Текст книги "Верхний этаж"

Автор книги: Александр Власов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Не высказал Никита Савельевич своих тайных мыслей, а они все настойчивей возвращались к одному имени. Подозревал он, что кража мотоцикла как-то связана с Семеном Заботиным. Не этим ли объясняются многие странности в его поведении? Казалось Никите Савельевичу, что из всех ребят в училище только Семен был способен на такой внешне нелепый и наглый поступок: предупредить о краже и просить, чтобы не сообщали в милицию. Хитрость ли это воровская или что-нибудь другое? Никита Савельевич не считал Семена таким хитрым и подлым и сказал Иннокентию Гавриловичу:

– Думаю, что все выяснится и без милиции.

– Мне бы хотелось услышать и остальных, – обратился директор к другим мастерам и преподавателям.

– В этом случае голосовать необязательно, – мягко возразила Ирина Георгиевна. – Слово Зои решающее… Признаюсь, она глубоко растрогала меня. Не всякий так легко идет на жертву… Если мне доверят, я могла бы переговорить с нашими коллегами. Личный транспорт Зое совершенно необходим: институт, райком, школы, базовое предприятие… Ей приходится ездить очень много. Не так уж будет обременительно, если мы сообща приобретем новый мотоцикл.

Зоя отчаянно замахала руками.

– Что вы! Что вы!

К Зое тепло и даже нежно относились в училище, особенно пожилые мастера и преподаватели. Все знали, что она выросла без родителей, в интернате. Лишенная с детства родного дома и семьи, она не ожесточилась, не огрубела. Была приятной в общении, веселой, исполнительной. И едва ли кто-нибудь пожалел бы десятку или две на коллективную покупку мотоцикла для Зои. Несмотря на ее протест, предложение Ирины Георгиевны было бы сейчас же принято, но помешал Олег.

Постучав, он вошел в кабинет, сияя так, будто отыскал пропавший мотоцикл.

– Вам! – Он протянул Зое бумажку и громко сказал, чтобы все услышали: – Была опущена в ящик «Срочной помощи»!

Пробежав глазами по корявым печатным буквам записки, Зоя взволнованно подала ее Иннокентию Гавриловичу. Олег не уходил и ревниво следил за тем, как прочитанная директором записка пошла по рукам, вызывая у одних недоумение, а у других задумчивую улыбку.

«Расписка, – значилось над текстом, который по форме действительно напоминал этот документ. – Дана хорошему человеку – Зое Владовой в том, что я, нижеподписавшийся, обязуюсь не потратить на себя ни копейки, пока не выплачу хорошему человеку всю стоимость мотоцикла и шлема». И подпись была многозначительной: «Плохой пока человек».

– Ты читал? – спросил Иннокентий Гаврилович у Олега.

– Еще бы!

– Веришь?

– Верю! – не задумываясь ответил Олег.

Ка-пэ-зэ

Никто специально не объявлял в училище о пропаже мотоцикла, но после обеда все уже знали об этом. Неизвестного вора ругали последними словами и искренне желали, чтобы поскорей нашли и его, и мотоцикл. Ребята были уверены, что милиция извещена и преступник далеко не уедет и никуда не спрячется. Никому и в голову не приходило, что искать вора надо в самом училище.

Из всех ребят только Олег кое-что знал, но молчал. Вынутая из ящика расписка поразила его искренностью, намеком на раскаяние и невысказанным стремлением исправиться. Не понимая причин, которые толкнули на кражу, а затем заставили написать расписку, Олег с любопытством и, пожалуй, даже с сочувствием думал об этом странном «плохом пока человеке». Кто он и почему так поступил? По мнению Олега, ни в его группе, ни на курсе, ни во всем училище не было парня, способного на такой поступок. О Семене он даже и не вспомнил – очень уж тот не походил на кающегося грешника.

Зато Никита Савельевич не переставал думать о нем. Но как проверить подозрение? Если оно ошибочно, то любой разговор с Семеном принесет непоправимый вред.

