Текст книги "Верхний этаж"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Александр Ефимович Власов
Верхний этаж

Нужна крыша

Он замешкался на выходе, но массивная университетская дверь с неумолимой настойчивостью вытеснила его на набережную. «Вот и все!» – обреченно подумал Олег и, опустив голову, бесцельно побрел вдоль реки, не зная, куда теперь отправиться. Нужно было взять в канцелярии документы и забрать чемодан из общежития, но сейчас ему ни с кем не хотелось встречаться.

Ведь надо же так! Не добрал каких-то две десятых балла – и все лопнуло! Что же это за жизнь, если она зависит от такого ничтожества, как запятые? С ними, с этими пунктуационными головастиками, Олег всегда был не в ладу. В сочинении на приемном экзамене он тоже распихал их не туда, куда надо. Собрать бы все запятые до единой и высыпать в реку в самом глубоком месте! И без них прожить можно! Вот – пожалуйста!.. Олег увидел вывеску: «Почта Телеграф Телефон» – без точек и запятых. Обошлись же без головастиков! И никто не спутает – не подумает, что здесь аптека или гастроном.

Он и еще хотел выдумать что-нибудь злое, обидное в адрес запятых, но вдруг со страхом вспомнил, что родители сегодня ждут от него телеграмму. И новая волна отчаяния накатила на Олега. Теперь ему казалось, что все его сиюминутные переживания – пустяк по сравнению с тем, что еще придется пережить при встрече с родителями.

У матери от огорчения покраснеет кончик носа, и она, поправив модные широкоформатные очки, скажет что-нибудь едко-презрительное, вроде: «У нас в доме дворника на пенсию провожают. Не подумать ли тебе, сынок, об этом высокочтимом месте?» Отец тоже много говорить не будет – укажет длинным холеным пальцем на дверь в маленькую отдельную комнату Олега и процедит, не повышая голоса: «Сиди, зубри!.. Ни кино, ни телевизора тебе, ни гулянок… Через год поедешь снова… И будешь ездить, пока не примут». А мать обязательно добавит: «Или пока мы живы!»

Нечто похожее уже было два года назад…

Вместе со школьными друзьями Олег решил после восьмого класса поступить в училище, которое готовило матросов для речного пароходства. Раньше он не задумывался о своей будущей профессии, и дома пока еще никаких разговоров об этом не велось. Поэтому, наверно, он и не сомневался, что родители одобрят его первое очень важное самостоятельное решение.

Олег хотел преподнести им неожиданный и приятный сюрприз. Успешно сдав экзамены за восьмой класс и распрощавшись, к немалому удивлению учителей, со школой, он получил в учебной части все документы и вместе с рекламным справочником училища речного пароходства торжественно выложил на стол перед родителями.

У матери немедленно покраснел кончик носа.

– Мечтаешь стать кочегаром? – с иронией спросила она и поправила очки. – Эту высокую должность я могу предложить тебе без всякого училища. У нас в кабэ как раз открывается такая вакансия.

Отец разорвал справочник училища и указал холеным пальцем на дверь в комнату Олега.

– Сиди, думай… Ни кино, ни телевизора тебе, ни гулянок… Пока не найдешь правильное решение. Оно, между прочим, лежит на поверхности. В нашей стране не имеют высшего образования только патологические лентяи и неполноценные в умственном отношении люди…

Осенью Олег вернулся в школу. Родители не пожалели сил и, наверстывая упущенное в воспитании сына, так взялись за Олега, что вскоре он сам смеялся над своим желанием поступить в училище. Перейдя в десятый класс, он уже не представлял себя без диплома, и не какого-нибудь, а именно университетского.

– Учти! – часто говаривал ему отец и прижимал ладонь к своей груди. – Твой покорнейший слуга – воспитанник юрфака. Я уж не говорю о многих великих людях, которых удостоились видеть стены университета!.. Туда тебе дорога, и только туда!.. Но помни: есть у тебя ахиллесова пята – пунктуация.

