Никитой Савельевичем. Если бы мастер поругал его, пристыдил перед всеми ребятами, Семен не счел бы нужным делать это. Но ничего такого не было. Были тихие, с обидой и болью произнесенные слова: «Не надо так!». Они и сейчас еще звучали в ушах Семена.

Не таясь, а наоборот – у всех на виду он отнес в нишу обе доски. Свою неплохо оструганную показал Никите Савельевичу и виновато проговорил:

– Хоть бы поругали малость.

– Помогло бы? – спросил мастер.

– Не шибко! – признался Семен.

– Потому и не буду! – улыбнулся Никита Савельевич, и Семен, почувствовав необычную легкость, схватил швабру и принялся выметать опилки и стружки из-под верстаков.

Мальчишки ссыпали мусор в большую картонную коробку. Когда она наполнилась, Семен поднял ее на плечо и понес во двор к старому кирпичному строению складского типа, стоявшему в углу участка, огороженного невысоким металлическим забором.

Дверь оказалась на замке, и Семен решил оставить коробку с мусором у входа, но заметил завхоза. Поблескивая лысиной и суетливо размахивая руками, он не шел, а, как всегда, катился к складу, торопливо семеня короткими ногами.

– Не сыпь! Не мусори! – протараторил он, хотя Семен не просыпал ни одной соринки.

Звякнув огромной связкой ключей, завхоз открыл замок. На складе, как и во дворе, был идеальный порядок, хотя ничего ценного здесь не хранилось. Основной склад был в подвале училища, а сюда сносили отходы из всех учебных мастерских, чтобы потом вывезти этот мусор на машине.