С большей определенностью подозревал Семёна завхоз. Он не забыл ни хромого парня, ни подслушанный тогда разговор и был почти уверен, что Семен сыграл роль наводчика – подсказал, когда и как увести мотоцикл. Продумав эту версию, завхоз забеспокоился даже больше, чем в тот момент, когда узнал о краже. Участие в ней Семена вызывало обоснованную тревогу. Завхоз почувствовал себя в опасном тупике. У него был выбор: либо скрыть от всех свои подозрения, либо сообщить о них директору. Но и то, и другое могло привести к самым неприятным последствиям. Допустим, он сходит к директору. Семена вызовут и прижмут, а он в отместку расскажет про ту неудачную попытку незаконно продать черный кафель. И начнет разматываться клубочек! Положим, воришке, изобличенному с помощью завхоза, не очень-то поверят, и все же…

А если промолчать? Но завхоз не надеялся на долготерпение Зои Владовой и опасался, что в милиции все же узнают о краже. Воришек найдут без его помощи, и он потеряет преимущество – быть первым в разоблачении преступника. Если арестованный Семен проболтается про кафель, то в этом случае веры ему будет больше.

До самого вечера колебался завхоз, не решаясь сделать окончательный выбор. Он несколько раз выходил из своей комнаты и направлялся к директорскому кабинету, но всякий раз возвращался назад. Посидев за столом с минуту, он вскакивал и начинал вышагивать вдоль шкафов с папками отчетности, которую он вел так, что его всегда ставили в пример другим хозяйственникам.

У Семена были свои переживания. Он как-то отрешился от всего сделанного им в то утро и не вспоминал ни о мотоцикле, ни о Сороконоге. Позовут милицию или не позовут – вот тот единственный вопрос, который целиком занимал его мысли. И думал он об этом не как мелкий трусливый воришка, стремящийся избежать разоблачения и наказания. Семену казалось, что в ближайшие часы решится вся его дальнейшая жизнь. Если обойдутся без милиции, – значит, поверили ему, по-доброму приняли и звонок, и расписку, которые и самому Семену представлялись совсем неубедительными. Но тем дороже была бы ему именно такая необоснованная вера в него, и он не подорвал бы ее ничем и никогда.

А если вызовут милицию, он горько и злорадно посмеется над собой и над теми, кого считал хорошими людьми. Посмеется и запомнит навсегда, что ни перед кем нельзя распахивать свою душу.

Ребята не догадывались, о чем размышлял Семен, склонившись над листами с машинописным английским текстом. Они думали, что он учит реплики Шерлока Холмса.

– Мы можем пройтись дуэтом, – предложил Олег, забежав в комнату. – Мне тоже повторить невредно. У доктора Уотсона текст посложней, чем у тебя.

– Давай, – вяло согласился Семен.

Английские фразы никак не хотели оставаться в его памяти, но он боялся огорчить Ирину Георгиевну и надеялся с помощью Олега припомнить хотя бы то, что раньше успел выучить к репетиции.

– Сматываемся отсюда! – сказал Петька Борису. – Шерлок Холмс такой дуэт закатит – уши зажмешь!

– Сыщик тут, – буркнул Борис, – а мотоцикла нету.

– Слышишь, Шерлок Холмс? – подхватил шутку Петька. – Ты бы лучше своим делом занялся! Ворюги на свободе гуляют, а ты дуэты петь собрался!

– Нет никакого ворюги! – возразил Олег и, оглянувшись на дверь, прошептал: – Это не вор! Не знаю кто, только на вора совсем не похоже!.. Вообще ничего пока не понятно!.. У директора совещание было. Всякое там говорили, а Иннокентий Гаврилович и Зоя решили ждать и никуда не сообщать!

– А Конь был? – спросил Семен, чувствуя, что теплее и уютней стало ему вдруг.

– Был… Только никому ни слова! – предупредил Олег. – Он тоже считает, что это не вор! А Ирина Георгиевна даже чуть не расцеловала Зою за то, что она шуметь запретила из-за своего мотоцикла!

– До меня не дошло! – признался Петька. – Украл, а не вор!

– Больше ничего не скажу! – Олег прикрыл рот ладонью. – И так разболтался!

– Правильно! Хватит! – поддержал его Семен. До репетиции осталось два часа.

Он придвинул поближе текст своей роли, заранее зная, что теперь быстро выучит все реплики.

Вдвоем они усердно занимались до самой репетиции. Поправляя произношение Семена, Олег удивлялся упорству своего партнера, который не только запоминал английские фразы, но и по-актерски сопровождал их скупыми жестами Шерлока Холмса.