Тут он обычно вставал, указывал на дверь комнаты Олега и заканчивал:

– Иди, сиди, зубри…

Вспомнив эту не раз повторявшуюся с вариациями сцену, Олег горько усмехнулся, представив текст короткой и предельно ясной телеграммы: «Подвела ахиллесова пята». Но дать такую телеграмму он все-таки не решился и долго сидел на почте, склонившись над чистым бланком. Наконец написал адрес, вывел первые слова текста: «Возвращаюсь. Не добрал двух…» – и снова задумался. Как наяву, увидел он увеличенные очками глаза матери – огорченные, осуждающие; услышал суховато-назидательный и тоже огорченный голос отца. Недописанная телеграмма полетела в корзину. Олег взял новый бланк и, холодея от страха перед полнейшей неизвестностью, на которую обрекал себя, быстро, чтобы не передумать, набросал: «Принят. Еду студентами убирать картошку. Подробности письмом. Целую. Олег».

Отправив телеграмму, он нервно и зябко рассмеялся. Никогда еще не попадал он в такое затруднительное положение и не представлял, что будет с ним в этом большом чужом городе. В кармане у Олега было рублей двадцать – хватит на пару недель при разумной экономии. А где жить? В университетском общежитии разрешат переспать несколько ночей, но Олег чувствовал, что не сможет пойти туда – не хватит сил выслушивать дешевые сочувствия счастливчиков, зачисленных на первый курс.

Ничего не придумав с жильем, Олег вдруг понял: он не знает и самого главного – что дальше предпринять, чем заниматься, кроме поисков крыши?

Часа два вышагивал он по шумным улицам, прежде чем решил, что ему предстоит делать. Он все-таки должен поступить в университет. Впереди – целый год. Есть время для того, чтобы прекрасно подготовиться ко второй попытке. Но не лучше ли в таком случае поехать домой и, повинуясь указующему жесту отца, плотно засесть за учебники в своей уютной комнатке? Никаких посторонних забот – сиди и зубри.

Что-то мешало принять это простое и надежное решение. Если бы родители даже несколько дней подряд ругали и «пилили» Олега за провал на экзамене, пусть бы даже побили сгоряча, он без колебаний вернулся бы домой и вытерпел законную взбучку. Но не это ждало его дома. Обидная ирония, холодное жалящее сожаление, пренебрежительное огорчение, причина которого одна: у них – у интеллектуалов такой неудачный, неполноценный сын! Вот что заставило Олега послать лживую телеграмму. Это же помешало ему вернуться домой. Готовиться к экзаменам можно и здесь, надо только подыскать жилье и не слишком обременительную работу, чтобы получать в месяц рублей пятьдесят. Плюс двадцать пять, которые обещали присылать родители, если он станет студентом. Хватит!

Подсчитав свои финансовые возможности, Олег повеселел и впервые за этот день огляделся вокруг. У него появилась цель – найти доску с объявлениями о приеме на работу. Сколько раз мельком он видел разные объявления с броским призывом: «Требуются…». Но когда что-то ищешь, оно словно прячется от тебя. Кроме небольшой бумажки, приклеенной к дверям булочной – «Срочно требуется кассир», – никаких других объявлений поблизости не было. Пришлось Олегу поехать к вокзалу – помнилось ему, что где-то там есть большая доска со всякими предложениями.

Сначала ему попалась доска с объявлениями об обмене жилплощади и сдаче комнат под временное жилье. Человек десять толпились около этой доски – выписывали на клочках бумаги адреса и телефоны. Олегу менять было нечего, а снимать комнату он не собирался – надеялся, что вместе с работой получит и койку в общежитии. Ему казалось, что по-другому и быть не может: кто примет на работу, тот и должен обеспечить жильем. Он не спрашивал себя, на что способен и какую работу может выполнять. Здоров, не дурак, десятилетка за плечами – что ж, ему не найдется какое-нибудь дело рублей на пятьдесят в месяц!