– Ты сегодня в ударе! – сказал Олег, когда они закончили заниматься. – Боюсь – переиграешь меня!

– А ты как думал! – весело ответил Семен, не ожидая, что репетиция обернется для него постыдным провалом…

Завхоз первым заметил милиционера, входившего в училище. В ГАИ без труда по номерному знаку установили, кому принадлежит брошенный в кустах рядом с шоссе мотоцикл. Сначала лейтенант побывал у Зои дома и, не застав ее, приехал в ПТУ.

– Вы к нам? – спросил завхоз, поспешив ему навстречу. – Вас все-таки вызвали?

– А без вызова к вам нельзя? – уклончиво ответил лейтенант, пряча за приветливой улыбкой профессиональное стремление побольше узнать и поменьше сказать самому.

– Пожалуйста! – радушно воскликнул завхоз и представился: – Кокарев. Веду хозяйство данного объекта.

– Лейтенант Побратов! – козырнул милиционер. – Хочу зайти в ваш комитет комсомола.

– Так я и думал!.. Вы насчет мотоцикла?

Лейтенант промолчал, предоставляя завхозу возможность высказаться.

– И конечно, хотите видеть Зою Владову? – проницательно продолжал тот. – Вы ее увидите! Но предварительно прошу зайти ко мне. Есть у меня для вас информация к размышлению.

Лейтенант согласился и, не задав ни одного вопроса, узнал, как и когда обнаружили пропажу мотоцикла. Ничего не прибавляя и не придумывая, завхоз рассказал также и о своих подозрениях.

– Темный паренек! – говорил он о Семене. – И связи у него мутные. Я могу ошибиться, возвести напраслину на хороших ребят, но перед вами обязан высказать свои наблюдения. Ничего особенного, пустяки – ухватки, ужимки, ухмылки, словечки… Вот они и настораживают!

– Действительно – пустяки! – согласился лейтенант, но подумал, что версия завхоза объясняет все факты, известные в ГАИ. – Можно мне посмотреть на этого вашего Семена Заботина?

У лейтенанта был большой опыт работы с угонщиками автомашин и мотоциклов. Попадались ему и ребята – любители попользоваться чужим транспортом. И часто хватало одного взгляда на такого паренька, чтобы безошибочно определить его виновность. На это и рассчитывал лейтенант. Если Семен Заботин каким-то образом связан с угоном мотоцикла, то неожиданная встреча с милиционером заставит его выдать себя.

Лейтенант появился в зале, где Ирина Георгиевна проводила репетицию, как раз тогда, когда Семен, войдя в роль, с внутренним превосходством спрашивал по-английски у Олега:

– Что бы вы могли сказать, доктор Уотсон, по этому поводу?

– Очень немногое, – скромно отвечал Олег. – Письмо написано второпях не очень грамотным человеком.

– Если позволите, я несколько дополню вас… Автору письма лет сорок – сорок два. Волосы у него рыжие. Он курит сигареты фирмы…

Забыв трудно произносимое название, Семен не растерялся, сделал вполне уместную паузу и, заложив руки за спину, намеревался задумчиво пройтись по сцене, но встретился взглядом с милиционером.

И опять Семен не растерялся, только обмяк весь, погас и хрипло сказал Ирине Георгиевне:

– Кончен спектакль! – Потом добавил: – Люди-то – дрянцо! А я, как пес бездомный, расстилался перед ними!

Удивленная приходом милиционера и грубыми словами Семена, Ирина Георгиевна не сразу увязала все это с пропажей мотоцикла.

– Простите, что помешал! – козырнул ей лейтенант, уже определив, что завхоз не ошибся в своих подозрениях. – Мне бы нужно побеседовать с вашим воспитанником. Разрешите прервать репетицию?

– Надолго? – растерянно спросила Ирина Георгиевна, начиная догадываться, зачем появился здесь милиционер.

– Это зависит не от меня! – Лейтенант еще раз вежливо козырнул ей и сказал Семену: – Идем со мной.

– В ка-пэ-зэ? – криво усмехнулся тот.

– Сначала к директору.

С неподдельным волнением Ирина Георгиевна вскочила со стула и подбежала к Семену. У него в нервном тике забилась щека. Учительница успокаивающе погладила его по лицу.

– Не надо! – сказала она. – Не волнуйтесь!.. Мы вам верим! Поверит и милиция, только будьте там откровенны.

– Простите! – Семен низко поклонился ей и, виновато ухмыляясь, подмигнул охваченному столбняком Олегу: – Привет от меня ребятам!..

Возможно, все произошло бы совсем по-другому, если бы в тот день управление профтехобразования не проводило семинар. Руководство училища и Зоя Владова были вызваны туда, а Никита Савельевич ушел домой. И лейтенанту пришлось снова зайти к завхозу, чтобы тот поставил в известность дирекцию училища о задержании Семена.

По длинному пустому коридору они шагали почти рядом – Семен чуть справа и на полшага впереди. Ему и пришлось первому входить в комнату завхоза.

– Никого из вашего начальства нет, сказал лейтенант. – Прошу доложить директору, что Семен Заботин пока поживет у нас.

– А надо ли это? – высказал сомнение завхоз. Ему хотелось, чтобы Семен увидел в нем защитника. – Законно ли? Не будет ли ошибки?

– Ошибемся – извинимся! – улыбнулся лейтенант, уверенный в обратном. – На машине в училище доставим!

– Я бы не торопился все-таки! – продолжал завхоз. – Легко обидеть человека…

На это лейтенант не счел нужным ответить. Он сказал:

– Сообщите гражданке Владовой, что ее мотоцикл у нас. Может забрать в любое время.

– Оперативно работаете! – восхищенно воскликнул завхоз.

А Семен, услышав, что мотоцикл находится в ГАИ, вздрогнул и не сразу подчинился лейтенанту, который легко нажимал ему на плечо, направляя к двери.

– Идем потихоньку.

Выйдя из училища, лейтенант дружески попросил Семена:

– Ты уж не бегай от меня! Ладно?.. Я, понимаешь, на днях ногу подвихнул. Погонюсь за тобой – опять разболится.

– Где мотоцикл взяли? – спросил Семен, рассчитывая неожиданным вопросом застать конвоира врасплох и получить достоверный ответ.

– Еще вопросы будут?.. Задавай все сразу! – серьезно предложил лейтенант. – На все и отвечу, если ты сам в молчанку играть не станешь… Мы и сейчас, пока идем да едем, могли бы побеседовать. Ты готов?

Семен промолчал, и лейтенант больше не пытался разговорить его. Так они и добрались до милиции. В комнате дежурного лейтенант снова предложил Семену:

– Побеседуем?.. Или подумать хочешь?

– Подумаю, – ответил Семен.

– Здесь посидишь? С дежурным или…

– В ка-пэ-зэ! – потребовал Семен. – Только к алкашам не подсаживайте! Ненавижу!

– Видать, стреляный! – заметил дежурный. – Ну, отправляйся туда. У нас сегодня пусто.

Лейтенант вывел Семена из дежурной комнаты и, открыв соседнюю, обитую железом дверь, включил свет в камере.

– Входи… Пить или есть не хочешь?.. Могу пригласить в столовую. Я что-то проголодался.

Семен отрицательно мотнул головой и сел на широкие деревянные нары, занимавшие почти всю камеру предварительного заключения.

– Зайду через часик, – обещал лейтенант. – Захочешь раньше меня увидеть – стучи!

Семен надеялся, что, оставшись один, разберется в той мешанине обрывочных мыслей, которые сплелись в запутанный клубок. Но и одиночество не помогло. То накатывалась на него, мешая спокойно думать, злобная обида на Иннокентия Гавриловича и Зою. Кто, кроме них, мог вызвать милицию! То опять возникал подавляющий все остальное вопрос: как очутился мотоцикл в ГАИ? Этот вопрос тянул за собой и другие: не попал ли в милицию и Сороконог и не решат ли его дружки, что Семен нарочно подстроил ловушку?

От этой мысли Семена бросило в дрожь. Испуганно смотрел он перед собой на дверь камеры, а видел запертую снаружи дверь родного дома и представлял, как займется она пламенем, подожженная кем-нибудь из «компахи» Сороконога.

– Мамка! – промычал он и бросился к оббитой железом двери.