У доски с объявлениями о приеме на работу стоял парень – высокий, смуглый, с гривой темных, давно не стриженных волос. Он то и дело презрительно оттопыривал нижнюю губу и, дернув левой щекой, недовольно пофыркивал – выдувал воздух, будто отгонял от лица надоедливую мошкару. Покосившись на Олега, парень прочитал еще несколько объявлений и, ткнув пальцем в одно из них, раздраженно заговорил:

– Вот – театр… Думаешь, артисты туда нужны?.. Шалишь! Работяги – декорации ворочать!.. Или киностудия… – Он кивнул на другое объявление. – Никаких режиссеров им не надо! Плотники требуются! А в издательство не какого-нибудь там поэта зазывают или писателя – истопника им подавай!

– А ты кто? – усмехнулся Олег. – Поэт или артист?

– Ладно! Не шурши! – Парень сверкнул черными глазами. – Посмотрим, что ты выберешь!

– Не бойся! Твое место не займу! – шутливо ответил Олег. – У меня запросы скромные.

Его миролюбивый тон охладил ершистого парня. Он безнадежно махнул на доску рукой.

– Можешь не смотреть. Везде одна песня! Где жирные рэ, туда не зовут – все места давно заняты! А вкалывать за сотню – пожалуйста, за руку тащат!

– Мне бы и пятидесяти хватило, – признался Олег. – На еду.

Парень снисходительно посмотрел на него.

– Видать, крепко тебе хвост прищемили… Приезжий, что ли? И норы нету?

– Чего? – не понял Олег.

– Норы… Переспать где, – пояснил парень.

– Считай, что так.

Парень подобрел еще больше. Был он младше Олега, но это не мешало ему чувствовать свое превосходство.

– Ну вот что, – покровительственно произнес он. – Ничего ты тут не вычитаешь… Слушай меня!.. Восемь-то хоть набрал?

– Чего? – опять не понял Олег.

– Классов… Не лет же!

Олег утвердительно кивнул головой.

– Вот и слушай меня!.. Я эти доски с утра облизываю. Мне тоже жратва да крыша – больше ничего пока не надо.

– И нашел что-нибудь? – заинтересовался Олег.

Парень подмигнул и вытащил из потрепанных джинсов мятую бумажку.

– Имею пару адресков!

Олег заглянул в бумажку и разочарованно проговорил:

– Это же училища!

– Ну и что? – удивился парень. – Не все ли равно, где жевать и пружины продавливать?.. «Я б в рабо-очие пошел – пусть меня на-у-чат!» – нараспев процитировал он. – И пусть кормят за это! Пусть поят!.. А когда мне надоест, рвать когти можно, если что другое наклюнется… «Я б в рабочие пошел!» – повторил он с ухмылкой. – А сам в поэты двинулся!

За два последних года родители вдолбили Олегу презрительное отношение к любому училищу, потому он не сразу понял, что парень дает ему прекрасный совет.

В ПТУ жилье и еда, даже рабочая одежда – все бесплатное. Ну а занятия… Да какие там особые занятия! Будет Олег спокойненько готовиться к университетским экзаменам и через год вежливо распрощается с училищем. Чем плохо?

– А что это за пэтэу? – спросил он у парня. – Кого там готовят?

– Работяг. А каких – разницы нету! – парень вынул пятак и, положил на ноготь большого пальца. – Сейчас выберем!.. Орел выпадет – поедем в первое, решка – во второе… Годится или как?

Олег подумал, что ему тоже безразлично, в каком училище отсидеть этот год.

– Годится.

Парень натренированно подбросил монету, поймал ее и разжал кулак – пятак лежал на ладони вверх гербом.

– Четкая у тебя профориентация! – рассмеялся Олег. – Как ехать, знаешь?