Но порыв отчаяния прошел и Семен не стал стучать – постоял, прислонившись лбом к холодному металлу, и вернулся на нары. Припоминая каждую мелочь в поведении лейтенанта, Семен нутром почувствовал, что тот ничего определенного не знает. Значит, ни один парень из «компахи» не задержан.

Кто же тогда указал лейтенанту на него, на Семена? Завхоз?.. Нет! Он не из тех, кто сам обращается в милицию!

И снова с брезгливой неприязнью подумал Семен об Иннокентии Гавриловиче и Зое. Директор мог узнать его по голосу, когда они разговаривали по телефону, или придуманный Зоей ящик оказался для Семена капканом. Кто-нибудь подглядел, как он опускал в него расписку…

Много и других неправдоподобных мыслей приходило ему в голову, а главное он так и не решил: как вести себя с лейтенантом, что говорить ему, признаваться ли во всем, включая участие в «делах» Сороконога, или отрицать все? Раньше, в окружении хороших, как ему думалось, людей, он был готов пойти на полное признание. А теперь, после предательства тех, в кого он верил, прежней готовности у него не осталось, да и само училище перестало представляться ему вторым и, может быть, лучшим домом.

Сидел он на нарах, потупив голову, забыв о времени, и о чем бы ни думал, все впереди рисовалось ему мрачным, беспросветным.

Лязг запора застал его врасплох. Он вскочил и уставился на дверь с единственным желанием, чтобы лейтенант оставил его в покое до завтрашнего утра. Но в камеру вошел не лейтенант, а Никита Савельевич, За ним – незнакомый майор, и лишь третьим был лейтенант.

Ничто так не поразило в первый момент Семена, как звездочка Героя Труда на парадном пиджаке мастера. Она поблескивала над двумя рядами орденских планок, и Семен сначала смотрел на нее, а уж потом с робкой надеждой и стыдом взглянул в глаза Никите Савельевичу.

– Набедокурил! – сурово произнес мастер и, угадав ход тайных мыслей Семена, одной фразой разбил все его домыслы: – Спасибо завхозу – помог решить твои загадки!

Он и еще сказал что-то, но у Семена словно уши заложило, когда он услышал это. Смятение охватило его. Остро обожгла вспыхнувшая ненависть к завхозу, но тут же притупилась от чувства громадного облегчения. Ни Зоя, ни Иннокентий Гаврилович не предали его!..

Снова потянуло в училище, и в страхе оглянулся он на нары, на забранное решеткой окно. Неужели придется остаться тут?

Никита Савельевич понял этот затравленный взгляд.

– Собирайся! – сказал он. – Сегодня у тебя в училище много работы. Займешься своим жизнеописанием.

– Но как договорились! – вмешался майор. – На два вопроса он должен ответить здесь, при нас.

– Слушай и отвечай! – приказал мастер Семену. – Будешь запираться – никто из нас помочь тебе не сможет.

– Да не буду я запираться! Не буду! – вскричал Семен. – Спрашивайте скорей!

Майор дотронулся пальцем до его груди.

– Ты увел мотоцикл?

– Я.

– Зачем же ты бросил его на тринадцатом километре?

– Мигалки вашей испугался.

– А куда бы ты поехал, если бы не встретил нашу машину? – спросил лейтенант. – И что бы делал с мотоциклом?

Коротко ответить на это было невозможно, и Никита Савельевич снова выручил Семена.

– Это, кажется, уже не два, а три вопроса! – пошутил он. – Сверх нормы! – И добавил серьезно: – Всю ответственность беру на себя – ни один вопрос не останется без объяснения.

– Ну хорошо! – согласился майор. – Забирайте своего угонщика. Жду завтра от него подробную объяснительную записку.

Выйдя за Никитой Савельевичем на улицу, Семен испытал на себе тот незнакомый ему стыд, от которого хочется провалиться сквозь землю. Он увидел мотоцикл и стоявшую рядом Зою.

– Поезжай! – Никита Савельевич подтолкнул его к мотоциклу. – Изложишь все на бумаге, а утром дашь мне.

– Много писать-то! – жалобно произнес Семен, стараясь не смотреть на Зою.

– Хоть всю ночь не спи, а напиши! – приказал мастер, не представляя, какую длинную историю придется вспомнить Семену.

– Садись! – Зоя указала на заднее сиденье. – Держись покрепче.

Не подымая головы, Семен сел сзади Зои.

– Ты хоть спасибо сказал Никите Савельевичу? – спросила она, когда они отъехали от милиции. – Ирину Георгиевну тоже поблагодари. Это она и Олег тревогу подняли – меня с семинара вызвали и за Никитой Савельевичем домой съездили.

Семен удрученно молчал. За всю дорогу он осмелился лишь на одну короткую фразу. Ветер выбил из-под Зоиной шапочки длинную прядь волос и хлестнул его по лицу. Тогда он и сказал:

– Шлем… привезу завтра.

В эту фразу он вложил многое: и невысказанное извинение, и запоздалую благодарность, и честное раскаяние.

«Наших бьют!»

В общежитии все давно спали, а в комнате номер семь продолжал гореть свет – Семен писал объяснительную записку. Олег, Петька и Борис тоже сидели за столом.

События минувшего дня заставили ребят по-новому осмыслить свои взаимоотношения. Раньше они не задумывались над этим. Жили в одной комнате, ели за одним столом, учились в одной группе – и все. Кто же они? Друзья? Приятели? Или случай свел их вместе и никаких внутренних связей между ними так и не возникло? Но когда растерянный Олег прибежал и сказал, что Семена забрали в милицию, все вдруг почувствовали, что не с ним одним, а со всеми случилась беда.

И сейчас, сидя ночью за столом, они переживали каждую строчку, написанную Семеном. А он, решившись на полную откровенность, издалека начал исповедь. Исписав листок, он передавал его ребятам, и те молча читали невеселый рассказ о том, как он попал в «компаху» Сороконога, снимавшую колеса с машин и уводившую мотоциклы и велосипеды приезжих грибников. Свою роль Семен не старался приуменьшить, но не забыл назвать и каждого из бывших дружков.

– Судить будут, – пробурчал Борис.

– Помолчи! – сердито сказал Петька.

– Будут, – обреченно произнес Семен. – Уж я-то знаю.

– Ты не юрист! – рассудительно заметил Олег. – Твое дело – писать, а там разберутся… Слышал про смягчающую вину обстоятельства?

– Где их взять?

– А это что? – Олег указал на исписанные листы. – Это чистосердечное признание!.. А это? – Он приподнял за уголок уже прочитанное ребятам письмо Сороконога. – Это шантаж и тоже в твою пользу!.. А твой звонок к директору! А расписка!.. Да у тебя их полно!

И Семен с прежней старательностью принялся дописывать свои показания. Он уже подходил к концу, когда ребята, старавшиеся не мешать ему разговорами, опять не удержались.

– Вот кого в тюрьмягу надо! – воскликнул Петька, прочитав про то, как завхоз пытался вовлечь Семена в свои махинации.

– Фрукт, – буркнул Борис, – вонючий.

– Это еще одно смягчающее вину обстоятельство! – сказал Олег. – Понимать надо!.. А про завхоза никому ни слова, чтоб не спугнуть!..

Они легли спать лишь в третьем часу ночи, а в семь утра в комнату тихо вошел Никита Савельевич. Было темно, и он, не заметив стоявшего у окна Семена, шепотом позвал:

– Заботин! Проснись!

– Я не сплю, – тоже шепотом отозвался тот.

– Написал?

– Да.

– Тогда выходи.

В коридоре свет не выключался на ночь, и Никита Савельевич оторопело взглянул на пачку листов, которые протягивал ему Семен, успевший заметить, что мастер был в своем обычном костюме без орденских планок и без звездочки.

– По-деловому надо было! – недовольно произнес Никита Савельевич. – А это же сочинение по литературе… Нужны одни факты!

– Одни факты, – как эхо, повторил Семен. – Никакой литературы.

Никита Савельевич взял листы, не читая, посмотрел, все ли они исписаны, и взвесил на руке.

– Если тут одни факты, то тебе, как в Америке, положено девяносто девять лет тюремного заключения.

Они прошли в комнату отдыха, и здесь мастер начал читать. Переворачивая первые страницы, он всякий раз пристально взглядывал из-под лохматых бровей на Семена, словно не узнавал его. Потом он перестал поглядывать, лишь брови взлохматились еще больше и то взлетали вверх, то надвигались на самые глаза.