Парень снова подмигнул ему с таким видом, будто хотел сказать: «Держись за меня – не пропадешь!», но сказал другое:

– Узнавал в справочном…

Втиснувшись за парнем в переполненный автобус, Олег порылся в кармане и сунул своему попутчику десять копеек.

– Передай.

Тот деньги взял, но никому не передал – зажал в кулаке и прошептал:

– Не смеши людей, комик!

Олег не привык ездить без билета. Ему было неприятно, но он не стал спорить с парнем, чтобы не привлечь внимания других.

На следующей остановке очередная порция пассажиров впихнулась в автобус и оттеснила Олега в угол за дверь. Там он и простоял почти всю дорогу, заново продумывая неожиданное решение, подсказанное парнем. Все казалось правильным. И вдруг Олег вспомнил, что его документы об окончании десятилетки остались в университете. С чем он явится в училище? Надо возвращаться! Но неожиданно мелькнула другая мысль. «Врать – так врать!» – невесело подумал он и ощупал пухлый внутренний карман куртки. Там хранились две десятки, паспорт, комсомольский билет и старые документы, накопившиеся за годы учебы в школе. Олег не хотел брать их с собой, но педантичный отец настоял на своем. «Это же твое общественное лицо!» – назидательно произнес он, аккуратно укладывая в плотный конверт школьные благодарности, членские билеты ДОСААФ, Красного креста, Охраны природы, характеристику и другие бумаги, полученные Олегом после восьмого класса, когда он собирался поступать в училище.

Дома Олег посмеялся в душе над отцом, а сейчас обрадовался, вспомнив, что в ПТУ принимают и после восьмого класса. Он подаст старые документы! Ему же лучше будет – меньше спроса. Надо только случайно не проговориться про десятилетку.

К тому времени, когда автобус доехал до нужной им остановки, Олег подготовил себя к любым вопросам. Он знал даже, что соврать, если его спросят, чем он занимался целых два года после окончания восьмилетки.

Новое здание училища они увидели сразу – светлое, просторное, с широкими окнами, с веселыми солнечными бликами на стеклах. В тени от массивного козырька над входом светились надраенные до блеска огромные, прямо-таки министерские дверные ручки. И сами двери, оконтуренные медными пластинами, тоже были такими важными, солидными, что и Олег, и его новый знакомый чуть оробели и, войдя в тень от козырька, остановились. Слева от дверей на стене красовалась в хромированной окантовке вывеска училища.

– Строи-ительное! – упавшим голосом произнес Олег, не понимая, почему это могло огорчить его.

– А ты ехал в цирковое? – съязвил парень. – По мне – хоть швейное!.. Пошли!

Но сам он не двинулся вперед – подтолкнул Олега. Тот тоже не торопился открывать дверь с малиновой табличкой «На себя». Он медлил не потому, что училище оказалось строительным – ведь и ему было безразлично, где отсидеть год, – а из-за какого-то подсознательного чувства вины перед этим новым просторным зданием с министерскими дверями.

Сзади затарахтел мотоцикл. Сделав крутой вираж, к дверям училища подкатила девушка, одетая как наездница на конных соревнованиях – короткая курточка, брюки в обтяжку, сапожки. А на голове был шлем, из-под которого выбивались каштановые волосы.

– К нам? – обрадованно спросила она у ребят и, словно боясь услышать отрицательный ответ, торопливо добавила: – Правильный выбор!

Сняв шлем, она тряхнула головой, чтобы расправить примятые волосы, и решительно протянула руку сначала Олегу, потом высокому парню.

– Зоя. Секретарь комитета комсомола.

– Семен, – сказал парень, а Олег промолчал.

– Комсомольцы?

Олег кивнул, а Семен развел руками:

– Не удостоился.

– Хулиганил? – спросила Зоя, пристально посмотрев на Семена карими, с чуть приметной смешинкой глазами. – Ничего! Примем и исправим!

– Спасибо! – с усмешечкой поклонился ей Семен.

– Не веришь?.. Еще как исправим! Сам себя не узнаешь!

– А я, может, и так хороший.

Зоя весело рассмеялась и потянула на себя тяжелую дверь.

– Ну, хорошие мои, заходите!.. Приемная на первом этаже направо. Я тоже скоро туда зайду.

Первое, что увидели ребята, войдя в вестибюль, был огромный аквариум со стайкой цветастых рыбок, деловито шнырявших среди растений. Потом они увидели клетку с колесом, в котором бойкая белка, распушив хвост, упорно бежала в никуда. Празднично выглядел вестибюль и от красочных мозаичных панно, и от разнообразной чеканки на стенах, и от паркетного пола с затейливым узором.

– Вам направо, – повторила Зоя. – А я сейчас…

Она торопливо пошла куда-то влево, а ребята направились к прозрачным двустворчатым дверям, отделявшим вестибюль от длинного светлого коридора. При их приближении обе половинки двери бесшумно разомкнулись и ушли куда-то в стены, услужливо открыв перед ними проход – сработал спрятанный где-то фотоэлемент.

– Ишь, как заманивают! – шепотом произнес Семен. – Как белку в колесо!.. Обратно небось не выпустят?.. Проверим!

Они прошли по коридору несколько шагов и оглянулись. Дверные створки так же бесшумно сомкнулись за ними. Семен шагнул обратно. Дверь послушно расступилась перед ним – никто не собирался удерживать его.

И может быть, поэтому он почувствовал тревогу.

Шел Семен по коридору вместе с Олегом и думал: «А вдруг не примут!» Уж он-то знал, что не все у него так безупречно, чтобы не бояться отказа. В другое училище сегодня не поедешь – поздно будет. Ночевать придется где-нибудь на улице. Но не это пугало его. Поспать можно и на вокзале. А что завтра? Если сюда не примут, почему в другие училища должны принять?.. Он не раз слышал, что очень мало желающих учиться в строительном ПТУ. И если уж здесь от него откажутся, то…

Семен приостановился и грубо схватил Олега за рукав.

– Бумаги у тебя надежные?

– Ты про что? Про отметки?

– Ну да!.. И про эту – про характеристику.

– Нормальная характеристика и учился неплохо.

Недовольно, как на конкурента, взглянул на него Семен.

– Знал бы – не взял с собой!.. Пойдешь после меня!

– Пожалуйста! – согласился Олег, так и не догадавшись, что рассердило парня.

Перед комнатой, где заседала приемная комиссия, было пусто. Никто не сидел на уютно расставленных стульях. На небольших столиках лежали никем не тронутые листы чистой бумаги. А над дверью приемной комиссии висело кумачовое полотнище с надписью: «Добро пожаловать!»

Семен зябко потер руки.

– Крой меня в три горла!.. Пошел!

Легкий рубеж

В тот день в училище побывали только четыре человека, да и то с утра, а после обеда никто не появился перед столом, за которым заседала приемная комиссия. С утра все пять членов были на месте. Теперь в комнате находились лишь трое. Основную группу учащихся набрали в июне и июле. В августе приходили единицы. Тревожная цифра недобора уменьшалась очень медленно. Поэтому два члена комиссии – секретарь комитета комсомола Зоя Владова и один из заместителей директора – после обеда выезжали в школы, военкоматы и комсомольские организации строек, чтобы поискать своих будущих питомцев среди молодых рабочих, демобилизованных солдат и школьников, никуда не определившихся за лето после восьмого или десятого класса.

Туго подвигалось это дело. Директор Иннокентий Гаврилович Караев мог по пальцам сосчитать всех, принятых в училище за последнюю неделю. Он второй год руководил этим новым ПТУ и болезненно переживал за каждую единицу недобора. Стоя сейчас у широкого окна в комнате приемной комиссии, он смотрел на такой же новый, как и учебное здание, веселый, приветливый жилой корпус, отведенный под общежитие для учащихся, и никак не мог понять, что еще нужно ребятам, чтобы они валом валили в его училище.