– Да-а-а-а! – протяжно выдохнул он, прочитав последнюю страницу.

И долго молчали они, глядя в разные стороны.

– Деньги отдал? – спросил наконец Никита Савельевич.

– Кому?

– Всем, у кого брал.

– Еще не заработал.

Никита Савельевич вынул четыре бумажки по двадцать пять рублей.

– Раздай. Со мной сочтешься позже.

– Пришлю… из колонии, если…

– Панихиду потом служить будешь! – резко оборвал его мастер. – И никого не старайся разжалобить. Что заслужил – получишь!

– Знали б вчера все это, со звездочкой в милицию не пришли бы? – робко спросил Семен. – И в суд со звездочкой не придете?

– Надо будет – приду! – ответил Никита Савельевич. – Но ты не так меня понимаешь. И с тремя звездочками амнистию ни себе, ни другим не выхлопочешь! А вот если чью-то ношу, чей-то груз на себя взвалить захочешь, тут трудовая звездочка помочь может. Потому как показывает, что человеку этому по силам дополнительная нагрузка.

Он сложил листы, выровнял их и встал. Встал и Семен.

– Мне с вами?

– Пока не надо.

– А что же мне?.. Куда теперь?

– На завтрак. Потом на занятия…

Все в училище уже знали, кто пытался увести Зоин мотоцикл. И не избежать бы Семену презрительных взглядов и осуждающих слов, если бы Олег за завтраком не обошел столики ребят из своей группы и, не вдаваясь в подробности, не намекнул, что никакого собственно воровства не было, а если и было что-то похожее, то не винить надо Семена, а жалеть. Ничто так не подкупает ребят, как таинственность. Заручившись обещанием Олега, когда будет возможность, все рассказать о Семене, они взяли его под негласную опеку и оберегали от злого любопытства остальных.

Особой нужды в этом не было, потому что Семена не волновало, что думают и говорят о нем посторонние ребята.

Он раздал все свои долги и на одной из перемен попросил Олега сходить вместе с ним к завхозу.

– Расплатиться и с ним надо.

– Только ты повежливей! – предупредил Олег. – Будто ничего у вас и не было!

Завхоз возликовал, увидев Семена.

– Я же говорил милиционеру – грубейшая и незаконная ошибка! Так оно и вышло!.. Совсем отпустили?

– Долг вот принес, – сказал Семен. – Спасибо, выручили!

– Какой долг? – изумился завхоз.

– Деньги.

Усиленно растирая лысину, завхоз сделал испуганные глаза.

– А ты не свихнулся маленько в милиции?.. От страха и не то бывает!.. Не били там тебя?.. Не скрывай, если шлепнули хоть разок! Это противозаконно! Привлечем виновников к ответственности!

Семен понял, что завхоз перехитрил его и что спорить смешно и бесполезно. Положив деньги на стол, он вышел из комнаты с Олегом.

– Забери! – выскочил за ними завхоз. – Сейчас же забери!

Ребята не оглянулись.

– Отдам твоему мастеру! – крикнул он вдогонку. – Пусть разберется, чьи это деньги!

– Выходит, я соврал про завхоза! – усмехнулся Семен. – Так и другие откажутся… Кто мне поверит?

– Тебе уже поверили! – сказал Олег…

Сразу же после занятий Семена вызвали к директору.

– Садись! – указал на стул Иннокентий Гаврилович. – Садись и подумай, насколько все было бы проще, если бы вместо звонка ты пришел тогда ко мне, сел бы на этот стул и рассказал всю историю… Ну да ладно! Я не для нотации тебя вызвал. Никита Савельевич и Зоя все, что нужно, сказали тебе, наверно.

– Меньше, чем вы, – не то сожалея, не то радуясь, произнес Семен. – Я сам все себе сказал.

– Это самое полезное! – одобрительно заметил Иннокентий Гаврилович. – Убежден, что ты нашел точные выражения… Теперь послушай меня. Звонил Никита Савельевич из милиции… Там уверяют, что у нас такие угрозы – поджечь, отравить, убить ради мести – очень редко выполняются. Кроме того, там обещали, пока разбирается это дело, присмотреть за вашим домом. Поэтому за маму свою не беспокойся.

И тут произошло то, чего ни сам Семен, ни Иннокентий Гаврилович совсем не ожидали. Как от нестерпимо яркого света, Семен захлопнул глаза и даже зажал их ладонями, но слезы прорвались сквозь веки, потекли по щекам, по пальцам, закапали с подбородка. Глотая рвущиеся из груди рыдания, Семен то ли всхлипнул глухо, то ли икнул несколько раз, но быстро овладел собой и согнутой в локте рукой крепко провел по лицу, вытирая непрошеные слезы.

– От радости… Больше не буду… – злясь на свою слабость, смущенно проговорил он и до боли прикусил губу.

– А я рад, что ты всплакнул! – тихо сказал Иннокентий Гаврилович. – Кто умеет любить свою мать, тот достоин всякого уважения… Иди сейчас помойся и поезжай в милицию. Там тебя встретит Никита Савельевич… У них есть дополнительные вопросы… Провожатого дать?

– Не надо, – ответил Семен, вставая, – если верите…

Минут через десять ребята проводили его до выхода из училища и, остановившись под козырьком у дверей, грустно смотрели, как шел он к трамвайной остановке, сутулясь и расслабленно помахивая длинными руками.

– Отпустят ли сегодня? – с сомнением произнес Петька.

– Он во всем признался! – сказал Олег. – И Никита Савельевич там. С ним отпустят!

Борис промолчал.

Семена заслонил подошедший трамвай, а когда он отошел от остановки, ребята увидели Семена на прежнем месте. Он не уехал и был уже не один, а с каким-то парнем. От газетного киоска шел к остановке еще один парень.

– Смотрите-ка, – буркнул Борис и двинулся туда же.

Олег и Петька переглянулись, но остались под козырьком.

– Вдруг те? – вслух подумал Петька.

– Не может быть! – возразил Олег. – Днем… при народе…

Очередной трамвай опять заслонил Семена. Борис был еще по эту сторону линии, а на другой стороне происходил последний разговор Семена с бывшими дружками.

Он не испугался, увидев самого свирепого парня по прозвищу Башка. Семен теперь был спокоен за мать и презрительно сквозь зубы плюнул ему под ноги. Парень осклабился в неприятной усмешке и спросил:

– Очень торопишься?

– Очень.

– Я тоже… Давай разберемся по-быстрому!.. Сороконог знать хочет, кто заказал ту музыку на шоссе?.. Соврешь – секир башка!

Он, как ножом, чирканул ребром ладони по шее Семена и удивился, увидев на его лице не страх, а злую раскрепощенную улыбку.

– Зачесались, гады! Закопошились, заползали! – хохотнул Семен, заметив второго парня и еще несколько знакомых фигур, выглядывавших из-за киоска. – Не было на шоссе никакой музыки!.. Там дурак был, а музыки не было!.. Но она будет! Громкая! Все услышите!.. Еду ее заказывать!

– Себе похоронную? – спросил Башка и с силой устремил ребро ладони к горлу Семена, но наткнулся на подставленную им руку.

Не попал нацеленный в челюсть Семена и кулак второго подоспевшего парня. Они втроем сцепились и затоптались на остановке, а от киоска молча, по-волчьи надвигались и остальные из «компахи» Сороконога.

Когда трамвай освободил дорогу Борису, вокруг Семена сгрудилось уже пять или шесть человек.

– Брысь! – густо и гулко рыкнул Борис и в три прыжка перемахнул через линию.

Драться он не умел, но сила у него была немалая, и два парня сразу же почувствовали ее на себе. Схватив за шиворот, Борис рванул их на себя и повалил на землю.

Олег подтолкнул Петьку к дверям училища:

– Зови наших! – А сам бросился к остановке.

Он не собирался участвовать в драке. Бежал и думал, что бы такое сказать – убедительное, действующее на всех мгновенно, но не успел ни придумать, ни сказать. Подбежав и сразу же получив сильный удар по носу, он слепо ткнул кого-то кулаком и оказался в самом центре разгоравшейся драки.

Несмотря на ловкость Семена, силу Бориса и порывистую самоотверженность Олега, не миновать бы им троим больницы, но Петька действовал быстро и решительно.