– Не-ет! – с неожиданной горячностью произнес он, не поворачиваясь к двум другим членам комиссии. – Я буду не я, если перед этой комнатой в недалеком будущем не выстроится очередь!.. Помяните мое слово! Толпа соберется! Шесть человек на место! Не всякого медалиста принимать будем!

– А пока, я думаю, нам расходиться можно, – сказал старый мастер производственного обучения Никита Савельевич Коняев. – Очередь, конечно, соберется, но не сегодня.

– И не завтра! – улыбнулась Ирина Георгиевна Эбер – преподавательница английского языка, читавшая какую-то книгу.

Иннокентий Гаврилович повернулся к ним. Был он коротко подстрижен – ежиком стояли волосы на крупной голове. Живое и совсем еще молодое лицо выражало явную обиду.

– Иронизируете? – Брови у него болезненно выгнулись и правая оскорбленно поползла вверх, а левая сердито опустилась вниз. – Напрасно!.. Кроме того, хочу заметить, что прием у нас до пяти – расходиться рано, а читать в рабочее время, да еще какой-то детектив – это уж и совсем… преступно!

Ирина Георгиевна два часа назад открыла книгу с рассказами Конан Дойла. Тогда директор промолчал, а сейчас не вытерпел, но тотчас почувствовал, что замечание получилось неоправданно грубым.

– Не обижайтесь! – тут же добавил он. – Я, к сожалению, погорячился.

Закрыв книгу, Ирина Георгиевна снова улыбнулась в знак того, что извинение принято.

– Я прекрасно вас понимаю и не сержусь. Ведь и тон ваш, и нервозность вызваны не мной, не так ли?.. Я тоже не увлекаюсь детективами. Но что поделать, если ребята любят их значительно больше английского языка. Приходится думать, как создать для них смесь приятного с полезным.

– Вот за это – спасибо!.. И… читайте, пожалуйста! – Иннокентий Гаврилович присел к столу, и теперь уже и правая, и левая бровь обиженно и недоуменно взлетели кверху. – Ну, чего им не хватает?.. Что еще для них придумать?.. Персональную ванну установить для каждого?.. Крытую галерею построить, чтобы в дождь туфельки-сапожки не промочили, переходя из общежития сюда, на занятия?

– Не строить, а доламывать надо, – сказал Никита Савельевич, вытягивая под столом длинные ноги, затекшие от долго сидения. – Доламывать отношение к училищам – и у родителей, и в школе. Живем мы на школьном подаянии, а там рассуждают просто: «На тебе, боже, что нам негоже!» Пора бы…

– Т-с-с! – прервал его директор и указал глазами на дверь, которая медленно, нерешительно открывалась.

В образовавшуюся щель просунулась гривастая голова Семена.

– Можно?

– Смелей! Смелей! – обрадовался Иннокентий Гаврилович, и Семен, забыв поздороваться, подошел к столу.

Следом за ним в комнату вошла и Зоя Владова. Она успела переодеться в белую кофточку и расклешенную юбку.

– Чего стоишь? Садись! – Она придвинула к Семену стул, сама села за стол приемной комиссии и пошутила: – Садись да хвастай!

– Че-ем? – Семен сделал скорбное лицо кающегося грешника. Он знал, что лучше заранее очернить себя – это почти всегда вызывает сочувствие. – Нечем хвастать-то!

– Откровенность – путь к исправлению, – одобрительно сказал Никита Савельевич. – Плохо учился, да?

Семен помялся, вынул из кармана документы и положил на стол перед Иннокентием Гавриловичем, безошибочно определив в нем главного среди членов приемной комиссии. Пока директор просматривал бумаги, Семен беспокойно ерзал на стуле, не зная, куда девать руки и как унять противную дрожь в ногах.

– Не волнуйся! – пришла ему на помощь Ирина Георгиевна. – У вас в школе какой язык изучали?

– Английский.

– Я тоже английский преподаю… Может быть, в моей группе будешь. Мы такие интересные книги читаем.

– Вдруг не примете? – вырвалось у Семена.

– А ты хочешь стать строителем? – задал Никита Савельевич традиционный вопрос.

– Всю жизнь мечтал! – как можно искреннее воскликнул Семен. – Наш городок маленький. Спал и видел – расширить его во все стороны!

– Похоже, что проспал ты долго – все восемь классов, – хмуро произнес Иннокентий Гаврилович. – Признайся – тебя на тройки за уши вытянули?

– Не только! – буркнул Семен.

– Что не только?

– Не только за уши.

Его откровенность обезоруживала, и все, кроме Иннокентия Гавриловича, рассмеялись, а он укоризненно покачал головой.

– Смешного тут мало!.. Вот послушайте, что пишут в характеристике. – Поднеся ближе к глазам листок бумаги, директор прочитал: – «Семен Заботин ленив и нерадив, часто пропускал занятия, ссылаясь на неблагополучие в семье, нарушал дисциплину в классе, грубил учителям…»

Иннокентий Гаврилович выжидательно посмотрел по очереди на каждого из членов комиссии, и они по его взгляду догадались, что это еще не все.

– А теперь, – продолжал он, – внимательно послушайте потрясающий вывод из характеристики: «Исходя из сказанного, целесообразно продолжать дальнейшее обучение Семена Заботина в системе профтехобразования!..» Каково?

– А что? – перешел в наступление Семен, понимая, что дела его плохи. – Нормальный вывод!.. Да я, может, у вас расцвету, как р-роза!

И опять все заулыбались, даже Иннокентий Гаврилович.

– Ты вот что, роза, – сказал он. – Ты давай выйди на минутку, а мы тут посовещаемся.

– Простите! – вмешалась Ирина Георгиевна. – Еще один вопрос. Там написано о неблагополучии в семье… Скажи, пожалуйста, Семен…

– Что сказать-то? – не дослушав, выпалил Семен. – Мама у меня – крохотуля! Мне по плечо!.. А у него… у отчима кулак, что арбуз!.. Бьет ее, гад, когда напьется!

Такая горечь и боль прозвучала в его словах, что все почувствовали к нему жалость.

– Ладно, выйди на минутку, – повторил Иннокентий Гаврилович. – Мы тебя позовем.

После ухода Семена первой заговорила Зоя Владова.

– Все равно ведь примем! – с наивной прямотой заявила она. – Пусть, конечно, посидит. А пока я предлагаю поговорить с другим.

– Вы привезли кого-нибудь? – оживился Иннокентий Гаврилович.

– Сам пришел! – Зоя выскочила из-за стола и, приоткрыв дверь, обнадеживающе взглянула на Семена, а Олега поманила пальцем. – Входи! Твоя очередь.

Хотя Олег не сомневался, что его примут в училище, он все-таки решил не надеяться только на документы. Он и сам должен произвести на приемную комиссию благоприятное впечатление. Мало ли что! Придерутся к чему-нибудь! Но никаких особых усилий от него не потребовалось.

Просмотрев документы Олега, директор удовлетворенно побарабанил по ним пальцами и торжествующе произнес понятную только членам комиссии фразу:

– Будет очередь! Будет!.. – Остальное было адресовано Олегу. – Такие документы приятно в руках подержать: чуть ли не круглый отличник! Одна четверка по русскому и характеристика соответствующая!.. Молодчина! Рад тебя видеть у нас!

Ни Иннокентий Гаврилович, ни другие члены комиссии, тоже познакомившиеся с документами Олега, не обратили внимания на то, что они выданы два года назад. Пятерки и хвалебная характеристика заслонили все остальное. И лишь Никита Савельевич почувствовал какое-то сомнение: восьмиклассников с такими отметками обычно оставляют в школе.

– Призвание имеешь? – спросил он. – У нас строителей готовят. Как ты представляешь себе эту профессию?

Олег говорил лучше, чем писал, потому что никто не мог проверить, где и какой знак препинания ставил он в своей речи.

– Государство предоставило нашей семье отдельную квартиру. Даже у меня есть своя комната, – издали начал он. – Строитель – это тот, кто в недалеком будущем обеспечит таким же жильем всех граждан нашей страны. Почетная и приятная профессия – дарить людям просторные, благоустроенные квартиры!

– Правильно мыслишь, – сухо похвалил его старый мастер, трудно переносивший высокопарные высказывания. – А что, если тебе придется строить не жилье, а, скажем, свинарник в совхозе?

– Я об этом не думал, – нашелся Олег. – Но считаю, что дальнейший подъем животноводства в нашей стране – задача столь же актуальная и почетная, как и возведение жилых зданий.

– И это правильно, – согласился Никита Савельевич по-прежнему очень сухо.

– А как хорошо сказано! – пряча улыбку в уголках губ, добавила Ирина Георгиевна, – Как с трибуны!

– С очень уж высокой, – проворчал Никита Савельевич.

– Как умею! – обиженно сказал Олег и почувствовал, что отвечать надо проще.

– Ты, наверно… – хотела спросить что-то Зоя Владова, но в комнату вкатился завхоз училища – плотный, суетливо-подвижный человек, с большой блестящей от пота лысиной.

– Плитку завезли! – сообщил он, выкатив глаза на директора. – Будете довольны – чешскую выбил!

– Спасибо! – просиял Иннокентий Гаврилович. – И еще – буквы! Очень прошу вас поторопиться!

– Заказаны! Двухметровые! – Завхоз вскинул пухлую ладонь выше лысины. – Вот такие! Не то что доска-фитюлька у нашего входа! Будете довольны!.. На крыше выставим, подсветочку дадим – издали увидят! Ге-пе-те-у-у! – почти пропел он. – Увидят и прибегут!

– Прибегут! – подтвердил Иннокентий Гаврилович и, с трудом согнав с лица мечтательную улыбку, сказал Зое Владовой: – Вас прервали. Продолжайте, пожалуйста!

Когда завхоз вышел, Зоя задала Олегу свой вопрос:

– Ты, наверно, в школе активистом был?

Она решила, что неплохо бы заполучить такого оратора в состав комитета комсомола. Сама Зоя не любила произносить речи, потому что говорила буднично, обыденно и даже, как ей казалось, несерьезно.

Олег пожал плечами:

– О себе судить трудно.

– Недаром же грамотой тебя наградили! – Зоя взглянула на листок школьной характеристики, – Не указано только, за что?

– За сбор макулатуры, – пояснил Олег и был уверен, что опять в глазах у Никиты Савельевича промелькнет что-то неприятное.

– Вот это дело! – неожиданно и на этот раз от души похвалил его мастер, – Ты, выходит, не одно дерево от порубки спас!.. Но скажи мне честно, какая из строительных специальностей по нраву тебе пришлась?

«Седой, а въедливый и вредный! – подумал Олег неприязненно. – Прилип, как перцовый пластырь!» Кроме маляра и штукатура, никакую другую строительную специальность вспомнить быстро он не сумел и, закатив глаза, произнес, растягивая слова:

– Поду-у-умать надо… Посове-е-етоваться… Можно?

– Нужно! – веско и громко сказал Иннокентий Гаврилович, как бы ставя точку в затянувшемся, по его мнению, разговоре. – Там, за дверью – столики с бумагой. Видел?.. Садись и напиши заявление. Специальность пока не указывай… И тому скажи – Семену Заботину – пусть тоже пишет.